Виды и ответственность соучастников преступления

Смежные с соучастниками преступления категории лиц

Наряду с соучастниками преступления существуют категории лиц, имеющих с ними некоторые сходства, но деятельность которых тем не менее не является совместной преступной деятельностью. Их деяния могут выражаться в форме посредственного (или опосредованного) совершения преступления, непосредственного совершения преступления двумя или более лицами и прикосновенности к преступлению.

Посредственное совершение преступления следует подразделять на две разновидности, сходные по способу и механизму совершения преступления, но имеющие качественное отличие: на посредственное совершение преступления, не относящееся к соучастию (в этом случае у посредственного совершителя нет соучастников), и на посредственное совершение преступления, относящееся к соучастию, т.е. посредственное исполнение (в этом случае у данного лица есть соучастники), о котором указывалось выше. «Посредственное совершение преступления» (или «посредственное причинение») и «посредственное исполнение преступления» не являются тождественными понятиями. Первое имеет общий характер, а второе охватывает исключительно случаи совместной преступной деятельности, так как фигура исполнителя присуща только соучастию, что подтверждается и положением, закрепленным в ч. 1 ст. 33 УК РФ.

В уголовном законодательстве РФ дается понятие только посредственного исполнения преступления. Данное определение с некоторыми уточнениями и дополнениями, в общем, применимо и к посредственному совершению преступления, не относящемуся к соучастию, исследование которого нас интересует в рамках рассматриваемого вопроса. Суть этой формы совершения преступления состоит в том, что посредственный причинитель никогда непосредственно не выполняет объективной стороны преступления, закрепленной в Особенной части УК РФ: посредственным звеном между его деянием и совершенным преступлением всегда является деяние какого-либо лица. Вот что писал по этому поводу А.Н. Трайнин: «Преступление весьма часто совершается при помощи специальных орудий и инструментов — отмычки, ножа, револьвера и т.п. Возможны случаи, когда в качестве такого слепого орудия в руках подлинного преступника выступает человек. В этих случаях с внешней стороны имеется совместная деятельность нескольких лиц, но, но существу, здесь лишь кажущееся, «мнимое» соучастие». Рассматриваемое уголовно-правовое явление характеризуется, таким образом, совершением преступления при посредстве другого лица, которое является своеобразным орудием.

Случаи использования для совершения преступления невменяемых и лиц, не достигших установленного возраста уголовной ответственности, как правило, не вызывают трудностей. Единственным виновным будет лицо, использующее невменяемого или малолетнего для посредственного совершения преступления. Определенная сложность возникает при решении следующего вопроса: как быть, когда преступник использует для посредственного совершения преступления данную категорию лиц и при этом не знает, что они являются таковыми? В уголовно-правовой литературе этот вопрос решается неоднозначно. Так, М.И. Ковалев пишет: «В этом случае... речь может идти лишь о покушении на преступление, именно о покушении с негодными средствами, когда субъект ошибочно полагал, что эти средства являются годными». Против такого решения выступает Ф.Г. Бурчак. Он совершенно правильно отмечает: «Как известно,... о покушении с негодными средствами речь идет тогда, когда средства эти оказались непригодными для достижения результата, к которому стремилось лицо, ставшее на путь преступлений... Когда душевнобольной, ошибочно принимаемый подстрекателем за вменяемое лицо, или малолетний причиняют общественно опасное последствие, они оказываются вполне «годными» в плане реализации намерения подстрекателя. О «негодности» можно говорить лишь тогда, когда мы рассматриваем душевнобольного или малолетнего как субъекта преступления или возможного соучастия. Действительно, для такой цели они не годны». По его мнению, ответственность преступников, которые не знают о недееспособности используемых ими для совершения преступления лиц, определяется их умыслом. Поэтому, несмотря на правильную логику своих рассуждений, Ф.Г. Бурчак приходит к выводу, что данные лица должны привлекаться к ответственности «за покушение на подстрекательство на преступление или за покушение на пособничество преступлению», поскольку их умысел «был направлен на то, чтобы быть подстрекателем или пособником».

Мы вполне согласны с тем, что ответственность любого преступника определяется его психическим отношением к содеянному и умыслом, в частности. Но не стоит забывать, что умысел субъекта, использующего для непосредственного совершения преступления недееспособное лицо, направлен, прежде всего, на совершение конкретного преступления (убийства, кражи, изнасилования и т.д.). К тому же в уголовном праве нет такого преступления, как соучастие, а есть понятие соучастия в преступлении. Значит, нельзя покушаться на соучастие, а также на такие его проявления, как подстрекательство и пособничество. Другими словами, нельзя покушаться на форму совершения преступления, можно говорить лишь о покушении на определенное преступление. Однако и подобное решение рассматриваемого вопроса в данном случае будет неправильным, так как покушением на преступление признается деяние лица, непосредственно направленное на совершение преступления, если при этом преступление не было доведено до конца по не зависящим от этого лица обстоятельствам (ч. 3 ст. 30 УК РФ). Исходя из этого, ни о каком покушении не может быть и речи. «При условии доведения преступления до конца, — правильно отмечает И. Звечаровский, — когда присутствуют все признаки объективной стороны, включая тот преступный результат, на достижение которого и была направлена деятельность виновного, форма совершения преступления (одним лицом или несколькими) может влиять лишь на квалификацию оконченного преступления»¹Звечаровский И. Совершение преступления в соучастии: проблема квалификации // Законность. 1999. № 11. С. 32.. Следовательно, вопрос стоит только о правильности квалификации оконченного преступления. Совершенно понятно, что соучастия в данном случае быть не может. Не является приемлемой и точка зрения В.С. Прохорова: «... если подстрекатель или пособник не знал, что общественно опасное деяние совершает недееспособное лицо, то никто из них не может нести ответственность за него в качестве исполнителя. Таким образом, вполне возможна ответственность, например, за подстрекательство при отсутствии исполнителя». Получается явное противоречие: лицо является подстрекателем или пособником (соучастником) при отсутствии исполнителя в юридическом смысле, тогда как соучастия в этом случае нет. Выход видится только в одном: рассматривать действия лиц, не осознающих, что преступление совершается посредством невменяемого или лица, не достигшего возраста уголовной ответственности, как посредственное совершение. В этой связи был прав Н.С. Таганцев, который отмечал следующее: «Такое признание первоначально действовавшего посредственным виновником зависит только от отсутствия условий вменения в деятельности содействовавшего лица, а не от сознания виновником наличности этих условий; поэтому лицо будет посредственным виновником, хотя бы оно ошибочно полагало, что возбужденное им... лицо дееспособно».

Некоторые трудности возникают при рассмотрении случаев совершения преступления посредством лиц, не подлежащих уголовной ответственности в силу других обстоятельств, предусмотренных УК РФ. Данными обстоятельствами могут быть: невиновное причинение вреда (ст. 28 УК РФ), причинение вреда охраняемым уголовным законом интересам в результате физического или психического принуждения (ст. 40 УК РФ), а также во исполнение обязательного для лица приказа или распоряжения (ст. 42 УК РФ).

Совершение преступления путем использования лица, невиновно причинившего вред, будет в том случае, если данное лицо не осознавало и по обстоятельствам дела не могло осознавать общественной опасности своего деяния либо не предвидело возможности наступления общественно опасных последствий и по обстоятельствам дела не должно было или не могло их предвидеть (ч. 1 ст. 28 УК РФ), а также, если лицо, хотя и предвидело возможность наступления общественно опасных последствий своего деяния, но не могло предотвратить эти последствия в силу несоответствия своих психофизиологических качеств требованиям экстремальных условий или нервно-психическим перегрузкам (ч. 2 ст. 28 УК РФ). Например, ничего не подозревавшая сиделка кормит больного пищей, отравленной лицом, заинтересованным в смерти больного.

Посредственным будет также совершение преступления путем использования другого лица, в отношении которого было применено физическое или психическое принуждение, исключающее ответственность данного лица. При этом лицо в результате физического принуждения обязательно должно быть лишено возможности руководить своими поступками (ч. 1 ст. 40 УК РФ). Например, не будет подлежать уголовной ответственности гражданин, которого умышленно толкнули, и он повредил какую-либо ценную вещь. Что же касается психического принуждения, а также физического принуждения, вследствие которого лицо сохранило возможность руководить своими действиями, то здесь вопрос решается в соответствии с правилами о крайней необходимости (ч. 2 ст. 40 УК РФ). Лицо освобождается от уголовной ответственности только при наличии всех условий правомерности крайней необходимости: физическое или психическое насилие должно быть наличным и реальным; у лица не было другой возможности избежать применения насилия, кроме как совершить требуемое действие; фактический ущерб, причиненный совершенным преступлением, должен быть меньше, чем вред предотвращенный. Например, кассир, который под угрозой немедленного лишения жизни передал преступникам деньги, освобождается от уголовной ответственности.

Если же не будут установлены все условия правомерности причинения вреда охраняемым уголовным законом интересам лицом под влиянием физического или психического принуждения, то это будет не что иное, как соучастие, поскольку преступная деятельность субъектов является совместной и умышленной. Лицо, в отношении которого применено такое принуждение, в зависимости от содеянного может выступать, например, в роли исполнителя (соисполнителя) или пособника. При этом указанное принуждение может быть признано обстоятельством, смягчающим наказание.

Лицо, отдавшее незаконный приказ или распоряжение, в результате исполнения которого был причинен вред охраняемым уголовным законом интересам, также является посредственным причинителем. Однако лицо, которому был адресован приказ или распоряжение, должно действовать именно во исполнение обязательных для него приказа или распоряжения (ч. 1 ст. 42 УК РФ). «Обязательный приказ — это требование, которое является: во-первых, внешне обязательным в техническом смысле слова, то есть исходит от начальника как такового, и предъявлено в сфере служебных отношений с соблюдением процессуальных требований его отдачи, во-вторых, быть заведомо для исполнителя не противозаконным по своей сути»²Старостина Ю.В. Исполнение приказа или распоряжения как обстоятельство, исключающее преступность деяния: Дисс.... канд. юрид. наук. Рязань, 2001 С. 54..

Лицо, совершившее умышленное преступление во исполнение заведомо незаконного приказа или распоряжения, несет ответственность на общих основаниях (ч. 2 ст. 42 УК РФ). Это означает, что данное лицо является исполнителем преступления. Действия же лица, отдавшего преступный приказ или распоряжение, образуют подстрекательство к преступлению, а если в его действиях содержатся признаки организаторской деятельности, то он является организатором преступления. В этом случае то обстоятельство, что подчиненный действовал во исполнение приказа или распоряжения, может быть признано лишь обстоятельством, смягчающим наказание.

Рассмотренный в соответствии с ч. 2 ст. 33 УК РФ перечень возможных случаев посредственного причинения, как нам представляется, нельзя считать исчерпывающим. Недостатком данной нормы, как справедливо отмечает С.Ф. Милюков, является то, что «законодатель упустил из поля зрения ситуации, когда посредственное причинение вреда выражается в использовании (без их ведома) лиц, способных нести ответственность»³Милюков С.Ф. Российское уголовное законодательство: опыт критического анализа. СПб., 2000. С. 79.. Речь, прежде всего, идет об использовании лица, действующего по неосторожности. Например, убийца подменяет ампулы в коробке с лекарствами на средства, противопоказанные больному, и медсестра, не обратив внимания на другую маркировку, делает пациенту смертельную инъекцию. В самом деле, неосторожная деятельность лица, которое используется лишь в качестве своеобразного орудия совершения преступления, по внутреннему (субъективному) содержанию не может «рассматриваться в качестве слагаемого совместной преступной деятельности». Следовательно, в данном случае уместно говорить о посредственном причинении. Не случайно, что подобную точку зрения высказывают многие авторы.

В этой связи возникает вопрос и о том, как квалифицировать использование для совершения преступления умышленной деятельности другого лица, не осознающего этого. Выше отмечалось, что некоторые исследователи допускают возможность случаев так называемого «замаскированного подстрекательства или пособничества». «В художественной литературе подобное завуалированное подстрекательство, — пишет Ф.Г. Бурчак, — мастерски раскрыто Шекспиром. Едва ли нашелся бы судья, который, установив все обстоятельства дела, сопутствующие убийству Дездемоны, не признал бы Яго подстрекателем Отелло. Зная характер Отелло, его непримиримость, ревность и т.д., Яго возбуждал у него соответствующие мотивы, которые с неизбежностью привели к роковой развязке. Однако Яго нигде прямо не говорил Отелло: «Убей Дездемону!», и Отелло, восхвалявший честность и неподкупность Яго, видел в нем правдолюбца, а не сообщника, не подстрекателя к убийству». А.Н. Трайнин также отмечал следующее: «Если врач Иванов, зная об умысле Петрова убить Семенову, намеренно оставляет открытым шкаф с ядом, то он пособник Петрова». Вряд ли подобное решение данного вопроса является обоснованным. Такие случаи нельзя рассматривать как соучастие в преступлении. Во-первых, преступная деятельность этих лиц по своему субъективному содержанию не будет совместной.

Во-вторых, отнесение случаев «замаскированного подстрекательства или пособничества» к соучастию означало бы смешивание качественно различных форм совершения преступления, отличающихся своей общественной опасностью. А это неоправданно с позиций уголовного закона. Поэтому, как нам представляется, единственно правильное решение — рассматривать случаи, когда субъект возбуждает намерение совершить умышленное преступление у другого лица или оказывает последнему помощь в совершении определенного умышленного преступления незаметным для него способом как посредственное причинение. К такому же выводу приходит и М.И. Ковалев, поскольку в данной ситуации, как справедливо им отмечено, «нет совместной деятельности, а имеются лишь разрозненные действия двух лиц, внешне совпадающие благодаря единству цели, причем совпадение это характерно тем, что один использует другого в качестве орудия преступления». Подобную точку зрения поддерживают 72% респондентов.

Рассмотренные нами случаи посредственного совершения преступления касались тех посредственных совершителей, которые действуют умышленно. По нашему мнению, данную форму совершения преступления не следует ограничивать только умышленной виной. В ее рамках необходимо рассматривать и случаи, когда вина посредственного совершителя преступления заключается в неосторожности. Сюда относятся взаимосвязанные деяния двух или более лиц, которые в совокупности приводят к совершению неосторожного преступления.

Хотя, о чем уже отмечалось, в уголовно-правовой литературе предпринимались попытки рассматривать такие случаи по правилам о соучастии, однако они не выдерживают критики. Ведь неосторожность не создает того внутреннего единства, которое характерно для соучастия в преступлении: наступивший по неосторожности преступный результат не будет совместным. В этих случаях субъективная связь существует только по поводу совершения действия безразличного для уголовного права. Другими словами, совместной будет лишь деятельность, которая сама по себе, вне связи с наступившим преступным результатом, как правило, не является уголовно наказуемой. Законодатель поэтому неслучайно ограничивает институт соучастия только умышленной виной, поскольку мы имеем в виду соучастие именно в преступлении, а не в какой-либо деятельности.

Вместе с тем А.Н. Трайнин отмечал следующее: «Отрицать возможность соучастия в сочетании с неосторожностью — значит отрицать в системе... права возможность уголовной ответственности за соучастие в совершении... порой весьма общественно опасных преступлений». Он рассматривает следующий случай из судебной практики: «Маслов и Чиликин производили стрельбу по мишени в дежурной будке шоферов. Пуля Маслова пробила стенку будки и смертельно ранила проходившую по тротуару студентку П. Вне всякого сомнения, что Маслов несет ответственность по ст. 139 УК РСФСР (ст. 109 УК РФ) за неосторожное убийство. Но как квалифицировать действия Чиликина? Судебная коллегия Верховного Суда СССР в своем определении от 19 ноября 1947 г. пришла к выводу, что и Чиликин, совместно с Масловым организовавший стрельбу в шоферской будке, должен также отвечать по ст. 139 УК РСФСР без ссылки на ст. 17 (ст. 33 УК РФ). Верховный Суд СССР, следовательно, в этом случае отверг ответственность по соучастию в неосторожном преступлении. Обоснованно ли, однако, такое решение вопроса?». «Для ответственности за преступный результат... необходимо виновное причинение этого результата. Со стороны Чиликина, как и Маслова, чьей пулей была убита студентка П., бесспорно имеется неосторожная вина: оба они одинаково должны были предвидеть возможность того, что пуля, пробив стенку, может попасть в человека. Но имеется ли на стороне Чиликина причинная связь со смертью студентки П.? Ведь не его, Чиликина, пулей была причинена смерть П.? Не он, следовательно, убийца студентки. Поэтому, если рассматривать действия Чиликина и Маслова изолированно, вне соучастия в убийстве, то признать Чиликина виновно причинившим преступный результат нет оснований. Иное, если признать Чиликина соучастником убийства П. В этом случае Чиликин, организовав совместно с Масловым стрельбу, тем самым создал вместе с ним необходимое условие для наступления последствия — смерти студентки, сопричинил эту смерть. Только при этих условиях может быть обосновано признание Чиликина виновным в причинении преступного результата, т.е. лишь при условии признания Чиликина соучастником в убийстве Масловым студентки П.».

Однако вполне понятно, что Чиликин в данном случае не может быть признан соучастником совершенного преступления. Как заметил С. Бородин, «по фактическим обстоятельствам дела Чиликин являлся соучастником Маслова в стрельбе, но не в убийстве». Следовательно, возникает вполне закономерный вопрос: как тогда квалифицировать деяния лиц, не являющихся непосредственными причинителями, на стороне которых имеется виновная причинная связь с наступившим преступным результатом? Вполне очевидно, и в этом смысле правы ученые, утверждавшие о возможности неосторожного соучастия, что эту категорию лиц освобождать от уголовной ответственности, по меньшей мере, будет неразумно: «... нет оснований для исключения уголовной ответственности, так как в их действиях имеется состав преступления». Но в основном «привлекаются к ответственности непосредственные причинители вреда». Поэтому данные случаи, как отмечается, являются проблемой в правоприменительной деятельности.

В связи с этим в последнее время учеными предпринимаются столь многочисленные попытки восполнить указанный пробел права с помощью института неосторожного сопричинения. Вот что отмечается по этому поводу: «Изучение практики показывает, что зачастую суды игнорируют значимость института неосторожного сопричинения, оставляя без внимания весь комплекс причин (и особенно условий), способствующих совершению преступления по неосторожности. А это, в свою очередь, приводит к снижению общепредупредительного воздействия мер, связанных с привлечением к уголовной ответственности и наказанием. Привлечение непосредственного виновника к уголовной ответственности, как представляется, еще не означает адекватной реакции на вредные последствия. Вне зоны должной судебной репрессии остаются лица, существенно способствовавшие совершению неосторожного деяния». По мнению исследователей, неосторожное сопричинение характеризуется следующими признаками: а) оно представляет собой единое преступление; б) в таком преступлении участвуют несколько субъектов ответственности; в) взаимосвязанный и взаимообусловленный характер допреступного поведения участников посягательства; г) создание угрозы наступления или наступление единого для всех субъектов преступного последствия, предусмотренного конкретным составом; д) наличие причинной связи между допреступным поведением субъектов и наступившим преступным результатом; е) совершение посягательства с неосторожной формой вины.

Причем некоторыми авторами указывается, что главным отличительным признаком неосторожного сопричинения от простого участия нескольких лиц при совершении неосторожного преступления является взаимосвязанность, совместность деятельности субъектов, в результате которой наступил предусмотренный уголовным законом общественно опасный результат⁴См.: Савельев Д.В. Преступная группа: уголовно-правовая интерпретация // Рос. юрид. журн. 1999. № 1. С. 99.. Мы согласны с таким утверждением, но с той лишь оговоркой, что совместной будет только «допреступная» деятельность субъектов и не более того. Преступный же результат, который наступает по неосторожности, еще раз заметим, в этом случае совместным быть никак не может: неосторожность и совместность — это два взаимоисключающих друг друга понятия. Ввиду этого термин «неосторожное сопричинение» является неправильным, ибо приставка со- указывает на совместность, а, следовательно, слово сопричинение означает совместное причинение чего- либо (в нашем случае — преступного результата).

По нашему мнению, представляет интерес точка зрения М.И. Ковалева: «В... деле Чиликова и Маслова, первый своим предложением открыть стрельбу вблизи пешеходной дорожки и участием в ней создал реальную возможность гибели проходивших людей; тем же, что он вовлек в эту стрельбу Маслова, он как бы пустил в ход новое оружие, окончательного результата действия которого ни он, ни сам Маслов не предвидел». И он справедливо отмечает: «... в этом случае имеется то же самое посредственное причинение преступного результата, но только не умышленное, а неосторожное». Действительно, ничто не мешает нам рассматривать случаи, когда деяния двух или более лиц в совокупности приводят к совершению неосторожного преступления, как проявление посредственного совершения преступления. Посредствующим звеном относительно лица, действующего неосторожно, в данном случае может выступать неосторожное, и даже умышленное, деяние другого лица, а также деяние лица, не подлежащего уголовной ответственности в силу возраста, невменяемости или иных обстоятельств, предусмотренных УК РФ.

Очень тесно к рассмотренной проблеме примыкает непосредственное выполнение объективной стороны состава преступления общими усилиями нескольких лиц, из которых одно подлежит ответственности за умышленное или неосторожное совершение данного преступления, а остальные либо не подлежат ответственности в силу обстоятельств, предусмотренных уголовным законодательством, которые были рассмотрены выше, либо несут ответственность за неосторожное (что вполне допустимо) совершение преступления (сочетание с умышленной формой вины другого лица маловероятно, но не исключено).

В судебной практике относительно данных случаев совершения преступления по некоторым категориям преступлений существовали рекомендации квалифицировать их по групповому признаку. Так, согласно Постановлению Пленума Верховного Суда РФ от 22 марта 1966 г. № 31 «О судебной практике по делам о грабеже и разбое», действия участника преступления (грабежа или разбоя) подлежали квалификации с учетом группового способа его совершения независимо от того, что остальные участники преступления не были привлечены к уголовной ответственности ввиду их невменяемости (ст. 21 УК РФ) либо в силу требований ст. 10 УК РСФСР (ст. 20 УК РФ), либо по другим, предусмотренным законом основаниям. Аналогичное указание имеется и в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 22 апреля 1992 г. № 4 «О судебной практике по делам об изнасиловании». «Таким образом, — пишет п. Егорова, — под преступной группой в ряде случаев подразумевалась любая общность лиц, в том числе и такая, которая включает, наряду с субъектом преступления, лиц, не подлежащих уголовной ответственности»⁵Егорова Н. Понятия «преступная группа» и «групповое преступление» // Законность. 1999. № 2. С. 20..

В уголовно-правовой литературе некоторые криминалисты поддерживают такой подход с той лишь оговоркой, что тут неприменимы положения о соучастии. Р.Р. Галиакбаров, например, пишет: «... проявление «группы» здесь имеет качественно отличное от соучастия содержание. Оно характеризует лишь объективную сторону посягательства, его способ, когда фактически вред объекту причиняется... субъектом преступления и лицами, не обладающими признаками субъекта»⁶Галиакбаров Р.Р. Квалификация групповых преступлений. М., 1980. С. 35.. По его мнению, «в теории уголовного права практически не обращается внимания на то, что понятие «группа» используется в уголовном законодательстве не только как проявление соучастия в преступлении, но и в других качествах». На основании этого Р.Р. Галиакбаров делает следующий вывод: «Такие проявления «группы»... не представляют соучастия в преступлении, но они могут иметь самостоятельное правовое значение и учитываться как способ совершения преступления, характеризующий объективные признаки соучастия».

Как мы видим, получается, что уголовно-правовой термин «группа» трактуется в двух смыслах. С одной стороны, допускается совершение преступления группой как одной из разновидностей соучастия в преступлении, с другой стороны, не исключается проявление «группы» как способа совершения преступления без признаков соучастия. Причем сторонники данного подхода объясняют его тем, что при непосредственном совершении преступления несколькими лицами независимо от того, обладают ли все участники признаками субъекта преступления или нет, значительно возрастает степень общественной опасности содеянного. По их мнению, основанием повышения ответственности за изнасилование, грабеж и разбой в этом случае являются именно обстоятельства объективной стороны преступления.

Следует отметить, что столь неоднозначное толкование понятия группы лиц во многом связано с недостатками предшествующего уголовного закона, поскольку в нем отсутствовало определение преступных групп. В УК РФ 1996 года такое определение уже существует, причем понятие группы лиц, группы лиц по предварительному сговору, организованной группы и преступного сообщества (преступной организации) раскрывается исключительно в рамках института соучастия (ст. 35 УК РФ). Следовательно, объединение нескольких индивидов, когда всего лишь один из его участников является субъектом преступления, группу лиц в юридическом смысле слова образовать не могут. Как отмечает А.В. Пушкин, «данная группа может рассматриваться лишь в качестве социальной»⁷Пушкин А. В. Соотношение уголовного законодательства и судебных толкований по вопросам соучастия // Современное состояние российского законодательства и его систематизация. М., 1999. С. 233.. «Объясняется это тем, — пишет он, — что законодатель вкладывает в употребляемый им термин «лицо» применительно к группе лиц, группе лиц по предварительному сговору, организованной группе и преступному сообществу (преступной организации) строго фиксированное содержание, вбирающее в себя необходимые признаки, присущие соучастнику, а следовательно, субъекту преступления».

Разъяснения, содержащиеся в указанных постановлениях Пленума Верховного Суда, бесспорно, противоречат общему определению соучастия, которое распространяется и на групповой способ совершения преступления. Мы полностью согласны с высказыванием на этот счет Н.Г. Иванова: «Вызывает недоумение практика применения и соответствующие рекомендации, касающиеся норм о соучастии.... С точки зрения социологии такая реакция правоприменителя понятна. Но с точки зрения буквы закона позиция практики и высших судебных инстанций в данной связи совершенно неприемлема. Если соучастниками преступления могут быть субъекты преступления (а иначе интерпретация соучастия и немыслима), следовательно преступную группу могут образовать также лишь субъекты, признаки которых предложены в ст. 19 УК РФ. Если же интерпретировать преступную группу иначе, тогда необходимо изменить положения о соучастии и субъекте преступления»⁸Иванов И. Г. Групповая преступность: содержание и вопросы законодательного регулирования // Гос-во и право. 1996. № 9. С. 75.. «Группа лиц представляет собой одну из... разновидностей соучастия, поэтому, прежде всего, необходимо констатировать совокупность таких черт, которые характеризуют ее как соучастие...».

Поэтому в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 27 декабря 2002 г. № 29 «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое», заменившем Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 22 марта 1966 г. № 31 «О судебной практике по делам о грабеже и разбое», уже конкретно отмечается, что в случае совершения кражи несколькими лицами без предварительного сговора их действия следует квалифицировать по пункту «а» части второй ст. 158 УК РФ по признаку «группа лиц», если в совершении этого преступления совместно участвовало два или более исполнителя, которые в силу ст. 19 УК РФ подлежат уголовной ответственности за содеянное. Однако данное разъяснение касается только кражи, а в отношении грабежа и разбоя ничего не говорится. Ввиду этого позиция Пленума Верховного Суда не совсем понятна: распространяется ли это положение на такие преступления, как грабеж и разбой, или же относительно этих категорий преступлений следует исходить из прежних указаний. По нашему мнению, в данное Постановление необходимо внести соответствующие изменения.

Кроме того, в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 15 июня 2004 г. № 11 «О судебной практике по делам о преступлениях, предусмотренных статьями 131 и 132 Уголовного кодекса Российской Федерации», заменившем соответствующее Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 22 апреля 1992 г. № 4, вообще не дается никаких разъяснений на этот счет.

Вместе с тем необходимо обратить внимание и на другое обстоятельство: непосредственное совершение умышленного преступления общими усилиями нескольких лиц, из которых только одно подлежит ответственности за него, а остальные лица ответственности не подлежат либо подлежат за неосторожное совершение преступления, действительно повышает степень общественной опасности содеянного по сравнению с аналогичным преступлением, совершенным единолично. Ведь с позиции жертвы преступления безразлично, нападает ли на нее, например, группа, полностью состоящая из вменяемых лиц, достигших возраста уголовной ответственности, или же группа, в которую входит только одно лицо, обладающее признаками субъекта преступления, а остальные участники таковыми не обладают. Во всех этих случаях жертве преступления «причиняется больший моральный и физический ущерб, а также более интенсивно подавляется ее сопротивление». Вполне обоснованно замечание, высказанное по этому поводу И. Звечаровским: «Мы не можем игнорировать тог факт, что совершение преступления несколькими лицами безотносительно уголовно-правового статуса последних, как правило, свидетельствует о более высокой степени общественной опасности содеянного. Это та степень общественной опасности, которая не укладывается в рамки типовой, отраженной в санкции, сопровождающей основной состав преступления».

Следовательно, указанный подход правоприменителя в общем-то объясним. Но выход видится не в исключениях из общих правил о соучастии, а в дополнении ст. 63 УК РФ таким отягчающим наказание обстоятельством, которое позволяло бы учитывать правоприменителю повышенную общественную опасность данной формы совершения преступления. Полагаем, что это обстоятельство должно быть сформулировано следующим образом:

«непосредственное совершение умышленного преступления с участием лиц, не подлежащих уголовной ответственности в силу возраста, невменяемости или других обстоятельств, предусмотренных настоящим Кодексом, либо подлежащих уголовной ответственности за неосторожное совершение преступления».

Изложенное дает основание утверждать, что в уголовном законодательстве РФ требует закрепления положение, которое бы определяло круг лиц, не относящихся к соучастникам. Поэтому предлагаем дополнить ст. 32 УК РФ частью второй следующего содержания:

«Не признается соучастием совершение преступления при посредстве других лиц, не подлежащих уголовной ответственности в силу возраста, невменяемости или иных обстоятельств, предусмотренных настоящим Кодексом, либо подлежащих уголовной ответственности, но чья преступная деятельность не является совместной, а также непосредственное совершение преступления с участием указанных лиц. Лицо, вина которого при этом выразилась в форме умысла или неосторожности, подлежит уголовной ответственности независимо от того, совершаю ли оно преступление непосредственно или нет».

Данное положение, как мы видим, охватывает следующие случаи совершения преступления: совершение лицом умышленного или неосторожного преступления при посредстве лиц, не подлежащих уголовной ответственности, либо подлежащих таковой за неосторожное или умышленное совершение преступления (совершенное преступление в этом случае не является совместным), и непосредственное совершение липом умышленного или неосторожного преступления с участием лиц, не подлежащих уголовной ответственности, либо подлежащих таковой за умышленное или неосторожное совершение преступления (совершенное преступление в этом случае также не является совместным). Заметим, что в данных формах совершения преступления нет организаторов, подстрекателей, пособников и исполнителей, а есть лица, совершившие преступление (непосредственно или опосредованно). По нашему мнению, это положение более четко обозначит границы соучастия и рассматриваемых уголовно-правовых явлений и соответственно положит конец различному толкованию этих форм совершения преступления, что существенно облегчит деятельность правоприменителя.

Не меньший интерес представляет разграничение соучастников и лиц, прикосновенных к преступлению, к которым обычно относят укрывателей, недоносителей и попустителей. Как отмечает Н.А. Носкова, «вопрос об отграничении прикосновенности от соучастия в целом довольно сложен и в теории уголовного права не решается однозначно в отношении всех ее проявлений»⁹Носкова Н.А. О совершенствовании законодательного регламентирования института прикосновенности // Проблемы совершенствования уголовного законодательства. М., 1984. С. 90..

Укрывательство — деятельность лица по сокрытию преступника, средств или орудий совершения преступления, следов преступления либо предметов, добытых преступным путем. Причем уголовное законодательство разграничивает укрывательство на заранее обещанное и заранее не обещанное (ст. 316 УК РФ). Это делается не случайно, поскольку в зависимости от наличия или отсутствия заранее данного обещания совершения указанных действий будет различной и общественная опасность содеянного.

При заранее обещанном укрывательстве лицо способствует совершению преступления, потому что в этом случае у преступника укрепляется решимость осуществить свой замысел, усиливаются мотивы, побуждающие к выполнению задуманного. И это означает следующее: «... когда укрывательство обещано заранее, — отмечает М.Х. Хабибуллин, — оно становится пособничеством преступлению, так как находится в причинной и виновной связи с укрываемым преступлением. В подобной ситуации характер и общественная опасность укрывательства определяется характером и опасностью укрываемого преступления, являющегося результатом совместной преступной деятельности»¹⁰Хабибуллин М.Х. Ответственность за укрывательство преступлений и недоносительство по советскому уголовному праву. Казань, 1984. С. 27.. Причем, «причинно связанным с совершением преступления, — совершенно верно пишет А.Б. Сахаров, — является сам факт обещания преступнику последующего содействия»¹¹Сахаров А.Б. Некоторые вопросы соучастия и прикосновенности в связи с кодификацией уголовного законодательства // Сов. гос-во и право. 1958. № 9. С. 105.. Поэтому в соответствии с ч. 5 ст. 33 УК РФ заранее обещанное укрывательство справедливо относится к пособнической деятельности.

Заранее не обещанное укрывательство, вне всякого сомнения, является прикосновенностью к преступлению: «При заранее не обещанном укрывательстве действия укрывателя объективно не создают условий для совершения основного преступления, они не находятся с совершенным преступлением в... причинной связи, не являются необходимым условием наступления конкретного преступного результата». В данном случае деяния укрывателей образуют самостоятельный состав преступления против правосудия, ибо они существенно нарушают «нормальную деятельность органов дознания, следствия, прокуратуры и суда». Укрывательство предполагает активное поведение, но в уголовно-правовой литературе отмечается, что оно может быть осуществлено путем бездействия.

В соответствии со ст. 316 УК РФ лицо подлежит уголовной ответственности за заранее не обещанное укрывательство только особо тяжких преступлений. В примечании же к этой статье указывается, что таковой не подлежит лицо за заранее не обещанное укрывательство преступления, совершенного его супругом или близким родственником. При данном виде укрывательства как самостоятельного преступления возможно соучастие.

При отграничении укрывательства как вида прикосновенности к преступлению от укрывательства как соучастия в преступлении необходимо исходить из наличия или отсутствия заранее данного обещания совершения укрывательских действий. Что же является заранее обещанным укрывательством? Важное разъяснение на этот счет содержится в Постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 31 июля 1962 г. № 11 «О судебной практике по делам о заранее не обещанном укрывательстве преступлений, приобретении и сбыте заведомо похищенного имущества», где указывается, что укрывательство преступления, а также приобретение или сбыт имущества, добытого заведомо преступным путем, могут быть признаны соучастием, если эти действия были обещаны исполнителю до или во время совершения преступления.

Недонесение представляет собой несообщение органам власти о достоверно известном готовящемся, совершаемом или совершенном преступлении. «По объективным признакам, — пишет М.И. Ковалев, — оно в отличие от укрывательства выражается в бездействии, т.е. в невыполнении обязанности сообщать органам власти о достоверно известном готовящемся или совершенном преступлении и о лице, его совершившем». Ответственность за недонесение, таким образом, непосредственно связана с невыполнением лицом возложенной на него обязанности сообщать об указанных фактах. Такая обязанность, например, устанавливалась в УК РСФСР 1960 г. (ст. 88¹ и 190) в отношении определенного круга преступлений.

Однако данный правовой институт вызывал резкую критику со стороны некоторых ученых. Так, еще Н.С. Таганцев писал о пагубном воздействии норм, устанавливающих ответственность за недонесение: «... горе той стране, которая обратит донос в необходимый элемент общественной жизни: ради временных выгод правительство посеет в обществе семена страшной нравственной заразы, которая или грозит вымиранием государственного организма, или потребует громадных и долгих жертв на его исцеление». В юридической литературе говорилось о несоответствии норм, регулирующих вопросы ответственности за недонесение об известных готовящихся или совершенных преступлениях, общему принципу построения системы уголовного законодательства, предлагалось исключить их из уголовного закона. Поэтому данные нормы обоснованно не были включены в действующий УК РФ 1996 года.

Сказанное касается заранее не обещанного недонесения. Относительно же заранее обещанного недонесения мнения юристов разделились. Большинство авторов считают, что в этом случае будет не что иное, как соучастие в преступлении в форме интеллектуального пособничества. Сторонники этой точки зрения исходят из того, что заранее обещанное недонесение состоит в причинной связи с совершенным преступлением, так как фактом данного обещания у исполнителя укрепляется решимость совершить задуманное преступление. Данная точка зрения отмечается также 67% опрошенных сотрудников.

По мнению сторонников другой точки зрения, в этом случае, напротив, никакого соучастия в преступлении не будет. Так, П.И. Гришаев пишет: «Что обещает исполнителю лицо в данном случае, кроме лояльного отношения к совершаемому преступлению? Вполне очевидно, что виновное лицо не обещает оказать содействие ни совершению преступления, ни сокрытию преступника, ни сокрытию следов преступления. Иными словами, недоноситель не обещает стать сообщником исполнителя в будущем, как это имеет место при заранее обещанном укрывательстве. Он только обещает по тем или иным соображениям остаться безучастным к преступлению, которое будет совершено исполнителем, и не донести о нем органам власти. Вряд ли такое по существу молчаливое одобрение... замысла преступника можно расценивать как соучастие, как поведение, находящееся в причинной связи с преступлением, совершенным исполнителем. В подобных случаях недоноситель не совершает никакой совместной деятельности с исполнителем. Следовательно, здесь отсутствуют необходимые объективные признаки соучастия».

Действительно, в данном случае недоноситель не обещает стать сообщником исполнителя в будущем, как при заранее обещанном укрывательстве. И в этом смысле мы согласны с П.И. Гришаевым. Однако из этого вовсе не следует однозначный вывод о том, что заранее обещанное недоносительство нельзя относить к соучастию в преступлении, поскольку оно не является поведением, находящимся в причинной связи с преступлением, совершенным исполнителем. Ведь недонесение недонесению рознь. И речь идет не о молчаливом одобрении преступного замысла лица, а, как отмечает М.Х Хабибуллин, о ясно выраженном обещании будущему исполнителю не сообщать в соответствующие органы о готовящемся или совершаемом преступлении, что «укрепляет у преступника надежду уйти от разоблачения и стимулирует совершить преступление». Поэтому вполне возможно, что данное заранее обещание не доносить о преступлении как раз окажет реальное воздействие на совершение преступления, в связи с чем будет находиться в причинной связи с действиями исполнителя.

Если же мы заранее обещанное недоносительство, состоящее в причинной связи с совершенным преступлением, не относим к соучастию, то спрашивается: на каком основании мы относим к соучастию заранее обещанное укрывательство, а также приобретение или сбыт предметов, добытых преступным путем? Ведь указанные действия производятся уже после совершения преступления и, взятые сами по себе, они не могут находиться с ним в причинной связи и, следовательно, являться соучастием. А состоит в причинной связи с преступлением именно обещание совершения указанных действий, данное заранее.

Поэтому заранее обещанное недоносительство ничем не отличается от заранее обещанного укрывательства. Важно только то, чтобы данное обещание действительно оказало влияние на лицо, подготавливающее или совершающее преступление, укрепило его решимость довести задуманное до конца. В связи с этим А.Б. Сахаров верно отмечает: «Между тем заранее обещанное недоносительство... по тем же основаниям, что и обещание укрывательства, следует рассматривать как содействие совершению преступления. Конечно, действительная роль такого обещания в формировании преступной решимости исполнителя может быть различна, в том числе и незначительна... Но когда заранее данное обещание не сообщать о готовящемся серьезном преступлении имело существенное значение для укрепления решимости виновного выполнить задуманное, когда оно приобрело характер сговора, нет оснований отказываться от квалификации содеянного как соучастия». Таким образом, как мы полагаем, предпочтительней является позиция, в соответствии с которой заранее данное обещание не доносить о преступлении может рассматриваться в качестве соучастия.

Однако В.Г. Смирнов предлагает относить к соучастию и заранее не обещанное недонесение о готовящемся или совершаемом преступлении. Он отмечает по этому поводу следующее: «... недоноситель... своим бездействием создает условия для совершения преступления. Его бездействие находится в причинной и виновной связи с результатом деяния других лиц. Потому он — соучастник преступления». Делая такой вывод, указанный автор исходил из признания им возможности существования причинной связи при бездействии. Вопрос о причинной связи при бездействии является довольно дискуссионным. К сожалению, его рассмотрение выходит за рамки нашего исследования. Но заметим, что даже при положительном решении этого вопроса считать заранее не обещанное недонесение о готовящемся или совершаемом преступлении соучастием нельзя. Этой форме преступной деятельности, как уже отмечалось, всегда присущ активный и совместный характер деяний преступников, чего нет при заранее не обещанном недонесении. Оно может являться только разновидностью прикосновенности к преступлению.

Следующий вид прикосновенности, относительно которого нет единства взглядов в юридической литературе, — попустительство. Дело в том, что ни в прежнем, ни в действующем уголовном кодексе не содержится норм, прямо предусматривающих ответственность за попустительство преступлению. Это обстоятельство послужило некоторым авторам основанием для того, чтобы рассматривать прикосновенность как институт, состоящий только из заранее не обещанных укрывательства и недонесения. По поводу же попустительства отмечалось, что ему нет места в системе уголовного законодательства, что оно либо поглощается понятием недонесения, если недонесение наказуемо, либо соответствует признакам иного преступления (например, должностного), либо безразлично для уголовного права.

Действительно, те случаи, которые относят к попустительству преступлению, охватываются отдельными нормами, устанавливающими уголовную ответственность за неисполнение возложенных на лицо обязанностей. Но это вовсе не означает, что попустительство должно быть исключено из разновидностей прикосновенности к преступлению и уж тем более, что оно безразлично для уголовного права. «... понятие попустительства, — пишет М.И. Ковалев, — не заслужило лого сурового приговора, который вынесен ему. Его существование оправданно тем, что оно применимо к бездействию должностных лиц..., не предотвративших, но обязанных предотвратить преступление, а также тем, что этим понятием можно пользоваться при отграничении попустительства от укрывательства и недоносительства»¹³Ковалев М.И. К вопросу о прикосновенности к преступлению в законодательстве и теории уголовного права // Вопросы кодификации советского уголовного законодательства. Свердловск. 1957. С. 194, 195..

Кроме того, правоведами неоднократно указывалось на недоработку норм, связанных с попустительством преступлениям, на необходимость придания попустительству самостоятельного уголовно-правового значения, так как оно не всегда может охватываться составами общего порядка. Поэтому данный вид прикосновенности к преступлению имеет реальную основу для своего существования. Попустительство можно определить как «умышленное невоспрепятствование подготовке, совершению или сокрытию, по общему правилу, наиболее тяжкого преступления в случае, если виновное лицо обязано было и могло принять необходимые меры к его предотвращению, пресечению либо изобличению непосредственно, без значительных затруднений и серьезной опасности для себя или других лиц».

К прикосновенности относится только заранее не обещанное попустительство преступлению. Заранее обещанное попустительство преступлению, так же как и в случаях с предыдущими видами прикосновенности, бесспорно, является соучастием, поскольку налицо все признаки совместной преступной деятельности. Лицо, заранее давшее обещание попустительствовать совершению преступления, будет выступать в роли пособника. Оно оказывает содействие путем устранения препятствий, потому что на нем лежала правовая обязанность препятствовать совершению данного преступления. «Умышленно не выполнить эту обязанность, заранее пообещав это исполнителю основного преступления, — значит, стать соучастником». С этим согласно 84% респондентов.

В.Г. Смирнов заранее не обещанное попустительство подготовляемому или совершающемуся преступлению на том же основании, что и заранее не обещанное недонесение о подготовляемом или совершаемом преступлении, относит к соучастию в преступлении. Такое утверждение нельзя считать правильным в силу указанных выше причин.

Как видно, прикосновенность к преступлению внешне очень тесно примыкает к соучастию в преступлении, но не считается таковым. Отличительным признаком является то, что деяния прикосновенных к преступлению лиц по своему содержанию несовместны, они всегда лишь имеют касательство к преступлениям, совершаемым или совершенным другими лицами или по поводу них. Исходя из этого, на наш взгляд, А.Н. Трайнин довольно удачно определил прикосновенность как понятие, охватывающее «такую связь третьих лиц с преступниками, которая не достигает интенсивности соучастия». И хотя вопрос прикосновенности к преступлению в связи со значительным уменьшением объема правовой регламентации прикосновенных к преступлению деяний в последнее время уже не привлекает к себе столь пристального внимания исследователей, его рассмотрение теоретически и практически целесообразно, потому что понятие прикосновенности имеет очень большое значение «при отграничении собственно соучастия в преступлении от действий, лишь внешне примыкающих к нему». По нашему мнению, данный вид прикосновенности в настоящее время незаслуженно забыт, поскольку его эффективность в достижении задач уголовного законодательства очевидна и поэтому попустительство «взято на вооружение» в некоторых государствах. Например, в соответствии со ст. 7.02 УК штата Техас лицо подлежит ответственности за посягательство, совершенное поведением другого, если «будучи юридически обязанным предупредить совершение посягательства и действуя с намерением способствовать или содействовать его совершению, оно не предпринимает разумных усилий, чтобы предупредить совершение данного посягательства».

Таким образом, от соучастников преступления необходимо отличать лиц, совершивших умышленное или неосторожное преступление при посредстве лиц, не подлежащих уголовной ответственности, либо подлежащих таковой за неосторожное или умышленное совершение преступления, лиц, непосредственно совершивших умышленное или неосторожное преступление с участием лиц, не подлежащих уголовной ответственности, либо подлежащих таковой за умышленное или неосторожное совершение преступления, и лиц, прикосновенных к преступлению (заранее не обещанное укрывательство тяжких и особо тяжких преступлений). Отличительным признаком деяний указанных лиц от деятельности соучастников преступления является их несовместный характер. Такое разграничение имеет существенное практическое значение, поскольку установление четких границ между соучастниками преступления и иными лицами, совершившими преступление, важно для правильной квалификации содеянного и соответственно определения справедливой меры ответственности.