Мотив как конститутивный признак состава и его влияние на квалификацию преступления
Придерживаясь мнения о том, что мотив и цель преступления выполняют в уголовном праве свои функции, нельзя отрицать, что мотив преступления имеет также свои особенности при конструкции уголовно-правовой нормы. Как отмечалось ранее, мотив может выступать в роли признаков, придающих деянию уголовно-правовой характер и отличающих преступление от иных правонарушений, в ряде случаев являться обязательным признаком состава, отграничивающим одно преступление от другого, выступать в виде квалифицирующего признака. Мотив преступления, определяет общие свойства и конкретные признаки преступления как юридического факта. В частности, одним из таких признаков выступает общественная опасность.
Конечно, правовая оценка встречающихся мотивов (побуждений) не всегда была однозначной. По мере развития общественных отношений происходит изменение нравственных воззрений общества, а значит, изменяется оценка явлений с точки зрения их нравственности. При этом, как свидетельствует история, в различных условиях, разных экономических формациях изменяется не только содержание понятия преступления, но и опасность конкретных преступных деяний. Для социалистического права, например, было характерным признание «паразитического существования» поведением, причиняющим вред общественным отношениям. Не случайно в связи с этим кража, в основе которой лежит стремление к обладанию «модными» вещами, товарами повышенного спроса, считалась менее социально опасной, чем кража, побуждаемая такой идеей. Произошедшие изменения в государственно-правовой сфере некоторым образом изменили существовавшие подходы. Не вызывает сомнений, что проводимые преобразования направлены на создание новой концепции государства — правового государства. Формируется новая система правовых отношений, закрепляющая способ организации государства, при котором признаются и гарантируются права и свободы человека и гражданина, а государство подчинено праву и демократической Конституции. Однако в литературе отмечается, что многие мотивы преступлений, получили новое наполнение и оцениваются не всегда однозначно1См.: Побегайло Э.Ф. Мотив преступления // Российская юридическая энциклопедия. М., 1999. С. 549.. В основе новой оценки лежит социальное неравенство. Авторы, исследующие проблемы уголовной политики и ее отражения в теории, законодательстве и практике, отмечают, что такие мотивы преступлений, как корысть, месть, злоба и ненависть, оцениваются гражданами не совсем так, как это было в бесклассовом обществе. В силу этого перед законодателем стоит трудная проблема их оценки при конструировании норм уголовного закона2См.: Дзигарь А.Л. Уголовная политика и ее отражение в теории, законодательстве и практике. Ростов н/Д, 2005. С. 149..
Отсюда следует, что для оценки того или иного побуждения в качестве низменного или лишенного низменного содержания необходимо не только руководствоваться общими нравственными представлениям, но и учитывать конкретное содержание мотива, всю совокупность обстоятельств, вызвавших к жизни данный мотив. Следует отметить, что социально-этическая оценка мотива должна включать оценку социальных качеств предмета потребности3Муздубаев М.X. Учет мотивов преступлений при назначении наказания // Вест. Моек, ун-та. Сер. 11. Право. 1988. № 1. С. 50-56..
Безусловно, что по степени общественной опасности все преступления отличаются друг от друга и обладают индивидуальными признаками, присушим конкретному преступлению. Одним из таких индивидуальных признаков является мотив преступления как фактор, влияющий на общественную опасность деяния и характеризующий личность виновного. Научное объяснение механизма повышения или понижения степени общественной опасности преступления имеет важное значение для совершенствования уголовно-правовых норм и для практики назначения наказания. В зависимости от мотивов, которыми руководствовался субъект в своей противоправной деятельности, оценка его деяния, осуществляемая правоприменителем, может быть совершенно различной.
Это положение не противоречит принципу равенства граждан перед законом и судом в том случае, если суд оценивает данные о личности виновного не в отрыве, а, напротив, в неразрывной связи с характером и степенью общественной опасности преступления. Одинаково несправедливым будет решение о мере наказания с учетом лишь общественной опасности преступления, равно как и решение, в котором данные о личности виновного будут превалировать над обстоятельствами самого преступления. Подлинная реализация принципов уголовного закона означает объективный учет и оценку обстоятельств, характеризующих личность виновного лишь в уголовно-правовом смысле.
Таким образом, следует признать, что мотив преступления имеет уголовно-правовое значение в зависимости от конструкции конкретного состава преступления, выступая в качестве конститутивного признака основного, квалифицирующего состава, или учитывается правоприменителем в качестве обстоятельства, смягчающего или отягчающего наказания при его назначении. Определить уголовно-правовое значение мотива — значит установить его роль на всех этапах развития уголовной ответственности. По нашему мнению, первоначальным в уголовно-правовом значении мотива следует признать то, что мотив преступления как субъективный фактор влияет на общественную опасность содеянного. Лицо, которое руководствуется преступными мотивами, «взрывает» общественное отношение. В таких мотивах проявляется отрицательное отношение личности к социальным ценностям, охраняемым уголовным законом. Таким образом, выражая конкретную степень отрицательного отношения личности к общественным интересам, мотив характеризует меру общественной опасности преступления.
Уголовный закон всегда придавал серьезное значение мотиву и цели общественно опасного деяния при решении вопросов уголовной ответственности и назначения наказания. Кроме того, значительное внимание мотиву общественно опасного деяния уделено также и в уголовно-процессуальном законодательстве, так, действующий УПК РФ (ст. 73) относит мотивы к обстоятельствам, подлежащим доказыванию по каждому уголовному делу.
Однако мотив часто не только не учитывается, но и вообще не устанавливается судебно-следственными органами, в то время как он непосредственно относится к предмету доказывания4См., напр.: Мезинов Д.А. Преступная мотивация как объект познания в криминалистике: Дис.... канд. юрид. наук. Томск. 1999. С. 4.. При этом современная следственная и судебная практика характеризуется низким качеством установления мотивов преступного поведения и упрощенным объяснением причин совершения преступления, что влечет за собой поверхностное исследование либо вольное толкование форм и содержания вины, мотивов и целей преступления. Отмеченное обстоятельство, по нашему мнению, негативно отражается и на профилактике отдельных видов преступлений, не обходимым условием которой является установление причин и условий совершения противоправных поступков.
Такое положение объясняется тем, что мотив и цель законодатель использует при конструировании законодательной модели далеко не всех преступлений. Эти признаки не всегда указываются в законе в числе необходимых. В связи с этим мотив и цель в теории уголовного права отнесены к группе факультативных признаков состава преступления.
В большей части составов Особенной части УК РФ мотив и цель учитываются лишь в умышленных преступлениях. В неосторожных — мотив и цель устанавливаются либо на стадии назначения конкретной меры наказания виновному, либо в криминологическом плане для выяснения причин и условий, способствующих совершению преступления, морального облика личности преступника. Таким образом, следует признать, что в неосторожных преступлениях мотив и цель не оказывают влияния на квалификацию преступления. Иное правовое значение мотив и цель имеют в умышленных преступлениях. Если мотив и цель выступают в качестве необходимого признака субъективной стороны определенного вида преступлений, то это свидетельствует о том, что данное общественно опасное деяние законодатель отнес к группе умышленных преступлений.
В действующей редакции УК РФ мотив указывается законодателем в п. «е1» ст. 105 (убийство по мотиву кровной мести); п. «л» ст. 105 (убийство по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды либо по мотивам ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы); п. «е» ст. 111 (умышленное причинение тяжкого вреда здоровью); п. «е» ст. 112 (умышленное причинение средней тяжести вреда здоровью); п. «6» ч. 2 ст. 115 (умышленное причинение легкого вреда здоровью); п. «б» ч. 2 ст. 116 (побои); п. «з» ст. 117 (истязание); ч. 2 ст. 119 (угроза убийством или причинением тяжкого вреда здоровью); п. «б» ч. 2 ст. 213 (хулиганство); ч. 2 ст. 214 (вандализм); п. «б» ч. 2 ст. 244 (надругательство над телами умерших и местами их захоронения). Такой способ прямого указания на мотив преступления является наиболее распространенным и предпочтительным, поскольку не оставляет возможности разночтений в толковании правовой нормы, но, к сожалению, не единственным.
Включение мотива в субъективную сторону состава преступления в качестве обязательного признака предполагает существенное увеличение степени опасности деяния. Законодательно этот признак не раскрывается.
Мотив преступления как конститутивный признак является необходимым условием для наступления уголовной ответственности за преступление. Выделение преступления в своеобразную категорию, отдельную группу поведения обусловлено существованием в обществе определенных норм (как морали, так и права). В соответствии с действующим уголовным законодательством единственное основание уголовной ответственности — совершение деяния, содержащего все признаки состава преступления, предусмотренного уголовным законом: объекта, объективной стороны, субъекта и субъективной стороны (ст. 8 УК РФ). Отсутствие любого из названных элементов исключает возможность привлечения лица к уголовной ответственности. В данном случае мотив как признак, введенный в диспозицию уголовно-правовой нормы, выступает необходимым элементом в основном или квалифицированном составах преступления.
Обстоятельства, характеризующие объективные и субъективные свойства криминализуемых деяний, подлежат учету в процессе законотворческой деятельности в целях создания оптимальных моделей уголовно-правовых норм. Юридическое значение в этом случае имеют те данные, которые характеризуют внутренний процесс, ставший первопричиной действий и наступивших противоправных последствий. Такие обстоятельства отражают в концентрированном виде общественную опасность деяния и свидетельствуют о необходимости введения уголовно-правового запрета.
Одним из таких криминообразующих признаков выступает мотив нежелательного поведения, свидетельствующий о его общественной опасности. Сущность общественной опасности преступления заключается в разрыве общественно необходимой связи субъекта с другими людьми, в его уклонении от выполнения социально полезных функций в обществе. В то же время если объект, вредные последствия, стадии совершения правонарушения, вид и интенсивность соучастия и некоторые другие обстоятельства характеризуют общественную опасность деяния, то такой признак, как мотив, и другие субъективные признаки в большей мере определяют общественную опасность личности правонарушителя. Оценка мотивов поведения как мотивов преступления зависит от того, признается ли обществом данное поведение преступным или правомерным и сознает ли это субъект, совершающий данное деяние. Однако не следует отрицать, что общественная опасность зависит от личностного отношения преступника к факту дезорганизации общественных отношений, ликвидации социально полезных связей с обществом. Этот «разрыв» сам по себе является показателем пренебрежения личностью социальными ценностями.
Значение мотива как гипотетического конструкта сводится к объединению связей, обнаруживаемых между исходными условиями ситуации и последующим действием, фиксации устойчивых индивидуальных особенностей людей. Таким образом, мотив играет роль объяснительного понятия, особенности наличной ситуации рассматриваются как мотивирующие поведение переменные, актуализирующие устойчивые мотивы человека. Такая актуализация представляет собой процесс двустороннего взаимодействия между характеристиками ситуации и мотивами субъекта.
Ранее мы отмечали, что способ прямого указания на мотив преступления является наиболее распространенным и предпочтительным, поскольку не оставляет возможности разночтений в толковании правовой нормы. Такой подход при конструировании уголовно-правовой нормы основан на том, что доминирующая мотивационная сфера имеет сквозной характер: от предполагаемого преступного интереса до преступного результата (цели). При этом в доминирующей сфере нет параллельно существующих явлений: двух мотивов или двух целей. Фактически это и учитывается законодателем при конструировании основного или квалифицированного состава.
Мотив не всегда указывается в законе в числе необходимых признаков состава преступления. Этот признак субъективной стороны преступления применяется законодателем при криминализации деяний, большинство которых относится к категории тяжких и особо тяжких преступлений. Для обозначения мотива преступления законодатель использует различные технико-юридические приемы. Так, в уголовном законе мотивы преступного поведения в ряде случаев прямо не сформулированы, но их наличие подразумевается. Большей частью для обозначения мотива законодателем используются другие выражения, такие как: «побуждения» — п. «з» ч. 2 ст. 105. п. «и» ч. 2 ст. 105, п. «д» ч. 2 ст. 111, п. «д» ч. 2 ст. 112, ч. 2 ст. 116, п. «з» ч. 2 ст. 126, ст. 153, ст. 154, ст. 155, ч. 2 ст. 167, п. «з» ч. 2 ст. 206, ст. 213, ст. 215.2, ст. 245 УК РФ; «корыстная заинтересованность» — п. 3 ст. 183; «личные интересы» — ст. 199; «в целях извлечения выгод и преимуществ» — ст. 201, 202; «из корыстной или иной личной заинтересованности» — ст. 145.1, 170, 181, 285, 292, 325 УК РФ. Таким образом, законодатель в большинстве случаев использует термин «побуждение» в качестве обязательного признака состава преступления, обозначая тем самым мотив преступления.
Следует отметить, что описание мотива не всегда является очевидным в конструкции состава. Так, в составе хулиганства мотив не указывается, хотя в науке и судебной практике единодушно признается. что это деяние квалифицируется как хулиганство только тогда. когда оно совершается по мотивам неуважения к обществу и общественному порядку. В ряде случаев законодатель дает обобщенную характеристику мотивов в качестве личной заинтересованности, а в двух случаях — низменных мотивов (ст. 153 и 155 УК РФ). В литературе отмечается, что в подобных случаях деяние может квалифицироваться по соответствующим статьям УК РФ только тогда, когда точно установлено содержание мотива и обоснован вывод о том, что мотив носит характер личной заинтересованности либо является низменным5См.: Рарог А.И. Настольная книга судьи по квалификации преступлений: Практ. пособие. М., 2007. С. 145..
Невнимательное отношение к установлению истинных мотивов преступной деятельности приводит к неправильной квалификации и нарушению принципа справедливости при назначении наказания за совершенное преступление, так как «только с учетом мотивов, которыми руководствовался индивид в своей деятельности, можно понять подлинный характер правомерного или противоправного поведения».
В практике Верховного Суда РФ многократно указывалось, что если мотив преступления является обязательным признаком преступления, то он подлежит установлению. При этом следствие и суд не могут ограничиться формулировками о «личных неприязненных отношениях», а в каждом случае должно быть конкретно указано, в чем именно заключались побуждения, подтолкнувшие виновного к совершению преступления.
Несмотря на то что термины, обозначающие мотив преступления, в ряде случаев включены в диспозиции статей Особенной части УК РФ. сам по себе мотив как внутреннее побуждение не является чем-то преступным; он становится таковым лишь тогда, когда выступает элементом субъективной стороны запрещенного уголовным законом деяния. Это связанно с тем, что уголовное право оперирует формальными и прагматичными понятиями. Законодатель старается исключить судейское усмотрение при применении уголовно-правовых норм, используя условные дифференциации, что в целом направленно на упрощение правового анализа совершенных уголовно наказуемых деяний. Однако в правоприменительной деятельности не всегда верно осуществляется квалификация преступления, что отрицательно влияет на определение меры уголовно-правового воздействия.
Так, 22 марта 1999 г. около 20 часов в состоянии алкогольного опьянения Р. в целях совершения хищения чужого имущества пришел в дом к знакомому, принесенной с собой бутылкой водки нанес последнему удар по голове, ногой — по лицу, затем ударил еще несколько раз по голове и телу, причинив потерпевшему легкий вред здоровью по признаку кратковременного расстройства здоровья (не более 21 дня), после чего открыто похитил телевизор стоимостью 3500 руб., принадлежащий потерпевшему, и гитару стоимостью 500 руб., принадлежащую другому лицу, К.
Президиум Волгоградского областного суда, отменяя приговор суда первой инстанции по обвинению Р. в совершении разбоя, указал следующее. Установив, что Р. незаконно завладел чужим имуществом, суд признал наличие у него корыстного мотива при совершении преступления. Однако этот вывод сделан без всестороннего исследования обстоятельств дела. Так, суд не дал оценки показаниям Р. на предварительном следствии о том, что умысла на завладение чужим имуществом у него не было, побил его за повреждение двери квартиры его бывшей сожительницы С. Потерпевший в судебном заседании подтвердил показания Р., в том числе об обещании вернуть вещи, и не отрицал, что по поводу ремонта двери С. Р. приходил к нему раньше.
Показания Р. о том, что он собирался вернуть потерпевшему вещи, суд в должной мере не исследовал, юридической оценки им не дал, а также оставил без внимания показания об этом потерпевших и свидетеля. Кроме того, суд в приговоре не привел оснований своего вывода о наличии корыстного мотива в действиях Р.
Из приведенного примера следует, что у виновного отсутствовал корыстный мотив, состоящий в стремлении виновного к незаконному обогащению. Кроме того, отсутствовал предмет в виде материального блага, то есть объект собственности в независимости от того, являлся ли он конечной целью деятельности или промежуточной целью действия.
Такой, часто встречающийся в судебной практике мотив, как месть, может быть обусловлен противоправными, аморальными, правомерными действиями потерпевшего. Так, мотив мести в связи с осуществлением потерпевшим служебной деятельности или выполнением общественного долга указан в трех статьях УК РФ: 277. 295, 317. В то же время данный мотив хотя прямо и не указан в законе, но выступает в качестве обязательного признака основного состава некоторых воинских преступлений (ст. 296, 298, 318, 319. ч. 2 ст. 321, ст. 334, 336 УК РФ), является квалифицирующим признаком составов преступлений, предусмотренных п. «б» ч. 2 ст. 105, п. «а» ч. 2 ст. 111, п. «б» ч. 2 ст. 112. п. «б» ч. 2 ст. 117 УК РФ, а также указан в качестве отягчающего наказание обстоятельства (п. «ж» ст. 63 УК РФ).
Хотя в большинстве из рассмотренных выше норм говорится о совершении преступления в связи с осуществлением потерпевшим служебной деятельности или выполнением общественного долга, вывод о том, что мотив мести является обязательным признаком данных преступлений, подтверждается, например, разъяснениями Пленума Верховного Суда Российской Федерации в постановлении от 27 января 1999 г. № 1 «О судебной практике по делам об убийстве (ст. 105 УК РФ)», в соответствии с которыми по п. «б» ч. 2 ст. 105 УК РФ квалифицируется убийство лица или его близких, совершенное с целью воспрепятствования правомерному осуществлению данным лицом своей служебной деятельности или выполнению общественного долга либо по мотивам мести за такую деятельность.
Применение указанных выше норм возможно только в том случае, если виновный мстил за законную служебную или общественную деятельность потерпевшего. В противном случае квалификация действий лица должна осуществляться по иным статьям (частям или пунктам статьи) УК РФ, равно как не должно учитываться при назначении ему наказания соответствующее отягчающее обстоятельство.
Так, И. оправдан в совершении преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 318 УК РФ (применение насилия в отношении представителя власти), за отсутствием в его деянии состава преступления. Государственный обвинитель в кассационном протесте поставил вопрос об отмене приговора и направлении дела на новое рассмотрение. По мнению прокурора, оправдательный приговор противоречит фактическим обстоятельствам дела и имеющимся доказательствам. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда Российской Федерации 8 апреля 1997 г. кассационный протест оставила без удовлетворения, а оправдательный приговор — без изменения, указав следующее.
В суде было установлено, что И., его жена, брат и мать в легкой степени алкогольного опьянения ожидали электропоезд на железнодорожной станции «Ростов». В это время к ним подошли работники милиции и потребовали у И. и его жены документы. Поскольку документов не оказалось, работники милиции Кочетков и Кроновой предложили супругам пройти с ними в дежурную часть линейного отделения милиции. И., его мать, жена и брат стали просить работников милиции отпустить их на электропоезд, однако Кочетков и Кроповой повели И. в милицию. Тогда И. потребовал отпустить брата. Кочетков снял с пояса дубинку и замахнулся на него. В это время И. бросился на спину Кочеткова, повалил его на землю и удерживал до тех пор, пока ему (И.) не надели на руки наручники.
Как видно из материалов дела, И. хотя и находился в легкой степени алкогольного опьянения, однако ни он, ни кто-либо из его родственников правонарушений не совершал, что подтвердил в суде потерпевший Кочетков.
Работники милиции в нарушение положений ст. 11 Закона РФ от 18 апреля 1991 г. «О милиции», в которой дан исчерпывающий перечень оснований для проверки документов, потребовал от И. и его родственников предъявить удостоверение личности, а затем пройти с ними в отдел внутренних дел.
Потерпевший Кочетков подтвердил, что И. повалил его только после того, как он замахнулся на И. резиновой дубинкой. Никто из допрошенных в суде не утверждал, что И. нецензурно оскорблял работников милиции. Ответственность за применение насилия в отношении представителя власти наступает тогда, когда насилие является противодействием законной деятельности представителя власти, в том числе работника милиции, по охране общественного порядка. Вывод суда о невиновности И. в инкриминированном ему деянии основан на его показаниях, показаниях потерпевшего Кочеткова, свидетелей О., Н., С. и других доказательствах, анализ которых дан в приговоре. Таким образом, в действиях И. не усматривается противодействия законной деятельности представителей власти — работников милиции, в связи с чем оснований для отмены оправдательного приговора не имеется6Ответственность за применение насилия в отношении представителя власти (ст. 318 УК РФ) наступает только в случаях противодействия его законной деятельности. См.: Извлечение из определения Верховного Суда Российской Федерации от 8 апреля 1997 г. // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 1998. № 4. С. 10-11: Обзор судебной практики Верховного Суда Российской Федерации по рассмотрению уголовных дел в кассационном и надзорном порядке в 1994 г. // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 1995. № 11..
Среди обязательных признаков субъективной стороны преступления, предусмотренного ст. 317 УК РФ, одним из которых является цель преступления (воспрепятствование законной деятельности указанных лиц по охране общественного порядка и обеспечению общественной безопасности — стремление прекратить, изменить такую деятельность в настоящее время или в будущем), присутствует и другой обязательный признак — мотив преступления (месть за такую деятельность — за уже выполненные действия).
Так, судом установлено, что X., исполняя свои служебные обязанности по охране общественного порядка и обеспечению общественной безопасности, потребовал от Г. прекратить насильственные действия. В ответ на законные требования X. виновный (Г.), зная, что тот является работником милиции, в целях убийства нанес ему удар ножом. При таких обстоятельствах суд правильно квалифицировал действия Г. в отношении работника милиции по ст. 317 УК РФ как посягательство на жизнь работника милиции в целях воспрепятствования его законной деятельности по охране общественного порядка.
Следует обратить внимание и на другой случай из судебной практики. Так, в процессе драки Р. напал на сотрудника прокуратуры Н. с целью завладеть его пистолетом и нанес ему удары ножом в голову и по спине. Прокуратурой его действия были квалифицированы по ст. 317 УК РФ — посягательство на жизнь сотрудника правоохранительного органа в связи с его служебной деятельностью. Краснодарский краевой суд вернул дело на доследование, полагая, что Р. совершил нападение на Н. не в целях противодействия его служебной деятельности, а по другим мотивам, и поэтому его действия надлежит квалифицировать по статье, предусматривающей ответственность за покушение на убийство.
Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ не согласилась с мнением суда и разъяснила, что цель противодействия деятельности по охране общественного порядка — не обязательный признак субъективной стороны состава преступления, предусмотренного ст. 317 УК РФ, так как обязательным признаком этого состава преступления является вообще не цель, а мотив недовольства деятельностью сотрудника правоохранительного органа по охране общественного порядка. В силу этого Верховный Суд РФ признал, что действия Р. должны быть квалифицированы по ст. 317 УК РФ.
На наш взгляд, в данном случае Краснодарский краевой суд допустил в своем определении по этому делу смешение понятий мотива и цели преступления. Как указывалось, цель Р. состояла в завладении оружием Н., что необоснованно в определении названо мотивом преступления, вследствие чего Краснодарский краевой суд предлагал квалифицировать содеянное как покушение на убийство.
Изучение судебной практики и постановлений Пленума Верховного Суда Российской Федерации свидетельствует о том, что нередко для характеристики субъективной стороны тех или иных составов преступлений используется термин «мотив», который с позиций психологии мотивации представляет собой субъективную причину выбора лицом преступного пути достижения цели. Присутствующее многообразие социально-психологического содержания мотивов, обозначаемых в законе и судебной практике обобщенными юридическими терминами, свидетельствует о необходимости выявления конкретной формы проявления мотива, отражающего степень его антисоциальности. И если термин «мотив» употребляется без всякого обозначения, то логично предположить, что речь идет именно о мотиве поведения в узком смысле этого слова, то есть о том, что лежит в основе выбора человеком того или иного пути достижения поставленной перед собой цели. Между тем ориентирующий мотив фактически не заложен в нормах УК РФ, хотя именно он определяет в целом антисоциальность побуждений, ведущих к совершению человеком преступных действий (бездействия). Изложенное позволяет нам утверждать, что при назначении наказания суд не может ограничиваться указанием на наличие в деле корыстных и иных низменных побуждений, а обязан определить и учесть степень их выраженности при оценке общественной опасности преступления. Кроме того, по своей природе мотив преступления, включенный в диспозицию основного состава или выступающий в качестве квалифицирующего признака, является средством дифференциации ответственности, выступая «инструментом» в руках законодателя. При этом осуществляется влияние только на объем наказания, поскольку наличествует прямая связь данного признака со степенью общественной опасности содеянного и законодательной оценкой вида поведения.
Значение мотива и цели деяния, признаваемого преступлением, для уголовного права зависит от задач и направлений уголовно-правовой и криминологической политики, и в частности от целей наказания и иных мер уголовно-правового воздействия. Рассмотренные положения свидетельствуют, что мотив преступления выступает неотъемлемым элементом общественной опасности вне зависимости от конструкции состава преступления. Мотив — это фактор, влияющий на общественную опасность деяния, а точнее, на формирование общественной опасности преступления, имеющий ценностную характеристику и характеризующий личность виновного.