Уголовное право зарубежных стран

Действие уголовных законов в пространстве в уголовном праве США


Применение уголовных законов на определенной территории и в отношении определенного круга лиц в США нередко представляет собой довольно сложную проблему, обусловленную прежде всего особенностями американского федерализма, а также нечеткостью и даже запутанностью (если, например, иметь в виду действие законов на индейских территориях) его статутного регулирования.

Условием применения законов является право на их принятие одним из двух видов суверенной власти — федеральной и власти любого из 50 штатов. Вопрос разграничения компетенции федерации и штатов в общем плане затронут в Конституции США (X поправка), но удовлетворительного решения тем не менее не получил. Некоторую ясность внес Верховный суд, дав следующее толкование этой поправки еще в 1819 г.: федерация обладает только теми полномочиями, которые Конституция явно выраженным или подразумеваемым образом предоставила ей; штаты резервируют за собой все другие права, в которых Конституция им прямо не отказывает.

Федеральная юрисдикция. Американское уголовное право (доктрина и судебная практика) различает несколько принципов издания и действия федеральных уголовных законов. Основной из них — территориальный, далее следуют: национальный, «защитительный», пассивно-персональный и универсальный, который некоторые американские юристы еще называют космополитическим.

Территориальный принцип. Этот принцип имеет несколько аспектов. Первый, вероятно, самый значительный, касается полномочий федеральных властей принимать и соответственно применять уголовные законы в пределах всей страны, включая штаты.

Эти полномочия, в целом довольно узкие по сравнению с полномочиями штатов, основаны на конституционном положении о том, что «Конгресс имеет право... издавать все законы, которые необходимы для осуществления как вышеуказанных (явно выраженных) прав, так и всех других прав, которыми настоящая Конституция наделяет правительство Соединенных Штатов, его департаменты и должностных лиц» (ч. 8 ст. 1). К таким явно выраженным правам относится право регулирования вопросов межштатных отношений, почтовой связи, налогообложения, а также преследования за военные действия и в других областях.

Несмотря на ограниченный характер федеральной юрисдикции, объем федерального уголовного законодательства рассматриваемого вида со времени создания государства значительно увеличился и в настоящее время достиг внушительных размеров. Другими словами, можно говорить о явно выраженной тенденции к его расширению.

В специальном докладе «Федерализация уголовного права», подготовленном группой авторитетных специалистов, отмечается, что рост количества федеральных преступлений объясняется политическими соображениями: считается неблагоразумным голосовать против проектов законодательства об ответственности за какое-то преступление, даже если в нем нет необходимости или даже если оно является вредным. Ну а вред может состоять в том, что обвиняемые, совершившие одинаковые посягательства, могут подпасть под действие разных законов (федеральных или штата) со всеми вытекающими отсюда последствиями прежде всего в отношении наказания.

Законодательство об ответственности за указанные преступления в основном находится в разд. 18 («Преступления и уголовный процесс») СЗ. Оно применяется в следующих трех случаях. Во-первых, для борьбы с посягательствами, непосредственно затрагивающими интересы федеральной власти: измена, шпионаж, терроризм, подкуп федеральных должностных лиц, неуплата федеральных налогов, кража (хищение) из национальных банков или федеральной собственности вообще, убийство федеральных должностных лиц и др. Во-вторых, федеральное уголовное законодательство широко используется для борьбы с посягательствами «местного значения, с которыми штатам трудно справиться»: похищение автомобиля, людей, в том числе для занятия проституцией, в одном штате и перегон его или перевозка их в другой, перелет из одного штата, где совершено преступление, в другой с целью избежать уголовного преследования, использование почты для распространения материалов непристойного содержания или наркотиков, а также для борьбы с наркопреступлениями в национальном масштабе и др. Здесь следует отметить, что федеральное законодательство о налогообложении позволяет наказывать лиц, которым удалось избежать уголовной ответственности за получение материальных благ в нарушение местного законодательства путем вымогательства, под ложным предлогом, путем присвоения чужого имущества, незаконной торговли спиртными напитками и др. В-третьих, федеральное уголовное законодательство применяется для борьбы с «административными» преступлениями.

Второй аспект касается издания и применения законов в так называемых федеральных анклавах, к которым, в частности, относится округ Колумбия, где находится столица США. На основании Конституции «Конгресс имеет право... осуществлять исключительную законодательную власть во всех случаях в представленном в каком-либо из штатов округе (не превышающем десяти квадратных миль), который с одобрения Конгресса станет местопребыванием правительства Соединенных Штатов, а также осуществлять подобную власть на всех территориях, приобретенных (букв, «купленных») с согласия законодательного органа штата... для постройки фортов, казенных складов, арсеналов, верфей и других необходимых сооружений» (ч. 8 ст. 1).

Многие разногласия сняты принятым Конгрессом в 2001 г. дополнением к ст. 7, согласно которому преступление, совершенное гражданином США или против него, наказуемо по федеральному законодательству, так как понятие «специальная морская и территориальная юрисдикция» теперь включает: а) объекты недвижимости (premises) американских дипломатических, консульских, военных или других государственных (правительственных) миссий или образований, включая здания, части зданий и участки земли, примыкающие к ним или используемые для целей таких миссий или образований, безотносительно к праву собственности на них, и б) места проживания (пребывания) в зарубежных странах и участки земли, примыкающие к ним, безотносительно к праву собственности на них, используемые для целей таких миссий или образований либо персоналом Соединенных Штатов, назначенным для работы в таких миссиях или образованиях».

Третий аспект территориального принципа означает, что, во-первых, федеральные власти имеют право принимать и применять уголовные законы в пределах «специальной морской и территориальной» или «адмиралтейской и морской» юрисдикции для преследования за деяния, совершаемые на борту американского водного или воздушного судна, когда оно находится в открытом море или над ним, в водах США или над ними или даже в водах или портах зарубежного государства, если оно не возражает или дает согласие на это. Таким судном является любое судно, принадлежащее, полностью или частично, Соединенным Штатам, любому их гражданину или любой корпорации, созданной по законам Соединенных Штатов, любого их штата, когда такое судно находится в пределах адмиралтейской и морской юрисдикции Соединенных Штатов и за пределами юрисдикции какого-либо конкретного штата (п. 1 и 5 ст. 7 Федерального УК).

Нередко упомянутое «согласие» зарубежного государства получает закрепление в договоре, в котором проводится различие между преступлениями, затрагивающими интересы только лиц, находящихся на борту, и преступлениями, посягающими на спокойствие и достоинство такого государства.

Во-вторых, третий аспект территориального принципа означает, что США могут осуществлять уголовное преследование за деяние, совершенное на водных судах любой национальной (государственной) принадлежности в их территориальных водах в пределах полосы шириной 12 морских миль от берега (22,2 км). Суверенитет федерации в этих пределах такой же, какой она имеет в отношении своей сухопутной территории при условии, однако, предоставления судам всех стран права на невиновный проход.

Кроме сказанного выше следует отметить два случая, когда установление, а по существу расширение морской юрисдикции направлено на более эффективную борьбу с распространением наркотиков. В соответствии со ст. 1903 разд. 46 (доп.) СЗ американское законодательство применяется к лицам, которые изготавливают, распространяют или владеют с целью распространения контролируемыми веществами на борту судна, которое: а) «зарегистрировано в иностранном государстве, если государство флага согласилось или сняло возражения относительно применения Соединенными Штатами своего закона» и б) «является судном, не имеющим национальной (государственной) принадлежности». В первом случае осуществление такой юрисдикции было признано судебной практикой надлежащим, так как основано на праве, предоставленном Конституцией Конгрессу, «определять и карать пиратство и фелонии, совершенные в открытом море, а также посягательства против международного права (ч. 8 ст. 1). Во втором случае — также надлежащим, но по другому основанию, а именно потому, что суда без национальной (государственной) принадлежности являются пиратами, не имеющими международно признанного права свободно плавать в открытом море.

Столь значительное расширение прав федеральных властей США направлено на то, чтобы «достать» такие действия, как «владение, изготовление или распространение» наркотиков, совершенные за пределами американской территориальной юрисдикции.

Для решения вопроса о том, когда должен быть применен американский федеральный закон, а когда какой-то другой, большое значение имеет определение места совершения преступления. Если все элементы преступления реализованы на федеральной территории, то должен быть применен соответствующий федеральный закон. Однако более сложными оказываются ситуации, когда, например, деяние совершено на федеральной территории, а последствия наступили где-то еще, или наоборот. Законодательно этот вопрос не урегулирован, а в судебной практике наблюдаются разные подходы к его решению. В одних случаях суды придерживаются правила, выработанного общим правом, во-первых, о том, что каждое преступление имеет только одно место его совершения, и, во-вторых, о том, что таковым является место, где деяние «возымело» действие, даже если окончательный результат наступил где-то еще. Так, дело обвиняемого в тяжком убийстве, который нанес удар потерпевшему за пределами военной базы, в результате которого тот скончался на ее территории, было признано не подлежащим федеральной юрисдикции.

В других случаях суды придерживаются так называемой «доктрины эффекта», которая в современном виде была сформулирована в 1945 г. Согласно указанной доктрине для признания федеральной территориальной юрисдикции важно установить, что действия, совершенные за пределами США, вызвали вредный результат (эффект) в пределах США.

Однако «доктрина эффекта», или «доктрина действительного эффекта», как ее еще называют, оказывалась неподходящей, узкой, когда возникал вопрос об ответственности за неоконченные посягательства, в частности, за сговор. В этих случаях для установления федеральной территориальной юрисдикции суды используют «тест намерения». Причем этот тест применяется даже тогда, когда сговор, имевший место за пределами США, не был подтвержден каким-либо «явным» или любым действием, совершенным в США. Необходимо лишь доказать, что было намерение, чтобы сговор был осуществлен в пределах США.

В рамках экстерриториальности международное право признает четыре принципа действия закона в пространстве: национальный, защитительный, пассивно-персональный и универсальный.

Основной общий вопрос, который возникает здесь, состоит в том, могут ли эти принципы применяться непосредственно, как бы автоматически расширяя сферу действия федерального законодательства, или только при наличии специального мандата Конгресса.

В судебной практике и доктрине можно обнаружить два принципиально отличающиеся друг от друга варианта его решения.

Суть первого, который базируется на решении Верховного суда 1909 г., можно свести к правилу о презумпции против экстерриториальности.

Второй вариант, наоборот, представляет собой презумпцию, что Конгресс в выборе какой-либо экстерриториальной юрисдикции не имел намерения выйти за рамки того, что является признанным международным правом, это правило появилось в 1804 г., когда Верховный суд указал, что «любой акт Конгресса не должен толковаться как нарушающий право наций, если есть еще какое-либо другое возможное толкование». Указанное правило довольно последовательно применяется Верховным судом и нижестоящими федеральными судами.

Национальный принцип. Этот принцип, являясь общепризнанным в международном праве, означает, что государство оказывает своим гражданам покровительство, включая защиту за рубежом, в обмен на соблюдение своего законодательства.

Практика Верховного суда показывает, что экстерриториальное применение американского законодательства в соответствии с этим принципом — явление нормальное. С точки зрения внутригосударственного права оно (применение) основано на конституционном положении о том, что «Конгресс имеет право регулировать отношения (букв, «торговлю») с иностранными государствами (ч. 8 ст. 1); с точки зрения международного права — на положениях соответствующих конвенций и других актов, стороной которых являются Соединенные Штаты. Их реализация нашла отражение в уголовном законодательстве — в основном в разд. 18 СЗ (Федеральный УК). Насчитывается более 20 преступлений, в описании которых указывается, что в случае их совершения за пределами США действует американская экстерриториальная юрисдикция, основанная на национальном принципе. Так, в ст. 1119 говорится, что, если лицо, являющееся американцем, убивает или пытается убить американца в то время, когда тот находится за пределами США, но в пределах юрисдикции другой страны, оно наказывается, как предусмотрено ст. 1111, 1112 и 1113 Федерального УК. Если в соответствующей статье специальное указание отсутствует, то иногда суд сам принимает решение о том, что она имеет экстерриториальное действие. Например, рассматривая дело по ст. 2251 о сексуальной эксплуатации детей, окружной суд постановил: хотя данная статья «прямо не предусматривает, что она применяется в отношении поведения, осуществленного за пределами Соединенных Штатов», она применима в данном случае, так как любое государство может применять свои статуты в отношении экстерриториальных действий, совершенных своими гражданами.

В связи с тем что после Второй мировой войны многочисленный военный персонал, а также связанные с ним гражданские лица, в том числе члены семей, были дислоцированы в различных частях света, возникла необходимость в специальном регулировании вопроса юрисдикции в случаях совершения ими там преступлений. Для его решения США заключили соответствующие двусторонние соглашения с государствами пребывания, согласно которым получили право на создание там военных судов, наделенных базирующейся на национальном принципе юрисдикцией в отношении определенных видов преступлений и всех преступлений, предусмотренных Единообразным кодексом военной юстиции (разд. 10 СЗ), если их субъектами являются американские военнослужащие.

Так, в 2005 г. американский военный трибунал в г. Висбадене (ФРГ) приговорил капитана армии США Майнулста к 10 годам (!) тюремного заключения за преднамеренное, ничем не оправданное (т.е. совершенное не в ходе боевых действий) убийство иракца в г. Эн-Наджар.

Однако, поскольку Верховный суд неоднократно указывал, что рассмотрение дел, связанных с совершением преступлений американскими гражданскими лицами в этих судах, является неконституционным (как нарушающее право на суд присяжных и другие права, гарантированные Конституцией), возник своеобразный юрисдикционный пробел. Он был восполнен лишь в 2000 г. Законом о военной экстерриториальной юрисдикции, основные положения которого включены в одноименную гл. 212 Федерального УК.

Защитительный принцип. Этот принцип вытекает из признания международным правом «права государства наказывать за ограниченную группу посягательств, совершенных за пределами его территории лицами, которые не являются его гражданами; это — посягательства, направленные против безопасности государства, или другие посягательства, угрожающие нерушимости государственных функций, которые обычно признаются развитыми правовыми системами в качестве преступлений, а именно: шпионаж, подделка государственных печатей или денежных знаков, фальсификация официальных документов, а также лжесвидетельство сотруднику консульства и сговор с целью нарушения иммиграционного или таможенного законодательства».

Ранее этот принцип суды англосаксонской системы права, в том числе американские, применяли гораздо реже, нежели суды стран континентальной системы права. Однако в последние десятилетия они стали прибегать к нему довольно часто.

По-видимому, впервые он был применен в 1960 г. по делу Родригеза, в котором обвиняемым инкриминировалась дача ложных сведений сотруднику американского консульства за рубежом. Рассматривая это дело, суд пришел к выводу, что американская юрисдикция в данном случае основана на защитительном принципе, поскольку «въезд иностранца в США, гарантированный посредством представления ложных заявлений или документов, является посягательством, непосредственно направленным на суверенитет США».

В дальнейшем защитительный принцип применялся в случаях совершения гораздо более серьезных преступлений. Например, сославшись на «неотъемлемое право (государства) защищать себя от уничтожения», суд посчитал, что он распространяется на шпионскую деятельность, осуществляемую иностранцем против США в другой стране. Применение этого принципа было признано оправданным для преследования за такие совершенные иностранцами за пределами США преступления, как убийство конгрессмена (1981), совершение акта насильственной мести за борьбу с наркотизмом (1991), похищение агента Управления по борьбе с распространением наркотиков (1992) или даже убийство обычных граждан, так как их по ошибке приняли за агентов этого Управления (1994).

Следует заметить, что защитительный принцип широко используется американскими судами для экстерриториального применения федеральных законов о наркотиках, поскольку «контрабанда наркотиками угрожает безопасности и суверенитету США, затрагивая их Вооруженные силы, способствует распространению преступности и уклонению от соблюдения федерального таможенного законодательства».

Пассивно-персональный принцип. Этот принцип означает, что государство может применять свой закон в отношении деяния, совершенного за его пределами лицом, не являющимся его гражданином, если потерпевший — его гражданин.

Уотсон и некоторые другие авторы характеризуют этот принцип как самый спорный из всех оснований осуществления экстерриториальной юрисдикции. Обычно критика, которая высказывается по адресу пассивно-персонального принципа, сводится к следующим моментам:

  1. его реализация представляет собой значительное посягательство на суверенитет другого государства, где преступление было совершено, или государства, гражданином которого является правонарушитель, к которому совершенное преступление имеет большее отношение, чем к государству, гражданином которого является потерпевший;
  2. в определенных случаях он лишает потенциального обвиняемого возможности знать, что его поведение преступно, так как применяется норма уголовного права государства, гражданином которого является потерпевший;
  3. этот принцип труднореализуем на практике по двум причинам: во- первых, потому что государство, гражданином которого является потерпевший, часто не может осуществить полноценное уголовное преследование потенциального обвиняемого в силу отсутствия или недостатка доказательств, а во-вторых, потому, что многие договоры об экстрадиции не позволяют производить выдачу беглецов государству, гражданином которого является потерпевший.

Ранее отношение США к этому принципу было в целом отрицательным, особенно в случаях, когда вставал вопрос об уголовном преследовании американских граждан, совершивших преступления по праву какой-либо страны. Однако такое отношение стало меняться в конце XX в. после того, как участились акты международного терроризма, которые «подтолкнули» США к осознанию необходимости применения пассивно-персонального принципа.

В плане имплементации Международной конвенции против захвата заложников от 17 декабря 1979 г. Конгресс в 1984 г. принял одноименный закон, который нашел отражение в ст. 1203 разд. 18 СЗ. В ней специально отмечается, что она действует в отношении поведения, осуществляемого «за пределами Соединенных Штатов», если «лицо, которое захватили или удерживают, является гражданином Соединенных Штатов». Однако указанный закон также позволяет применять защитительный принцип, так как предусмотренное в нем преступление (захват заложника с целью оказания давления на правительство) может представлять собой посягательство на интересы государственной безопасности.

Универсальный (космополитический) принцип. Этот принцип действует в силу того, что «международное право разрешает любому государству применять свои законы, чтобы покарать определенные посягательства» безотносительно к месту совершения посягательства, а также к национальной принадлежности правонарушителя или потерпевшего.

Универсальный принцип отличается от других принципов экстерриториального действия уголовных законов прежде всего тем, что он призван сделать более эффективной борьбу с преступлениями международными и так называемыми «конвенционными», т.е. с преступлениями международного характера.

Государство, которое осуществляет юрисдикцию на основе этого принципа, действует от имени международного сообщества, так как оно как член этого сообщества заинтересовано в сохранении мирового порядка.

С точки зрения международного права универсальный принцип распространяется на весьма узкий круг посягательств. Вероятно, исторически первым было пиратство.

Еще в 1820 г. Верховный суд, рассматривая дело Смита, отметил, что оно является «преступлением против права наций» и должно караться любым государством, которое задерживает правонарушителя. Ответственность за пиратство предусматривается Федеральным УК.

В настоящее время универсальная юрисдикция распространяется на такие посягательства, как работорговля, геноцид, нападение или захват самолетов, военные преступления, отдельные акты терроризма, а также загрязнение международных вод.

Уголовные преследования на основе универсального принципа имеют место, но они довольно редки.

США прежде всего по политическим соображениям очень неохотно осуществляли уголовное преследование или выдачу лиц, совершивших преступления международного характера, а советских граждан — практически никогда. Вспомним хотя бы дело Овечкиных, которые захватили и угнали самолет и убили стюардессу. При этом американские власти нередко ссылались на отсутствие соответствующих международных договоров или положений национального законодательства. Однако в последние годы они начали активизировать борьбу с определенными преступлениями (угон самолета, захват заложников, авиадиверсия и некоторые другие) на основе универсального принципа — если лица, их совершившие, оказались или были найдены в США, включая случаи, когда такие лица были доставлены в США сотрудниками их правоохранительных органов.

Юрисдикция штатов. Основным и, можно сказать, за небольшими исключениями единственным принципом действия уголовных законов штатов в пространстве является территориальный.

В отличие от федерации в целом компетенция каждого из 50 штатов по вопросам издания и, следовательно, применения уголовных законов на своей территории более широкая. С учетом ограничений, предусмотренных Конституцией США, федеральными законами и конституциями штатов, именно они осуществляют так называемые «полицейские полномочия» по защите основных ценностей: здоровья, собственности, морали и в целом общественного благополучия.

Понятно, что каждый штат осуществляет юрисдикцию в отношении преступлений, совершенных на его территории. Однако это общее правило нуждается в уточнении и пояснении прежде всего в отношении понятия территории. Дефиниции территории закреплены в УК некоторых штатов, и она там нередко определяется в основном точно так же, как в Примерном УК: «Территория данного штата включает сушу и водное пространство, а также воздушное пространство над ними, в отношении которых этот штат имеет законодательную юрисдикцию» (п. 5 ст. 1.03).

Водное пространство штатов, имеющих выход к морю, включает полосу шириной не более трех морских миль от берега. Однако суды некоторых штатов, например, Флориды, признавали правомерным привлечение к уголовной ответственности за преступления, совершенные и за пределами трехмильной зоны.

На практике нередко возникают и прочие вопросы, связанные с установлением территориальной юрисдикции штатов, как то: по какому закону должно рассматриваться дело, если, например, потерпевший принял яд в штате Огайо, а умер в результате этого в штате Кентукки; или может ли какой-то штат применить свой закон в отношении своего гражданина, совершившего преступление за пределами штата, или негражданина, совершившего преступление в отношении гражданина за пределами штата?

В поисках ответов на эти и другие вопросы суды при отсутствии или неясности соответствующих законодательных положений обращаются к общему праву. Поскольку в таких случаях часто большое значение имеет установление места совершения преступления, напомним, что по общему праву, во-первых, может быть только одно место совершения преступления и, во-вторых, таковым может быть место, где осуществлено «жизненно важное» действие (бездействие), или место, где наступил результат, если определение преступления включает такой результат. Суды, опирающиеся на эти положения общего права, признавали юрисдикцию того штата, где яд был принят, как в приведенном выше примере, или где был произведен выстрел, в результате которого наступила смерть потерпевшего за пределами этого штата. А вот в другом случае, когда выстрел, произведенный с территории одного штата, поразил потерпевшего на территории другого, юрисдикция первого была отклонена.

Решение вопроса об установлении места совершения преступления и, следовательно, юрисдикции того или иного штата не всегда оказывается простым и однозначным, что уже было видно на примере совершения убийства.

Кроме того, возникали трудности в установлении юрисдикции, когда преступление было совершено в соучастии или имело место какое-либо неоконченное посягательство. Например, если лицо, находясь за пределами какого-то штата, подстрекает другого совершить преступление в этом штате, то встает вопрос, подлежит ли оно ответственности по закону этого штата. По общему праву лицо (пособник до факта совершения преступления), которое совершает все свои пособнические действия за пределами данного штата, не совершает преступления в данном штате и не подпадает под действие его юрисдикции.

Что же касается неоконченных посягательств, то проиллюстрируем сложность установления юрисдикции на примере сговора.

Так, если несколько лиц договорились в штате А совершить преступление в штате Б и «явное действие», подтверждающее цель соглашения, было совершено в штате Б, то спрашивается, по закону какого штата эти лица могут быть наказаны? Рядом прецедентов было установлено, что местом совершения сговора является штат Б и должен быть применен закон этого штата. Однако в случаях, когда суды рассматривали сговор как длящееся (продолжаемое) преступление, он мог иметь более одного места его совершения: там, где состоялось соглашение, а также там, где были «совершены действия в продолжение соглашения».

В законодательствах штатов можно обнаружить разные решения затронутых выше вопросов, нередко отличающиеся от правил общего права. Во многих из них действует общее положение, сходное или такое же, как в Примерном УК, а именно: штат осуществляет юрисдикцию в отношении посягательства, если на территории этого штата осуществляется поведение или причинен результат, являющиеся элементом такого посягательства (п. 1 (а) ст. 1.03). В УК некоторых штатов общее положение сформулировано более широко: «Лицо может быть осуждено и наказано по закону данного штата, если оно совершает посягательство полностью или частично в пределах данного штата (см., например, п. 1 ст. 609.025 УК штата Миннесота). Согласно такому статуту штат Калифорния может осуществлять юрисдикцию в отношении тяжкого убийства (которое там может караться смертной казнью — ст. 190 УК), если обвиняемый, находясь в Калифорнии, посылает отравленные конфеты потерпевшему, находящемуся в штате Делавэр, где он их съедает и умирает. Правда, некоторые суды несколько ограничивают понятие «частично».

Что же касается соучастия и неоконченных посягательств, то следует отметить, что в УК ряда штатов также под влиянием Примерного УК включены положения, сходные или идентичные с предусмотренными в нем (п. 1 (b, c, d) ст. 1.03). Так, в УК штага Кентукки сказано, что лицо может быть осуждено по закону данного штата за посягательство, выполненное его собственным поведением или поведением другого лица, за которое оно несет юридическую ответственность, если:

  • поведение, имеющее место за пределами этого штата, является достаточным, чтобы составить покушение на совершение посягательства в этом штате;
  • поведение, имеющее место за пределами этого штата, является достаточным, чтобы составить сговор о совершении посягательства в этом штате, и явное действие, совершенное в «продвижение» такого сговора, имеет место в этом штате;
  • поведение, имеющее место на территории этого штата, составляет соучастие, покушение, подстрекательство или сговор в пределах другой юрисдикции, являющееся также посягательством по закону этого штата (п. 1 (b, с, d) ст. 500.060).

По-видимому, из всех вышеизложенных подпунктов третий нуждается в пояснении. В комментарии к нему говорится, что он предусматривает возможность уголовного преследования в штате Кентукки лиц, осуществляющих поведение в этом штате, но которое имеет целью нарушение закона другого штата. Приводится такой пример.

Лицо, имеющее намерение содействовать проведению незаконного аборта в другом штате, предоставляет соответствующий инструмент для проведения операции, которая там была сделана. Осуждение этого лица в штате Кентукки по указанному подпункту было бы надлежащим, если поведение, осуществленное в другом штате, составило бы преступный аборт, будь он сделан в штате Кентукки.

Столь значительное расширение территориальной юрисдикции и, следовательно, отход от требований общего права объясняется усиливающейся мобильностью правонарушителей и частотой межштатного преступного поведения.

В некоторых УК говорится только о действиях, совершаемых за пределами штата, когда они подпадают под его юрисдикцию. Так, в УК штата Висконсин сказано, что лицо подлежит уголовному преследованию и наказанию по закону данного штата, если оно, находясь за его пределами, помогает, способствует, вступает в сговор, советует, подстрекает, приказывает или просит другого совершить преступление в данном штате или совершает действие с намерением, чтобы оно вызвало в данном штате последствия, указанные в определении преступления (п. 1 (b, c) ст. 939.03). Кроме того, по УК штата Висконсин (п. d) под юрисдикцию этого штата подпадает лицо, которое, находясь за его пределами, похищает (крадет) имущество и затем доставляет его в данный штат.

Как и на федеральном уровне, нередко оказывается весьма сложным установление юрисдикции того или иного штата в случае совершения убийства, имеющего межштатный характер. Примерный УК предлагает эту проблему решить следующим образом: «В случаях, когда совершенное посягательство является убийством, и либо смерть потерпевшего, либо причинившее смерть нарушение телесной целостности составляет «результат» в смысле п. 1 (а), и если тело убитого обнаружено на территории этого штата, презюмируется, что указанный результат имел место на территории этого штата» (п. 4 ст. 1.03).

Предложенная рекомендация без каких-либо изменений, или с небольшими уточнениями, или сформулированная несколько иначе была закреплена в законодательстве многих, если не большинства, штатов. Она позволяет какому-либо штату осуществлять уголовное преследование за убийство в двух случаях: а) когда смерть потерпевшего наступила в пределах этого штата и б) когда смерть наступила в другом штате, но, допустим, удар, причинивший смерть, был нанесен в этом штате.

Другие основания осуществления пространственной юрисдикции штатами. Подобно тому, как федерация осуществляет свою юрисдикцию на основе национального принципа, штаты это делают на основе принципа гражданства, но, разумеется, в более ограниченных пределах. Такой вывод вытекает из ряда решений судов высших инстанций страны и отдельных штатов. Последними еще в XIX в. применение этого принципа было признано правомерным в отношении посягательств, совершенных гражданами того или иного штата в другом штате или даже за границей. Так, в 1863 г. Верховный суд штата Висконсин, рассматривая вопрос о конституционности статута, предусматривающего ответственность за уклонение от участия в выборах, вынес довольно широкое по своему характеру ratio decidendi: «Права штата в отношении своих граждан базируются на еще более прочном основании, и он может... принимать (и соответственно применять) законы, которые являются обязательными для них везде, и за нарушение которых они могут быть наказаны, где бы штат ни нашел их в пределах своей юрисдикции».

В дальнейшем, уже в XX в., Верховный суд страны распространил действие принципа гражданства и на водную поверхность за пределами территориальных вод штата.

В 1941 г., рассматривая дело по жалобе о неправомерности применения статута штата Флорида, по которому признавалось уголовно наказуемым использование снаряжения для подводного плавания с целью коммерческой ловли губки за пределами ее побережья, он указал: Флорида может применять этот статут в отношении гражданина Флориды, совершившего деяние за пределами своих территориальных границ, так как, во-первых, штат имеет законные интересы в регулировании добычи губки и, во-вторых, Конгресс никак «не проявил» себя в области ловли губки в открытом море.

Это постановление стало важным прецедентом, поскольку на него в дальнейшем ссылались суды штатов, в частности, Калифорнии, при рассмотрении подобных дел.

Более сложными оказываются вопросы применения так называемого защитительного принципа, действие которого на федеральном уровне было показано выше. Допустим, если гражданин штата Миннесота на территории своего штата подделывает сертификат на право владения землей в штате Техас, то может ли в этих случаях быть применен соответственно закон штата Техас, имея в виду, что ни само деяние, ни результат не имели места на территории этого штата? Более или менее единообразного решения данной проблемы практика не выработала.

Примерный УК предлагает следующий вариант решения проблемы: лицо может быть осуждено по закону штата, если поведение, осуществленное за его пределами, «имеет разумное отношение к законному интересу этого штата, и деятель знает или должен знать, что его поведение может затронуть такой интерес» (п. 1 (0 ст. 1.03). Эта рекомендация была воспринята законодательством некоторых штатов, например, Пенсильвании (п. а (6) ст. 1.02 УК).

Действие уголовного закона на индейских территориях. Прежде чем рассматривать эту проблему, необходимо выяснить два вопроса.

Во-первых, что следует понимать под словосочетанием «индейская территория» (Indian country)? В соответствии со ст. 1151 Федерального УК — это:

  • вся земля в пределах какой-либо индейской резервации, находящейся под юрисдикцией правительства США, безотносительно к изданию какого-либо публично-правового акта, включая право прохода через резервацию;
  • все зависимые индейские общины в границах США, находящиеся в пределах первоначальных или приобретенных впоследствии территорий, безотносительно к тому, находятся они в пределах какого-то одного штата или нет;
  • все предоставленные индейцам земельные участки, права на которые не были аннулированы, включая право прохода через них.

Во-вторых, поскольку установление той или иной юрисдикции при определенных обстоятельствах зависит от того, является ли обвиняемый и (или) потерпевший индейцем, необходимо выяснить, кто таковым считается в правовом отношении. Ответ на этот вопрос в общем плане дал Верховный суд еще в первой половине XIX в. Это лицо, которое имеет значительную часть индейской крови, а также лицо, которое признано индейцем федеральными властями или соответствующим племенем.

На индейских территориях может при соответствующих обстоятельствах осуществляться юрисдикция федеральная, определенного индейского племени или штата. Однако объем и соотношение компетенции этих субъектов права в вопросах применения уголовного закона неодинаковы.

Федеральная юрисдикция, если говорить в общем, вероятно, самая значительная. Под ее действие подпадают три группы уголовно наказуемых деяний: 1) федеральные посягательства общенационального значения; 2) посягательства, предусмотренные Законом об общих преступлениях, и 3) посягательства, предусмотренные Законом об основных преступлениях.

К первой группе по общему правилу относятся преступления, из законодательных описаний которых ясно, что ответственность за них несут все лица, включая членов индейских племен, если, конечно, каким-либо договором не сделано специальное исключение из действия соответствующего статута в отношении индейцев. На практике они подвергались уголовному преследованию за преступления, связанные с наркотиками, незаконное владение огнестрельным оружием, нападение на федеральных должностных лиц и некоторые другие посягательства.

Ко второй группе относятся деяния, которые подпадают под действие Закона об общих преступлениях 1817 г. (ст. 1152 Федерального УК), где сказано: «За исключением прямо предусмотренного законом, общие законы США о наказании за посягательства, совершенные где- либо в пределах исключительной юрисдикции США, за исключением округа Колумбия, распространяются на индейские территории».

Упомянутые федеральные законы могут быть двух видов. Во- первых, это законы, как, например. Статут об ответственности за тяжкое убийство (ст. 1111 Федерального УК), которые Конгресс время от времени принимает и действие которых ограничивается «специальной морской и территориальной юрисдикцией США». Во-вторых, это в основном и по существу законы (право) штатов, где находятся индейские резервации, которые в силу отсутствия необходимых федеральных статутов применяются по аналогии на основании Закона об ассимилированных преступлениях (ст. 13 Федерального УК) подобно тому, как они применяются в упомянутых выше анклавах (фортах, арсеналах, национальных парках и других объектах).

Если вначале Закон 1817 г. применялся для уголовного преследования за все «неиндейские» преступления, совершенные на индейских территориях, то в дальнейшем в результате его толкований (уточнений) Верховным судом он стал применяться в отношении неиндейцев, когда они совершают преступления против индейцев или их интересов.

Что же касается действия этого закона в отношении индейцев, то он предусматривает три случая его применения к ним: 1) если посягательство совершено индейцем против личности или имущества другого индейца; 2) если индеец, совершивший любое посягательство на индейской территории, был подвергнут наказанию по праву своего племени; 3) если договором с соответствующим индейским племенем оговаривается, что исключительная юрисдикция в отношении посягательства, совершенного индейцем против личности или имущества другого индейца, предоставляется или может быть предоставлена такому индейскому племени.

К третьей группе относятся нижеперечисленные посягательства, появление которых связано с первым из трех вышеназванных исключений. Применив его, Верховный суд в 1883 г. постановил: федеральные суды не могут осуществлять юрисдикцию в отношении убийства одного индейца другом, совершенного на индейской территории. Это решение вызвало негативную реакцию со стороны Конгресса и быстрое принятие им Закона об основных преступлениях (ст. 1153 Федерального УК).

Поскольку не все из этих преступлений имеют дефиниции в федеральном законодательстве, в указанном Законе (п. b ст. 1153) сказано, что в случае их отсутствия там они «определяются и наказываются в соответствии с законом (правом) того штата, где посягательство было совершено».

Поскольку в разных штатах одни и те же или сходные деяния часто наказываются по-разному, применение этого, а также указанного выше положения Закона об ассимилированных преступлениях может повлечь за собой назначение разных наказаний за совершение таких деяний. Кроме того, применением этих положений нарушается основополагающий уголовно-правовой принцип Nullum crimen, nulla poena sine lege.

Поскольку и Закон об основных преступлениях, и Закон об общих преступлениях позволяют наказывать индейца, совершившего преступление против неиндейца, в этом случае может возникнуть коллизия законов. Одним из федеральных окружных судов, который столкнулся с ней, она была разрешена в пользу первого.

В судебной практике возникают и другие вопросы, связанные с применением этих законов, в частности, Закона об основных преступлениях. Один из них: подпадает ли поведение лица под действие этого закона, если вначале ему было предъявлено обвинение в совершении одного, более опасного, преступления, указанного в приведенном перечне, а затем, в ходе судебного разбирательства, оказалось, что ему можно вменить не это, а другое, менее опасное, преступление, не указанное в перечне, например, не тяжкое нападение, а простое? Верховный суд дал утвердительный ответ, указав, что дела индейцев, преследуемых на основании этого закона, в таких случаях должны «рассматриваться в тех же судах и таким же образом, как и дела всех других лиц, совершающих такие посягательства в пределах исключительной юрисдикции Соединенных Штатов». Из этого решения можно сделать вывод о том, что Верховный суд по существу позволяет нижестоящим судам выходить за пределы перечня, установленные законом.

Подлежат ли одинаковому наказанию индеец и неиндеец, совершившие одинаковые (сходные) посягательства на индейской территории? Верховный суд по существу признал, что они могут быть наказаны по-разному!

В 1977 г. он рассмотрел дело по обвинению индейцев, которые в ходе совершения фелонии на территории индейской резервации убили неиндейца. На основании Закона об основных преступлениях и ст. 1111 Федерального УК они могли быть осуждены за тяжкое убийство первой степени, караемое вплоть до смертной казни, в то время как неиндеец, преследуемый по закону соответствующего штата, мог быть подвергнут другому, более мягкому осуждению. Заявление обвиняемых о необходимости предоставления равной защиты Верховный суд отклонил. Интересны доводы суда: он указал, во-первых, что в данном случае не было недозволенной «расовой классификации», так как федеральное регулирование положения индейских племен берет свое начало в уникальном статусе индейцев как «отдельного народа» со своими собственными политическими институтами, а во-вторых, что статуты и каким-либо иным образом не нарушают принципа равной защиты, так как к обвиняемым применяется тот же закон, что и к любому другому индивидууму, индейцу или неиндейцу, которому предъявлено обвинение в совершении такого же посягательства в любом федеральном анклаве. Аргументация, конечно, «сверхубедительная»!

Юрисдикция индейских племен. Несмотря на то что некоторые американские авторы по-прежнему пишут, что «племенная уголовная юрисдикция в отношении индейцев на индейских территориях является полной, неотъемлемой и исключительной», фактически в силу значительных законодательных ограничений она может осуществляться в весьма узких пределах.

Право индейского племени может применяться в случае совершения неосновного преступления индейцем в отношении индейца на индейской территории. Если же такое преступление совершается индейцем в отношении неиндейца, юрисдикция индейского племени ограничивается правом федеральных судов осуществлять юрисдикцию на основании Закона об общих преступлениях. Но даже в этих случаях индейским племенам подсудны дела, по которым может быть назначено наказание в виде лишения свободы сроком не более одного года и (или) штрафа в размере не свыше 5 тыс. долл. (п. 7 ст. 1302 разд. 25 СЗ).

Юрисдикция штатов на индейских территориях (ее объем) зависит от того, распространяется на них действие принятого в 1953 г. Закона № 280 или нет. Вначале рассмотрим положение в тех штатах, где этот закон не действует. По Закону об общих преступлениях в случаях совершения посягательства неиндейцем в отношении неиндейца на индейских территориях юрисдикцией обладают федеральные власти. Однако Верховный суд США еще в конце XIX в. неоднократно постановлял, что в этих случаях штаты, а не федерация имеют исключительную юрисдикцию. Позже он аргументировал свою позицию тем, что интересы индейцев при таких обстоятельствах прямо не затрагиваются.

Таким образом, юрисдикция штатов, не подпадающих поданному вопросу под действие Закона № 280, весьма ограниченна. Но есть штаты, которые на основании данного закона получили более широкие права по осуществлению юрисдикции на индейских территориях. В соответствии с п. а ст. 1162 Федерального УК (ст. 2 Закона № 280) каждый из этих штатов может осуществлять «юрисдикцию в отношении посягательств, совершенных индейцами или против них на указанных индейских территориях... в таких же пределах, в каких этот штат... имеет юрисдикцию в отношении посягательств, совершенных где-либо еще в пределах данного штата».

Однако закон пошел еще дальше в отношении расширения юрисдикции упомянутых штатов. Он предусматривает, что положения ст. 1152 и 1153 Федерального УК не применяются на указанных индейских территориях как на территориях, на которых эти штаты «имеют исключительную юрисдикцию» (п. с ст. 1162). Это значит, что деяния, подпадающие под действие Закона об общих преступлениях и Закона об основных преступлениях, исключены из сферы федеральной уголовной юстиции.

Поскольку в Законе № 280 сказано, что указанные штаты обладают на индейских территориях «исключительной юрисдикцией», можно сделать вывод, что индейские племена вообще лишены права осуществлять юрисдикцию на территории своих резерваций.

Несмотря на то, что Закон № 280 предоставил и другим штатам возможность осуществлять свою юрисдикцию на индейских территориях, еще девять штатов ею воспользовались до внесения в него соответствующей поправки в 1968 г. Объем их уголовной юрисдикции разный — от почти полной до распространяющейся на отдельные резервации или в отношении определенных преступлений. Но каким бы ни был объем юрисдикции этих штатов, она не является исключительной, так как, например. Закон № 280 ограничил отмену положений Закона об общих преступлениях.

Isfic.Info 2006-2023