Значение понятия преступления
В ст. 2 Уголовного кодекса РФ указывается, что для осуществления задач УК, состоящих, в частности, в охране важнейших социальных ценностей и предупреждении преступлений, уголовный закон, помимо прочего, не только устанавливает основание уголовной ответственности, но и определяет, какие опасные для личности, общества или государства деяния признаются преступлениями.
Казалось бы, что для привлечения к уголовной ответственности достаточно указать лишь на основание такой ответственности, которым, согласно ст. 8 УК, является совершение деяния, содержащего все признаки состава преступления, предусмотренного Уголовным кодексом. Однако законодатель в ст. 14 УК формулирует и понятие преступления, подчеркивая тем самым принципиальную важность определения самого понятия.
В связи с этим возникает вопрос: кому адресовано данное понятие — законодателю, правоприменителю или им обоим? Ряд ученых полагает, что понятие преступления адресовано не только правоприменителю, но и самому законодателю, так как, формулируя определение преступления, «законодатель ориентируется на общественную опасность деяний, которые он проектирует криминализировать либо декриминализировать». Другие авторы считают, что некоторые признаки преступления, указанные в его определении (прежде всего общественная опасность), имеют значение только для правотворческого процесса, главным образом для решения вопроса о криминализации деяния.
Представляется, что законодательное определение преступления имеет значение в первую очередь для правоприменителя (далее мы приведем более подробное обоснование данной позиции). Смысл включения понятия преступления в Уголовный кодекс видится прежде всего в том, что оно устанавливает пределы действия уголовного закона, не позволяя применять весьма жесткие уголовно-правовые средства к лицу, в деянии которого могут быть усмотрены все признаки состава преступления.
Эти пределы можно назвать общими в том смысле, что иные уголовно-правовые нормы более предметно определяют границы действия уголовного закона: в пространстве, во времени, по кругу лиц и т.д. Так, если исходить из понятия преступления, никакое деяние, формально запрещенное уголовным законом, не может расцениваться как преступное, если оно не обладает общественной опасностью.
Функция понятия преступления видится также в том, чтобы на фундаментальном уровне устранять некоторые формально-логические просчеты законодателя. Например, в ст. 8 УК РФ основанием уголовной ответственности называется совершение деяния, содержащего все признаки состава преступления, предусмотренного УК. Однако уголовной ответственности может подлежать и лицо, чье деяние не содержит всех признаков состава преступления, например, при приготовлении к преступлению либо покушении на преступление. Но в то же время такое деяние также признается преступлением, хоть и неоконченным (ст. 29 УК). Поэтому, кстати, правильнее было бы назвать основанием уголовной ответственности совершение преступления — оконченного и неоконченного, в виде соучастия, как это сделано в ст. 10 УК Республики Беларусь «Преступление как основание уголовной ответственности».
В уголовном законе говорится о преступлении в уголовно-правовом смысле. Для иной, весьма близкой к науке уголовного права отрасли — криминологии (науке о преступлении и преступности) понятие преступления также является фундаментальным. Оно основано на уголовно-правовом определении преступления, но включает в него и иные признаки, как имеющие (относящиеся, например, к личности преступника, характеристики которой влияют на наказание), так и не имеющие уголовно-правовое значение. Поэтому криминологическое определение преступления шире уголовно-правового.
Преступление является одним из видов правонарушений, оно также называется уголовным правонарушением (поэтому, кстати, словосочетание «уголовное преступление» правомерно лишь в случае, когда речь идет о законодательстве иных стран, предусматривающем ответственность как за уголовные преступления, так и за уголовные проступки). Другими видами являются правонарушения гражданско-правовые, административно-правовые, дисциплинарные проступки. Законодательное определение преступления помогает определить соотношение этого и иных видов правонарушений. Определенную сложность для правоприменителя вызывает вопрос о том, не является ли факт признания деяния гражданским правонарушением основанием для непризнания его правонарушением уголовным, т.е. преступлением.
С конца 80-х гг. прошлого столетия следственные и судебные органы взяли на вооружение формулировку, применявшуюся сначала при мотивировке решений об отказе (прекращении) в уголовном преследовании за хищения, сопряженные с предпринимательской и банковской деятельностью, а потом распространенную и на область оценки иных экономических преступлений. Фактически было придумано едва ли не новое основание для подобного рода решений — наличие гражданско-правовых отношений. Формула эта постоянно встречается в материалах об отказе в возбуждении уголовных дел, прекращенных уголовных дел и даже в опубликованной судебной практике.
Однако гражданским законом регулируются юридические отношения, возникающие между причинителем вреда и лицом, которому такой вред причинен: причинитель вреда обязан возместить причиненный вред, пострадавший имеет соответствующее право на возмещение, и в этом заключается суть указанных отношений. Уголовный закон регулирует отношения между лицом, виновно совершившим общественно опасное деяние, запрещенное УК под угрозой наказания, и государством в лице его правоприменительных органов.
Исключением в этом плане некоторые исследователи считают ст. 61 и 76 УК, где речь идет о возмещении виновным потерпевшему вреда, однако отношения по возмещению вреда, которые могут быть основанием для смягчения наказания, освобождения от уголовной ответственности в связи с примирением с потерпевшим, все равно основаны на нормах гражданского материального права. Стало быть, наличие гражданско-правовых отношений между причинителем вреда и пострадавшим отнюдь не свидетельствует об отсутствии хотя бы какого-то признака преступления.
С учетом сказанного указание в решении (постановлении, определении, приговоре) на гражданско-правовые отношения с точки зрения уголовного закона излишне, поскольку для уголовно-правовой оценки важны лишь признаки, перечисленные в ст. 14 УК. Установлены такие признаки — есть преступление, не установлены — его нет.
Сложнее вопрос о соотношении преступления и административного правонарушения. Чем, в итоге, является деяние физического лица, отвечающее и признакам, указанным в ст. 14 УК, и понятию административного правонарушения, которым признается противоправное, виновное действие (бездействие) физического или юридического лица, за которое Кодексом об административных правонарушениях установлена административная ответственность?
Проблема здесь заключается в том, что хотя криминообразующим (влекущим уголовную ответственность) признаком деяния зачастую является причинение действиями (бездействием) физического лица определенных в уголовном законе последствий, однако какого-либо критерия для разграничения административного проступка и преступления действующее административное законодательство не содержит.
Более предпочтительной в этом плане была позиция КоАП РСФСР, в ст. 10 которого определялось, что «административная ответственность за правонарушения, предусмотренные настоящим Кодексом, наступает, если эти нарушения по своему характеру не влекут за собой в соответствии с действующим законодательством уголовной ответственности». Законодатель лишь в ряде случаев указывает, что те или иные действия влекут административную ответственность, если они не содержат уголовно наказуемого деяния (ст. 5.16, 5,46 КоАП РФ и др.) либо за исключением случаев, влекущих уголовную ответственность (ст. 13.14 КоАП РФ).
Проблема межотраслевой конкуренции в иных случаях связана с тем, что КоАП не ограничивает пределы действия своих норм указанием на, например, непричинение действиями (бездействием) указанных последствий и не делает оговорок, касающихся уголовной ответственности. Иными словами, КоАП может предусматривать ответственность и за противоправные действия, если строго толковать закон, причинившие указанные последствия.
Решение данной проблемы осложняется еще и тем, что высший судебный орган страны дает на этот счет противоречивые разъяснения. Так, в Постановлении от 5 ноября 1998 г. № 14 Пленума Верховного (Суда РФ «О практике применения судами законодательства об ответственности за экологические правонарушения» сказано: «При рассмотрении уголовных дел, возникших в связи с нарушением экологического законодательства, необходимо отграничивать экологические преступления от экологических проступков, т.е. виновных противоправных деяний, причиняющих вред окружающей природной среде и здоровью человека, за которые установлена административная ответственность.
В случае возникновения трудностей в разграничении уголовно-наказуемого деяния и административного проступка особое внимание следует уделять выяснению всех обстоятельств, характеризующих состав экологического правонарушения, последствий противоправного деяния, размера нанесенного вреда и причиненного ущерба» (п. 13). В качестве одного из критериев отграничения Пленум указывает на причинение преступлением крупного ущерба.
Казалось бы, здесь изложено правило, которым следует руководствоваться и в иных аналогичных случаях конкуренции норм УК и КоАП. В пользу такого подхода свидетельствует и позиция Конституционного Суда, изложенная в определении от 5 июня 2003 г. № 217-0. В определении указывается, что хотя с 1 июля 2002 г. в действие был введен КоАП РФ, ст. 6.8 которого устанавливается административная ответственность за незаконное приобретение либо хранение без цели сбыта наркотических средств или психотропных веществ, при этом не обозначаются предельные размеры количества соответствующих средств или веществ.
Оснований для вывода о том, что новым административным законом была устранена или смягчена ответственность за приобретение или хранение без цели сбыта наркотических средств в крупном размере, нет, поскольку с введением в действие названного Кодекса ч. 1 ст. 228 УК РФ отменена не была и сохранила свою силу.
Вместе с тем при решении вопросов конкуренции применительно к мелким хищениям и незаконному обороту оружия Верховный Суд РФ занимает противоположную позицию. Так, Верховный Суд многократно повторял, что если хищение совершается на сумму, не превышающую один минимальный размер оплаты труда (МРОТ), установленный законодательством Российской Федерации, и если в деянии отсутствуют квалифицирующие признаки кражи, мошенничества, присвоения и растраты имущества, то ответственность должна наступать по ст. 7.27 КоАП РФ, а не по статьям УК, хотя части первые ст. 158,159 и 160 УК РФ распространяют свое действие и на случаи хищений имущества, стоимость которого не превышает один МРОТ.
В Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 12 марта 2002 г. № 5 «О судебной практике по делам о хищении, вымогательстве и незаконном обороте оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ и взрывных устройств» говорится: «При рассмотрении дел о нарушениях правил оборота оружия и боеприпасов необходимо иметь в виду, что неправомерные действия лица могут содержать одновременно признаки состава как административного правонарушения, так и преступления, в связи с чем необходимо отграничивать виды ответственности владельцев оружия.
При этом в случаях, когда допущенное лицом административное правонарушение (например, нарушение правил хранения или ношения оружия и боеприпасов, их продажи, несвоевременная регистрация и перерегистрация оружия и т.п.) содержит также признаки уголовно наказуемого деяния, указанное лицо может быть привлечено лишь к административной ответственности» (п. 8).
В качестве довода в пользу того, что приоритет все же сохраняется за уголовным законом, могут быть использованы положения п. 7 ст. 24.5 КоАП, согласно которому производство по делу об административном правонарушении не может быть начато, а начатое производство подлежит прекращению при наличии по одному и тому же факту совершения противоправных действий (бездействия) лицом, в отношении которого ведется производство по делу об административном правонарушении, постановления о возбуждении уголовного дела.
Что же касается дисциплинарных проступков, то соответствующая оценка деяния в качестве проступка не является основанием для непризнания содеянного преступлением.
Итак, согласно ч. 1 ст. 14 УК, преступлением признается виновно совершенное общественно опасное деяние, запрещенное Уголовным кодексом под угрозой наказания.
Некоторые исследователи называют основными признаками преступления противоправность деяния (запрещенность уголовным законом) и его общественную опасность, а виновность и наказуемость считают производными. Соответствующая позиция основывается на том соображении, что запрещены уголовным законом только деяния, совершенные с умыслом и — в специально оговоренных в законе случаях — по неосторожности, т.е. виновные, а наказуемость деяния предопределена уголовно-правовым запретом его совершения.
Однако мы видим, что в понятии преступления, признаки деяния и виновности разделены, и это представляется обоснованным, поскольку, как будет показано далее, каждый из них, равно как и признак уголовной противоправности, является самостоятельным. Что же касается признака наказуемости, который называется так в силу традиции, то он неразрывен с уголовно-правовым запретом. Иначе говоря, виновно совершенное общественно опасное деяние не может быть запрещено Уголовным кодексом иначе, как под угрозой наказания. Связь этих составляющих уголовной противоправности — запрета и угрозы наказания — отчетливо видна и в редакции ч. 1 ст. 14 УК.
Таким образом, преступление — это:
- деяние;
- деяние, обладающее общественной опасностью;
- деяние, совершенное виновно;
- деяние, запрещенное Уголовным кодексом под угрозой наказания.