Верховенство права
Идея светского государства, которая была заключена в Папской революции с самого начала, и реальность светского государства, которая возникла из исторической борьбы между церковными и светскими силами, составившими Папскую революцию, были, по сути, идеей и реальностью государства, управляемого законом, "правового государства".
Это означало, во-первых, что главы обоих сообществ, церковного и светского, устанавливают и поддерживают собственные правовые системы, то есть регулярно издают законы, создают судебные системы, организуют правительственные подразделения и вообще управляют посредством права.
Во-вторых, это означало, что главы каждого из двух сообществ связаны правом, которое они сами ввели в действие; они могут законным путем изменять его, но до тех пор должны ему подчиняться, то есть, они должны управлять в соответствии с правом. (Это имплицитно содержалось в подчинении законодательной власти суверена его судебной власти.)
А в-третьих, это означало, что каждая юрисдикция связана правом других юрисдикций постольку, поскольку законно само это право; каждое государство существовало в рамках системы множественных юрисдикций. Это последнее значение было опорой двух других. Если церковь хотела иметь нерушимые законные права, государство должно было принять эти права как законное ограничение своего собственного главенства. Аналогичным образом права государства являлись законным ограничением главенства церкви. Эти две державы могли сосуществовать мирно только благодаря взаимному признанию верховенства права над каждой из них.
Трудности, связанные с концепцией верховенства права над государством, были более чем очевидны и тогда, и ныне. Как может государь иметь "imperium" (или, как мы бы сейчас сказали, как может государство иметь суверенитет), если его законные полномочия подчинены воле других суверенных правителей? Это схоластическое "противоречие" из числа самых великолепных. И что еще более важно, как можно говорить о верховенстве, о главенстве права внутри данной политии, когда никто не уполномочен подвергнуть сомнению действия главного должностного лица ее, будь то папа в церкви или король в королевстве?
Грациан и его последователи говорили, что папа должен быть низложен, если он нарушает закон, но выше папы не было никого, кто мог бы авторитетно сказать, что он нарушил право, или низложить его. Сходным образом, королевские юристы, такие, как Брактон, говорили, что долг короля подчиняться праву, что король находится "под Богом и законом", что не король делает закон, а закон делает короля, однако они же говорили, что ни один судья не смеет оспаривать действия короля, ни один ордер не может быть выдан против короля, что король "должен бы" подчиняться своим собственным законам, но что от него нельзя законным образом потребовать этого.
Несмотря на это, Саксонское зерцало, написанное в начале XIII в. примерно в эпоху Брактона, утверждало, что "человек должен противиться своему королю и судье, если тот поступает беззаконно, и должен препятствовать ему во всяком беззаконии, даже если он его родственник или феодальный сеньор. И этим он не нарушает свою присягу на верность". Сходным образом знаменитая юридическая формула Арагона устанавливала что подданные должны повиноваться королю только до тех пор, пока он исполняет свои обязанности, "а если нет, то нет".
Право и обязанность ослушаться богоданного короля-самодержца, когда он нарушает основное право, базировались на убеждении, что само основное право установлено Богом. Папы и короли издавали законы, но делали это как заместители Бога, вовсе не они, а "Бог есть источник всякого права".
Таким образом, концепция верховенства права поддерживалась господствующей религиозной идеологией. На нее работали также политическая и экономическая слабость правителей и плюрализм властей и юрисдикций. Наконец, понятие верховенства права опиралось на высокий уровень правового сознания и правового искусства, достигнутый на Западе в XII—XIII вв.
Господствовало ясное понимание того, что для сохранения законности требуются не просто отвлеченные предписания правосудия, справедливости, совести, разума, но и конкретные принципы и нормы, такие, как закрепленные в английской Великой хартии вольностей 1215 г. и венгерской Золотой булле 1222 г. Во многих подобных документах, в том числе в дарованных королями и феодалами городских хартиях вольностей, конкретизировались различные гражданские, политические, экономические, социальные права.
В Великой хартии вольностей бароны и церковь вытребовали у короны обязательство, что король не будет взимать никаких платежей или служб помимо трех признанных феодальных податей без согласия "общего совета нашего королевства" (то есть главных ленников короля), что "обычные гражданские судебные разбирательства... будут производиться в установленном месте", что "никто не будет привлечен к суду по обвинению, не подкрепленному достойными доверия свидетелями", что "ни один свободный человек не будет заключен в тюрьму, лишен прав владения недвижимым имуществом, объявлен вне закона, изгнан или иным способом уничтожен иначе как на основании законного решения равных ему и закона страны", что "никому мы не станем продавать правосудие, никому не станем отказывать в нем или отсрочивать его", что "купцы будут свободно вести дела в Англии и вне ее, кроме военного времени, а если эти купцы из вражеской страны, то они и их товары будут в безопасности, если с нашими купцами будут обращаться так же", что "все могут свободно покидать Англию и въезжать в нее, за исключением военного времени, тех, кто объявлен вне закона и воюет с нами", что "только те, кто знает закон, будут назначаться судьями, констеблями, шерифами и судебными приставами", и другие подобные обязательства.
Аналогичным образом в Золотой булле 1222 г. венгерский король Андраш II Арпад принял конкретные ограничения на власть короны в пользу "высших и низших благородных людей" (то есть свободных людей), обязав себя и своих преемников творить суд ежегодно в определенном месте и в определенное время, не "арестовывать и не уничтожать благородного человека по благоволению к какому-нибудь могущественному лицу, разве что он сначала будет вызван в суд и приговорен по закону", "не собирать налоги, не требовать денежные платежи, не являться без приглашения в дома, поместья и деревни благородных людей", не предоставлять должностей иностранцам, явившимся в страну, "без согласия совета", разжаловать, смещать, требовать возмещения ущерба от "всякого наместника, который не ведет себя с подобающим своему посту достоинством и грабит людей, находящихся под его властью".
Далее, король не должен даровать наследственное наместничество, чеканить новые деньги чаще чем раз в двенадцать месяцев, а если кого-либо приговорили по закону, никакое заступничество влиятельных лиц не должно спасти его. Золотая булла 1222 г. заканчивается такими словами: "Мы также постановляем, что если Мы или кто-либо из наших преемников когда-либо нарушит условия этого статута, то епископы и высшие и низшие благородные люди Нашего королевства, поодиночке и все вместе, нынешние и будущие, в силу этих условий имеют неограниченное право сопротивляться словом и делом, не навлекая на себя обвинений в измене".
Много столетий спустя концепция верховенства права стала отождествляться с разделением законодательной, исполнительной и судебной властей. Эту более позднюю концепцию роднили с предшествующей две черты. Во-первых, власть была разделена, хотя в более ранний период "заслонки и противовесы" были обеспечены главным образом благодаря наличию параллельных политий внутри одной территории, а не параллельных отраслей одной и той же политии.
Во-вторых, право выводилось из и коренилось в реальности, которая выходила за рамки существующей структуры политической власти. В более поздний период эта трансцендентная реальность усматривалась в правах человека, демократических ценностях и других связанных с ними представлений. В более ранний период ее усматривали в божественной и естественной справедливости.