Понятие хулиганских побуждений (гносеологический аспект)
В теории уголовного права долгое время существовало мнение, согласно которому хулиганство оценивалось как безмотивное преступление. «Хулиганские побуждения, — писал М.М. Гродзинский, — проявляются в том, что данное преступление совершается во имя развлечения, удальства, бахвальства, на спор и т.п. или же без какой-либо мотивации и цели, сугубо для разрядки накопившейся внутренней энергии»1Гродзинский М.М. Уголовный кодекс. Комментарий. М. 1927. С. 125. . А.А. Жижиленко отмечал, что «безмотивность представляет собой типичный случай проявления психики хулигана»2Жижиленко А. А. Преступления против личности. М.; Л., 1927. С. 131.. Такие суждения приводили к тому, что действия, мотив которых не был ясен правоприменителю, квалифицировались как хулиганские. Так, по делу П., осужденному по п. «б» ст. 102 УК РСФСР, суд отметил, что убийство дочери за измену жены является действиями беспричинными, а потому такие побуждения следует признавать хулиганскими.
В настоящее время считается практически общепризнанным, что хулиганство, как и любое другое умышленное преступление, не может быть безмотивным преступлением, хотя рецидивы прежних мнений все еще смущают правоприменителя. Так, в постановлении пленума Верховного Суда Российской Федерации от 27 января 1999 г. «О судебной практике по делам об убийстве (ст. 105 УК РФ)» предлагается считать убийство совершенным из хулиганских побуждений, если оно совершено «без видимого повода или с использованием незначительного повода как предлога для убийства».
В работах ученых по уголовному праву, а также практически во всех судебных решениях и постановлениях, посвященных вопросам квалификации хулиганства или рассмотрению хулиганских побуждений, последние ассоциируются с мотивом преступления. Считается, что совершить хулиганство без хулиганских мотивов невозможно. Так, в определении по делу Ковалева судебной коллегией Верховного Суда РФ по уголовным делам было установлено, что отсутствие у виновного хулиганских побуждений к совершению преступления является основанием для отмены приговора за преступление, совершенное по хулиганским мотивам. Аналогичную рекомендацию дала судебная коллегия Верховного Суда РФ в постановлении от 29 апреля 1997 г. по делу Маркина. Коллегия по существу установила, что в составе хулиганства (ст. 213 УК РФ) должны присутствовать хулиганские побуждения. Мы не будем сейчас обсуждать вопрос о корректности установления хулиганских мотивов в хулиганстве. Обратим внимание лишь на то обстоятельство, что Верховный Суд настоятельно требует установления мотива при совершении умышленного преступления. Требование о необходимости каждый раз, при совершении любого такого преступления устанавливать мотив преступления обусловливается сущностью мотива как побуждающего поведенческие акты фактора.
Интерпретация хулиганского мотива в теории уголовного права прошла определенный эволюционный этап, который начался, пожалуй, с определения хулиганства как правонарушения, в связи с чем оно рассматривалось как «правонарушающее действие»2Власов В. Хулиганство в городе и деревне // Проблемы преступности. Вып. 2. М.; Л.. 1927. С. 53.. Затем хулиганский мотив предлагалось понимать как отсутствие уважения к обществу, презрение к последнему3Лейкина Н.С. Уголовно правовая борьба с хулиганством: Дис.... канд юрид. наук. Л., 1947. С. 288; Куц Н. Ответственность за хулиганство по советскому уголовному праву. Киев, 1969. С. 55.; неуважительное отношение к обществу, желание игнорировать принятые правила поведения4Власов В.П. Мотивы, цели, умысел при совершении хулиганских действий // Вопросы борьбы с преступностью. Вып. 23. М. 1975. С. 124-126. и т.п. В дальнейшем взгляд на хулиганский мотив мало изменился, хотя приобрел характер «казуальных интерпретаций», в результате которых стал пониматься по схеме, предложенной Верховным Судом России: «открытый, демонстративный вызов окружающим, стремление виновного противопоставить свои собственные интересы интересам общества, продемонстрировать пренебрежительное отношение к ним, показать свою вседозволенность». Причем необходимо заметить, что иные вариации трактовки мотива хулиганства в теории уголовного права встречаются весьма редко, а отдельные попытки выйти за пределы устоявшихся мнений не получили дальнейшего развития. Вместе с тем предлагаемые в литературе позиции по вопросу интерпретации хулиганского мотива с позиций его онтологического обоснования, можно подразделить на две группы: позиция, которую можно назвать теорией сублимации, и позиция, которую можно именовать концепцией враждебной среды. К исследователям, исповедующим первую позицию, относятся авторы, рассуждающие в плоскости замещения «утраченных иллюзий». Так, А.М. Яковлев, рассуждая о мотивах противоправного поведения людей, обратил внимание на «комплекс неполноценности» как особого рода внушаемых переживаний, который часто возникает в тех случаях, когда притязания лица, связанные с обычной самооценкой, не реализуются в жизни, терпят неудачу, когда самооценка не совпадет с оценкой окружающими достоинств и способностей лица. Нередко подобной ситуацией обусловлено стремление к утверждению своей индивидуальности путем хулиганских проявлений, тем самым приобретения авторитета в глазах окружающих людей, небольших социальных групп5Яковлев А.М. Преступность и социальная психология. Социально-психологические закономерности противоправного поведения. М., 1971. С. 205..
Весьма интересным представляется замечание В.Н. Кудрявцева, который связывает появление хулиганских побуждений с сублимацией в результате неудовлетворенной потребности6Кудрявцев В.Н. Причины правонарушений. М., 1976. С. 113-115..
В.В. Лунеев, отмечавший вслед за остальными авторами, что хулиганские побуждения «в своем конкретном проявлении распадаются на озорство, стремление самоутвердиться, открыто показать пренебрежение к окружающим, противопоставить свое поведение правилам человеческого общежития, интересам окружающих; стремление проявить бесчинство, бахвальство, пьяную удаль, жестокость; показать свою “натуру”, “силу”, “смелость”, “превосходство” над другими и т.д.», отмечал далее: «Все они выражаются в уродливом стремлении к самоутверждению и проявлению собственного “я”, как результат внутренних конфликтов личности, перенесенных на ближайшее окружение, истоки которых уходят в ограниченные для социально полезной самореализации объективные и субъективные возможности субъекта»7Лунеев В.В. Мотивация преступного поведения. М.: Наука, 1991. С. 234.. Потенциальные возможности, заложенные в мыслях цитируемых авторов, не получили, к сожалению, дальнейшего развития, за исключением, пожалуй, позиции, представленной в статье Н.Г. Иванова. Исследователь, на основе анализа психологической и философской литературы пришел к выводу, что хулиганство «есть проявление своего игнорируемого обществом Я»8Иванов И.Г. Хулиганство: проблемы квалификации // Российская юстиция. 1996. № 8. С. 14..
Позиция других исследователей в достаточной мере полно выражена в книге «Криминальная мотивация», где акцентируется внимание на том, что наиболее распространенным мотивом «совершения убийств и нанесения тяжких телесных повреждений является защита от возможной, чаще всего несуществующей агрессии со стороны окружающих, хотя следователь и суд подобные преступления квалифицируют как совершенные из хулиганских или низменных побуждений, мести и т.д. Такого рода преступники постоянно или очень часто ощущают враждебность среды, и их преступные действия имеют субъективный смысл защиты от нее»9Криминальная мотивация / Под ред. В.Н. Кудрявцева. М.: Наука. 1986. С. 176.. И далее авторы отмечают: «...у большинства хулиганов сформировано субъективное ощущение враждебности среды».
Сложность изучения мотива преступления, как и мотива любого поведения, обусловлена тем обстоятельством, что суть мотива необходимо выводить из «психофизиологических глубин», в пределах которых детерминирующий человеческое поведение фактор разработан наиболее полно. В данном контексте нам импонирует мнение авторов учебника по уголовному праву, подготовленному на базе Российской правовой академии. Рассуждая о хулиганском мотиве исследователи сделали, на наш взгляд, удачную попытку преодолеть классические и в то же время перманентные штампы его интерпретации, которые кочуют из монографии в монографию. Авторы учебника пишут: «Желания противопоставить себя окружающим и продемонстрировать пренебрежительное к ним отношение выглядели бы нелепо и действительно могли бы свидетельствовать о беспричинном деянии, если оставить без внимания неосознаваемую или бессознательную часть психической деятельности как составной компонент мотивообразующего комплекса. Сложный на первый взгляд и труднообъяснимый мотив хулиганства довольно просто объясняется с позиций психофизиологии, учитывающей филогенетический опыт человека»10Уголовное право России. Особенная часть / Под ред. И.Э. Звечаровского. М.: ЮРИСТЪ. 2004. С. 48.. И далее авторы отдают предпочтение в объяснении хулиганского мотива концепции сублимации: «...вместо осознаваемого чувства необходимости воздать за причиненное зло присутствует неосознаваемая потребность утвердить собственную значимость».
Для того чтобы постигнуть гносеологический смысл хулиганских мотивов, необходимо исследовать хотя бы вкратце суть мотива как субъективного феномена, побуждающего или даже детерминирующего поведенческие реакции. Онтологический подход к изучению мотива человеческого поведения и, в частности, мотива преступной деятельности необходим главным образом затем, чтобы найти возможность выработки единого знаменателя, наличие которого в состоянии показать истинный смысл мотива преступления, что, в свою очередь, необходимо для правильного решения вопросов квалификации преступлений, назначения наказания, а также разработки эффективных превентивных мер, позволяющих преодолеть преступные амбиции.
Мотив в теории уголовного права понимается практически однозначно: как обусловленное определенными потребностями и интересами внутреннее побуждение, вызывающее у лица решимость совершить преступление. Однако мотив вряд ли можно сводить только к уголовно-правовым категориям. А.В. Наумов справедливо отмечал, что «уголовно-правовое понятие мотива преступления должно опираться на определение мотива, даваемое в общей психологии»11Наумов А.В. Уголовное право. Общая часть. М.: БЕК. 1996. С. 229.. Что касается общей психологии, то бесспорным и общепринятым является лапидарное определение мотива, предложенное С.Л. Рубинштейном: «Мотив как побуждение — это источник действия, его порождающий»12Рубинштейн С.Л. Основы общей психологии. Т. 2. М., 1989. С. 42.. Но констатация того факта, что мотив представляет собой источник действия, еще ни о чем не говорит. Источник действия должен иметь собственный фундамент, возникать или образовываться на основе неких внутренних детерминант, которые в состоянии превратить импульс в источник поведенческой реакции.
Н.Г. Иванов, глубоко исследовав психологическую литературу, пришел к выводу, что мотивом поведения вообще и преступного поведения в частности является получение удовольствия13Иванов Н.Г. Уголовное право России: Учебник. М: ЭКЗАМЕН. 2003. С. 217-220.. По существу, любые поведенческие акты человека детерминированы потребностью в удовольствии, а если выражаться языком психологии — необходимостью удовлетворения потрсбностных состояний. В данном контексте М.Г. Оршанский отмечал, что человек «стремится к получению удовольствия или к уклонению от страдания»14Оршанский М.Г. Учение о цели и праве наказания // Труды юридического общества при императорском Харьковском университете. Т. I. Харьков, 1904. С. 92.. Строго говоря, получение удовольствия или удовлетворения доминирующих потребностей представляет собой стремление к получению полезного результата. Академик П.К. Анохон писал в данном контексте: «Своеобразие биологической системы состоит в том, что потребность в каком-либо полезном результате и цель получения этого результата зреют внутри системы, в глубине ее метаболических и гормональных процессов, и только после этого по нервным “приводным ремням” эта потребность реализуется в поведенческих актах»15Анохин П.К. Очерки по физиологии функциональных систем. М.. 1975. С. 29.. Для нашего исследования, однако, важно установить, какие конкретно потребности являются доминирующими, почему они доминируют и что возникает после того, как доминирующая потребность получила удовлетворение.
П.В. Симонов отмечал, что наиболее значимыми потребностями, к удовлетворению которых стремится биологическая система «человек», являются так называемые базовые, или витальные, потребности16Симонов П.В. Междисциплинарная концепция человека. Потребностно-информационный подход. Человек в системе наук. М., 1989. С. 61.. Г.А. Маслоу, наиболее полно и скрупулезно разработавший теорию базовых потребностей и создавший ее систематику, с уверенностью утверждал: «Вряд ли кто-нибудь возьмется оспорить тот факт, что физиологические потребности — самые насущные, самые мощные из всех потребностей, что они препотентны по отношению ко всем прочим потребностям». Например, потребность в насыщении. Голодный человек, прежде чем удовлетворять иные потребности, прежде всего удовлетворит эту, наиболее насущную в определенный момент (разумеется, если он испытывает нестерпимое чувство голода). Г.А. Маслоу писал: «Если человеку нечего есть и если ему при этом не хватает любви и уважения, то все-таки в первую очередь он будет стремится утолить свой физический голод, а не эмоциональный». Таким образом, в первую очередь поведенческие реакции определяются физиологическими потребностями, удовлетворение которых означает их угасание и замену на другие потребностные состояния, которые в систематике Г.А. Маслоу называются «более высокими». Однако название «более высокие потребности» свидетельствует вовсе не о том, что они важнее физиологических, а лишь о том, что они в состоянии заменить удовлетворенную первоначальную физиологическую потребность, являющуюся фундаментом всех остальных.
Помимо физиологических к базовым потребностям он относил потребность в безопасности, которую российские психологии назвали потребностью защиты от внешних вредностей, потребность в принадлежности и любви, потребность в признании, потребность в самоактуализации. Такие потребности действуют чаще всего на инстинктивном уровне, а потому практически не осознаются, и вместе с тем именно они, так же как и физиологические потребности, являются, во-первых, фундаментом, организующим поведение, и, во-вторых, базой для развития иных потребностей, потребностей иного уровня.
В целом потребность в безопасности составляют потребности в стабильности, в защите, в свободе от страха, тревоги, потребность в порядке, законе и т.п. Потребность в безопасности может «узурпировать право на организацию поведения, подчинив своей воле все возможности организма и нацелив их на достижение безопасности». В криминальной среде наиболее часто потребность в безопасности реализуется в групповых преступлениях. Во-первых, лица, составляющие криминальную группу, не без основания надеются на помощь соратников, которая поможет избежать возможных трудностей и сравнительно безопасно достичь поставленной цели. Во-вторых, довольно часто лица вступают в криминальное объединение из боязни мести за отказ, а в некоторых случаях (это касается главным образом молодежи) из-за опасения оказаться отвергнутым изгоем.
Одной из важнейших потребностей является потребность в принадлежности, признании, самоактуализации. Суть данных потребностей заключается в том, что человек вынужден идентифицировать себя в окружающем мире, показать или, правильнее сказать, продемонстрировать собственное «Я», т.е., попросту, быть замеченным. Мы намеренно употребили слово «вынужден», поскольку психофизиологическая система «человек» запрограммирована на постоянную работу по удовлетворению потребностей, а если они не удовлетворяются, тогда существует реальная угроза дезадаптации или более серьезной патологии. Исследователи отмечали в данной связи, что «живой организм неустойчив в том смысле, что неудовлетворенные физиологические потребности имеют общее свойство, заключающееся в их нарастании с течением времени»16Шамис А.Л., Левит Ю.Б. Подход к построению формальной модели поведения // Механизмы и принципы целенаправленного поведения / Под ред. П.К. Анохина. М., 1972. С. 36.. То же происходит и с иными потребностями: их непрерывное нарастание приводит человека к необходимости выбора варианта поведения ради удовлетворения актуальной потребности, поскольку иной вариант человеческого поведения просто невозможен. В данной связи совершенно прав был Ламетри, который задолго до открытий психофизиологов предлагал рассматривать человека как машину: «Мы мыслим и вообще бываем порядочными людьми только тогда, когда веселы и бодры: все зависит от того, как заведена наша машина». Российские психологии с очевидностью, которая в настоящий период развития отечественной психофизиологии не вызывает сомнений, утверждают то же. В.К. Вилюнас пишет: «Дело в том, что побуждение к некоторому предмету-цели, порождаемое механизмом потребностей, выступает перед субъектом психического отражения как своего рода приказ, происхождение, обоснование, необходимость которого ему остаются неизвестными, как и все будущие последствия его выполнения».
Категорический характер возникающих в психике побуждений лучше всего демонстрируют случаи, когда они находятся в противоречии с сознательными убеждениями человека: «ребенок испытывает влечение к сладостям, алкоголик к вину, невротик — к совершению навязчивого действия. Психика сохранила подчиненность механизмам потребностей и у человека, и более совершенный уровень сознательной регуляции может с этой потребностью бороться, что-то ей противопоставлять, но не может ее просто устранить»17Вилюнас В.К. Психологические механизмы биологической мотивации. М., 1986. С. 73..
Демонстрация собственного «Я», или эго, как выражаются психологии и философы, представляет собой важнейшую часть потребностных чувств человека. Невозможность такой демонстрации зачастую приводит человека, по справедливому выражению Н.Г. Иванова, к сумасшествию или самоубийству, о чем с очевидностью свидетельствует статистка суицида. Ради самовыражения используются различные поведенческие акты, которые могут носить и характер благородных поступков, и характер осуждаемого демарша. Человек, по сути, готов на любой поступок ради демонстрации собственного эго, и если это сделать одобряемым путем не удается, тогда субъект выбирает с неизбежностью иной вариант поведения.
Маслоу отмечает, что «неудовлетворенная потребность, напротив, вызывает у человека чувство униженности, слабости, беспомощности, которые, в свою очередь, служат почвой для уныния, запускают компенсаторные и невротические механизмы». В такой ситуации человек ищет приемлемые для него возможности удовлетворения доминирующий в данный момент мотивации. Если речь идет о том, что субъект не в состоянии реализовать свои потенции, если он отвергаем, незамечаем, игнорируем, тогда он всячески будет пытаться доказать собственную значимость, будет стараться достичь самоактуализации. Это можно сделать, например, эпатажными поступками, о чем свидетельствует современная эстрада, где часто необходимый эффект достигается именно таким образом; благородным и достойным поведением или преступлением, совершаемым ради того, чтобы человека заметили. И если первые два пути не в состоянии привести к успеху, тогда человек выбирает последний, поскольку по-другому он поступить просто не может: иначе он сойдет с ума или повесится.
Когда удовлетворена одна из потребностей, она временно прекращает свое «провоцирующее» действие и в качестве доминанты выступает другая потребность, принимая страстный характер. «Удовлетворенная страсть перестает быть страстью. Энергией обладает лишь неудовлетворенное желание, неудовлетворенная потребность». Причем в первую очередь удовлетворяются физиологические потребности, если они приобрели характер доминанты в результате длительного их неудовлетворения. И.М. Сеченов отмечал в данной связи: «Страсти коренятся прямо или косвенно в так называемых системных чувствах человека, способных нарастать до степени сильных хотений (чувство голода, самосохранения, половое чувство и прочие), и проявляются очень резкими действиями или поступками, поэтому могут быть отнесены в категорию рефлексов с усиленным концом». Затем страсть утихает и, «происходит вот что — у человека тут же обнаруживаются другие (более высокие) потребности, и уже эти потребности овладевают его сознанием, занимая место физического голода. Стоит ему удовлетворить эти потребности, их место тут же занимают новые (еще более высокие) потребности, и так до бесконечности». Как отмечалось выше, термин «более высокие» потребности вовсе не означает, что базовые физиологические потребностные состояния стоят ниже в нравственной оценке иных мотивообразующих доминант. Потребность в продолжении рода или в насыщении столь же важна, как и потребность в прекрасном. Другое дело, что потребности иного уровня заменяют собой удовлетворенные базовые состояния, но все в итоге приходит на круги своя: как только базовая физиологическая потребность приобретает страстный характер, человек с роковой провиденциальностью удовлетворяет ее, прежде чем удовлетворить потребности иного уровня. Пока не удовлетворена «страстная» потребность, все иные вынуждены подождать.
Такие потребности, которые в психологии получили название базовых, в большинстве своем не осознаются. Маслоу пишет: «Потребности, которые мы называем базовыми, большинством людей либо совсем не осознаются, либо осознаются отчасти, хотя, разумеется, особо утонченные, особо чувствительные люди способны к полному осознанию». С.Л. Рубинштейн в данном контексте отмечал, что «основы чувства не в замкнутом мире сознания, они — в выходящих за пределы сознания отношениях личности к миру, которые могут быть осознаны с различной мерой полноты и адекватности. Поэтому возможно очень интенсивно переживаемое и все же бессознательное или, вернее, неосознанное чувство». Когда, например, человек мучим голодом, он бессознательно ищет возможность удовлетворить данную базовую физиологическую потребность и будет стремиться к этому прежде всего.
Краткий анализ суждений специалистов по поводу мотива человеческой деятельности позволяет сделать вывод о том, что основным мотивообразущим свойством человеческого поведения обладают потребностные состояния, которые могут быть как осознанными, так равным образом и неосознаваемыми. При этом прежде всего удовлетворяются те потребности, которые обладают «страстным концом», уступая затем свое место потребностям иного уровня.
Среди определяющих, базовых потребностей, мотивирующих человеческое поведение, выделяются потребности в избегании внешних вредностей (потребность в защите) и потребность в самоактуализации (в проявлении личностного «Я»). В основе хулиганского мотива лежат именно эти две потребности, которые и дали импульс развитию концепций сублимации и враждебной среды. Сделанный вывод подтверждается анализом уголовных дел о преступлениях, в основе которых лежал хулиганский мотив, а также выводами, сделанными на основании социологического опроса лиц, совершивших соответствующие преступления. (Авторы отдают себе отчет, что социологический опрос делинквентов не в состоянии глубоко проникнуть в психологическую суть субъекта, поэтому приводимые нами данные призваны служить исключительно иллюстративным материалом для теоретических выкладок.) При опросе выявилась интересная закономерность. Респонденты, поведение которых можно идентифицировать в рамках теории враждебной среды, заявляли, что их агрессия была обусловлена неправильным, вызывающим поведением потерпевшего, которое осужденные воспринимали как посягательство либо на их личные интересы, либо на «святые чувства». Поведение потерпевших, которое виновные в совершении хулиганства воспринимали как агрессивное, неуважительное, что вызвало их ответную агрессию, назвали в качестве побуждающего фактора 72% опрошенных. В данном контексте представляет интерес дело по обвинению Манькиной. Манькина, осужденная по ч. 1 ст. 213 УК РФ, совершившая хулиганские действия в коммунальной квартире с использованием скалки для раскатывания теста, объяснила свое поведение тем, что сделанное ей соседом по квартире Ивановым замечание, сопровождавшееся нелестной характеристикой ее достоинств, она восприняла как нападки, стерпеть которые была не в состоянии.
Осужденный по п. «и» ч. 2 ст. 105 УК РФ Курбанов объяснял содеянное им тем, что не мог стерпеть постоянные намеки потерпевшего по поводу недостойного поведения его матери.
Осужденных, поведение которых может быть объяснено с позиций концепции сублимации, в свою очередь можно разделить на две группы. Одну группу составляют лица, это которых было полностью подавлено, но вместе с тем необходимость его демонстрации была для субъекта одной из самых насущных потребностей. Так, Кульбеч, осужденный по п. «д» ч. 2 ст. 111 УК РФ, объяснял свое поведение тем, что хотел показать собственную значимость в глазах других его знакомых или, как он лично объяснял, «хотел показать, что не хуже других». При изучении периода его социализации выяснилось, что Кульбеч рос скромным мальчиком, над которым сначала беззлобно, а потом с определенной долей агрессии издевались его сверстники. Записавшись в секцию бокса, он ушел с занятий после первой же тренировки, так как ему разбили губу, а тренер отозвался нелестно о его спортивных способностях. Родители игнорировали его, считая недотепой. Среда сверстников не принимала в свою компанию. Так продолжалось до момента совершения им преступления. Очевидно, что неосознаваемым поводом совершения Кульбичем деяния была необходимость продемонстрировать собственную значимость в глазах других людей, поскольку иные варианты сублимации он считал недоступными для себя.
Осужденный по п. «и» ч. 2 ст. 105 УК РФ Буклетов заявил при опросе, что совершил деяние в отношении своего товарища, дабы знали, что он не потерпит ослушания в деловых вопросах.
Анализ суждений криминалистов и психологов, а также опрос осужденных за преступления, совершенные по хулиганским мотивам, позволили сделать определенные выводы. Во-первых, чаще всего встречающееся мнение о хулиганском мотиве как потребности противопоставить себя окружающим, не соответствует онтологической сути рассматриваемого побуждения. В его основе лежат иные, чаще всего неосознаваемые импульсы.
Во-вторых, исследователи, рассматривающие хулиганский мотив с позиций концепции сублимации или враждебной среды логично и достаточно четко определили суть такого мотива. Однако необходимо отметить, что акцент на какую-либо одну из двух концепций страдает, на наш взгляд, неполнотой. Нам представляется, что хулиганский мотив следует рассматривать комплексно, с учетом и той и другой концепции. Таким образом, с учетом изложенного, полагаем целесообразным предложить такое определение исследуемого феномена: под хулиганским мотивом следует понимать чаще всего неосознанно побуждающий поведение фактор, основанный на базовой потребности демонстрации собственного «Я» или на защите от предполагаемой внешней угрозы.
Выше мы неоднократно подчеркивали, что разграничения мотивов на высшие или низшие не носит характера нравственной оценки. Речь шла лишь о необходимости удовлетворения страстной потребности, которая, будучи удовлетворенной, уступает место другой. В основе любого мотива лежит потребность, на удовлетворение которой и направлены все силы человека. Рассматривая мотив на базе потребности, мы полностью солидаризуемся с мнением Н.Г. Иванова, отмечавшего, что «преступных мотивов в природе не существует, поскольку импульс, побуждающий поведение, не может быть таковым. Преступным может быть действие, которое совершается благодаря потребности, но вовсе не сама потребность». Поскольку хулиганский мотив заключается в необходимости объективации личностных свойств, собственного «Я», он также не может быть преступным или вообще порицаемым. Порицаемыми могут быть действия, которые выбираются, будучи обусловленными мотивом, ибо необходимость в самоактуализации, как мы сказали, может быть удовлетворена равным образом и благородным поступком, и преступлением.
По поводу онтологических свойств мотива поведения можно спорить сколько угодно. Такие споры присущи главным образом людям, которые мало сведущи в психологии. Однако в заключение параграфа приведем цитату из произведений профессора Филиппа Катлера, посвятившего много усилий изучению мотива поведения: «Движущим мотивом человеческой деятельности являются неудовлетворенные актуальные потребности».