Ювенальное уголовное судопроизводство

¦ Уголовное право (библиотека) ¦ ¦ Ювенальное уголовное судопроизводство (Главная) ¦

Приоритетные направления развития ювенального уголовного судопроизводства в современной России


В отличие от ряда зарубежных стран, в России особенности ювенального уголовного судопроизводства регулируются не специальными законами, а общими и специальными нормами Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации (УПК РФ), выделившего в составе раздела XVI «Особенности производства по отдельным категориям уголовных дел» главу 50 «Производство по уголовным делам в отношении несовершеннолетних». Обращает на себя внимание то обстоятельство, что данный вид производства отнесен законодателем в раздел IV «Особый порядок уголовного судопроизводства». Таким образом, изначально производство по делам несовершеннолетних может рассматриваться как особое производство.

В сравнении с ранее действующим уголовно-процессуальным законом Кодекс внес ряд существенных изменений, касающихся формы производства предварительного расследования, мер процессуального принуждения, оснований и механизма прекращения уголовного преследования и др. Законодатель создал условия для достаточно детального изучения личности несовершеннолетнего, закрепив в ст. 421 УПК РФ требование об обязательности получения личностно характеризующей несовершеннолетнего информации. Существенно изменилось и процессуальное положение законного представителя несовершеннолетнего.

Определенной предпосылкой к таким позитивным изменениям явилась общая тенденция к дальнейшей дифференциации уголовно-процессуальной формы. Характер процессуальной формы определяется задачами уголовного судопроизводства и его принципами. Соотнесение процессуальной формы на разных стадиях ее реализации с целями и задачами уголовного процесса обеспечивает соблюдение требований уголовно-процессуального закона. Очевидно, что процессуальная форма способна создавать оптимальные условия для реализации задач уголовного судопроизводства. Вместе с тем, процессуальная форма зависит от многих внешних факторов: уровня развития общества, государственной политики и идеологии, особенностей правовой культуры, наличия в обществе определенных традиции и т.д.

Дифференциация уголовно-процессуальной формы предполагает возможность разделения ее на части и выделения в ее структуре различных разновидностей процессуальной формы. Для российской уголовно-процессуальной науки данный вопрос долгое время являлся предметом острой научной полемики. Однако в советский период даже ярые приверженцы унификации процессуальной формы допускали исключения из общего правила. В частности, М.С. Строгович допускал определенную возможность дифференциации уголовно-процессуальной формы «не путем сокращения, сжатия формы, а путем расширения формы и усиления гарантий по определенным категориям дел». Сторонники усиления процессуальных гарантий за счет усложнения судопроизводства по отдельным категориям дел фактически выступали за проведение дифференциации по субъектному признаку, устанавливая особый порядок производства по делам в отношении несовершеннолетних, лиц, которые в силу психических или физических недостатков не могут самостоятельно осуществлять свое право на защиту, лиц, не владеющих языком, и т.д.1Гуляев А.П. Единый порядок предполагает дифференциацию // Социалистическая законность. 1975. № 10. С. 65.

В итоге производство по уголовным делам в отношении несовершеннолетних стало рассматриваться как разновидность усложненной формы уголовного процесса. Основной целью ее законодательного введения явилось «установление дополнительных гарантий для отдельных категорий правонарушителей по субъективному признаку».2Александров А. И. Уголовная политика и уголовный процесс в российской государственности. С. 447. Кроме того, некоторые авторы полагают, что целью применения усложненных порядков является «обеспечение выполнения целей правосудия в экстраординарных случаях путем установления дополнительных процессуальных гарантий»3Макаркин А.И. Состязательность на предварительном следствии. СПб., 2004. С. 61.. Правда, в данном случае не совсем понятно, что же подразумевается под экстраординарными случаями и какие критерии могут быть применены к констатации экстраординарности случая.

Очевидно, что именно несовершеннолетие субъекта уголовной ответственности лежит в основе выделения данного порядка уголовного судопроизводства, который «обладает отличиями от общего порядка в части усиленных гарантий прав несовершеннолетнего обвиняемого и возможности применения к нему мер, не связанных с уголовной ответственностью»4Цыганенко С.С. Концептуальные проблемы дифференциации и современное развитие уголовно-процессуального законодательства // Правовая политика и правовая жизнь. 2005. № 4. С. 70.. В соответствии с нормами, содержащимися в ч. 1 ст. 420 УПК РФ, усложненный специальный порядок уголовного судопроизводства распространяется на лиц, не достигших к моменту совершения преступления возраста совершеннолетия, т.е. 18 лет. Однако законодатель не исключает возможности распространения данного порядка на лиц, достигших совершеннолетия после совершения преступления, но совершивших преступление в несовершеннолетнем возрасте. Такой же подход сложился и в судебной практике. Например, в постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 29 октября 2009 г. № 22 «О практике применения судами мер пресечения в виде заключения под стражу, залога и домашнего ареста» отмечается, что «при рассмотрении ходатайства о применении в отношении несовершеннолетнего подозреваемого или обвиняемого меры пресечения в виде заключения под стражу участие защитника (адвоката) обязательно с момента фактического задержания, предъявления обвинения, а также при судебном разбирательстве независимо от того, достиг ли обвиняемый (подозреваемый) к этому времени совершеннолетия. Это правило относится и к случаям, когда лицо обвиняется в преступлениях, одно из которых совершено им в возрасте до 18 лет, а другое — после достижения совершеннолетия».

В связи с этим возникает закономерный вопрос относительно установления верхнего возрастного предела для применения правил ювенального уголовного судопроизводства. Российский законодатель оставил данный вопрос без ответа, что нельзя считать правильным, поскольку «вряд ли целесообразно и разумно сохранять подобные дополнительные гарантии бесконечно»5Якимович Ю.К., Пан Т.Д. Судебное производство по УПК Российской Федерации. СПб.: Издательство Р. Асланова «Юридический центр Пресс», 2005. С. 243.. Не исключены ситуации, когда преступление, совершенное несовершеннолетним в возрасте 16-17 лет, будет расследоваться спустя несколько лет, поэтому вполне разумным видится введение верхней границы и определение 21 года в качестве предельного возраста, до которого к обвиняемому или подсудимому могут быть применены нормы, содержащиеся в гл. 50 УПК РФ. Выбор такой возрастной границы отвечал бы принципу разумности и был бы коррелирован с максимально возможным в современном мире возрастом наступления совершеннолетия. Такой же верхний возрастной предел указан и в упоминаемой ранее Рекомендации Комитета министров Совета Европы REC (2003) № 20 «О новых путях борьбы с преступностью несовершеннолетних и роли правосудия по делам несовершеннолетних», в которой указано, что переходный возраст до 21 года является сходным с возрастом несовершеннолетия, что является основанием для допущения распространения на него процедур, применимых к несовершеннолетним. К слову, многие современные государства идут по пути поднятия верхней возрастной границы ювенального уголовного судопроизводства.

Для правового статуса несовершеннолетних часто характерны нестабильность, недостаточно эффективная социально-правовая защищенность, отсутствие надежных гарантирующих государственных механизмов. Не случайно разрыв между правоспособностью и дееспособностью связан с таким свойством человека, как взросление и постепенное приобретение определенных психических качеств.

Обращает на себя внимание то обстоятельство, что российское уголовное и уголовно-процессуальное законодательство не раскрывают значение и сущность понятия «несовершеннолетний». Скорее всего, это продиктовано стремлением законодателя как раз выработать единый общепризнанный подход к определению данной категории. Однако применительно к уголовному процессу данная задача усложняется, в связи с чем в ст. 5 УПК РФ нет пункта, раскрывающего понятие «несовершеннолетний». Это объясняется определенной подвижностью возрастных границ несовершеннолетия применительно к различным субъектам уголовного процесса. В частности, если речь идет о подозреваемом, обвиняемом или подсудимом, несовершеннолетие ограничивается возрастными рамками от 14 до 18 лет. В случае с несовершеннолетними свидетелями или потерпевшими нижняя возрастная граница может быть существенно ниже. Дееспособность несовершеннолетних в уголовном процессе иногда не без основания характеризуют как относительную уголовно-процессуальную дееспособность. К сожалению, в науке уголовного процесса вопросы право- и дееспособности несовершеннолетних изучены гораздо слабее, чем, например, в гражданском или гражданско-процессуальном праве.

В различных исследованиях внимание в основном уделялось некоторым аспектам ограниченности, частичности процессуальной дееспособности несовершеннолетних, а также невозможности несовершеннолетнему в полном объеме самостоятельно реализовать правомочия по защите своих прав. Очевидно, что предпосылкой для особого процессуального статуса несовершеннолетнего подозреваемого, обвиняемого и формирования его уголовно-процессуальной правосубъектности будет, в первую очередь, выступать достижение несовершеннолетним субъектом возраста уголовной ответственности на момент совершения инкриминируемого ему противоправного деяния. Следует упомянуть о том, что в последнее время все чаще высказываются мысли относительно сближения цивилистического и уголовно-процессуального статуса несовершеннолетнего. На наш взгляд, данный вопрос требует действительно достаточно глубокого осмысления и изучения. Очевидно, что ни в коей мере недопустимо простое заимствование из сферы частного права и привнесение этой «расширенной правосубъектности» в область публичного права. Правоотношения, регулируемые в сфере частного и публичного права, значительно отличаются друг от друга. Хотя нельзя не отметить, что в современном мире наблюдается достаточно устойчивая тенденция расширения прав несовершеннолетних в сфере публичного права.

Дееспособность лица в уголовном процессе напрямую связана не только с определенным уровнем психофизиологического развития, но и требует достижения особого уровня социальной зрелости. Это предполагает достаточно развитую волевую саморегуляцию поведения, способность к осуществлению определенных действий процессуального и непроцессуального характера, связанных с защитой своих прав. При этом подростковый возраст изначально связан со снижением порога возбудимости нервной системы, с ослаблением процессов торможения и преобладанием процессов возбуждения, с дезинтегрированностью «реакций подростка на воздействие внешних раздражителей».

Закономерным является вопрос о том. с какого момента начинается уголовно-процессуальная дееспособность несовершеннолетнего. Вполне логичным будет считать момент ее начала как совпадающий с моментом включения несовершеннолетнего в качестве одной из сторон уголовно-процессуального отношения, а моментом окончания именно момент прекращения данного правоотношения. Изменение правового статуса несовершеннолетнего закономерно связано с вынесением соответствующих процессуальных актов.

Принцип повышенной защиты несовершеннолетнего в уголовном процессе основан, в том числе, и на ограниченных возможностях несовершеннолетнего субъекта в осознании характера и значимости различных процессуальных, в том числе следственных, действий. В связи с этим заслуживает внимания точка зрения С.Б. Мартыненко, считающего, что к несовершеннолетнему подозреваемому или обвиняемому применима опровержимая презумпция их частичной уголовно-процессуальной дееспособности. Эта презумпция может быть опровергнута «при наличии данных об отставании их в психическом развитии, влекущем невозможность привлечения к уголовной ответственности».

Долгое время в уголовном процессе наряду с термином «несовершеннолетний» употреблялось и понятие «малолетний», которое, как отмечалось выше, исторически для русского права является более ранней терминологической конструкцией. В то же время законодательство практически всегда четко не разграничивало данные термины, употребляя их в зависимости от контекста.

Современное российское уголовно-процессуальное законодательство не использует термин «малолетний». Фактически он сохранился только в гражданском праве. В уголовном же процессе понятие «малолетний» оказалось поглощенным более широким понятием «несовершеннолетний». Хотя нередко под малолетним понимается лицо, не достигшее к моменту совершения преступления возраста уголовной ответственности.

Несовершеннолетние в российском уголовном процессе условно могут быть подразделены на три категории:

  1. не достигшие низшего порога уголовной ответственности, т.е. лица в возрасте до 14 лет;
  2. несовершеннолетние в возрасте от 14 до 16 лет;
  3. несовершеннолетние в возрасте от 16 до 18 лет.

Подчеркнем, что такое деление является условным, но в ряде случаев оно позволяет более четко обозначить специфику производства по уголовному делу в отношении несовершеннолетнего.

На наш взгляд, актуальной теоретической проблемой является не выработка единого определения для понятия «несовершеннолетие», а скорее разработка вопросов уголовно-процессуальной право- и дееспособности несовершеннолетних участников уголовного процесса. Необходимо учитывать и то, что процессуальный статус несовершеннолетних подозреваемых, обвиняемых или подсудимых напрямую регулируется нормами уголовно-процессуального законодательства, а косвенно целым рядом норм уголовного права.

Дифференциация уголовного судопроизводства по делам несовершеннолетних была вызвана к жизни потребностью в обеспечении надлежащей охраны прав и свобод несовершеннолетних на всех стадиях уголовного процесса. Дополнительные процессуальные гарантии в данном случае являются необходимостью. Как отмечалось выше, само понятие «несовершеннолетие» подразумевает определенную психофизиологическую и социальную незрелость индивида. Конструируя специальный механизм обеспечения прав несовершеннолетних, государство следует так называемой патерналистской традиции. Учитывая возраст лиц, привлекаемых к уголовной ответственности, государство конструирует особый порядок уголовного судопроизводства для лиц, не достигших совершеннолетия, устанавливая при этом дополнительные процессуальные гарантии и расширяя круг обстоятельств, подлежащих установлению. Таким образом, государство придает особую общественную значимость этой категории дел, поскольку осознает значение подросткового возраста на всю последующую жизнь индивида. Степень осознания значимости производства по делам несовершеннолетних находит свое выражение в нормах уголовно-процессуального законодательства и может существенно варьироваться. Производство по делам несовершеннолетних может быть обозначено как особый вид правоотношений, выражающийся в специфичной процессуальной форме производства. Эта специфика определяется как особым возрастным и социально-психологическим статусом несовершеннолетнего субъекта, который может быть привлечен к уголовной ответственности, так и отношением общества и государства к взрослеющей личности, характер которой только формируется.

По поводу выделения специфичного порядка производства в отношении несовершеннолетних, в принципе, в научной литературе нет каких-либо существенных различий во взглядах. Только сторонники дифференциации рассматривают производство по делам несовершеннолетних как один из сложных видов уголовного судопроизводства, а противники подходят как к вполне обоснованному и допустимому исключению из правила единства процессуальной формы с целью усиления процессуальных гарантий несовершеннолетних. Таким образом, ювенальное уголовное судопроизводство изначально должно конструироваться как «охранительная» модель уголовного судопроизводства. Кроме того, не вызывает сомнения, что производство по делам несовершеннолетних должно характеризоваться повышенной воспитательной направленностью, поскольку «судебный процесс — ответственная государственная деятельность по охране и применению права, воспитанию правового сознания»6Масленков С.Л. К вопросу об обстоятельствах, обусловливающих дифференциацию современного уголовного судопроизводства // Современные проблемы государства и права. Сборник научных трудов. Вып. 8. Нижний Новгород: Изд-во Нижегор. акад. МВД России, 2004. С. 191..

Можно назвать три основания для выделения производства по делам несовершеннолетних в особый вид производства.

1. Личностные основания. Они связаны, во-первых, с фиксацией самого несовершеннолетия как признака, определяющего необходимость обеспечения дополнительных процессуальных гарантий лица, подозреваемого или обвиняемого в совершении преступления, во-вторых, с необходимостью учета индивидуальных социально-личностных особенностей несовершеннолетнего.

2. Уголовно-правовые основания, закрепленные в нормах материального уголовного права: а) допускающие привлечение несовершеннолетнего, достигшего определенного возраста, к уголовной ответственности и позволяющие освободить от нее несовершеннолетнего. не достигшего на день совершения преступления этого возраста; б) определяющие особенности применения к несовершеннолетнему уголовного наказания; в) устанавливающие исчерпывающий перечень видов уголовного наказания, которые могут быть применены в отношении несовершеннолетнего; г) позволяющие освободить несовершеннолетнего от уголовной ответственности или от уголовного наказания с применением принудительных мер воспитательного воздействия. Такие материальные факторы во многом определяют сложность производства по делам о преступлениях несовершеннолетних. Они же обусловливают возможность прекращения уголовного преследования в отношении несовершеннолетнего на разных стадиях производства.

3. Доказательственные основания. Они определяют необходимость сбора большего объема доказательственной информации при производстве по делам несовершеннолетним, а соответственно «требуют больших временных и процедурных затрат». Законодатель закрепил это основание в ст. 421 УПК РФ, предусмотрев значительное расширение обстоятельств, подлежащих доказыванию при производстве по делу о преступлении, совершенном несовершеннолетним. По данной категории уголовных дел, кроме обстоятельств, указанных в ст. 73 УПК РФ, выясняются дополнительные обстоятельства, имеющие значение при решении вопросов о привлечении несовершеннолетнего к уголовной ответственности, избрании в отношении него меры пресечения и применении к нему конкретных мер уголовно-правового воздействия. Сбор дополнительных сведений о возрасте несовершеннолетнего, условиях его жизни и воспитания, особенностях личности требует проведения дополнительных допросов, истребования документов, назначения экспертных исследований. Это основание расширяет и систему средств, используемых для получения дополнительной информации. Поэтому следует полагать, что выделение производства по делам несовершеннолетних ведет не только к усложнению процессуальной формы, но и к усложнению способов познания. Очевидно, это обусловлено самой сущностью такого производства, поскольку «статус несовершеннолетнего предполагает расширенный круг участников процесса расследования уголовного дела, специфику применения определенных методов и способов воздействия, разработанных с учетом психологии этой категории лиц»7Макаренко И.А. Криминалистическое учение о личности несовершеннолетнего обвиняемого. Автореф. дисс.... докт. юрид. наук. Саратов. 2006. С. 4.. Процессуальная специфика производства, в свою очередь, влияет на выбор методов расследования преступлений, совершенных несовершеннолетними, определяет тактику отдельных следственных действий.

Современному российскому ювенальному уголовному судопроизводству присущи следующие отличительные признаки:

  1. специфичный порядок возбуждения, отказа в возбуждении и прекращения уголовного дела;
  2. возможность выделения уголовного дела в отношении несовершеннолетнего в отдельное производство;
  3. возможность производства дознания по уголовному делу в отношении несовершеннолетнего;
  4. расширенный предмет доказывания по данной категории уголовных дел;
  5. двойное представительство несовершеннолетнего через защитника и законного представителя;
  6. особенности производства отдельных следственных действий;
  7. особенности задержания и применения мер пресечения;
  8. возможность привлечения в процесс педагога или психолога;
  9. возможность проведения закрытого судебного разбирательства и удаления несовершеннолетнего подсудимого из зала судебного заседания по решению суда;
  10. специфика вопросов, решаемых при постановлении приговора;
  11. возможность прекращения уголовного преследования в отношении несовершеннолетних, освобождения несовершеннолетнего от уголовной ответственности или от уголовного наказания с последующим применением принудительных мер воспитательного воздействия;
  12. возможность освобождения несовершеннолетнего от наказания с направлением в специальное учебно-воспитательное учреждение закрытого типа.

Эти особенности реализуются путем использования особых мер обеспечения и защиты прав несовершеннолетних в системе уголовного судопроизводства, с учетом особенностей содержания уголовно-процессуального правоотношения с участием несовершеннолетнего и за счет реализации специфики данных правоотношений на всех стадиях производства по делам несовершеннолетних.

Вполне логично было бы предположить, что данные факторы будут определять специфику производства по делу в отношении несовершеннолетнего, начиная со стадии возбуждения уголовного дела вплоть до исполнения приговора, и эта специфика, естественно, найдет свое закрепление в законодательстве. С сожалением приходится констатировать, что нередко особенности такого производства на той или иной стадии обозначены российским законодателем весьма схематично. При этом страдает сама сущность уголовного судопроизводства в отношении несовершеннолетних и затрудняется реализация соответствующих уголовно-процессуальных отношений. Отсутствие системности и последовательности можно рассматривать как один из серьезных недостатков законодательного регулирования ювенального уголовно-процессуального судопроизводства.

Например, целый ряд вопросов возникает в связи с осуществлением деятельности по доказыванию по уголовным делам в отношении несовершеннолетних. В первую очередь вполне обоснованно возникает проблема соотношения цели доказывания и цели уголовного судопроизводства. На наш взгляд, выяснение специфики доказывания в отношении несовершеннолетнего тесно связано с вопросом о специфике целей ювенального уголовного судопроизводства. Цель и задачи доказывания по уголовному делу в отношении несовершеннолетнего во многом определяются общей охранительно-превентивной направленностью уголовного судопроизводства по данной категории дел. Общая цель доказывания — установление истины по уголовному делу — в данном случае приобретает новый смысл, определяемый назначением уголовного судопроизводства в отношении несовершеннолетних. Е.Ф. Ширшов справедливо отмечает, что применительно к уголовным делам в отношении несовершеннолетних «ключевым моментом в доказывании является социально-психологический подход (выделено авт.)... Он-то и позволяет в определенной мере совместить защиту прав несовершеннолетнего в ходе такой деятельности и раскрыть преступление, обеспечить неотвратимость ответственности, одновременно обеспечить предупреждение несовершеннолетнего от совершения повторных преступных посягательств»8Ширшов Е.Ф. Особенности предмета и пределы доказывания по делам несовершеннолетние в российском уголовном судопроизводстве: Учебное пособие. Оренбург. 2006. С. 39 40.. В связи с этим модель установления истины как цели доказывания по уголовным делам в отношении несовершеннолетних предполагает решение как общих, так и специфичных задач, направленных на установление:

  1. события преступления;
  2. причастности несовершеннолетнего к совершению преступления;
  3. виновности несовершеннолетнего в совершении преступления, форма вины и ее мотивы;
  4. характера и размера вреда, причиненного преступлением;
  5. возраста несовершеннолетнего;
  6. условий жизни и воспитания несовершеннолетнего;
  7. особенностей его личности, в том числе уровня психического развития;
  8. влияния на несовершеннолетнего старших по возрасту лиц;
  9. отставания несовершеннолетнего в психическом развитии;
  10. связи или отсутствия связи такого отставания с психическим расстройством, а также установление возрастной вменяемости/невменяемости в отношении содеянного;
  11. возможности прекращения уголовного преследования в отношении несовершеннолетнего либо освобождения несовершеннолетнего от уголовной ответственности с применением принудительных мер воспитательного воздействия;
  12. возможности освобождения судом несовершеннолетнего подсудимого от наказания в связи с применением принудительных мер воспитательного воздействия или направлением в СУВЗ.

Фактически современный российский УПК предусматривает расширение предмета доказывания по уголовным делам в отношении несовершеннолетних. В первую очередь обстоятельства, подлежащие доказыванию по уголовному делу, указаны законодателем в ст. 73 УПК РФ. Кроме того, по уголовному делу в отношении несовершеннолетнего подлежат доказыванию обстоятельства, перечисленные в ст. 421 УПК. Условно они разделены в указанной статье на несколько групп: 1) возраст несовершеннолетнего, число, месяц и год рождения; 2) условия жизни и воспитания несовершеннолетнего, уровень психического развития и иные особенности его личности; 3) влияние на несовершеннолетнего старших по возрасту лиц; 4) способность несовершеннолетнего в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими при наличии данных, свидетельствующих об отставании несовершеннолетнего в психическом развитии, не связанном с психическим расстройством.

К сожалению, редакция данной статьи вызывает определенные сомнения в плане ее рациональности и эффективности. Законодательное закрепление расширенных границ предмета доказывания автоматически не ведет к более глубокому и детальному исследованию предмета доказывания. В то же время следует сказать о том, что выделение специфичных обстоятельств, подлежащих доказыванию по уголовным делам в отношении несовершеннолетних, не создает само по себе особый отдельный предмет доказывания, а входит в структуру общего предмета доказывания, уточняя и конкретизируя его. Предмет доказывания в отношении несовершеннолетних может быть рассмотрен как специальный предмет, однако вместе с общим предметом доказывания они образуют единое логическое целое.

Не вызывает сомнения, что «установление по уголовным делам о преступлениях несовершеннолетних ряда дополнительных, не указанных в статье 73 УПК обстоятельств, может оказаться значимым при решении вопросов о привлечении несовершеннолетнего к уголовной ответственности, либо освобождении от нее, применении к нему конкретных мер уголовно-правового воздействия, избрании меры пресечения, определении круга участников отдельных следственных действий»9Николюк В.В., Даниленко И.А. Расследование и судебное разбирательство уголовных дел о преступлениях несовершеннолетних: Учебное пособие. Омск. 2004. С. 6.. Данные обстоятельства тесно связаны с самой личностью несовершеннолетнего субъекта. Установление возраста несовершеннолетнего необходимо для решения вопроса о возможности привлечения его к уголовной ответственности. Все остальные обстоятельства носят скорее личностно-характеризующий характер, который будет определять и специфику доказывания. Исследование социально-личностных характеристик несовершеннолетнего подозреваемого или обвиняемого представляет собой сложную и кропотливую работу, которую следователю или дознавателю нередко сложно осуществлять в силу как объективных, так и субъективных причин. В связи с этим видится вполне логичным дополнение ч. 1 ст. 421 УПК РФ следующим абзацем: «Для получения данных об условиях жизни и воспитания несовершеннолетнего, уровне его психического развития и иных особенностях его личности, а также о влиянии на несовершеннолетнего старших по возрасту лиц может быть привлечен специалист в области педагогики, психологии и социальной работы». О значимости подобных специалистов для ювенального уголовного судопроизводства, в частности, говорит опыт зарубежных государств.

Приходится констатировать тот факт, что нередко российский законодатель использует неконкретные формулировки. В частности, возможны вариации в трактовке сущности и значения понятий «условия жизни и воспитания», «иные особенности его личности», «влияние на несовершеннолетнего старших по возрасту лиц». Все это, в первую очередь, приводит к определенной ущербности предварительного расследования в отношении несовершеннолетних10Багаутдинов Ф. Ювенальная юстиция начинается с предварительного следствия // Российская юстиция. 2002. № 9. С. 44-45.. На практике нередко установление данных обстоятельств сводится к формальному сбору столь же формализованных характеризующих материалов, за счет которых предмет доказывания расширяется, но предусмотренные законодателем его конкретизация и определенная индивидуализация не достигаются. Зачастую не удается доказать как раз влияние на несовершеннолетнего старших по возрасту лиц, что в определенной степени объясняет, почему столь незначительное количество уголовных дел возбуждается по ст. 150 УК РФ. Поэтому вполне оправданным было бы дополнение п. 2 ч. 1 ст. 421 УПК РФ указанием на необходимость доказывания причин и условий, способствующих совершению несовершеннолетним преступления.

Определенные трудности на практике порождаются и применением ч. 2 ст. 421 УПК РФ. Не совсем ясно, какие данные достоверно могут свидетельствовать в пользу того, что в отношении несовершеннолетнего может быть применена ч. 3 ст. 20 УК РФ, а также какими процессуальными способами эти данные могут быть получены. Вполне логично предположить, что следователь не обладает теми специальными познаниями, которые позволят ему безапелляционно, во-первых, констатировать отставание у несовершеннолетнего в психическом развитии, во-вторых, отсутствие связи данного отставания с психическим расстройством. Вполне логичным выходом из данной ситуации видится дополнение уголовно-процессуального законодательства нормами, закрепляющими обязательность производства в данном случае комплексной психолого-психиатрической экспертизы несовершеннолетнего. Кроме того, на наш взгляд, условием эффективного производства в отношении несовершеннолетнего должно стать обязательное привлечение психолога в качестве специалиста для решения вопроса о наличии отставания в психическом развитии для последующего назначения комплексной психолого-психиатрической экспертизы. Специалист-психолог мог бы оказать существенную помощь и в постановке вопросов, выносимых на разрешение экспертов. В итоге все это способствовало бы совершенствованию существующего механизма установления состояния возрастной невменяемости.

Обращает на себя внимание и то обстоятельство, что в российском уголовно-процессуальном законодательстве нормы, регулирующие особенности производства в отношении несовершеннолетних, и нормы, регулирующие производство о применении принудительных мер медицинского характера, хотя и включены в один общий раздел XVI «Особенности производства по отдельным категориям уголовных дел», между собой не предполагают органического взаимодействия.

В соответствии с п. 1 ст. 434 УПК РФ по уголовному делу в отношении лица, совершившего запрещенное уголовным законом деяние в состоянии невменяемости, или в отношении лица, у которого после совершения преступления наступило психическое расстройство, делающее невозможным назначение наказания или его исполнение, обязательно производство предварительного следствия. Это вполне оправданно, поскольку «обязательность производства предварительного следствия объясняется сложностью, спецификой в расследовании дел данной категории, что позволяет наиболее полно обеспечить защиту прав и законных интересов лиц с психическими расстройствами».

Несмотря на то, что по определенной категории уголовных дел в отношении несовершеннолетних законодатель допускает производство предварительного расследования в его редуцированной форме, т.е. в форме дознания, а внесение Федеральным законом от 6 июня 2007 г. № 90-ФЗ изменений в ст. 223 УПК существенно увеличивает сроки производства дознания, в том числе в связи с необходимостью проведения экспертизы, предварительное расследование в отношении невменяемого несовершеннолетнего должно осуществляться в форме предварительного следствия. Это вытекает из прямого требования ч. 1 ст. 434 УПК РФ. В соответствии с п. 5 ст. 152 УПК РФ дознаватель, установив, что уголовное дело ему не подследственно, должен произвести неотложные следственные действия и передать уголовное дело прокурору для направления по подследственности. Однако механизм такой передачи обозначен законодателем весьма нечетко и, с нашей точки зрения, нарушает логику доказывания по уголовному делу, кроме того, способен привести к ухудшению процессуального положения несовершеннолетнего в связи с затягиваем сроков производства по уголовному делу.

Вполне обоснована точка зрения, согласно которой, «если по делу, находящемуся в производстве органа дознания, будет установлена невменяемость лица, совершившего запрещенное уголовным законом деяние, или наступление психического расстройства у лица после совершения преступления, то все материалы подлежат немедленной передаче следователю», однако для этого необходимо соблюдение одного условия — установления невменяемости лица. Иначе говоря, законодательным основанием передачи уголовного дела от дознавателя к следователю для производства предварительного следствия может быть именно установление невменяемости несовершеннолетнего, что опять же в силу прямого указания закона требует производства судебно-психиатрической экспертизы.

Как показывает практика, до вступления в силу Федерального закона от 6 июня 2007 г. № 90-ФЗ дознаватель при наличии в материалах уголовного дела медицинских документов, подтверждающих наличие у несовершеннолетнего подозреваемого психического расстройства, поступал двояко. В одних случаях, в связи с незначительными сроками дознания, оно осуществлялось им в полном объеме с составлением обвинительного акта. Обвинительный акт с указанием на наличие у несовершеннолетнего психического расстройства вместе с материалами уголовного дела направлялся прокурору, который принимал решение о передаче данного уголовного дела для производства предварительного следствия. В других случаях дознаватели после получения сведений из медицинских учреждений о наличии у несовершеннолетнего психического расстройства сразу передавали данное дело прокурору, обосновывая это невозможностью назначения судебно-психиатрической экспертизы в установленные для дознания сроки для последующей передачи уголовного дела следователю.

В связи с увеличением сроков дознания и наличием возможности применения ч. 4 ст. 223 УПК РФ дознаватель при наличии достаточных оснований предполагать, что преступление совершено несовершеннолетним в состоянии невменяемости, либо что после совершения преступления у него наступило психическое расстройство, может назначить судебно-психиатрическую экспертизу. В том случае, если в соответствии с заключением экспертизы несовершеннолетний подозреваемый будет признан невменяемым, дознаватель обязан направить данное уголовное дело прокурору с постановлением о передаче уголовного дела для направления по подследственности. Прокурор обязан передать это дело следователю для производства предварительного следствия. Результатами реализации такого механизма станут значительное увеличение сроков предварительного расследования, нарушение логики процесса доказывания, а замена лица, производящего расследование, негативно скажется на установлении психологического контакта с несовершеннолетним правонарушителем.

Если же дознаватель располагает данными, свидетельствующими об отставании в психическом развитии, не связанном с психическим расстройством, то в соответствии с ч. 2 ст. 421 УПК РФ он обязан установить, мог ли несовершеннолетний в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими. Для этой цели им должна быть назначена экспертиза. Однако, как показывает практика, дознаватели практически не выносят постановления о назначении экспертизы в отношении несовершеннолетнего на предмет установления возрастной невменяемости, и, скорее всего, прописанный законодателем механизм не будет работать и в дальнейшем. Дознание изначально конструируется как ускоренная и упрощенная форма производства по уголовному делу, и любое увеличение срока производства, в том числе в связи с назначением и производством экспертизы, нивелирует функциональное назначение данной формы производства предварительного расследования.

К сожалению, заложенный в российском уголовно-процессуальном законодательстве механизм доказывания по уголовным делам в отношении несовершеннолетних в недостаточной степени ориентирован на обеспечение производства в разумные сроки и на его ускорение. В частности, российский законодатель не счел возможным допустить возможность признания несовершеннолетним на стадии судебного разбирательства любого из доказываемых обстоятельств без необходимости проведения последующего доказывания данного обстоятельства. Это позволило бы как сократить сроки судебного разбирательства, так и уменьшить психотравмирующее влияние данной процедуры на несовершеннолетнего. Примечательно, что российский законодатель вообще обошел молчанием вопрос о сроках производства по уголовному делу в отношении несовершеннолетнего, изначально фиксируя одни и те же сроки как для производства в общем порядке, так и для ювенального производства. К сожалению, само понятие и гарантии разумности сроков в российском уголовно-процессуальном законодательстве только начинают появляться, что снижает степень защищенности прав как обвиняемого и подсудимого, так и потерпевшего. С целью решения данной проблемы в дополнении нуждаются ст. II, гл. 17 УПК РФ, а применительно к несовершеннолетним и ст. 422. в которой необходимо закрепить возможность сокращения сроков производства по уголовному делу в отношении несовершеннолетнего.

Есть основания полагать, что доказательственная деятельность в отношении несовершеннолетних должна быть направлена, в том числе, на:

  1. определение уровня психического развития, психологических и патопсихологических черт личности несовершеннолетнего обвиняемого или подсудимого, выявление психологических особенностей его предкриминального и посткриминального поведения;
  2. выявление психических аномалий и расстройств психической деятельности у несовершеннолетнего подозреваемого, обвиняемого, подсудимого;
  3. установление обстоятельств, в силу которых уголовное преследование в отношении несовершеннолетнего должно быть прекращено без применения уголовного наказания или принудительных мер воспитательного воздействия;
  4. выявление нарушений психической деятельности несовершеннолетнего, проявившихся после совершения преступления;
  5. установление обстоятельств, в силу которых уголовное дело в отношении несовершеннолетнего может быть направлено в суд для применения принудительной меры медицинского характера, а также прекращено в суде с применением или без принудительной меры медицинского характера.

Весьма существенную помощь в данном вопросе мог бы оказать следователю привлекаемый в уголовный процесс педагог или психолог. Но, к сожалению, российское законодательство допускает его участие только при производстве допроса несовершеннолетнего в ограниченном числе случаев. Российскому следователю во многом приходится полагаться и на собственный опыт работы с несовершеннолетними обвиняемыми, и на имеющиеся у него психолого-педагогические знания. В связи с этим стоит еще раз подчеркнуть, что проблема специализации должна коснуться не только судебных органов, но и органов предварительного расследования. Это позволит существенно повысить качество расследования таких уголовных дел.

Резюмируя сказанное, отметим, что обстоятельства, подлежащие доказыванию по делам о преступлениях несовершеннолетних, могут быть рассмотрены как сложная система взаимосвязанных, дополняющих друг друга обстоятельств, требующих полного и всестороннего исследования. Процесс такого исследования невозможен без адекватных процессуальных способов его проведения. Поэтому важно не только скорректировать нормы, закрепляющие специфику предмета доказывания в отношении несовершеннолетних, но и определиться с четким механизмом реализации данных норм.

В последнее время все чаще и ученые, и практики задаются следующими вопросами: всегда ли производство в отношении несовершеннолетних носит усложненный характер и допустима ли форма упрощенного производства в отношении несовершеннолетних подозреваемых и обвиняемых? Каким образом сочетать ускорение ювенального уголовного судопроизводства с его охранительной направленностью?

Приходится констатировать, что в настоящее время мнения законодателя и многих ученых-процессуалистов относительно допустимости упрощенной формы производства по уголовному делу в отношении несовершеннолетних расходятся. Российский УПК сделал первый шаг на пути допущения сокращенных форм производства по делам несовершеннолетних на стадии досудебного производства. Именно с такой точки зрения можно рассматривать возможность производства предварительного расследования в форме дознания по делам несовершеннолетних. Б.Я. Гаврилов подчеркивает, что «это решение законодателя обусловлено значительным расширением прав участников уголовного процесса, в том числе несовершеннолетнего подозреваемого, обвиняемого, его представителя...»11Гаврилов Б.Я. Современная уголовная политика России: цифры и факты. М.. 2008. С. 129.. В то же время следует признать, что противники проведения предварительного расследования по делам о преступлениях несовершеннолетних в форме дознания нередко приводят весьма убедительные аргументы: ослабление процессуальных гарантий прав несовершеннолетнего обвиняемого; нечеткий законодательный механизм прекращения уголовного дела в отношении подозреваемого; отсутствие у дознавателей надлежащей подготовки для расследования дел о преступлениях, совершенных несовершеннолетними, и отсутствие специализации по расследованию дел о преступлениях несовершеннолетних в органах дознания и т.д. Как пишет А.Н. Попов, критикуя отказ от принципа персональной подследственности и допущение дознания по уголовным делам в отношении несовершеннолетних, «все эти новеллы противоречат международным стандартам и нормам международного права, уничтожают накопленный на протяжении более 40 лет в России (ранее, чем в ряде зарубежных стран) бесценный опыт обязательного производства предварительного следствия и специализации следователей, судей и прокуроров по делам несовершеннолетних. Такое решение законодателя неизбежно приведет к ухудшению качества предварительного расследования по делам этой категории»12Попов А.Н. Некоторые вопросы реализации международных стандартов уголовного процесса по делам несовершеннолетних в УПК РФ // Уголовно- процессуальные и криминалистические чтения на Алтае: материалы ежегодной региональной научно-практической конференции. Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2005. С. 128..

Анализируя данные доводы, необходимо отметить следующее. Организация предварительного расследования в форме дознания сама по себе несет определенный риск, как любой вид упрощенного производства. В первую очередь этот риск всегда связывался с ограниченными сроками производства расследования. Очевидно, в силу этого обстоятельства российский законодатель создал нормативную базу для значительного увеличения срока дознания. Причем сроки дознания стали сопоставимы со сроками предварительного следствия. Такую новеллу нельзя оценивать однозначно: с одной стороны, увеличение срока должно привести к повышению качества дознания, с другой — дознание перестает отвечать признаку ускоренного производства. На наш взгляд, проблема совершенствования дознания должна решаться в контексте общих проблем ускоренных производств в российском уголовном процессе.

В качестве аргумента в защиту возможности производства дознания по уголовным делам в отношении несовершеннолетних следует указать на то обстоятельство, что современные стандарты ювенального уголовного правосудия, сложившиеся в рамках международного права, настоятельно рекомендуют как раз ускоренный порядок судопроизводства по делам несовершеннолетних. Поэтому ссылка на то, что ускоренное производство предварительного расследования по делам несовершеннолетних противоречит нормам международного права, несостоятельна. Для этого достаточно внимательно ознакомиться с наиболее известным в России актом — так называемыми Пекинскими правилами. Международные стандарты как раз нацеливают на скорейшее производство по уголовному делу в отношении несовершеннолетнего. Для России данный тезис имеет скорее программно-рекомендательный характер, в то время как во многих зарубежных государствах с конца прошлого столетия успешно проводятся реформы, связанные с ускорением ювенального уголовного судопроизводства. Многие сторонники ювенальной юстиции в зарубежных странах считают, что ускорение ювенального уголовного судопроизводства снижает негативное психотравмирующее, и в том числе криминальное, воздействие государственной машины уголовного преследования на подростка.

Однако дознание в его современном виде практически не отвечает принципам и назначению ювенального уголовного судопроизводства.

Вполне логичным будет первоначально решить целый ряд задач, связанных, во-первых, с совершенствованием ускоренных форм производства, во-вторых, с развитием законодательной базы, регулирующей ювенальное уголовное судопроизводство. Именно в этом контексте могут быть рассмотрены предложения, сделанные рядом ученых, касающиеся распространения на несовершеннолетних субъектов ускоренного производства на стадии судебного разбирательства. Например, О.Ю. Андриянова полагает, что единоличное рассмотрение судьей уголовного дела в отношении несовершеннолетнего является свидетельством упрощения процессуальной формы13Андриянова О.Ю. Особенности судопроизводства по уголовным делам о преступлениях несовершеннолетних. Автореф. дисс.... канд. юрид. наук. Владимир, 2006. С. 12.. Кроме того, по мнению данного автора, вполне допустимым является распространение особого порядка судебного разбирательства на дела о преступлениях несовершеннолетних. Гарантией прав несовершеннолетних в этом случае является двойное представительство интересов несовершеннолетнего: в лице защитника и в лице законного представителя. Примечательно, что в ходе проводимого автором данных срок анкетирования дознавателей, следователей, прокуроров, судей, адвокатов значительная часть опрошенных респондентов поддержала такую идею. На наш взгляд, данная точка зрения является интересной, но далеко не бесспорной, поскольку на сегодняшний день пока не ясен механизм такого судебного разбирательства применительно к несовершеннолетним. Не совсем оправданным можно считать лишь механическое распространение норм, содержащихся в разделе X УПК РФ, на несовершеннолетних. С таким переносом вряд ли можно согласиться, поскольку в этом случае возникает целый ряд вопросов как теоретического, так и практического характера. В частности, непонятно, кто будет ходатайствовать об особом порядке принятия судебного решения: сам несовершеннолетний обвиняемый, его законный представитель или защитник; будет ли судья уверен, что несовершеннолетний обвиняемый осознает характер и последствия заявленного им или законным представителем ходатайства; и т.д.

Следует сразу оговориться, что автор данных строк считает в принципе перспективным развитие ускоренного производства по делам несовершеннолетних. Но данное производство должно отражать принципиально иные правоотношения и строиться в соответствии с другой моделью. Это как раз и позволит учесть рекомендации, выработанные в рамках действия международного права, и создать собственный национальный механизм отправления правосудия в отношении несовершеннолетних. И именно этот механизм должен лечь в основу формирующейся экспериментальным путем новой модели ювенального уголовного судопроизводства. А уже на него, как на скелет, должны наращиваться специфичные элементы, связанные с реализацией таких принципов, как индивидуализация правосудия в отношении несовершеннолетних, его социальная насыщенность и т.д. В качестве одного из вариантов развития ювенального уголовного судопроизводства можно было бы предложить модель, в которой по всем преступлениям, совершенным несовершеннолетними, обязательным было бы производство дознания как стадии ювенального уголовного судопроизводства, предшествующей возбуждению уголовного дела.

Естественно, что построение новых моделей уголовного правосудия в отношении несовершеннолетних потребует не только изучения и учета зарубежного опыта, но и существенного реформирования уголовного и уголовно-процессуального законодательства.

В настоящее время говорить о наличии законодательных оснований для автономного ювенального уголовного судопроизводства не приходится. В соответствии со ст. 420 УПК РФ производство по делам несовершеннолетних осуществляется в общем порядке, установленном уголовно-процессуальным законодательством за изъятиями, предусмотренными гл. 50. Следует отметить, что особенности производства по уголовным делам в отношении несовершеннолетних нашли закрепление и в отдельных нормах, содержащихся в других главах УПК РФ. Например, ст. 48 УПК РФ предусматривает по уголовным делам о преступлениях, совершенных несовершеннолетними, обязательное участие их законного представителя. Порядок же такого участия определяется ст. 426 и 428 УПК РФ. Оформление специальных норм, регулирующих особенности производства в отношении несовершеннолетних, в отдельную главу вполне оправданно. Более того, на наш взгляд, одним из перспективных направлений совершенствования российского уголовно-процессуального законодательства являются упорядочение, систематизация и уточнение норм, регламентирующих порядок уголовного судопроизводства в отношении несовершеннолетних, поскольку это позволяет обеспечить полноту правового регулирования судопроизводства с участием несовершеннолетних за счет максимальной согласованности соответствующих правовых норм.

Специальные нормы, нацеленные на охрану прав несовершеннолетних, призваны в определенной степени оградить их от психотравмирующего воздействия формальной системы уголовного судопроизводства, сократить риск необоснованного задержания и применения к несовершеннолетнему мер пресечения, а также обеспечить воспитательную направленность всего процесса в отношении несовершеннолетних. Производство по уголовному делу в данном случае требует пристального внимания органов предварительного расследования и суда к особым обстоятельствам дела. Содержание уголовно-процессуальных отношений также имеет специфику, поскольку возрастает объем прав подозреваемого, обвиняемого, подсудимого, соответственно, увеличивается объем обязанностей, которые возлагаются на определенный круг государственных органов и должностных лиц.

Гуманизация и охрана прав личности как один из важнейших уголовно-процессуальных принципов лежит в основе повышенной защиты несовершеннолетних в системе уголовного судопроизводства, поскольку «гуманное отношение к личности должно гарантировать достоверность выводов должностных лиц, осуществляющих процесс доказывания по уголовному делу, и обеспечить вынесение обоснованного и справедливого по нему решения».

Принцип повышенной защиты несовершеннолетнего субъекта в уголовном судопроизводстве, в частности, реализуется в форме так называемого двойного представительства. В основе законного представительства лежат определенные юридические факты первого и второго порядков. Первые чаще всего лежат в сфере частного права (факт родства, факт усыновления и т.д.), а вторые находятся в непосредственной плоскости действия уголовно-процессуального закона (факт признания несовершеннолетнего потерпевшим и т.д.).

Примечательно, что в современном законодательстве многих государств законное представительство рассматривается в качестве разновидности представительства. В частности, п. 8 ст. 6 УПК Республики Беларусь закрепляет перечень лиц, которые могут быть привлечены в уголовный процесс в качестве законного представителя. а п. 28 той же статьи рассматривает законных представителей в качестве одной из категорий представителей. Причем законодатель Беларуси распространил действие данного понятия не только на несовершеннолетних, но и на лиц, совершивших общественно опасное деяние, предусмотренное уголовным законом, в состоянии невменяемости или заболевших после совершения преступления психической болезнью. На сегодняшний день такую тенденцию можно считать весьма позитивной.

Долгое время российский законодатель не определял четко значение и сущность понятия «законный представитель», что связано, в первую очередь, с межотраслевым характером данного термина. Сущность и специфика законного представительства являются проблемной темой не только в сфере уголовно-процессуального права, но и в сфере частного права. Фактический состав, требующий установления законного представительства, нередко предполагает определенную совокупность юридических фактов. В уголовном процессе к фактам родства, усыновления и т.д. добавляются уголовно-процессуальные факты, связанные со статусом представляемого лица: подозреваемого, обвиняемого, потерпевшего.

В современном российском законодательстве наметились некоторые перспективные для развития института законного представительства направления. УПК РФ практически впервые в п. 12 ст. 5 дает легальное определение законного представительства применительно к целям и задачам уголовного судопроизводства. В соответствии с этим определением законными представителями в уголовном процессе являются родители, усыновители, опекуны или попечители несовершеннолетнего подозреваемого, обвиняемого либо потерпевшего, представители учреждений или организаций, на попечении которых находится несовершеннолетний подозреваемый, обвиняемый либо потерпевший, органы опеки и попечительства. В действовавшем ранее УПК РСФСР фактически такого определения не давалось, однако п. 8 ст. 34 закреплял, что законными представителями являются родители, усыновители, опекуны, попечители обвиняемого или потерпевшего, представители учреждений и организаций, на попечении которых находится обвиняемый или потерпевший.

Причем данный перечень был признан исчерпывающим, о чем говорилось в постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 25 декабря 1990 г. и в постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 14 февраля 2000 г. №. 7 «О судебной практике по делам о преступлениях несовершеннолетних». Фактически УПК РФ несколько расширил закрепленный ранее круг законных представителей, добавив к списку органы опеки и попечительства, а также предусмотрев законное представительство не только в отношении несовершеннолетнего обвиняемого или потерпевшего, но и несовершеннолетнего подозреваемого. Таким образом, несмотря на некоторые модификации в понимании значения и сущности понятия «законный представитель», сам подход к определению законного представительства является традиционным и исторически сложившимся.

К достоинствам современного российского уголовно- процессуального законодательства можно отнести то, что в нем «довольно подробно регламентируется процедура участия законного представителя несовершеннолетнего в процедуре досудебного производства». В связи с этим перспективным видится целый ряд направлений. В первую очередь необходимо на законодательном уровне закрепить понятие «представитель». Такое нововведение будет способствовать содержательному разграничению представительства и законного представительства в уголовном процессе, позволит зафиксировать как общие для них характеристики, так и расставить соответствующие акценты на специфичном статусе законного представителя.

Однако в целом процессуальная фигура законного представителя прорисовывается в УПК РФ пока схематично. Возможно, данную проблему удалось бы решить за счет дифференциации законного представительства путем разделения процессуальных фигур законных представителей, выступающих на стороне обвинения и на стороне защиты. По крайней мере, это способствовало бы уточнению их процессуального статуса. Кроме того, очевидна необходимость редакторской правки п. 12 ст. 5. поскольку в числе представляемых лиц названы только несовершеннолетний подозреваемый, обвиняемый или потерпевший. Не ясно, по какой причине в данный перечень не попал несовершеннолетний подсудимый, поскольку участие законного представителя в судебном разбирательстве предусмотрено ст. 428 УПК РФ. Кроме того, по логике п. 5 ст. 280 УПК РФ для участия в допросе несовершеннолетнего свидетеля в ходе судебного следствия также может быть вызван его законный представитель, который с разрешения председательствующего может задавать вопросы допрашиваемому. Допрос же свидетеля, не достигшего возраста 14 лет, должен проводиться с обязательным участием его законного представителя. Таким образом, напрашивается вывод о необходимости дополнения перечня представляемых лиц, перечисленных в п. 12 ст. 5 УПК РФ несовершеннолетним свидетелем и несовершеннолетним подсудимым.

Во-вторых, существенным недостатком УПК РФ является то, что четко не определен круг прав и обязанностей законных представителей в уголовном процессе. Разбросанность прав и обязанностей законного представителя по различным статьям УПК РФ, неполнота и схематичность их изложения приводят к недостаточно четкому пониманию законным представителем своих процессуальных функций. Совершенствование законодательной регламентации правового статуса законного представителя несовершеннолетнего в российском уголовном процессе требует также установления более четких параметров ответственности законного представителя за ненадлежащее исполнение возложенных на него обязанностей по представлению несовершеннолетнего. В частности, возможно внесение изменений и дополнений в п. 3 ст. 428 УПК РФ, который предусматривает возможность рассмотрения уголовного дела в отношении несовершеннолетнего по усмотрению суда без законного представителя в случае его неявки. На наш взгляд, принятие судом такого решения без учета мнения сторон и. в первую очередь, без учета мнения защитника несовершеннолетнего, а в ряде случаев, возможно, и самого несовершеннолетнего, способно привести к нарушению прав несовершеннолетнего подсудимого. Допустимым было бы и применение мер процессуального принуждения к законному представителю, извещенному надлежащим образом, но не явившемуся в судебное заседание. В связи с этим целесообразно дополнить список лиц, к которым могут быть применены меры процессуального принуждения, изложенный в п. 2 ст. 111 УПК РФ, законным представителем.

Определенные проблемы вызывает участие в качестве законных представителей в российском уголовном судопроизводстве представителей учреждений или организаций, на попечении которых находится несовершеннолетний подозреваемый, обвиняемый или потерпевший. Очевидно, что речь должна идти о тех случаях, когда имеется решение органа опеки и попечительства о передаче несовершеннолетнего на попечение в данное учреждение или организацию, что чаще всего происходит в ситуации невозможности устройства несовершеннолетнего, оставшегося без попечения родителей, в семью. В связи с этим, однако, возникает вопрос об эффективности привлечения в уголовный процесс представителя органа опеки и попечительства и о том, насколько интересы данного субъекта будут соответствовать интересам представляемого лица. Поэтому привлечение в качестве законного представителя работника органа опеки и попечительства должно производиться только в исключительных случаях.

Российское уголовно-процессуальное законодательство предусматривает возможность замены законного представителя. В соответствии с п. 4 ст. 426 УПК РФ законный представитель может быть отстранен от участия в уголовном деле, если возникают основания полагать, что его действия наносят ущерб интересам несовершеннолетнего подозреваемого, обвиняемого. А п. 2 ст. 428 УПК допускает замену законного представителя по аналогичным основаниям на стадии судебного разбирательства. На наш взгляд, необходимо более четко определить механизм замены «ненадлежащего» законного представителя. Кроме того, желательно определиться с критериями, по которым можно судить о том, что действия законного представителя противоречат интересам представляемого несовершеннолетнего.

Следует упомянуть о том, что Европейский суд по правам человека отрицательно относится к российским нормам, лишающим несовершеннолетнего возможности быть самостоятельным субъектом уголовного процесса. При этом отмечается, что интересы законного представителя могут вступать в существенные противоречия с интересами несовершеннолетнего. В частности. Европейский суд по правам человека признал за несовершеннолетним право на самостоятельное обращение с заявлением в Суд. При всей непривычности данных положений и преобладании в российском уголовном процессе патерналистских тенденций в этом есть определенное рациональное зерно. На сегодняшний день законодатель мог бы допустить учет мнения несовершеннолетнего и его определенную процессуальную самостоятельность в уголовном процессе в целом ряде случаев. Например, несовершеннолетние, вступившие в брак, или эмансипированные несовершеннолетние в соответствии с российским гражданским законодательством считаются дееспособными наравне с гражданами, достигшими возраста совершеннолетия. В российском уголовном процессе иная ситуация. Не совсем ясна логика законодателя, с одной стороны, допускающего участие 16-летнего подростка в предпринимательской деятельности, а с другой, зачастую неоправданно ограничивающего его уголовно-процессуальную дееспособность.

Возрастная специфика несовершеннолетних, учтенная законодателем, определяет также особенности их уголовного преследования и применения к ним мер процессуального принуждения. Российский законодатель закрепил особенности применения мер пресечения применительно к несовершеннолетним. Огорчает лишь то обстоятельство, что законодатель не счел необходимым закрепить в полном объеме специфику избрания такой меры, как заключение под стражу применительно к несовершеннолетнему подозреваемому, обвиняемому.

Следует согласиться с А.В. Гриненко, вполне резонно считающим такое положение недопустимым и существенно ущемляющим права несовершеннолетних подозреваемых и обвиняемых14Гриненко А.В. Задержание и заключение под стражу должны быть не только законными и обоснованными, но и мотивированными // Журнал российского права. 2005. No 3. С. 96-99.. А вместе с тем в связи с изменениями качественных показателей в структуре подростковой преступности в сторону увеличения числа тяжких и особо тяжких преступлений в правоприменительной практике наблюдается устойчивая тенденция к ужесточению мер процессуального принуждения в отношении несовершеннолетних подозреваемых и обвиняемых. Как подчеркивает И.А. Макаренко, «неопределенность в отношении несовершеннолетних влечет произвольное толкование исключительности случаев»15Макаренко И. Заключение под стражу и производство некоторых следственных действий с участием несовершеннолетних подозреваемых, обвиняемых // Законность. 2004. № 6. С.45..

Любая мера пресечения в рамках уголовного судопроизводства в той или иной мере ограничивает права и свободы подозреваемого или обвиняемого. Заключение под стражу, примененное к несовершеннолетнему субъекту, в наибольшей степени ограничивает его общий правовой статус. В связи с этим полагаем, что избрание данной меры пресечения в отношении несовершеннолетнего подозреваемого или обвиняемого должно быть продиктовано не сложившимися стереотипами в работе органов предварительного расследования, а более вескими процессуальными основаниями.

Минимальные стандартные правила ООН, касающиеся отправления правосудия в отношении несовершеннолетних (Пекинские правила), рассматривают содержание несовершеннолетнего до суда под стражей в качестве крайней меры, допустимой в течение непродолжительного периода времени. В связи с опасностью влияния уголовной среды на дальнейшую криминализацию несовершеннолетнего правонарушителя, Пекинские правила предлагают во всех возможных случаях заменять содержание под стражей другими альтернативными мерами, называя в качестве таковых «постоянный надзор, активную воспитательную работу или помещение в семью или в воспитательное заведение или дом»16См. п. 13.2 Минимальных стандартных правил Организации Объединенных Нации, касающихся отправления правосудия в отношении несовершеннолетних (Пекинские правила) / Международные акты о правах человека. Сб. документов. М„ 2000. С. 293.. Такую же позицию занял и Верховный Суд РФ, отметив в постановлении Пленума от 14 февраля 2000 г. № 7. что судам следует тщательно проверять обоснованность заключения под стражу несовершеннолетнего, поскольку данная мера пресечения является исключительной, и ее применение должно быть обосновано либо тяжестью совершенного преступления, либо иными основаниями, установленными законодателем.

Избрание несовершеннолетнему меры пресечения в целом осуществляется в соответствии с общими процессуальными правилами, закрепленными в гл. 13 УПК РФ. Таким образом, решая вопрос о применении меры пресечения в отношении несовершеннолетнего подозреваемого или обвиняемого, в соответствии с ч. 1 ст. 97 следователь должен иметь достаточные основания полагать, что тот: а) скроется от органов предварительного расследования или суда; б) может продолжать заниматься преступной деятельностью; в) может воспрепятствовать производству по уголовному делу. Эти основания в первую очередь должны быть положены в обоснование необходимости применения к несовершеннолетнему подозреваемому или обвиняемому меры пресечения. При принятии соответствующего решения возникает вопрос об избрании самой меры пресечения. И здесь, очевидно, необходимо обратиться к ч. 2 ст. 423 УПК РФ, закрепляющей необходимость обсуждения возможности отдачи несовершеннолетнего подозреваемого, обвиняемого под присмотр в порядке, установленном ст. 105 УПК РФ. Данная статья понимает под присмотром обеспечение надлежащего поведения несовершеннолетнего подозреваемого, обвиняемого в период производства по уголовному делу.

Как подчеркивает Н.В. Ткачева, «присмотр за несовершеннолетним подозреваемым или обвиняемым родителей, усыновителей, опекунов, попечителей или иных лиц, заслуживающих доверия, именно та мера пресечения, которая наиболее связана с воспитательной функцией уголовно-процессуального принуждения». Однако реальный механизм применения данной меры пресечения фактически отсутствует. Эта одна из причин того, почему несовершеннолетние редко отдаются под присмотр. Зачастую несовершеннолетнего некому передать под присмотр, так как его законные представители не в состоянии обеспечить надлежащее его поведение. Альтернативных субъектов, которым несовершеннолетний может быть отдан под присмотр, практически нет.

В современной России явно недостаточно учреждений, под присмотр которых может быть передан несовершеннолетний. Отсутствует и механизм временной передачи несовершеннолетнего подозреваемого или обвиняемого в приемную семью, существующий в ряде зарубежных стран. И пока эта проблема не начнет решаться, данная мера пресечения будет применяться крайне редко. В то же время, как показывает анализ материалов уголовных дел, в них достаточно часто отсутствует аргументированная мотивировка невозможности избрания данной меры пресечения. При констатации следователем факта отказа лица от осуществления присмотра за несовершеннолетним подозреваемым, обвиняемым часто в материалах дела отсутствует сам письменный отказ. На наш взгляд, отказ от такой меры пресечения, как отдача под присмотр, в пользу иной, в том числе и заключения под стражу, должен быть в обязательном порядке мотивирован. Кроме того, обязательна мотивировка избрания в качестве меры пресечения именно заключения под стражу с указанием тех материалов дела, которыми это подтверждается, а также с учетом требований ч. 2 ст. 108 УПК РФ. В этом случае будет соблюдаться принцип состязательности, поскольку, как это неоднократно отмечалось в решениях Конституционного Суда РФ, несовершеннолетний подозреваемый, обвиняемый, его защитник и законный представитель вправе знакомиться с теми материалами, которые представлены стороной обвинения суду в обоснование своей позиции и представлять по ним свои доводы и возражения.

В целях обеспечения прав лиц, которым несовершеннолетний подозреваемый или обвиняемый отдан под присмотр, необходимо внести коррективы в редакцию ст. 105 УПК РФ, дополнив ее ч. 4 следующего содержания: «В случае невозможности обеспечения надлежащего поведения несовершеннолетнего, лица, которым несовершеннолетний подозреваемый, обвиняемый передан под присмотр, вправе заявить об отказе от взятых обязательств по присмотру. В этом случае дознаватель, следователь или суд решают вопрос о передаче несовершеннолетнего под присмотр других лиц или избирают в отношении несовершеннолетнего подозреваемого, обвиняемого иную меру пресечения». Кроме того, как показывает практика. при передаче под присмотр целесообразно учитывать мнение самого несовершеннолетнего подозреваемого, обвиняемого, поскольку наличие конфликтных взаимоотношений между ним и лицом, осуществляющим присмотр, может существенно снизить эффективность данной меры пресечения.

К сожалению, определенные вопросы возникают и при анализе самой ч. 2 ст. 423 УПК РФ. В частности, не ясна предусмотренная данной частью процедура обсуждения вопроса о возможности отдачи несовершеннолетнего подозреваемого, обвиняемого под присмотр. Не определены круг субъектов такого обсуждения и форма его процессуального закрепления. Необходимо законодательно закрепить в данной статье и указание на исключительность такой меры пресечения в отношении несовершеннолетнего, как заключение под стражу. В настоящее время такое указание зафиксировано в постановлениях Пленума Верховного Суда РФ от 14 февраля 2000 г. № 7 и от 29 октября 2009 г. № 22 «О практике применения судами мер пресечения в виде заключения под стражу, залога и домашнего ареста». В частности, в последнем постановлении указано, что «рассматривая ходатайство органов предварительного следствия о применении в отношении несовершеннолетнего подозреваемого или обвиняемого меры пресечения в виде заключения под стражу, судье следует тщательно проверять обоснованность изложенных в нем мотивов необходимости заключения несовершеннолетнего под стражу и невозможности применения иной, более мягкой, меры пресечения. При этом в силу части 2 статьи 108 УПК РФ заключение под стражу в качестве меры пресечения не может быть применено в отношении лица, подозреваемого или обвиняемого в совершении преступления небольшой тяжести, которое совершено им в возрасте до 18 лет. Мера пресечения в виде заключения под стражу может быть применена в случае, если несовершеннолетний подозревается или обвиняется в совершении тяжкого или особо тяжкого преступления».

Указанное постановление подчеркивает исключительность заключения под стражу в качестве меры пресечения в отношении несовершеннолетнего: «в исключительных случаях, как единственно возможное в конкретных условиях с учетом обстоятельств совершенного преступления и данных о личности, заключение под стражу может быть применено в отношении несовершеннолетнего, подозреваемого либо обвиняемого в совершении преступления средней тяжести. При этом суду надлежит учитывать положения ч. 6 ст. 88 УК РФ, по смыслу которой заключение под стражу в качестве меры пресечения не может быть применено в отношении несовершеннолетнего, не достигшего 16 лет, подозреваемого или обвиняемого в совершении преступления средней тяжести впервые».

В то же время указание, содержащиеся в п. 7 данного постановления и связанное с необходимостью «выполнять требование ст. 423 УПК РФ об обязательном обсуждении при решении вопроса о применении меры пресечения в виде заключения под стражу в отношении несовершеннолетнего подозреваемого, обвиняемого возможности отдачи его под присмотр», носит декларативный характер и вряд ли способно существенно изменить существующую практику.

К сожалению, перечень мер пресечения, закрепленных в УПК РФ, слабо ориентирован на специфику ювенального уголовного судопроизводства. В то же время в законодательстве и практике многих зарубежных государств, как правило, отражен ряд специальных требований к поведению несовершеннолетнего в период производства по уголовному делу. В связи с этим видится целесообразным дополнение перечня мер пресечения, содержащегося в ст. 98 УПК РФ, такой мерой, как установление требований к поведению несовершеннолетнего. Это, в свою очередь, потребует введения статьи 1051 «Установление требований к поведению несовершеннолетнего» со следующим содержанием:

«1. Суд по ходатайству дознавателя, следователя вправе установить специальные требования к поведению несовершеннолетнего подозреваемого, обвиняемого.

2. Постановление о возбуждении ходатайства об избрании в качестве меры пресечения установления требований к поведению несовершеннолетнего рассматривается единолично судьей районного суда с обязательным участием подозреваемого или обвиняемого, прокурора, защитника, законного представителя по месту производства предварительного расследования».

Таким образом, в настоящее время нуждаются в совершенствовании как само уголовно-процессуальное законодательство, регламентирующее применение к несовершеннолетнему подозреваемому, обвиняемому меры пресечения, так и практика его применения.

Особенности производства по делам несовершеннолетних проявляются на всех стадиях. Во многом такая специфика основывается на принципе повышенной охраны прав несовершеннолетних субъектов уголовного процесса, а также на воспитательном значении судопроизводства по делам о преступлениях несовершеннолетних. К сожалению, как показывает практика, именно последний фактор нередко принижается, а то и полностью игнорируется отечественным правоприменителем. Вместе с тем п. 21 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 14 февраля 2000 г. № 7 «О судебной практике по делам о преступлениях несовершеннолетних» акцентирует внимание на воспитательном значении судебных процессов по делам о преступлениях несовершеннолетних, их профилактическом воздействии. Именно необходимость исправления дефектов социализации несовершеннолетнего правонарушителя, предупреждения его дальнейшего криминального поведения, а также снижения негативного влияния криминальной среды в пенитенциарных учреждениях вызвали к жизни такую альтернативу традиционному уголовному наказанию, как принудительные меры воспитательного воздействия. И такой подход нашел закрепление в международных стандартах и национальном законодательстве.

Вместе с тем, на практике нередко применение принудительных мер воспитательного воздействия не рассматривается как достойная альтернатива обычному порядку судопроизводства. Однако, когда судьи идут по пути наименьшего сопротивления, вынося обвинительный приговор и назначая несовершеннолетнему условное осуждение, страдает именно воспитательная направленность процесса. При этом игнорируется то обстоятельство, что самим несовершеннолетним осужденным такой итог воспринимается как законно выданная индульгенция, некое общественное прощение. Как следствие, достаточный процент несовершеннолетних совершает повторные преступления до истечения срока условного осуждения. Это закономерно привело к четкой тенденции по назначению несовершеннолетним реального уголовного наказания.

Почему же не работает или работает недостаточно эффективно механизм применения принудительных мер воспитательного характера? В первую очередь сложность реализации механизма применения принудительных мер воспитательного воздействия связана с необходимостью комплексного применения материально-правовых и процессуальных норм, регулирующих данный институт. И здесь сказывается пробельность российского не только уголовно-процессуального, но и уголовного законодательства, поскольку «отсутствие глубокого теоретического обоснования указанных мер сказалось и на их законодательном закреплении. В положениях действующего УК РФ отмечаются противоречия, пробелы, рассогласованность с законодательством Российской Федерации, определяющим социальную и правовую политику в отношении несовершеннолетних»17Поводова Е.В. Принудительные меры воспитательного воздействия: проблемы теории и правового регулирования. Автореф. дисс.... канд. юрид. наук. М., 2005. С. 3..

Например, правоприменитель традиционно испытывает сложности с определением того самого специализированного государственного органа, под надзор которого может быть передан несовершеннолетний в соответствии с п. 6 ч. 2 ст. 90 УК РФ. Как следствие. данная мера воспитательного воздействия фактически не назначается. Вполне уместно согласиться с Л.И. Беляевой, подчеркивающей, что «не вполне ясным представляется механизм реализации некоторых принудительных мер воспитательного воздействия»18Беляева Л.И. Об альтернативах для несовершеннолетних правонарушителей // Развитие альтернативных санкций в российской уголовной юстиции: опыт и перспективы. М., 2002. С. 88..

Необходимо учитывать и то обстоятельство, что применение данных мер является правом суда, а не его обязанностью. Реализация принудительных мер воспитательного воздействия во многом зависит именно от судейского усмотрения. Это же следует из разъяснений, данных в п. 13 упомянутого постановления Пленума Верховного Суда РФ. Прежде чем решить вопрос о возможности применения данных мер как альтернативы уголовного наказания в отношении несовершеннолетнего, совершившего преступление, не представляющее большой общественной опасности, суд должен решить принципиальный вопрос о возможности или невозможности его перевоспитания и исправления путем применения принудительных мер воспитательного воздействия. Материально-правовыми основаниями для реализации механизма применения принудительных мер воспитательного воздействия в настоящее время в соответствии с нормой, содержащейся в ч. 1 ст. 90 УК РФ, являются: 1) признание лица несовершеннолетним; 2) совершение им преступления небольшой или средней тяжести; 3) признание возможности исправления несовершеннолетнего правонарушителя путем применения к нему данных мер. Как видим, механизм применения данного основания предполагает сложную исследовательскую и оценочную деятельность, осуществляемую органами предварительного следствия и судом с целью выявления вероятности исправления, перевоспитания несовершеннолетнего правонарушителя. Как подчеркивает О.В. Волынская, «достоверность предвидения поведения виновного будет находиться в зависимости от того, насколько тщательно установлены и проанализированы все признаки, характеризующие в совокупности обстоятельства дела (особенности деяния, его мотивацию, степень участия лица в преступлении и т.п.) и данные о его личности»19Волынская О.В. Прекращение уголовного дела и уголовного преследования: теоретические и организационно-правовые проблемы. М., 2007. С. 244-245..

Комплексность института принудительных мер воспитательного воздействия обусловливает и необходимость учета норм иных отраслей права. Не будет преувеличением заметить, что эффективность данных мер во многом определяется наличием или отсутствием оптимального механизма правового регулирования в сфере семейных правоотношений, социального обеспечения и т.д. К сожалению, зачастую данные отраслевые нормы содержат целую группу явно декларативных норм, механизм реализации которых практически отсутствует. Определенное недоумение вызывает и рекомендация правоприменителю, изложенная в п. 16 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 14 февраля 2000 г., согласно которой, «несмотря на то, что закон не требует согласия родителей или лиц, их заменяющих, на передачу им несовершеннолетнего под надзор, такое согласие судом будет должно быть получено». Представляется, что данное правило может быть применено только в отношении лиц, заменяющих родителей, поскольку российское семейное и гражданское законодательство, в частности, предполагает выражение добровольного согласия лица, принимающего несовершеннолетнего под попечительство или в приемную семью.

В отношении же родителей данное указание вряд ли является не только уместным, но и допустимым, поскольку в соответствии с п. 1 ст. 63 Семейного кодекса РФ родители обязаны воспитывать своих детей, а также несут ответственность за воспитание и развитие своих детей. Получается абсурдная ситуация, в которой судья, решая вопрос о передаче несовершеннолетнего правонарушителя под надзор родителей, должен спросить у них, не возражают ли они против исполнения ими своей семейно-правовой обязанности по воспитанию детей. Очевидно, что отказ родителя от принятия ребенка под надзор возможен только в случае невозможности исполнения данной обязанности в силу уважительных причин, не зависящих от желания самих родителей, например, тяжелой болезни. Во всех же остальных случаях такой отказ может рассматриваться как основание для лишения родителя родительских прав в связи с уклонением от выполнения родительских обязанностей, что, к сожалению, невозможно произвести в рамках уголовного судопроизводства. Нередко в западных моделях ювенального уголовного судопроизводства предусматривается механизм привлечения к юридической ответственности родителей, если будет установлено, что их попустительство послужило основной причиной преступного поведения несовершеннолетнего.

Как показывает анализ норм, закрепляющих процессуальные основания функционирования механизма применения принудительных мер воспитательного воздействия, значительное число проблем порождается в связи с некоторой пробельностью и определенной несогласованностью норм российского УПК.

В первую очередь справедливую критику со стороны следователей и судей вызывает закрепленный в УПК РФ порядок прекращения уголовного преследования в отношении несовершеннолетних с применением принудительных мер воспитательного воздействия. Введение судебной формы прекращения уголовного преследования по данному основанию в определенной степени усложняет деятельность должностного лица, уполномоченного законом на инициирование данного процесса. Такая модель реализации дискреционных полномочий не в полной мере отвечает назначению современного ювенального уголовного судопроизводства. Кроме того, отечественный законодатель изначально нормативно предопределил, что процессуальные решения о прекращении уголовного преследования в отношении несовершеннолетнего будут выноситься дважды: первоначально лицом, осуществляющим производство по делу на стадии предварительного расследования, а затем судьей. Следует признать не совсем удачной и формулировку ч. 6 ст. 427 УПК РФ, предусматривающую получение согласия несовершеннолетнего подозреваемого, обвиняемого или его законного представителя на прекращение в отношении несовершеннолетнего уголовного преследования, поскольку в такой ситуации вполне может произойти подмена мнения несовершеннолетнего мнением законного представителя. Кроме того, анализ законодательства не позволяет определить, в какой же форме должно быть получено такое согласие. Не в этом ли причина того, что часто в уголовном деле нет письменного согласия ни несовершеннолетнего, ни его законного представителя?

Достаточное количество проблем возникает и в связи с применением норм, содержащихся в ст. 431 и 432 УПК РФ, т.е. когда суд освобождает несовершеннолетнего подсудимого либо от уголовной ответственности, либо от наказания с назначением принудительных мер воспитательного воздействия. В частности, стоит сказать опять же о неудачном термине «специализированное учреждение для несовершеннолетних», под которым в соответствии с п. 44 ст. 5 УПК РФ понимается «специализированный государственный орган, обеспечивающий исправление несовершеннолетних и созданный в соответствии с федеральным законом». Складывается впечатление, что законодатель смешивает понятия «учреждение» и «государственный орган», при том, что это далеко не одно и то же. Более того, понятие «учреждение» не является термином уголовно-процессуального права, а значит, его значение и содержание должно соотноситься с нормами российского гражданского права. А поскольку это не сделано, то содержательное наполнение термина «специализированное учреждение для несовершеннолетних» отличается нечеткостью и неконкретностью.

Очевидно, что в контексте интенсивно обсуждаемых проблем возрождения в России автономного ювенального судопроизводства вполне уместным будет провести совершенствование механизма применения принудительных мер воспитательного воздействия, которые вполне согласуются с идеями развития альтернатив уголовному преследованию несовершеннолетних. Одним из вариантов может стать сочетание принудительных мер воспитательного воздействия с восстановительными технологиями. К сожалению, российский законодатель не предусматривает никаких вариантов учета мнения потерпевшего при избрании несовершеннолетнему принудительной меры воспитательного воздействия.

Особое значение при производстве по делам несовершеннолетних отводится стадии судебного разбирательства, поскольку на ней решается целый ряд значимых, принципиальных вопросов. В связи с этим предусматривается ряд специальных правил осуществления подобного судебного разбирательства. В частности, ограничивается принцип гласности судебного разбирательства по уголовным делам о преступлениях, совершенных несовершеннолетними в возрасте до 16 лет (п. 2 ч. 2 ст. 241 УПК РФ). Целью такого ограничения является снижение психотравмирующего воздействия уголовного судопроизводства на личность несовершеннолетнего подсудимого. С этой же целью несовершеннолетний подсудимый может быть удален из зала судебного заседания, это нашло закрепление в ст. 429 УПК РФ. Кроме того, судебное разбирательство по делам о преступлениях несовершеннолетних характеризуется интенсивной психолого-педагогической насыщенностью, что проявляется как в применении специальных психолого-педагогических знаний и привлечении в качестве специалиста педагога или психолога, так и в выявлении особых обстоятельств, связанных с совершением преступления, а также с решением вопроса об освобождении несовершеннолетнего подсудимого от уголовной ответственности или уголовного наказания с применением принудительных мер воспитательного характера или направлением в специальное учебно-воспитательное учреждение закрытого типа.

Несовершенство уголовно-процессуального законодательства определяет и сложности, связанные с привлечением в российское уголовное судопроизводство различных специалистов. В частности, недостаточно урегулированным и определенным является процессуальный статус педагога или психолога.

Если говорить о российском уголовном процессе, то законодатель счел необходимым закрепить процессуальную фигуру педагога или психолога. В этом смысле была продолжена традиция, заложенная еще в УПК РСФСР 1961 г., предусматривающем участие педагога при проведении допроса несовершеннолетнего. Педагогический элемент судопроизводства в отношении несовершеннолетних этим не ограничивается, поскольку ст. 400 УПК РСФСР предусматривав участие в судебном заседании представителя учебно-воспитательного учреждения. В ныне действующем УПК РФ отсутствует легальное определение педагога или психолога. Ситуация усугубляется и недостаточной законодательной оформленностью процессуального статуса специалиста, что может свидетельствовать «как об отсутствии у законодателя четкого представления о том, какова роль специалиста в уголовном процессе, так и об отсутствии теоретической ясности в том, что следует относить к правам и обязанностям специалиста, а что к направлениям его деятельности»20Верещагина А. Институт специалиста в УПК РФ // Уголовное право. 2007. № 3. С. 86..

Приходится констатировать, что в российском уголовном процессе возникло расхождение сущности понятия «педагог, психолог» и его процессуальных функций. По своей сути педагог или психолог являются специалистами, однако их процессуальный статус существенно отличается от процессуального статуса специалиста, закрепленного в УПК РФ. В частности, «педагог, знающий допрашиваемого, пользующийся у него уважением, — это, прежде всего педагог, обучающий несовершеннолетнего и, несомненно, заинтересованный в исходе дела, так как несет ответственность как за его обучение, так и за воспитание, в связи с чем фигура педагога не вписывается в правовой статус специалиста, предусмотренный ст. 58 УПК РФ»21Макаренко И.А. Проблемы участия педагога и психолога в процессе расследования уголовных дел в отношении несовершеннолетних // Российский следователь. 2007. № 13. С. 5.. Иными словами, фактически педагог или психолог, приглашаемый для участия в допросе, является специалистом с особым процессуальным статусом.

Теоретически видятся два варианта выхода из сложившейся ситуации. Во-первых, возможно изменение процессуального статуса специалиста, с тем чтобы стало возможным наложение процессуальных функций педагога или психолога на процессуальные функции специалиста, однако в связи с аморфностью и нечеткостью именно процессуальной фигуры специалиста такой путь видится малоперспективным. Хотя опыт решения проблемы именно таким образом известен. Примером является уголовно-процессуальное законодательство Республики Беларусь или Азербайджанской республики, прямо относящее педагога (психолога) к специалистам, наделяя его правами и обязанностями специалиста.

Во-вторых, логичным было бы законодательное уточнение и более четкое оформление процессуального статуса педагога или психолога как самостоятельной процессуальной фигуры. Полагаем, что в этом случае педагог или психолог могут быть нормативно обозначены в уголовно-процессуальном законодательстве именно в качестве специалиста, выполняющего особые процессуальные функции.

На наш взгляд, основные функции педагога или психолога в уголовном судопроизводстве должны заключаться в:

  • оказании содействия лицу, производящему допрос, в формулировке вопросов, доступных пониманию несовершеннолетнего;
  • установлении психологического контакта с несовершеннолетним допрашиваемым и стабилизации данного контакта;
  • защите несовершеннолетнего от необоснованного и незаконного психического воздействия допрашивающего его лица;
  • оказании помощи органам предварительного расследования и суду в выявлении причин и условий совершения преступления;
  • прогнозировании дальнейшего поведения несовершеннолетнего в процессе расследования преступления;
  • возможности оказания консультативной помощи должностным лицам, решающим вопрос о прекращении уголовного преследования в отношении несовершеннолетнего с применением принудительных мер воспитательного характера.

Однако современное российское уголовно-процессуальное законодательство не создает достаточной нормативной базы для реализации данных функций. Открытым остается и вопрос о том, как должен осуществляться выбор педагога или психолога, привлекаемого для допроса несовершеннолетнего. Законодательно этот вопрос также не урегулирован.

Следует обратить внимание и на то, что УПК РФ содержит не совсем удачную нормативную формулировку, закрепляющую модель разграничения обязательных и факультативных случаев привлечения к допросу педагога или психолога. Российский законодатель допускает привлечение педагога или психолога для участия в проведении допроса несовершеннолетнего подозреваемого, обвиняемого, не достигшего возраста 16 лет либо достигшего этого возраста, но страдающего психическим расстройством или отстающего в психическом развитии. При общей позитивной направленности данной нормы, при всех заключенных в ней возможностях повышенной защиты несовершеннолетних в уголовном процессе сам механизм привлечения специалиста в области педагогики и психологии остается несовершенным и схематичным.

Подводя итог сказанному, отметим, что эффективность современного российского ювенального уголовного судопроизводства зависит от соблюдения ряда условий:

  1. учета возрастных психофизиологических особенностей несовершеннолетнего при осуществлении в отношении него уголовного преследования с тем, чтобы уменьшить травмирующее воздействие на него самого уголовно-процессуального правоотношения;
  2. создания эффективного механизма обеспечения прав несовершеннолетних подозреваемых, обвиняемых и подсудимых, с целью недопущения незаконного привлечения их к уголовной ответственности и нарушения их прав и законных интересов в ходе производства по делу;
  3. социально-воспитательной направленности уголовного процесса с участием несовершеннолетних.

Уголовное судопроизводство в отношении несовершеннолетних строится как на общих принципах, так и на специфичных, характерных только для данного дифференцированного порядка судопроизводства.

Особенности процессуальной деятельности должны проявляться именно на всех стадиях ювенального уголовного судопроизводства. Обеспечение данного требования требует не просто дифференциации ювенального уголовного судопроизводства, но и одновременного решения проблемы специализации. Очевидно, что дифференциация производства по делам несовершеннолетних должна сопровождаться специализацией следователей, прокуроров, судей, адвокатов. Зарубежные государства, имеющие вполне сформированные автономные системы ювенального уголовного судопроизводства, пошли именно по этому пути. На это обстоятельство неоднократно указывали различные исследователи. Кроме того, в постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 14 февраля 2000 г. № 7 «О судебной практике по делам о преступлениях несовершеннолетних» рекомендовано не только повышать профессиональную компетентность судей, рассматривающих дела о преступлениях несовершеннолетних, но и их специализацию. Более того, на наш взгляд, дальнейшее развитие процессуальной формы производства по делам несовершеннолетних будет эффективным только при соответствующей специализации как на стадии предварительного расследования, так и на стадии судебного разбирательства. Модель такой специализации должна учитывать позитивный российский и зарубежный опыт.

УПК РФ вслед за УПК РСФСР не предусматривает законодательных оснований для специализации следователей, дознавателей, прокуроров, судей, а тем более адвокатов. Хотя в конце 1950-х — начале 1960-х гг. предпринимались определенные организационные попытки введения судебной и следственной специализации, однако в связи с отсутствием соответствующей законодательной базы дело закончилось внедрением лишь отдельных элементов специализации. В настоящее время следственная специализация если и существует. то носит скорее неофициальный характер, поскольку регулируется не законодательством, а ведомственными рекомендациями о введении специализации при наличии для этого возможностей.

При этом часто игнорируется даже тот позитивный опыт, который был накоплен в нашем государстве в советский период. Говорить о каких-либо элементах специализации в органах дознания вообще не приходится. Что касается судебной специализации, то в ряде субъектов в рамках внедрения ювенальных технологий в качестве эксперимента введена специализация судей, рассматривающих дела в отношении несовершеннолетних. Например, в Ростовской области в январе 2001 г. началась реализация пилотного проекта, в рамках которого в 2004-2006 гг. были созданы три модельных ювенальных суда22Ткачев В.Н. Опытная модель ювенальной юстиции в Ростовской области и ее распространение в регионах России // Информационная подборка материалов к парламентским слушаниям на тему «Законодательное обеспечение практики внедрения ювенальных технологий в деятельность судов общей юрисдикции и комиссий по делам несовершеннолетних и защите их прав в Российской Федерации». М., 2009. С. 12.. В Московской области во всех городских судах (за исключением 5 малосоставных) введена специализация судей по делам несовершеннолетних. Организация судебной специализации по делам несовершеннолетних в Московской области является примером внедрения не только успешных зарубежных технологий, но и позитивного российского опыта: в судебной коллегии по уголовным делам Московского областного суда более 20 лет действует специализированный состав, рассматривающий в кассационной инстанции уголовные дела о преступлениях с участием несовершеннолетних23Волошин В.М. Информация о внедрении ювенальных технологий в Московской области // Информационная подборка материалов к парламентским слушаниям на тему «Законодательное обеспечение практики внедрения ювенальных технологий в деятельность судов общей юрисдикции и комиссий по делам несовершеннолетних и защите их прав в Российской Федерации». М, 2009. С. 26.. Специализированный состав кассационной инстанции по уголовным делам в отношении несовершеннолетних многие годы существует и в Крясноярском краевом суде. В мае 2004 г. такой же состав был создан в Московском городском суде24Справка о внедрении ювенальных технологий в суды общей юрисдикции (подготовлена Управлением анализа и обобщения судебной практики Верховного суда Российской Федерации, август 2008 г.) // Вопросы ювенальной юстиции. 2009. № 2. С. 24 25.. Ювенальная судебная специализация существует в судах Липецкой области, где на базе Елецкого районного суда даже создан модельный ювенальный суд. Однако таких шагов явно недостаточно. Нужны четкие законодательные основания с хороню прописанным механизмом реализации. В связи с этим некоторое недоумение вызывает внесение в Рекомендации парламентских слушаний на тему «Законодательное обеспечение практики внедрения ювенальных технологий в деятельность судов общей юрисдикции и комиссий по делам несовершеннолетних и защите их прав в Российской Федерации», которые прошли 12 ноября 2009 г. рекомендации МВД России следующего содержания: «при расследовании дел о преступлениях несовершеннолетних, совершенных несовершеннолетними, обеспечить специализацию следователей, принять меры к повышению уровня их квалификации». При этом законотворческая деятельность по разработке соответствующих изменений в действующем законодательстве не предлагается. Очевидно, что при таком подходе данная рекомендация перекочует в ведомственные рекомендации системы МВД и не сможет реально повлиять на сложившуюся ситуацию со следственной специализацией.

Современный российский уголовный процесс на законодательном уровне не предполагает введение социального работника в уголовное судопроизводство в отношении несовершеннолетних. Вполне справедлива в этой связи характеристика, данная Э.Б. Мельниковой: «Российское уголовно-процессуальное законодательство не предусматривает широкого участия специалистов-неюристов в отправлении правосудия по делам несовершеннолетних. В нем нет социального исследования как обязательной стадии процесса, в распоряжении суда (судьи) нет и такого разнообразия социальных служб, специально созданных для обеспечения уголовного процесса по делам несовершеннолетних арсеналом этих знаний, нет и традиционного обращения суда к помощи неюридических учреждений ювенального профиля». Однако в последнее десятилетие все чаще высказываются аргументы в пользу введения данной фигуры. В отдельных субъектах РФ (Ленинградская, Ростовская, Саратовская области) предприняты экспериментальные попытки по введению в уголовное судопроизводство по делам несовершеннолетних социального работника. Хотя данное направление может быть перспективным в рамках определения стратегических направлений российской ювенальной уголовно-процессуальной политики, на сегодняшний день отсутствуют надлежащие законодательные основания для повсеместного введения фигуры социального работника в уголовный процесс.

Анализ материалов, опубликованных по результатам таких экспериментов, позволяет сделать определенные выводы как теоретического, так и практического характера.

С одной стороны, как со стороны теоретиков, так и со стороны практиков наблюдается стойкий интерес к введению в уголовное судопроизводство данного специалиста. С другой стороны, введение данной фигуры в уголовный процесс сопряжено с целым рядом трудностей объективного характера, с которыми нельзя не считаться.

Во-первых, в отличие от западных государств, в России отсутствует та самая надлежащая законодательная база для привлечения социального работника в производство по уголовному делу в отношении несовершеннолетнего. Без такой законодательной основы моделировать участие социального работника в уголовном судопроизводстве не просто затруднительно, а фактически невозможно. Без этого нельзя четко определить и процессуальный статус социального работника в уголовном процессе.

Во-вторых, отсутствует четкое понимание сущности понятия «социальный работник». В результате в данную категорию попадают различные специалисты, имеющие и юридическое, и психологическое, и педагогическое образование. Полагаем, что вопрос о наполнении соответствующим содержанием понятия «социальный работник» применительно к нуждам уголовного судопроизводства является далеко не праздным или излишне теоретизированным. Сущностная неопределенность в данном случае приведет к появлению в уголовном процессе еще одной фигуры с аморфным процессуальным статусом. При таком подходе социальный работник как процессуальная фигура вполне может повторить судьбу специалиста, только в еще более гипертрофированном виде.

Сторонники введения в уголовное судопроизводство социального работника подчеркивают, что значение и сущность этого понятия следует понимать не в общеупотребительном смысле, а в специальном, применимом к уголовному процессу. Например, в Ростовской и Ленинградской областях социальный работник — это помощник судьи, выполняющий функции социального работника. Уточнение содержания данного понятия необходимо провести до введения его легального определения.

Исторически в России под социальным работником понимают лицо, оказывающее определенную помощь различным категориям людей (престарелых, инвалидов, малолетних), попавших в сложную жизненную ситуацию. В современной России социальный работник — это специалист государственной системы социальных служб. Основные функции данных работников фактически сводятся к обеспечению государственной социальной защиты населения. При этом система социальной защиты рассматривается как «совокупность институтов и комплекс мер экономического, правового, организационного характера, которые направлены на предупреждение или смягчение негативных последствий для человека и его семьи при наступлении определенных социально значимых обстоятельств (в том числе социальных рисков), а также на сохранение приемлемого уровня их материального и социального благополучия»24Миронова Т.К. К вопросу об определении понятия «социальная защита» (правовой аспект) // Трудовое право. 2008. № 3. С. 9.. И такие функции органов социальной защиты могут быть востребованы в рамках уголовного судопроизводства в рамках непроцессуального взаимодействия суда и следственных органов с учреждениями социальной защиты населения. Примеры реализации такого взаимодействия в российской правоприменительной практике имеются25Федотов И.С. Особенности не процессуального взаимодействия при расследовании насильственных преступлений, совершаемых в отношении малолетних // Вопросы ювенальной юстиции. 2008. № 1. С. 17.. В Волгоградской области в рамках реализации новых ювенальных технологий в судебной практике на базе Волжского городского суда к исследованию данных о личности и семье ребенка привлекаются работники социальных служб26Гуськова А.П. Личность обвиняемого в уголовном процессе (проблемные вопросы науки и практики) // Избранные труды. Оренбург. 2007. С. 123..

В российских высших учебных заведениях готовят специалистов с квалификациями «социальный работник», «социальный педагог», «социальный психолог». Возникает закономерный вопрос о том, могут ли быть использованы знания и умения, полученные данными специалистами, в рамках ювенального уголовного судопроизводства, или для нужд уголовного судопроизводства нужен несколько иной специалист. определяемый, однако, как «социальный работник».

На наш взгляд, в данном случае мы имеем дело с неудачной отечественной калькой аналогичных зарубежных понятий, применяемых для обозначения различных специалистов неюридического профиля с целью обеспечения той самой социальной насыщенности уголовного судопроизводства в отношении несовершеннолетних. Впрочем, сложно выдвинуть какие-либо принципиальные возражения против использования данного термина в уголовном процессе при условии выработки четкого легального определения понятия «социальный работник в ювенальном уголовном судопроизводстве». Такой путь является оправданным и в силу того, что при всей своей полисемантичности данный термин прошел определенную хабитуализацию или «опривычивание» среди правоприменителей.

Целью деятельности социального работника в ювенальном уголовном судопроизводстве является определение адекватных мер по вторичной превенции и ресоциализации несовершеннолетнего правонарушителя и оказании содействия в сборе социальной информации о личности несовершеннолетнего. Реализация такой цели требует от законодателя и правоприменителя выстраивания четкой модели. Информация должна собираться не только о личности несовершеннолетнего, но и о его социальном окружении и социальном взаимодействии, поскольку «потребность в целостном исследовании личности обвиняемого определяется тем, что сегодня человек активно включен в многообразие связей и отношений с действительностью».

Введение легального термина «социальный работник» должно идти параллельно с определением его процессуального статуса и функций. На сегодняшний день в рамках экспериментальных наработок решен вопрос процессуальных функций социального работника, в то время как его процессуальные права и обязанности обозначаются весьма схематично или не определяются вообще. Так, в Справке об опыте работы социальных работников (помощников судей, выполняющих функции социальных работников) при судах Ростовской области за 8 месяцев 2003 г. фактически определены следующие функции такого социального работника:

  • всесторонне изучить поступившее в суд уголовное дело несовершеннолетнего, психологические и психоэмоциональные особенности личности несовершеннолетнего подсудимого для предложения суду мер по его реабилитации и ресоциализации;
  • осуществлять лично (либо организовывать с помощью других специалистов) социально-психологическое обследование несовершеннолетнего подсудимого, использовать в этой работе помощь специалистов: инспекторов подразделений по делам несовершеннолетних органов внутренних дел (ПДН), участковых уполномоченных милиции общественной безопасности, иных сотрудников милиции; работников комиссий по делам несовершеннолетних и защите их прав органов местного самоуправления (КДН); специалистов иных государственных и общественных социальных служб (психологов органов управления образованием или социальной защиты населения, инспекторов по охране прав детства органов опеки и попечительства, педагогов и т.п.);
  • составлять адресную (индивидуальную) реабилитационную программу для несовершеннолетнего подсудимого и осуществлять контроль за ее прохождением;
  • отбирать материалы для проведения процедур примирения и подготовки сторон для проведения примирительных встреч (элементы восстановительного правосудия, предусматривающие возможность примирения преступника и жертвы преступления, восстановления социальной справедливости);
  • представляет, отчет суду (судье) о проведенном социально-психологическом обследовании несовершеннолетнего подсудимого, включающий в себя рекомендации по необходимой несовершеннолетнему реабилитационной помощи, а также по запросу в Координационный совет при Ростовском областном суде;
  • составлять и представлять итоговый отчет о проделанной работе за время осуществления Проекта сторонам Соглашения (Ростовскому областному суду, Управлению Судебного департамента при Верховном Суде РФ в Ростовской области, ПРООН).

Подобным же образом обозначен функциональный компонент и в проекте, реализуемом в Кингисеппском городском суде Ленинградской области:

  • помощь судье в исследовании личности несовершеннолетнего в соответствии с принципами восстановительного правосудия;
  • подготовка предложений о возможности применения судом к подростку воспитательных и реабилитационных мер вместо карательных и репрессивных;
  • выработка предложений о применении мер по социальной адаптации несовершеннолетних, находящихся в конфликте с законом, а также содействие взаимодействию суда со всеми органами профилактики и общественными организациями27Кульшина Э.Ю. Введение элементов ювенальной юстиции в Кингисеппском городском суде Ленинградской области // Вопросы ювенальной юстиции. 2007. № 3. С. 20..

Достаточно полно, на наш взгляд, очерчен целевой и содержательный компонент деятельности социального работника в проекте, который реализовывался в Саратовской области начиная с 2001 г. Основная цель введения социального работника при судах закреплялась в проекте как оказание помощи судье в изучении уголовного дела в отношении несовершеннолетнего «на предмет его социализации личности, отношения к виновности в совершенном преступлении». Для достижения данной цели социальный работник должен был: изучить семейный и окружающий подростка социум, установить, в каких условиях развивался и рос несовершеннолетний, какие причины и мотивы побудили его совершить преступление, насколько несовершеннолетний осознано шел на правонарушение, соответствует ли физическое развитие подростка его психическому развитию; выяснить сферу интересов, общения несовершеннолетнего, уточнить, кто оказывает на него наибольшее влияние, имеет ли он отрицательный жизненный опыт (алкоголизм родителей, насилие в семье, бегство из дома и т.д.). Примечательно и то, что начало деятельности социального работника связывалось с его непосредственным визитом в семью и с получением согласия родителей на общение с несовершеннолетним.

На наш взгляд, такой набор функций социального работника не случаен. Поскольку ювенальные технологии в российские суды на рубеже третьего тысячелетия вводились в значительной степени по инициативе зарубежных общественных организаций, то и организационно-методический компонент в основном был заимствованным. А если учесть, что парадигма восстановительного правосудия в отношении несовершеннолетних в настоящее время превалирует в ювенальной политике многих западных государств, то станет очевидным, что мы имеем дело с экстраполяцией западных технологий в российское уголовное судопроизводство в отношении несовершеннолетних. При общем позитивном характере таких направлений деятельности социального работника механизм реализации большинства из них применительно к российскому уголовному судопроизводству явно не разработан.

Позитивным моментом является привлечение различных специалистов для исследования личности несовершеннолетнего и его социального окружения. Реализация данной функции будет способствовать выполнению установленных законодателем в ст. 421 УПК РФ требований. Однако механизм привлечения социального работника к установлению обстоятельств, фактически составляющих расширенный предмет доказывания по уголовному делу в отношении несовершеннолетнего, в рамках пилотных проектов не определен, да и нормативно не закрещен. Для ряда зарубежных государств такая ситуация вполне нормальна, поскольку одним из принципов отправления правосудия в отношении несовершеннолетних рассматривается отказ от формальных процедур. Если речь идет о совершении нетяжких преступлений, то нередко приоритет в самой процедуре отдается специалистам — неюристам и социальным технологиям, обеспечивающим вторичную превенцию. В данном случае социальный компонент может нередко превалировать над юридическим даже в ущерб правам личности. В российском уголовном процессе с четкой регламентацией уголовно-процессуальной формы есть не только свои минусы, но и существенные плюсы, поскольку «объему и способам учета возрастных особенностей несовершеннолетних судьи в западных странах уделяют больше внимания, но не менее важны гарантии прав личности несовершеннолетнего, которые российская судебная процедура по делам несовершеннолетних обеспечивает полнее».

Во-первых, совершенно не ясно, с помощью каких средств и методов социальный работник будет осуществлять помощь судье в исследовании личности несовершеннолетнего или лично осуществлять социально-психологическое исследование в отношении несовершеннолетнего, а также каковы пределы данного исследования и его нормативные основания. Как следует из той же справки Ростовского областного суда, в 2003 г. из 13 социальных работников (помощников судей с функциями социальных работников) 7 человек имели чисто юридическое образование, 3 — психологическое образование, 2 — психологическое и юридическое образование и 1 — педагогическое и юридическое. Таким образом, образовательный уровень участвующих в эксперименте социальных работников существенно разнится. При этом все они должны решать практически идентичные задачи, что следует из обозначенных направлений деятельности. Более того, подобные функции сами по себе требуют уточнения и конкретизации, поскольку четкого определения социально-психологического исследования и его пределов в рамках уголовного судопроизводства не существует. С точки зрения современной психологии, «личность» — это «особое качество человека, приобретаемое им в социокультурной среде в процессе совместной деятельности и общения».

Исследование личности несовершеннолетнего правонарушителя имеет определенную специфику, связанную с возрастными закономерностями формирования личности, с учетом ее адаптации, индивидуализации и интеграции. С этой позиции вмешательство специалиста — неюриста обоснованно и оправданно, поскольку «личность преступника исследуется как социальная проблема, которую необходимо решать путем поиска причин данного явления и, соответственно, предложения рекомендаций по их устранению»28Макаренко И.А. Личность несовершеннолетнего обвиняемого как объект криминалистического исследования. М.. 2006. С. 40.. Интерес к дополнительному социальному исследованию личности несовершеннолетнего стимулирует и современное состояние правоприменительной практики, когда нередко уголовные дела в отношении несовершеннолетних поступают в суд с минимумом характеризующей несовершеннолетнего информации.

Однако решение такой комплексной задачи требует от специалиста владения методами исследования личности несовершеннолетнего в комплексе с исследованием его социального взаимодействия и процессов социальной адаптации, индивидуализации и интеграции. Основные направления деятельности социального работника в рамках пилотных проектов предполагают изучение психологических особенностей личности несовершеннолетнего, социальной и воспитательной среды подростка, выяснение причин и условий преступления, принятие мер по их устранению, предупреждению правонарушающего поведения таким подростком в будущем. В зарубежных моделях ювенальной юстиции такое сочетание достаточно традиционное, поскольку при определении приоритетных направлений ювенальной политики в большинстве государств, в отличие от России, нет деления ее задач на уголовно-правовые, криминологические, уголовно-процессуальные и криминалистические. А интеграция на целевом уровне ведет к интеграции на уровне форм и средств реализации поставленных задач. Российская модель решения аналогичных задач не может строиться путем механического копирования западных аналогов с учетом того, что для нашей страны характерны более четкие границы между различными направлениями исследования личности несовершеннолетнего правонарушителя. Поэтому, еще раз подчеркнем, основной недостаток всех экспериментальных проектов — это в значительной степени ориентация на «западные» модели без учета специфики отечественного уголовного судопроизводства в отношении несовершеннолетних.

Вряд ли в таких условиях социальный работник, не владеющий методиками социально-психологического исследования, сможет реализовать возложенную на него функцию. В данном случае ему придется лишь дублировать дознавателя, следователя или судью, на которых уже законом возложена функция установления обстоятельств, указанных в ст. 421 УПК РФ, и собирать дополнительную информацию, характеризующую личность несовершеннолетнего правонарушителя и его социальное окружение. Не ясно, как помощник судьи с функциями социального работника может изучать психологические и психоэмоциональные особенности личности несовершеннолетнего по материалам уголовного дела, поскольку возможность его личных контактов с несовершеннолетним подсудимым законодательно не урегулирована и практически зачастую невыполнима, например, в силу нахождения несовершеннолетнего под стражей. Если вести речь о привлечении социальным работником других специалистов, то в модели должен быть четко определен законодательный механизм их привлечения. А на сегодняшний день в российском уголовном процессе отсутствует сама фигура социального работника, не говоря уже о лицах, оказывающих ему содействие.

Вторая и последующие проблемы напрямую связаны с первой. Если социальный работник собирает определенную характеризующую несовершеннолетнего информацию, то закономерно возникает вопрос о пределах такого социального исследования личности несовершеннолетнего и его социального окружения. Установление таких пределов на законодательном уровне весьма затруднительно, однако возможно создание механизма судебного обжалования действий социального работника в случае нарушения в ходе подобного исследования личных прав граждан.

Следует сказать и о том, что эффективность деятельности социального работника во многом зависит от востребованности результатов его работы в ходе судебного разбирательства. Судья в принятии решений не связан доводами социального работника и. в принципе, может их даже проигнорировать при принятии судебного решения. В то же время необходимо закрепить обязанность судьи ознакомиться с результатами исследования, проведенного социальным работником и учитывать собранные материалы при вынесении приговора и определении наказания. Именно такая позиция находит законодательное закрепление применительно к французской ювенальной юстиции. Ювенальный судья или прокурор обязаны обратиться в службу судебной защиты молодежи до того, как будет принято какое-либо решение или сформулировано какое-либо требование. Соответствующий отчет должен быть приложен к материалам дела несовершеннолетнего правонарушителя.

К сожалению, действующая российская модель уголовного судопроизводства в отношении несовершеннолетних фактически не позволяет привлекать подобного работника на стадии предварительного расследования. А ведь именно на данной стадии судопроизводства должен осуществляться сбор основной социально и личностно ориентирующей информации о несовершеннолетнем подозреваемом или обвиняемом. В противном случае именно суды будут вынуждены выполнять данную работу, что и получилось в случае с экспериментом в Ростовской области, где «предусматривалась также возможность участия социального работника по уголовным делам несовершеннолетних и со стадии предварительного следствия (изучение данных о личности несовершеннолетнего, причин совершения преступления, подготовка программы его реабилитации совместно с работниками органов государственной системы профилактики безнадзорности и правонарушений несовершеннолетних, защиты их прав). Однако в этом направлении эксперимент не проводился, т.к. сразу же возникли практические вопросы, связанные с недостаточным правовым урегулированием такого участия соцработника на стадии предварительного следствия».

В решении данной проблемы можно и нужно опираться на зарубежный опыт. Например, во многих государствах существует процессуальная фигура, а ювенальный суд на основе анализа имеющейся у него информации, в том числе характеризующей личность несовершеннолетнего, принимает решение о необходимости или избыточности проведения предварительного следствия. Так, во Франции в соответствии с п. 13 Ордонанса «Правонарушения несовершеннолетних» от 2 февраля 1945 г. № 45-174 ювенальный суд может предписать проведение дополнительного расследования, передав все материалы следственному судье. Таким образом, информация о личности несовершеннолетнего правонарушителя в первую очередь поступает к ювенальному судье, а уже затем используется иными субъектами ювенального судопроизводства в рамках и объеме, определенном ювенальным судьей.

Несомненным преимуществом зарубежных моделей ювенального уголовного судопроизводства является наличие в них четких и достаточно детально проработанных концепций участия специалистов в области образования и социальной работы в судопроизводстве по делам несовершеннолетних. На сегодняшний день для России актуальной является именно разработка такой целостной концепции участия социального работника в уголовном судопроизводстве по делам несовершеннолетних. В качестве основных положений данной концепции можно предложить следующее.

1. Создание специальных социальных служб по работе с несовершеннолетними, вовлеченными в сферу уголовного судопроизводства. в системе Минюста. В структуре таких служб могли бы работать различные специалисты, обеспечивающие процесс исследования личности и социального окружения несовершеннолетнего правонарушителя. Создание таких органов допускает и действующее законодательство, поскольку Федеральный закон от 24 июня 1999 г. № 120-ФЗ «Об основах профилактики и безнадзорности правонарушений несовершеннолетних» в ч. 3 ст. 4 допускает участие в деятельности по профилактике безнадзорности и правонарушений несовершеннолетних других органов, учреждений и организаций в пределах их компетенции в порядке, установленном законодательством Российской Федерации и (или) законодательством субъектов Российской Федерации. К сожалению, современная система органов профилактики безнадзорности и правонарушений несовершеннолетних представляет собой плохо функционирующий конгломерат, в котором отсутствует механизм реального взаимодействия различных структур. Поэтому реальная помощь, оказываемая ими органам предварительного расследования и суду, на сегодняшний день минимальна. В первую очередь, это связано с различной ведомственной подчиненностью и несогласованностью функций, выполняемых каждой из структур.

В таких условиях создание специализированной службы в составе Минюста могло бы, во-первых, сопровождаться более оптимальным перераспределением функций между различными органами, во-вторых, обеспечить потребности уголовного судопроизводства в отношении несовершеннолетних, поскольку современное законодательство позволяет их обеспечить в минимальной степени. Более того, приходится констатировать практически полное отсутствие преемственности и согласованности между УПК РФ и указанным Федеральным законом. Необходимо, чтобы правовой статус социального работника согласованно, без наличия конфликта норм, регулировался как Федеральным законом «Об основах профилактики и безнадзорности правонарушений несовершеннолетних», так и УПК РФ. Не исключен и вариант разработки и принятия специального федерального закона «О ювенальной юстиции», который в числе других регулировал бы правовое положение и механизм участия в уголовном судопроизводстве в отношении несовершеннолетних социальных работников.

2. Внесение изменений и дополнений в УПК РФ, в частности, за счет дополнения ст. 421 частью 3, закрепив в ней возможность привлечения специалистов службы социальных работников по делам несовершеннолетних Министерства юстиции РФ к установлению обстоятельств, характеризующих личность и социальное окружение несовершеннолетнего подозреваемого, обвиняемого, подсудимого. В ряде случаев социальный работник мог бы привлекаться к производству допроса несовершеннолетнего.

3. Законодательное закрепление за социальным работником обязанности провести изучение личности и социального окружения несовершеннолетнего, составлять социальный отчет в отношении несовершеннолетнего и право ходатайствовать перед судом о назначении в отношении несовершеннолетнего той или иной принудительной меры воспитательного воздействия, о назначении или замене законного представителя несовершеннолетнего.

4. Социальный отчет, составляемый социальным работником, должен содержать сведения, характеризующие несовершеннолетнего, его социальное окружение, выводы о причинах противоправного поведения, сведения о наличии в окружении несовершеннолетнего взрослых лиц. способствующих его вовлечению в преступную деятельность. предложения по вторичной превенции, в том числе предложения по применению к несовершеннолетнему той или иной принудительной меры воспитательного воздействия и т.д.

5. Определение процессуальных гарантий прав личности несовершеннолетнего, его законных представителей при проведении изучения его личности и социального окружения, установления юридической ответственности социального работника в случае злоупотребления своими правами.

6. Укомплектование штатов служб социальных работников по делам несовершеннолетних за счет введения в их состав различных специалистов, имеющих опыт работы с подростками: психологов, социальных работников, социальных педагогов и т.д.

7. Создание законодательных и организационных условий для включения в ювенальное уголовное судопроизводство элементов восстановительного правосудия. Подготовка кадров ятя осуществления примирительных процедур. Включение в штат службы социальных работников профессиональных медиаторов, специализирующихся на проведении примирительных процедур с участием несовершеннолетних.

Решение обозначенных задач потребует разработки и реализации комплексной целевой программы по обеспечению социальной насыщенности ювенального уголовного судопроизводства. В противном случае не удается избежать несогласованности и пробельности в правовом регулировании данных вопросов, которые присутствуют как в российском законодательстве, так и в правоприменительной практике.

Это далеко не полный перечень проблем современного российского ювенального судопроизводства. Однако и сказанного достаточного для того, чтобы придти к вполне логичному выводу: приоритетным направлением российской ювенальной уголовно-процессуальной политики должны стать реформирование системы ювенального уголовного судопроизводства, создание для этого полноценной законодательной базы.

Одним из направлений ювенальной уголовно-процессуальной политики должно стать и преодоление правового нигилизма, сложившегося в российском обществе при оценке идей ювенальной юстиции. К сожалению, это объясняется недостаточной правовой подготовкой большинства российских граждан, отрывочными сведениями о сути ювенальной юстиции в единстве с тем ажиотажем, который поддерживается средствами массовой информации по каждому случаю отобрания зарубежным судом ребенка у российского родителя. В итоге ювенальная юстиция, которая в современной России формируется на 90% именно как ювенальное уголовное судопроизводство, начинает рассматриваться в обществе как распространяемая с Запада угроза традиционным российским ценностям и семье. В интернете многочисленные страницы сайтов различных «народных», «культурно-просветительских» организаций посвящены далеко не всегда конструктивной критике ювенальной юстиции. Причем в качестве аргументов противники данного института приводят не конкретные недостатки ювенальной юстиции, а абстрактные опасения, что дети станут угрозой своим родителям, а семья будет разрушена как социальный институт. Таким образом, вместо обсуждения проблемы недопущения злоупотребления правами несовершеннолетними гражданами предлагается полностью отказаться от данного института. Сложно спорить с противниками ювенальной юстиции в том, что основные усилия государства должны быть направлены на повышение роли семьи, в том числе и в профилактике преступности несовершеннолетних. Однако кроме такой благой цели борьбы с ювенальной юстицией не предлагают никакого конкретного механизма по ее реализации. Отрицая ювенальную юстицию как социальный институт борьбы с преступностью несовершеннолетних, ее противники не предлагают адекватных альтернатив, кроме декларирования необходимости возрождения российской семьи как традиционного института социализации. Впрочем, к сожалению, при такой благой цели сам процесс такого возрождения рисуется весьма схематично, с помощью общих фраз.

С сожалением приходится отмечать и тот факт, что уголовно-процессуальные аспекты ювенальной юстиции общественным сознанием вообще полностью игнорируются. И даже профессиональные юристы зачастую высказывают в средствах массовой информации суждения относительно полной самодостаточности существующей системы российского уголовного судопроизводства в отношении несовершеннолетних. При этом нередко отрицаются необходимость и возможность совершенствования уголовно-процессуального законодательства.

Такая ситуация в обществе, которая в значительной степени тормозит процесс реформирования судопроизводства для несовершеннолетних имеет в своем основании целый ряд причин. Не останавливаясь на всех, отметим лишь, что зачастую сами сторонники возрождения в России ювенальной юстиции провоцируют такое общественное мнение тем, что полностью игнорируют динамичность любой модели ювенального уголовного судопроизводства. Их высказывания типа «Мы реализуем канадскую (французскую и др.) модель ювенальной юстиции» приводят к закономерной критике. Во-первых, как было отмечено, любое моделирование уголовного судопроизводства всегда носит до известной степени условный характер. во-вторых, нередко предпринимаются попытки копирования действительно той национальной модели, от которой ее родное государство уже отказалось лет десять назад. Нередко российские специалисты рассматривают зарубежное право и зарубежные судебные системы как статичные образования, что приводит к игнорированию тех законодательных и организационных изменений, которые постоянно происходят в зарубежных государствах. Все это на фоне крайне низкого уровня правовой культуры как отдельных граждан, так и общества в целом формирует негативное отношение к ювенальному судопроизводству.

Уголовное судопроизводство в отношении несовершеннолетних до сих пор является предметом научных исследований различных ученых, однако чрезвычайно редко становится предметом обсуждения на уровне законодательных органов. Если же говорить о разработке данной проблемы российской общественностью, то этот путь видится малоперспективным в силу обозначенных выше причин. Редко кто из российских представителей общественности высказывается за необходимость развития в ювенальной юстиции именно уголовно-процессуального компонента, полагая, что существующая система справляется с возложенными на нее функциями. В силу такого подхода деятельность по совершенствованию российского ювенального уголовного судопроизводства должна сопровождаться работой по повышению уровня правовой культуры как профессиональных юристов, так и общества в целом.

Isfic.Info 2006-2023