Социальная природа уголовной ответственности
Сущность любой ответственности, в том числе и уголовной, обусловливается взаимодействием трех основных слагаемых человеческого бытия: личности, общества и государства. В своем повседневном поведении каждый (любой) конкретный человек испытывает на себе как минимум тройную социально-нравственную коррекцию: собственную сознательно-волевую регуляцию, общественное воздействие и влияние государственных установлений. Естественно, что сила и частота указанной коррекции зависит от многих факторов, однако существенными, основополагающими, решающими все-таки выступают личность, общество и государство.
Может показаться на первый взгляд, что отмеченная триада не универсальна, а потому и не необходима для каждого из нас. Думается, что бегство от себе подобных, от общества невозможно. «Робинзонады» немыслимы.
Правда, иногда после сильнейших нравственных потрясений человек прибегает к уединению как к спасательному кругу, но и тогда он тысячами нитей связан с обществом. В этом плане обитание человека в той или иной общественной среде — это не результат произвольного его выбора, а следствие необходимых законов исторического существования человеческого общежития. Если хотите — это своего рода исторический рок каждого отдельного человека и любой его общности.
Человек, будучи неотрывной частицей общества, развивается вместе с ним. Без развития человека нет общества. Развитие человека есть принцип развития общества, а развитие общества лежит в основе всех исторических процессов. История, если дать ей самое простое определение, есть процесс общественных изменений.
По Аристотелю, человек, не нуждающийся в обществе людей, не человек, он или животное, или бог. Как ни парадоксально, но самостоятельность человек приобретает лишь в обществе; и чем большую самостоятельность общество предоставляет отдельному (каждому) человеку, тем выше степень его свободы. Значит, человек вне общества одновременно и вне свободы.
Не потому ли в самые древние периоды истории человеческой цивилизации изгнание из племени рассматривалось как самое тяжкое наказание, ибо оно означало неминуемую смерть изгнанника. Только дикарь еще может существовать среди лесов, но для человека образованного общество составляет необходимую потребность и удаление от общества для человека развитого, по утверждению К. Д. Ушинского, то же, что и смерть.
Человек, подобно распятому Иисусу Христу, одним гвоздем прикован к обществу, тогда как другим — к государству, от которого ему, как и от общества, не уйти в библейскую пустынь.
Государство воздействует на человека двояким способом: опосредованно — через общество (сограждан) и непосредственно — как на гражданина. Если представить себе, что человеческая ипостась заключена в трех долях, то он должен давать одну обществу, другую — государству и только одну оставлять себе. Стопроцентное «растворение» личности в обществе, как и полное подчинение ее государству, недопустимо, ибо в противном случае человек лишается своей сознательно-правовой индивидуальности.
Известно, что в условиях тирании и деспотизма элемент государственный полностью поглощает частный и потому человек приравнивается к вещи, животному, рабу. Примеров тому история, к сожалению, преподнесла нам немало. И наоборот, в демократическом государстве человек является личностью отдельной, свободной и вместе с тем неразрывно связан с общей государственной жизнью.
Можно заключить, что от животного человека отличает разум, а от раба — свобода. В своем естественном, нормальном развитии человек должен быть свободен в полном объеме. Если же сограждане либо государство ограничивают свободу человека, то это не что иное, как наказание, однако наказание, назначаемое ему без суда, равно беззаконию и произволу. А если это наказание еще и при отсутствии преступления, то это беспредел, сам по себе ставший преступлением. Таким образом, основой всей человеческой деятельности выступает его свободная воля, и только при ее наличии можно требовать от человека отчета в его поступках и деяниях.
По Гегелю, право есть сама воля, так как почвой права является вообще духовное, и его ближайшим местом, исходным пунктом является воля, которая свободна, ибо свобода составляет ее субстанцию и определение, и система права есть царство реализованной свободы, мир духа, порожденный им самим, как некая вторая природа. Воля и свобода взаимодополняют друг друга. Воля без свободы представляет собой пустое слово, и точно так же и свобода действительна лишь как воля, как субъект.
Вместе с тем свобода противна произволу, ибо в произволе и заключена несвобода человека. Когда мы слышим, что свобода состоит вообще в возможности делать все, чего хотят, то мы можем признать такое представление полным отсутствием культуры мысли, замечал Гегель. Одним словом, гибельным для человека является и безграничное своеволие, и безграничное рабство. Таким образом, свободная воля есть тот самый механизм, сила которого заставляет человека принимать соответствующее решение ответить на тот или иной высший информационный раздражитель, в том числе и правового (уголовно-правового) характера.
Сила воли способна оказать как положительное, так и отрицательное влияние на выбор решения поступать определенным образом в конкретно сложившейся для человека социально-правовой действительности. Это зависит от многих обстоятельств, как субъективных, к возникновению которых причастен сам человек, так и объективных, существование которых не зависит от его сознания и воли. Феномен ответственности, таким образом, зарождается в точке пересечения личных потребностей и интересов человека, порабощающих его волю, общественного мнения, осуждающего или одобряющего соответствующий поступок индивида, и велений государственной власти, вечно мечтающей об услужливом поведении своих поданных.
Указанные факторы неоднородны по своему содержанию и неоднозначны по своим функциям, в силу чего между ними идет постоянная (вполне естественная) социально-нравственная и общественно-политическая притирка (если не сказать борьба). «Примирить» их на определенное время или надолго (если не навсегда) может лишь единство целей, взаимный интерес, объединяющий их в гармоничное сотрудничество.
При таком состоянии существование указанных факторов реализуется в форме взаимодействия противоположностей единства. Когда же единство целей нарушается (расходится), они воздействуют друг на друга как единство и борьба противоположностей.
И наконец, когда их цели диаметрально противоположны (синдром «лебедя, рака и щуки»), они находятся в состоянии постоянной и непримиримой борьбы.
Конечно, человек может совершить проступок и даже преступление в любой из описанных ситуаций. Однако степень вероятности криминального поведения человека в двух последних ситуациях многократно повышается. Наша социально-правовая действительность этому яркое подтверждение. Можно заключить, что поведение человека, с точки зрения его нравственной оценки, варьируется в диапазоне от ответственного (позитивная ответственность) до преступного (уголовная, негативно-ретроспективная ответственность). Точка пересечения (взаимодействия) трех указанных факторов и должна быть точкой пересечения всех социально-нравственных, в том числе и уголовно-правовых, регуляторов.
Конечно, для официальной власти желательно, чтобы все ее правовые веления были бы теми желательными постулатами, которые жаждали исполнять (соблюдать) граждане. Но всеобщее поголовное и безропотное равенство сограждан, по ироническому замечанию Г. Флобера, есть «равенство скотов».
Естественно, что человек является общественным существом там, где ему суждено родиться, и потому он должен подчиняться обычаям, порядкам и законам своих предков. Но как быть человеку, если обычаи уничтожаются, порядки насаждаются и законы навязываются? Человек, подчиняющийся такому натиску насилия извне, теряет свойства личности, а привыкший к такому состоянию превращается в раба, в животное.
С точки зрения ответственности, всегда более важен ответ на вопрос, что происходит после того, как человек совершил неблаговидный поступок, нежели, почему он это сделал. Первое требует наличия ответственности, второе — ее меры. Силы, стимулирующие человека к этому поступку, угасают после его совершения. Остается деяние, оно отдаляется от его творца и предстает перед ним как факт, уже существующий для других и официального судьи.
А поскольку совершаемое деяние касается их, затрагивает их интересы, связанные с их жизнью, постольку деяние превращается в социальный (общественно значимый) феномен, требующий отрицательной этической и нравственной оценки.
Отрицательная оценка содеянного человеком зла не исключает его понимания другими, прощения ими и даже поощрения с их стороны. Способность людей прощать, прозванная Гегелем чудом, дает возможность освобождения от того, что Ф. Энгельс называл зоологическим индивидуализмом. Человек вынужден сформулировать столь мучительный для него вопрос: простят ли нас те, кто совершает против нас преступления, за то, что мы простили их? Ведь это лишь усиливает их вину, ибо доказывает, что они совершили свои проступки против таких людей, которые того не заслужили.
В рассказе М. Горького «Старуха Изергиль» повествуется, в частности, о том, как люди древнего, сильного и миролюбивого племени собрались для того, чтобы придумать казнь Ларре, дерзко убившему на их глазах красавицу-дочь одного из старшин лишь за то, что она оттолкнула его от себя более из-за страха перед отцом, нежели из-за пренебрежения Ларрой.
Ни одна из предлагаемых казней не была принята: хотели сразу же его убить, но это показалось им слишком просто и потому не могло удовлетворить их; думали пустить в него всем по стреле, но отвергли и это; предлагали сжечь его, но дым костра не позволил бы им видеть его мучений; предлагали много — и не находили ничего настолько хорошего, чтобы понравилось всем.
Люди долго говорили с ним, но Ларра был слишком горд, считая себя первым на Земле, кроме себя он никого не считал человеком. Людей вдруг поразил страх от сознания того, на какое одиночество он обрекал себя. У него не было ни племени, ни матери, ни скота, ни жены, и он не хотел ничего этого. Когда люди осознали это, они снова принялись судить о том, как наказать его.
И тут один из мудрецов, раньше не мешавший им судить, сказал: «Стойте! Наказание есть. Это страшное наказание; вы не выдумаете такого в тысячу лет! Наказание ему — в нем самом! Пустите его, пусть он будет свободен. Вот ему наказание!» Теперь Ларра понял, что его спасение в смерти, но что бы он ни предпринимал для сведения счетов с собственной жизнью, смерть уходила от него. Ему не было жизни, и смерть не улыбалась ему. И не было ему места среди людей. За свою циничную гордость Ларра был обречен на вечное одиночество и скитание.
Можно заметить, что крайности зла (равно как и добра) тем сильнее, тем демонстративнее себя проявляют, чем более слаба у человека культура волевой саморегуляции. В равной степени зло, творимое государством и обществом по отношению к своим согражданам и соотечественникам, тем больнее, чем ниже уровень их нравственно-правовой культуры.
Человек — существо не просто сориентированное на коллективную деятельность, он неразрывно связан с другими людьми. Он для них в такой же степени органически необходим, в какой они необходимы ему. В связи с этим высшей среди обязанностей, по И. Канту, является глубокое уважение права других людей. Во всем мире нет ничего более святого, по его мнению, чем право других людей.
Оно неприкосновенно и ненарушимо. Значит, поистине свободен лишь тот, кто, осуществляя свою свободу, не награждает несвободой других. В данном случае уместен категорический императив И. Канта, заключающийся в том, что мы должны поступать так, как требуем от других, чтобы они поступали по отношению к нам.
Мы должны уважать человека, права которого нарушены, требовать даже при помощи насилия удовлетворять оскорбленное право. Однако если наша жажда права идет дальше, чем необходимо, чтобы защитить потерпевшего от преступления, то это уже незаслуженная месть тому, кто это преступление совершил.