Цели наказания

Вопрос о целях наказания не только и не столько юридический, сколько философский, так как веками он занимал умы крупнейших философов.

Правда, следует оговориться, что в истории философской и правовой мысли существовали и ортодоксальные взгляды, отрицавшие какую- либо целесообразность наказания. Отрицал его, например, Л.Н Толстой («В чем моя вера?»). В полном соответствии со своим учением о непротивлении злу насилием он говорил, что наказание есть зло и нельзя посредством зла бороться со злом (в данном случае с преступлениями). Отрицали наказание и анархисты (например, П. Кропоткин), исходившие из того, что наказание есть необходимый атрибут государства, которое по основной идее анархизма не должно существовать. «Отмена» (упразднение государства и законов) приведет к отмене и наказания как такового¹См.: Кропоткин П. В русских и французских тюрьмах. СПб., 1906.. Наконец, отрицали наказание и некоторые утописты, например социалист-утопист Р. Оуэн, считавший, что поскольку государство само виновно в том, что человек совершил преступление, значит, оно не имеет права наказывать человека (преступника). Однако подобные взгляды всегда выглядели анахронизмом и выбивались из русла возможных философских течений, конечно, признававших необходимость наказания и по-своему обосновывавших цели его применения.

Своими истоками философские учения о наказании уходят в религию, и первые попытки решения поставленной проблемы мы находим именно в религиозных источниках.

Так, в книге «Бытие» Ветхого Завета сказано: «Я взыщу кровь вашу за вас, от всякого зверя взыщу ее и от руки человека, от руки всякого брата его взыщу душу человека. Кто прольет человеческую кровь, того кровь прольется человеческая». В Евангелии эта же мысль выражена словами: «Мне отмщение — аз воздам». То же самое, по сути дела, и в Коране: «Правоверные, закон возмездия установлен вами за убийство: свободный должен умереть за свободного и слуга за слугу... женщина за женщину». Таким образом, во многих религиях, несмотря на их различие, наказание связывалось с идеей возмездия (кары) преступнику за совершенное им преступление. Эта же идея очень долго господствовала и в философии.

Так, в Древней Греции идею возмездия наказания разделали такие философы, как Пифагор и Аристотель (правда, в последние годы своей жизни он изменил на этот счет свои взгляды). Во времена средневековья идею наказания как возмездия развивал итальянский утопист Т. Кампанелла, выступая сторонником соответствия между преступлением и наказанием в форме талиона («око за око», «зуб за зуб»). В придуманном им городе Солнца к насильникам применялись смертная казнь или наказание — око за око, нос за нос, зуб за зуб и т.п.

Особенно сильное развитие теория наказания как возмездия получила в трудах немецких философов — И. Канта и Г. Гегеля, по-своему обосновавших ее содержание.

Иммануил Кант (1724-1804 гг.) определял уголовное право как право на наказание, под которым он понимал причинение страдания лицу, совершившему преступление. В осуществлении абстрактной (всеобщей) справедливости Кант видел единственный смысл уголовного наказания. Исходя из этого единственно разумной теорией наказания Кант считал теорию возмездия по принципу талиона. Никаких других, в том числе утилитарных (устрашение, исправление) целей Кант за наказанием не признавал.

Наказание как возмездие за преступление по-своему обосновывалось и Гегелем (1770-1831 гг.), вошедшим в историю как создатель диалектического метода мышления. Главное в наказании — это то, что оно есть неизбежное последствие преступления, это принуждение (насилие) преступника, возмездие, следующее за совершенным им насилием, это отрицание отрицания права и восстановление последнего. При этом Гегель считал наказание даже правом преступника. Он выводил это из трактуемой им общей философской идеи права как свободы. Применительно к преступлению и наказанию это сложное философское обоснование интерпретируется так. Преступление — акт волн преступника, отрицающего право. Фактом своего преступления преступник, по Гегелю, даст согласие на применение к нему наказания. Последнее, следовательно, выступает также проявлением свободы преступника: «Наказание, карающее преступника... есть вместе с тем его в себе сущая воля, начальное бытие его свободы, его право, — но есть также право, положенное в самом преступнике, т.е. в его налично сущей воле, в его поступке. Ибо в его поступке разумного существа заключено, что он нечто всеобщее, что им устанавливается закон, который преступник в том поступке признал для себя, под который он, следовательно, может быть подведен как под свое право»²Гегель. Философия права. С. 147-148.. Таким образом, гегелевская трактовка наказания как возмездия отличается от трактовки его предшественников тем, что у него речь шла не о чистом возмездии, а о возмездии как восстановлении нрава, нарушенного преступником.

Несмотря на распространенность взгляда на наказание как на возмездие (кару) некоторые ученые еще в древности стали сомневаться в том, достаточно ли видеть в наказании одно лишь возмездие, и стали связывать его с достижением утилитарных, т.е. полезных для общества целей. И, пожалуй, первым с этими идеями выступил древнегреческий философ Протагор (V в. до н.э.) — глава и основатель школы софистов. От утверждал, что «никто не наказывает нарушающих право за то и потому, что они нарушили право, это делают только те, кто, подобно животному, бессмысленно мстят; кто хочет разумно наказать, наказывает не за совершенное преступление — так как совершенное он не может сделать несовершенным — а чтобы в результате наказания в будущем никто не нарушал право, ни тот, кто уже это сделал, ни другой, кто видел виновного наказанным... наказывают для устрашения»³Цит. по: Шаргородский М.Д. Наказание по уголовному праву эксплуататорского общества. М., 1957. С. 35.. Кроме того, Протагор выдвигал еще цели исправления виновных и обезвреживания неисправимых преступников (путем изгнания последних или причинения им смерти).

За признание целью наказания устрашения (а также исправления преступника) выступал (в свои зрелые годы) и древнегреческий философ Платон (IV в. до н.э.), хотя вначале полагал, что цель наказания — это «очищение души, запятнавшей себя преступлением.

Древнегреческий философ Аристотель, как уже отмечалось, вначале разделявший идею наказания как возмездия, впоследствии (например, в своей «Риторике») проводил отличие наказания от мести (возмездия). Он считал, что месть — это всегда результат раздражения и гнева. Наказывать же во гневе нельзя и следует применять наказание для исправления виновного и для предупреждения преступлений. При этом Аристотель считал, что общее предупреждение достигается реальностью наказания. Что же касается воздействия наказания на конкретного преступника, то он полагал, что если на него не подействовала угроза наказания, то страдание, причиняемое наказанием, должно быть средством предупреждения совершения им нового преступления и исправления виновного. В случае же, если это также не принесет положительного результата, размер наказания (его тяжесть) следует увеличить.

В средние века против идеи наказания как возмездия выступали голландский юрист (один из основателей науки международного права) Гуго Гроций (1583-1645 гг.) и английский юрист (один из предтечей естественной школы права) Томас Гоббс (1588-1679 гг.). Первый из них отрицал наказание само по себе, а считал его пользой для будущего (для преступника — искупление путем устрашения; для потерпевшего и общества — охрана от повторения преступления преступником или другими лицами). Второй также видел цель наказания не в возмездии, а в устрашении и исправлении как преступников, так и других лиц.

Решающий вклад в отрицание наказания как возмездия и постановку перед ним позитивных целей внес итальянский просветитель-гуманист Чезаре Беккариа (1738-1794 гг.). В своей книге «О преступлениях и наказаниях», вышедшей в свет в 1764 г.⁴Российский криминалист Ф.М. Решетников, посветивший свою книгу описанию жизни и основных идей итальянского автора, справедливо, на наш взгляд, отмечает: «История уголовного права к правосудия, да, пожалуй, и других правовых наук, не знает труда, по силе и длительности своего воздействия на современников и последующие поколения равного этому произведению...» (Решетников Ф.М. Беккариа. С. 5)., Беккариа сформулировал основные положения просветительно-гуманистического направления в уголовном праве, в том числе и в области наказания. «Цель наказания, — считал Беккариа, — заключается не в истязании и мучении человека и не в том, чтобы сделать несуществующим уже совершенное преступление», а в том, «чтобы воспрепятствовать виновному вновь нанести вред обществу и удержать других от совершения того же. Поэтому следует употреблять только такое наказание, которое при сохранении соразмерности с преступлением производило бы наиболее сильное впечатление на душу людей и было бы наименее мучительным для тела преступника». При этом Беккариа сформулировал принцип, который оказал значительное влияние на все дальнейшее развитие уголовного права и продолжает оказывать такое влияние и в настоящее время — «впечатление производит не столько строгость наказания, сколько его неизбежность». Принцип, столь же актуальный в наше время, как и более 200 лет назад, при его формулировании. Таким образом, основную цель наказания Беккариа видел в предупреждении преступлений.

Идеи Ч. Беккариа наиболее последовательно развиты немецким криминалистом А. Фейербахом. Фейербах, так же как и Беккариа, считал, что цель наказания заключается в предупреждении преступлений. Однако это предупреждение он связывал с устрашением. Он считал, что содержащаяся в уголовном законе угроза наказанием должна воздействовать на возможного (потенциального) преступника в том направлении, чтобы устрашить его грозящим наказанием и тем самым предотвратить преступление. При этом большее значение Фейербах придавал именно устрашению через уголовный закон, через угрозу наказанием, а не практическому применению наказания к конкретному лицу. Последнее лишь призвано повысить силу устрашения уголовного закона, укрепить в сознании граждан мысль о неминуемом использовании наказания в случае нарушения ими уголовно-правового запрета. Таким образом, в предупреждении преступлений путем наказания Фейербах на первое место ставил общее предупреждение.

Обзор философских концепций, обосновывающих значение утилитарных целей, стоящих перед наказанием, следует завершить изложением взглядов Иеремии Бентама (1748-1832 гг.) — английского ученого, занимавшегося исследованиями не только в области права, но и этики и экономики. И именно он, пожалуй, наиболее полно развил идею «полезности» наказания, доведя ее едва ли не до абсурдной попытки оценить позитивное воздействие наказания в его денежном выражении (в денежных затратах). Бентам исходил из того, что в принципе любое наказание есть само по себе зло. И в таком случае оно может быть допущено только тогда и в той степени, когда и поскольку оно (наказание) способно устранить (загладить) большее зло. Бентам выдвигал три условия возможного применения наказания;

оно не может применяться, если оно не способно предотвратить вред от преступления;
чтобы наказание не было слишком дорогим (чтобы не оказалось, что наказание стаю дороже причиненного преступлением вреда);
наказание не нужно, если вред от преступления может быть предотвращен не наказанием, а каким-либо другим, более дешевым способом. Этим самым Бентам ратовал за дешевую уголовную репрессию, которая не требовала бы больших расходов для государства.

Хотя, как ни странно для таких взглядов, Бентам стоял за применение самых жестоких мер, направленных на устрашение преступников, предлагал сохранить такие средневековые наказания, как, например, клеймение и бичевание.

Таким образом, утилитарные цели наказания могут быть сведены в принципе к исправлению преступника и предупреждению преступлений.

В ч. 2 ст. 43 УК РФ названы следующие цели наказания:

восстановление социальной справедливости;
исправление осужденного;
предупреждение совершения новых преступлений.

Восстановление социальной справедливости как цель уголовного наказания впервые определено непосредственно в российском уголовном законодательстве⁵Следует отметить, что в советской уголовно-правовой литературе такая цель признавалась отдельными авторами. Так. например, еще в 60-х гг. XX в. А.М. Яковлев считал, что «уголовное наказание должно восстановить справедливость, попранную в результате совершения преступления» (см.: Яковлев A.M. Об изучении личности преступника // СГП. 1962. № 11. С. 109).. Понятие справедливости возникло как этическая категория, характеризующая соотношение определенных явлений с точки зрения распределения добра и зла между людьми: соотношение между ролью людей (классов, социальных групп, отдельных лиц) и их социальным положением; их правами и обязанностями; между деянием и воздаянием (частный случай этого — соотношение между преступлением и наказанием). Соответствие между характеристиками первого и второго порядка оценивается в этике как справедливость, несоответствие — как несправедливость.

Марксистская теория связывала категорию справедливости с экономическим строем общества и его классовым устройством. Идеал справедливости связывался с коммунистическим распределением по потребностям⁶«Справедливость всегда представляет собой лишь идеологизированное, вознесенное на небеса выражение существующих экономических отношений, либо с их консервативной, либо с их революционной стороны» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 18. С. 273).. Однако, естественно, правовое содержание справедливости (а уголовно-правовое тем более) не ограничивается ее экономическим содержанием. Право фиксирует определенный уровень прав и обязанностей человека. Нарушение их, т.е. нарушение права, всегда есть нарушение справедливости. Это прямо относится и к уголовному праву, к преступлению и наказанию. От других отраслей права уголовное право отличается в этом смысле лишь тем, что преступление, ответственность за которое предусмотрена уголовно-правовыми нормами, есть наивысшее нарушение справедливости в праве, наивысшая степень ее отрицания, проявляющаяся, например, в убийствах, телесных повреждениях, грабежах и разбоях, клевете и других преступлениях.

Наказание и служит восстановлению нарушенных в результате совершения преступления прав и свобод потерпевшего, т.е. в конечном счете восстановлению справедливости. Характер «восстановительных» уголовно-правовых санкций тесно связан со спецификой нарушенных в результате совершения преступления прав и свобод. Чисто восстановительный характер носят имущественные уголовно-правовые санкции типа денежного штрафа, конфискации имущества. Разумеется, не все, чему причинен ущерб преступлением, подлежит адекватному возмещению (восстановлению). Очевидно, что никаким наказанием не может быть восстановлена жизнь потерпевшего от убийства либо утраченное в результате преступления здоровье⁷Заметим, что восстановительная функция уголовно-правовых санкций за умышленное убийство не исключает имущественного аспекта. Так. С.В. Бородин справедливо, на наш взгляд, предлагал установить за эти преступления в дополнение к традиционному наказанию в виде лишения свободы штрафные санкции. Он же, ссылаясь на известные традиции российского гражданского права, предлагал установить и в современном гражданском законодательстве обязанность виновного в умышленном убийстве возместить материальный и моральный вред родственникам убитого (см.: Бородин С.В. Проблемы возмещения ущерба за умышленные преступления // Государство и право. 1994. № 4. С. 95).. Однако это вовсе не значит, что при наказании за ли преступления цель восстановления справедливости не может быть достигнута. Социальная справедливость наказания в этих случаях достигается путем ограничения прав и свобод виновного лица (например, лишение его свободы на продолжительное время и принудительное поставление в жесткие условия, определяемые содержанием соответствующего наказания). Таким образом, карательное содержание наказания, о котором уже говорилось, является своеобразным уголовно-правовым способом восстановления социальной справедливости и в этих случаях.

Вместе с тем восстановление социальной справедливости, заложенное в уголовном наказании и связанное с его карательным содержанием, не означает, что наказание преследует цель кары по отношению к преступнику. Наказание, даже самое суровое, применяется не для того, чтобы причинить осужденному моральные и физические страдания. Указанные правоограничения и принудительные лишения, связанные с исполнением наказания, преследуют другие цели, в том числе и рассмотренную уже цель восстановления социальной справедливости.

В качестве второй цели уголовного наказания в законе называется, как уже отмечалось, исправление осужденного. Исправление предполагает превращение преступника в законопослушного человека. Речь, конечно, не идет о том, что в ходе отбывания наказания он превратился в высоконравственную личность. Реальная задача, которую возможно решить в ходе исправления, — убедить и заставить осужденного хотя бы под страхом наказания не нарушать уголовный закон, т.е. не совершать в будущем новых преступлений.

В УК РСФСР 1960 г. была сформулирована еще одна цель уголовного наказания — цель перевоспитания осужденного в духе честного отношения к труду, точного исполнения законов, уважения к правилам общежития.

Новый УК РФ отказался от такой цели. Конечно, в приведенной законодательной формулировке отражались явно завышенные требования к воспитательному воздействию наказания. Очевидно, что применением существующих мер исправительно-трудового воздействия на осужденного в принципе невозможно достичь такого результата.

Наконец, целью наказания является предупреждение преступлений. В теории уголовного права оно подразделяется на частное (специальное) и общее. Специальное предупреждение заключается в предупреждении совершения новых преступлений самим осужденным. Это достигается, во-первых, путем создания для осужденных таких условий, которые исключали бы возможность совершения ими нового преступления в период отбывания наказания. И в самом деле, многие преступления, за которые осужден виновный, в условиях, допустим, направления его в исправительное учреждение совершить практически невозможно (например, карманные кражи, мошенничество, фальшивомонетничество, изнасилование). Хотя, конечно же, другие преступления (в том числе и насильственные, например, убийства, телесные повреждения, насильственное мужеложство) совершаются и в условиях отбывания наказания в виде лишения свободы (удельный вес совершивших преступление во время отбывания наказания в местах лишения свободы в РФ среди всех осужденных характеризуется следующими данными: в 1989 г. — 2,1%; в 1990 г. – 2,5%; в 1991 г. - 2,5%; в 1992 г. - 2,3%; в 1993 г. - 2,4%)».

Определенным показателем эффективности достижения указанной цели (специального предупреждения) может служить статистика рецидива преступлений, т.е. совершения преступлений лицами, ранее судимыми. Удельный вес осужденных вновь и ранее судимых в бывшем Советском Союзе составлял: в 1986 г. — 31,8%; в 1987 г. — 32,2%; в 1988 г. — 37,0%; в 1989 г. - 38,1%; в 1990 г. - 36%.

В настоящее время рецидив преступлений в РФ составляет около 40%, т.е. более трети осужденных спустя некоторое время вновь совершают преступления. Вместе с тем, как бы скептически общество ни оценивало возможность достижения цели специального предупреждения («тюрьма никого не исправляет»), указанные статистические данные свидетельствуют о том, что эта цель не только в принципе вполне достижима, но и фактически достигается. Статистика свидетельствует, что большинство осужденных в дальнейшем все-таки не совершают преступлений.

В отличие от цели специального предупреждения цель общего предупреждения заключается в предупреждении совершения преступлений иными лицами. Наказание, применяемое к лицу, осужденному за совершение преступления, должно воздействовать и на иных лиц. Следует отметить, что в последние годы, особенно при разработке проектов нового УК РФ, в поисках новых концептуальных подходов к оптимальному конструированию уголовно-правовых средств воздействия на осужденного чуть ли не модой стало полное отрицание цели общего предупреждения. В частности, утверждалось, что в демократическом государстве (в отличие от тоталитарного) уже незачем применять наказание для устрашения других лиц.

Конечно, социальная эффективность наказания с точки зрения его общей превенции обычно оценивается невысоко. Однако данные социологических исследований, проведенных в разные годы в разных странах, свидетельствуют, что определенная часть граждан все же не совершает преступления именно под страхом наказания. К тому же полезно вспомнить, что цель общего предупреждения отрицалась в отечественной юридической литературе еще в первые годы Советской власти. Так, А.А. Пионтковский утверждал, что «по мере укрепления советского строя и роста социалистического строительства потребность в осуществлении результатов общего предупреждения (за счет специального) снизится»⁸Пионтковский А.А. Меры социальной защиты и Уголовный кодекс РСФСР // Советское право. 1923. № 3 (6).. Таким образом, преступность в социалистическом обществе мыслилась в основном как рецидивная преступность. Анализ же реальной картины отечественной преступности свидетельствует о явной ошибочности такого прогноза. Сухая статистика сообщает, что в массиве лиц, попадающих в сферу уголовного правосудия, преобладают ранее не судимые. Следовательно, цель общего предупреждения преступлений, стоящая перед наказанием, и в настоящее время остается такой же актуальной, как и несколько десятилетий назад.

Говоря о цели предупреждения преступлений, необходимо иметь в виду, что наказание не является главным средством борьбы с преступностью. Наказание вторично по отношению к преступлению, преступности и их причинам. Как уже отмечалось, в борьбе с преступностью основное значение приобретают экономические, политические, организационно-управленческие меры, осуществляемые государством. Тем не менее, не будучи основным, наказание является не только важным, но и необходимым средством борьбы с преступностью, а из уголовно-правовых — наиболее важным. Именно наказание прерывает преступную деятельность лиц, совершивших преступление. Оно воздействует на определенную часть неустойчивых в нравственном отношении людей, заставляя их под страхом наказания не совершать уголовно наказуемых деяний. В связи с этим уголовный закон дифференцированно подходит к реализации наказания как самой строгой меры государственного принуждения. Он предусматривает самые строгие меры наказания за тяжкие и особо тяжкие преступления и к злостным преступникам (например, рецидивистам). В то же время уголовный закон предусматривает значительное снисхождение для лиц, которые проявили раскаяние после совершения преступления, устранили причиненный вред, оказали помощь в разоблачении других участников преступления.

Следует отметить, что обозначенные в уголовном законе цели наказания, несмотря на различия в содержании, являются вполне взаимосвязанными и взаимообусловленными. Одна цель предполагает другие цели, и достижение каждой из них способствует реализации других.

Законодательное определение целей наказания в который раз породило в юридической науке споры о месте суда в решении проблемы борьбы с преступностью (что особенно проявилось при подготовке нового УПК РФ). Для одних принципиально недопустимой является сама мысль о том, что суд относится к органам борьбы с преступностью. Как полагает один из по-настоящему нами уважаемых авторов Концепции судебной реформы 1991 г. профессор С. Вицин, «многие просто никак не могут понять, что суд — это не инструмент борьбы с преступностью»⁹Известия. 2001. 28 мая. . При этом приводятся доводы, которые сами по себе сомнений не вызывают. Основной из них следующий: задача суда — не вставать априори на сторону обвинения или защиты, а рассматривать и проверять доказанность предъявленных обвинением и защитой материалов, т.е. выступать арбитром между обвинением и защитой и отвечать на вопрос: виновен человек или нет. Против этого спорить действительно трудно. Иное противоречит принципу состязательности сторон в уголовном процессе и приводит к обвинительному уклону в правосудии, пожалуй, самому отвратительному дефекту советской судебной системы, не изжитому и в настоящее время. Однако эти, повторяем, правильные сами по себе соображения являются достаточными для вывода об ошибочности опровергаемого тезиса (об отнесении суда к органам борьбы с преступностью) лишь с позиции принципа состязательности уголовного процесса. Но как быть с правом уголовным? Скорее всего об этом уважаемые (уважаемые по-настоящему) коллеги-процессуалисты просто забыли. Забыли о том, что такое уголовное наказание, кем и в каких целях оно применяется. В связи с этим придется напомнить азбучные в уголовно-правовом плане истины.

Во-первых, наказание есть мера государственного принуждения, назначаемая по приговору суда. Во-вторых, наказание применяется к лицу, признанному виновным в совершении преступления. В-третьих, наказание заключается в предусмотренных УК РФ лишении и ограничении прав и свобод этого лица. В-четвертых, наказание применяется в целях восстановления социальной справедливости, а также исправления осужденного и предупреждения совершения новых преступлений. Все это достаточно четко сформулировано в ст. 43 УК РФ. Из этого прямо и без всяких оговорок вытекает, что наказание есть уголовно-правовой инструмент, как раньше было принято говорить, борьбы с преступностью. Сейчас, исходя из того, что государству не удается в этой борьбе достичь громких побед, появилась более «скромная» формулировка о том, что наказание есть инструмент сдерживания и контроля преступности (хотя думается, что различие между прежней и новой формулировками в значительной мере метафорично: разве сдерживание роста преступности не есть борьба с ней?) Инструмент этот (можно сказать, и орудие) по своей карательной направленности жесткий, если даже не самый жестокий (увы, иного пока человечество не изобрело).

В его (наказании) арсенале: смертная казнь (которую на законодательном уровне в России еще никто не отменял); пожизненное лишение свободы; лишение свободы на определенный срок («аж» до 30 лет!); штрафы в достаточно «приличном» денежном выражении. Более репрессивного инструмента право, как наше, так и других государств (демократических, менее демократических, тоталитарных), не знает. Наказание, следовательно, является не просто инструментом уголовно-правовой борьбы с преступностью, но и главнейшим таким инструментом (орудием). Иные средства (освобождение от уголовной ответственности и наказания, принудительные меры медицинского и воспитательного характера, конфискация имущества) являются хотя и важными, но все же дополнительными по отношению к наказанию. И этот основной инструмент, это главное орудие наиболее карательного свойства закон, Конституция РФ вложили в руки суда.

Противники возложения на суд задачи борьбы с преступностью считают, что это принижает его до уровня других правоохранительных органов — дознания, следствия, прокуратуры... Помилуйте, с чего вы это взяли? При самом богатом воображении уравнять указанные правоохранительные органы с судом по силе и мощи карательного оружия, вложенного государством в их руки, просто невозможно. Возьмем, к примеру, область такого ограничения прав человека, как ограничение свободы. Что дано Юпитеру (суду), вовсе не дано ни дознанию, ни следствию. Первый, как уже отмечалось, может лишить этого права навсегда (пожизненно), другие — на время проведения предварительного следствия (измеряется месяцами). Какое уж тут равенство? Органы дознания и предварительного следствия также получают (или получали) репрессивные инструменты, посели провести параллель с военным делом, разница между судебным инструментом и их инструментами как между стрелковым оружием и ракетно-бомбовым арсеналом.

В доказательство якобы несовместимости судебных функций с задачей борьбы с преступностью приводится и наложение Федерального закона от 17 января 1992 г. 2202-1 «О прокуратуре Российской Федерации» о том, что суд не входит в систему тех органов борьбы с преступностью, координация деятельности которых возложена на прокуратуру. Суд среди них действительно не значится, и правильно не значится. Но вовсе не потому, что он не борется с преступностью. А потому, что включение его в число органов, подведомственных в этом смысле прокуратуре, подорвало бы принцип независимости власти судебной (в узком смысле) по отношению к власти прокурорской. Это было бы равносильно тому, чтобы Президента страны с его «ядерной кнопкой» подчинить Министерству обороны.

Таким образом, хотят этого или нет противники материально-правовой (уголовно-правовой) концепции наказания, нравится это им или нет, объективно суд не может не являться органом борьбы с преступностью (сдерживания, контроля), так как главное оружие («меч», «ядерная кнопка») в этой борьбе — наказание вложено в руки именно суда. Правда, до определенной стадии уголовного процесса (до вынесения обвинительного приговора) суду не дано права помнить об этом, что совершенно справедливо для состязательного, а не инквизиционного процесса. Право это (и одновременно обязанность) возникает у суда после того, как с помощью состязательно-демократических процедур, предписанных уголовно-процессуальным законом (новым!), суд придет к выводу о виновности подсудимого в совершении инкриминируемого ему преступления. Лишь в связи с этим суд приобретает право на применение тех мер борьбы с преступностью (сдерживания, контроля), которые предусмотрел для этого уголовный закон.