Национализация имущества

Мифы о национализации

Одним из самых стойких мифов общественного сознания России является история национализации промышленности в первые годы советской власти (1918-1920). Принято считать, что большевики злонамеренно произвели тотальное изъятие в государственную собственность всего недвижимого имущества граждан и юридических лиц, в том числе банков и промышленных предприятий. Из-за этого, собственно, и началась Гражданская война, за которой последовала разруха.

Данная точка зрения представляется крайне идеологизированной и не отражает действительного хода событий как в экономической жизни страны, так и в сфере правового регулирования складывавшихся тогда общественных отношений. Рассмотрим некоторые фактические данные о национализации в первой трети XX в. российской нефтяной промышленности, представляющей сейчас основу экономики.

Традиционно приоритет в создании доктрины государственной экономики, включающей в качестве ключевого элемента управление ресурсными отраслями (в том числе нефтяной промышленностью), отдается большевикам. На самом же деле последние в этом плане практически ничего сами не изобрели. Более того, стремление к контролю и государственному регулированию нефтяной отрасли не было и специфически российской чертой. В целом «применительно к первой половине XX в. идею регулируемого, сознательно организуемого хозяйства можно без преувеличения назвать центральной, определяющей основные направления в развитии экономической мысли многих стран»¹May В.А. Революция и экономическая политика // Российская империя, СССР, Российская федерация: История одной страны. М.. 1993. С 60..

Идея участия государства в делах нефтяной отрасли прочно привилась в России, где имелись глубокие исторические корни этатизма, где государственный фактор играл всегда большую роль в развитии экономики страны. Необходимость решения задач поздней индустриализации конца XIX — начала XX в. обусловила усиление государственного влияния на отечественную нефтепромышленность. Обосновывая вмешательство в хозяйственную жизнь страны этого времени, инициатор нового правительственного курса С.Ю. Витте говорил о том, что задачи индустриализации в тот период и не могли выполняться иначе как искусственными государственными методами.

К началу XX в. в России определились две группы сторонников монопольного положения государства в нефтяной отрасли. Одна из них была представлена так называемыми «государственниками» — правыми политиками и экономистами. Наиболее яркими представителями этого направления были лидер правых в III и IV Государственных думах Н.Е. Марков и редактор «Нового экономиста» П.П. Мигулин.

В резком повышении цен на нефтепродукты они видели сговор крупных предпринимателей (прежде всего, преобладавших в нефтяной отрасли зарубежных промышленников) и предлагали в качестве наиболее эффективного способа борьбы с подобными явлениями установление прямого контроля государства за деятельностью стратегических ресурсных отраслей промышленности, контроль за производством и ценами, а в дальнейшем, по мере появления технических возможностей, введение государственной монополии на торговлю или даже производство определенных видов продукции. Сторонники этого направления имели широкую поддержку в обществе, о чем свидетельствует хотя бы факт возникновения в Государственной думе в 1910 г. довольно большого объединения депутатов, недовольных усилением позиций иностранного предпринимательства в России и дебатировавших вопрос о введении государственного ограничения на его участие в российском народном хозяйстве.

Интересно, что аналогичные выступления в этот период имели место и в законодательных собраниях других стран, в частности английском парламенте. Сторонники преобладания государства в нефтяной промышленности, возглавляемые с 1911 г. первым лордом адмиралтейства У. Черчиллем, приняли в мае 1914 г. законопроект, согласно которому правительство Великобритании приобрело контрольный пакет (более 50%) акций «Англо-Персидской нефтяной компании». В обосновании принятия этого решения У. Черчилль заявлял, что, поскольку преобладавшие на британском нефтяном рынке корпорации («Стандарт Ойл» и «Ройял Датч Шелл») принадлежат иностранцам, они будут завышать цены и ставить свои коммерческие преимущества выше английских стратегических интересов.

Другая группа политиков, выступавших за национализацию нефтяной отрасли, представляла крайне левое, экстремистское крыло политического спектра России — большевиков. Эти деятели предлагали путем установления «рабочего контроля» на нефтяных производствах немедленно приступить к «социализации» всей отрасли. Популярность этого лозунга проявилась в знаменитой Бакинской стачке (декабрь 1904 г.), когда рабочим впервые удалось добиться заключения коллективного договора с работодателем. В те годы в Бакинском промышленном районе добывалось 93% российской нефти.

Существование сталь разных группировок сторонников усиления государственного контроля в нефтяной отрасли доказывает распространенность воззрений о необходимости национализации промышленности в российском обществе. Особенно сильны подобные настроения стали в годы Первой мировой войны, когда нефтепродукты страшно подорожали и попали в разряд дефицитных товаров.

Это привело к тому, что в обществе становились все более популярными призывы к фиксации цен на нефть и даже к введению государственной монополии на ведение нефтяного дела. К правительству с подобными требованиями обращались представители казанского дворянства, председатели поволжских биржевых комитетов, технические специалисты и т.п. В 1915 г. с предложением выкупа государством акцизных отраслей промышленности (прежде всего, нефтяной) выступили М.И. Туган-Барановский, М.И. Фридман, А.И. Шингарев и др.

Столкнувшись с трудностями военного времени, частные нефтяные компании оказались неспособны обеспечить снабжение нефтепродуктами армии и мирного населения: сказывались технологическая отсталость, отсутствие нового оборудования и запасных частей. В этих условиях создание правительством в апреле 1915 г. комитета по регулированию топливного снабжения страны, поставившего фактически под контроль со стороны государства распределение минерального топлива между потребителями, выглядело вполне естественной для военного времени экономической мерой. Это был, по сути, первый шаг к национализации нефтяной и угольной промышленности, планы которой созрели еще в недрах IV Государственной думы. Вместе с тем, следует отметить, что дореволюционное российское законодательство не знало понятия «национализация», не существовало и нормативных актов, определяющих основания и порядок передачи в государственную собственность действующих промышленных предприятий.

Февральская революция 1917 г. положила начало новому витку усиления государственного контроля за деятельностью предприятий. Путь выхода из сложившегося тяжелого экономического положения новая власть видела в дальнейшей централизации хозяйственного управления. В частности. Временное правительство сформировало Главный экономический комитет, сконцентрировавший широкую сеть снабженческих органов (в том числе и по распределению минерального топлива) в руках государства.

Приход большевиков к власти означал новый этап огосударствления в экономической политике. Еще в апреле 1917 г. лидер РСДРП В.И. Ленин декларирует позицию партии в отношении высокоразвитых синдицированных отраслей (нефтяной, сахарной и др.): «...наше предложение должно быть непосредственно практическим: вот эти уже созревшие синдикаты должны быть переданы в собственность государству. Если Советы хотят брать власть, то только для таких целей. Больше ее не для чего им брать...». Этот тезис был включен в материалы программы РСДРП.

Накануне революции В.И. Ленин вновь подтверждает это требование. В вышедшей в сентябре 1917 г. брошюре «Грозящая катастрофа и как с ней бороться» он пишет: «Национализация нефтяной промышленности возможна сразу и обязательна для революционно-демократического государства, особенно когда оно переживает величайший кризис, когда надо во что бы то ни стало сберегать народный труд и увеличивать производство топлива». Впрочем, от идеи немедленной национализации (экспроприации) нефтяных предприятий пришлось отказаться ввиду того, что в Баку не было какое-то время советской власти.

Не последнюю роль в изменении позиции большевиков сыграло и то обстоятельство, что национализация собственности иностранных нефтепромышленников могла привести к ухудшению и без того непростого международного положения еще неукрепившейся советской власти. Дело в том, что, как свидетельствует предшествующая мировая практика подобных обобществлений, национализация иностранного имущества, проводимая во время войны, означала в основном захват собственности стран — военных противников. Таким образом, национализация выглядела бы как враждебная мера по отношению, прежде всего, к Англии и Франции, имевшим значительные интересы в российском нефтяном деле. О том, что опасения большевиков были не напрасными, говорит реакция западных государств на принятый 21 января 1918 г. Декрет об аннулировании государственных займов. В ноте дипломатических представителей союзных и нейтральных стран, в частности, говорилось, что они считают подобные декреты, «поскольку они касаются интересов иностранных подданных, как бы несуществующими». «Их правительства оставляют за собой право настоятельно потребовать удовлетворения и возмещения всего ущерба и всех убытков, причиненных... иностранным государствам и их подданным...».

Столкнувшись со значительными экономическими трудностями и необходимостью бесперебойного топливного снабжения страны, большевистское руководство стало склоняться к тому, чтобы не только не форсировать национализацию, но даже привлечь к делу восстановления отрасли иностранный капитал. В.И. Ленин, полностью отказавшись от своего раннего тезиса об «обязательной и быстрой» национализации, стал склоняться на сторону тех, кто говорил о ее несвоевременности, мотивируя это тем, что «эта мера не столько восстановит, но и еще более разрушит нефтяную промышленность».

Однако в условиях начавшейся Гражданской войны местное бакинское руководство и представители центральной власти в регионе во главе с И.В. Сталиным приняли самостоятельное решение о передаче нефтедобывающих предприятий в собственность государства.

Так, в Баку 16 марта 1918 г. конференция большевиков выступила за скорейшее осуществление национализации нефтяной промышленности. Исходя из этого, образованный 25 апреля 1918 г. Бакинский СНК, опираясь на Центральный совет промыслово-заводских комиссий фирмы Нобель и Техническую комиссию для наблюдения за отраслью, определил в качестве важнейшей своей цели национализацию нефтяной промышленности, морского транспорта и т.п.

12 мая 1918 г. Бакинский СНХ, заявив о саботаже нефтепромышленников, виновных в возникновении кризиса, поставил перед собой «непосредственную задачу» национализации нефтяной отрасти. В качестве первоочередной меры он выдвинул осуществление предварительного трестирования всех нефтяных предприятий. 22 мая Бакинский СНК поднял цены на нефть, повысил заработную плату нефтяникам «до норм питерских» и издал Декрет о национализации нефтяных недр (с сохранением аренды), опираясь на ленинский Декрет о земле от 26 октября 1917 г.

Основанием к принятию окончательного решения о национализации бакинской нефтяной промышленности послужило вмешательство И.В. Сталина. В тот период он был назначен правительством ответственным за заготовку продовольствия и фактически являлся главным представителем советской власти на юге России. Впоследствии участники бакинской национализации признавали его решающую роль в этих событиях: «...нужно сказать, что если центр постановил сдерживать Совнарком, то это благодаря тов. Сталину. Сталин, сидя в Царицыне, дал распоряжение все захватить в свои руки. На этом основании нефтяная промышленность быта национализирована».

Центр не поддержат действий бакинских властей. Главный нефтяной комитет на заседании от 14 июня 1918 г. постановил «считать неправильным и недопустимым объявление национализации», признав ее «несвоевременной». В Баку были направлены телеграммы с требованием приостановить реализацию декрета. 18 июня 1918 г. В.И. Ленин сообщал С.Г. Шаумяну: «Декрета о национализации нефтяной промышленности пока не было. Предполагаем декретировать национализацию нефтяной промышленности к концу навигации. Пока организуем государственную монополию торговли нефтепродуктами».

Однако Бакинский Совнарком продолжал отстаивать свою позицию, выступая против задержки национализации. Телеграмма председателя Бакинского совнархоза Доссера от 20 июня 1918 г. уже фактически требовала от центра принятия Декрета о национализации нефтяной промышленности: «Всякое промедление колебания в вопросе национализации поднимает надежду противников, усилит их сопротивление, легко повлечет забастовку технических сил со всеми тяжелыми последствиями. Изменение принятого курса невозможно, просим немедленно издать декрет о национализации, сообщите Баку телеграфно...»

В этот же день, уступив нажиму Баку, СНК РСФСР принял Декрет о национализации нефтяной промышленности в масштабах всей страны. Все имущество нефтедобывающих и нефтеперерабатывающих предприятий объявлялось государственной собственностью. Вводилась государственная монополия на нефтяную торговлю, управление национализированными предприятиями передавалось Главному нефтяному комитету (далее — ГНК).

Очевидно, что в основе разногласий между ГНК, выполнявшим ленинские распоряжения, и бакинским руководством, опиравшимся на поддержку И.В. Сталина, лежал не фактор случайности, не «конспиративный заговор», направленный неизвестно против кого, а серьезные различия внутри самой большевистской партии в оценке ситуации и соответственно в предложениях по выходу из кризиса.

В.И. Ленин и ГНК, исходя из конкретных задач преодоления разрухи и экономической деградации в нефтяной отрасли, выступали за то, чтобы приостановить «красногвардейскую атаку» на капитал, ориентируясь на сохранение в течение переходного периода крупных частных отечественных и зарубежных нефтяных предприятий, работающих под контролем государства. Кроме того, в деле восстановления отрасли они предполагали развернуть программу широкого международного взаимодействия, осуществлять концессионную политику и т.п.

Их оппоненты, руководители Бакинской коммуны и Сталин, руководствуясь прежде всего политическими интересами, считали, что стабильность и эффективная работа советской власти в регионе возможны лишь в результате смены собственности, через огосударствление, и ратовали за быстрейший переход средств производства из частных рук в полное распоряжении советских органов.

В заключение следует отметить, что решение о национализации нефтяной промышленности России было вынужденным и вовсе не вытекаю из сущности советской власти как политического режима. Исследуя вопрос, мы увидели противоречия внутри самой большевистской элиты по вопросу о необходимости немедленной национализации экономики. Думается, что на принятие решения оказано влияние состояние Гражданской войны, полная разруха денежного обращения, необходимость концентрации управления промышленностью. Значит, национализация в тот конкретный исторический момент была наиболее приемлемым, если не единственным средством решения экономических и политических задач России. Тем более национализация не стала неожиданной — о ней говорили и писали почти 20 лет. Скажем определеннее: национализация была желанной для большей части российского общества.

Был ли опыт национализации в России уникален? Нет! В Великобритании масштабная национализация была проведена в 1946-1951 гг., во Франции — в 1946 г. В Италии и Португалии национализация проводилась, как правило, под давлением «левых». Тем самым подтверждается тезис: национализация всего лишь инструмент для решения насущных задач в условиях кризиса или послекризисного восстановления. Политики левого толка видят в национализации способ установления справедливого распределения благ в обществе, либеральные политики лишены подобных романтических иллюзий, однако нередко поддерживают национализацию промышленности в кризисные периоды. Например, во Франции за последние 60 лет прошли уже три «волны» национализации.

Вывод может быть один: национализация, как и приватизация, является всего лишь правовым инструментом решения экономических и политических задач в различных условиях. Мифологизация процессов национализации промышленности играет на руку различного рода дельцам от политики.

Коллективизация и «раскулачивание», так негативно оцениваемые большинством историков и политологов, тем не менее в конкретной социально-экономической ситуации конца 20-х годов прошлого века являлись чуть ли не единственным способом организации на территории СССР современного сельскохозяйственного производства.

Непредвзятые исторические исследования²См.: Хоскинг Д. Россия и русские. Кн. 2. М.: Транзиткнига. 2003. С. 85-80. свидетельствуют том, что Декрет о земле, «навсегда» отменивший частную собственность на землю, был чрезвычайно популярен среди крестьян. Они сразу же приступили к перераспределению земельных участков традиционным для российской деревни способом — путем проведения сельских сходов. Немедленно возникли противоречия, которые невозможно было разрешить как на основе старого законодательства, уже отмененного, так и на основе нового, пока не существующего. Хаотичность раздела земли усугубилась наплывом демобилизованных с фронтов Первой мировой войны солдат и дезертиров. Городские рабочие также заявили о своих правах на земельные участки в родных деревнях и селах, хотя и не собирались заниматься сельским хозяйством. Выяснилось, что даже с учетом всей экспроприированной земли помещиков и монастырей на долю каждой крестьянской семьи выходило чуть больше одной десятины земли³Мирский В.М. Земельный вопрос в России на рубеже XX века. СПб.: Юнис, 2004. С. 188.. Таким образом, в сельском хозяйстве России в результате слома отношений собственности на землю сформировалось не просто мелкое, а мельчайшее производство. Ясно, что на одной десятине земли нельзя произвести товарную продукцию.

Впрочем, уже при разделе земли богатые семьи и старожилы получали больше земли; зажиточные крестьяне, используя свое влияние на бедняков, добивались увеличения закрепленных за ними земельных участков. В результате начавшейся Гражданской войны возник дефицит продовольствия, которое ранее давали городам крупные хозяйства. В условиях фактического отсутствия крупного сельскохозяйственного производства единственный выход для большевистского руководства России был в насильственном изъятии сельскохозяйственной продукции, произведенной мелкими хозяйствами и фактически предназначенной для личного потребления. Случилось так, что аграрная революция по большевистско-эсеровскому плану привела к восстановлению примитивных и непродуктивных способов ведения сельского хозяйства. Отсюда и государственная монополия на торговлю зерном и продотряды, вынужденно установленная СНК в 1918 г. Принудительное прекращение права собственности крестьян на произведенную ими продукцию предусматривалось, например, декретами СНК РСФСР: от 19 ноября 1920 г. «О конфискации всего движимого имущества граждан, бежавших за пределы Республики или скрывающихся до настоящего времени» (прекрасная возможность забрать все имущество у семей солдат белых армий), от 3 января 1921 г. «О реквизициях и конфискациях», от 28 марта 1921 г. «О конфискациях и реквизициях имущества частных лиц в местностях, освобожденных от неприятеля». Процедура принудительного прекращения права собственности определялась декретом СНК РСФСР от 17 октября 1921 г. «О порядке конфискации и реквизиции имущества частных лиц и обществ».

4 Крестьянские восстания 1920-1921 гг. и особенно восстание моряков Кронштадта вынудили правительство отменить продовольственную разверстку (насильственную конфискацию продовольствия) и заменить ее продовольственным налогом. Но и это не привело к насыщению рынков городов продовольствием. К осени 1923 г. возник кризис «ножниц» цен: цены на промышленные товары втрое превышали цены на продовольствие⁴Ивницкий Н.А. Коллективизация и раскулачивание: начало 30-х годов. М.: Магистр, 1996. С. 88.. В складывающейся ситуации крестьяне предпочитали оставлять у себя излишки продукции.

В.И. Ленин, как, впрочем, Н И. Бухарин и М.П. Томский, сознавал необходимость решения продовольственной проблемы путем создания крупных рентабельных хозяйств. Причем В.И. Ленин рекомендовал проводить коллективизацию постепенно, посредством создания и укрепления «цивилизованных кооперативов», преимущество которых над семейным хозяйством станет очевидным.

Гражданский кодекс РСФСР (1922) закрепил переход к новой экономической политике (нэп). Вместе с тем земля была выведена из гражданского оборота (ст. 21), допускалось только пользование земельными участками. Утратило смысл и разделение вещей на движимые и недвижимые.

Несмотря на возможность иметь в собственности строения, орудия и средства производства (ст. 54), крестьяне могли осуществлять правомочия владения, пользования и распоряжения своим имуществом только в рамках соответствия с его социально-хозяйственным назначением (ст. 1). Уже в 1927 г. был принят Сводный закон о реквизиции и конфискации имущества, являвшийся правовым основанием принудительного прекращения права собственности крестьян на произведенную ими продукцию.

Законом о реквизиции и конфискации (ст. 1) устанавливалось, что «реквизицией считается применяемое, в силу государственной необходимости, принудительное возмездное отчуждение или временное изъятие государством имущества, находящегося в обладании частных физических и юридических лиц, а также кооперативных и других общественных организаций».

Конфискацией признавалось принудительное и безвозмездное отчуждение имущества в пользу государства, производимое по приговорам суда, а равно в случаях, особо указанных в законе, по распоряжениям уполномоченных на то государственных органов (ст. 2 Закона о реквизиции и конфискации).

Основаниями для реквизиции имущества крестьян в силу данного закона являлись постановления Экономического совещания РСФСР, которые приводились в исполнение в административном порядке (т.е. органами ОГПУ и частями РККА). В условиях военного чрезвычайного положения и стихийных бедствий реквизицию разрешалось проводить по решению местных органов власти вплоть до уровня уездов.

Размер вознаграждения за реквизированное имущество определялся оценочной комиссией. Оплата могла производиться деньгами или квитанциями (ст. 7). Ясно, что оплата изъятого продовольствия не могла соответствовать его рыночной стоимости, иначе сама реквизиция теряла смысл — продукты можно было просто купить на рынках. Поражает другое: в законе никак не обозначены те случаи «государственной необходимости», при наступлении которых должна проводиться реквизиция. Фактически высшее руководство страны могло по своему усмотрению объявить в том или ином регионе «государственную необходимость», например, реквизиции коров, овец, свиней и вообще любой.

К началу 30-х годов XX в. в партии возобладала точка зрения И.В. Сталина о необходимости ускоренной коллективизации на большей части территории европейской части СССР. Коллективизация сопровождалась кампанией «раскулачивания», которая проводилась органами ОГПУ при поддержке партийно-комсомольского актива и сельской бедноты (читай — люмпенов, т.е. лодырей, пьяниц и психически ненормальных). Полномочные представители ОГПУ и примкнувшие к ним активисты «инспектировали» крестьянские дома и «конфисковывали» имущество в пользу «коллективных хозяйств», которые к тому времени в большинстве своем существовали только на бумаге. Часть конфискованного таким способом имущества была продана, часть — осела у самих «инспекторов». Только к началу 1931 г. раскулачиванию и конфискации имущества подверглись около 140 тыс. семей «кулаков».

Разумеется, никаких решений судов о конфискации имущества крестьян сотрудники ОГПУ, проводившие «раскулачивание», не имели. Да и не нужны им были решения суда. Для них документом высшей юридической силы было постановление Политбюро ЦК ВКП(б) от 30 января 1930 г. «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации».

Этим документом, фактически не являвшимся нормативным актом, предписывалось без всякой судебной процедуры конфисковать у «кулаков» средства производства, хозяйственные и жилые постройки, предприятия по переработке, кормовые и семенные запасы (п. 2). Общее число крестьянских хозяйств, подлежащих ликвидации, определялось в пределах 3-5% (п. 4). Органам ОГПУ предлагалось только в период до мая 1930 г. направить в концлагеря 60 тыс. семей крестьян и переселить в отдаленные районы 150 тыс. семей.

Коллективизация и «раскулачивание» вызвали яростный протест крестьянства. Только на Северном Кавказе для усмирения крестьянских восстаний командование СКВО выделило четыре пехотные и три кавалерийские дивизии. Количество жертв среди мирного населения, по явно неполным данным, составило 2700 человек.

Поскольку крестьянское имущество стало «коллективной собственностью», партия и правительство озаботились его сохранностью. Законом от 7 августа 1932 г. была введена смертная казнь за хищения коллективной или кооперативной собственности. Скоро в самых продуктивных регионах России — на Кубани, в Западной Сибири и Поволжье — начался голод. Все зерно и другое продовольствие в деревнях и станицах изымалось в пользу государства. И только в 1935 г. крестьянам разрешили иметь небольшое приусадебное хозяйство.

Итогом коллективизации стало создание большого числа относительно маломощных сельских хозяйств, основанных на почти принудительном труде крестьян. Несколько миллионов крестьянских семей лишились своего имущества, миллионы погибли в ссылках и концлагерях. Была ли решена, пусть даже такой ценой, задача обеспечения городов продовольствием? Нет. Во все годы советской власти существовал «продовольственный вопрос», многие продукты постоянно находились в категории «дефицитных», в течение ряда лет продовольственное снабжение жителей городов осуществлялось по талонам и карточкам.

Уроки истории России полезны некоторым «реформаторам» современного законодательства, ратующим за новую «коллективизацию» и новое «раскулачивание».

Национализация крупной промышленности остается актуальной и по сей день. Самыми свежими новостями с полей битв за мировое экономическое господство являются новости о намерениях национализировать национальную промышленность.

Вопреки расхожему мнению о «революционности» лидера Венесуэлы Уго Чавеса нефтяная отрасль этой страны была национализирована еще в 1976 г., при президенте Карлосе Пересе.

В современной России обществом прочно усвоен миф о тотальной приватизации всего общественного достояния «проклятыми демократами», однако, если понимать под национализацией приобретение государством (или в его лице государственными корпорациями) активов частных фирм, то вырисовывается совсем другая картина.

Национализация идет, если не полным ходом, то весьма активно. Вот лишь некоторые факты, обнародованные в электронных СМИ: Михайлов А. Путинская национализация России.

В этих условиях становится совершенно ясно, что ни законодатели, ни исполнительная власть не заинтересованы в законе о национализации, он не будет востребован на данной стадии развития экономики и российского общества.