Современная трансформация позитивизма
Для позитивизма объектом исследований было действующее право. Право отождествлялось с законом и существующим правопорядком. Так исторически складывалась содержательная конструкция этого типа философско-юридического знания.
Правовой позитивизм в значительной степени получает подпитку со стороны общефилософского позитивизма.
Это выражается в том, что в общефилософском позитивизме правовой позитивизм получил мировоззренческо-методологическое обоснование. Он неоднократно обращается к метафизической абсолютизации роли эмпирических данных человеческого познания (субъективистски истолкованных фактов), к мировоззренческому скептицизму, устраняющему из философии собственно философские проблемы под видом очищения ее от псевдопроблем и псевдовысказываний. Поэтому правовой позитивизм опирается на позитивный опытный материал, на «факты», то есть непосредственно «данное», фактическое, вследствие чего позитивность права означает его фактическое существование, его действительность, ограниченную изучением внешних признаков права непосредственным наблюдателем и его восприятиями.
В качестве же действительных фактов выступают, прежде всего, нормы права. Нормы права, по определению позитивистов, должны быть уделом философии права, занимающейся извлечением логического смысла и словесного выражения этих норм. Собственно, согласно этой точке зрения, мир права есть совокупность фактов и поэтому он — универсум языка.
Появление новых течений является определенной тенденцией юридического позитивизма. Выделим несколько видов позитивизма. «Этатистский» позитивизм видит позитивность права в установлении его государственной инстанцией («авторитетом»).
Бытие права для него существует в актах этого «авторитета» (договорах, которые санкционируются государством, законах, постановлениях, обычном праве). «Психологический» позитивизм усматривает позитивность права в определенных психологических состояниях, таких как «признание», «переживание должного». «Социологический» позитивизм ведет поиск позитивности права в определенных внешних способах поведения: в фактическом исполнении правовых предписаний субъектами права или в его применении определенной группой людей.
Обращаясь к анализу правового позитивизма, отметим, прежде всего, что он возник как реакция на спекулятивно-метафизическую философию права XVII-XVIII столетий и как самостоятельное течение правовой мысли определился в 30-40-е годы XIX столетия. Его целью было теоретическое обоснование формально-догматической юриспруденции. Ближайшим его предшественником был И. Бентам (1748-1832), а непосредственным основателем и главным представителем — Дж. Остин (1790-1859). В Российской империи, в частности, видными представителями правового позитивизма были Г. Шершеневич (1863-1912) и Н. Палиенко (1880-1937), работавший в Украине.
Правовой позитивизм в своем развитии прошел две основные стадии: классическую и неклассическую. Ядром классического юридического позитивизма является теория приказов Дж. Остина. Неклассическая концепция правового позитивизма, прежде всего неопозитивизм, как бы вырастает из общего классического позитивистского взгляда на право, который выступает в ней всего лишь итогом стремления усилить процесс гуманизации права.
В обосновании своего понимания права классический позитивизм вынужден обращаться к отождествлению права с приказами государства. Джон Остин выразил это в предельно четкой форме: «Всякое право есть команда, приказ». Иными словами, единственно возможным источником права являются существующие законы, юридические нормы и нет иных норм, кроме тех, которые уже установлены или приняты.
Закон Остин понимал как правило, установленное для господства одного мыслящего лица над другим. С точки зрения Остина, есть законы божественные и есть законы человеческие. Первые не имеют юридического значения. Человеческие законы разделены на позитивные и моральные (или позитивную мораль) законы. Позитивные законы устанавливают политические руководители для политических подчиненных или сами граждане, чтобы осуществить свои юридические права, которые им даны.
Правила моральных законов, которые устанавливает высшее политическое руководство для своих подчиненных, включают в себя такие правила, как уставы различных клубов, законы моды, международное право и др. Тем не менее, Остин отличает законы от такой команды, которая подается по поводу какого-либо конкретного события. Закон является командой, приказом, которые обязывают конкретное лицо или группу лиц действовать определенным образом или воздерживаться от совершения определенных действий.
Взгляд Остина на право как на определенную команду вызывает значительную озабоченность даже в среде собственно аналитических правоведов. Г. Кельзен полагает, что аналитическая чистота любой теории права может быть скомпрометирована введением в нее сформированного Остином психологического фактора. Кроме этого, как подчеркивает Г. Харт, определение закона у Остина должно вытекать из правила, поэтому утверждение того, что статус закона как закона исходит из предписания, явно или не явно выраженного, является не чем иным, как догматизмом.
Акцент Остина на команде и на санкции как существенных элементах права критикуют также представители исторического и социологического подходов к праву, которые считают, что право существует независимо от команд тех, кто владеет властью. В связи с этим очень красноречивым является замечание К. Поппера: «Нам необходимо подчиняться существующим нормам, утверждают позитивисты, так как сами мы не способны создать лучшие. В ответ на это можно спросить: «А как дела с самой нормой? И если нам приказывают подчиняться нормам, которые обосновываются на авторитете, то каким образом определить, являются ли оправданными эти претензии на авторитетность?».
На эти вопросы позитивизм не дает ответов, ибо для него сфера права исчерпывается лишь позитивным законодательством. Поэтому в рамках позитивистского понятия права нет места для допозитивных и надпозитивных элементов, таких, например, как мораль, добро, справедливость и др.
В связи с этим философы права уже в начале XX века в своем анализе позитивистской юриспруденции отмечали ее крайнюю ограниченность: все сводится лишь к небольшой части мира права, той, которая предстает лишь «совокупностью юридических норм», обязательность которых держится на внешнем авторитете, а в качестве реальных феноменов права принимаются идеологические величины как нормы, как «веления» и «запреты».