Интеграция и рост
Хотя в манориальном праве было много взаимосвязанных черт, благодаря которым оно приобрело характер целостной системы, оно все же не обладало той высокой степенью логической связности и сознательно принципиальным характером, которые отличали каноническое право и, конечно, римское, преподаваемое в университетах.
Манориальное право действительно было обычным правом, то есть оно было по большей части неписаным (а точнее, не законодательным). Однако даже в сравнении с феодальным правом, тоже по большей части обычным, манориальное право характеризовалось гораздо меньшей степенью сознательной интеграции, но гораздо большим партикуляризмом. и распыленностью. Это отражалось в отсутствии современных ученых сочинений по манориальному праву. Судя по всему, из профессиональных юристов мало кто интересовался его развитием.
Относительно недостаточная разработанность манориального права была связана также с тем обстоятельством, что оно заимствовало ряд своих черт из других систем права, с которыми оно сталкивалось. Например, когда манориальная курия решала дела о клевете, она обычно применяла — возможно, очень грубо и неграмотно — каноническое право; при разборе дел о нанесении телесных повреждений, краже или покушении на земельную собственность или движимое имущество, манориальное право обычно подражало деликтному и уголовному праву того герцогства или княжества, где располагался мацор; устанавливая нормы, регулирующие права и обязанности крестьянского землепользования, манориальное право заимствовало многое из феодального права, то есть права отношений "сеньор-вассал".
Кроме того, процедура манориальной курии испытывала сильное влияние местного права. Короче говоря, нечего было ожидать от манориальной курии новаций в тех областях права, которые параллельно разрабатывались другими правовыми системами.
И все же были определенные отличительные элементы манориального права, которые получили осознанную правовую формулировку в категориях принципов и понятий. В XI—XII столетиях впервые было сформулировано правовое понятие серважа. Сервы назывались "прикрепленные к земле". Это означало, что они могли покинуть землю только при определенных условиях. Это означало также, что и изгнать их можно было тоже только при определенных условиях.
Перри Андерсон пишет, что употребление термина впервые только в XI—XII вв. отражает характерное "отставание" "юридической кодификации социальных и экономических отношений", существовавших уже несколько столетий. Но новый юридический термин на самом деле изменил существующую ситуацию хотя бы уже тем, что придал ей правовой характер. С тех пор зависимость сервов получила юридическое определение, а это значило, что серваж стал предметом прав и обязанностей, а не просто обыкновения, воли и умения заключать сделки. С одной стороны, сеньор получил право на многое, что прежде могло быть оспорено. С другой стороны, обязанности серва, юридически классифицированные в категориях конкретных трудовых повинностей, натуральных рент и даней по обычаю, приобрели фиксированный характер, и помещик не мог их изменить.
Более того, серв получил возможность выкупиться из зависимости, он мог стать свободным, получив вольную. Это был юридический процесс, который обычно происходил в форме символической церемонии — получения письменной грамоты, даваемой на условиях немедленной уплаты некоей суммы денег или принятия переходящего на наследников серва постоянного обязательства вносить определенную плату или исполнять определенные службы.
Это не значит, что серв перестал быть бедным и угнетенным. Это означает только, что он приобрел права в определенной правовой системе. Отныне он был личностью, членом манориального сообщества, частью "всех". А в маноре он сосуществовал со свободными крестьянами, с другими свободными людьми, которые держали землю на условиях только почетных служб, с манориальными министериалами, рыцарями, помещиком и его двором, — и все они были членами общины, разделенной по признаку общественного положения, но единой в качестве манориального суда, то есть как сообщество граждан манора. Это единство было фундаментом манориального права. Оно было связано с самим способом производства, системой открытого полевого земледелия.
Единство манора выразилось и в том, что его жители могли либо коллективно, либо индивидуально арендовать манор у помещика и распоряжаться им по своему усмотрению. В период между концом XI и XIV—XV вв. такая аренда становилась все более обычной. Это был выход для тех помещиков, которым надоели крестьянские требования, крестьянские восстания и крестьянские побеги.
Юридическое оформление обязанностей крестьянина имело также важные экономические последствия, так как оно способствовало замене трудовых повинностей и натуральных рент фиксированными денежными платежами. Так как сходная тенденция коммутации служб в денежные обязательства характеризовала и феодальные правовые отношения "сеньор- вассал", хозяин манора был заинтересован в том, чтобы собирать с держателей достаточный денежный доход для выпрлнения своих обязательств перед собственным сеньором.
Уже в XIII в. во многих странах Европы, если не в большинстве, маноры стали рассматриваться как доходные предприятия, и для управления ими назначались специальные люди, обязанностями которых были сбор и выплата требуемого дохода. Кроме того, "фермеры", ответственные за получение фиксированных доходов, часто уступали место профессиональным управляющим, от которых ожидалось максимальное увеличение денежных прибылей с манора и представление ежегодного отчета.
Таким образом, постепенное превращение крестьян в арендаторов (или в наемных работников) было связано с постепенным превращением самого манора из общины в предприятие. Эти два процесса были связаны с тем, что возрастало наполнение и феодальных ("сеньор-вассал"), и манориальных ("помещик-крестьянин") прав и обязанностей.
Эти процессы, конечно, не проходили одинаково во всей Европе, хотя везде наблюдался общий процесс поглощения манора крестьянами. Во Франции и на западе Германии, однако, дворянству удалось сохранить квазиманориальное господство над всеми классами людей, живущих в их личной юрисдикции, вне зависимости от того, являются ли они держателями земли. Это было достигнуто главным образом посредством многочисленных мелких податей и служб, из которых каждая в отдельности была необременительна, но все вместе они были крайне тяжкими.
Эти баналитетные права помещика включали: взимание платы за давку винограда в господской давильне, выпечку хлеба в господской печи и помол зерна на господской мельнице, причем все эти работы были монополией помещика; трудовые повинности по ремонту дорог, строительству мостов и т.п.; пошлины за пользование дорогами, ярмарками и рынками, сборы за передачу земли и имущества и другие разнообразные подати и налоги.
Несмотря на эти и другие различия в разных областях и странах, всюду на Западе манориальное право в XI—XV вв. развивалось по одной и той же модели. Этот примечательный факт свидетельствует о том, что на Западе существовало понятие манориального права как целостной совокупности понятий и процедур. Он свидетельствует также и о том, что существовало связанное с ним представление о способности системы манориального права к постепенному росту.
Как и в феодальном праве, в манориальном праве приписываемые системе черты стали ее тенденциями, и это были самореализующиеся тенденции. Как только в рост поверили, он стал неизбежен. Манориальные правовые понятия и институты жили своей собственной жизнью, которая была в той же мере "базисом" и частью экономической основы, что и экономика производства и распределения товаров. И все-таки поражает, что несмотря на крайнее разнообразие местных условий манориальное право поэтапно прошло те же самые общие ступени развития практически во всей Западной Европе.
Быть может, самый значимый этап развития — это широкая эмансипация сервов в XIII, XIV и XV столетиях, которую надо рассматривать отчасти как кульминацию начатой в конце XI—XII в. усиленной легализации отношений "помещик—крестьянин". Здесь манориальное право вступало в столкновение с феодальным, так как по нему феодал мог освободить серва только с согласия своего сеньора, без такого согласия отпущенный помещиком серв попросту отходил к его сеньору, а давший вольную феодал не мог потребовать его обратно.
Таким образом, серву, чтобы получить свободу, надо было откупиться и от своего сеньора, и от всех стоящих над ним на феодальной лестнице. Однако в конечном счете экономические и правовые условия благоприятствовали эмансипации. Во многих районах сопротивление помещиков освобождению сервов натолкнулось на мощное движение за коллективную эмансипацию. В Италии инициатива исходила от городских общин, которые руководствовались стремлением отчасти увеличить число свободных налогоплательщиков, а отчасти привлечь работников из сельской местности.
Уже в 1256—1257 гг. Болонья дала вольную всем сервам в своей юрисдикции. Во Франции инициатива исходила от самой короны, которой руководила, с одной стороны, заинтересованность в плате за вольную, а с другой — желание утихомирить крестьянские волнения и предотвратить крестьянские бунты, которые носили эпидемический характер во Франции, Англии, Италии, Испании и других странах. Так, в 1290 г. и вновь после 1310 г. французские короли предлагали свободу сервам на разных землях короны, но не бесплатно. К 1450 г. серваж был отменен почти во всех западных областях Европы, но сохранялся в центральной и восточной ее части.
Было бы глубоко ошибочно недооценивать нравственные и правовые аспекты освобождения сервов. Ведь европейские крестьяне восставали в XII, XIV, XV вв. не только из-за экономических тягот серважа, но и потому, что их зависимость была полна жестокой несправедливости. Неудивительно, что в эпоху Папской революции, которая сражалась под знаменем свободы церкви, и духовенства в частности, другие политические образования и общественные сословия тоже потребовали свободы.
В XII—XIII вв. прозвучал один из революционных кличей — за свободу городов. Одновременно раздался клич за свободу крестьянства, который стал гораздо слышнее в XIV столетии. Теперь говорилось, что свобода — естественное состояние всех людей. Так, провозглашая освобождение сервов Болоньи в 1256—1257 гг., городские власти заявили, что серваж — следствие грехопадения и что естественное состояние человека — свобода. Сходным образом и французские короли Людовик X и Филипп Длинный, провозглашая в 1315 и 1318 гг. освобождение сервов на некоторых землях короны, выражались так (и эти слова еще не раз отзовутся эхом в последующие века):
"Поскольку по закону природы всякий человек должен рождаться свободным, но из-за некоторых обыкновений и обычаев великой давности, сохранившихся в нашем королевстве... и, быть может, из-за злоупотреблений предков, некоторые люди из нашего простого народа впали в узы несвободы и разные состояния, которые нас очень огорчили, тем более что королевство наше именуется Королевством франков мы приказали... чтобы эти несвободы были приведены к свободе, и тем, кто по рождению или давности или недавно по браку или месту жительства впал в несвободное состояние, да будет дана свобода на добрых и удобных условиях".
Даже если предположить, что французские короли лицемерили, они тем не менее обращались к идеалам и ценностям, которые разделяли очень многие Крестьяне уж точно согласились бы, что серваж противен закону природы, что по закону природы "всякий должен рождаться свободным", что свобода — естественное состояние человека. Крестьяне также, вне всякого сомнения, надеялись, что отмена серважа приведет к лучшим экономическим условиям жизни, но пусть даже они ошибались, освобождение их было необходимо. Его требовал нравственный порядок Вселенной.
Однако это убеждение отнюдь не было только продуктом теории естественного права. В гораздо большей степени оно было продуктом исторического опыта и в особенности опыта развития манориального права в конце XI, XII и в начале XIII в. Предоставление сервам в рамках манора прав юридической личности, то есть признание их "гражданами" в рамках манориального сообщества, с правом и обязанностью судить, само по себе было скрытым вызовом серважу задолго до начала движения за его отмену.
Этот вызов, в свою очередь, питался верой и представлением о неподкупности и росте правовых систем, включая систему манориального права. Вера и представление о неподкупности манориального права требовали, чтобы к сервам относились так же, как к свободным крестьянам. Вера и представление о росте манориального права требовали, чтобы с течением времени это равенство получило полное правовое выражение.
Таким образом, сознание несправедливости серважа в правовом смысле, сознание его фундаментальной противоправности в сочетании с верой в возможность исправить эту несправедливость с помощью закона, превратило сам факт экономической эксплуатации сервов в социальную и политическую задачу, для решения которой в итоге смогли объединиться представители всех сословий.