Уголовное право зарубежных стран

Предварительная преступная деятельность в уголовном праве Англии

Уголовное право Англии даже в период Средневековья исходило из того, что уголовная ответственность не должна наступать только при наличии одного преступного умысла. Столь же необходимой ее предпосылкой считалось преступное поведение. Такое поведение должно было выражаться в действии или бездействии, т.е. должно было отвечать всем требованиям понятия «overt act» (явного действия) и в результате вести к причинению реального вреда. Общеуголовные преступления по общему праву наказывались только в случаях, когда было налицо сочетание преступного поведения, причинившего реальный вред, и преступного намерения. Правило об обязательном сочетании умысла и преступного поведения не распространялось на политические преступления, и поэтому начиная с XIV в. устанавливалась уголовная ответственности за один только умысел вне зависимости от причинения реального вреда.

Дальнейшее развитие этих двух способов возникновения уголовной ответственности (за общеуголовные и политические преступления) привело к тому, что суды общего права восприняли из области преследования политических преступлений практику наказания любых действий, свидетельствующих о преступном намерении, и создали несколько норм об ответственности за отдельные виды предварительной преступной деятельности — подстрекательство, сговор и покушение.

Подстрекательство. До издания Закона о серьезной преступности¹ Использование при переводе термина «серьезная преступность» обусловлено тем обстоятельством, что в данном Законе речь идет не только об опасных, тяжких или насильственных преступлениях, а о таких деяниях, преследование которых возможно по обвинительному акту. К их числу Закон относит, помимо тяжких преступлении, ряд налоговых и компьютерных преступлений, преступлений против авторского права, окружающей среды, лицензионного законодательства, миграционного законодательства и т.д. 2007 г., установившего статутную ответственность за подстрекательство и способствование преступлению, всякое подстрекательство или «склонение» к преступлению являлось мисдиминором по общему праву. Суть его состояла в том, что обвиняемый устно или письменно пытался склонить другое лицо к совершению преступления. Причем имелось в виду только подстрекательство, которое не имело последствий и не привело в действительности к совершению преступления. По общему праву подстрекательство могло принимать различные формы, но оно отличалось от соучастия в преступлении и от покушения тем, что подстрекатель не принимал физического участия в преступлении.

Между тем, по мнению английских юристов, подстрекательство, или побуждение другого лица совершить преступление, само по себе уже является действием, и поэтому его трудно отличить от покушения. Различие заключается, по-видимому, в том, что поскольку оно всегда предполагает наличие другого лица, которое может противостоять подстрекательству, постольку оно реже, чем покушение в обычном смысле слот), завершается совершением оконченного преступления²См.: Дженкс Э. Английское право (Источники права. Судоустройство. Судопроизводство. Уголовное право. Гражданское право). М., 1947. С. 147..

Начиная с XVII в. существовало мнение о том, что лицо, безуспешно подстрекающее другого совершить преступление, должно быть наказано за само подстрекательство. В этот период наказуемым действием признавалось, например, подстрекательство кого-либо приобрести за деньги подложные документы для предоставления в суд (правда, такие деяния рассматривались как покушение на склонение к лжесвидетельству). В другом случае, примером которого являлось дело Вагана (1769 г.), в решении суда отмечалось, что подстрекательство или совет совершить преступление также являются преступными.

Идея об ответственности за уголовное подстрекательство оформилась в начале XIX в. в решении Суда Королевской скамьи по делу Хиггинса (1801).

Судьи, выносившие решение по делу Хиггинса, не сомневались, что действия Хиггинса являлись оконченным преступлением, а не простым ненаказуемым деянием. В результате было сформулировано следующее правило: «Речь идет об обвинении в совершении действия, т.е. в действительно осуществленном подстрекательстве, а не о простом намерении, чтобы слуга совершил кражу у своего хозяина. Склонение или подстрекательство другого лица независимо от того, какими средствами оно реализуется, является оконченным действием. То, что такое действие, осуществленное с преступным намерением, является наказуемым по обвинительному акту, было ясно установлено... некоторыми прецедентами». Таким образом, склонение или подстрекательство другого лица независимо от того, какими средствами оно реализуется, было провозглашено оконченным преступлением.

Следует отметить, что при рассмотрении подстрекательства в качестве предварительной преступной деятельности всегда имеется в виду неудавшееся подстрекательство. В отличие от него подстрекательство к преступлению, которое затем было совершено, представляет собой разновидность соучастия.

Итак, к концу XIX в. сложился институт подстрекательства, характерными чертами которого являются установление уголовной ответственности за склонение другого лица к совершению преступления и принципиальная неоконченность преступления.

Обращает на себя внимание и тот факт, что подстрекательство, не имеющее конкретного адресата, наказывается аналогично подстрекательству конкретного лица.

Если в результате подстрекательства было совершено преступление, то подстрекательство поглощается более серьезным преступлением и виновный несет ответственность за совершение данного преступления как соучастник.

Институт подстрекательства, развивавшийся от прецедента к прецеденту в течение 200 лет, является ярким примером того, как из суммы прецедентов возникла норма, прочно вошедшая в современное уголовное право. Как мисдиминор общего права подстрекательство наказывалось тюремным заключением, срок которого назначался по усмотрению суда, но не мог, тем не менее, превышать срока, установленного за оконченное преступление.

До 1977 г. подстрекательство к совершению любого преступления, в том числе и суммарного, как правило, преследовалось с обвинительным актом (в суммарном порядке такое подстрекательство могло рассматриваться только с согласия обвиняемого и в некоторых случаях обвинителя). В результате достаточно часто возникала ситуация, когда подстрекательство к совершению любого суммарного преступления могло рассматриваться с обвинительным актом, т.е. подстрекательство к малозначительному преступлению считалось более серьезным, чем то, на которое оно было направлено, и подлежало более суровому наказанию. Например, по Закону о полиции 1964 г. подстрекательство к нападению на констебля в суммарном производстве наказывалось тюремным заключением на срок до шести месяцев, а при рассмотрении дела с обвинительным актом — тюремным заключением на срок до двух лет или штрафом по усмотрению суда, либо тем и другим вместе. С принятием Закона об уголовном праве 1977 г. и Закона о магистратских судах 1980 г. такое несоответствие было устранено: подстрекательство к совершению суммарного преступления рассматривается только в суммарном порядке, и наказание за такое подстрекательство не может быть более строгим, чем за совершение самого суммарного преступления.

Следует отметить, что подход к определению и наказанию подстрекательства, выработанный в нормах общего права, сохранился и в наши дни, после того как данный институт получил свое статутное оформление. Законом о серьезной преступности 2007 г. (ст. 44-64) нормы общего права об ответственности за подстрекательство были заменены новыми составами об умышленном подстрекательстве или содействии совершению преступления. В частности, согласно Закону в преступлении виновно лицо, которое совершает действие, способное подстрекнуть другого к совершению преступления либо оказать содействие в его совершении, и в намерение которого входит подстрекательство другого лица к совершению преступления или содействие в его совершении (ч. 1 ст. 44). При этом для наступления уголовной ответственности недостаточно простого предвидения того, что подстрекательство или содействие приведет впоследствии к совершению преступления (ч. 2 ст. 44). Следовательно, лицо может быть привлечено к уголовной ответственности лишь тогда, когда оно не только умышленно стремится к подстрекательству или помогает в совершении преступления, но и само совершает какое либо действие с намерением, чтобы другое лицо совершило преступные действия как исполнитель преступления. Виновный должен верить, что его действие направлено на подстрекательство или помощь в совершении преступления в качестве его исполнителя и что подстрекаемое им лицо совершит преступное деяние как исполнитель.

Законом также предусмотрен ряд случаев освобождения от уголовной ответственности за названные преступления, возлагая бремя доказывания своей невиновности на обвиняемого (ст. 50). Например, приемлемой защитой от уголовного преследования является знание обвиняемым о существовании определенных обстоятельств, позволяющих ему действовать таким образом; разумная уверенность в существовании таких обстоятельств, позволившая ему соответственно действовать. При рассмотрении вопроса о приемлемости защиты суд, как сказано в Законе, учитывает следующие факторы — серьезность преступления, цель, достижение которой побудило обвиняемого к совершению незаконных действий, а также полномочия, которыми он руководствовался.

Уголовной ответственности не подлежит и жертва преступления (ст. 51), даже если ею были совершены действия, подпадающие под определение преступления. Данное правило воспроизводит норму общего права, закрепленную в решении по делу Тиррел (1894 г.), в соответствии с которой ответственности не подлежит лицо, защищаемое по закону, — так, девушка в возрасте 12 лет не подлежит уголовной ответственности за подстрекательство сорокалетнего мужчины к вступлению с ней в половую связь (состав «изнасилование ребенка»), поскольку является защищаемой жертвой этого преступления.

Сговор. Как и подстрекательство, институт сговора в английском уголовном праве берет свои истоки в Средневековье. Первый, так называемый Статут о лицах, вступающих в сговор 1293 г. (Ordinacio de Conspiratoribus), предусматривал выдачу судебных приказов о преследовании лиц, виновных в сговоре с целью незаконного подкупа или финансирования чужого судебного процесса. Вторым статутом явился Articuli Super Cartas 1300 г., разрешивший выдачу судебных приказов канцелярии для уголовного преследования сговора. Позднее всем судьям, включая судей ассизов, было отдано распоряжение рассматривать с присяжными жалобы на такого рода действия и без судебных приказов.

Определение сговора было дано в третьем статуте о сговорах: «Diffinitio De Conspiratoribus» (1305 г.). Статут гласил: «Вступающими в сговор должны считаться те люди, кои объединяются и обязуют себя присягою, зароком или иным союзом к тому, чтобы помогать друг другу делать злостнолживые обвинения, или вчинять либо поддерживать ябеднические иски; или склонять малолетних детей обвинять кого-либо в фелонии, отчего многие попадают напрасно в тюрьму и терпят убытки; или содержать на своих хлебах или жаловании многих людей с тем, чтобы они помогали в их злоумышленных предприятиях. Ими должны считаться как дающие, так и берущие, а равно управляющие и приказчики великих лордов, которые, пользуясь во зло данной им властью, должностью или положением, будут вмешиваться и поддерживать ссоры, тяжбы и распри посторонних лиц, а не их самих или их господ»³Стифен Дж. Уголовное право Англии в кратком очертании. СПб., 1865. С. 6..

Следует отметить, что по средневековому общему праву судебные приказы об уголовном преследовании сговора выдавались только после совершения действий, направленных на достижение незаконного соглашения. Такое положение существовало вплоть до 1611 г., когда по делу Поултера суд Звездной палаты постановил, что простое соглашение о совершении преступления должно считаться оконченным преступлением и наказываться даже в тех случаях, если никаких последующих действий для достижения цели сговора не было совершено. Дело Поултера стало поворотным пунктом в истории уголовно наказуемого сговора, и последующее развитие доктрины сговора основывалось на этом решении.

В окончательном виде сговор по общему праву представляет собой следующую конструкцию. Сговор состоит в соглашении двух или более лиц совершить незаконное действие или совершить законное действие незаконными средствами. По общему праву данное преступление преследуется по обвинительному акту и наказывается по усмотрению суда тюремным заключением или штрафом либо тем и другим вместе. Это преступление является оконченным в момент достижения сторонами соглашения. Тот факт, что стороны никогда не приведут свое соглашение в действие, является несущественным.

В системе англосаксонского права сговор занимает промежуточное место между подстрекательством и покушением. Большинство преступлений такого рода начинается с подстрекательства одним лицом другого к совершению преступления. Когда другое лицо соглашается на это предложение, возникает сговор, а затем эти действия могут перерасти в покушение. Сговор отличается от других неоконченных преступлений тем, что в других неоконченных преступлениях цель деяния должна быть сама по себе преступной, однако при сговоре по общему праву это необязательно.

Представляет интерес и более развернутая формулировка сговора: сговором является соглашение двух или более лиц, достигнутое с намерением его осуществить, если оно является соглашением о:

• совершении преступления;
• причинении вреда правосудию;
• совершении гражданского правонарушения, такого как нарушение частного владения;
• совершении обманных действий;
• совершении любого действия, которое аморально или направлено на нарушение публичной благопристойности.

Обычно при анализе actus reus сговора английские юристы в своих трудах рассматривают различные типы незаконных действий. Некоторые, например, как можно видеть из приведенной выше формулировки, выделяют, во-первых, как вид сговора соглашение с целью совершить преступление. Как уже упоминалось ранее, тот факт, что преступление, которое задумали совершить обвиняемые, в действительности никогда не может быть совершено, не имеет значения. Все авторы работ по английскому уголовному праву в качестве классического примера такого сговора приводят дело Уитчерч и др. (1890 г.), когда суд признал женщину виновной в сговоре с другими лицами произвести аборт, хотя ни в момент соглашения, ни позже беременности не было.

Во-вторых, преступлением по общему праву являлся сговор о совершении гражданского правонарушения против третьей стороны. Сюда относились все соглашения о совершении гражданского правонарушения злонамеренного или обманного характера (к этому же виду преступлений иногда относили и сговор о нарушении договора при таких обстоятельствах, которые делают эти нарушения особенно вредными для общества).

К третьему виду сговора по общему праву относились сговоры с целью совершить действие аморальное или направленное на нарушение публичной благопристойности. Типичным примером сговора о совершении аморального действия является сговор в целях обольщения женщины.

Сговоры, направленные на причинение «публичного вреда», всегда считались более сложными для рассмотрения в суде. К наиболее известным делам, связанным со сговором о причинении публичного вреда, относится, например, дело Беренджера (1814), который был признан виновным в сговоре сделать ложное сообщение о смерти Наполеона Бонапарта во время войны с ним с целью вызвать панику на бирже. В 1961 г. палата лордов признала Шоу виновным в сговоре с целью совершения аморальных действий, направленных на причинение публичного вреда. Шоу обвинялся в том, что вступил в соглашение с другими лицами об опубликовании справочника, содержавшего имена и адреса лондонских проституток.

По общему праву mens rea является обязательным элементом уголовно наказуемого сговора — для сговора необходимо намерение достичь незаконной цели, а лица, заключившие незаконное соглашение, должны знать факты, которые делают эту цель незаконной.

Как отмечают английские юристы, одним из труднейших вопросов уголовного права является вопрос о том, что считается достаточным для признания соглашения сговором по общему праву, поскольку прямые доказательства соглашения существуют очень редко. Наиболее часто обвинитель старается доказать, что стороны соглашения действовали сообща в достижении общей цели, показав, что их действия были скоординированы заранее путем соглашения. При этом нет необходимости доказывать, что лица, обвиняемые в сговоре, находились друг с другом в прямой связи.

Иногда при рассмотрении дела о сговоре судьи руководствуются следующим принципом: для доказательства сговора необходимо показать, какие действия были совершены обвиняемыми для достижения преступной цели. Этот принцип суды стали применять начиная с 1929 г.

Само наименование преступления показывает, что в нем должны участвовать по меньшей мере два человека. Между тем известны случаи, когда два человека и более не могут быть обвинены в сговоре, несмотря на наличие общего незаконного намерения. Такими лицами по английскому уголовному праву являются муж и жена, которые на основании христианской доктрины супружеского единства считаются одним лицом. Следовательно, противоправное соглашение мужа и жены не рассматривается в качестве сговора. Этот же принцип английские суды применяли и в отношении мусульман, состоящих в полигамных браках.

В 1977 г. Парламент Великобритании одобрил Закон об уголовном праве, в соответствии с которым сговор в настоящее время стал преступлением не только по общему, но и по статутному праву. По общему праву продолжают преследоваться:

• сговор с целью обмана, охватывающий большое число деяний, связанных с совершением мошеннических или обманных действий;
• сговор о причинении вреда интересам публичной морали, если действия, в отношении которых состоялось соглашение, не являются преступлением в случае совершения их одним лицом:
• сговор о грубом нарушении публичной благопристойности, если действия, в отношении которых состоялось соглашение, не являются преступлением в случае совершения их одним лицом.

Статутным сговором является соглашение двух или более лиц о совершении действий, которые являются преступлением или должны привести к совершению какого-либо преступления или преступлений одним или более из участников соглашения, если последнее осуществлено в соответствии с их намерениями. Формулировка статутного сговора в основном повторяет норму общего права, за тем исключением, что цель сговора должна быть уголовно порицаемой. При этом в Законе предусмотрено, что его действие не распространяется на соглашение, являющееся сговором с целью обмана по общему праву. Из этого следует, что сговор с целью совершения какого-либо статутного преступления, включающего обманные или мошеннические действия, не является статутным преступлением.

Закон 1977 г. был дополнен в 1981 г. положением, в соответствии с которым невозможность исполнить соглашение более не препятствует уголовной ответственности за сговор и стороны могут быть осуждены независимо от реально существующих обстоятельств.

В отношении сговоров, за которые ответственность установлена по общему праву, применяются наказания, предусмотренные общим правом: лишение свободы и штраф по усмотрению суда. Сговор с целью обмана согласно ст. 12 Закона об уголовной юстиции 1987 г. преследуется по обвинительному акту и подлежит наказанию в виде тюремного заключения на срок до 10 лет или штрафу либо тому и другому вместе.

Лицо, признанное виновным в совершении статутного сговора, наказывается тюремным заключением на срок, не превышающий максимума, предусмотренного за основное преступление, т.е. на совершение которого был направлен сговор. Если сговор предполагал совершение более одного преступления, назначается наказание более строгое из установленных в Законе за совершение этих преступлений.

Пожизненное тюремное заключение предусмотрено в случае сговора о совершении:

• убийства или иного преступления, наказание за которое точно определено в законе;
• преступления, за которое предусмотрено наказание вплоть до пожизненного тюремного заключения;
• преступления, преследуемого с обвинительным актом и подлежащего наказанию в виде тюремного заключения без указания максимального срока.

Покушение. В раннем английском праве покушение на преступление практически не преследовалось в уголовном порядке. В английской литературе по истории права упоминается лишь о нескольких судебных решениях об ответственности за деяния, которые по своей сути являлись покушениями на совершение преступлений. Примерно с середины XIV в. судебная практика пошла по пути наказания лиц, виновных в покушениях на тяжкие преступления, такие, например, как убийство, ограбление или берглэри. Очень часто суды использовали в этих целях законодательство о борьбе с бродяжничеством, получившее особое развитие во время правления Тюдоров (1485-1603).

Доктрина покушения была сформулирована Звездной палатой в деле о дуэлях, которое рассматривалось в 1615 г., где в роли Генерального атторнея выступал Фрэнсис Бэкон. Описывая вред дуэлей, Бэкон предложил в целях их пресечения установить ответственность за все действия, связанные с подготовкой дуэлей. Он указал, что «в тех случаях, когда преступление карается смертной казнью или является фелонией, если оно не было совершено, практика склоняется к тому, чтобы такие деяния наказывались как мисдиминоры. Так, покушение на отравление, хотя и не имевшее последствий, засада с целью убийства, также не имевшая последствий, и тому подобное признается тяжким мисдиминором, наказуемым в суде. Подобным образом должны наказываться судом действия, направленные на совершение и менее тяжких преступлений, которые не караются смертной казнью...». В своем анализе Бэкон опередил почти на два века суды общего права и теорию уголовного права в обосновании необходимости преследования в уголовном порядке покушения на преступление. Однако до тех пор, пока была окончательно сформулирована доктрина уголовного покушения, прошел довольно длительный период.

В окончательном виде по общему праву была сформулирована следующая норма об ответственности за покушение. Покушением является преднамеренное явное действие, непосредственно связанное с совершением преступления и представляющее собой составную часть серии действий, которые, если они не прерваны или если от совершения которых виновный не откажется, должны привести к совершению оконченного преступления. В соответствии с этими правилами действия, в отдаленной степени отстоящие от совершения покушения, не могут составить покушение. С этой точки зрения приготовление к совершению преступления, так же как и простое приобретение средств, с помощью которых совершается преступление, не является достаточно приближенным действием. Следует отметить, что в данном определении нашло выражение правило «близости», выработанное общим правом, суть которого заключается в том, что лицо виновно в покушении, если оно осуществляет преднамеренное действие, ведущее к совершению преступления и представляющее собой часть серии действий, которые, будь они совершены, привели бы к преступлению.

Итак, для того чтобы лицо было обвинено в совершении покушения на преступление, оно, во-первых, должно иметь намерение совершить преступление и, во-вторых, должно совершить какое-либо деяние, направленное на осуществление этого намерения.

По Закону об уголовно наказуемом покушении 1981 г. в покушении на совершение преступления виновно лицо, которое с намерением совершить преступление осуществляет действие, являющееся большим, чем просто приготовление к преступлению. При этом невозможность совершения преступления не является защитой от уголовного преследования. Как видно, законодательная формулировка покушения практически воспроизводит норму общего права, как и ранее, не давая разграничения простого приготовления и покушения. Решение этого вопроса по-прежнему оставлено на усмотрение суда. Именно поэтому выработанный общим правом подход к определению действий, составляющих покушение, как и раньше, продолжает оставаться той отправной точкой, на которую ориентируется судебная практика.

Обязательным элементом покушения, как и любого другого преступления, является actus reus. Самой сложной проблемой actus reus, по мнению английских юристов, является разграничение действий, составляющих преступление, и действий, являющихся простым ненаказуемым приготовлением, и определение момента, с которого действия обвиняемого, направленные на достижение преступной цели, влекут за собой уголовную ответственность.

Во всех работах, посвященных проблемам уголовно наказуемого покушения, обычно подчеркивается принципиальная ненаказуемость приготовления, которое может оцениваться лишь в этическом плане. Обычно в качестве примера первого дела, в котором была строго применена доктрина о разграничении приготовления и покушения, упоминается дело Иглтона (1855 г.). Иглтон был обвинен в покушении на получение денег как неимущий по фальшивым документам. Деньги он получить не успел, поскольку обман был раскрыт раньше, однако был признан виновным в связи с тем, что совершил последнее действие, направленное на достижение своей цели, зависящее от него самого. В решении суда по данному делу, помимо прочего, было отмечено, что простое намерение совершить мисдиминор не является преступлением — для этого требуется определенное действие, и все действия, направленные на совершение мисдиминора, должны преследоваться в уголовном порядке. В качестве покушения на совершение преступления должны рассматриваться только действия, тесно связанные с преступлением, а не отдаленные от него.

Тем не менее в ряде статутов прямо установлена ответственность за приготовление, например, в законах о шпионаже и терроризме, а в Законе о половых преступлениях 2003 г. имеется раздел о преступлениях подготовительного характера.

Определить, какое именно действие является таким «ближайшим шагом» или «последним шагом», целиком оставлено на усмотрение суда. Иногда в судебном решении говорится о предпоследнем действии, направленном на совершение преступления, или о действии, являющемся шагом по направлению к конкретному преступлению в его окончательном виде, когда совершение этого действия не может быть разумно оценено как имеющее какое-либо другое назначение, кроме совершения этого преступления.

Другой важной проблемой actus reus покушения является соблюдение требования об обязательном наличии в виновных действиях очевидной возможности совершить преступление. Первоначально в английском уголовном праве любое покушение на негодный объект или с негодными средствами не наказывалось. Со временем это положение подверглось изменениям, и если в 1865 г. по делу Коллинса покушение на кражу из пустого кармана не было признано уголовно наказуемым деянием, то уже в 1892 г. суд по делу Ринга и других принял решение, в соответствии с которым попытка кражи из пустого кармана была признана преступным покушением.

В различное время судами вопрос об ответственности за покушение на негодный объект или с негодными средствами решался по-разному, однако многие английские юристы склонялись к мнению о необходимости поддержания обвинения при таких обстоятельствах хотя бы потому, что данное лицо так же социально опасно, как и то, которое совершило преступление. Случайностью является то, что преступление не было совершено, а уголовная ответственность не должна зависеть от случая. Это мнение получило свое воплощение в Законе 1981 г., согласно которому невозможность совершения преступления более не является защитой от уголовного преследования.

Существенной составной частью покушения, так же как и оконченного преступления, является mens rea. Для наступления уголовной ответственности лица за преступное покушение необходим специальный умысел на совершение конкретного преступления. Считается, что в тех случаях, когда определение преступления требует наступления определенного результата, в обвинении также должно быть указано, что виновный стремился к наступлению именно этого результата, хотя судебная практика и не всегда следует этому принципу. Поскольку элементом вины, как она понимается в общем праве, является представление обвиняемым тех последствий, которые будут вероятным последствием его поведения, то же требование распространяется и на покушение.

Представление о последствиях трактуется в английском уголовном праве с позиции теории «обычного разумного человека». Презюмируется, что последствия, которых должен был ожидать всякий нормальный здравомыслящий человек, входят в предвидение и в конкретном случае. В том случае, когда речь идет о неосторожности как форме вины, если неосторожность в отношении обстоятельств является достаточной mens rea для оконченного преступления, она будет достаточной и для покушения на преступление. Кроме того, если законом установлена «строгая ответственность» в качестве обстоятельства для обвинения в совершении оконченного преступления, то она является таким же обстоятельством для обвинения в покушении и при отсутствии mens rea.

По общему праву покушение обычно наказывалось тюремным заключением по усмотрению суда. Однако Законом об уголовном праве 1967 г. было введено правило, по которому наказание за покушение не могло превышать наказания, предусмотренного за совершение преступления, на которое виновный покушался.

Что же касается наказания за покушение на статутное преступление, то и здесь законодатель использовал опыт общего права. Так, в Законе 1981 г. предусмотрено, что лицо, виновное в покушении на убийство или иное преступление, наказание за которое строго определено в законе, подлежит наказанию в виде пожизненного тюремного заключения. Лица, признанные виновными в совершении преступлений, преследуемых по обвинительному акту или в суммарном порядке, соответственно подлежат наказаниям, предусмотренным за совершение этих преступлений.