Криминогенная виктимизация социальных групп в современном обществе

Взаимосвязь факторов криминогенной виктимизации населения и десоциализации личности


Как было выявлено выше, сама по себе повышенная виктимность социального статуса еще не является фактором криминализации общественных и межличностных отношений. Для того чтобы с большой долей вероятности предсказать переход жертвы из состояния потенциальной в состояние актуальной, необходимо еще констатировать включенность механизмов виктимогенной деформации личности. «Виктимогенная деформация личности — как совокупность социально-психологических свойств личности, связанных с неблагоприятными особенностями социализации последней, ее неудовлетворительной социальной адаптацией, в психологическом плане выражающейся в эмоциональной неустойчивости, неконтролируемости, сниженной способности к абстрактному мышлению. Эти качества в различном сочетании выражают отсутствие предусмотрительности, неразборчивость в социальных связях, конфликтность личности. Представляется, что в самом общем виде виктимогенная деформация личности определяется низкой культурой общения. Кроме того, она связана с иными дефектами и сдвигами нравственного и правового сознания. Именно социальная невоспитанность, а не «врожденная предрасположенность» в конечном итоге интегрирует сущность этой разновидности виктимности»1Войтенко С.Г. Криминологическое исследование виктимности потерпевших. Белгород. 2000. С. 25..

В западной виктимологии сложилось несколько концептуальных подходов к решению проблемы теоретического моделирования процессов, опосредствующих взаимосвязь социальных факторов виктимизации (различного уровня организации социума) и виктимогенной деформации личности. Это отчасти актуализировавшиеся в процессе социально-виктимологического исследования теория образа жизни Дж. Гарофало, теория социальной дезинтеграции, теория субкультур и дихотомическая модель социализации-десоциализации личности, корреспондирующая теории аномии.

Теория образа жизни уже рассматривалась нами. С точки зрения интересующей нас на данном этапе проблемы она важна поскольку раскрывает взаимосвязь между социальными условиями жизни индивида и устойчивой системой его действий, имеющих результатом усиление виктимности. Здесь вероятность преступного посягательства на личность устойчиво связывается с различиями в образе жизни представителей различных страт. Особенности образа жизни детерминируют совершение преступлений, характерных с точки зрения их пространственной локализации, времени, особенностей межличностных отношений, провоцирующих повторение виктимогенных ситуаций.

Образ жизни трактуется как критический фактор, который определяет риски преступного преследования. Образ жизни определен в этом контексте как «система обычных ежедневных действий индивида, включающая его действия в профессионально-социальной сфере (работа, школа, содержание своего дома и т.д.) и действия досуга». Различия в образах жизни определены адаптацией к различным социальным ратям и структурным ограничениям поведения. В рамках этой теоретической модели подробно исследуются характеристики приобретенного социального статуса (например, возраст, пол, расово-этническая принадлежность, финансовый доход, семейное положение, образование, вид социальной деятельности), которые коррелируются с теми преступлениями, которым подвергаются представителей той или иной страты. На этой основе, к примеру, объясняется большая виктимизированность мужчин: мужчины традиционно более социализированы, чем женщины, они более активны в общественной области, агрессивны в различных социальных ситуациях, имеют меньше ограничений в возможности передвижения и проводят больше времени вдалеке от защищающей домашней среды.

Теория социальной дезорганизации исходит из того, что социальный порядок, стабильность, законность, социальная и культурная интеграция личности и социума с «большим сообществом» способствуют развитию тенденций, подавляющих процессы криминализации и виктимизации общества, тогда как социальная дезорганизация имеет необходимым следствием усиление степени виктимности индивида. Чем менее организованным и сплоченным является социум, тем больше вероятность случаев противоправного поведения. Представителями данной концепции являются Шоу и Мак-Кей, работы которых рассматривались нами в связи с вопросом о взаимосвязи процессов урбанизации и виктимизации.

Теории криминальной субкультуры (С. Коэн и др.) сосредоточены на изучении вопроса о том, почему более высокой или более низкой является степень уязвимости личности, включенной в ту или иную социальную группу и прожинающей в том или ином регионе. Виктимность личности трактуется здесь как своего рода реакция на рассогласование норм и ценностей, характерных для общества в целом, с нормами и ценностями, культивируемыми субкультурой той или иной социальной группы.

В значительной мере ли теории опирались на работы Мертона, показавшего, что преступление и девиация являются естественным ответом личности на рассогласование между социально закрепленными целями и теми средствами их достижения, которые могут быть приняты в обществе как легальные2См.: Мертон P. Социальная структура и аномия // Социология преступности. М., 1966.. Субкультурные теории преступления содержат выводы о том, что некоторые социальные группы (или субкультуры, согласно принятой терминологии) одобряют преступное поведение или культивируют ценности, которые способствуют выработке преступной мотивации. Индивиды, которые систематически взаимодействуют с членами такой группы, могут в конечном счете принять преступные ценности, поддержанные группой, и включиться в практику преступной деятельности. Примером может служить коррумпированное чиновничество.

Как нам представляется, ни одна из предложенных моделей не является достаточной. Каждая из них высвечивает значимый аспект, необходимый для действительно всестороннего объяснения механизма виктимизации. Таким образом, методологически оправданным может быть только комплексный подход. Как справедливо отмечали Дж. Сгерци и Дж. Мак-Девитт: «Никакой единственный фактор не может быть идентифицирован как причина преступности. Некоторые ученые полагают, что четыре главных катализатора присутствуют или вносят вклад в развитие преступности в нашем обществе: СМИ, свободно распространяемое огнестрельное оружие, алкоголь и организованная преступность. Бедность, безнадежность, социальная изоляция, снижение уровня нашей образовательной системы — вот те социальные предпосылки, которые также могут обусловливать преступность. В дополнение к этому проблемы умственного здоровья и другие проблемы, являющиеся результатом социальных травм детства — являются существенными индикаторами склонности личности к насилию. Наконец, обесценивание жизни, включая расизм, дискриминацию по половому признаку, а равно и другие формы дискриминации, означает кризис ценностей, связанных с возрастающим насилием и преступностью»3Wallace H. Victimology: legal, psychological, and social perspectives. Boston. 1998. P. 341..

При этом в зависимости от характера предмета исследования может быть выбрана различная схема, в которой при формировании методологическо-теоретического комплекса за основу берется та или другая концепция. Нам представляется, что для решения задачи теоретического анализа процесса личностной актуализации социальных предпосылок виктимности за основу должна быть взята концепция социализации. Она (1) обладает достаточным эвристическим потенциалом; (2) нацелена на объяснение процессов опосредствования отношения личности и социума в условиях стратогенеза и деформации классово-стратификационной структуры общества; (3) наиболее детально разработана и адаптирована к задачам криминологии, как на Западе, так и в России.

Очевидно, что ускоренные процессы стратогенеза и перехода значительных групп населения из одних стратовых ниш в другие, которые мы могли наблюдать в России в 1990-е годы, не могли не иметь результатом деформацию процессов социализации личности, являющихся базовыми в опосредствовании отношения личности и общества. Резкое и достаточно быстрое (для многих почти внезапное) изменение социального статуса не было согласовано с изменением системы ценностей и идеалов, которая обладает большей степенью устойчивости для личности, чем ее положение в обществе4«Глубокая ломка основ общественного строя означает крах прежних ценностей, пересмотр взглядов на очень многие проблемы и жизненные отношения» (Кудрявцев В.Н. Избранные труды по социальным наукам Т. 2. М.. 2002 С. 166.). Для многих людей разрывалась ткань устоявшихся социальных связей, включая и личные, семейные, привязанности, микросреду, опосредующую влияние более широкой социальной среды. Результаты процессов адаптации человека к социуму (как институционализированные, так и не институционализированные) были для многих девальвированы.

Сказанное характерно и для западных стран в связи с трансформацией социально-стратовой структуры, обусловленной глобализацией (о чем шла речь в первой главе). Однако последствия этих процессов для десоциализации личности с последующей криминализацией и виктимизацией социальных страт в государствах Западной Европы и Северной Америки несопоставимы с тем, что мы имели в России. Во-первых, несопоставимы сами масштабы стратогенеза. Во-вторых, институты гражданского общества, адекватные реалиям демократии и рыночной экономики, в России находились в зачаточном состоянии, а институты, сохранившиеся от предшествующей эпохи, уже не могли в полной мер выполнять функции институтов социализации.

В итоге три основных элемента обеспечения социализации личности (система ценностей, институты социализации, процесс социальной адаптации и способы институционализации его результатов) последовательно теряли свою эффективность. В условиях глубокой аномии, поразившей российское общество, стал характерен отрыв личности от ценностно-нормативной системы общества и государства привыкание к отрицательной оценке своего поведения и места в обществе, использование социально-психологических механизмов самозащиты, активность в ситуации совершения преступления, совершение агрессивных действий без достаточно обоснованных внешних поводов. Не случайно поэтому меры по совершенствованию системы социализации граждан рассматриваются современными криминологами в числе наиболее важных и перспективных направлений общесоциальной профилактики преступности5См.: Джахбаров Ю.А. Криминологическая характеристика и профилактика насильственных преступлений на виктимологической основе: Автореф. дис.... канд. юрид. наук. Рязань. 2004. С. 23-24..

Процессы стремительной по историческим меркам трансформации общества, даже позитивные по своей направленности, всегда сопряжены с резким расширением масштабов десоциализации личности. В той или иной форме десоциализация затронула как представителей слоев общества, вынужденных пауперизироваться, так и тех, кто сумел перейти в более высокую страту. В значительной мере высшие страты составили те, кого принято называть нуворишами. Высокие посты в государственной иерархии нередко занимали (и занимают) люди, чей карьерный взлет не был опосредствован их жизненным и служебным опытом.

Таким образом, дссоциализация стала своего рода «социальной болезнью», которой в России подвержены буквально все страты, снизу доверху. В итоге в стране идет психологический процесс привыкания населения к растущей преступности, в том числе и к ее относительно новым формам: организованной, террористической и коррупционной. Два десятка лет тому назад чреда организованного кровавого терроризма, массовых захватов заложников, работорговли, непрекращающихся публичных заказных убийств, многомиллионных мошенничеств и открытая беспрецедентная циничная коррумпированность высших государственных должностных лиц глубоко шокировала бы россиян. Ныне они видят это почти ежедневно и принимают как данность. Развращающее действует на общество фактическая безнаказанность правящей, политической и экономической элиты, представители которой совершают наиболее тяжкие по своим последствиям преступления. Такая практика сложившаяся в последние годы, серьезно подрывает конституционный принцип — все равны перед законом и судом — и является особо криминогенным обстоятельством.

Рассмотрим более подробно основные параметры, характеризующие процессы социализации и десоциализации личности, и постараемся определить ту роль, которую они играют в процессах виктимизации личности и социальных статусов.

Вопросы, связанные с явлением отклоняющегося поведения личности вплоть до преступного поведения, занимают особое место в системе юридического знания. В соответствии со структурой личности правонарушителя, предложенной В.Н. Кудрявцевым в его работе «Закон, поступок, ответственность», можно выделить следующие черты личности, которые могли бы свидетельствовать о ее недостаточной социализированности и о неразвитости в ней личностного начала: антисоциальная направленность личности, деформированная система ценностных ориентаций, пренебрежительное отношение к нормам морали, свидетельствующие о низком уровне правосознания и правовой культуры, а также неадекватное повеление в производственном коллективе, семье, учебном заведении, в ближайшем окружении, низкая общественная активность, устойчивая связь с антиобщественными элементами, свидетельствующие, в свою очередь, о невозможности адаптироваться к социальным условиям6Анализ условий формировании негативных особенностей личности см. также: Кудрявцев В.Н. Стратегии борьбы с преступностью. М., 2003. С. 250-256..

В указанном контексте феномен десоциализации личности можно было бы определить как антипод социализации, характеризующийся такими признаками, как состояние индивидуального застоя, угнетенности свободной воли личности в процессе подавления ее внешними условиями социального бытия, приводящего к атрофии креативного начала индивида. В социальной сфере процесс десоциализации связан с нарушением социального порядка, нормального функционирования общества, обеспечивающего защиту прав и интересов каждого, с дисфункцией социальных институтов и деформацией социальных норм.

Десоциализированная личность имеет деформированный, ущербный мир ценностей, весьма примитивный и искаженный образ права. Вместо включенности ее системы ценностей в ценностную структуру определенного социального слоя, народности, общества в целом мы имеем дело с ее деградацией. Это, разумеется, отнюдь не создаст условий для участия личности в процессах достижения социального согласия, которые являются наиболее рациональной и перспективной формой выхода из социального кризиса. Как отмечал академик В.Н. Кудрявцев, в период социального кризиса деформация ценностных ориентаций проявляется в различных формах. Прежде всего это неполнота системы ценностных ориентаций, отсутствие в этой системе таких идей и представлений, которые имеют основополагающее общесоциальное значение. Пробел в системе ценностей заполняется «антиценностями». Далее, искажения в системе ценностей могут выражаться в противоречивости этой системы, ее неустойчивости. Искажения системы ценностных ориентаций выражаются в том, что на фоне прежних представлений людей возникают новые, еще не утвердившиеся в общественном сознании. В результате складываются противоречивые сочетания старых и новых представлений, идей, ценностей, которые в своей совокупности не столько направляют, сколько дезорганизуют личность.

С этой точки зрения важной предпосылкой формирования криминализационного вектора развития процессов десоциализации является ускоренное формирование в обществе криминальной субкультуры, чему в немалой степени способствуют СМИ. В виртуальном кинотелемире, в печатных изданиях бульварного уровня сегодня совершенно очевидно доминирует криминальная тема. Происходит привыкание и постоянно растет интерес к криминалу, особенно среди молодежи. Это стимулирует агрессивный тип поведения, на подсознательном уровне заставляет воспроизводить стереотипы поведения киногероев, в том числе и представителей преступного мира. По данным российских правоохранительных органов, нередки случаи, когда реальные преступники до деталей воспроизводят действия своих виртуальных предшественников. Внедрение в массовое сознание образцов криминального повеления является одним из самых сильных факторов виктимизации населения, особенно его низших страт, представители которых наименее защищены от насильственных и случайных преступлений.

На Западе начало систематического изучения влияния телевидения на степень агрессивности в обществе приходится на середину 1970-х годов. В исследовании американского криминолога М. Лефковица в 1977 г. был доказан факт зависимости между регулярным просмотром телепередач, содержащих какую-либо информацию о насилии, и ростом агрессивности у мальчиков возрасте от 7 до 15 лет с устойчивым закреплением соответствующих стереотипов поведения. Дальнейшие исследования подтвердили существование взаимосвязи между регулярным просмотром в детстве телепередач, содержащих насилие, и склонностью к агрессии во взрослой жизни. В 1986 г. американские криминологи С. Тернер, Б. Гесс и С. Петерсон-Льюис суммировали результаты этих исследовании и сделали общий вывод о том, что «баланс результатов совместим с гипотезой о стимулировании телевидением долгосрочного роста агрессивного поведения». При этом подчеркиваюсь, что такие выводы значимы только для мальчиков, но не для девочек. В том же году Л. Хьюсмен выявил устойчивое взаимодействие негативного воздействия телевидения с теми примерами насилия, которые ребенок встречает в своей семье, а также с другими факторами в создании агрессии. Взаимодействие этих факторов приводит к их многократному взаимному усилению и к закреплению результатов формирования стереотипов агрессивного поведения.

Наряду с опосредованным через «запуск» механизмов десоциализации — виктимизирующим воздействием СМИ на личность и общество криминологи выделяют и факторы прямого действия, являющиеся предпосылкой массово-информационной виктимогенности. А именно: лицо может оказаться жертвой непосредственного вредоносного воздействия на него СМИ (клевета, распространение порочащей информации и т.п.); оно приобретает свойства повышенной уязвимости от различных посягательств, в том числе и уголовно наказуемых, стимулируемых СМИ; оно может претерпевать вред от противоправных действий или бездействия представителя органа массовой информации7Преступность среди социальных подсистем. Новая концепция и отрасти криминологии / Под ред. докт. юрид. наук., проф. Д.А. Шестакова. СПб.. 2003. С. 175 (см. также с. 170-185).. Повышенно виктимным статусом является и сама профессия журналиста, любого сотрудника средств массовой информации.

Сравнивая это с ситуацией в России, нужно отметить, что у нас процесс криминализирующего воздействия СМИ на общество, особенно на молодежь, идет гораздо интенсивнее, чем на Запале. Если телевидение находится под более или менее жестким государственным контролем, то другие СМИ (радио, журналы, газеты) нередко становятся своего рода транслятором криминальной субкультуры, как стихийным, так и целенаправленно используемым для этого организованными преступными формированиями8Здесь нужно учитывать, что позитивное воспитательное воздействие общества на молодежь за последние годы весьма ослабло, достаточно сравнить существующее положение с оценками российского криминолога, сделанными четверть века назад (см.: Ветров Н.И. Профилактика правонарушений среди молодежи. М., 1980. С. 15). Анализ феномена криминальной субкультуры см.: Ли Д.А. Преступность как социальное явление. М., 1997. С. 60-65.. Многие ученые сегодня говорят о негативной роли СМИ в криминализации культуры современной России, в создании предпосылок культурологического порядка для притока в организованную преступность новых «бойцов», для облегчения ее деятельности и примирения с фактом ее существования общественного мнения, а также о прямом пособничестве организованной преступности (пропаганда наркотиков, распространение порти рафии и формирование спроса на нее и т.п.). Отмечается, что СМИ нередко в своих выступлениях прямо нарушают «Закон о средствах массовой информации»9Юцкова Е.М. Организованная преступность в духовной жизни общества и противодействие ей // Организованный терроризм и организованная преступность. М., 2002. С. 183..

Тенденция десоциализации провоцируется процессом редукции смыслового и культурного многообразия к упрошенным, психологически инфантильным культурно-символическим формам деятельности, что способствует духовной деградации личности. На психологическом уровне совокупность всех этих десоциализирующих факторов повергает человека в состояние стресса и приводит к мутации его социально-психологических качеств: депрессии, апатии, страху, агрессии, инфантилизму, конформизму. Каждое из этих качеств может рассматриваться как самостоятельный фактор виктимизации личности.

Отклонения агрессивной ориентации обычно вызваны мотивами мести, неприязни, вражды, неуважения к человеку. Большей частью они выражаются в посягательствах на честь и достоинство, здоровье и жизнь человека, в нарушениях общественного порядка. Это — ссоры в семье и конфликты на работе, оскорбления и хулиганство, побои и нанесение увечий, наконец, изнасилования и убийства. Очевидно, что подобное агрессивное отношение к людям неизбежно будет вызывать острую ответную реакцию. Таким образом, десоциализация, обусловливающая девиацию личности агрессивной ориентации, является фактором потенциальной криминализации и реальной виктимизации личности.

Десоциализация личности потенциальной жертвы констатируется через совокупность ее личностных и поведенческих характеристик, возможные сочетания которых бесконечно ракообразны. Между тем к характеристикам универсального характера можно отнести сочетания злоупотребления алкоголем, наркотиками, низкого социального статуса, низкой культуры быта и досуга. Помимо указанных личностных свойств С.Г. Войтенко указывает и те качества десоциализированной личности, которые свидетельствуют о специфической виктимогенной деформации. Так, вспыльчивость, агрессивность, грубость, жестокость, эгоцентризм в сочетании с ранее названными свойствами могут свидетельствовать о виктимогенном предрасположении к телесным повреждениям, иным видам насилия над личностью.

Девиантное поведение детерминировано неуспешной социализацией. Указание на девиантную социализацию играет важнейшую роль в процессе формирования отклоняющегося поведения среди молодежи. Понятие «девиантная карьера» представляет собой формирование личности путем освоения девиантных ролей10Марченкова А.Е. Стратификационные особенности суицидального поведения в современном обществе: Дис.... канд. социол. наук. СПб., 2002. С. 79.. При этом возможны проявления отклонений как случайного и временного явления, так и стойкие состояния. В литературе рассмотрение негативных сторон социализации нередко связывается с определением виктимности. Виктимными можно назвать реальных или потенциальных жертв неблагоприятных условий социализации».

Остановимся более подробно на вопросе зависимости преступника и жертвы от социальной среды, определяющей тенденции, параметры и, до известной степени, пределы социализации личности. При лом можно согласиться с высказываемым криминологами мнением о том, что наиболее криминологически значимыми в формировании личности преступника являются два фактора: (1) состояние повышенной, более жесткой, чем при иных условиях, зависимости виновного от отвергающих его людей или опосредующих взаимоотношения между людьми объектов: (2) объективация ценности индивидуальной жизни виновного во внешних объектах.

Первое из последствий — зависимость — проявляет себя, к примеру, в так называемых «семейных убийствах», валяющихся чаще всего следствием «неприязненных отношений» с будущими жертвами преступления и их окружением. Установлено, что неприязнь между людьми в рамках заканчивающихся убийством родственных или семейных отношений (убийство отца, сына либо жены, сожительницы) имеет в основе повышенную зависимость виновного от других членов семьи. Именно она блокирует возможность выбора вариантов поведения. Последние же в целом сводятся к необходимости автономизации виновного, его выхода из семьи. Препятствует же этому специфический инволюционный тип родительской семьи виновного11Шестаков Д.А. Супружеское убийство как общественная проблема. Спб.. 1992..

Второе из указанных последствий — процесс и результат объективирования ценности индивидуальной жизни виновного во внешних объектах — обусловлен ее обесцениванием в системе межперсональных отношений, содержанием которых является отвергающее взаимодействие. Обесценивание человека блокирует внутренне присущую ему тенденцию саморазвития, в результате чего эта тенденция объективируется в переоценке ценности каких-либо внешних объектов.

Два из указанных элементов механизма насильственного преступления — отвергание и зависимость — охватываются единым законом развития живых систем — законом автономизации, лежащим в основе формирования способности к прогрессивной дифференциации личности и ее поведения. Суть этого закона состоит в том, что вариативность поведения любой сложно организованной системы обеспечивается только автономностью функционирования низовых, в частности генетически более ранних, управляющих систем. На уровне личности это означает, что формирование более поздних психических образований, обеспечивающих возможность широких адаптаций за счет возможности выбирать варианты поведения, основывается на автоматизации функционирования более ранних психических образований. В ситуации характерного для насильственного преступления «отвергающего взаимодействия» не наступает автономизации функционирования базисных психобиологических процессов, связанных с удовлетворением основных жизненных потребностей виновного. На ранних этапах развития человека его зависимость от взрослого обеспечивает жизнеспособность, биологическую выживаемость и носит поэтому жизненно важный (витальный) характер. Но вместе с тем зависимость, образующаяся как результат отвергания, может вести к задержке процесса автономизации ребенка от взрослого и в целом к задержке его психического развития.

Приведенный «механизм» формирования зависимости виновного от другого человека представляется достаточно фундаментальным в этиологии насильственного преступления. Свое действие он проявляет в детерминации образования криминогенных межперсональных отношений, выступая в качестве управляющей этим процессом «силы». В этом смысле «механизм» формирования зависимости можно рассматривать как предпосылку образующихся позже отношений зависимости виновного в насильственном преступлении от каких-либо объектов своего окружения или своих собственных состояний (ради которых совершается преступление), а также в качестве глубокой детерминанты склонности виновного к включению в криминогенные отношения. По нашему мнению, формы объективации индивидуальной жизни виновного можно расценивать в качестве критериев, значимых для оценки степени их общественной опасности. Первый критерий может быть определен как степень и формы персонифицированности индивидуальной жизни виновного в предмете посягательства. Свою полную персонификацию она находит в «семейных» убийствах, особенно в убийстве кровного родственника, когда субъект приемлемый уровень и способ существования виновного связывает с личностью и поведением конкретного лица. Предкриминальные отношения с ним носят развитый характер и не имеют тенденции к переносу на других лиц, что обусловливает более низкую опасность «семейных» убийств по сравнению с «внесемейными».

В предкриминальной ситуации десоциализированная личность чаще будет играть активную, провоцирующую роль в отношении «преступник жертва». Анализируя данные исследования о характере повеления потерпевших, предшествующего причинению вреда, И.В. Лиманская отмечает, что в 64,0% изученных дел об убийствах и причинении тяжкого вреда здоровью имело место негативное поведение потерпевших (угрозы, оскорбления и т.п.); в 24,7% нейтральное поведение и лишь в 11,3% дел — положительное поведение (защита третьих лиц, попытка пресечения преступления, стремление уклониться от конфликта и т.п.). В случаях изнасилования негативное повеление потерпевших было зафиксировано в 48,9% дел12Лиманская И.В. Виктимологическая профилактика насильственных преступлений против личности. Автор. дис. канд. юрид. наук М., 2002. С. 22.. Таким образом, негативное поведение потерпевших, социально обусловленное фактором их десоциализации, часто являлось катализатором преступных действий причинителей вреда К аналогичному выводу приводит и знакомство с результатами другого исследования, проведенного в Республике Дагестан А.А. Гаджбой: в 60% умышленных убийств поведение потерпевших было отрицательным, а в ряде случаев служило поводом к совершению преступления, в 34,7% убийств — это результат явно противоправных действий потерпевших (оскорблений, побоев, издевательств и т.п.). Тяжкий вред здоровью в 20% случаях причинен лицам, совершившим аморальные, противоправные действия, а также страдавшим явно выраженными психическими расстройствами13Гаджибва А.А. Виктимология и ее роль и профилактике преступлений: Автореф. дис. канд. юрид. наук. Краснодар. 2000..

Как известно, поведение потерпевшего, играя не последнюю роль в механизме преступления, вместе с тем является и важнейшим структурным компонентом характеристики виктимизации личности как процесса превращения в жертву преступления. Преступное деяние — это не просто действие или бездействие его субъекта, а взаимодействие, участниками которого являются хотя бы два человека, чьи личностные особенности детерминируют это взаимодействие посредством двух пересекающихся линий мотивации. Таким образом, под взаимодействием преступника и жертвы в криминогенной и криминальной ситуации понимается систематическое осуществление обеими сторонами действий, имеющих целью вызвать соответствующую реакцию со стороны партнера.

Анализируя взаимодействие преступника и его будущей жертвы, можно проследить, на каком этапе оно начинает приобретать конфликтный характер и далее перерастать в преступление, какой вклад, обусловленный личностными особенностями, субъективным видением ситуации, особенностями развития в социуме, делают в процесс генезиса преступления его будущие жертвы.

И зависимости от вида преступной ситуации (нейтральные и толчковые ситуации), отношения к преступнику и характера преступления десоцилизированная жертва может в момент преступления вести себя по-разному.

В результате отсутствия адекватного социального опыта выражающегося в излишней доверчивости или неверной оценке ситуации, человеку может не хватать осознания того, что он может пострадать в результате преступления.

Жертва может быть беспомощной, или упасть в обморок при преступном действии, или обратиться в бегство.

Естественно, она может быть согласна с осознанием посторонней опасности (например, возможность заразиться СПИДом).

Сама может захватить инициативу и спровоцировать преступника.

Она может превысить границы необходимой обороны.

Однако эти возможности еще не исчерпывают реально представляемые варианты поведения жертвы. Так, например, после опроса жертв насилия стало известно, что одна треть оказывает сопротивление или пытается активно преодолеть насилие со стороны преступника; более четверти жертв убегает или прячется; следующая четверть пытается уговорить преступника отказаться от преступного замысла или отступить; 20% жертв выступают даже агрессивно по отношению к преступнику; в остальных случаях они поднимают тревогу или кричат. В соответствии с определенным поведением жертвы изменяется потребность в защите потерпевшего и уголовно-правовой приговор преступнику. Так как роль и состав преступления жертвы настолько многообразны и имеют различное значение, согласно сложившемуся общему мнению интересы жертвы и желание отмщения не могут одни определять ответ со стороны государства на совершенное преступление. Среди западных ученых широко известен афоризм немецкого криминолога Верфеля о том, что «не убийца», а «убитый... является виновным». Это предположение направлено на то, чтобы осознать активный «взнос» жертвы в совершенное преступление, тем самым прояснив ситуацию с психическом и физическим состоянием лица, совершившего преступление, и сделав возможным действительно справедливый приговор. Таким образом, выделяется совместная ответственность жертвы, в зависимости от того, какой виктимологический негатив выражается в поведении жертвы14По данным Э.Л. Сидоренко, отрицательное поведение потерпевших имело место в 60% убийств и 66% случаев причинения вреда здоровью. При этом оно выражаюсь в применении насилия — 27%, в оскорблениях и угрозах — 20%, в учинении ссоры — 18%, в нарушении супружеской верности — 8%, в необоснованных имущественных притязаниях потерпевшего — 9%. в иных формах — 18% (Сидоренко Э.Л. Отрицательное поведение потерпевшего и уголовный закон. СПб.. 2003. С. 43)..

Для последнего десятилетия также характерен интерес к состоянию жертвы после совершения преступления, ее реакции на преступление и стратегии разрешения сложившихся проблем. Западными исследователями обращается внимание на то, что психическое положение жертвы после преступления не менее многообразно, чем в ситуации совершения преступления. Чувства относительно преступления и преступника простираются от недооценки, удивления и депрессии до мести и ярости. Нередко чувства жертвы амбивалентны и противоречивы. Возможно оттягивание срока подачи заявления о преступлении. Готовность жертвы простить преступнику и точно так же заявить о своих интересах по возмещению кажутся жертве единой стратегией по разрешению проблемы. Кроме того, имеются указания на то, что формулировки жертвы, описывающей преступление, существенно различаются в соответствии со спецификой преступления и полом. Чем более значительным воспринимается преступное вмешательство в приватную сферу личности, тем сильнее желание наказания в заявлении, причем мотив возмещающего морального удовлетворения и предупреждения дальнейших преступных действий могут совпадать. Среди мотивов, которыми руководствуются жертвы при несообщении о совершенных преступлениях, выделяются боязнь огласки интимных сторон жизни, малозначительность вреда, причиненного преступлением, истечение длительного времени с момента виктимизации, примирение с преступником на основе компенсации ущерба. Нередко фактором естественной латентности служит желание потерпевшего самостоятельно наказать преступника. В любом случае несообщение о совершенных преступлениях свидетельствует о низкой правовой культуре виктима.

Особенно убедительным для объяснения поведения десоциализированной жертвы является определение того, были ли преступник и жертва в момент совершения преступления друг другу знакомы или нет. По данным исследования И.В. Лиманской, среди общего числа потерпевших от насильственных преступлений жены и сожительницы (сожители) составили 21,2%; близкие родственники и другие члены семьи — 14,8; знакомые с преступником — 42,3; случайные знакомые или вообще незнакомые — 22,7%. Подавляющее большинство потерпевших в результате убийств и тяжких телесных повреждений (77,3%) — близкие, родственники и знакомые преступников; они значительно чаще оказываются в опасных ситуациях и, похоже, чем ближе были отношения между потерпевшими и преступниками, тем выше была вероятность стать жертвой насилия.

Преступления против личности и преступления на сексуальной почве чаще происходят в ближайшем социальном окружении и при этом демонстрируется значительная степень знакомства между преступником и жертвой. Не вызывает удивления, что в случае умышленного убийства, убийства без отягчающих обстоятельств, телесных повреждений, угрозы, оскорбления и сексуальных преступлений против детей преступник и жертва были достаточно хорошо знакомы друг с другом, обладали одинаковыми параметрами ущербной социализации или были в равной степени десоциализированы. Таким образом, речь идет в большей степени о столкновении внутри той или иной социальной группы, чем о конфликте между разными слоями населения.

Анализируя социализацию в социально-педагогическом контексте. А.В. Мудрик, рассматривает проблему человека — жертвы социализации, а также жертвы неблагоприятных условий социализации15Мудрик А.В. Социализация и смутное время. М., 1991.. Он считает, что для системного рассмотрения этой проблемы необходима разработка относительно самостоятельной области знания — социально-педагогической виктимологии. Виктимными жертвами социализации А.В. Мудрик считает сирот и детей, оставшихся на государственном попечении, инвалидов, психически травмированных людей, правонарушителей, безработных, детей беженцев и мигрантов, детей, вырастающих в семьях с низким экономическим, образовательным уровнем, аморальной и криминогенной атмосферой, характерной для низших страт, а также девиантов.

Кризис государственных и гражданских институтов социализации личности является, таким образом, прямой предпосылкой виктимизации личности и социальных статусов на всех уровнях структурной организации общества. Особое значение здесь имеет институт семьи, поскольку именно деформация механизма социализации личности в семье или образовательном учреждении выступает как один из наиболее мощных виктимизирующих факторов. И зарубежные и отечественные исследователи неизменно отмечают дисгармоничность семей, в которых выросли лица, склонные к совершению насильственных преступлений против личности (прежде всего сексуального характера). Российскими криминологами для характеристики укатанных процессов был введен специальный термин «семейная десоциализация» (Д.Л. Шестаков)16Преступность среди социальных подсистем. Новая концепция и отрасли криминологии / Под ред. докт. юрид. наук., проф. Д.А. Шестакова. СПб.. 2003. С. 55—56..

Прямым итогом превращения семенной десоциализации в массовое явление стала ситуация, сложившаяся в России в области детской преступности, когда ежегодно на скамье подсудимых оказывается около 75 тыс. подростков. Около 50 тыс. детей убегают из лома, чтобы избежать физического или сексуального насилия в своей семье. 3 тыс. несовершеннолетних погибают в результате самоубийств. Окало 2 тыс. детей предпринимают попытки убить своих родителей. Среди подростков, совершающих преступления. 75-80% являются рецидивистами17Ювенальная юстиция и профилактика правонарушений. СПб., 1999. С. 371..

Современная ситуация такова, что семья как социализирующий институт испытывает объективное давление со стороны новых социальных реалий, к которым она оказалась не готова. Хотя позиции семьи достаточно сильны, но отмечаются разрушительные тенденции социума. Интересен тот факт, что это касается не только так называемых неблагополучных семей, но и угрожает этому социальному институту в целом18Иваненков С.П. Проблемы социализации современной молодели. СПб.. 2003. С. 260.. В большинстве современных семей дети растут в ситуации эмоциональной отчужденности со стороны родителей. На них обращают внимание только затем, чтобы подчеркнуть их «неудачность», «нежеланность». В случаях, когда преступники вырастают во внешне благополучных семьях, отмечено, что родители часто уделяют много внимания интеллектуальному и физическому развитию ребенка, оставляя без внимания эмоциональную сферу.

В выборе жертв преступлений у некоторых преступников прослеживается структура семьи, в которой они выросли. Так, если совершаются изнасилования малолетних детей, то преступник, вероятно, рос в семье, где был старшим ребенком. Непосредственные эмоциональные контакты имел только с младшим братом или сестрой (разница в возрасте может быть минимальной), которые, в свою очередь, получали больше внимания со стороны родителей. Если жертвами преступлений являются ровесницы или женщины старшего возраста, то в этом случае отмечаются мотивы мести сестре (старшей или близкой по возрасту), матери. Криминологами была выявлена и зависимость преступлений от характера отношений в семье: у корыстных преступников грубость в домашнем общении наблюдается и несколько раз реже, чем у насильственных, при этом семейные конфликты часто связаны с материальными притязаниями друг к другу.

В исследованиях отечественных криминологов, посвященных структуре преступлений против несовершеннолетних, также было установлено, что наибольший удельный (50%) составляют потерпевшие от преступлений против половой неприкосновенности, 26% потерпевшие от преступлений против жизни и здоровья, — против семьи и несовершеннолетних, 4,5% - против собственности и 3,5% - против общественной безопасности. Таким образом, подавляющее большинство преступлений против несовершеннолетних составляют насильственные преступления19Галушко Д.М. Ювенальная виктимология: криминологические и социально- психологические проблемы: Автореф. дис. канд. юрид. наук. М., 2003. С. 8..

Дети с запаздывающей или деформированной социализацией нередко являются высоковиктимными в отношении насильственных преступлений, а также преступлений сексуальною характера. П.Ю. Утков отмечает, что риск совращения и развращения совершенно неодинаков для всех детей: «Он больше для внушаемых и неустойчивых детей, воспитывающихся в условиях недостатка заботы, эмоциональной депривации; невротичных или характерологически акцентуированных детей, которые затевают сексуально окрашенные игры со взрослыми, а потом наблюдают за произведенным впечатлением; побуждаемых примером уже соблазненных сверстников; любопытных, но не наученных правильному поведению со взрослыми и чужими людьми»20Утков П.Ю. Педагогические аспекты детской виктимологии. Мурманск. 2004. С. Ю..

Им же выделяются условия социализации, которые приводят к такого рода результатам. Как правило, виктимными в отношении насильственных и сексуальных преступлений являются те дети, которые:

  • выросли в социально изолированных семьях, где границы поведения членов семьи не были четко обозначены (исследования показали очень большой процент ненормальных сексуальных отношений в семьях, живущих в отдельных районах);
  • уяснили неправильную модель сексуального поведения:
  • взяли на себя роли взрослых в семье (мать страдает алкоголизмом и поэтому не может выполнять свой материнский долг);
  • плохо обеспеченные и беспризорные (это заставляет ребенка искать удовлетворения своих материальных нужд, сближаясь с насильником);
  • имеющие плохие отношения с родителями или опекунами, что толкает ребенка на поиск любви и ласки неподходящим образом;
  • однажды подвергшиеся насилию, они могут сами провоцировать его в дальнейшем, потому что не уяснили надлежащих моделей поведения.

В дополнение к сказанному следует отметить, что отношения по нормальному развитию несовершеннолетних охраняются в соответствии со ст. 38 Конституции РФ, Семейным кодексом РФ, Федеральными законами от 03.07.98 «Об основных гарантиях прав ребенка в РФ» и от 21.05.99 «Об основах системы профилактики безнадзорности и правонарушений несовершеннолетних». Некоторые разъяснения по применению данной нормы УК РФ даны в Постановлении Пленума Верховного суда РФ от 14.02.2000 № 7 «О судебной практике по делам о преступлениях несовершеннолетних».

Ведущей детерминантой насильственных преступлений против личности является специфическая диспозиция виновного к включению в отношения жесткой зависимости от определенных внешних объектов (как материальных, так и идеальных) или собственных психических состояний. Такие объекты или состояния обладают субъективной ценностью, соизмеримой или превышающей ценность жизни человека, и при определенных условиях могут выступать в качестве реальной побудительной силы к совершению тяжких преступлений против личности. Условия образования криминальной ситуации, актуализирующие указанную диспозицию, часто носят неосознаваемый со стороны виновного характера, в силу чего оказываются неуправляемыми для него. Если представить преступление как поведение преступника в котором объективируется своеобразное сочетание особенностей его личности и конкретной жизненной ситуации, то виктимизация тяжкой насильственной преступности со своей стороны предполагает проявление жертвой особенностей ее личности в той же конкретной жизненной ситуации и определенным образом оцененных преступников. Но жертва при этом выступает как элемент этой ситуации и именно так оценивается преступником.

Резюмируя вышеизложенное, следует отметить, что понимание социализации должно быть целостным, комплексным, объединяющим объективные влияния социальной среды и субъективные усилия индивида. Молодой человек в процессе социализации сначала познает и усваивает нормы и культурные ценности общества, а затем преобразовывает их в свои собственные ценности, интересы, потребности. Однако не всегда сформированное человеком становится позитивным. При этом негативное может стать определяющим в личности человека, привести к девиантному, а значит, виктимному поведению.

Зачастую десоциализация находит свое внешнее выражение в формах саморазрушения личности, прежде всего таких, как алкоголизм и наркомания. Здесь же заметим, что такой необходимый элемент процессов дссоциатизации, как склонность личности к саморазрушению, влечет за собой ее пренебрежительное отношение к себе, проявляющееся в неосторожности, неосмотрительности, беспечности, что значительно усиливает степень виктимности личности.

Результаты множественного корреляционного анализа подтверждают наличие достаточно тесной связи пьянства и алкоголизма с состоянием преступности. Наиболее высока эта связь с совершением тяжких преступлений, таких как умышленные тяжкие телесные повреждения, изнасилования, а также кражи. Как известно, пьянство является одним из наиболее значительных факторов виктимности населения. Причем если в конце 1980 — начале 1990-х годов группу «риска» составляли маргиналы и лица с криминальным опытом, а также учащиеся ПТУ с невысоким уровнем мотивации на достижение социально одобряемых целей, то в настоящее время алкоголиками и наркоманами все чаще становятся молодые люди из разных слоев общества21Хисамутдинов Ф.Р. Наркотизм среди несовершеннолетних: криминолого-виктимологический анализ (на материалах Республики Татарстан): Автореф. дис. канд. юрид. наук. Н. Новгород. 2002. С. 14..

Статистика свидетельствует о том, что состояние алкогольного или наркотического опьянения является одним из наиболее сильных факторов виктимизации. В состоянии алкогольного опьянения находился 41% жертв убийства и 51,9% лиц, ставших объектами причинения тяжкого вреда здоровью. При этом 58,5% потерпевших от убийства и 46.4% потерпевших от умышленного причинения тяжкого вреда здоровью, находившихся в состоянии опьянения, употребляли спиртные напитки вместе с преступником. Состояние опьянения преступника — компонент предкриминальной ситуации, выступающий в роли катализатора, ускоряющего или облегчющего совершение преступления. Опьянение жертвы — виктимогенный фактор криминогенно-провоцирующего характера.

Образование является одной из наиболее важных составляющих процесса социализации личности. Тем интереснее в контексте поставленных проблем будет выявленная Д.В. Ривманом закономерность отношения между образовательным уровнем потерпевших, состоянием опьянения и характером поведения. Им было доказано, что зависимость в данном случае обратная. А именно: чем ниже образовательный уровень, тем выше процент негативного поведения в этой категории. При этом по всем категориям потерпевших, кроме имеющих высшее и неполное высшее образование, негативное поведение было характерно для большинства.

Своего рода формой «институционализации» процессов десоциализации личности или закрепления результатов ущербной социализации является вовлечение человека, особенно несовершеннолетнего, в деятельность преступных формирований. Сами по себе эти действия являются преступлениями, предусмотренными ст. 150. п. 3, 4. УК РФ (вовлечение несовершеннолетнего в совершение преступления, совершенное с применением насилия или угрозой его применения) и ст. 151. п. 3. УК РФ (вовлечение несовершеннолетнего в совершение антиобщественных действий, совершенное с применением насилия или угрозой его применения). Соответственно объект этих преступлений является жертвой. «Действия несовершеннолетних и лиц, вовлекающих их в преступную деятельность, формируются под воздействием деформаций в обыденном сознании, образе их жизни, с чем тесно связаны семейные и бытовые условия (формируется криминально значимый индивидуализм), вовлечение несовершеннолетних в криминал свидетельствует об антисоциальности личности»22Петров Ф.Ю. Вовлечение несовершеннолетних в криминальную деятельность и их участие в групповых преступлениях. М., 2002. С. 18..

Криминологи указывали и на особо тесную связь с процессами десоциализации жертвы такого преступления, как вовлечение в занятия проституцией и эксплуатация проституции. Здесь именно негативные нравственно-психологические характеристики жертвы являются главным условием совершения преступления. К ним относят: социальную пассивность, некритичность, неосторожность, трусость, легкомыслие. Если данные особенности сопровождаются половой распущенностью, алкоголизмом, наркоманией и другими способами противоправного поведения, то следует говорить об отрицательном поведении виктима, способствующем совершению преступления. Исследователями выделяются некоторые варианты личности данного типа лица с низким интеллектуальным и образовательным уровнем, несовершеннолетние, лица с низкой фрустрацией, больные, в том числе психически больные, а также некоторые другие лица.

Суммируя сказанное, можно отметить, что десоциализация, во-первых, выступает своего рода катализатором процессов общей виктимизации личности и социума. Во-вторых, она может выступить «детонатором» в отношении насильственных преступлений против личности, где наиболее виктимными являются люди, утратившие устойчивые социальные связи, лишенные идеалов и стабильной системы нравственно-правовых ценностей и т.п.

Думаем, правильно будет сделать вывод, что десоциализация личности, ставшая массовым явлением на рубеже 1980-1990-х годов, является одним из важнейших факторов усиления виктимогенности общества.

Преодоление процесса десоциализации и указанных выше его негативных последствий, как нам кажется, в первую очередь должен означать совершенствование правосознания и совершенствование процесса общего нравственно-правового и специального криминологического воспитания личности. Заметим, что деформированное правосознание, которое мы рассматриваем и как итог, и как предпосылку десоциализации личности, отличается большим разнообразием форм, отражающим искажения в системе ценностей. Деформированное правосознание является сегодня одной из определяющих причин большинства совершаемых преступлений и административных проступков — одной из причин принятия неэффективных решений, нарушений законности, формализма и бюрократизма. Личность же — это не пассивный продукт обстоятельств. Человек с твердыми убеждениями и нравственными принципами в самых неблаговидных обстоятельствах остается самим собой, не идет и не пойдет на нарушение закона. Поэтому главная цель социализации — воспитание уважения к праву, закону, непримиримости к любым нарушениям законности, готовности активно участвовать в охране правопорядка.

Isfic.Info 2006-2023