Уголовное право. Курс лекций

Толкование уголовного закона

Для того чтобы правильно применить уголовный закон, необходимо уяснить его содержание, выраженную в нем волю законодателя. Это достигается путем толкования уголовного закона. Различаются несколько видов толкования:

• по субъекту толкования;
• по приемам (способам) толкования;
• по объему толкования.

По субъекту толкование бывает:

• легальным;
• судебным;
• доктринальным (научным).

Легальным называется толкование, исходящее от органа, специально уполномоченного на то законом.

Судебным толкованием называется толкование, даваемое судом, применяющим норму уголовного закона при рассмотрении конкретного уголовного дела. После вступления в силу приговор (а значит, и содержащееся в нем толкование уголовного закона) имеет обязательную силу для данного дела. Роль судебного толкования, особенно даваемого высшими судебными органами, весьма значительна. Их решения часто являются образцом квалифицированного решения сложных проблем уголовного закона и убедительной аргументации. В России периодически издаются материалы судебной практики (например, ежемесячный «Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации»). Тем не менее советское правоведение всегда категорически отрицало возможность существования у нас судебного прецедента. Считалось, что в условиях социалистической законности судебного прецедента нет и быть не может. Однако в действительности все было не так просто. С одной стороны, прецедента не существовало, так как суд, конечно же, не мог вынести приговор на основании решения другого суда по конкретному делу, даже если это решение вынесено Верховным Судом. С другой стороны, неофициально эти решения выполняли именно такую роль, так как вполне сознательно суды нередко использовали решения вышестоящих судов (обычно Верховного Суда) именно как своеобразный эталон при вынесении собственного судебного решения. И как правило, это было вполне обоснованно. Ведь даже в английском праве прецедент рассматривается не только как рождение новой правовой нормы, но и как своего рода конкретизация существующей правовой нормы (так называемая деклараторная теория судебного прецедента)¹См.: Кросс Р. Прецедент в английском праве. М., 1985. С. 45-47. С.Л. Зивс справедливо замечает, что «даже в англо-американской системе судебный прецедент вовсе не создает правовой нормы на голом месте, а именно представляет собой по существу прецедент толкования нормы права», и весь вопрос, следовательно, заключается «в степени обязательности подобного прецедента для последующего применения нормы нижестоящими судами» (Зивс С.Л. Источники права. М., 1981. С. 179-180)..

Фактическое существование судебного прецедента даже в советской судебной практике нельзя отрицать, так как только на его основе (именно по инициативе суда, вынесшего соответствующее решение) и без изменения буквы уголовного закона подчас серьезно менялась судебная практика. Проиллюстрируем это на примере судебного и доктринального понимания момента окончания хищения имущества. До 1972 г. едва ли не академический характер имела позиция, заключающаяся в том, что по общему правилу хищение считалось оконченным с того момента, когда собственник или законный владелец имущества лишался фактической возможности владеть, пользоваться или распоряжаться имуществом, т.е. с момента фактического завладения виновным этим имуществом. На такой позиции стоял Верховный Суд, что отражено в его опубликованной практике, эта же позиция обосновывалась в учебниках уголовного права.

Нашелся, однако, суд, причем не самой высокой инстанции (речь идет о президиуме городского суда), решение которого изменило и позицию Верховного Суда, и позицию уголовно-правовой науки, т.е. был создан прецедент, следовать которому в дальнейшем стала и судебная практика, и юридическая наука. Суд в своем решении дал новое толкование момента окончания кражи: ответственность за оконченное хищение наступает в случаях, когда лицо полностью осуществило преступный умысел по завладению имуществом и приобрело возможность использовать его по своему усмотрению. Дело было опубликовано в «Бюллетене Верховного Суда РСФСР», а через некоторое время Пленум ВС СССР «узаконил» новое толкование уголовного закона. Таким образом, судебное решение, фактически признанное руководящим разъяснением Пленума ВС СССР, приобрело вполне официальное значение.

В следующем номере российского «Бюллетеня» за тот же год был опубликован научный комментарий этого судебного решения, данный профессором Г.А. Кригером, в котором известный ученый-юрист поддержал новую судебную практику.

Без судебного прецедента не обойтись при квалификации преступлений. Под ней обычно понимается установление соответствия или тождества признаков совершенного уголовно наказуемого деяния признакам предусмотренного уголовным законом состава преступления.

Последний «извлекается» из соответствующей уголовно-правовой нормы, выраженной в тексте уголовного закона. Поэтому перед правоприменителем в связи с особенностями конкретного дела встает вопрос о конкретном выражении буквы уголовного закона. Однако уголовный закон наполняется реальным содержанием только через судебную практику по конкретным делам. И каждое новое судебное решение расширяет или, наоборот, сужает представление правоприменителя о содержании уголовно-правовой нормы, соответственно расширяя или сужая возможности реального поведения, адекватного его отражению в букве уголовного закона.

Только судебный прецедент может ответить на вопрос о том, каково конкретное содержание оценочного понятия, используемого при конструировании уголовно-правовой нормы. Указанные оценочные понятия — загадка, четкий ответ на которую можно найти только в судебном решении, вырабатывающем определенный стандарт этих оценочных понятий. Например, п. «а» ч. 1 ст. 256 УК РФ предусматривает уголовную ответственность за незаконную добычу (вылов) водных биологических ресурсов, если эти действия причинили крупный ущерб. Но что понимать под крупным ущербом?

Особое место в судебном толковании занимают руководящие разъяснения Пленума ВС РФ, даваемые им не при рассмотрении конкретных уголовных дел, а на основании обобщения судебной практики и судебной статистики по делам той или иной категории, которые являются обязательными для нижестоящих судов во всех случаях применения ими той нормы уголовного закона, в отношении которой было да но такое разъяснение. В бывшем СССР такие разъяснения давал Пленум ВС СССР. Суды в своих решениях широко и вполне официально ссылались на его руководящие разъяснения.

Таким образом, по своей сути (наполнение буквы закона конкретным содержанием) руководящие разъяснения Пленума ВС СССР фактически являлись источником уголовного права, поскольку на них делались официальные ссылки в судебных решениях нижестоящих судов.

Признание за судебным прецедентом роли источника уголовного права не противоречит ни принципу «нет преступления без указания о том в законе», ни конституционному положению о том, что каждый обвиняемый в совершении преступления считается невиновным, пока его виновность не будет доказана и установлена вступившим в законную силу приговором суда (ст. 49 Конституции РФ). Судебный прецедент является вторичным и производным по отношению к уголовному закону, подчинен ему, конкретизирует букву закона, наполняя ее реальным содержанием, и в конечном счете является необходимым условием реализации воли самого же законодателя. И, думается, было бы неплохо, если бы в будущем судьи смогли официально ссылаться в приговоре на решения ВС РФ именно как на прецедент толкования применяемой ими уголовно-правовой нормы, разумеется, после ссылки на саму правовую норму. Более того, без этого перспектива становления судебной власти остается весьма призрачной.

Юридическая природа и значение постановлений Пленума ВС РФ по применению уголовного законодательства. Известно, что в отличие от советского законодательства современное российское отказалось от определения разъяснений Пленума ВС РФ как «руководящих» и, следуя этой логике, их необходимо рассматривать не как обязательные, а как рекомендательные. А раз так, то этим, по-видимому, и ограничиваются и юридическая природа, и юридическое значение указанных постановлений. Однако, несмотря на очевидную казалось бы простоту и логичность такого вывода, в действительности здесь не все так просто. Логичность и простота подобного решения здесь только кажущиеся. И чтобы проникнуть в действительную сущность этой достаточно сложной юридической материи, необходимо вначале попытаться отойти от привычно нормативистско-позитивистского взгляда на этот предмет (если можно сказать, то даже освободиться от его жестко направляющих «шор»), а посмотреть на проблему в социологическом плане. Но не в столь привлекательном для наших криминологов конкретно-социологическом и статистическом, когда за мерило оценки исследуемых преступлений и преступности принимаются данные Главного информационно-аналитического центра МВД России о регистрации преступности, разумеется, с попыткой учета поправок на латентность, а в самом что ни на есть широком общесоциологическом аспекте, хотя бы в контексте американской социологической юриспруденции, например, функционализма Оливера Холмса и Роско Паунда. Это течение социологической юриспруденции и получило название функционализма в связи с тем, что переносит центр тяжести проблемы права с проблемы «что это?» на проблему «как это действует?» См., например: Туманов В.А. Буржуазная правовая идеология. К критике учений о праве. М., 1971. С. 284-295; Боботов С.В. Буржуазная социология права. М., 1978. С. 67-70; Сайдлер Г.Л. Юридические доктрины империализма / пер. с польск. М., 1959. С. 104-121.. И именно в этом контексте попытаемся в качестве исходного направления определить природу рассматриваемых постановлений независимо от их формально-юридической «обязательности» или «рекомендательности».

Очевидно, что разъяснения Пленума ВС РФ — есть особая разновидность судебного толкования. И вряд ли кто в настоящее время возьмет на себя смелость отрицать необходимость такого толкования. Хотя основоположники просветительно-гуманистического направления в уголовном праве (иногда в теории включаемого в классическую школу уголовного права) решительно отрицали право судьи на толкование уголовного закона, считая это приоритетом лишь самого законодателя (Ч. Беккария, Ш. Монтескьё. Ничего странного в их позиции не было, так как такое толкование они считали едва ли не посягательством на самое «заветное» — принцип разделения властей. Жизнь, однако, показала, что судейское толкование не только не посягает на этот принцип, но даже является его гарантом, так как без этого права судебная власть перестает быть властью (не способна осуществлять свои властные судебные полномочия).

С позиций отечественной общей теории права судебное толкование — это разновидность официального толкования. Последнее традиционно подразделяется на казуальное и нормативное. И вот здесь как в общей теории права, так и в уголовно-правовой доктрине до сих пор не удалось выработать единую позицию. Понятно, что под казуальным толкованием (применительно к обсуждаемой проблеме) понимается толкование, даваемое, в первую очередь, ВС РФ (но не только им) при рассмотрении конкретных уголовных дел. С этим согласны все и даже с тем, что такое официальное (казуальное) толкование является обязательным (по сути дела имеет силу закона) в случае, когда решение суда (любой инстанции) вступает в законную силу (решение, вынесенное на основе указанного толкования). Разночтения заключаются в том, что далеко не все считают разъяснения Пленума ВС РФ разновидностью судебного толкования. Так, в своей ставшей классической работе «Толкование уголовного закона» А.С. Шляпочников утверждал, что «руководящие разъяснения Пленума Верховного Суда СССР нельзя считать разновидностью судебного толкования, ибо они даются не в порядке осуществления правосудия, а для обеспечения его надлежащего качества, в порядке руководства судами»³Шляпочников А.С. Толкование уголовного закона. М., 1960. С. 143. . В общей теории права с таким выводом соглашается один из ведущих теоретиков права В.В. Лазарев⁴Лазарев В.В. Применение советского права. Казань, 1972. С. 88.. Тем не менее в литературе по общей теории права большинство авторов склоняются к тому, что разъяснения Пленума ВС РФ относятся, во-первых, к судебному толкованию, а, во-вторых, имеют нормативный характер.

Свойство нормативности таких разъяснений присуще им независимо от того, признается ли их обязательность или рекомендательность. Их нормативность не связана с формально обязательным характером таких разъяснений. Не в этом суть. А в том, что соответствующее толкование уголовного закона рассчитано на неопределенный круг реализации таких разъяснений. Вернемся при этом к американской социологической теории функционализма («как эти разъяснения действуют?»). Да, допустим, что разъяснения имеют рекомендательный характер. И опять-таки, допустим, что хотя бы в 50-и из 100 случаев судьи при рассмотрении аналогичных дел следуют таким рекомендациям. Хотя конечно названный процент мы явно занизили. Зададимся лишь вопросом: много ли найдется судей, которые бы при рассмотрении конкретного дела поступили бы (сознательно!) иначе, т.е. приняли решение вопреки действующему Постановлению Пленума ВС РФ? Думается, что это вопрос риторический. В связи с этим формально имея, допустим, рекомендательный характер, эти разъяснения фактически превращаются в обязательные.

В чем же «притягательность» таких разъяснений для нижестоящих судов? Во-первых, в том, что они конкретизируют «букву» закона. Последняя достаточна обща и трудность любого правоприменителя заключается (всякий раз) в поиске ответа на вопрос о том, а охватывается ли данный конкретный случай «буквой» уголовного закона и, следовательно, состав рассматриваемого судом деяния образует состав инкриминируемого лицу преступления. И в случае положительного ответа на этот вопрос появляется и основание уголовной ответственности этого лица. И здесь нельзя не отметить связь разъяснительного нормативного толкования с казуальным толкованием. В основе же разъяснений Пленума ВС РФ по применению уголовного законодательства лежат обобщения судебной практики по уголовным делам (в том числе и низовых судов). «Разъяснительное» толкование есть обобщенный образец толкования казуального. В связи с этим любые суды получают достаточно надежный инструмент для понимания и конкретизации «буквы» уголовного закона и ее применимости к данному конкретному случаю. Да, все эти виды толкования (как казуальное, так и «разъяснительное») являются вторичными и производными по отношению к уголовному закону, должны быть подчинены ему и в конечном счете являются необходимым условием реализации води самого законодателя.

Еще в 60-70-е гг. прошлого века в советской общей теории права практика принятия постановлений Пленума Верховного Суда СССР удачно, на наш взгляд, была названа «прецедентной практикой» потому, что давала прецедент толкования уголовно-правовой нормы⁵См.: Венгеров А.Б. О прецедентном толковании правовой нормы: Ученые записки ВНИИСЗ. Вып. 6. М., 1966. С. 3.. «В отличие от прецедента как источника нормы права, прецедентная практика не ведет к созданию новой юридической нормы, а связана с разъяснением уже существующей нормы права с выработкой определенного, «устоявшегося» положения о применении нормы права по аналогичным делам... В постановлениях и определениях высших судебных органов по делам указанного рода содержится своего рода типовое (курсив наш) решение, образец для решения «через пример». Они поэтому в какой то мере приобретают нормативное значение»⁶Судебная практика в советской правовой системе / под ред. С.Н. Братуся. М., 1975. С. 58..

Есть ли, однако, минусы такого возведения разъяснений Пленума ВС РФ на уровень нормативности? Конечно же есть. Увы, из истории, как и из песни, ничего не выкинуть. Конечно же можно найти постановления Пленума Верховного Суда СССР тоталитарно-недемократического характера. Но много ли было таковых? По большому счету наибольшая недемократичностъ таких постановлений заключалась, пожалуй, в непозволительном расширении понятия должностного лица (например, конюх в колхозе, продавец магазина приравнивались к должностным лицам, а их преступления квалифицировались как преступления, совершенные должностными лицами). Большинство же постановлений и того времени являлись и до сих пор являются образцом судебного толкования (например, постановление Пленума Верховного Суда СССР от 4 марта 1929 г. «Об условиях применения давности и амнистии к длящимся и продолжаемым преступлениям»; постановление Пленума Верховного Суда СССР от 16 августа 1984 г. 14 «О применении судами законодательства, обеспечивающего право на необходимую оборону от общественно опасных посягательств»).

Немало, мягко говоря, минусов можно найти и в действующих постановлениях Пленума ВС РФ (главный недостаток — выход иногда за рамки судебного толкования и попытки, порой, «присвоить» правотворческие функции, подменив тем самым законодателя). И тем не менее, несмотря на эти и другие минусы, нельзя не отметить в целом позитивной роли указанных постановлений. Зададимся лишь вопросом: «зачем нужны эти разъяснения? И раз они «посягают» на принцип независимости судей, может их вообще отменить?» Те, для кого наиболее святым является именно принцип судейской независимости, исходят из того (хотят они этого или нет, но так уж получается), что существует противостояние двух сторон. С одной стороны, мудрый и независимый судья, с другой — властный Пленум ВС РФ, недемократично стремящийся подчинить («подстричь» по одну «гребенку») мудрых и независимых судей. Если бы это было так! Увы, профессиональный уровень сегодняшнего, вроде бы получившего подлинную независимость, судьи, все еще далек от идеала. И этот уровень конечно же уступает профессиональному уровню рекомендаций ВС РФ.

Да, нельзя отрицать зависимость правосознания судьи от указанных рекомендаций. Но это обычная зависимость менее компетентного правоприменителя от более компетентного. И это влияние вовсе не уменьшает независимости судей, а, напротив, лишь усиливает ее. Так было всегда. В советские времена бытовала пословица, своего рода «перелицованная» статья Конституции СССР, — «Судьи независимы и подчиняются только райкому» (имелось в виду райкому партии, т.е. КПСС). Так вот, во многих случаях наличие «руководящих» разъяснений Пленума Верховного Суда уменьшала такую зависимость, если, разумеется, за этими разъяснениями не стояли политические мотивы (например, как это уже отмечалось, в случае расширительной трактовки понятия должностного лица или, допустим, трактовки посягательства на экономическую основу социализма — социалистическую собственность). Между подчинением райкому и Верховному Суду судья обычно выбирал (был «вынужден» выбирать) второе.

От чего зависит судья нынешний? В первую очередь, от исполнительной власти, впервые в советской и постсоветской истории вполне прилично субсидирующей (в материально-содержательном выражении) его деятельность. И судье есть что терять в случае попытки проявить свою независимость от этой ветви власти. И опять-таки разъяснения ВС РФ во многих случаях способны (по крайней мере потенциально) снизить степень такой зависимости. Нарушение рекомендаций ВС РФ может повлечь отмену вынесенных судьей приговоров и решений, что, в свою очередь, может привести и к отрицательной оценке профессионального уровня соответствующего судьи и к потере им своего, так ценимого статуса.

Вернемся, однако (от социологичности решения проблемы), к ее строго нормативному аспекту. В действующих законодательных актах, определяющих нормативный уровень постановлений Пленума ВС РФ (их нормативность либо ее отсутствие), как отмечалось, отсутствует указание на их «руководящий» характер. И в контексте ч. 1 ст. 120 Конституции РФ («Судьи независимы и подчиняются только Конституции Российской Федерации и федеральному закону») обычно и провозглашается необязательность для судов таких постановлений. Но так ли это? Берем на себя смелость утверждать, что подобный вывод вовсе не вытекает из текста Конституции РФ, и, в частности, из содержания ст. 126, ее места в главе 7 Конституции РФ и сопоставления ее с другими статьями данной главы. Статья 126 провозглашает: «Верховный Суд Российской Федерации является высшим судебным органом по гражданским, уголовным, административным и иным делам, подсудным судам общей юрисдикции, осуществляет в предусмотренных федеральным законом процессуальных формах судебный надзор за их деятельностью и даст разъяснения по вопросам судебной практики».

Да, здесь не говорится об обязательности таких разъяснений. Но представим себе, что там было бы сказано об их необязательности (по формальной логике раз нет «обязательности», то налицо — «необязательность»). Такое предположение конечно же выглядит абсурдным. Статья 126 Конституции РФ помешена в главе о судебной власти и там текстуально прописаны властные полномочия ВС РФ и в числе этих полномочий названа дача разъяснений по вопросам судебной практики. это действительно властные полномочия как отражение статуса ВС РФ — высшего судебного органа — наряду с процессуальными формами судебного надзора за деятельностью судов. И указанные разъяснения не могут быть ни чем иным, как разновидностью полномочий ВС РФ по судебному надзору за деятельностью судов, так как эти разъяснения, как уже отмечалось, есть результат обобщения надзорной деятельности ВС РФ.

Доктринальным (научным) является толкование, даваемое в учебниках, научных статьях, монографиях по уголовному праву. Оно не имеет официальной обязательной силы, но, будучи основанным на анализе и обобщении материалов судебной практики, несомненно, имеет большое значение для правильного понимания уголовного закона, а следовательно, и для его применения. Можно сказать, что правосознание и профессиональная подготовка юристов (особенно на студенческой скамье, в рамках высшего учебного заведения) во многом определяются именно доктринальным толкованием. В связи с этим студенты юридических высших учебных заведений, для которых знание уголовного права является важной частью их будущих профессиональных знаний, должны приучать себя к чтению юридических журналов («Российская юстиция», «Законность», «Уголовное право»), в которых постоянно помещаются статьи, содержащие доктринальное толкование уголовного закона, основанные на обобщении современной судебной практики.

По приемам (способам) толкование бывает

1. грамматическим;
2. систематическим;
3. историческим.

Грамматический способ толкования заключается в уяснении словесного текста закона с помощью правил грамматики и синтаксиса (значение отдельных слов, понятий, терминов, связи между ними и т.д.). Например, в соответствии с ч. 4 ст. 33 УК РФ подстрекателем «признается лицо, склонившее другое лицо к совершению преступления путем уговора, подкупа, угрозы или другим способом». Учитывая, что причастие, производное от глагола «склонить», употреблено в прошедшем времени, приходим к выводу, что подстрекательством может быть признана лишь завершенная, т.е. оконченная деятельность лица. Попытка склонения к совершению преступления (например, безуспешная) должна рассматриваться не как соучастие в преступлении в виде подстрекательства, а как умышленное создание условий для совершения преступления, т.е. приготовление к преступлению (ч. 1 ст. 30 УК РФ).

Систематическое толкование — это уяснение смысла правовой нормы путем установления ее связей с другими нормами. Значение этого способа толкования было показано при рассмотрении простого, описательного, ссылочного и бланкетного приемов изложения диспозиций статей Особенной части УК РФ.

Историческое толкование предполагает выяснение причин, обусловивших принятие правовой нормы, цели, обстановки, в которой она создавалась. Очевидно, что правильное применение соответствующей уголовно-правовой нормы невозможно без выяснения этих обстоятельств. При историческом толковании полезно обращаться к проектам уголовного закона, материалам их обсуждения.

В научной литературе иногда выделяется логическое толкование. Однако очевидно, что использование законов логики необходимо при любом приеме (способе) толкования и в связи с этим нет необходимости такое толкование выделять в самостоятельный вид.

В зависимости от круга деяний, на которые распространяется действие толкуемой уголовно-правовой нормы, различаются виды толкования по объему:

1. буквальное;
2. распространительное;
3. ограничительное.

Буквальным называется толкование закона в точном соответствии с его текстом (буквой).

Распространительным называется такое толкование, вследствие которого закон применяется к случаям, которые непосредственно в тексте закона не названы, но подразумеваются.

Ограничительным является такое толкование, в результате которого уголовный закон применяется не ко всем случаям, определенным буквальным текстом этого закона. Так, в соответствии со ст. 30 УК РФ покушением на преступление признаются только умышленные действия (бездействие). Однако умысел подразделяется на прямой и косвенный (ст. 25). В ст. 30 вид умысла не конкретизируется. Уголовно-правовая наука и судебная практика связывают покушение только с деяниями, совершенными с прямым умыслом, применяя тем самым ограничительное толкование.

Следует отметить, что распространительное и ограничительное толкования не должны изменять объем содержания уголовного закона, а призваны лишь раскрыть его действительное содержание, которое может быть более широким или более ограниченным по сравнению с достойным текстом соответствующего закона.