Введение
История народа, творимая многогранной деятельностью каждого отдельного человека и совокупными усилиями всех живущих в соответствующей эпохе людей, поучительна, а потому и полезна лишь при условии, если следующие друг за другом поколения бережно хранят и разумно приумножают необходимые для демократических преобразований достижения своих предшественников.
История не терпит забвения и жестоко мстит человечеству за его историческое невежество. Отречение от собственной истории, на каком бы уровне оно ни осуществлялось, подобно роковым шагам слепого у края гибельной пропасти.
Самым мощным и жизнеутверждающим источником настоящих и будущих успехов являются достижения прошлого, ибо они выполняют функции той исторической «планки», движение на уровне которой есть топтание на месте, а движение ниже нее есть движение назад.
К сожалению, российскому народу не раз пришлось (чаще всего не по своей вине) испить горькую чашу социальных трагедий и не единожды вкусить не менее горькие плоды безразличия и бездушия к собственной истории. Разделила эту печальную участь и наука отечественного уголовного права. Одна из самых передовых и сильнейших научно-правовых школ в мире, отечественная уголовно-правовая школа выстрелом «Авроры» не только была обречена на забвение, но и подвергнута длительному идеологическому давлению.
Многие светила отечественной науки уголовного права вынуждены были растрачивать свой неоценимый ум и профессиональный талант на обоснование правильности выбранного очередным партийным съездом курса, который в очередной раз решил «усилить борьбу с преступностью». В нашем обществе еще не выработано бережное отношение к собственной истории, в том числе и уголовно-правовой, ибо, сохранив все полезное, чего достигла ранее отечественная наука уголовного права, и используя лучшие достижения в этой области других государств, сегодня мы бы имели одну из совершеннейших в мире уголовно-правовых школ, одно из самых эффективных законодательств.
Было бы неверным утверждать, что с установлением советской власти в стране наука уголовного права слабо развивалась. Развивалась, и достаточно плодотворно, подвижническим трудом отечественных ученых-криминалистов, которые отстаивали свои порой неординарные уголовно-правовые идеи, рискуя оказаться в официальной и потому безжалостной опале. Благодаря им российская наука уголовного права сегодня снова претендует на роль ведущей в мировой иерархии уголовно-правовых школ.
Известно, что свобода творчества ученых-юристов, помноженная на высокопрофессиональную практику применения уголовного законодательства, есть тот краеугольный камень, который является прочной основой создания правового общества. В противном случае вынужденный «брачный союз» уголовно-правовой теории с уголовным законом, благословленный безжалостной и лицемерной рукой тоталитарной «свахи», способен породить своеобразных «сиамских правоблизнецов»: правовой нигилизм «низов» и правовую вакханалию «верхов», в своем единстве, как правило, приводящих к бесправию и беззащитности граждан.
К счастью, рассчитанный на долгую перспективу эксперимент по созданию «коммунистического рая» в отдельно взятой стране был прерван и появилась возможность, обратившись к прошлому, осмыслить настоящее и предугадать будущее. Применительно к науке уголовного права желательным было бы на сегодня в полном объеме освоить уголовно-правовой и законодательный потенциал, созданный нашими предшественниками, русскими правоведами, чьи научные изыскания и сегодня составляют гордость нации.
Бессмертен тезис о том, что все достижения цивилизации стоят на плечах предшественников. Их творческая пытливость, профессиональная мудрость и гражданская зрелость позволили им выдвинуть отечественную теорию уголовного права на передовые позиции мировой правовой науки. Их научные труды позволяют сегодня размышлять о проблемах содержания, функций и месте уголовного права в системе иных социально-правовых регуляторов человеческого поведения и отношений между отдельными людьми либо любой их общности и государством.
Уверенность вселяет то обстоятельство, что в настоящее время не без труда, но создаются необходимые фактические предпосылки органичного и потому плодотворного сотрудничества теории уголовного права, правотворческой деятельности и правоприменительной практики. Благотворный прорыв в любой из указанных сфер возможен лишь при одном условии — если дух творчества возобладает над рутиной догматов и консерватизма.
В 1857 г. поэт и дипломат Федор Тютчев написал камер-фрейлине графине Антонине Блудовой пророческие слова: «Великие кризисы, великие кары наступают обычно не тогда, когда беззаконие доведено до предела, когда оно царствует и управляет во всеоружии силы и бесстыдства. Нет, взрыв разражается по большей части при первой робкой попытке возврата к добру, при первом искреннем, быть может, но неуверенном и несмелом поползновении к необходимому исправлению. Тогда-то Людовики шестнадцатые и расплачиваются за Людовиков пятнадцатых и Людовиков четырнадцатых». К сожалению, нас уже безнадежно приучили к тому, что последующие поколения неимоверно высокой ценой расплачиваются за политическую близорукость своих предшественников.
Историческая действительность на протяжении многих столетий создавала уголовно-правовой механизм, основанный на учете не только вековых (исторических, национальных, этнических, территориальных, культурных и т.д.) традиций, но и профессиональных стилевых оттенков работы над проблемами криминального характера. Из отдельных фрагментов обычного (неписаного) права и права писаного мучительно, но неуклонно формировалась устойчивая правовая отрасль, включающая разнородные (что было специфично для более ранних эпох) по смыслу и вместе с тем однозначные по своим функциональным целям предписания.
Как известно, первоначально уголовно-правовые нормы не выделялись из общей массы правовых дефиниций. Древние источники права в своем большинстве содержали определенный набор статей, совокупность которых способствовала определенной и необходимо достаточной урегулированности отношений между людьми в определенный исторический период.
Однако со временем все расширяющаяся и возрастающая в своей динамике криминальная сфера общественной жизни поставила на повестку дня необходимость создания специфической отрасли, которая могла бы лишь ей присущими способами (приемами) «усмирять», «гасить», «сглаживать» преднамеренно или спонтанно возникающие конфликты именно преступного характера. В силу этих и других обстоятельств постепенно возникла система норм, в совокупности обозначившая содержательные и функциональные особенности уголовно-правового регулятора.
Эту систему норм нельзя недооценивать, ибо она выступает объективной предпосылкой возникновения такой отрасли, как уголовное право. И потому не появиться и не сформироваться она не могла. Потребность общества в уголовно-правовом регуляторе имеет прямую зависимость от наличия преступлений, которые появились задолго до того, как четко обозначилась ответная на них реакция, и будут совершаться, пока существует человечество.
Однако если появление уголовного права было объективно неизбежно, то его формирование несло в себе скорее субъективное стремление официального «мстителя» (в широком смысле этого слова) противопоставить преступным проявлениям целую систему защитных мер уголовно-правового характера. Но по мере того как совершенствовалось общество в своем миропонимании, расширялись горизонты его правосознания, указанная система мер наполнялась не только элементами мщения преступнику (а нередко не ему одному), но и гуманистическими положениями.
И там, где это сочетание стало нормой, законодатель начал серьезно рассуждать над созданием такой совокупности уголовно-правовых мер, которая, по словам Ж. Марата, способна не нарушать ни справедливости, ни свободы и согласовать мягкость наказаний с их действительностью, а гуманизм — с безопасностью общества. Однако для законодателей многих стран (Россия не исключение) и сегодня это положение остается несбыточной мечтой.
Не отрицая иных подходов в определении периодизации развития уголовного права, заметим, что эволюция уголовного права в России — неотъемлемой части достижений мировой цивилизации — прошла через три основных качественных системообразующих этапа.
Суть первого этапа заключается в том, что на начальных стадиях развития российской государственности (Древняя Русь) уголовно-правовые формы борьбы с преступными проявлениями были как бы растворены в многообразных по технике исполнения мерах «мстителя», каждый раз реагировавшего на обиду (преступление) тем арсеналом средств, который был всегда «под рукой».
Уголовное право (если к тому времени его можно было так называть) творил индивидуальный или коллективный, но в любом случае частный «мститель» (правоприменитель). И это право существовало в форме традиций и обычаев, которые в силу естественной к ним привычки каждого человека, жившего в социально-бытовых условиях Древней Руси, на первых порах не нуждались в каком-либо письменном оформлении. Уголовное право того периода в своих аморфных, зачаточных проявлениях было правом факта и конкретного «мстителя».
На втором этапе уголовное право находило свое воплощение в двух основных параллельно существующих формах: в прежних — неписаных (обычное уголовное право) и в писаных нормах. В ряде случаев эти системы «работали» локально, каждая только со «своим» типом преступника или со «своим» видом преступления, нередко (а в более поздние периоды — все чаще) они объединяли свои интересы, тем самым значительно усиливая устрашающие атрибуты наказания, действуя по принципу: каждому преступнику учинить такое наказание, чтобы другим было неповадно совершать преступления.
На этом этапе эволюции уголовного права существовало самое «кровавое» раннефеодальное уголовное законодательство. Уголовное право второго этапа было одновременно правом и частного «мстителя», и государства на физическое уничтожение отдельных людей и на бессмысленное и беспредельное устрашение народных масс.
Третий этап, который продолжается и в настоящее время, — этап исключительно писаного уголовного права, закрепленного в подавляющем большинстве случаев в кодифицированном законодательстве. Уголовное право третьего этапа — это право всех на охрану социально значимых благ от преступных посягательств и исключительное право государства на наказание виновных, посягающих на эти блага.