Страх перед террором как один из факторов криминогенной виктимизации социальных групп
Ставя вопрос о терроризме как источнике массовой виктимизации населения, необходимо с учетом всех предложенных вариантов классификации особо подчеркнуть интегративную составляющую его сущности. Основанием для этого является то, что фактически все виды терроризма включают в себя следующую основную характеристику: терроризм основан на использовании или угрозе насилия, имеет целью создать атмосферу страха и ужаса в аудитории косвенных жертв, куда можно в пределе включить все общество и. опираясь на это, добиться определенных изменений в общественном сознании, социальных отношениях, поведении людей. Это — конечная цель. Выдвижение террористами каких-либо оперативных требований, пусть даже самых масштабных (например, требование вывода федеральных войск из Чечни, предъявленное группой Басаева в Буденновске), никогда не бывает самоцелью. Характерно, что во время теракта в Беслане общество так и не узнаю, в чем состояли «требования» террористов. Были они артикулированы или нет, не имело большого значения, поскольку главная цель теракта быта достигнута уже самим его осуществлением.
Эта крайняя неопределенность цели терроризма, несоразмерность тех задач, которые ставят перед собой его участники, и масштаба их действий делает террористов крайне неразборчивыми относительно косвенных жертв. Эта хаотичность акта террора, его иррациональность создают ощущение уязвимости в большой массе косвенных жертв. Это опосредованное воздействие производит и распространяет предчувствие катастрофы и постоянное ощущение тревоги, очень созвучное тому постоянно переживаемому чувству утроил (можно даже сказать, чувству виктимизированности), которое присуще человеку, включенному в глобализационные социальные процессы.
Террористы со знанием дела воздействуют на инстинкты и, прежде всего, на подсознательную опасность смерти, утраты собственной индивидуальности, боли как нарушения физической целостности личности, на страх за сохранность всего рода, к которому принадлежит индивид, за детей, родителей, родных и близких. Такой страх становится рациональным, когда человек осознает источник постоянной угрозы своей безопасности, и поэтому приобретает формы наиболее сильного воздействия на общественное сознание. Важнейшим элементом в механизме терроризма является насилие как механизм культивирования страха. Насильственные действия террористов постоянно совершенствуются по своим масштабам, субъектам, средствам, объектам, формам. Тактика насильственных действий носит динамический характер и быстро изменяется. Делая людей заложниками своих интересов, террористы обесценивают человеческую жизнь, вызывают чувство паники, страха, незащищенности у больших масс людей, а антитеррористическое законодательство и чрезвычайные законы ущемляют права человека, наступают на демократические нормы жизни общества. В этой связи криминологи все чаще ставят вопрос о дихотомии: «Терроризм отдельных лиц — государственный террор, осуществляемый в форме внешней агрессии»1Преступность среди социальных подсистем. Новая концепция и отрасти криминологии / Под ред. докт. юрид. наук., проф. Д.А. Шестакова. СПб.. 2003. С. 9..
Динамика отношения населения к проблемам терроризма, наблюдаемая в США за последние десять лет, позволяет видеть, то общество все более и более чувствует себя уязвимым по отношению к террору. До конца 80-х годов XX столетия в США проблема распространения терроризма не стояла особенно остро. Имеются статистические данные, согласно которым в течение последней четверти века у американцев стать жертвой убийцы был один шанс из 2 тыс., в то время как погибнуть в результате террористического акта — менее одного из 100 млн.2Крайнев А. Терроризм — глобальная проблема современности // Зарубежное военное обозрение. 1997. № 6.. Так что в стране, где от рук убийц ежегодно погибало до 20 тыс. человек, угроза безопасности граждан, исходивших от терроризма представлялась минимальной. Но затем наложение изменилось. В 1992 г. в результате взрыва в г. Аден (Йемен) едва не пострадали 100 американских военнослужащих, направлявшихся в Сомали. В феврале 1993 г. террористы взорвали бомбу во Всемирном торговом центре в Нью-Йорке, что привело к многочисленным жертвам. В апреле 1993 г. в результате террористического акта в Оклахома Сити погибло 168 человек, в июне 1996 г. от взрыва бомбы на американской военной базе в Дахран (Саудовская Аравия) погибло 19 военнослужащих. На счету террористов неудавшийся взрыв зданий ООН, нью-йоркского отделения ФБР, двух тоннелей и моста, соединяющих штаты Нью-Йорк и Нью-Джерси. Кульминацией деятельности террористов стала серия актов 11 сентября 2001 г., а также реальная или мифическая угроза «Аль-Каиды», которая держит в постоянном напряжении американское общество.
Угроза терроризма выдвинулась на одно из первых мест в жизни американского общества, и борьбе с ним уделяется сегодня первостепенное внимание; ужесточается законодательство, создаются и совершенствуются подразделения государственных ведомств, которые непосредственно занимаются данными вопросами. Эти усилия дали результаты — были быстро схвачены организаторы ряда взрывов.
Как отмечалось, основной целью терроризма является генерация массового страха, вызываемого насильственными действиями. Сообщество «эмоционально заражается» от слухов, распространяемых людьми, социально-культурными институтами общества (литературой, искусством) и средствами массовой информации. Создание обстановки всеобщего страха сегодня приобретает планетарные масштабы. Важную роль здесь играют средства массовой информации. Поэтому одной из важных отличительных черт современного терроризма является заинтересованность участников в широком освещении их акций в СМИ, чтобы они получили как можно больший резонанс, оказали воздействие на значительную часть населения и посредством запугивания способствовали бы влиянию на правительство.
Роль СМИ, однако, двойственна: с одной стороны, они призваны давать общественности объективную информацию и способствовать общественному контролю за деятельностью органов государственной власти, часто заинтересованных в том, чтобы скрыть истинный масштаб трагедии и тем самым отвести от себя обвинения в политическом и административном «бессилии». С другой стороны, СМИ неизбежно оказываются медиумом террористов. Они используют возможности СМИ многократными способами: требуют передавать их сообщения; получать признание их политических требований; описывать в подробностях акты насилия, демонстрирующие их решительность. В итоге изображение кровавых событий, акцентировка внимания общественности на неспособности властей предотвратить акт, защитить население и обеспечить безопасность подрывают доверие к государству, размывают сложившуюся систему ценностей. В то же самое время освещение терактов в СМИ используется преступниками, чтобы достигнуть признания, мобилизовать своих сторонников, увеличить финансирование своих группировок и вдохновить новые акты насилия.
Как справедливо пишет американский профессор Р. Винсент, «следует учитывать и весьма негативный фактор: чем больший резонанс приобретают акты международного терроризма, тем сильнее он стимулирует преступные действия многих террористических групп, ибо они воспринимают это амбициозно, как усиление значения их деятельности и дополнительную основу для выдвигаемых ими требований, что в соответствующем преломлении присуще и внутренним террористам. Представляется, что такова одна из причин, по которой многие террористические группы делают заявления взятии на себя ответственности за совершение терактов».
Г.Й. Шнайдер следующим образом характеризует роль СМИ в деле освещения терроризма. Делая теракты сенсационными и преувеличивая их значение, средства массовой информации вызывают в обществе и у его представителей в контрольных органах, осуществляющих надзор за преступностью, «сверхреакцию». Они уже не информируют, а фактически развлекают потребителя, смакуя такие происшествия. Тем самым они способствуют процессу инициирования подражания у людей, ищущих популярности и готовых применить для ее получения насилие3Шнайдер Г.Й. Терроризм: понятие, масштабы и формы // Криминология. М., 1994..
Генерируемая терроризмом атмосфера страха корреспондирует новым параметрам социума, формирующимся под влиянием глобализационных процессов. Соответствующий анализ мы найдем в работах Э. Гидденса, уже упоминавшегося нами в главе 1.
Выделяя и анализируя основные «институциональные оси» современного общества (индустриализм, капитализм, социальный надзор и монополию на средства насилия), Гидденс подчеркивает, что от прежних форм жизни современность отдаляет кардинальный разрыв и самой очевидной отличительной характеристикой современного типа социальной жизни является ее динамизм, беспрецедентный как по темпу изменений, так и по их масштабу и глубине: современный мир воистину является миром с «отказавшими тормозами»4Подробнее см.: Фурс B.H. Критическая теория позднего модерна Энтони Гидденса // Социологический журнал. 2001. № 1. С. 50-52. Концепция Гидденса излагается нами также с учетом работы В.Н. Фурса «Контуры современной критической теории» (Минск. 2002).. Отсюда вытекают особенности характеристик социального опыта личности, зафиксированных в структурах практического сознания людей. Практическое сознание, включенное в практику повседневности, в когнитивном и эмоциональном планах является основным генератором того чувства «онтологической безопасности» (ontological security), которое обычно испытывается людьми и противоположностью которого является чувство страха, порождаемое столкновением с хаосом социальной жизни. Ядром этого чувства безопасности является «базисное доверие» (basic trust), обычно формирующееся у ребенка на основе отношений с воспитывающими его взрослыми: взаимность с воспитателями образует исходную бессознательную социальность, ту первичную связь, из которой впоследствии вырастают сложные эмоционально-когнитивные ориентации индивида в отношении других людей» вещного мира и самого себя. В дальнейшем переживание «онтологической безопасности» формируется и поддерживается механизмами рутинизании человеческого поведения в среде повседневности» благодаря чему индивиды от одной ситуации к другой несут на себе своеобразный «защитный кокон», который обеспечивает чувство «неуязвимости», блокирующее негативные возможности в пользу позиции надежды. Иными словами, чувство онтологической безопасности рождает уверенность в том, что на улице первый встречный не ударит вас ножом, что водитель затормозит перед переходящим улицу пешеходом, что самолет не будет захвачен террористами, что в проблемной ситуации в итоге все устроится благоприятным образом, хотя обратное в этих и всех других подобных случаях никоим образом не исключено.
Присущий обществу в современных условиях исключительный динамизм социальной жизни кардинальным образом дестабилизирует и существенно трансформирует чувство онтологической безопасности: рутинизация человеческой практики здесь уже не обеспечивается в полной мере механизмами традиции, а опосредуется самоощущением личности. Опираясь на концепцию Ульриха Бека, Гидденс определяет современный тип социальной жизни как «общество риска». Хотя Гидденс и говорит о том, что современность лишь изменила «профиль риска», в соответствии с духом и буквой его концепции риск как ключевая характеристика социальной жизни людей является специфически глобализационным феноменом: понятие риска в практическом сознании людей приходит на смену понятия судьбы. Принимать риск как таковой означает признавать, что ни один аспект нашей деятельности не следует безусловно предустановленной линии, а все определяется сочетанием случайных событий. Современный тип социальной жизни существенно характеризуется «созданной неопределенностью» (manufactured uncertainty) — такой, которая вытекает не из стихийности природных процессов, а из социализации природной среды и значительного возрастания трансформативного потенциала человеческого действия. Понятие риска относится не только к плану индивидуального действия: в современную эпоху образуются обширные «среды риска» (risk environments), охватывающие большие массы людей, а некоторые из них — все человечество (например, связанные с угрозами международного терроризма или активизацией деятельности транснациональной организованной преступности). «Понятие риска становится центральным в обществе, которое порывает с прошлым, с традиционными образами действия, и которое открывается проблематичному будущему». Разумеется, речь здесь идет не только об угрозе криминальной виктимизации, однако она постоянно подразумевается как необходимый элемент процессов, характеризуемых понятиями большей степени общности.
Феномен риска подрывает ощущение безопасности, характерное для традиционных форм социальной жизни: тот, кто действует в ситуации неопределенности, подвергает себя опасности, состоящей в угрозе желаемым последствиям. Однако риск и опасность — не синонимы, неопределенные горизонты ситуации риска содержат определенное сочетание опасностей и шансов. Поэтому жить в обществе риска означает, по Гидденсу, практиковать «калькулятивную» позицию относительно открытых возможностей действия, как позитивных, так и негативных, с которыми люди рутинно сталкиваются в своей жизни.
Вместе с тем деятельность практического сознания, направляющая социальное поведение людей, в современном мире не может быть сведена к рациональной калькуляции: его фундаментальная установка определяется Гидденсом как позиция доверия (trust). Доверие представляет собой преимущественно социальный феномен эпохи глобализации. Доверие опосредуется исчислением опасностей и шансов, однако рациональный расчет не устраняет фундаментальную неопределенность, характеризующую жизнь в «средах риска», поэтому всякое доверие неизбежно является до некоторой степени «слепой верой». Рациональный расчет, опирающийся на знание, определяет «приемлемый риск», однако само рисковое действие направляется решимостью, основанной на авансированном доверии. Таким образом, доверие выступает в концепции Гидденса как интегральная установка практического сознания, организующая и направляющая действия людей в «обществе риска»; механизмы доверия становятся основным средством формирования чувства безопасности в современную эпоху. «Мы можем определить «безопасность» как такую ситуацию, в которой определенный комплекс опасностей нейтрализован или минимизирован. Опыт безопасности обычно опирается на баланс доверия и приемлемого риска».
В условиях, когда опосредованное электронными массмедиа и массовыми миграциями сознание личности и ее воображение становятся одной из наиболее влиятельных социальных сил, это чувство не только отражает ощущение личностью ее положения в обществе, но и само становится одним из катализаторов виктимизации. В этой концепции Э. Гидденса и других представителей критической социальной теории мы находим своеобразную феноменологию сознания личности в условиях массовой виктимизации населения как результата эскалации террористического насилия.
С учетом сказанного единственным по-настоящему эффективным способом нейтрализовать террор может быть только действительное сплочение общества на основе значимых национальных и общечеловеческих ценностей, включая право на величину, аксиологически значимую для цивилизованного общества. Согласно фундаментальным положениям юридической конфликтологии результаты позитивного разрешения социального конфликта (в том числе и того, который провоцирует деятельность террориста) могут состоять в формировании таких отношений, как компромисс, социальное согласие, партнерство, интеграция, союз, приоритет интересов целого над интересом частей и т.п. Социальное согласие может быть достигнуто на уровне ценностей и на уровне согласования функциональных действии участников конфликта. В первом случае действуют механизмы убеждения, изменения ценностной позиции, приоритетов или установок, а также принятия права других людей на иную, отличающуюся ценностную позицию, приоритеты, установку.
Функциональное согласие достигается через переговоры. Специфика ситуации, связанной с террором, состоит в том, что достижимым здесь может быть только функциональное согласие. Ценностное согласие с террористами исключается, поскольку содержание современного терроризма представляет собой совокупность абсолютно неприемлемых для цивилизованного общества духовных, политических взглядов, поддерживаемых определенными, в том числе и криминальными, социально-экономическими структурами. Оно синтезирует социально-радикальные, экстремистские мировоззренческие позиции отдельных людей и организаций и включает в себя амбициозно-политические, духовно исключительные, фанатически-психологические компоненты, которые на организационном и личностном уровне направлены на дестабилизацию жизни социума.
Невозможность ценностного согласия, однако, означает то, что выход из конфликтной ситуации является иллюзорным. Поэтому одна из сторон, в данном случае социум, должна компенсировать его отсутствие за счет укрепления ценностного согласия в обществе, в пределе — компенсировать его за счет прогресса общенационального согласия и укрепления нравственных оснований гражданского общества и государства. Этот результат является труднодостижимым, однако он абсолютно необходим. Его достижение, если рассматривать его в более практическом аспекте, предполагает целенаправленную работу по нескольким направлениям. Важнейшим из них, функционирующем на высшем теоретическом уровне общественного сознания, является антитеррористическое идеологическое воспитание граждан страны в целях формирования общественного сознания антитеррора. Другое направление по противодействию современному терроризму представляет собой общественную психологию антитеррора на низшем уровне обыденного сознания. Данная психология включает в себя три основные стратегии действия: первая пассивное, без паники, нейтральное восприятие терроризма; вторая противодействие ему всеми возможными средствами и способами, включая и силовые; третья — активное ненасильственное сопротивление, преодоление ситуации несправедливости преимущественно ненасильственными методами (многотысячными митингами и демонстрациями протеста).
Развитие социального согласия как оптимального результата противодействия террору включает в себя следующие основные компоненты: систему внутреннего и внешнего воздействия на процесс становления социального согласия; систему субъектов социального согласия; систему принципов формирования социального согласия; систему механизмов формирования социального согласия. Становление происходит в результате действия внутренних и внешних факторов и условий. При этом отношения и взаимодействия в социальных системах, имеющих низкий уровень согласия, чаще и в большей мере регулируется извне, и наоборот. Становление социального согласия включает в себя становление ценностного и функционального согласия между социальными субъектами и внутри них. Социальная система устойчива, стабильно функционирует, если среди ее членов наблюдается согласие по главным и основным позициям ее существования. В конечном итоге укрепление национального единства выступает как единственно адекватный ответ на угрозу терроризма. Девиктимизаиия прямых, вторичных и косвенных жертв террора проявляет себя как деаномизания социума. Разумеется, речь идет об очень серьезных сдвигах в общественном сознании и ценностном потенциале общества. Однако и терроризм является таким видом преступления, которое направлено против всего общества в целом и против его экономических, политических и духовно-нравственных основ, несет в себе реальную угрозу масштабной виктимизации всего населения, углубления деструктивных процессов дезинтеграции общества, форсирование процессов аномии.
Мам представляется, что современный масштабный, развитый, институционализированный международный терроризм является одним из закономерных последствий глобализации, вызванных усилением неравномерности социально-экономического развития регионов планеты и общемировым кризисом ценностей традиционного общества. Особенность этого вида преступления состоит в том, что он резко повышает степень виктимности всего общества, ведет к виктимизации общества как целого, причем социальная дифференциация жертв перед лицом террора отходит на второй план. Потенциальной жертвой международного терроризма является каждый, не исключая представителей высших социальных страт и глобалистской элиты.
Подчеркивая универсальный характер виктимизирующего воздействия современного терроризма на социум, следует вместе с тем выделить категории лиц, отличающихся повышенной степенью виктимности относительно данного вида преступления.
1. Одной из наиболее притягательных мишеней для террористов всегда были главы государств, общественные, политические и религиозные деятели. Характерной чертой последних десятилетий является расширение круга лиц, статус которых делает их объектом политического терроризма. Сюда включаются дипломаты, военнослужащие, полицейские, сотрудники различного рода общественных организаций и гуманитарных фондов, журналисты, влиятельные бизнесмены, которые в глазах общества символизируют собой то или иное государство. Их убийство или захват может рассматриваться как нанесение символического «поражения» враждебному государству, как средство давления на правительство и/или как способ получения выкупа. Опыт повстанцев в Ираке, избравших своим оружием террор, свидетельствует о том, что подобные действия могут иметь успех. Эти покушения осуществляются, как правило, с помощью огнестрельного оружия или гранат, небольшими группами, крайне подвижными, которые рассеиваются тотчас после теракта. Иногда им предшествует захват, похищение, которые затем представляются авторами как исполнение «приговора», вынесенного «народным судом». Среди способов убийств следует отметить подкладывание взрывчатки в автомобили жертв.
2. Население экономически высокоразвитых государств, особенно ведущих боевые действия. События последних лет показали, что в ряде стран ислама имеются структуры с достаточным опытом, организационными и в особенности финансовыми возможностями для организации масштабных террористических актов на территории противника. Террор, однако, не является обязательным «асимметричным ответом» на агрессию. Примером может служить ситуация с событиями в Югославии. Террор требует не только значительных материальных возможностей, но и снятия (или отсутствия) моральных табу. Полагаем, что правильно будет рассматривать международный терроризм как своего рода асимметричный ответ стран третьего мира на резкое углубление разрыва в экономическом и социальном развитии с ведущими мировыми державами, на стремление элиты этих держав закрепить существующую тенденцию развития, по сути дела, скрывающую за собой стремление к интенсификации эксплуатации стран третьего мира. Международный терроризм — неизбежное следствие глобалистской политики постнеоколониализма. В условиях рубежа веков международный терроризм явился фактором, структурирующим и генерирующим локальные виды терроризма, изначально не связанные с глобальными проблемами современности. Это отчетливо видно на примере чеченского терроризма, возникшего как следствие совокупности исключительно внутри российских проблеем, однако в настоящее время окончательно интегрированного в структуру международного терроризма.
3. Ряд народов, этнических и религиозных групп, исторически являвшихся объектами агрессии (евреи, тутси, хуту и др.).
4. Мигранты. Неоднократные акты террора в отношении мигрантов зафиксированы в ряде государств (Германия).
Выходя за национальные рамки, терроризм из опасности для жизни отдельных групп населения становится угрозой международному миру, порядку и стабильности. В то же время трансферный характер терроризма придаст ему в определенной мере значимость силы почти глобального характера, делает его более опасным, чем внутригосударственные террористические действия любого масштаба.
Видимо, XXI век человечеству придется прожить в условиях нарастающей активизации террористических группировок. И решить эту проблему в рамках сложившейся конфигурации экономических, социальных, политических, культурологических, этнических процессов современного мира не представляется возможным. Однако это не означает, что противодействие международному и любому другому терроризму бесперспективно. Во-первых, любой предотвращенный теракт — это сохраненные жизни людей. Во-вторых, представляется вполне возможным радикально минимизировать активность террористических организаций и ограничить возможность их действий. В-третьих, можно чисто теоретически представить себе перспективу радикального изменения мирового порядка. Однако устранение глубинных причин терроризма не приведет автоматически к его отмиранию. В любом случае с терроризмом придется бороться, и успех этой борьбы будет зависеть от накопленного опыта. В борьбе с терроризмом многократно возрастает роль превенции. Важно не допустить теракт, поскольку его осуществление уже можно рассматривать как успех террористов независимо от исхода дела.