Уголовное право зарубежных стран

Основания уголовной ответственности в США

Уголовному праву США неизвестно общее понятие состава преступления. Традиционно считалось и считается (в доктрине и судебной практике), что уголовная ответственность наступает при доказанности наличия двух конститутивных элементов преступления — actus reus (преступное деяние) и mens rea (виновное состояние ума). Пришедшие из английского права эти элементы пустили глубокие корни на американской почве.

До середины XX в. вопросы оснований уголовной ответственности в американском уголовном законодательстве по существу оставались неурегулированными: в УК большинства штатов отсутствовали общие определения признаков объективной и субъективной сторон преступления. Это особенно отразилось на понятии mens rea. Используемая для обозначения «виновного состояния ума» терминология характеризовалась чрезвычайным многообразием, запутанностью и противоречивостью.

Решительную попытку изменения, а по существу создания и введения нового законодательства об основаниях уголовной ответственности предприняли авторы Примерного УК. Они предложили штатам и федеральным властям в качестве образца в целом хорошо разработанную схему характеристики деяния и его объективной и субъективной сторон.

Поскольку рекомендации Примерного УК в принципе (с теми или иными уточнениями и изменениями) были восприняты законодательством многих штатов, целесообразно хотя бы вкратце рассмотреть названные конститутивные и другие элементы преступления по Примерному УК в сравнении с их определениями по УК отдельных штатов с использованием материалов судебной практики и доктрины.

Actus reus по Примерному УК включает поведение, а также сопутствующие обстоятельства или результат, «которые включены в описание запрещаемого поведения в определении посягательства» (п. 9 ст. 1.13). Поведение означает действие или бездействие и сопровождающее его психическое состояние. Однако из п. 1 ст. 2.01 следует, что основной объективный или материальный элемент преступления — это деяние: «Лицо не является виновным в совершении посягательства, если его ответственность не основана на поведении, включающем в себя волевое действие или несовершение действия, которое оно физически способно совершить». Данное положение нашло отражение в УК штатов: в одних, например, в УК штата Пенсильвания (п. а ст. 301), оно воспроизводится дословно, в других — можно обнаружить его различные варианты. Так, по УК штата Нью-Йорк (ст. 15.10) осуществление поведения, выражающегося в волевом действии или бездействии, является «минимальным требованием» к уголовной ответственности. Таким образом, поведение в узком или собственном смысле — это деяние в форме действия или бездействия.

В Примерном УК и УК отдельных штатов, например, в УК штата Огайо (п. с (2) ст. 2901.21), отмечается, что не считаются волевыми действиями телодвижения рефлекторные или конвульсивные, а также осуществленные в бессознательном состоянии или во сне. Однако в отличие от Примерного УК в УК ряда штатов закреплены общие определения волевого действия как «телодвижения, совершенного сознательно в результате усилия или решимости и включающего в себя владение имуществом, если деятель осознавал, что он осуществляет физическое владение или контроль над ним в течение периода времени, достаточного, чтобы прекратить такое владение или контроль».

Вышеизложенное нуждается в некоторых пояснениях. Во-первых, действие, достаточное для возложения уголовной ответственности, может состоять не только в непосредственных «движениях тела», что является условием ответственности по Примерному УК и УК штатов, но и, если так можно сказать, в движениях языка, т.е. быть выражено словесно. Это касается, например, неоконченных посягательств (сговора и подстрекательства), а также лжесвидетельства и соучастия в преступлении. Во-вторых, в судебной практике имели место случаи, когда лицо, действовавшее под гипнозом или в состоянии пробуждения от сна, было признано не совершившим волевого действия, а следовательно, и преступления. В-третьих, в США еще встречаются статуты, по которым лицо может быть признано виновным, в частности, за бродяжничество, не за совершенное деяние, а в силу своего статута. В-четвертых, по Примерному УК и кодексам штатов владение вещью приравнивается к действию, хотя, строго говоря, таковым не является, так как не является телодвижением. Нормы, позволяющие это делать, были включены в законодательство по чисто практическим соображениям, чтобы не позволить уйти от уголовной ответственности лицам, владеющим в соответствующих случаях спиртным, наркотиками, краденым, приспособлениями для подделки чего-либо, орудиями для совершения берглэри и т.п.

Бездействие — это несовершение действия. По Примерному УК ответственность за совершение посягательства не может быть основана на бездействии, не сопровождаемом действием, если закон, определяющий посягательство, прямо не признает бездействие достаточным основанием ответственности, или обязанность выполнить несовершенное действие устанавливается иным образом законом (п. 3 ст. 2.01).

В УК таких штатов, как Пенсильвания (п. b ст. 301) или Техас (п. с ст. 6.01), приведенное условие ответственности за бездействие сформулировано так же или почти так же, в УК некоторых других штатов, например Нью-Йорка (п. 3 ст. 15.00) или Алабамы (п. 3 ст. 13А-2-1), — более четко и кратко: бездействие — это несовершение действия, обязанность совершения которого предписывается законом (правом). Однако подобная общая норма, касающаяся ответственности за бездействие, имеется не во всех УК штатов, нет ее и в Федеральном УК (разд. 18 СЗ).

Бездействие как одно из оснований уголовной ответственности требует некоторых пояснений. Хотя большинство преступлений совершается действиями, есть ряд статутных посягательств, которые определяются так, что ответственность наступает за несовершение соответствующих действий, например, за незаполнение плательщиком налоговой декларации вообще или к какому-то сроку. Однако если из описаний некоторых преступлений неясно, как они могут быть совершены, то при определенных обстоятельствах — и путем бездействия. Это касается, например, тяжкого или простого убийства и некоторых других преступлений.

В американской юридической литературе подчеркивается, что следует отличать правовую обязанность действовать от моральной. По общему правилу лицо не обязано оказывать помощь другому, оказавшемуся в бедственном положении или которому угрожает опасность, даже если оно может сделать это без какого-либо риска или неудобства для себя, в отличие, например, от французского права¹Согласно ст. 223-6 УК Франции неоказание помощи без риска для себя карается лишением свободы сроком до пяти лет и штрафом до 75 тыс. евро.. Так, лицо не обязано предупреждать слепого, направляющегося к обрыву, или вытаскивать тонущего ребенка из неглубокого водоема.

По американскому уголовному праву правовая обязанность действовать соответствующим образом может иметь различные основания.

Во-первых, она может вытекать из родственных и других отношений. Общее право возлагает обязанность на лиц, находящихся в определенных отношениях с другими лицами, оказывать им помощь и проявлять заботу: на родителей — в отношении своих несовершеннолетних детей, на мужей — в отношении своих жен, на капитана судна — в отношении членов экипажа и т.п. Судебной практике известны случаи признания виновным в убийстве: родителя — за то, что он по религиозным соображениям не вызвал доктора для собственного больного ребенка, мужа — за неоказание помощи находящейся в опасности жене, работодателя — за неоказание помощи попавшему в беду работнику, например, в результате производственной аварии, и т.п. С другой стороны, в силу родственных и других отношений лицо обязано контролировать поведение тех, кто находится в его подчинении, с тем чтобы они не причинили вред другим. Например, родитель — во время пребывания его ребенка на улице или работодатель — во время исполнения его работником своих трудовых обязанностей.

Во-вторых, обязанность действовать может возлагаться статутом, причем не только уголовно-правовым, а также ордонансом, административным постановлением или приказом. Так, если суд постановил, что обвиняемый должен возвратить ребенка его законному попечителю (опекуну), а тот этого не сделал, его поведение, несомненно, может рассматриваться как преступное бездействие.

В-третьих, обязанность действовать может вытекать из договора найма: если, например, лицо, дежурящее на железнодорожном переезде, вовремя не опускает шлагбаум, в результате чего происходит столкновение поезда и автомобиля и погибают люди, оно может быть признано виновным в убийстве. Более сложным оказывается вопрос, когда лицо, исходя их своего должностного положения, в принципе не обязано было действовать соответствующим образом, хотя могло предотвратить наступление вредных последствий. Это касается, например, сослуживца по работе того, кто был обязан действовать. Мнения по этому вопросу расходятся. Одни считают, что указанное лицо подлежит уголовной ответственности за бездействие, другие — наоборот.

В-четвертых, обязанность действовать может быть обусловлена созданной самим субъектом опасностью. Здесь следует различать два случая. Если он действовал виновно, то он обязан предотвратить или, во всяком случае, уменьшить вредные последствия своего поведения. Однако обязанность действовать может возникнуть и в случае, когда обвиняемый создал опасную ситуацию невиновно. Например, когда он случайно совершил поджог здания, в котором находились люди, а затем не делает ничего, чтобы спасти их. Обязанность действовать может быть основана на статуте, когда возникла серьезная ситуация даже не по вине субъекта. Например, водителя транспортного средства, который был участником дорожно-транспортного происшествия, но не остановился и не оказал помощь пострадавшим в результате его совершения лицам — на основании статута «hit-and-run» («ударил и убежал»).

В-пятых, обязанность действовать может быть основана на принятии на себя лицом ответственности проявлять о ком-то заботу. Такая обязанность касается случаев, когда лицо добровольно, из благородных побуждений возложило на себя ответственность за беспомощных людей — детей, невменяемых или немощных. Так, например, если такое лицо спасает человека, находящегося в бессознательном состоянии на железнодорожном пути, от верной гибели, так как приближается поезд, а затем оставляет его в том же состоянии недалеко от колеи, в результате чего он погибает, будучи задетым поездом, то оно может быть признано виновным в убийстве. Однако по подобным делам судебная практика единообразием не отличается.

Следует отметить, что проявлять заботу, т.е. осуществлять позитивные действия, должны определенные категории лиц.

В связи с анализом бездействия как основания уголовной ответственности на практике нередко возникает вопрос: может ли быть ответственность возложена на обвиняемого, если он не знал о фактах, при наличии которых он должен был действовать, или не знал о существовании соответствующей правовой обязанности?

В большинстве своем суды считают, что лицо не может быть признано ответственным за бездействие, если ему не были известны факты, в силу которых оно должно было действовать. Например, обвиняемый не может быть осужден за нарушение статута «ударил и убежал», если он не знал о том, что произошло дорожно-транспортное происшествие. Что же касается второго случая, то следует отметить, что суды редко когда исследуют вопрос о том, знал ли обвиняемый, что закон (право) возлагает обязанность действовать. Как правило, они исходят из общего принципа «незнание закона не является оправданием», за исключением случаев, когда в статуте прямо предусматривается ответственность за умышленное (намеренное) или заведомое (осознанное) неисполнение обязанности действовать.

Однако по Примерному УК (п. 1 ст. 2.01) и УК некоторых штатов ответственность за несовершение действия несет лицо, которое «физически способно» совершить действие.

Другими составными частями actus reus являются сопутствующие обстоятельства и результат (преступные последствия совершенного деяния), если они указаны в описании преступления. Примерный УК называет их элементами посягательства (п. 9 ст. 1.13). Однако в английской юридической литературе они традиционно рассматриваются в рамках actus reus.

Нередко для возложения уголовной ответственности за поведение лица установления факта совершения им деяния недостаточно: суд должен также установить, что оно имело место при определенных обстоятельствах во время его совершения. Так, например, федеральный статут предусматривает, что виновен в преступлении «тот, кто убивает или пытается убить какое-либо должностное лицо или служащего Соединенных Штатов... в то время, когда такое должностное лицо или служащий исполняет или в связи с исполнением своих официальных обязанностей...» (ст. 1114 разд. 18 СЗ). Из этого положения видно, что лицо может быть осуждено (за убийство) при наличии двух обстоятельств, а именно, если: 1) оно лишит жизни федеральное должностное лицо и 2) такое должностное лицо во время убийства находится при исполнении своих обязанностей. Другой пример: по общему праву берглэри — это взлом и проникновение в чужое жилище в ночное время с намерением совершить там фелонию. Сопутствующими обстоятельствами этого преступления являются жилище чужое (а не, например, магазин или банк) и ночное время.

При установлении сопутствующих обстоятельств нередко поднимается вопрос о том, знал ли обвиняемый о существовании этих обстоятельств. Ответ на него может быть получен при анализе второго конститутивного элемента преступления — mens rea.

Что же касается результата или преступных последствий совершенного деяния, то здесь следует иметь в виду, что посягательства подразделяются на «преступления поведения» и «преступления результата». В определении первых преступные последствия не указываются, поэтому ответственность возлагается за осуществленное запрещенное поведение, например, за вождение машины в состоянии алкогольного опьянения, никому не причинившее никакого реального вреда. В определении вторых, которых, по-видимому, большинство, указывается результат, наступление которого дает основание для возложения ответственности за их совершение. Но есть преступления, описания которых содержат и «поведение», и «результат». Например, по УК штата Калифорния (ст. 189) тяжкое убийство I степени — это убийство другого «с использованием разрушающего устройства или взрывчатки... яда, засады... пытки...». Actus reus этого преступления включает результат (смерть другого), достигнутый посредством определенного поведения — путем использования разрушающего устройства, взрывчатки и других средств и способов совершения преступления.

Причинная связь в Примерном УК (ст. 2.03) излагается довольно сложно и путанно, и штаты оставили решение вопроса об установлении причинной связи на усмотрение доктрины и судебной практики, но далеко не все. Из числа последних в одних штатах в кодексах положения Примерного УК воспроизводятся почти дословно, например в УК штата Пенсильвания (ст. 303), либо с некоторыми изменениями, как, например, в УК штата Кентукки (ст. 501.060). В некоторых других штатах пошли по пути значительного упрощения формулировок причинной связи.

Обычно проблема причинности возникает в случаях совершения убийства и других преступлений, связанных с причинением телесного вреда.

Уголовно-правовая доктрина выработала несколько теорий причинной связи. В настоящее время выделяются две: теория фактической причинности (but for) и теория ближайшей, или легальной, причинности.

Согласно первой, получившей отражение в единичных формулировках в Примерном УК (п. 1 (а) ст. 2.03) и в проекте УК штата Род- Айленд (п. 1 ст. 11A-2-2), а также в УК ряда штатов, поведение является фактической причиной результата, без которого он бы не наступил.

Теория ближайшей, или легальной, причинности также нашла отражение в Примерном УК (п. 2 (b) и п. 3 (b) ст. 2.03) и законодательстве некоторых штатов: наступивший вред не должен быть настолько отдаленным или случайным (или настолько зависящим от поведения другого) для того, чтобы (по справедливости) считаться имеющим значение для решения вопроса об ответственности деятеля или о тяжести совершенного им посягательства.

Если для установления фактической причинной связи требуется «научный подход», то решение вопроса о ближайшей причинности зависит от интуиции лиц, рассматривающих этот вопрос. И действительно, как можно определить, когда какой-то результат является просто отдаленным, а когда слишком отдаленным и когда он является весьма зависящим от поведения другого лица? Единственный ориентир, рекомендуемый Примерным УК, — чтобы возложение ответственности было «справедливым». Но, думается, он мало помогает в объективном решении проблемы.

Суды, пытаясь установить «ближайшую» причину наступившего результата, нередко игнорируют «глубинные причины» совершения преступления, такие как социальное неравенство, дискриминация, дурное влияние социальной среды и др. Ближайшая причинность представляет собой гибкий анализ, включающий множество политических соображений, который в конечном счете сводится к вопросу: должен ли обвиняемый с точки зрения политики быть признан ответственным за конкретный результат?.

Но если отвлечься от «политических соображений», то следует выделить одну очень серьезную «чисто» уголовно-правовую проблему, с которой сталкиваются суды, порождаемую вмешательством в развитие причинной связи каких-либо факторов — обычно неправомерными действиями третьих лиц, а также действиями потерпевшего или сил природы, например, землетрясением, и др. Эти факторы получили название «вмешивающиеся причины».

Несмотря на то что предвидение может иметь существенное значение при анализе ближайшей причинности, нередко на практике все обстоит гораздо сложнее.

В уголовном праве вмешивающиеся причины подразделяются на зависимые и независимые. Первые означают, что какие-то действия имеют место как реакция или ответ на предшествующее неправомерное поведение обвиняемого. Это обычно действия потерпевшего, пытающегося избежать причинения ему вреда, прохожего или медицинского работника, оказывающего ему помощь. В последнем случае, например, оказание ненадлежащей помощи, допущение небрежности при ее оказании тяжелораненому потерпевшему, который в конечном счете умирает, — зависимая вмешивающаяся причина. По общему правилу такая причина не освобождает первоначального правонарушителя (в нашем случае — лицо, причинившее тяжкое телесное повреждение) от уголовной ответственности. При условии, однако, что ответные действия, т.е. действия медработника, не были из ряда вон выходящими — совершенными по грубой небрежности или неосторожности, когда они могут быть признаны заменяющей причиной.

Независимая вмешивающаяся причина не вызывается поведением обвиняемого. Единственная связь между ними состоит в том, что обвиняемый поставил потерпевшего в положение, когда вмешивающаяся причина могла «действовать», причем самостоятельно.

По общему праву независимая вмешивающаяся причина освобождает первоначального правонарушителя от уголовной ответственности, только если вмешательство какого-то факта не было им предвидимо.

В заключение следует особо отметить аспект проблемы причинной связи в случаях, когда совершается преступление, прежде всего убийство, не требующее какого-либо mens reа. Во-первых, это ситуации, когда совершается убийство, подпадающее под действие доктрины «фелония — тяжкое убийство» или «мисдиминор — простое убийство». Судебная практика по вопросу о причинной связи между совершением какого-либо преступления (например, ограблением, берглэри или похищением человека) и смертью потерпевшего, в том числе случайной, настолько разнообразна и противоречива, что, естественно, говорить о каком-то общем правиле поданному вопросу не приходится.

Установление причинной связи в случаях совершения фелонии — тяжкого убийства и мисдиминора — простого убийства нередко зависит от толкования судами соответствующих законоположений. В некоторых юрисдикциях дается такое толкование, которое приводит к «почти полному отказу от требования ближайшей причинности». Если, например, обвиняемый похищает потерпевшего и во время перевозки (похищения) попадает в дорожно-транспортное происшествие, в результате которого потерпевший погибает, то это — фелония — тяжкое убийство.

Для того чтобы создать хотя бы видимость наличия причинной связи между каким-то преступлением и смертью потерпевшего, иногда прибегают к использованию теории фактической причинности (but for): убийства не было бы, если бы не было совершено это преступление.

Во-вторых, это ситуации, когда совершается посягательство строгой или абсолютной ответственности, т.е. когда для осуждения лица нет необходимости доказывать, что оно действовало намеренно или даже по небрежности в отношении результата. Некоторые суды в этом случае также прибегают к использованию теории фактической причинности. Такое решение предлагалось в одном из проектов Примерного УК. Однако под влиянием критики в его адрес в дальнейшем оно было отвергнуто, и в последнем варианте закреплено положение о том, что лицо не несет уголовной ответственности, если «фактически причиненный результат не является вероятным последствием» его поведения (п. 4 ст. 2.03). Оно нашло отражение в УК некоторых штатов, как представляется, немногих, например, в УК штата Пенсильвания (п. b ст. 303).

И наконец, в-третьих, это ситуации, когда ответственность возлагается по правилу одного года и одного дня: если потерпевший, которому был причинен телесный вред, скончался в течение этого срока, то его причинитель может быть признан виновным в совершении убийства. И хотя в большинстве штатов это архаичное правило общего права отменено судебными решениями или законодательно, в некоторых юрисдикциях оно продолжает действовать, в частности, на федеральном уровне. В отдельных штатах, например, в штате Калифорния, правило одного года и одного дня действует в несколько измененном виде. Ясно, что в случаях применения указанного правила о какой-либо причинной связи говорить очень трудно.

Второй конститутивный элемент преступления — mens rea. Как отмечалось, он означает «виновное состояние ума», которое должно быть установлено, чтобы лицо было осуждено за совершенное им деяние. Это требование первоначально английскими, а затем и американскими юристами было возведено в важнейший принцип уголовного права. Ими неизменно повторяется максима «Actus non facit reum, nisi mens sit rea», означающая, что действие не делает человека виновным, если состояние его ума не виновно. Значение этого принципа в одном из своих решений подчеркнул Верховный суд США: «Утверждение, что вред может быть равносилен преступлению, если только он причинен при наличии mens rea, не является провинциальным или временным понятием. Оно является... универсальным и настоятельным в зрелых правовых системах...».

Итак, казалось бы, можно сделать вывод, что требование установления mens rea является абсолютным, а сам этот термин — четким и определенным. Однако в действительности это не совсем так. Во-первых, потому, что есть ряд преступлений, ответственность за которые в силу действия института строгой ответственности (strict liability) возлагается без установления вины. А во-вторых, потому, что архаичное mens rea не раскрывает содержания субъективной стороны преступления.

В федеральном уголовном законодательстве было обнаружено около 80 терминов, используемых для обозначения различных «оттенков» mens rea, естественно, не имеющих законодательного определения. Ненамного лучше обстояло дело в этой области в уголовном праве штатов, особенно тех, где были сильны позиции общего права.

Такое положение кардинально изменилось в большинстве штатов, где были приняты новые УК под влиянием Примерного УК.

В отличие от старой концепции mens rea, выработанной в рамках общего права с ее сущностью в виде моральной упречности (moral blameworthiness), авторы Примерного УК в основном исходят из того, что виновность (culpability) — это психическое отношение лица к деянию и его последствиям.

Вместо существовавших ранее в доктрине трех основных форм виновности (намерения, примерно представлявшего собой прямой умысел, неосторожности — косвенный умысел и легкомыслие и небрежность), а также их различных комбинаций Примерный УК предложил четыре формы, или, как еще говорят, уровня виновности: «Лицо не является виновным в совершении посягательства, если оно не действовало с целью, с осознанием (заведомо), неосторожно или небрежно, в зависимости оттого, что требуется по закону в отношении каждого из материальных элементов посягательства» (п. 1 ст. 2.02).

Эти формы виновности определяются применительно к вышерассмотренным, по терминологии Примерного УК, материальным элементам преступления — к поведению, сопутствующим обстоятельствам и результату, но не обязательно ко всем трем. Элементный подход, или анализ, как еще говорят американские ученые, по праву считается одним из важнейших достижений авторов Примерного УК и, как будет далее видно, реформы американского уголовного права.

Указанные формы виновности по Примерному УК (п. 2 ст. 2.02) применительно к результату можно изложить следующим образом, сопроводив небольшими комментариями.

Лицо действует «с целью» в отношении результата, если его сознательная цель — причинение такого результата, хотя обычно уголовное право относится к мотиву безразлично, цель показывает, что лицо, причиняя определенный результат, имеет какой-то конкретный мотив.

Лицо действует «осознанно» (заведомо) в отношении результата, если оно, не преследуя цели достижения результата, осознает, что его поведение практически наверняка причинит такой результат. Отличие осознанного поведения от поведения «с целью» состоит в том, что лицо не желает вызвать результат.

В отличие от «цели» и «осознания» определения двух других форм виновности применительно к результату представляются менее четкими.

Лицо действует «неосторожно» в отношении результата, если оно «сознательно пренебрегает» существенным и неоправданным риском наступления результата. Различие между второй и третьей формами виновности зависит от степени риска: в случае осознания он является очень большим (выражен словами «практически наверняка»), а в случае неосторожности — «существенным».

Лицо действует «небрежно», если оно не осознает существенного и неоправданного риска наступления результата, но оно должно это понимать. Небрежность отличается от неосторожности, а равно от других форм виновности неосознанием последствий поведения (риска их наступления). Поскольку в случае применения наказания за преступление, совершенное по небрежности, трудно говорить о его предупредительном воздействии, постольку «небрежность», вероятно, не должна быть уголовно наказуема (порицаема) и не может быть основанием уголовной ответственности. Поэтому в силу указанных причин деяние, совершенное по небрежности, карается в исключительных случаях, таких как убийство.

Из анализа п. 3 ст. 2.02 можно сделать вывод, что первые три формы виновности — основные, а четвертая — второстепенная.

Различие между неосторожностью и небрежностью также состоит в том, что в первом случае проявленное деятелем пренебрежение включает в себя «грубое отклонение от стандарта поведения, которого на месте деятеля придерживалось бы законопослушное лицо», а во втором — неосознание риска деятелем включает в себя «грубое отклонение от стандарта осторожности, которого на месте деятеля придерживалось бы разумное лицо». Обращает на себя внимание то, что для установления неосторожности авторы Примерного УК предлагают использовать гипотетическую фигуру «законопослушного лица», а для установления небрежности — «разумного лица». Но они не дают даже примерных характеристик того и другого. Не случайно в УК штатов, даже тех, которые испытали большое влияние Примерного УК, например, штата Пенсильвания (ст. 302), в обоих случаях используется фигура «разумного лица», хорошо известная общему праву.

При установлении виновности субъекта суд задается вопросом: а как бы поступило в данной конкретной ситуации это «разумное лицо»? Если бы оно не совершило преступление, то субъект — виновен в содеянном. Некоторые разъяснения по вопросу о том, что собой представляет «разумное лицо», содержатся в Комментарии к Примерному УК, но в конечном счете они сводятся к рекомендации отдать решение вопроса «на откуп» судьям.

В кодексах некоторых штатов при определении неосторожности и небрежности отказались от использования традиционной для англо-американского права юридической фикции «среднего» или «разумного» человека в пользу субъективного подхода (см., например, ст. 2901; 22 УК штата Огайо).

В Примерном УК предусматривается естественная «иерархия» форм виновности: если в законе указана небрежность, то уголовная ответственность возможна при наличии любой вышестоящей формы виновности — неосторожности, осознания или цели (п. 5 ст. 2.02).

Новая четырехчленная классификация форм виновности с ее элементным анализом, предложенная Примерным УК, была воспринята УК многих, если не большинства, штатов. Однако они не пошли по пути копирования рекомендаций Примерного УК. По мнению американских ученых, некоторые штаты внесли коррективы в соответствующие положения Примерного УК, позволившие устранить их недостатки (а они, несомненно, есть), другие, внеся изменения в положения Примерного УК и не полностью осознавая значение этих изменений, создали дополнительные трудности.

Поскольку определения форм виновности в УК штата Нью-Йорк представляются более четкими, чем в Примерном УК, и оказали значительное влияние на законодательное регулирование института вины в других штатах, целесообразно их здесь воспроизвести.

Лицо действует намеренно по отношению к результату или поведению, если его сознательной целью является причинение такого результата или осуществление такого поведения.

Лицо действует осознанно или заведомо по отношению к поведению или обстоятельствам, если оно осознает, что его поведение является таковым по своему характеру или что такие обстоятельства существуют.

Лицо действует неосторожно по отношению к результату или обстоятельствам, если оно осознает и сознательно игнорирует существенный и неоправданный риск того, что результат наступит или что такие обстоятельства существуют. По своему характеру и степени риск должен быть таким, что его игнорирование составляет грубое отклонение от требований (стандарта) поведения, которые бы соблюдались разумным лицом в данной ситуации.

Лицо действует с преступной небрежностью по отношению к результату или обстоятельствам, если оно не осознает существенный и неоправданный риск того, что такой результат наступит или что такие обстоятельства существуют. По своему характеру и степени риск должен быть таким, что его неосознание составляет грубое отклонение от требований (стандарта) внимательности, которые соблюдались бы разумным лицом в данной ситуации.

В некоторых штатах решение вопроса вины в значительной степени основывается на практике. Традиционно суды исходили из того, что преступление может быть совершено с намерением или по небрежности. Причем намерение может быть общим (general), специальным (specific), перемещаемым (transferred) или конструктивным (constructive). Первые два вида встречаются чаще, поэтому заслуживают большего внимания.

Прежде всего следует отметить, что различия между общим и специальным намерением не очень четкие и определяются по-разному: иногда термин «общее намерение» используется так же, как «преступное намерение» — для обозначения mens rea, а «специальное намерение» — для обозначения психического состояния, в то время как «специальное намерение» ограничивается одним психическим состоянием намерения, или же «общее намерение» используется, чтобы охарактеризовать намерение сделать что-то вообще, а не в каком-то определенном случае, а «специальное намерение» — для обозначения намерения сделать что-то в определенном месте и в определенное время.

Специальное же намерение в наиболее общем понимании этого термина, как его трактуют суды, означает, что у лица есть какая-то определенная цель, например, при покушении на тяжкое убийство (но она может отсутствовать в случае его совершения), или что у него есть еще желание совершить последующее действие, необходимое для завершения преступления, например, берглэри общего права. Для признания лица виновным в его совершении должно быть доказано, что лицо намеревалось не только осуществить взлом и проникновение в жилище другого, но также совершить там фелонию. Это второе намерение — специальное в том смысле, что оно иное, чем то, которое требуется в отношении «взлома и проникновения».

Прямое упоминание специального намерения можно встретить в статутном, переформированном праве штатов. Например, в УК штата Калифорния (ст. 21 (а)) говорится, что покушение на преступление состоит из двух элементов: специального намерения совершить это преступление и непосредственного, но неэффективного действия, направленного на его совершение.

Суды, которые придерживаются различий между двумя видами намерения, руководствуются ими при решении вопросов ответственности за преступления, совершенные по ошибке в факте или праве или в состоянии опьянения. Так, если опьянение обычно считается недостаточным основанием, чтобы нейтрализовать общее намерение, оно может быть достаточным, чтобы нейтрализовать специальное намерение.

Иногда лицо, намереваясь причинить вред другому, случайно, например, промахнувшись, причиняет вред третьем улицу, тогда оно на основании доктрины перемещаемого намерения может быть признано имевшим намерение причинить вред этому третьему лицу. Это своего рода юридическая фикция, которая появилась в Англии еще в XVI в. и в дальнейшем пустила глубокие корни в американской уголовно-правовой системе.

Влияние указанной доктрины можно обнаружить и в Примерном УК в ст. 2.03, где рассматриваются вопросы причинной связи, а именно, если «фактически причиненный результат не совпадает с задуманным или ожидавшимся только в том отношении, что претерпевшим ущерб или затронутым оказалось другое лицо или другое имущество» (п. 2 (а)), деятель может быть признан виновным в такой же степени за этот фактически причиненный результат. Приведенное положение было воспринято УК ряда штатов, например, штатами Пенсильвания (ст. 303), Кентукки (ст. 6.04), Алабама (ст. 13А-2-5) и др.

Доктрина перемещаемого намерения довольно часто используется в судебной практике.

Обычно для обоснования применения доктрины перемещаемого намерения используются два аргумента: целесообразность и пропорциональность. Первый состоит в том, что лицо, которое, например, совершило убийство, не должно избежать соответствующего наказания только потому, что оно убило не того человека, которого намеревалось убить. Аргумент пропорциональности означает, что эта доктрина должна обеспечить соответствие наказания виновности, так как лицо, которое, имея намерение причинить вред какому-то конкретному лицу, причиняет такой же вред другому, так же виновно и так же вредоносно для общества, как если бы оно осуществило то, что им было первоначально задумано.

Нередко в штатах, особенно в тех, уголовное законодательство которых в области института вины не испытало влияния Примерного УК, в судебной практике возникает вопрос: в чем отличие уголовно наказуемой небрежности от гражданско-правовой? Более или менее четкого ответа на него там найти невозможно. Вряд ли можно считать удовлетворительным решением часто даваемое судами такого рода разъяснение: обвинение должно доказать, что имело место более чем простое отклонение от стандарта внимательности (заботливости), которое составило бы гражданско-правовую небрежность. Из сказанного можно сделать общий вывод: решение вопроса о том, является ли деяние, совершенное по небрежности, преступлением или гражданским правонарушением, зависит от усмотрения суда.

Иногда статуты и суды по существу определяют преступную небрежность как неосторожность. Но в этом случае стираются различия между небрежностью и неосторожностью. А это чревато серьезными последствиями, так как, например, убийство по неосторожности в принципе карается строже, чем по небрежности.

Американские ученые справедливо полагают, что лучшим решением проблемы устранения путаницы и неопределенности в области института вины, в частности, в отношении небрежности, было бы следование рекомендациям Примерного УК.

Наконец, следует отметить, что уголовному праву стран англосаксонской системы права, в том числе американскому, известна такая специфическая и архаическая форма mens rea, как злобность (злостность), или злой умысел (malice). Она встречается в уголовном законодательстве штатов, которое не было реформировано, и в Федеральном УК (разд. 18 СЗ). В УК штата Калифорния (п. 4 ст. 7) злой умысел объясняется как желание досадить или причинить вред другому лицу либо как намерение совершить противоправное действие, установленное представленными доказательствами или в силу презумпции закона (права). Большой круг преступлений там охватывается понятием «злоумышленное причинение вреда» (титул 14): от вандализма, убийства животных — до вмешательства в пассажирские транзитные транспортные средства или системы. Более сложное значение указанная форма вины, именуемая злобным предумышлением (malice aforethought), имеет применительно к тяжкому убийству. Такая «злобность», как сказано в ст. 188 УК штата Калифорния, может быть явно выраженной или подразумеваемой. Она будет явно выраженной, когда проявляется обдуманное намерение лишить жизни другое лицо, или подразумеваемой, когда нет значительной провокации или когда обстоятельства, сопутствующие убийству, обнаруживают «порочную душу» (abandoned and malignant heart) деятеля.

В большинстве случаев, если говорить в общем плане, лицо действует со злым умыслом, если оно намеренно или по неосторожности причиняет вред, запрещенный определением посягательства. Оно может быть признано виновным в его совершении, но при этом не имевшим не только злого, заранее обдуманного, но и вообще никакого умысла. Таким образом, можно констатировать, что «злой умысел» — понятие, имеющее мало общего с современными представлениями о вине и ее формах. Особенно это касается тяжкого убийства, и хотя в его определениях в Примерном УК и реформированных кодексах штатов словосочетание «злобное предумышление» не указывается, влияние этой доктрины там наблюдается.

Характеризуя mens rea, нельзя обойти вниманием такой объективно важный вопрос, как мотив преступления. Если говорить в целом, то следует сказать, что уголовное право США и других стран англосаксонской правовой семьи большого значения мотиву не придает.

Иногда этот вопрос поднимается в судебной практике. Рассматривая в 1997 г. дело Гофмана, Верховный суд штата Мичиган, используя определение, предложенное юридическим словарем (Black's law dictionary), указал: «Мотив — это движущая сила, которая подталкивает к действию для достижения определенного результата. А намерение — это цель использовать конкретный способ, чтобы достичь такого результата. Мотив — это то, что побуждает или стимулирует лицо совершить действие».

Многие ученые признают процессуальное значение мотива, особенно на стадии назначения наказания. Нередко суды назначают минимальное наказание, если установлено, что обвиняемый действовал из хороших побуждений, и, наоборот, — максимальное или увеличенное, если мотив его поведения был плохим.

Следует отметить, что вопрос о мотиве в уголовно-правовой доктрине и судебной практике затрагивается или рассматривается только применительно к преступлениям, совершенным намеренно.

Некоторые американские ученые считают одним из элементов преступления так называемое «совпадение» (concurrence) actus reus и mens reа.

О том, что принципу «совпадения» (так оно часто именуется в доктрине) в американском уголовном праве уделяется большое внимание, говорит хотя бы тот факт, что он получил закрепление в законодательстве ряда штатов.

В доктрине различают несколько аспектов этого принципа. Важнейший из них — временной. Он означает, что лицо должно иметь требуемое mens rea во время совершения деяния. Если такое совпадение отсутствует, то, по общему правилу, оно не может быть осуждено за соответствующее преступление.

Однако принцип «совпадения» считается реализованным и тогда, когда результат наступает позже, может быть значительно позже, если во время совершения деяния имелось соответствующее mens rea.

Второй аспект указанного принципа состоит в том, что должно быть совпадение между mens rea и результатом. При этом необязательно, чтобы причиненный результат точно корреспондировал соответствующему психическому состоянию (mens геа). Но если то, что произошло, выходит далеко за рамки намерения, нельзя говорить о «совпадении» и, следовательно, нет уголовной ответственности. Но как следует понимать это «далеко», зависит от усмотрения суда.

В уголовно-правовой доктрине выделяют два случая несовпадения mens rea и результата. Первый — когда наступил вред другого характера (вида), нежели тот, который обвиняемый намеревался причинить, осознавал или рисковал причинить. По общему правилу в силу такого несовпадения он не подлежит уголовной ответственности за фактически причиненный вред. Второй — когда причиняется вред того же характера (вида), но другой степени тяжести. Однако в обоих случаях надо иметь в виду действие в американском уголовном праве доктрин «фелония — тяжкое убийство» и «мисдиминор — простое убийство».

Судебная практика по вопросам «совпадения» весьма противоречива, а иногда суды просто игнорируют это требование.

В Примерном УК по данному аспекту «совпадения» предусматривается следующее общее правило: если причинение определенного результата с целью или осознанно (заведомо) является элементом посягательства, то этот элемент не образуется, когда фактически причиненный результат выходит за пределы цели или ожидания деятеля (п. 2 ст. 2.03). Такое правило воспроизводится, с поправками или без оных, в законодательстве некоторых штатов, например в УК штатов Пенсильвания (ст. 303) и Кентукки (ст. 501.060).