Уголовное право. Курс лекций

Понятие уголовного права, его предмет, метод и система

Вначале несколько слов о названии «уголовное право». На языке некоторых европейских народов оно нередко имеет двойное название, в зависимости от того, какая идея лежит в основе уголовного права. Если в основе заложена идея преступления, то его называют criminal law (англ.), droit criminel (фр.), criminalrecht (нем.) — от лат. crimen (преступление), т.е. право о преступлении. Если же на первое место выдвигается идея наказания за преступление, то его называют иначе — penal law (code), droit penal, strafrecht — от лат. poena (наказание), т.е. право о наказании.

В русском языке такой двойственности в названии нет. И в этом смысле понятие уголовного права как бы объединяет обе идеи (и преступления, и наказания), не отдавая предпочтения ни одной из них. В то же время точное происхождение названия «уголовное право» в русском языке до сих пор не выяснено. Обычно считается, что уголовными стали называться такие законы, в которых речь шла об ответственности «головой», т.е. жизнью. Учитывая же, что в ранних правовых памятниках Древней Руси ответственность «головой» вообще связывалась с ответственностью субъекта за те или иные поступки и что истоки такой ответственности можно отыскать в кровной мести, подобное объяснение следует считать вполне правдоподобным. Так или иначе понятие уголовного права всегда связывалось с правом (законом), определяющим наказание за преступное поведение.

Известно, что система права любого современного государства состоит из ряда отраслей: конституционное право, административное, гражданское и т.д. В этом ряду находится и уголовное право. Будучи составной частью системы права, уголовное право является одной из его отраслей, которой присущи все признаки, свойственные праву в целом (нормативность, обязательность для исполнения и т.д.), а также специфические отраслевые признаки. От других отраслей оно отличается в первую очередь предметом, т.е. кругом регулируемых общественных отношений. Правда, в общей теории права получила распространение точка зрения, в соответствии с которой уголовное право лишено самостоятельного предмета регулирования: общественные отношения регулируют другие отрасли права (государственное, административное, гражданское и т.д.), уголовное же право лишь охраняет эти отношения, являясь своеобразным средством их обеспечения¹См.: Лейст О.Э. Санкции в советском праве. М., 1962. С. 105-106; Теория государства и права / отв. ред. А И. Королев. Л.С. Явич. Л..,1987. С. 407.. Такие взгляды высказаны и в уголовно-правовой литературе. Так, А.А. Пионтковский считал, что «уголовные законы с их карательными санкциями за правонарушения придают особую силу уже существующим нормам других отраслей права (и соответствующим им правоотношениям), нарушение которых признается преступлением² Курс советского уголовного право: в 6 т. / под ред. А.А. Пионтковского, П.С. Ромашкина, В.М. Чхиквадзе. М., 1970. Т. 1. С. 12.. В.Г. Смирнов также считает, что нормы уголовного законодательства не регулируют отношений, но охраняют общественный порядок³ См.: Смирнов В.Г. Правоотношение в уголовном праве // Правоведение. 1961. № 3. С. 89..

Отрицание самостоятельного предмета регулирования уголовного права не так уж и оригинально. Еще во второй половине XIX в. немецкий криминалист К. Биндинг считал, что уголовная противоправность выражается в санкции уголовного закона за нарушение нормы права, содержащейся в других отраслях права⁴ Взгляды К. Биндинга приводятся по изданию: Таганцев Н.С. Лекции по русскому уголовному праву: Вып. 1. СПб.. 1887. С. 108. Следует отметить, что основные положения этой теории были высказаны еще М. М. Сперанским. Он же практически реализовал эти идеи при работе нал Сводом законов 1832 г., составление которого было закончено уже после его смерти (см.: Краткое обозрение хода работ и предположений по составлению Нового кодекса законов о наказании. СПб., 1846. С. 69).. Однако такое понимание уголовно-правовой нормы вызывало обоснованную критику еще у выдающихся представителей «классической» школы. Н.С. Таганцев показал несостоятельность теории Биндинга, ссылаясь на принятие государством новых уголовных кодексов, в которых всегда будут нормы, не нашедшие своего выражения в других отраслях права и обладающие самостоятельной юридической природой⁵ См.: Таганцев Н.С. Лекции по русскому уголовному праву: Вып. 1. С. 108-109.. Аналогичный довод приводил и Н. Д. Дурманов, указавший на существование ряда уголовно-правовых запретов, являющихся чисто уголовно-правовыми и не дублирующими запреты других отраслей права (например, запрет многих посягательств против личности, не предусмотренных ни в одной отрасли права, кроме уголовного)⁶ См.: Дурманов Н.Д. Советский уголовный закон. М., 1967. С. 96..

Поскольку право диктует исходящие от государства общеобязательные правила, оно есть регулятор поведения людей в обществе. В этом смысле не является исключением и право уголовное. Поэтому неверно представлять дело таким образом, что нормы уголовного права лишь охраняют общественные отношения, регулируемые нормами иных отраслей права. В действительности нормы каждой отрасли права обычно сами охраняют собственные предписания. Уголовно-правовая санкция в принципе не может применяться за нарушение, например, административно-правового запрета, касающегося специфических общественных отношений. Такое правоприменение означало бы грубейшее нарушение законности.

Сведение функций уголовного права лишь к охранительной нередко приводит к расширению сферы охраняемых им общественных отношений. В юридической литературе встречаются утверждения, что «нормы уголовного права являются средством охраны всех общественных отношений, регулируемых другими отраслями права. Здесь налицо явное преувеличение охранительной роли уголовного права. Уголовно-правовые санкции призваны защищать наиболее важные права, свободы и интересы личности, общества и государства. Применение уголовно-правового «оружия» требует соответствующих «мишеней». Чрезмерное расширение сферы уголовного права может привести лишь к отрицательным последствиям как для общества, так и для личности.

При решении вопроса о наличии самостоятельного предмета регулирования и, следовательно, о самостоятельной юридической природе уголовного права следует учитывать и то, что еще в теории советского права наметился новый подход к соотношению регулятивных и охранительных моментов любых отраслей права. Так, в Курсе общей теории государства и права говорится: «Конечно, в системе права все нормы связаны между собой и взаимно обусловливают друг друга, но выделять из них только правоохранительные нормы не представляется возможным. Одна и та же норма может быть регулятивной в одном отношении и правоохранительной в другом (например, нормы уголовного и процессуального права). Иными словами, каждая норма имеет как регулятивный характер (поскольку она предназначена регулировать поведение), так и правоохранительный (поскольку она, будучи оснащенной государственной санкцией, охраняет возможность и необходимость определенного поведения)»⁷Марксистско-ленинская общая теория государства и права. Социалистическое право / под ред. Е.А. Лукашевой. М., 1973. С. 261-262. При этом уместно вспомнить сделанное еще в прошлом веке замечание Н. Коркунова о том, что «деление норм на запрещающие и предписывающие не имеет абсолютного характера» (Коркунов Н. Общее учение о праве. СПб., 1885. С. 114).. Уголовное право регулирует общественные отношения, направленные на охрану личности, ее прав и свобод, общества и государства от преступных посягательств. Как всякое право, оно может выполнить свою задачу только путем регулирования соответствующих отношений. В уголовном праве регулятивная функция есть проявление его охранительной функции, есть форма и способ осуществления последней.

Вывод о самостоятельной природе уголовного права, выражающейся в существовании особого предмета уголовно-правового регулирования, вовсе не означает, как это иногда утверждается, что уголовно-правовая норма не воспроизводит каких-либо норм других отраслей права и что уголовная противоправность определяется уголовным законом независимо от других отраслей права. Данная точка зрения не учитывает системности норм права в целом. Поскольку самостоятельность норм любой отрасли права относительна, «в праве не может быть абсолютно изолированных друг от друга отраслей». Это положение особенно ярко подтверждается на примере взаимосвязи именно уголовно-правовых норм с нормами других отраслей права. Многие уголовно-правовые нормы включают нормы самых различных отраслей. Более того, анализ действующего уголовного законодательства позволяет утверждать, что вообще нет такой отрасли права, нормы которой не входили бы органически в уголовно-правовые. Так, в содержание бланкетных диспозиций уголовного закона входят нормы и конституционного (например, ст. 136 УК РФ), и административного (например, ст. 264 УК РФ), и гражданского (например, ст. 146 УК РФ), и других отраслей российского правд. В этих случаях условия уголовной ответственности за совершение соответствующих общественно опасных деяний предусмотрены не только нормами уголовного права, но и нормами других отраслей. И это не противоречит самостоятельности уголовно-правового запрета, так как нормы других отраслей права, помешенные в оболочку уголовного закона, превращаются в «клеточку» уголовно-правовой нормы, образуя вместе с последними уголовно-правовую материю.

При этом возникает вопрос о соотношении предмета уголовно-правового регулирования и смежных с ним отраслей права. Так, ссылаясь на специфику уголовно-правовых норм с бланкетными диспозициями, Ю.Е. Пудовочкин и С.С. Пирвагидов утверждают: «Уголовное право содержит запреты на нарушение отношений, которые урегулированы нормами иных отраслей права, что особенно четко проявляется при конструировании уголовно-правовых норм с бланкетными диспозициями, применение которых невозможно без обращения к содержанию соответствующих нормативно-правовых норм»⁸Пудовочкин Ю.Е., Пирвагидов С.С. Понятие, принципы и источники уголовного права: Сравнительно-правовой анализ законодательства России и стран Содружества Независимых Государств. СПб., 2003. С. 55.. Таким образом, получается, что в этих случаях предмет уголовно-правового регулирования расширяется за счет предмета других отраслей правд. С этим трудно согласиться. Уголовное право и в этих случаях не «вмешивается» в область правового регулирования других отраслей права. Дело заключается лишь в особенностях техники уголовного закона, включающего в содержание уголовно-правовой нормы и нормы других отраслей права. Бланкетные диспозиции не определяют содержание «бланкетных» признаков преступного деяния, а отсылают для их определения к другим законам или к иным нормативным актам другой отрасли права. Однако сами по себе соответствующие нормы (правила) не превращаются в уголовно-правовой акт (в уголовный закон). В «клеточку» уголовно-правовой материи они превращаются лишь в рамках диспозиции уголовного закона. За ее пределами они, разумеется, сохраняют свою самостоятельность. И правила, например, дорожного движения, регулируются не ст. 264 УК РФ, а известными Правилами дорожного движения, утвержденными Постановлением Правительства РФ от 23 октября 1993 г. № 1090. Как уже отмечалось, нормы каждой отрасли права сами охраняют собственные предписания и предписания ст. 264 УК РФ, совсем иные по сравнению с предписаниями норм административного права об административной ответственности за нарушение правил дорожного движения.

Любые правовые нормы и право в целом предназначены для воздействия на волевое поведение людей, а предметом правового регулирования являются общественные отношения. Содержание таких отношений, регулируемых уголовным нравом, является, во-первых, вполне специфическим, а во-вторых, сложным и неоднозначным. Можно выделить три основные разновидности этих отношений, образующих в совокупности предмет уголовно-правового регулирования.

Первой разновидностью таких отношений являются так называемые охранительные уголовно-правовые отношения (в их традиционном понимании), возникающие в связи с совершением преступления. Это отношения между лицом, совершившим запрещенное уголовным законом преступное деяние, и государством в лице суда, следователя, прокурора, органа дознания. Каждый из субъектов этого правоотношения обладает определенными правами и несет корреспондирующие им обязанности. Так, первый обязан претерпеть неблагоприятные последствия, которые уголовный закон связывает с совершением преступления, в конечном счете понести наказание, предусмотренное той уголовно-правовой нормой, которую он нарушил. Другой субъект — суд (с помощью следственных, прокурорских органов и органов дознания) вправе принудить первого к исполнению этой обязанности. Но это право сопровождает обязанность тех же органов привлекать лицо к уголовной ответственности, а суда — назначать наказание или меру, его заменяющую, в соответствии с тем, как уголовный закон формулирует особенности условий уголовной ответственности лица, совершившего определенное преступление. Таким образом, предметом охранительных уголовно-правовых отношений является реализация уголовной ответственности и наказания, связанная как с установлением события преступления, так и с назначением наказания, освобождением от уголовной ответственности и наказания (включая и применение принудительных мер медицинского и воспитательного характера).

Второй разновидностью отношений, которые входят в предмет уголовного права, являются отношения, связанные с удержанием лица от совершения преступления посредством угрозы наказания, содержащейся в уголовно-правовых нормах. Отрицать за уголовно-правовыми запретами роль праворегулирующего начала — значит утверждать, что они не упорядочивают поведение людей в обществе. В действительности это не так. Установление уголовно-правового запрета есть выражение принудительной силы государства. Нарушение запрета предполагает применение наказания к лицу, совершившему преступление. В этом заключаются специфика обязанности, устанавливаемой уголовным законом (обязанности не совершать преступления), ее отличие от обязанностей морально-нравственного порядка. Уголовный запрет налагает на граждан обязанность воздержаться от совершения преступления и потому регулирует поведение людей в обществе.

По характеру воздействия на граждан запрета, содержащегося в уголовно-правовых нормах, все общество условно можно разделить на три группы. Одну составляют те граждане, поведение которых не вызывает необходимости установления уголовно-правовых запретов. Они не совершают преступлений в силу осознания того, что преступление противоречит не только интересам других лиц, общества и государства, но и их личным нравственным представлениям о добре и зле. Другую группу образуют лица, для которых существование угрозы наказания недостаточно и которые все же совершают преступления, несмотря на наличие уголовно-правовых запретов. Именно поэтому даже самые строгие уголовно-правовые санкции далеко не всех побуждают воздержаться от совершения преступных деяний⁹Н.А. Лопашенко считает, что в этой позиции (она приводит цитату из нашего фрагмента коллективного Курса Общей части. «Уголовно-правовой запрет фактически регулирует поведение не всех членов общества, а некоторой его части». См.: Российское уголовное право. Общая часть / под ред. В.Н. Кудрявцева и А.В. Наумова. М., 2000. С. 8) налицо противоречие с положением автора, утверждающего наличие у уголовного права обще предупредительной функции и общепредупредительных уголовно-правовых отношений. Уголовно-правовой запрет, сформулированный в уголовном законе, обращен ко всем членам общества, без малейшего исключении, и для возникновения предупредительных уголовно-правовых отношений не имеет значения, по каким причинам люди не нарушают этот запрет (Лопашенко Н А. Основы уголовно-правового воздействия. Уголовное право, уголовный закон, уголовно-правовая политика. СПб., 2004. С. 26-27). Все верно, но различия в позициях автора и ее критика мы не видим. Автор не случайно, а с «умыслом» употребил слова о «фактическом регулировании», понимая под ним, разумеется, фактическое воздействие уголовно-правовых норм на фактическое поведение субъекта. Например, нормы о необходимой обороне обращены ко всем гражданам, но не все осуществляют это право даже в случае общественно-опасного посягательства. Что же тут противоречивого между общепредупредительной функцией нормы о необходимой обороне и ее фактической реализацией? В советские времена в журнале «Советская юстиция» помешались анекдоты из жизни буржуазной юстиции и вообще бытия буржуазного права (разумеется, только в юмористически-критическом плане). Приведем на память один образчик. Потерпевшего, которого ограбили и избили, спрашивают. «Но ведь у Вас был пистолет?» — «Да, но, к счастью, грабители его не нашли». Потерпевший не воспользовался своим правом необходимой обороны, но это вовсе не снижает общепредупредительных начал этой уголовно-правовой нормы. Думается, что и весь спор по этому вопросу является надуманным.. Любопытные в этом отношении данные приводил еще в прошлом веке Ч. Диккенс. Опровергая мнение о предупредительном значении смертной казни, он писал, что «из ста шестидесяти семи человек, на протяжении многих лет приговоренных в Англии к смерти, только трое ответили «нет» на вопрос напутствовавшего их священника, видели ли они смертную казнь.

«Промежуточную» группу составляют граждане, которые не совершают преступлений именно потому, что опасаются уголовного наказания. О предупредительном воздействии на эту группу угрозы, содержащейся в санкциях уголовно-правовых норм, хорошо сказал М.Д. Шаргородский: «Достаточно только поставить вопрос, увеличилось ли бы число преступлений, если бы были отменены нормы уголовного права, чтобы всякий понял, что число преступлений в таком случае, безусловно, возросло бы. Отсюда следует сделать вывод, что рост преступлений имел бы место за счет категории неустойчивых и склонных к совершению преступлений лиц, которые боятся наказания и поэтому не совершают преступлений¹⁰ Шаргородский М.Д. Наказание, его цели и эффективность. Л., 1973. С. 43. .

Разумеется, ни одна страна не пойдет на постановку эксперимента по отмене уголовного кодекса, чтобы выяснить, как это повлияет на рост совершения общественно опасных деяний. Однако история «подбрасывала» и незапланированные эксперименты, фактически означавшие приостановление действия уголовного законодательства. Например, забастовка ливерпульских полицейских в Англии в 1919 г., сопровождавшаяся внезапной вспышкой грабежей и погромов, или арест национальной полиции Дании немецкими оккупационными властями в 1944 г., вследствие чего резко возросла преступность в стране, или нью-йоркское «затемнение» 1977 г., когда на 25 часов было парализовано снабжение города электричеством, что вызвало волну насилия и грабежей. К великому сожалению, список таких незапланированных экспериментов можно пополнить за счет резкой вспышки преступности на территориях бывшего Союза ССР, где распад союзного государства сопровождался вооруженными конфликтами, в том числе и на почве межнациональных отношений (например, в Кавказском регионе).

Таким образом, уголовно-правовой запрет фактически регулирует поведение не всех членов общества, а некоторой его части. Криминологи неоднократно предпринимали попытки установить примерную (относительную) численность этой группы. Поданным М.М. Исаева, полученным в 20-х гг. XX в., страх перед наказанием удержат от совершения преступления около 20% опрашиваемых. По результатам аналогичного опроса, проведенного в 70-х гг. XX в. болгарскими криминологами, этот показатель составил 6%; советскими — 9% для городских и 21% для сельских жителей; польскими (выяснялось действие уголовно-правового запрета кражи имущества) — примерно 20%¹¹См.: Исаев М.М. Общая часть уголовного права РСФСР. Л., 1925. С. 151; Панев Б. Правосознание и преступность. София, 1977. С. 63; Каминская В.И., Волошина Л.А. Криминологическое значение исследования нравственного и правового сознания // СГП. 1977. № 1. С. 7; Личность и уважение к закону / под ред. В.Н. Кудрявцева. В.П. Казимирчука. М., 1979. С. 136.. В 1981 г. по специально разработанной анкете было опрошено свыше 400 рабочих и служащих нескольких предприятий Москвы. На вопрос: «Почему, по Вашему мнению, большинство людей не совершают преступлений?» 17,4% опрашиваемых ответили: «Из-за страха перед наказанием»¹² См.: Наумов А.В. Реализация уголовного права. Волгоград, 1983. С. 28.. Конечно же, приведенные данные исследований дают лишь ориентировочное представление о числе лиц, на которых оказывает предупредительное воздействие уголовный закон. Однако они позволяют сделать вывод о том, что такое воздействие существует и размеры его нельзя ни преуменьшать, ни преувеличивать. Таким образом, отношения по поводу воздержания лиц от совершения преступления, вытекающие из уголовно-правового запрета (назовем их общепредупредительными уголовно-правовыми отношениями), также входят в предмет уголовно-правового регулирования.

Наличие общепредупредительных уголовно-правовых отношений отрицают Ю.И. Ляпунов¹³См.: Уголовное право. Общая часть: учебник. М., 1997. С. 16-26. и Г.О. Петрова. Свое категорическое неприятие существования таких уголовно-правовых отношений Г.О. Петрова связывает с тем, что, по ее мнению, включая в предмет уголовно-правового регулирования обще предупредительные уголовно-правовые отношения, авторы, во-первых, принимают за основу своей концепции статьи уголовного закона и его задачи, а, во-вторых, стремятся связать положения уголовно-правовой нормы с правомерным поведением, тогда как правомерное поведение («правомерная деятельность человека») «соответствует требованиям ст. 15 ч. 2 Конституции Российской Федерации и не входит, соответственно в уголовно-правовую норму, соответствен но и в уголовно-правовое отношение» и что указанная конституционная норма «свидетельствует о том, что правомерное поведение — это реализация конституционной обязанности соблюдать Конституцию Российской Федерации и законы». Во-первых, непонятно, почему является ущербным принятие за основу решения о предмете уголовно-правового регулирования статьи уголовного закона и его задачи? При всем отличии нормы уголовного права и статьи уголовного закона первые не могут не основываться на содержании статей уголовного закона. Во-вторых, в известном смысле (самом что ни на есть методологическом) уголовное право есть реализация (охранительная) конституционных норм и Конституции в целом. Охранительная же функция уголовного права, как уже отмечалось, не существует вне регулятивной функции. И, в-третьих, несмотря на первичность конституционных норм в определении правомерного поведения, пределы такого поведения, например, при той же необходимой обороне сформулированы все-таки именно в нормах уголовного права, а не Конституции РФ, и в этом смысле ч. 2 ст. 1 УК РФ юридически безупречно формулирует правило о том, что УК РФ «основывается на Конституции Российской Федерации». Но именно основывается, и только. А содержание правомерного поведения при необходимой обороне раскрывается лишь в ст. 37 УК РФ, и нигде больше. Преступное же поведение, означающее нарушение права (конституционного) на необходимую оборону, выражено лишь в следующих словах ч. 2 ст. 37 УК РФ, «если при этом не было допущено превышения пределов необходимой обороны, т.е. умышленных действий, явно не соответствующих характеру и опасности посягательства». Весь остальной (достаточно «громоздкий» для кодекса) текст этой статьи УК РФ формулирует уголовно-правовое содержание необходимой обороны как разновидности правомерного поведения.

Третья разновидность общественных отношений, входящих в предмет уголовного права, регулируется уголовно-правовыми нормами, которые наделяют граждан нравами на причинение вреда при защите от опасных посягательств, при необходимой обороне, а также при крайней необходимости и других обстоятельствах, исключающих преступность деяния.

Эти отношения специфичны, в частности, по своему субъектному составу. Осуществляющий, например, свое право на необходимую оборону вступает в правовые отношения, с одной стороны, с лицом, посягающим на интересы личности, общества или государства и обычно нарушающим соответствующий уголовно-правовой запрет (приобретает право на причинение вреда посягающему). С другой стороны, поведение обороняющегося компетентны признать правомерным только суд и прокурорско-следственные органы. В каждом случае именно они обязаны всесторонне рассмотреть событие, связанное с причинением вреда при защите от опасного посягательства, и подтвердить правомерность действий обороняющегося, официально освободив его от ответственности за причиненный им вред. Таким образом, обороняющийся вступает в правовые отношения и с государством в лице суда, прокурорско-следственных органов. Эти отношения можно именовать регулятивными уголовно-правовыми отношениями (в отличие от охранительных уголовно-правовых отношений), так как они складываются на основе регулятивных (управомочивающих) норм и регулируют правомерное поведение лица, являющееся одновременно и социально полезным.

Выделенным разновидностям общественных отношений, образующим предмет уголовного права, соответствуют специфические методы их регулирования. Метод как совокупность правовых средств воздействия на общественные отношения с целью их урегулирования является важной характеристикой отрасли права, выступает в качестве дополнительного основания деления права на отрасли (главный критерий, как известно, — предмет правового регулирования). Проблема метода правового регулирования — одна из сложных и малоразработанных в юридической науке. В советской уголовно-правовой науке на уровне вводных глав курсов и учебников он обычно сводится к применению наказания за нарушение уголовно-правового запрета. На самом деле метод правового регулирования — весьма емкое понятие, характеризующееся множеством компонентов. Среди них можно назвать:

1. порядок установления прав и юридических обязанностей;
2. степень определенности предоставленных прав и автономности действий их субъектов;
3. подбор юридических фактов, влекущих правоотношения;
4. характер взаимоотношения сторон в правоотношениях, в которых реализуются нормы;
5. пути и средства обеспечения субъективных прав.

В зависимости от сочетания указанных характеристик в общей теории права обычно выделяют три метода (типа) правового регулирования: дозволение, предписание и запрет. Первый связывается с гражданско-правовым регулированием, дозволительная направленность которого выражается главным образом в «первичности управомочивающих норм» (нормы, определяющие круг субъектов гражданского права, содержание их правоспособности, основание возникновения гражданско-правовых связей, способы защиты гражданских прав и т.д.). Предписание выступает как административно-правовой тип регулирования (материальное административное право в основном закрепляет юридические обязанности, носящие характер предписания). Запрет как метод правового регулирования связывается с уголовным правом (учитывается, что уголовное право призвано определять преступность и наказуемость деяний, опасных для личности, общества и государства, и формулировать модели запрещенного общественно опасного повеления).

Из подобной традиционной классификации типов правового регулирования вовсе не вытекает, что дозволение присуще только гражданскому праву, предписание — административному, а запрет — уголовному. Все три типа правового регулирования можно обнаружить в различных отраслях права, но в одних отраслях решающим является дозволение, в других — предписание, в третьих — запрет. Так, гражданское право, будучи в основном управомочивающим, содержит и запретительные (охранительные) нормы, однако, по сравнению с дозволяющими, они в этой отрасли носят вспомогательный характер. Значителен удельный вес запретительных норм в административном праве (существует даже кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях). Уголовно-правовой метод регулирования также не может быть сведен только к запрету. Например, как отмечалось, нормы уголовного закона о необходимой обороне носят управомочивающий характер, что позволяет говорить в этих случаях о дозволении как разновидности уголовно-правового метода.

Три названных типа правового регулирования в каждой отрасли права могут иметь дополнительные характеристики, выступать в виде специфических методов, представляющих конкретизацию методов межотраслевых.

Так, охранительные уголовно-правовые отношения регламентируются следующими методами:

1. применение санкций уголовно-правовых норм (уголовного наказания);
2. освобождение от уголовной ответственности и наказания (включая применение принудительных мер воспитательного воздействия к несовершеннолетним, совершившим преступления);
3. конфискация имущества как разновидность иных мер уголовноправового характера (ст. 104¹—104³ УК РФ);
4. применение принудительных мер медицинского характера к лицам, в состоянии невменяемости совершившим общественно опасные деяния, запрещенные уголовным законом, и к лицам, у которых после совершения преступления наступило психическое расстройство, делающее невозможным назначение или исполнение наказания; к лицам, совершившим преступления и страдающим психическими расстройствами, не исключающими вменяемости.

Фактически первые три метода в той или иной степени имеют аналоги в других отраслях права. Применение, например, санкций присуще и административному, и гражданскому праву; эти отрасли предусматривают и возможности освобождения от ответственности за правонарушения. Но, несмотря на внешнее сходство, эти методы в уголовном праве являются сугубо специфическими по содержанию. Возьмем, к примеру, тот же метод применения санкций. Уголовное наказание как реализация уголовно-правовых санкций является самым суровым видом государственного принуждения. Строгость наказания соответствует тяжести содеянного и степени общественной опасности лица, совершившего преступление. Административное право знает близкие по форме взыскания (административный арест, исправительные работы, штраф), но карательное их содержание лишь приблизительно напоминает уголовно-правовые аналоги.

В связи с этим охранительные уголовно-правовые отношения, регулируемые специфическими уголовно-правовыми методами, ставятся законом в рамки строжайшей правовой регламентации. Так, преступление, совершение которого представляет собой юридический факт и с которым связывается возникновение охранительных уголовно-правовых отношений, определяется конкретными признаками, не посредственно указанными в уголовном законе. Установление этого юридического факта (совершение преступления), а также реализация прав и обязанностей субъектов охранительного уголовно-правового отношения осуществляются в строго определенном законом порядке. Окончательный вывод о виновности лица в совершении преступления, о его ответственности и применении к нему наказания делается только судом (ст. 49 Конституции РФ).

Освобождение от уголовной ответственности и наказания, являясь специфическим методом регулирования охранительных уголовно-правовых отношений, применяется, когда и задача исправления лица, совершившего преступление, и задачи общего и частного предупреждения могут быть выполнены без привлечения лица к уголовной ответственности, назначения и исполнения наказания. Освобождение от столь серьезных последствий, предусмотренных законом, требует жесткой правовой регламентации этого института, поэтому основания его применения сформулированы в самом уголовном законе, служащем гарантией обеспечения прав и выполнения обязанностей субъектов уголовно-правового отношения.

Общественные отношения, вытекающие из уголовно-правового запрета, регулируются путем установления этого запрета. Его специфика проявляется в том, что запрещаются наиболее общественно опасные деяния. Специфика уголовно-правового запрета заключается также в тяжести правовых последствий, которые наступают для лица, нарушившего уголовно-правовой запрет (неисполнение его сопряжено, как было отмечено, с угрозой применения самого строгого государственного принуждения — уголовного наказания).

Выделенные регулятивные уголовно-правовые отношения связаны с методом наделения граждан правами на активную защиту от общественно опасных деяний и предупреждения общественно опасных последствий (например, право на необходимую оборону, причинение вреда при задержании преступника и крайней необходимости).

Дозволение как обобщающий способ наделения субъектов правомочиями присуще и другим отраслям права (в наиболее завершенной форме — гражданскому праву), но в уголовном праве его содержание является также специфическим. Уголовное право при реализации указанных прав допускает причинение самых тяжких последствий (наступление смерти, причинение тяжкого вреда здоровью других лиц, причинение тяжких имущественных последствий), что опять-таки обусловлено высоким уровнем опасности деяний, запрещенных уголовным законом. Нормы никакой другой отрасли не представляют субъектам права в соответствующих ситуациях возможности причинять серьезный вред личным или общественным интересам. Хотя в административном праве также имеются институты необходимой обороны и крайней необходимости, однако причинение вреда при этом допускается в значительно меньшей степени, чем в аналогичных случаях, регулируемых уголовным правом. Это связано с различным уровнем общественной опасности преступлений и административных правонарушений. Первый на порядок выше второго, поэтому необходимая оборона и крайняя необходимость в уголовном праве не совпадают по содержанию с аналогичными обстоятельствами в административном праве. Институты необходимой обороны (самозащита гражданских прав) и крайней необходимости известны и гражданскому праву, однако если, например, в уголовном праве крайняя необходимость исключает уголовную ответственность, то в гражданском праве исходя из специфики гражданско-правовых отношений при наличии крайней необходимости соответствующие гражданско-правовые санкции могут и применяться.

Анализ предмета и метода уголовного права позволяет сформулировать понятие уголовного права как отрасли права.

Уголовное право — это отрасль права, объединяющая правовые нормы, которые устанавливают, какие деяния являются преступлениями и какие наказания. а также иные меры уголовно-правового воздействия применяются к лицам, их совершившим, определяют основания уголовной ответственности и освобождения от уголовной ответственности и наказания.

Крайне непростые реалии нашего весьма противоречивого сегодняшнего общественного бытия заставляют внимательнее относиться к бесценному опыту, накопленному в истории политической и правовой мысли, без какой-либо идеологической предвзятости вновь обращаться к известным теориям и пытаться переосмыслить их применительно к современным проблемам и ситуациям. В этом отношении и сейчас имеют непреходящее значение гегелевские идеи о праве и правосудии. Думается, что, очищенные от налета известных идеологических предубеждений ортодоксально-марксистского порядка, многие из них вполне применимы для поиска методологических подходов к решению тех задач, которые стоят перед отечественной юридической наукой и правоприменительной практикой, в том числе в сфере уголовного права и его реализации. И главной из них, на наш взгляд, является последовательно и всесторонне развитая Гегелем философская идея права как свободы¹⁴Следует отметить, что применительно к праву вопрос о свободе являлся ключевым и для других философов, в том числе и для Канта: «Право — это совокупность условии, при которых произвол одного (лица) совместим с произволом другого с точки зрения всеобщего закона свободы».. По своей сущности она является именно философской, отвлекающейся как от нормативной формы права, так и от какого-либо нормативно-юридического подхода к определению содержания права. «Наука о праве, — утверждал Гегель, — есть часть философии. Поэтому она должна развить из понятия идею, представляющую собой разум предмета, или, что то же самое, наблюдать имманентное развитие самого предмета... Поэтому понятие права по своему становлению трактуется вне науки права...»¹⁵Гегель Г.В.Ф. Философия права. М., 1990. С. 60.. Идеей права, по Гегелю, является свобода: «Идея права есть свобода, и истинное ее понимание достигается лишь тогда, когда она познается в ее понятии и наличном бытии этого понятия». Думается, что такое определение права как нельзя лучше соответствует отказу отечественного правоведения от приоритета классового подхода к государственно-правовой материи, признанию им приоритета общечеловеческих ценностей, каковыми в первую очередь являются права и свободы человека.

Конечно же, этой гегелевской идее было, мягко говоря, не совсем «уютно» в рамках марксистско-правовой идеологии. Однако, к чести отдельных советских ученых-юристов, и в доперестроечное время эта идея получила свое освещение и определенное развитие¹⁶Так, обращая гегелевские идеи к современности. B.C. Нерсесянц справедливо утверждал: «Право по своей сущности и, следовательно, по своему понятию — это исторически определенная и объективно обусловленная форма свободы в реальных отношениях, мера этой свободы, форма бытия свободы, фактическая свобода» (Нерсесянц B.C. Право и закон. М., 1984. С. 342)..

К сожалению, еще меньшей популярностью гегелевская идея права как свободы пользовалась (и пользуется в настоящее время) в отечественной уголовно-правовой науке. По крайней мере, ни в курсах, ни в учебниках советского уголовного права эта идея даже не упоминается (едва ли не единственным исключением в этом отношении являются работы крупнейшего советского криминалиста А.А. Пионтковского)¹⁷ См.: Пионтковский А.А. Уголовно-правовая теория Гегеля в связи с его учением о государстве и праве. М., 1948; Он же. Учение Гегеля о государстве и праве и его уголовно-правовая теория. М., 1964. Именно А.А. Пионтковским уголовно-правовые взгляды немецкого философа были подвергнуты наиболее глубокому анализу. Естественно, что их интерпретация осуществлялась в русле марксистско-ленинской критики его взглядов, т.е. с одновременным признанием как величайшей заслуги этого философа в открытии им диалектического метода, послужившего основой для разработки марксистской материалистической философии, так и упреками в идеализме, консервативности и даже в реакционности. Вместе с тем А.А. Пионтковский выделил целый ряд прогрессивных положений уголовно-правовой теории Гегеля, не потерявших своего значения и для современности..

Конечно же, на то были и есть специфические причины доктринального характера и соответствующие им объяснения. В первую очередь это связано с тем, что уголовное право в своей основе есть запретительное право, как бы высоко мы ни оценивали позитивно-стимулирующие аспекты его содержания. По сути дела, вся особенная часть любого уголовного кодекса (любых времен и народов) есть система уголовно-правовых запретов. И в этом смысле получается, что, хотя уголовно-правовые запреты направлены на ограничение свободы преступника, тем не менее сама идея свободы как бы исчезает из уголовного права, а последнее едва ли не превращается в право ограничения свободы, в право несвободы.

Однако указанные препятствия для приложения гегелевской идеи права к уголовному праву являются не только преодолимыми, но и в значительной степени мнимыми. Во-первых, уголовное наказание, являясь главным атрибутом любого уголовно-правового запрета (без которого, как известно, не существует и самого запрета как такового), по Гегелю, есть также проявление свободы преступника: «Наказание, карающее преступника... есть вместе с тем его в себе сущая воля, наличное бытие его свободы, его право, — но есть также право, положенное в самом преступнике, т.е. в его налично сущей воле, в его поступке. Ибо в его поступке разумного существа заключено, что он нечто всеобщее, что им устанавливается закон, который преступник в этом поступке признал для себя, под который он, следовательно, может быть подведен как под свое право»¹⁸Гегель Г.В.Ф. Указ. соч. С. 147-148. Исходя из рассмотрения наказания как собственного права преступника он толковал наказание как снятие преступления..

Второй довод, подтверждающий возможность применить гегелевскую идею права к уголовному праву, состоит в следующем. Бесспорно, что преступление является, пожалуй, самым серьезным отрицанием свободы, самой ее субстанции, включая жизнь и здоровье человека. Но именно поэтому уголовное право, категорически запрещающее совершение преступления, можно и нужно считать одним из важнейших инструментов той же свободы (хотя сам Гегель рассматривал последнее несколько иначе). Инструментом, без которого не способно обойтись никакое общество. Именно уголовное право защищает наиболее значимые проявления свободы человека. И существуют такие посягательства на свободу, от которых вообще охраняет лишь уголовное право (например, умышленные посягательства на жизнь и здоровье, на половую свободу).

Вместе с тем очевидно, что уголовно-правовая защита свободы — это своего рода «идеал» уголовного права, подчас расходящийся с реальным его воплощением в жизнь (например, нынешнее состояние охраны правопорядка, прав и интересов граждан в России является печальным, но достаточно убедительным подтверждением этого). Издержки его практической реализации могут быть больше или меньше в зависимости от политических, социально-экономических условий и нравственных устоев общества.

Для характеристики охранительного (уголовно-правового) аспекта свободы важное значение имеет определение степени криминализации поведения человека как степени ограничения его свободы. Следует согласиться с Н.Ф. Кузнецовой в том, что распространенность или массовость того или иного антиобщественного поведения является скорее всего доводом против возведения его в «ранг» преступления¹⁹ См.: Кузнецова Н.Ф. Условия эффективности уголовного закона // Проблемы правового регулирования вопросов борьбы с преступностью. Владивосток. 1977. С. 4-6.. Дело в том, что содержащий чрезмерное число уголовно-правовых запретов уголовный кодекс превращает свободу в противоположность, в несвободу, поскольку во имя защиты свободы ее же серьезно и ограничивает. Такой кодекс есть не что иное, как своеобразное проявление тоталитаризма, хотя бы и с помощью внешне законных средств. И в этом смысле количество уголовно-правовых запретов должно определяться разумным компромиссом между законодательным (в виде системы уголовно-правовых запретов) ограничением свободы и определенной дозволенностью с точки зрения его же (уголовного права) некоторых форм антиобщественного поведения (например, мелкие хищения имущества), т.е. компромиссом свободы и ее ограничения.

С этим же едва ли не напрямую связан и вопрос о степени жесткости уголовно-правовых санкций и особенно об их реализации в деятельности пенитенциарных учреждений. Здесь следует сказать о нашем традиционном «переборе» с такой мерой наказания, как лишение свободы (причем этот «перебор» характерен не только для советской эпохи). Вряд ли кто будет отрицать необходимость применения этого вида наказания к лицам, виновным в насильственных преступлениях. Увы, человечество не изобрело других уголовно-правовых мер реагирования на них. Однако по действующему уголовному законодательству лишение свободы довольно широко применяется и к виновным в должностных и хозяйственных преступлениях, хотя во многих случаях это лишение свободы является, очевидно, завышенным (а главное, неэффективным) пределом ее ограничения. Точно так же ничем не могут быть оправданы подчас нечеловеческие условия содержания лиц, осужденных к лишению свободы, в исправительных учреждениях. Уголовный закон и приговор суда призваны именно лишить преступника свободы, а не ставить его в условия, способные причинить вред его здоровью или нравственно унижающие его.

Приложение рассматриваемой гегелевской идеи права к уголовно-правовой сфере может быть достаточно широкое. Это и соответствующие аспекты правотворчества и правоприменения, и обоснование механизма преступного поведения, и проблемы вины, ответственности и наказания. Разумеется, немецкий философ не рассматривал непосредственно большинство этих вопросов, а некоторые из них в его трудах даже не были обозначены. И тем не менее их трактовка вполне уместна именно с позиции гегелевской идеи права как свободы.

Как уже отмечалось, по предмету и методу правового регулирования уголовное право отличается от других отраслей права. Вместе с тем по сфере своего действия оно тесно сближается с некоторыми другими отраслями, прежде всего с административным, уголовно-процессуальным и уголовно-исполнительным правом.

Так, административное право регулирует общественные отношения в сфере государственного управления и отношения управленческого характера, возникающие при осуществлении иных форм государственной деятельности (в том числе и правосудия). Особенно близко нормы уголовного права соприкасаются с теми нормами административного права, которые определяют, какие деяния являются административными правонарушениями (проступками) и какие меры административного взыскания применяются к лицам, их совершившим. В ряде случаев границы между уголовно наказуемыми деяниями и соответствующими административными правонарушениями подвижны и при определенных обстоятельствах и условиях отдельные административные правонарушения могут «перерастать» в преступления и наоборот. Речь идет, например, об административно наказуемых контрабанде, мелком хищении чужого имущества, хулиганстве и т.п.

Уголовно-процессуальное право определяет порядок и формы деятельности суда, прокурора, следователя, органа дознания при расследовании преступлений и рассмотрении уголовных дел в суде, гарантирующие права граждан и соблюдение законности в сфере уголовной юстиции. Тесная связь уголовного и уголовно-процессуального права проявляется, в частности, в том, что нормы уголовного права во многом определяют предмет доказывания при расследовании и судебном рассмотрении уголовных дел (в первую очередь уголовно-правовое содержание состава соответствующего преступления). Нормы же уголовно-процессуального права обусловливают порядок официального признания установленных фактов как основания их уголовно-правовой оценки. И в этом смысле уголовно-правовое значение приобретают не все установленные, например, следователем и судом факты и обстоятельства, а лишь те, которые установлены в соответствии с требованиями уголовно-процессуальных норм. В связи с этим и по сей день не устарело следующее определение немодного нынче К. Маркса: «Один и тот же дух должен одушевлять судебный процесс и законы, ибо процесс есть только форма жизни закона».

Следует отметить, что взаимосвязь между материальным уголовным правом и уголовно-процессуальным правом настолько тесная, что первое без второго не может быть реализовано, а второе без первого станет беспредметным (процесс может осуществляться только в связи с совершением преступных деяний, определяемых уголовным законом). Это обстоятельство налагает на законодателя обязанность строго следить за тем, чтобы одна отрасль права не «вторгалась» в компетенцию другой отрасли. К сожалению, такое случается, и подтверждение тому — новый Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации. Приведем лишь один пример.

Уголовно-исполнительное право регламентирует порядок исполнения наказания, и результаты его применения дают представление об эффективности уголовно-правовых норм о наказании и освобождении от наказания.

Уголовное право разделяется на две части: Общую и Особенную. Общая часть включает нормы уголовного права, в которых закрепляются его общие принципы, институты и понятия, а также основные положения, определяющие основания и пределы уголовной ответственности и применения наказания, порядок и условия освобождения от уголовной ответственности и наказания. В нормах Общей части регламентируются наиболее важные вопросы, относящиеся к основным понятиям уголовного права — уголовному закону, преступлению и наказанию.

Особенная часть уголовного права включает нормы, в которых определяются конкретные преступления по родам и видам, а также наказания, установленные за их совершение.

Общая и Особенная части уголовного права органически связаны и лишь в единстве представляют собой уголовное право как систему уголовно-правовых норм.