Понятие объекта преступления
В отечественной литературе осмысление понятия объекта преступления берет свое начало с первой половины XIX в., что, конечно, не означает, что в предшествующие времена на этот счет не существовало никаких представлений вообще.
Еще Н. Неклюдов, раскрывая основные этапы развития русского уголовного законодательства, отмечал, что во времена патриархального права и Русской Правды преступления воспринимались главным образом как посягательства на частных лиц, их честь и достоинство; в период действия Судебников конца XV — середины XVI в. акцент был смещен на причинение вреда интересам земства; при разработке Соборного Уложения 1649 г. наибольшее внимание уделялось охране интересов церкви и государя; в эпоху царствования Петра I основанием наказуемости считалось не столько причинение вреда кому-либо, сколько сам факт ослушания, неисполнения воли самодержца;
в подготовленном в 1767 г. императрицей Екатериной II Наказе для комиссии по составлению нового Уложения самостоятельное, причем весьма существенное, значение стало придаваться защите общественных благ (общественному спокойствию, безопасности и т.д.).
Полагая, что уголовное законодательство XIX в. сместило центр тяжести в оценке направленности преступных деяний на нарушение ими публичных и частных прав, Н. Неклюдов пришел к выводу, что объектом преступления прежде всего является: «1) общее право, ибо право нарушается преступлением как таковое; им нарушается всеобщая воля, высказанная в законе, и посредственно наносится вред даже самому государству. Но объектом преступления служит также 2) и частное право, так как право нарушается непосредственно и количественно и качественно только до известной степени, в известных пределах; все право, все общество, все государство только посредственно затронуты преступлением».
Во второй половине XIX в. появилось немало отечественных и переведенных работ, в которых такое понимание объекта преступления стало подвергаться критике. Возникшая дискуссия по поводу того, способно ли преступление нарушить право или его нормы, привлекла внимание к последствиям совершаемого деяния, вследствие чего в одних работах констатировалась необходимость вычленения не только юридического (право в объективном или субъективном смысле), но и фактического объекта посягательства (интересы, отношения между людьми, состояние и т.д.), в других — утверждалось о недопустимости противопоставления нормы и того, что она охраняет, и предлагалось рассматривать объектом всякое благо, предусмотренное уголовным законом в качестве объекта охраны (правовое благо).
Различая при этом блага, являющиеся целью посягательства, и блага, служащие средством приобретения другого блага, иногда выделялись основные и вспомогательные (дополнительные) объекты преступления. Кроме того, оживленную дискуссию вызвал в те времена вопрос о разграничении объекта уголовно-правовой охраны (защиты) и объекта преступного действия как такового.
Первый объект (в нынешней терминологии — объект преступления) характеризовался учеными по-разному: то, на что посягает виновный; конкретное воплощение правового блага; фактическое отношение, которое намеревалось изменить своими действиями виновное лицо; охраняемое правом состояние (правопорядок) и т.д.
Не было однозначным мнение и о существе второго объекта (ныне им обозначают предмет преступления), но чаще всего он трактовался как то, воздействуя на что преступник причиняет вред охраняемому объекту и что нужно отличать от средств совершения преступления (А. Н. Круглевский). Выражаясь несколько иначе, можно сказать, что в начале XX в. в нашей литературе стала намечаться тенденция трактовать объект преступления в качестве некоторой общественно значимой ценности, а предмет преступления — как нечто, имеющее физическую природу.
Отвергая всякий иной взгляд, советская уголовно-правовая доктрина установила, что объектом преступления являются общественные отношения. Высказанное впервые А. А. Пионтковским в середине 1920-х гг., это мнение затем было единодушно воспринято советской юридической наукой. Ссылаясь на законодательство и необходимость классового подхода, многие авторы подчеркивали принципиальную значимость такого рода представлений об объекте преступления, их важность для правильного уяснения социальной сущности и общественной опасности любого преступного посягательства.
В связи с необходимостью признания объектом преступления именно общественных отношений, а не чего-либо иного, в литературе со временем стали высказываться разные взгляды на понятие самих общественных отношений: в одних работах с ними увязывалось то, что раскрывает положение человека в обществе; в других — фактическое поведение людей; в третьих — их интересы и т.д.
Какая бы позиция, однако, ни отстаивалась теми или иными авторами, она в любом случае была большей частью декларативной, ибо редко находила свое подтверждение при анализе отдельных составов преступлений — часто оказывалось, что их объектом выступают: «общественный и государственный строй», «внешняя безопасность», «личность», «жизнь и здоровье человека», «права и свободы гражданина», «половая свобода (или неприкосновенность) женщины», «деятельность государственного аппарата», «интересы правосудия» и др., т.е. то, что само по себе нельзя назвать общественным отношением.
Желая быть последовательными в своих суждениях, следуя правилу «верное в общем должно быть верно и в частности», некоторые авторы пошли по пути конструирования понятий объектов конкретных преступлений и групп преступлений, по типу: «отношения в области развития народного хозяйства», «отношения, составляющие содержание управления», «общественные отношения по отправлению правосудия».
В последние годы, уже после вступления в силу УК РФ 1996 г., также говорилось об общественных отношениях, выступающих объектом посягательства и складывающихся в какой-то области (в сфере государственного регулирования налогообложения, в сфере предпринимательского рынка и т.п.), что-то регулирующих (рынок ценных бумаг, участие в предпринимательской деятельности, внешнеэкономическую деятельность и др.) либо что-то обеспечивающих (например, нормальное функционирование личности, половую неприкосновенность, общественную безопасность, основы конституционного строя).
Имея «налет» искусственности, схоластичности, неконкретности, подобного рода представления порождали массу вопросов, и в первую очередь главный вопрос: почему именно общественные отношения нужно считать объектом преступления?