Условия заключения брака
Последняя конститутивная составляющая брачного союза — его соответствие определенным формальным требованиям семейного закона. Она двуедина и включает в себя требования к субъектам и их связям (положительные и отрицательные условия заключения брака) и организационные требования — условие о государственной регистрации союза в органах ЗАГС с соблюдением некоторой процедуры.
Первое из них — брачный возраст. Данное условие является частью брачной правосубъектности (вторую ее «половину» составляет дееспособность совершеннолетнего лица, о которой речь пойдет далее).
Обычно цивилисты проводят безусловную «стреловидную» линию связи между законным брачным возрастом и предположением о достижении лицом с этого момента (с 18 лет) определенной степени физической и психической зрелости. В действительности эта линия не имеет безупречных объективных основании. Решение о возрастном барьере наступления правосубъектности (или только дееспособности) в разных отраслях российского права обусловлено не только этим фактором: слишком уж существенны различия: в уголовном праве — 14,16, 18 лет (в зависимости от вида преступления), трудовом — с 16 и 14 лет, государственном — 18 лет и выше, административном — 14 лет и выше, в гражданском ключевые точки — 14 и 18 лет, семейном - 10 (право давать согласие на усыновление, смену фамилии и т.д.), 14 (право самостоятельно защищать свои интересы в суде, устанавливать внебрачное отцовство), 16 (общефедеральный вариант снижения брачного возраста, право признавать свое отцовство, приобретение ограниченного родительского статуса и др.), 18 лет. Этот многовариантный подход российского законодателя к вопросу о «зрелости» субъекта права и правоотношения можно дополнить разнообразием позиций (хотя бы и только по поводу брачного возраста) законодателей других стран: например, в Англии — 16 лет, Индии — 12 лет, Франции и Японии — 16 лет для женщин, 18 для мужчин (притом что в Японии сделкоспособность наступает с 20 лет), Болгарии, США, Швеции, Республике Беларусь — с 18 лет, Польше — с 21 года и т.д. Однако при этом для многих европейских и для североамериканских стран — именно 18 лет. Решение зависит от многих факторов (интеллектуальных, физиологических, национально-культурных, правовых традиций и установок, в том числе в общецивилистическом плане). Не является уже, кстати, аксиомой более раннее половое созревание жителей южных стран... Встречается и гендерная дифференциация брачного возраста. Например, в Украине традиционно (КоБС УССР 1969 г., СК Украины 2003 г.) брачный возраст для женщины установлен в 17 лет (мужчин — 18), в Молдавии — соответственно 16 и 18 лет (ст. 14 СК Республики Молдова 2000 г.)
Впрочем, очевидно, что по крайней мере данное решение должно коррелировать с соответствующими возрастными барьерами, установленными внутренним законодательством страны. Именно так обстоит дело в Российской Федерации. СК РФ повторил норму о 18-летнем брачном возрасте — с возможностью его снижения решением органа местного самоуправления до 16 лет (пп. 1-2 ст. 13 СК РФ). Однако в ч. 2 п. 2 ст. 13 законодатель ввел принципиальную новеллу, позволяющую субъектам Российской Федерации своими законами снижать возраст ниже предела 16 лет. Причем в проекте СК РФ, официально опубликованном в «Российской газете» для всенародного обсуждения, имелся ограничитель в 14 лет, который исчез в принятом варианте.
Тем не менее полагаем, что «по умолчанию» данный лимит присутствует. И сразу по нескольким причинам. Во-первых, по соображениям разумности. Во-вторых, по причине связанности более раннего брачного возраста с возможностью наступления гражданской дееспособности в полном объеме (п. 2 ст. 21 ГК РФ). В-третьих, в семейно-правовом контексте: с 14 лет формируется ограниченный по объему семейно-правовой статус «взрослого лица» (самостоятельная судебная защита, право в судебном порядке устанавливать свое внебрачное отцовство и, следовательно, приобрести комплекс родительских прав и обязанностей, что на практике (а теперь и в законодательстве) всегда было связано с перечнем оснований снижения брачного возраста). В-четвертых, в общеправовом: как мы уже отмечали, начала ведущих отраслей российского права (гражданского, уголовного, в существенно меньшей степени — административного, трудового) определяют 14 лет как ключевую точку отсчета для «запуска» ограниченного отраслевого статуса и правосубъектности.
Большинство из тех субъектов Федерации, которые воспользовались правом снижения брачного возраста «ниже нижнего предела», установили ограничитель в 14 лет. Так, например, поступили законодатели Владимирской, Вологодской, Калужской, Московской, Ростовской, Самарской, Тюменской областей, Ханты-Мансийского автономного округа и др. Более осторожно — Мурманской, Рязанской, Тверской, Челябинской областей, где объявлена возрастная граница в 15 лет. Всего в эксперименте участвует более 20 регионов.
Указом («впредь до принятия соответствующего закона...») Президента Республики Адыгея было установлено, что «разрешение на вступление в брак до достижения возраста шестнадцати лет при наличии особых обстоятельств дается Президентом...». Однако, поскольку далее МВД республики предписывалось «... обеспечить в первоочередном порядке выдачу паспортов гражданина Российской Федерации...», становится очевидным, что 14-летний барьер все же имелся в виду (в 1998 г. соответствующий Закон был принят).
Напротив, такой вывод не следует из нормы ч. 2 п. 2 ст. 12 СК Республики Башкортостан: «В виде исключения с учетом особых обстоятельств органами местного государственного управления может быть разрешено вступление в брак лицам, не достигшим шестнадцатилетнего возраста». Повторив в этом вопросе СК РФ, региональный законодатель не осуществил необходимой конкретизации своей позиции.
Как часто бывает, «истина где-то ближе к середине»: возрастная цепочка «18 — 16 — 14 лет» правомерна, «18 — 16 — 15» лет правомерна и не менее разумна, «18 — 16 — бесконечность» может быть правомерной и разумной только при двух условиях. Первое: снижение возраста ниже 14 лет должно применяться как чрезвычайное правило; второе: решение вопроса целесообразно передать суду - такая практика уже апробирована в ряде зарубежных стран (Англия, Польша, США, ФРГ, Югославия и др.).
В административном процессе и семейном праве отработаны основания для снижения брачного возраста: фактический брак, беременность, рождение ребенка, тяжкая болезнь одного из супругов, призыв на военную службу, длительная командировка и т.п. Это, как правило, подтверждается и соответствующими региональными законами - с тем лишь уточнением, что перечень таковых обстоятельств для разрешения вступить в брак до 16 лет ограничен, а в ряде законов — исчерпывающ. Владимирская область: рождение ребенка, беременность (свыше 12 недель), непосредственная угроза жизни одной из сторон. В Вологодской области перечень дополнен условием призыва жениха на службу в Вооруженные Силы РФ. В Челябинской области для применения исключения установлен значительный срок беременности — 22 недели и более и т.д.1И.В. Бакаева и В.Е. Стрегло считают, что данный перечень должен быть исчерпывающим — ввиду исключительности процедуры. (См Условия заключения брака, обзор проблем // Цивилист 2008, № 3. С. 79-80.). Полагаем, однако, что диспозитивный характер нормы следует сохранить — этого требует ситуационный тип отношений. О. Ю. Ильина, Ю. Ф. Беспалов считают действующий вариант оптимальным2См., Ильина О.Ю., Беспалов Ю.Ф. Заключение и прекращение брака: материально-правовые и процессуально-правовые проблемы. Владимир, 2008 С. 18..
О. Г. Куриленко предлагает уйти от региональной «разноголосицы» и установить правило о 14-летнем брачном возрасте (в виде исключения) на федеральном уровне. Полагаем, это целесообразно, так как, кроме регионов с традициями ранних браков, предоставленным правом воспользовались самые различные субъекты Федерации — без какой-либо понятной логики. Например, вокруг Москвы, пожалуй.
только Ярославская область осталась с федеральным вариантом... Аналогичной точки зрения придерживается и М. В. Антокольская: «С одной стороны, в регионах, где традицией поощряется вступление в брак в раннем возрасте, возможно принятие законов, чрезвычайно упрощающих процедуру снижения брачного возраста, что может привести к массовому нарушению прав несовершеннолетних. С другой стороны, при отсутствии такой возможности браки с несовершеннолетними будут совершаться в соответствии с местными обычаями, что приведет к еще меньшей правовой защищенности. Другая опасность заключается в том, что в ряде субъектов РФ такие законы могут вообще не приниматься, что не дает возможность заключения брака даже при наличии особых обстоятельств». И. В. Бакаева и В. Е. Стрегло предлагают также усилить связь между эмансипацией и брачной дееспособностью: факт эмансипации может заменить собой разрешение органов местного самоуправления на снижение брачного возраста. Думается, оба соображения заслуживают внимания законодателя.
Почти с теми же аргументами (обеспечение интересов несовершеннолетних граждан), но с совершенно иными предложениями — увеличением брачного возраста до 21 года — выступают И. В. Афанасьева и Ш. X. Заман. Авторы полагают, что именно к этому возрасту мужчины и женщины социально созревают к браку: получают профессию, приобретают жизненный оиьи, создают определенные материальные накопления, т.е. более или менее адаптируются к взрослой жизни3См. Афанасьева И.В., Заман Ш.X. Роль и значение правового регулирования в решении проблем брачно-семейных отношений // Семейное право. 2004 № 2 С. 2.
Подобные предложения высказывались и ранее — при разработке проектов КоБС РСФСР и СК РФ, но поддержки, разумеется, не нашли, так как не соответствуют ни историческим, ни национальным, ни юридическим традициям, да и насущным потребностям: в определенных стратах российского общества брачный возраст и так близок к 20-25 годам, однако есть и всегда были группы населения с иными обычаями в этом вопросе.
Взаимное добровольное согласие мужчины и женщины па вступление в брак (ст. 12 СК РФ). Это требование трактуется в единстве воли и волеизъявления. «Одно лишь внешнее выражение воли, — отмечает О. С. Иоффе, — не опирающееся на подлинное внутреннее желание установить брачные отношения, ни при каких обстоятельствах не может считаться юридически значимым согласием на вступление в брак». Из признания данного толкования справедливым следуют два отличных друг от друга классических варианта оснований недействительности брака: первый — порок воли, второй — односторонняя и двусторонняя фиктивность намерения создать семью (п. 1 ст. 27 СК РФ).
Оба основания конкретизируются в нормах о признании браки недействительным, причем первое — «окольным путем»: через правило, перечисляющее субъектов права на предъявление иска (ч. 2 п. 1 ст. 28 СК РФ): «Требовать признания брака недействительным вправе:...супруг, права которого нарушены заключением брака, а также прокурор, если брак заключен... в результате принуждения, обмана, заблуждения или невозможности в силу своего состояния... понимать значение своих действий и руководить ими».
Однако и это уже является достижением, так как в прежнем кодексе перечень пороков воли отсутствовал вовсе. Впрочем, поскольку существо конкретных обстоятельств не раскрывается, их толкование осуществляется, во-первых, через судебную практику рассмотрения дел о признании брака недействительным на основании КоБС РСФСР (реальная угроза насилия, похищение невесты, сговор с родителями невесты, подкрепленный калымом4Серьезной может быть признана, отмечает М В. Антокольская, угроза разглашения сведений о прерывании беременности, потере невинности в отношении женщины, находящейся под воздействием традиционных представлений, несмотря на то, что большинство современных российских граждан не посчитали бы такую угрозу серьезной.), во-вторых, путем субсидиарного применения гражданского законодательства о недействительных сделках — в части, не противоречащей существу отношений (ст. 4 СК РФ). А следовательно, дифференциация пороков воли может быть богаче, например, дополнительно к перечисленным в ч. 2 п. 1 ст. 28 СК РФ ими признается сделка, совершенная при стечении тяжелых жизненных обстоятельств (п. 1 ст. 179 ГК РФ). Предлагаемая ГК РФ расшифровка отдельных пороков воли также может быть использована (например, правило ч. 2 п. 1 ст. 178 ГК РФ о существе заблуждения).
И. Б. Новицкий отмечал: «В тесном смысле термин “заблуждение" имеет место тогда, когда лицо ненамеренно и помимо чьего-либо воздействия (в противоположность, например, случаям совершения сделок под влиянием обмана) составляет себе неправильные представления или остается в неведении относительно тех или иных обстоятельств и под влиянием этих ошибочных представлений или неведения делает такое выражение воли, какого оно не сделало бы, если бы не было заблуждения».
«Обман, — подчеркивает М. В. Антокольская, — это намеренное введение в заблуждение лица, вступающего в брак, тогда как заблуждение может возникнуть и в результате независящих от сторон причин, действия третьих лиц или вины самого заблуждающегося супруга». Так, существенным, полагает автор, может быть признано заблуждение относительно моральных качеств одного из супругов (брак с проституткой, лицом, осужденным за преступление). Однако данные примеры представляются нам сомнительными с точки зрения «судебной устойчивости»
Обман и заблуждение издавна толковались применительно к браку далеко не однозначно.
Так, Г. М. Свердлов писал, что заблуждение при заключении брака может иметь две формы — заблуждение в тождестве и заблуждение в свойствах лица. Если квалификация первой ситуации представлялась автору бесспорной, то второй — весьма сомнительной. Когда в гражданском праве, продолжал автор, речь идет о заблуждении в качестве полученной вещи или в свойствах лица, мы всегда имеем дело со свойствами легко определимыми и сопоставимыми; при заключении же брака речь идет о двух субъектах, которые выступают друг перед другом во всей сложности и неповторимости своих личных качеств — физических, нравственных, психических, интеллектуальных, и тщетно было бы пытаться установить в конкретном случае заблуждение в каком-либо одном или даже нескольких свойствах другого лица, поскольку за пределами этих свойств, относительно которых имело место заблуждение, остается еще много других свойств и качеств, которые в достаточной мере могут обосновать необходимость сохранения брака5См. Свердлов Г.М. Брак и развод М., 1949. С. 58, 282..
Заблуждение или обман как основание признания брака недействительным, кроме того, включает два специальных варианта. Первый особым образом обозначен в новелле п. 3 ст. 15 СК РФ: сокрытие венерической болезни или ВИЧ-инфекции. Как отмечает А. П. Сергеев, данные факты являются существенными «для формирования воли лица, с которым лицо, имеющее соответствующее заболевание, намерено зарегистрировать брак».
Второй вариант далеко не очевиден, но нуждается в осмыслении и квалификации через судебный прецедент: речь идет о сокрытии одним из брачующихся факта существенных половых аномалий и/или смены пола в результате соответствующей медицинской операции и последующей регистрации перемены пола органом ЗАГС. С большой долей условности можно использовать пояснение, содержащееся в норме ч. 2 п. 1 ст. 178 ГК РФ: «Существенное значение имеет заблуждение относительно... таких качеств... предмета, которые значительно снижают возможности его использования по назначению». Есть ли здесь ошибка в субъекте, в природе отношений, подрывает ли данное заблуждение существо брака. На эти вопросы еще предстоит ответить судебной практике. Полагаем, что в исключительных случаях («казусах особого рода») положительные ответы не невозможны.
(Как мы уже отмечали, ряд цивилистов придают факту смены пола существенное значение. Так, Д. И. Степанов квалифицирует его как «социальную смерть» и потому допускает применение нормы ст. 45 ГК РФ об объявлении такого гражданина умершим в судебном порядке. Как справедливо замечает Л. А. Смолина, автором не учитываются, кроме всего прочею, правовые последствия, вытекающие из факта смерти, - прекращение ряда правоотношений, например алиментных, возникновения отношений наследования и т.д. В свою очередь Л. А. Смолина предлагает изменить редакцию нормы п. 1 ст. 16СК РФ: «Брак прекращается..., а также при изменении пола одним из супругов». Существенное значение данному факту придает и М. Н. Малеина. Очевидно, что факт сокрытия смены пола неизбежно должен признаваться данным автором юридически значимым и для признания брака недействительным.)
Требование о единобрачии (ст. 14 СК РФ). Данное условие означает законодательное закрепление принципа моногамии, сформированного в основном европейской исторической практикой и признанною во многих других странах. Однако и ранее, и в настоящее время это условие для целого ряда стран далеко не догма. Так, даже в Российской империи в виде исключения допускались и многоженство для магометан, и полиандрия (соединение нескольких мужчин с одной женщиной). Как известно, и в настоящее время проблема не только теоретически ставится в российской цивилистике, но и практически воплощается путем издания противоречащих федеральному законодательству актов о разрешении многоженства (попытка легализации полигамии в Республике Ингушетия, Чечне). Так, постановлением от 11 июля 1999 г. № 32 Администрации г. Урус-Мартан «О некоторых мерах по приведению в соответствие с нормами Шариата супружеских отношений» рекомендовано «пересмотреть свой жизненный уклад и изыскать возможность для заведения от двух до четырех супруг».
Дело не в очевидной незаконности любых подобных актов, а в необходимости считаться с иными воззрениями на брак, существовавшими параллельно моногамии и не являющимися аномалией (в отличие от однополых союзов), следовательно, в допущении федеральным законом исключений из моногамии для соответствующих территорий, а может быть, и в целом национальностей, независимо от места их оседлости. (Так, например, во Франции многоженство было запрещено только в 1993 г.)
Немаловажной информацией к размышлению является и постоянная диспропорция полов. Правильного соотношения числа женщин и мужчин на Европейском континенте, отмечает М. Босанац, не существует уже несколько столетий; женщин значительно больше; причина такой несоразмерности - в более высокой смертности мужчин и в их более активной эмиграции6См., Босанац М. Внебрачная семья М., 1981. С. 131-145.. (Биологическое, в том числе материнское, начало нередко ведет женщину по пути внебрачных связей и внебрачных рождений. Насколько противен натуре женщины иной путь — «обыденный» (полигамный) брак?.. Разумеется, представители эмансипированных организаций либо категорически отвергают (и уже неоднократно отвергали этот вариант), либо требуют гендерного равенства, т.е. права женщины иметь несколько мужей. Россия, конечно, европейская страна, но, ориентируясь на западные страны, пристально вглядывается в восточные тонкости бытия...)
Кстати, признание различных вариантов фактических союзов также могло бы рассматриваться в качестве решения проблемы.
Запрет браков с близкими родственниками (ст. 14 СК РФ). Данное условие в разных странах формулируется с существенно различной степенью жесткости. Так, в большинстве стран запрещены браки между родственниками по прямой восходящей и нисходящей линии и боковой первой степени (между братьями и сестрами), а также между усыновителем и усыновленной. Первый запрет имеет генетические и этические корни, второй — только последние. После 1417 г. российское законодательство традиционно придерживается данного вполне либерального ограничения.
Во многих странах запрет жестче. Так, в Российской империи он касался четвертой степени родства и свойства. До третьей степени бокового родства (между дядей и племянницей и т.п.) действуют ограничения в США, Швейцарии, Франции, ФРГ, Японии, до четвертой степени — в Англии, Болгарии и некоторых других странах.
В Украине, сверх российскою варианта, невозможны браки между двоюродными братьями и сестрами, тетей и племянником, дядей и племянницей (п. 3 ст. 26 СК Украины). Там же содержится весьма своеобразное правило: по решению суда может быть предоставлено право на брак между родным ребенком усыновителя и усыновленным им ребенком, а также между детьми, которые были усыновлены им (п. 4 ст. 26 СК Украины). Нормой ст. 15 Семейного кодекса Республики Молдова запрет родства углублен до четвертого колена (родственникам по прямой линии), установлен запрет брака между родственниками усыновителя по прямой линии до второго колена, между попечителями и подопечными. В отдельных странах препятствием к заключению брака являются отношения свойства.
Ряд российских семейноведов также высказываются за расширение и углубление запрета. Так, О. Ю. Ильина, Ю. Ф. Беспалов полагают весьма нежелательным супружеские союзы между отчимом (мачехой) и падчерицей (пасынком), приемными родителями и детьми, опекунами (попечителями) и подопечными — по причине социального характера. Указанные авторы солидарны также с Н. А. Матвеевой в вопросе обоснованности введения запрета браков между тетями (дядями) и племянницами (племянниками), двоюродными братьями и сестрами как близких родственников.
Проблема, на наш взгляд, не имеет однозначного решения. С одной стороны, либерализм действующего варианта запрета по родству и усыновлению обнимает собою наиболее очевидные случаи, его расширение и углубление сопряжено с излишним вмешательством права в частную (тем более — интимную) жизнь. С другой стороны, биологические последствия союзов (при достаточно близком родстве) вполне ясны, как понятны и этико-правовые возражения относительно лиц второй группы. Во всяком случае и зарубежный опыт, и мнение российских коллег в той или иной мере должны быть учтены законодателем, а на уровне правоприменения сотрудникам органов ЗАГС следует обращать внимание на подобные ситуации и давать корректные по ним пояснения генетического, социально-нравственного и психологического порядка.
Запрет брака с недееспособным. Данное требование обусловлено двумя причинами. Во-первых, формально-юридической: судебное признание лица недееспособным вследствие душевною заболевания означает, что субъект не понимает значения своих действий и не в состоянии ими руководить. В этом смысле перед нами - автономный вариант порока воли. Расширяя рамки проблемы с заключения брачного союза до его функционирования, Д. И. Мейер писал: «Само собой разумеется, что изъявление согласия на вступление в брак предполагает способность к гражданской деятельности: если способность эта требуется для заключения договора какого бы то ни было, то тем более она существенна, когда идет речь о таком важном деле, как брак». Если же судебного решения поданному вопросу нет, а фактическая недееспособность налицо, то действительность брака оспаривается на основании общего правила о пороке воли с применением нормы п 1 ст. 12 СК РФ.
Во-вторых, запрет обусловлен соображениями медико-генетического свойства: наследственность многих психических заболеваний вполне очевидна. Уместно напомнить, что известный Указ Петра I «Освидетельствовании дураков в Сенате» запрещал браки со слабоумными, так как от них «доброго наследия к государственной пользе надеяться неможно».
Однако совершенно очевидно, что действие второй причины запретом не перекрывается, случайные сексуальные связи, фактические «брачные союзы» с душевнобольными, а также между последними — дело нередкое. Эти отношения условно безразличны государству до того момента, пока не появится в их результате «третья жизнь». Вот это-то обстоятельство и беспокоит специалистов, да и гражданское общество в целом. Соответственно появляются различные предложения о введении мер по ограничению рождаемости.
Казалось бы, если по социально-экономическим соображениям Китай ограничительным образом регулирует рождаемость здорового населения (а такие попытки предпринимались в Индии и других странах), то в отношении душевнобольных лиц это тем более может быть оправданно.
Так, например, В. П. Шахматов и Б. Л. Хаскельберг полагают, что правовой путь в этом деле (причем авторы расширяют данные границы проблемности за счет лиц, являющихся носителями тяжелых наследственных заболеваний — не только психического толка) может состоять из двух этапов. Во-первых, необходимо ввести обязательные медико-генетические консультации для вступающих в брак. Во-вторых, в законодательном порядке предусмотреть «меры, ограничивающие рождаемость у лиц, имеющих опасные наследственные предрасположения». Авторы приводят данные о количестве детей с наследственными дефектами — вследствие психических расстройств родителей, их биологической несовместимости и других «пороков здоровья». (При этом ученым и обществу в целом в то время не были известны «чума 20-го века — СПИД», многие другие заболевания и современная статистика о больных детях).
Однако ни указанные авторы, ни большинство других юристов не решаются предложить жесткие, крайние меры медико-оперативного и т.п. характера. Объявление последующей порочности соответствующих браков (у нас — с фактически и юридически недееспособными, носителями ВИЧ-инфекции и венерических заболеваний) не снимает проблемы в целом; нерешительность ученых, законодателей, гражданского общества обусловлена сложным комплексом этических вопросов: к кому, в связи с какими заболеваниями следует применять ограничительные меры, в том числе принудительного порядка, кто будет принимать решение и т.д.?
«В цивилизованном демократическом обществе, - отмечает М. В. Антокольская, — невозможно запретить указанным лицам иметь детей, поскольку это приведет к нарушению их важнейших прав». Более того, длительное время вообще дискутировался вопрос о включении в семейное законодательство правила об обязательном медицинском освидетельствовании будущих супругов. При этом, как правило, речь шла не о запрете по соответствующим результатам брака, хотя в ряде стран таковой запрет имеется (например, норма ст. 13 Семейного кодекса Болгарии устанавливает: «Не может заключить брак лицо, которое страдает заболеванием, представляющим серьезную опасность жизни или здоровью потомству или другому супругу, кроме случаев, когда заболевание опасно только для другого супруга и он знает о нем»).
В итоге дискуссии по проекту СК РФ 1995 г. за основу было принято компромиссное решение — о добровольном и бесплатном медицинском обследовании брачующихся и их консультировании по медико-генетическим вопросам и вопросам планирования семьи. Причем результаты обследования являются медицинской тайной и могут быть сообщены второму будущему супругу только с согласия первого (пп. 1, 2 ст. 15 СК РФ).
Законодательством США, Финляндии и других стран предусмотрено обязательное медицинское обследование с последующим представлением в органы регистрации брака медицинского документа. При этом во Франции негативные результаты не могут служить препятствием для брака. Тем самым, отмечает С. В. Сивохина, ограниченный «радиус действия» такого правила развенчивает миф — концепцию биологической защиты брака от алкоголиков, наркоманов и др.
Нормой ст. 13 СК Молдовы также предусмотрено обязательное медицинское обследование лиц, вступающих в брак; справка предъявляется в органы ЗАГС, однако последствия кодексом не оговариваются7
С одной стороны, предельная аккуратность в формулировании правил медицинского характера, могущих влиять на заключение брака, понятна: эта область жизни человека интимна, неоспоримо право на медицинскую тайну и тайну личной жизни. С другой стороны, даже при оформлении на многие виды работ требуют в обязательном порядке медицинский документ, чтобы получить водительские права — так называемую шоферскую справку и т.д., и т.п.
М. В. Антокольская совершенно справедливо подчеркивает всевозрастающую актуальность проблемы взаимной осведомленности брачующихся о состоянии здоровья друг друга. «Незнание о наличии у будущего супруга, - пишет автор, — неизлечимого заболевания, передающегося по наследству, например, психических заболеваний, гемофилии или опасных инфекционных заболеваний... может привести к непоправимым последствиям».
Л. Е. Чичерова предлагает следующую редакцию ст. 15 СК РФ: «1. Лица, вступающие в брак, обязаны пройти медицинское обследование, а при необходимости и консультирование по медико-генетическим вопросам и вопросам планирования семьи, результаты которых обязательно сообщаются только лицам, подававшим заявление о регистрации брака. 2. Сокрытие тяжелой болезни, а равно болезни, опасной для другого супруга, их потомков, является основанием для признания брака недействительным по требованию другого супруга».
Солидарную позицию занимает и О. Г Куриленко, предлагая дополнить перечень оснований для признания брака недействительным фактом сокрытия одним из партнеров неспособности иметь детей, диабета и ряда других заболеваний.
О. Ю. Ильина предлагает комплексное и вполне обоснованное решение: 1) установить обязательное медицинское обследование лиц, вступающих в брак; 2) предоставить право каждому из них сообщать или не сообщать о результатах партнеру, 3) ввиду неанонимности обследования, в случае обнаружения ВИЧ-инфекции либо венерического заболевания, каждого из них «предупреждать об уголовной ответственности за распространение и заражение соответствующим заболеванием»
В контексте данных рассуждений уместны соображения Е. Л. Невзгодиной о «биологической защите» брака — по типу упоминавшейся нами французской концепции: осознанное решение на вступление в брак должно сопровождаться не только отсутствием давления на волю со стороны третьих лиц, но и осведомленностью о партнере — его тяжелых хронических заболеваниях, иной патологии, препятствующей созданию полноценной семьи. Иначе складывается парадоксальная ситуация, продолжает автор: любая сделка, даже незначительная, заключенная под влиянием обмана, является оспоримой, а намеренное сокрытие тяжелой болезни, алкоголизма, бесплодия (добавим от себя - факта смены пола, гермафродитизма и т.п.) не ведет ни к каким правовым последствиям, кроме как праву на развод8См.: Невзгодина Е.Л. Правовая защита брака по Семейному кодексу РФ // Вестн. Омск, ун-та. 1998. Вып. 4. С. 103.. (Однако развод и признание брака недействительным, как говорят в одном известном городе, «две большие разницы».)
Как видим, нарастание, пусть и медленное, беспокойства юристов в этом вопросе очевидно. Дело — за законодателем.
Таким образом, анализ положительных условий и запретов, т.е. предпосылок возникновения брачною правоотношения, установленных в современном российском семейном законодательстве, свидетельствует о вполне либеральном, демократическом подходе. Мы не только ограничились весьма разумным перечнем этих условий, но и разумной глубиной, жесткостью каждого юридического факта, избегнув «экзотических» требований (согласие родителей, запрет брака между свойственниками, ограничение предельного возраста вступления в брак и т.п.). В то же время имеется немало «точек беспокойств», которые требуют правовой фиксации и реагирования.
Конститутивным признаком брака является и его государственная регистрация (пп. 1, 2 ст. 10 СК РФ). Это означает, что ни церковный обряд-венчание брачующихся, ни тем более фактический брак семейно-правовых последствий супружества не порождает. Мотивы данного императивного суждения имеют юридические корни в ближней истории9Разумеется, государственная регистрация есть только одна из форм узаконения брачного союза. Как мы отмечали в I главе, до крещения Руси формой общественного признания являлись различного рода обряды, после крещения — официально только церковная форма в виде венчания, хотя в крестьянской среде важнейшее значение имела свадьба, с 1874 г. для раскольников был учрежден гражданский брак, а значит, производилась и госрегистрация — запись в полицейские книги.. Первый случай обусловлен дореволюционной российской традицией признания церковной формы бракосочетания (до 20 декабря 1917 г.) и последующей борьбой с ней. Второй — признанием юридической силы фактического брака, возникшего по Кодексу 1926 г. до 8 июля 1944 г. — и последующим отрицанием его. (После Указом Президиума Верховною Совета СССР от 8 июля 1944 г. фактические супруги приглашались пройти регистрацию в органах ЗАГС, указав действительный возраст их союза; если таковая регистрация невозможна вследствие смерти или пропажи без вести на фронте, второй супруг вправе обратиться с заявлением о признании его состоявшим в брачном отношении в порядке особого производства гражданского процесса. Разумеется, в настоящее время подобные нормативные возможности неактуальны, однако действительны и небезынтересны.)
Между регистрацией брака и условиями его заключения имеется определенное соотношение «по субординации»: при соблюдении всех условий, но при отсутствии регистрации — брака нет; напротив, если данный акт состоялся, определенные правовые последствия возникают, несмотря на несоблюдение условий его заключения (в любом «ассортименте»), во-первых, придется устанавливать недействительность брака в исковом судебном порядке, во-вторых, возможна санация порочною брака, хотя и не по любым основаниям, через судебное объявление его действительным, в-третьих, абсолютная двусторонняя реституция не допускается (в отношении родившихся детей и/или добросовестной стороны недействительного супружества «пп. 3-5 ст. 30 СК РФ».
Рассматриваемый вид организационных (процедурных) отношений регулируется семейным, административным и гражданским законодательством. Основные организационные формы сводятся к личной подаче заявления, месячному сроку между данным действием и актом регистрации, личным присутствием брачующихся на церемонии. Наличие и набор «торжественных компонентов» зависят от воли вступающих в брак (п. 5 ст. 27 ФЗ «Об актах гражданского состояния»). Свидетели не являются обязательными участниками процедуры. В случае если лица, вступающие в брак, не могут явиться в орган ЗАГС по уважительной причине, регистрация может производиться на дому, в лечебном учреждении и т.п. (п. 6 ст. 27 СК РФ). Новеллами организационной формы являются: возможность регистрации брака любым органом ЗАГС РФ, право (при наличии исключительных обстоятельств) осуществления данного акта в день подачи заявления или, напротив, увеличения срока между подачей заявления и регистрацией на один месяц (ранее - до трех месяцев), а также обжалование отказа в регистрации брака в суд (ст. 11 СК РФ). Представительство в указанных организационных (процедурных) отношениях, как это возможно в некоторых странах (в Индии, Испании, Перу, Чехии, Румынии и др. — в порядке исключения), не допускается.
Придание регистрации конститутивного значения объясняется законодателем и многими юристами рядом причин: государственными и общественными интересами в стабильности брака и контроля над ним, а также целью охраны личных и имущественных прав и интересов супругов и детей (ч. 2 ст. 13 КоБС РСФСР 1969 г.). Действительно, даже собственно документ о регистрации брака (свидетельство) облегчит жизнь супругам во взаимоотношениях с государством и другими субъектами разнообразнейших правовых отношений, не говоря уже о факте брака (презумпция отцовства, общность имущества, нотариально удостоверенное согласие второго супруга на сделки с недвижимостью первым супругом и т.п.). Государству же важны устойчивость брачного союза (документальное его скрепление и необходимость расторжения под государственным же контролем несколько ослабляет «накал разводимости»), знание статистики браков - для социальных и иных программ.
Тем не менее императив в этом вопросе сомнителен. Возвращение в настоящее время многих российских граждан в «лоно церкви», в том числе глубоко искреннее, актуализирует значение церковного обряда венчания. Сохранение в ряде стран юридического признания церковной процедуры, по выбору брачующихся замещающей светскую (Англия, Дания, Испания, Италия, Канада, ряд штатов США и др.) или же полностью заменяющей ее (Израиль, Ирак, Иран и др.) совершенно не случайно: считаться с чувствами истинно верующих необходимо. Церковь же, со своей стороны, имеет давние традиции и интересоваться наличием препятствий к браку, и вести книги о совершении брачной процедуры. Как мы уже отмечали, в Российской империи брак лиц христианского вероисповедания происходил именно в форме церковного венчания: священнику представлялись документы, удостоверяющие способность жениха и невесты вступить в брак, далее делались троекратное оглашение в церкви в ближайшее воскресенье и другие праздничные дни (в том числе с целью получения сведений о возможных препятствиях к союзу) и обыск, т.е. дознание, производимое причтом (позже сводился к удостоверению свидетелями жениха и невесты об отсутствии препятствий к браку, которое заносилось в обыскную книгу), и лишь затем — личное венчание в присутствии не менее двух свидетелей.
С. А. Муратова также предлагает пойти по пути признания правовой силы за церковными браками наряду с зарегистрированными в органах ЗАГС, предоставив жениху и невесте право выбора одной из форм социального признания брака10См.: Муратова С.А. Семейное право. М, 2001. С. 65.. «Навязывание» регистрационной процедуры иногда даже наносит моральный ущерб жениху и невесте — известно, что публичная часть регистрации далеко не всегда отвечает корректности и вкусу (вспомним вполне реальный эпизод из известного фильма, когда во время бракосочетания регистратор постоянно требовала, чтобы жених и невеста «сошли с ковра»; автор была свидетельницей, когда во время регистрации брака звучала песня в исполнении А. Пугачевой «Я - шут, я - Арлекин, я — просто смех...» и т.д., и т.п.)
Ш. Д. Чиквашвили предлагает более «мягкий» вариант — предусмотреть две процедуры: обычную - в органах ЗАГС и «двойную» — с венчанием в церкви и последующей регистрацией в органах ЗАГС в упрошенном порядке, с представлением свидетельства о венчании. Эту точку зрения в целом разделяет и О. Ю. Ильина11Схожим образом решается данный вопрос в Великобритании, Италии, Польше, Хорватии. См.: Туманова Л.В., Владимирова И.А. Защита семейных прав в Европейском суде по правам человека С. 146.. Необходимость признания юридической силы церковных браков поддерживается и Н. С. Шерстневой12См.: Шерстнева Н.С. Принципы российского семейного права Автореф. дис. канд. юрид. наук М., 2007. С. 27..
Однако, на наш взгляд, это предложение не решает проблемы действительного выбора сторон. Возможно, логичнее и адекватнее потребностям брачующегося придавать обеим процедурам одинаковую юридическую силу, а для государственного учета брачности тем, кто избрал церковное «узаконение» союза, предложить явочным порядком представлять церковное свидетельство и получать на его основании свидетельство о заключении брака. Что касается контроля церкви (любой конфессии) о соблюдении условий законности союза (возраста, единобрачия и т.д.), то у последней, как мы уже отмечали, соответствующий опыт сформировался в течение столетий. Кроме того, возможно заключение соглашения между государством российским и конфессиями, признанными на его территории, о соблюдении общих требований к условиям заключения брака в соответствии с СК РФ и об атрибутах церковного «венчального» документа.
В контексте же исследуемой проблемы фактического брака и зарегистрированных партнерств действующий категорический императив и вовсе не уместен.