Виды и ответственность соучастников преступления

Соучастник преступления: понятие и признаки

Правильное определение понятия соучастника преступления имеет весьма большое теоретическое и практическое значение. Говоря словами Ф.Г. Бурчака, «такое определение позволяет ориентировать судебную практику, четко отграничить уголовно наказуемые деяния от уголовно ненаказуемых, т.е. в конечном счете правильно определить направление карательной политики государства»¹Бурчак Ф.Г. Учение о соучастии по советскому уголовному праву. Киев, 1969. С. 32..

Действующее уголовное законодательство Российской Федерации, определяя виды соучастников, не дает их понятия. В этой связи уяснение понятия соучастника преступления возможно только в рамках понятия соучастия в преступлении, закрепленного в ст. 32 УК РФ. Такой подход законодателя не совсем удовлетворяет потребностям практики, поскольку соучастие — это преступное уголовно-правовое явление, а соучастник — это особая категория лица, совершающего преступление. Да, соучастник преступления существует в рамках соучастия, но, отвечая общим признакам данного уголовно-правового явления, он обладает некоторыми частными признаками. Именно существование этих признаков обусловливает необходимость разработки понятия соучастника преступления и его закрепления в УК РФ.

Согласно ст. 32 УК РФ, «соучастием в преступлении признается умышленное совместное участие двух или более лиц в совершении умышленного преступления». Данная законодательная формулировка явилась итогом многолетних дискуссий среди ученых, занимающихся исследованием соучастия в преступлении. В ней содержится указание на три признака соучастия:

а) участие в преступлении двух или более лиц;

б) совместность их преступной деятельности;

в) умышленное участие в совершении умышленного преступления.

Законодательное определение, по мнению П.Ф. Тельнова, это «своего рода ключ для понимания всех форм совместных деяний»²Тельнов П.Ф. Формы соучастия и квалификация преступлений // Сов. Юстиция, 1971. №8 С. 21..

Безусловно, что перечисленные признаки являются родовыми признаками всех разновидностей соучастников преступления и поэтому их можно назвать признаками соучастника преступления.

По мнению некоторых исследователей, перечень признаков соучастия нуждается в дополнении. Так, А.П. Козлов считает, что мотив и цель преступления также являются признаками соучастия³См.: Козлов А.П. Соучастие: традиции и реальность. СПб., 2001. С. 74.. Эти категории обладают спецификой применительно к конкретному составу преступления и вполне могут быть различными у отдельных соучастников. Вместе с тем, приведенное разделение признаков соучастия, конечно же, необходимо считать условным, так как все они очень тесно взаимосвязаны друг с другом ввиду того, что обозначают лишь различные стороны единого процесса — совершение преступления в соучастии. Не случайно некоторые авторы полагают, что единственным признаком является совместность, характеризующаяся с объективной и субъективной стороны⁴См.: Курс российского уголовного права. Общая часть / Под ред. В.Н. Кудрявцева, А.В. Наумова. М., 2001. С. 338.. Однако мы полагаем, что такое гипертрофирование совместности как признака соучастия является далеко не безупречным. Совместность — основной качественный признак соучастия, но никак не всеобъемлющий. Как нам представляется, с теоретической позиции более правильно рассматривать каждый признак в отдельности.

Соучастие, прежде всего, мыслимо только в том случае, если в совершении преступления принимали участие два или более лиц. Поэтому первый признак, которому должен отвечать соучастник — количественный. И в этом смысле соучастник — это сугубо относительное понятие, существующее только при наличии как минимум одного другого лица, являющегося соучастником.

Н.А. Стручков отмечал следующее: «...признак — участие в совершении преступления, по меньшей мере, двух лиц — настолько очевиден, что в комментариях не нуждается»⁵Стручков Н.А. Формы соучастия и ответственность соучастников по советскому уголовному праву // Учен. зап. ВИЮН. Вып. 12. М., 1961. С. 134.. А.П. Козлов несколько уточняет этот тезис: «По самому факту наличия двух или более лиц проблем в уголовном праве, как правило, не существует, поскольку соучастие и возникло как институт уголовного права в связи с совершением преступления несколькими лицами, стечением нескольких лиц в одном преступлении. Отсюда и наличие нескольких лиц выступает количественным признаком соучастия». Действительно, сомнений не возникает только относительно самого факта участия двух или более лиц. Остается непонятным, что законодатель имеет в виду под термином «лицо», когда дает определение понятия соучастия: любое физическое лицо либо только лицо, обладающее общими признаками субъекта преступления.

В уголовно-правовой литературе при рассмотрении понятия соучастия в преступлении признается, что соучастники должны быть вменяемыми физическими лицами, достигшими возраста уголовной ответственности. Мы вполне согласны с такой точкой зрения и считаем, что соучастия в преступлении не образуют, например, общие действия двух лиц, одно из которых недееспособно (такие случаи более подробно будут рассмотрены далее). Соучастником преступления может быть только вменяемое физическое лицо, достигшее установленного возраста уголовной ответственности. Ведь мы имеем в виду соучастника именно преступления, а не чего-либо другого. И в этом смысле пора отбросить все сомнения, поскольку и теория и практика уголовного права в этом смысле практически абсолютно единодушны.

Однако только множественность субъектов при совершении преступления еще не делает их соучастниками. Для этого необходимо установить, что преступная деятельность лица имела совместный характер. Именно совместность является ключевым признаком, позволяющим, как нам кажется, уяснить сущность понятия «соучастник преступления». Но в уголовно-правовой литературе нет единства мнений относительно этого признака. Дискуссионным является следующий вопрос: считать ли совместность только объективным или же скорее объективно-субъективным признаком.

Так, П.И. Гришаев и Г.А. Кригер считают, что понятие совместности складывается из следующих элементов: преступление совершается общими, совместными усилиями нескольких лиц; преступный результат (последствие) будет для этих лиц общим, единым; действия каждого участника являются в конкретной обстановке данного преступления необходимыми условиями совершения действий другими соучастниками; преступный результат или факт совершения преступления находится в причинной связи с действиями соучастников⁶Гришаев П.И. Кригер Г.А. Соучастие по уголовному. М., 1959. С. 17-18.. Нетрудно заметить, что указанные исследователи понятие совместности, по сути, сводят к причинной связи между действиями соучастников и наступившим преступным последствием, т.е. говорят только об объективном содержании признака совместности. Подобного толкования совместности исключительно в объективной плоскости придерживаются многие авторы. Однако некоторые подчеркивают и субъективное содержание совместности.

Действительно, характерной чертой совместности является участие в определенной деятельности, которое рассматривается в рамках объективной стороны. Поэтому, как отмечается, признак совместности уместно было бы рассматривать в тех же пределах.

Соучаствовать в каком-либо процессе (в нашем случае — процесс совершения преступления) можно лишь вложившись в него определенным образом. Другими словами, участие в совершении преступления будет в том случае, когда имеется причинная связь между вкладом, внесенным в процесс совершения преступления, и наступившим преступным результатом. И в этом смысле прав П.Ф. Тельнов, который пишет, что «характерный показатель совместного совершения преступления — причинная зависимость между деяниями каждого соучастника и общим преступным результатом».

В связи с этим деяние соучастника преступления всегда состоит в причинной связи с общим преступным результатом. На это обстоятельство в свое время указывал еще Н.С. Таганцев, который писал: «...каждый соучастник стоит объективно в известном причинном отношении к событию, является одной из сил, в него вкладывающихся»⁷Таганцев Н.С. Русское уголовное право: Лекции. Часть общая. В 2 т. Т. 1. 1994. С. 329..

Однако науке уголовного права известны случаи, когда некоторые криминалисты пытались отрицать значение причинной связи при установлении ответственности за соучастие в преступлении. Так, А.Я. Вышинский писал: «Для понятия соучастия необходимо не наличие причинной связи, а связи вообще данного лица с совершенным преступлением»⁸Вышинский А.Я. Вопросы теории государства и права. М., 1949. С. 119.. Для разъяснения сути этой «связи вообще» он обращался к взглядам на соучастие, существующим в английском уголовном праве, в соответствии с которыми соучастниками признавались не только те лица, чьи действия обусловили наступление преступного результата, но и те, которые действовали после окончания преступления и, следовательно, не могли способствовать его совершению. Так, в качестве соучастника мог быть привлечен и тот, кто одобряет совершение преступления, восхваляет его после того, как оно было совершено, не доносит о преступлении. Своим взглядам на соучастие А.Я. Вышинский давал следующее объяснение: «...правильное понимание учения о соучастии в советском уголовном праве социалистического государства можно составить только исходя из понимания особенностей нашей эпохи, характера и особенностей классовой борьбы в настоящее время».

Противоречива на этот счет точка зрения П.Г. Мишунина. С одной стороны, он считает, что «причинная связь между деятельностью соучастника и наступившим от деятельности исполнителя преступным результатом не является теоретической основой для конструкции соучастия в советском уголовном праве. Для понятия соучастия необходимо наличие минимальной субъективной связи между соучастниками»⁹Мишунин П. Институт прикосновенности в советском уголовном праве // Соц. законность. 1956. № 11. С. 10.. С другой стороны, он полагает, что «установление причинной связи как объективного основания уголовной ответственности за содеянное в соучастии обязательно, как и в любом другом преступлении, совершенном одним лицом».

Подобные точки зрения, необоснованно расширяющие рамки соучастия, были справедливо подвергнуты критике. В настоящее время положение о том, что причинная связь — одно из обязательных условий уголовной ответственности лица за соучастие в преступлении, является общепризнанным и не вызывает никаких сомнений. Однако само по себе признание этого положения вовсе не приводит к разрешению вопросов, касающихся уголовной ответственности соучастников. Дело в том, что причинность — одна из центральных проблем уголовного права. Юристы до сих пор не выработали единого взгляда по данному вопросу и продолжают в сложнейших дискуссиях разрабатывать свои, не отличающиеся простотой концепции причинности.

Во многом этот вопрос осложнен тем, что само изучение причинной связи — это всегда взгляд назад, в прошлое, так как причинная связь — связь осуществившаяся. И это представляет известные трудности. Поэтому неудивительно, что науке уголовного права известно множество теорий причинной связи: теория необходимого условия (conditio sine qua non), теория адекватной причинности, теория необходимой и случайной причинной связи, теория главной причины, теория непосредственной причины, теория вероятностной причинной связи, теория возможности и действительности и др. Анализ данных теорий выходит за рамки нашего исследования. Мы остановимся лишь частично на рассмотрении некоторых аспектов теории необходимого условия (conditio sine qua non), которая, хотя и с определенными оговорками, является, на наш взгляд, наиболее соответствующей философскому пониманию причинности. Ибо, как справедливо отмечают Л. Мачковский и В. Печерский, «предложения об установлении дополнительных, помимо необходимого условия, требований при анализе причинной связи в уголовном деле могут быть объяснены стремлением заложить уже в причинную связь признаки, которые позволили бы отграничить преступное от правомерного, т.е. вольным или невольным отождествлением двух вполне самостоятельных вопросов, из которых лишь второй является правовым: о причинной связи между некоторыми явлениями и о привлечении к уголовной ответственности. Причинная связь не может быть ограничена посредством юридических признаков»¹⁰Мачковский Л., Печерский В. Установление причинной связи по делам о дорожно-транспортных происшествиях //Соц. законность. 1978. № 2. С. 62..

Позиций теории необходимого условия как в целом, так и отдельных ее положений, придерживались и придерживаются по сей день многие криминалисты, хотя нередко некоторые из них подвергают критике определенные положения данной теории. Важной заслугой представителей этой теории является то, что они предложили наиболее приемлемый метод установления причинной связи между деянием человека и наступившим последствием — метод мысленного исключения (гипотетического элиминирования), который достаточно отчетливо был сформулирован немецким криминалистом Глазером. Он писал: «Для разрешения вопроса о существовании причинной связи необходимо попытаться мысленно исключить действия виновника из общей суммы явлений, определивших этот факт, и если окажется, что, несмотря на то, последствия наступили бы, что последовательный ряд промежуточных причин остался прежним, то ясно, что результат не может быть приписан данному лицу; если же окажется, что с выделением действий виновника последствие вовсе не произойдет или произойдет не в том порядке, то мы должны будем признать действия этого лица причиной происшедшего результата».

Другими словами, деяние человека включено в причинную цепь, если оно было одним из необходимых условий наступившего результата, т.е. совместно с другими факторами причинило общественно опасное последствие. Однако здесь необходимо сделать некоторые весьма существенные замечания.

Во-первых, под необходимым условием ни в коем случае не следует подразумевать незаменимость этого условия для данного результата. Как справедливо отмечает В.Н. Кудрявцев, «оно лишь означает, что при тех фактических обстоятельствах, которые имели место в действительности, это условие было необходимо для наступления данного результата, без него (или без замены его другими аналогичными условиями) этот результат не наступил бы».

Во-вторых, необходимое условие — отдельный фактор, участвующий в процессе причинения, который является только одним из условий наступления результата и не более того. Его никак нельзя называть причиной, что делают некоторые исследователи. Как известно, суть причинности состоит в ее генетическом характере (порождении следствия). Иначе говоря, причина — это то, что порождает следствие. Называя же отдельный фактор причиной, мы тем самым вступаем в противоречие с положениями диалектического материализма, ибо отдельный фактор (условие), в том числе действие человека, не вызывает отношений порождения, так как он не может породить следствие из самого себя, не взаимодействуя при этом с другим объектом. Не может вызвать отношений порождения и простая совокупность факторов (условий). Истинной причиной является взаимодействие тех факторов, которые сами по себе не могут вызвать следствия. «Взаимодействие, — совершенно правильно отмечает В.Г. Ерохин, — в ходе которого ничего бы не изменялось, не порождалась бы новая действительность, не существует. По самой своей сути взаимодействие не может быть непроизводительным. Следовательно, в качестве явления-причины мы можем рассматривать само взаимодействие, а в качестве следствия — результат этого взаимодействия»¹¹Ерохин В. Г. Гносеологические аспекты проблемы причинности в медицине (философские вопросы этиологии и патогенеза болезней). М., 1981. С. 33, 34..

Итак, о причинности можно говорить лишь в том случае, когда существует реальное взаимодействие между факторами (условиями). Следовательно, необходимым условием при установлении причинной связи может быть только взаимодействующий фактор.

Применительно к соучастию изложенное означает то, что деяния соучастников преступления являются только условиями наступления преступного результата. В связи с этим совершенно правы авторы, считающие, что деяние отдельного соучастника не может являться причиной, а преступный результат при соучастии выступает как следствие взаимодействия нескольких факторов — действий исполнителя, организатора, подстрекателя и пособника. Соучастниками преступления становятся только путем взаимодействия, следствием которого являются акты внешнего поведения, направленные на совершение преступления, а также реальное совершение задуманного. Причинная связь между деянием предполагаемого соучастника и наступившим преступным последствием существует только в тех случаях, когда это деяние было одним из необходимых условий данного последствия.

Однако, как пишет М.И. Ковалев, «нельзя представить себе дело таким образом, что необходимым условием может считаться только то действие соучастника, которое единственно могло содействовать наступлению преступного результата и без которого другими средствами оно не могло быть доведено до конца»¹²Ковалев М.И. Соучастие в преступлении. Ч. 1. Понятие соучастия // Учен, тр. Свердловского юрид. ин-та. Т. 3 (серия уголовного права). Свердловск, 1960. С. 227, 228.. Это означает лишь то, что лицо должно принять действительное участие в совместном совершении преступления, вложиться в него определенным образом. Способы такого участия могут быть самыми разнообразными и непосредственно зависят от вида соучастия (соисполнительство или соучастие с разделением ролей). Причем следует отметить, что соучастие с объективной стороны всегда характеризуется деянием, совершенным только в активной (действие), а не пассивной форме. Даже в случае заранее данного обещания невмешательства в преступную деятельность либо совершения каких-то действий после фактического окончания преступления в причинной связи с наступившим преступным результатом состоит именно действие, выразившееся в этом обещании¹³К тому же соучастие само по себе предполагает определенную активность. Так, в толковом словаре В. Даля слово соучаствовать означает «участвовать, быть участником, товарищем или пособником, помощником или посредником, деятельно присоединиться к чему-либо» (Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. М., 1980. Т. 4. С. 283)..

В связи с этим мы не согласны с выводами тех исследователей, по мнению которых, в случае признания деяния любого соучастника необходимым условием, говорить о причинной связи этого деяния с преступным результатом не приходится¹⁴См., напр.: Арутюнов Л. Причинная связь в соучастии // Право и образование. 2002. № 5. С. 170.. Создается впечатление, будто в этом случае не различаются понятия «причина» и «причинная связь», так как состоять в причинной связи с каким-то явлением не означает быть причиной данного явления. Причинная связь — связь явления, участвующего в процессе причинения и не более того. Следовательно, из признания деяния соучастника необходимым условием наступившего преступного результата, как раз наоборот, отметим это повторно, следует только то, что такое деяние состоит в причинной связи с этим результатом. Более того, уголовное законодательство некоторых государств, как это ни парадоксально, прямо признает теорию необходимого условия. Такое смелое решение было принято грузинским законодателем. Согласно ч. 2 ст. 8 УК Грузии, «причинная связь существует тогда, когда деяние являлось необходимым условием предусмотренных соответствующей статьей настоящего Кодекса противоправных последствий или конкретной опасности, без которых на сей раз эти последствия не были бы осуществлены или такая опасность не возникла бы».

Исходя из сказанного, не может рассматриваться в качестве соучастника лицо, общественно опасная деятельность которого, направленная на совместное совершение преступления, в конечном итоге не стала одним из необходимых условий наступления преступного результата. Например, у лица в момент подстрекательства уже имелась решимость совершить преступление, исполнитель по тем или иным причинам не воспользовался совершенными действиями пособника и т.д. Тот же самый вывод следует относительно действий, осуществляемых в связи с совершенным преступлением, но не состоящих в причинной связи с его результатом (например, заранее не обещанное укрывательство). Данные действия не образуют соучастия, а составляют так называемую прикосновенность к преступлению.

Как мы видим, действия указанных лиц не были необходимым условием при совершении данного преступления.

Установление причинной связи не представляет затруднений только в отношении действий соучастника, заключающихся в оказании физической помощи выполнению преступления. В отношении же психического соучастника (организатора, подстрекателя и интеллектуального пособника) дело обстоит сложнее. «Психический соучастник — пишет Т.В. Церетели, — не принимает физического участия ни в совершении преступления, ни в его подготовке. Он лишь воздействует на волю исполнителя. Возникает вопрос: состоят ли действия психического соучастника в причинной связи с преступным результатом?

Как известно, влияние конкретной ситуации на поведение человека всегда опосредуется его сознанием и волей. «Общественные условия оказывают доминирующее влияние на выбор поступка,... лишь преломившись в личностном стереотипе человека. Конкретные обстоятельства могут толкнуть человека на совершение кражи, но его личностный стереотип с развитыми и укрепившимися доминантами долженствования будет действовать самостоятельно, и человек кражи не совершит». Значит, внешнее психическое воздействие одного человека на другого не всегда приводит к желаемому результату. Вменяемое лицо, достигшее соответствующего возраста, поведение которого зависит не только от внешнего воздействия, но и от собственных внутренних установок, от его «личностного стереотипа», может отказаться от совершения преступления. Следовательно, действие психического соучастника должно не только преломиться через сознание исполнителя, но и возбудить мотив его сознательной, волевой деятельности для того, чтобы стать в определенное отношение к результату. Другими словами, «лица, создающие в других мотивы, обусловливающие их волю, их решение и, наконец, их поведение, тем самым причинно связаны с этим поведением, а через него и с последствиями, явившимися результатом этого поведения». Следовательно, действия психического соучастника, так же как и физического, состоят в причинной связи с действиями исполнителя, а значит, и с наступившим преступным результатом. Иначе указанные лица просто не могут быть привлечены к уголовной ответственности за соучастие в преступлении.

Таким образом, как мы видим, причинная связь занимает центральное место в уголовно-правовом институте соучастия. Совместная преступная деятельность возможна до окончания преступления. Причем, как правило, таковая возможна до фактического момента окончания преступления, если он не совпадает с юридическим моментом окончания.

Однако в данном случае уместно привести высказывание М.И. Ковалева о том, что, основываясь на принципе причинности, необходимо отвергнуть «сукцессивное представление о соучастии, смысл которого заключается в том, что соучастник, включившийся в преступную деятельность позднее, когда часть состава, включающая квалифицированные признаки преступного деяния, уже выполнена другими соучастниками, все равно несет ответственность за эти квалифицирующие обстоятельства». Но науке уголовного права на этот счет известна иная точка зрения. Например, Я. Городыский писал о привходящем участии. Он приводил следующие примеры такого участия: товарищи А. раньше, чем он присоединился к их компании, убили прохожего человека с целью его ограбления (А. действует лишь в похищении имущества убитого); А., проходя случайно улицей и увидев, что его товарищи совершают кражу через сделанный уже ими подкоп под строение, присоединяется к ним и принимает участие в похищении имущества, узнав при этом и обстоятельства подкопа¹⁶См.: Городыский Я. О привходящем участии в преступлении // Журн. гражданского и уголовного права. 1882. Кн. 9. С. 27.. Я. Городыский задается вопросом: «... возможно ли допустить такое положение, чтобы злая воля преступника была ему вменена, если можно так выразиться, и в смысле ретроспективном, то есть чтобы виновному засчитывалось не только то, что было прямым результатом его злой воли, но и все предшествовавшее, присвоенное, так сказать, его злой волей?». И сам же отвечает на него утвердительно: «... привходящий участник... отвечает не только за свои действия, но и за все то, что сделано раньше лицами, начавшими преступление...». Свое суждение по данному вопросу он объясняет следующим образом: «Присоединяясь к лицам, начавшим преступление, привходящий участник в силу солидарности с ними и соглашения продолжить совместно дальнейшие действия входит, так сказать, в колею преступного результата и, тем самым, вникает в его существо... Привходящему участнику не могут быть вменены все те осложняющие состав преступления обстоятельства, которых он не знал и которых не предполагал».

Нетрудно заметить, что такое решение означает не что иное, как провозглашение принципа преобладания в соучастии момента соглашения над моментом причинности, от чего в свое время предостерегал И.Я. Фойницкий¹⁷См.: Фойницкий И. Уголовно-правовая доктрина о соучастии // Юрид. вести. 1891. Том 7. Кн. 1. С. 6, 7.. Оно приводит к чрезвычайно далеко идущим выводам в области применения уголовно-правовых норм.

Таким образом, в объективной плоскости совместность деяния соучастника означает, что совершенное преступление является результатом общих, взаимосвязанных усилий всех соучастников. Отдельные соучастники Могут выполнять в процессе совершения преступления различные функции, но при этом каждый из них должен внести свой вклад в данный процесс. С объективной стороны соучастником может считаться только тот, кто совершил деяние, являющееся одним из необходимых условий наступления преступного результата. Только в этом случае существует причинная связь между деянием соучастника и преступным последствием. Отсутствие причинной связи исключает и соучастие в преступлении.

Однако ограничение совместности как основополагающего признака соучастия только объективным содержанием еще не создает предпосылок для того, чтобы лица, деяния которых обусловили наступление преступного результата, несли ответственность в качестве соучастников. Поскольку вполне возможны такие случаи, когда данный результат наступает благодаря только сложению усилий нескольких лиц, а соучастия тем не менее не будет. Известный русский криминалист Н.С. Таганцев писал по этому поводу: «Если кто-либо нанес другому рану, а на другой день раненого задушило иное лицо, действовавшее совершенно независимо от первого, то хотя бы и оказалось, что возможность задушения обусловливалась поранением, обессилившим жертву, каждое из этих лиц отвечает только за то, что оно сделало, и они не подходят под понятие соучастников...». По его мнению, деятельность данных лиц «сопредельна, но не совместна».

Следовательно, совместность как признак, заключающий в себе исключительно объективное содержание, не позволяет отграничить соучастие от других случаев стечения умышленной деятельности двух или более лиц при совершении преступления. И это не удивительно. Ведь такое понимание данного признака, говоря словами А.Н. Трайнина, попросту «превращает соучастие из некоторого органического единства в простую совокупность нескольких лиц, виновных в совершении одного преступления, подобно тому, как существует совокупность нескольких преступлений, совершенных одним лицом». Из сказанного логически следует, что совместность необходимо рассматривать не только в плоскости объективной, но и в плоскости субъективной. Только это позволит полностью раскрыть содержание данного признака, и только это, как будет отмечено далее, объясняет, почему деятельность соучастников должна быть обязательно умышленной.

Для того чтобы деяния преступников были действительно совместными, а неразобщенными, необходимо единство не только внешнее, объективное, но и внутреннее, субъективное. Данное единство выражается в «определенной психической общности». В чем же заключается эта психическая общность?

Соучастие, как мы выяснили, представляет собой взаимодействие в процессе совершения преступления двух или более лиц. Исходя из этого, во-первых, соучастнику, конечно же, необходимо знать о присоединившемся преступном деянии другого лица (субъективная связь). Вопрос заключается лишь в следующем: должно ли данное знание о присоединившемся преступном деянии быть присуще всем соучастникам (двухсторонняя субъективная связь) или же оно может быть присуще и одному из соучастников (односторонняя субъективная связь)?

Вполне естественно, что при соучастии без разделения ролей каждый из соучастников знает о присоединившемся преступном деянии другого лица, поскольку, как отмечает Ф.Г. Бурчак, «деяния соисполнителей обычно протекают на глазах друг у друга». Поэтому данный вопрос не касается соисполнительства. Он может возникать только относительно случаев соучастия с разделением ролей, ибо при соучастии в тесном смысле этого слова «деяния соучастников дифференцированы, и выполнение каждым из них определенной роли допускает разрыв их деятельности во времени».

В уголовно-правовой литературе нет единого решения этого вопроса. Мнения исследователей однозначно сходятся в одном: у организатора, подстрекателя и пособника обязательно должна быть субъективная связь с исполнителем. Расхождение взглядов существует только относительно субъективной связи исполнителя с остальными соучастниками.

В одних исследованиях утверждается, что соучастие обязательно предполагает осведомленность исполнителя о слиянии его усилий с преступной деятельностью, по крайней мере, еще одного лица (двухсторонняя субъективная связь). Так, А.А. Пионтковский писал: «Для соучастия требуется взаимная осведомленность о совместном совершении преступления хотя бы двух лиц, т.е. сознание лица, что он действует не в одиночку, а совершает преступление совместно с другими лицами. Где отсутствует сознание, что лицо действует совместно с другими для осуществления общего преступного намерения, там отсутствует и соучастие в преступлении»¹⁸Пионтковский А.А. Учение о преступлении по советскому уголовному праву. М., 1961. С. 549..

В других работах — что соучастие возможно и тогда, когда исполнитель не осведомлен о присоединившемся преступном деянии другого лица. Так, А.Н. Трайнин писал: «...отсутствие взаимной осведомленности не исключает соучастия лишь в том случае, когда не знающим об участии другого присоединившегося лица (подстрекателя или пособника) является исполнитель: он, исполнитель... может не знать, что явился жертвой подстрекательства или что орудие преступления дано ему пособником». Сторонники данной точки зрения утверждают, что в действительности могут иметь место «случаи завуалированного подстрекательства или пособничества, когда исполнитель не сознает, что фактически решимость совершить преступление у него была вызвана другим лицом или что необходимые орудия преступления ему сознательно были предоставлены третьим лицом, также заинтересованным в совершении преступления, но желающим остаться в тени».

В самом деле, можно себе представить случаи так называемого «замаскированного подстрекательства или пособничества». А.Н. Трайнин приводит следующий пример: «А., зная, что В. задумал убить Б., и, будучи сам заинтересован в этом убийстве, сознательно «забывает» свой револьвер у В. В. пользуется этим оружием и убивает Б. В этом случае В. — исполнитель — не знает о пособничестве А., но пособник А. вполне учитывает роль исполнителя — В. На стороне В., следовательно, имеются объективный и субъективный элементы ответственности за тот же преступный результат — за убийство Б., а, следовательно, А. — соучастник убийства...». На первый взгляд кажется, что в приведенном примере действительно будет пособничество. Однако необходимо учитывать тот фактор, что подстрекатель и пособник становятся таковыми именно в сознании другого лица, как правило, исполнителя, в отношении которого направлены их преступные деяния. Исполнитель осознает, что определенное лицо склонило его к совершению конкретного преступления или оказало содействие в совершении конкретного преступления. Иначе говоря, исполнитель «во всех случаях должен отдавать себе отчет, что именно подстрекатель возбудил в его сознании мысль совершить конкретное преступление, именно пособник оказал необходимое содействие совершению преступления»¹⁹Пушкин А.В., Дидатов Ю.А. Понятие и признаки соучастия: Учеб, пособие. М., 1998. С. 61.. Если не учитывать этот фактор, то, по большому счету, можно говорить о том, что организатор, подстрекатель и пособник — это те лица, которые совершают преступление при посредстве другого физического, вменяемого лица (реальный исполнитель), выступающего своеобразным орудием совершения преступления. И этим они, в общем-то, ничем не отличаются от тех преступников, которые в качестве орудий совершения преступления используют невменяемых, лиц, не достигших возраста уголовной ответственности и т.д.

Более того, под субъективной связью мы понимаем определенную психическую общность, а, значит, данная связь как общность должна быть присуща всем без исключения соучастникам, в том числе исполнителю. Следовательно, психической общностью будет являться не односторонняя, а двухсторонняя субъективная связь.

Поскольку при соучастии с распределением ролей центральной фигурой является исполнитель, то данная связь обязательно должна быть между исполнителем и каким-либо другим соучастником. Между остальными соучастниками (например, между подстрекателем и пособником) субъективная связь не обязательна. Вместе с тем, данная субъективная связь предполагает не просто знание о преступной деятельности другого лица, а знание именно о присоединившемся преступном деянии, т.е. осознание того, что преступление совершается общими, объединенными усилиями двух или более лиц. Именно этим соучастие отличается, например, от простых случаев хищения несколькими преступниками имущества, оставленного без присмотра, вещей на месте аварии, катастрофы и т.д.

Совместное участие как преступное взаимодействие лиц предполагает и психическую общность по отношению к результату этого взаимодействия. Нельзя говорить о совместности, если преступники направляют свои усилия на достижение разных преступных результатов.

Выражением психической общности является согласованность деяний соучастников, которая может устанавливаться либо до начала совершения преступления (предварительный сговор), либо в процессе его совершения. Взгляд на согласованность как на коренное условие соучастия, кроме того, соответствует и историческим тенденциям развития данного института. В соответствии с уголовным законодательством XIX века согласованность являлась обязательным элементом соучастия. На обязательность согласованности между участниками совместной преступной деятельности указали 76% сотрудников правоохранительных органов из числа опрошенных. Поэтому не будет соучастия в преступлении, если действия лиц были несогласованными.

Таким образом, совместность, кроме объективного момента, также предполагает наличие субъективного. Совместное участие всегда характеризуется внешним (объективным) и внутренним (субъективным) единством. Это осознанное преступное взаимодействие двух или более лиц, в процессе которого устанавливается психическая общность преступников по отношению друг к другу и по отношению к преступному результату. Сила соучастников как раз и заключается в их единстве. Только сочетание этих двух моментов делает совместность основополагающим качественным признаком, придающим соучастию своеобразие и определенность и позволяющим отграничить смежные категории лиц от соучастников преступления. Именно свойства совместности составляют тот базис, на котором строится понятие соучастия, являются его квинтэссенцией.

Отметим, однако, что в уголовно-правовой литературе некоторые криминалисты предпринимали попытки вообще исключить совместность из признаков соучастия. Например, И.П. Малахов отмечает: «Рассматривать... соучастие как форму совместной преступной деятельности — значит прибегать к фикции, поскольку совместной преступной деятельности как таковой в действительности не существует»²¹Малахов И.П. Некоторые вопросы учения о соучастии по советскому уголовному праву // Тр. Военно-полит. акад. Вып. 17. М., 1957. С. 144.. Исключая из признаков соучастия совместность, И.П. Малахов тем самым вообще ставит под сомнение необходимость существования института соучастия. По его мнению, соучастие «есть особый вид индивидуальной преступной деятельности субъекта». Идея И.П. Малахова очень близка к взглядам представителей социологической школы уголовного права, выступавших за ликвидацию института соучастия (И.Я. Фойницкий, В. Есипов, Гец и др.). В настоящее время данная точка зрения не находит поддержки в науке уголовного права. И это вполне закономерно, ибо, исключив совместность из признаков соучастия, мы тем самым, говоря словами Н.С. Таганцева, поставим «крест на все учение о соучастии».

Следующий признак соучастия — субъективный: умышленное участие в совершении умышленного преступления. В ст. 32 УК РФ при определении понятия соучастия имеется, таким образом, двойное указание на умысел: 1) все участвующие в совершении преступления лица действуют умышленно; 2) соучастие возможно только в умышленных преступлениях.

В прежнем уголовном законодательстве указывалось только на умышленность участия, а упоминание об умышленности совершаемого преступления отсутствовало. И это обстоятельство, в частности, давало повод некоторым авторам говорить о возможности соучастия в неосторожном преступлении. Так, М.Д. Шаргородский писал: «Следует признать, что спорность этого вопроса в действующем праве, как мы полагаем, окончательно разрешена формулировкой Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик: «соучастием признается умышленное совместное участие двух или более лиц в совершении преступления (ст. 17), а преступление ведь может быть совершено как умышленно, так и по неосторожности...»²²Шаргородский М.Д. Некоторые вопросы общего учения о соучастии // правоведение. 1960. № 1. С. 94.. Поэтому считается, что такое редакционное уточнение относительно субъективного признака соучастия в УК РФ 1996 года сделано неслучайно. Оно «положило конец длительным спорам о возможности соучастия в неосторожном преступлении (неосторожном соучастии)».

Необходимо отметить, что идея о возможности не только соучастия в неосторожном преступлении, но и неосторожной формы вины при соучастии вообще появилась достаточно давно и волнует умы юристов на протяжении многих десятилетий. В теории уголовного права неоднократно предпринимались попытки обосновать возможность неосторожной формы вины при соучастии в следующих случаях: неосторожное участие в умышленном преступлении, умышленное участие в неосторожном преступлении, неосторожное соисполнительство, склонение к совершению неосторожного преступления или содействие совершению неосторожного преступления. Однако совершенно очевидно, что данная идея противоречит положениям уголовно-правовой доктрины и по существу является несостоятельной в силу определенных причин.

Во-первых, в ряде указанных случаев сама постановка вопроса о неосторожной форме вины является некорректной: невозможно принять неосторожное участие в умышленном преступлении либо умышленное участие в неосторожном преступлении. Получается какой-то абсурд: с одной стороны, вина лица является неосторожной (умышленной), с другой стороны, данное лицо принимает участие в совершении умышленного (неосторожного) преступления. А ведь, как известно, вина лица устанавливается в отношении совершенного им общественно опасного деяния и наступивших в результате этого общественно опасных последствий. Исходя из этого, она может быть или только умышленной, или только неосторожной. Иное решение этого вопроса будет означать, по сути, не что иное, как нарушение принципа личной ответственности, т.е. объективное вменение. Вопрос, скорее, должен быть сформулирован следующим образом: будет ли соучастие, когда одно лицо действует неосторожно, а другое умышленно? Но даже и при такой постановке данного вопроса на него однозначно может быть дан отрицательный ответ. Поскольку, во-вторых, и это самое главное, о возможности неосторожной формы вины при соучастии неуместно говорить, потому что совместность как основной признак соучастия предполагает наличие только умышленной вины соучастников. Именно поэтому умышленность вины соучастников не является просто аксиомой. Данная форма вины логически вытекает из субъективного содержания совместности: деяния соучастников умышленны постольку, поскольку они совместны. В то же время совместный характер деятельности преступников возможен только при условии, что они действуют умышленно. Поэтому совместность и умысел — это два очень тесно взаимосвязанных и взаимообусловливающих друг друга признака соучастия. Попросту они являются характеристиками различных сторон соучастия: совместность — участия, а умысел — совершаемого преступления. Мы видим, что в данной конструкции не остается места для неосторожной формы вины совместно действующих лиц. При неосторожности ни о какой психической общности (по отношению к преступному результату) не может быть и речи.

Более того, сама попытка обосновать идею о возможности неосторожной формы вины при соучастии как с теоретической, так и с практической позиции представляется нецелесообразной. Довольно метко на этот счет высказался М.И. Ковалев: «...сваливание в одну кучу и соучастников, действующих умышленно, и лиц, втянутых в орбиту преступления по неосторожности, и действующих либо в силу слепого повиновения или легкомысленной поспешности, подрывает основы, на которых может быть построен этот институт уголовного права, и превращает его в разношерстный конгломерат различных по своей опасности и направленности действий, который ставит на место группы, сознательно направляющих свою преступную деятельность лиц и представляющих ввиду этого повышенную общественную опасность, случайное сборище людей с различными намерениями и желаниями, с совершенно разными представлениями о своей общественно опасной деятельности и уже, конечно, с различной ее оценкой, кое-как склеенной одним и тем же результатом, к которому их индивидуальная деятельность привела». Другими словами, «допущение неосторожного соучастия на практике совершенно растворило бы этот институт в массе самых различных действий, которые имели бы касательство к преступлению».

Таким образом, совершенно справедливо то, что идея о возможности неосторожной формы вины при соучастии не получила широкого распространения в отечественной уголовно-правовой науке. Ее противниками является абсолютное большинство юристов. На правильной позиции, как мы видим, стоит и российское уголовное законодательство.

Итак, соучастие в преступлении всегда характеризуется умышленной формой вины. Соучастники, как правило, действуют с прямым умыслом, ибо совместная деятельность нескольких лиц обычно характеризуется желанием совершения определенного преступления. Однако, как справедливо отмечают некоторые авторы, на стороне соучастников вполне может быть и косвенный умысел. Он возможен при совместном совершении преступления, состав которого материальный, поскольку в формальных составах косвенного умысла быть не может. В уголовно-правовой литературе существует и другая точка зрения, в соответствии с которой косвенный умысел при соучастии невозможен либо допускается только со стороны исполнителя. Но доводы этих авторов неубедительны и А.Ф. Зелинский приводит тому пример: «Когда... двое из хулиганских побуждений бросают в реку третьего, не желая, но допуская его смерть, то они отвечают за убийство, совершенное в соучастии с косвенным умыслом. И если кто-то четвертый подстрекал их к этому, тоже не желая смерти, то и он должен отвечать за соучастие в убийстве, совершенном с косвенным умыслом».

Однако А.П. Козлов пишет: «Согласившись на соучастие с косвенным умыслом, теория уголовного права сделала незаметный для себя шаг в направлении решения проблемы неосторожного соучастия». Далее он отмечает: «Ведь в принципе механизм совершения преступления по неосторожности ничем не отличается от механизма совершения преступления с косвенным умыслом: то же отсутствие целенаправленного поведения (точнее, целенаправленность поведения на иной результат), то же наличие осознания и предвидения (при легкомыслии), то же наличие побочного последствия, то же наличие желаемого результата за пределами виновного вменения. И если мы признали возможность соучастия с косвенным умыслом, ничто не препятствует признанию такового и при неосторожности». Мы выступаем категорически против такого смелого утверждения. Конечно, определенное сходство между косвенным умыслом и легкомыслием имеется. Но вместе с тем между ними имеется отличие, и это бесспорно. Иначе было бы бессмысленным их разделение. Достаточно указать лишь следующее: «... направленность, мотив и цель при самонадеянности не охватывают общественно опасного последствия, поскольку субъект действует, будучи уверенным, что это последствие не наступит». «Важнейшим признаком самонадеянности, отграничивающим ее от умысла, является расчет виновного на предотвращение общественно опасных последствий своего деяния». Думается, этих аргументов достаточно для подтверждения высказанного нами возражения.

По сравнению с индивидуально действующим лицом содержание и направленность умысла совместно действующих лиц имеют некоторые особенности, обусловленные спецификой института соучастия. Интеллектуальный момент умысла соучастников включает в себя: а) осознание общественной опасности своего деяния, т.е. лицо должно осознавать, в совершении какого преступления оно участвует, и то, что это преступление совершает не он один; б) предвидение возможности или неизбежности наступления совместного преступного результата. Волевой момент умысла соучастников состоит в желании наступления совместного преступного результата (при прямом умысле), либо в сознательном допущении данного результата или безразличном к нему отношении (при косвенном умысле). В результате этих особенностей получается так называемая общность умысла, присущая соучастникам преступления, о которой в свое время писал Н.С. Таганцев: «... там, где воли многих направлены на одно посягательство, и притом выполненное их общей деятельностью, там проявляется... общность воль. Общее дело придает каждой единичной воле ту своеобразную окраску, при которой она, сохраняя... индивидуальные особенности, становится общим умыслом, является общею волей, отличной от единичных воль отдельных лиц не в виде схоластического вымысла, а в виде реальной силы, которая, направленная на благое, творит чудеса, направленная на зло, вносит страшную неурядицу в социальный и государственный организм». Общность умысла означает, что каждый из соучастников является совиновником.

Итак, соучастник преступления должен отвечать основным признакам, которые в совокупности составляют понятие соучастия в преступлении: участие в преступлении двух или более лиц (количественный признак), совместность их преступной деятельности (качественный признак), умышленное участие в совершении умышленного преступления. Поэтому соучастник — это лицо, отвечающее признакам субъекта преступления, умышленно участвующее в совместном совершении умышленного преступления

В рамках данного вопроса нам хотелось обозначить и другую проблему. В законе дается четкое определение соучастия, включающее вполне конкретные черты, присущие всем соучастникам. Однако некоторые ученые подвергают сомнению универсальный характер законодательного определения понятия соучастия. Например, М.Д. Шаргородский предлагал из института соучастия исключить соисполнительство. По его мнению, «когда в действиях каждого из лиц, совершивших совместное преступление, имеется состав, предусмотренный статьей Особенной части, для квалификации их деяний в институте соучастия нет надобности». По мнению Ф.Г. Бурчака, положения Общей части о соучастии распространяются только на случаи подстрекательства, пособничества и организаторства, так как «ответственность лиц, совершивших преступление в качестве соисполнителей, а также лиц, являющихся участниками преступной организации, прямо определяется статьями Особенной части». В.С. Прохоров по этому поводу пишет следующее: «Исполнитель преступления совершает действия, предусмотренные конкретной нормой Особенной части уголовного законодательства. Требования института соучастия к исполнителю неприложимы, его ответственности не определяют, критерии, которыми должен руководствоваться суд при определении наказания соучастникам, к исполнителю не относятся»²³Прохоров В.С. К вопросу о субъективной стороне соучастия // Вестн. Ленингр. ун-та. 1962. № 11. С. 118.. Подобную точку зрения высказал и Ю.А. Красиков²⁴Красиков Ю.А. Соучастие в преступлении: Лекция. М., 1996. С. 6..

Как нам представляется, при рассмотрении вопроса об объеме понятия «соучастие» аргументация тем, что, квалифицируя действия исполнителей и соисполнителей, нет необходимости ссылаться на положения Общей части о соучастии, является неубедительной. Тем более, что, как мы увидим далее, данный подход небезупречен. К тому же видеть роль института соучастия только в обеспечении квалификации действий виновного лица — значит сильно недооценивать его функциональное назначение, которое намного шире. Более правильной представляется позиция, в соответствии с которой законодательное определение соучастия считается общим нормативным положением как в отношении случаев, когда лицо не выполняет непосредственно объективную сторону состава преступления, предусмотренного статьей Особенной части УК, так и в отношении случаев непосредственного выполнения объективной стороны состава преступления, предусмотренного статьей Особенной части УК. Данное определение, говоря словами П.Ф. Тельнова, — это «своего рода ключ для понимания всех форм совместных деяний».

Правильность этого решения подтверждается и тем фактом, что понятия исполнителя и соисполнительства даются в рамках главы Общей части, в которой закреплены положения института соучастия. «Иное толкование, — отмечают А.В. Пушкин и Ю.А. Дидатов, — обязывает признать, что, например: а) преступление, совершенное криминальной группой может носить неосторожный характер; б) действия членов такой группы, совершающих одно и то же преступление, не всегда являются совместными; в) в состав криминальной группы входит лишь один субъект преступления».

Таким образом, соучастие в преступлении — это родовое понятие, охватывающее все те проявления преступной деятельности, в которых имеются признаки этой формы совершения преступления. Иначе говоря, «указанные признаки, с одной стороны, являются общими, а с другой — необходимыми для любой разновидности совместной преступной деятельности виновных, для любого группового образования, предусмотренного в качестве конструктивного признака состава». Таковыми разновидностями, например, являются: соисполнительство и соучастие с распределением ролей, соучастие с предварительным сговором и без предварительного сговора. Соучастником является любое лицо, отвечающее закрепленным признакам, независимо от выполняемой роли, участвующее в совершении преступления. Подобное решение данного вопроса вносит ясность и определенность в правоприменительную практику.