Запретительные ордера
Сфера конфликта между королевскими и церковными судами в Англии определялась таким правовым инструментом, как запретительный ордер. Это был приказ, издаваемый канцлером от имени короля, который запрещал церковному суду вести дальше конкретное дело на том основании, что компетенция церкви в данном вопросе поставлена под сомнение ответчиком по делу.
После этого церковный суд должен был либо прекратить дело, либо посовещаться с королевскими судьями. Если после такой консультации королевские судьи решали, что дело правильно находится в церковном суде, они издавали "совещательный ордер", которым разрешали продолжать дело, невзирая на предыдущий запрет. Если церковный суд настаивал на продолжении дела при наличии запрета или невзирая на неблагоприятный исход совещания, королевский суд обычно издавал ордер о привлечении, в котором шерифу поручалось доставить церковных судей к королю или его судьям, чтобы они "показали, почему они рассматривают дело в суде христианском... вопреки нашему запрету".
Королевский запретительный ордер мог быть мощным оружием и время от времени применялся для одергивания церковных судов. В большинстве случаев, однако, он был чересчур громоздок и неповоротлив, его было довольно трудно получить и довольно легко обойти.
В церковном суде инициатива лежала на ответчике. Если обе стороны были согласны на церковную юрисдикцию, то королевский суд не вмешивался. Это, конечно, была огромная уступка со стороны короля в борьбе между двумя судебными системами. Это означало, что почти все споры между духовными лицами фактически изымались из светской юрисдикции, а также, что миряне, по договору согласившиеся исключить светскую юрисдикцию, были лишены возможности получить запретительный ордер, хотя королевские суды толковали такие договорные условия очень строго.
Чтобы получить запретительный ордер, ответчик в церковном процессе должен был заявить, что он получил вызов предстать перед такими-то церковными судьями, как ответчик по иску, выдвинутому против него по такому-то делу, которое подпадает под юрисдикцию королевских судов. Типичными делами были споры по поводу так называемой "lay fee", то есть недвижимости, не относящейся к зданию церкви, церковному двору или кладбищу; споры о праве назначения на церковные должности; споры о движимом имуществе и долгах, за исключением тех, которые были следствием брака или завещания, принадлежали церкви в качестве десятин или пожертвований или были захвачены у духовного лица; клеветнические утверждения, сделанные в связи с делами в королевских судах.
В целом королевские суды давали запретительный ордер по простому заявлению ответчика по церковному делу, лишь бы заявление выглядело обоснованным. Если потом оказывалось, что спорное дело носит иной характер, чем заявлено в запретительном ордере, то запрет не исполнялся, а ответчик даже мог быть оштрафован королевскими судьями за ложные утверждения.
Ответчик должен был предъявить ордер и судьям, и истцу. После этого те должны были предстать перед королевскими судьями, чтобы отстоять церковную юрисдикцию. Как указывает Дж.Б. Флэхиф, целью ордера было "провозгласить и добиться главенства двух важных притязаний короля: во- первых, что только он и его суд имеют юрисдикцию по вопросам, перечисленным в разных запретительных ордерах (мирская недвижимость, патронаж церковных должностей, движимое имущество мирян и т.п.); во-вторых, что королевская власть одна имеет право решать, какая юрисдикция имеет компетенцию в спорных случаях". Вопрос стоял о компетенции суда определять свою собственную компетенцию.
Однако церковные суды тоже претендовали на аналогичную компетенцию. В 1147 г. папа Евгений III приказал, чтобы "епископы, аббаты, архиепископы, другие прелаты церкви впредь не передавали церковные дела на рассмотрение мирян, а также не прекращали осуществлять церковное правосудие из-за запретов мирян". Английские церковные синоды издали аналогичные постановления, при этом еще установив, что король не имеет права наносить обиду церковным судьям, которые лишь исполняют свой долг, продолжая слушать духовные дела даже вопреки запрету.
Церковный суд отнюдь не испытывал недостатка в практических средствах, чтобы сопротивляться запретам. Во-первых, каноническое право в противоположность английскому королевскому праву того времени разрешало суду выслушивать свидетелей и выносить приговор в отсутствие ответчика, даже по личным искам. Во-вторых, ответчику, не явившемуся в суд после трех вызовов, грозило отлучение от церкви. И в-третьих: "Духовные власти могли пойти еще дальше.
Не удовлетворившись отлучением и осуждением ответчика, они могли иногда начать новый процесс против него и потребовать его к ответу за каноническое преступление, а именно за то, что по его инициативе церковное разбирательство было неправомерно запрещено светской властью". Конечно, если ответчик желал идти дальше, этот новый иск тоже мог подвергнуться запретительному ордеру.
Отлучение от церкви за получение запретительного ордера ставило вопрос о том, будет ли светская власть участвовать в осуществлении мер отлучения. В обычных случаях, если в течение сорока дней отлученный не просил прощения, епископ мог известить об этом короля и тот приказывал шерифу арестовать грешника и держать его под стражей до тех пор, пока он не захочет примириться с церковью. Отлученные не могли также подать иск в королевский суд. Дж.Б. Флэхиф приводит несколько забавных примеров того, как церковные судьи использовали разного рода уловки, чтобы получить помощь светских властей для приведения в исполнение отлучений, наложенных за получение запретительного ордера но обычно королевские суды не обращали внимания на отлучения, направленные против принадлежащей им юрисдикции.
В Англии конфликты между церковью и короной по поводу запретительных ордеров были в какой-то степени сняты благодаря королевскому статуту 1286 г.. Король, который ранее безуспешно пытался ограничить юрисдикцию церковных судов над мирянами только брачными и завещательными делами, наконец признал за этими судами и другие права, а именно: налагать денежные штрафы за блуд, прелюбодеяние, другие смертные грехи; требовать от прихожан вносить деньги на содержание церкви и кладбища; рассматривать иски настоятеля церкви против его прихожан о неуплате разных обычных церковных налогов (погребальный налог, пожертвования, десятины); рассматривать иски одного настоятеля к другому по поводу десятин, при условии что они не превышают четверти стоимости церкви, — в противном случае вставал вопрос о праве патронажа; принимать постановления о возмещении ущерба в случаях насилия против клириков, клеветы, нарушения клятвенного обещания, при условии, что имелось в виду и исправление греха.
Кроме того, по делам о клевете и насилии в отношении духовных лиц было установлено, что, если человек, приговоренный к телесному наказанию, хочет заменить его денежным платежом, суд может пойти навстречу этому желанию, не рискуя подвергнуться запретительному ордеру.
Именно юрисдикция церковных судов была одним из главных объектов атаки во всех великих национальных революциях Европы: Реформации в Германии XVI в., Английской революции XVII в., Французской революции XVIII в., Русской революции XX в. В большинстве кальвинистских и лютеранских стран в XVI в. церковные суды были заменены консисториями или синодами, юрисдикция которых в основном ограничивалась дисциплинарными мерами в отношении священников и других должностных лиц церкви, к государству же перешла большая часть прежней церковной юрисдикции над мирянами по уголовным и гражданским делам.
Напротив, в Англии Реформация всего лишь передала папские полномочия в руки короля, который не только сохранил, но даже расширил прежнюю церковную юрисдикцию. Однако в XVII в. пуританская революция и затем реставрация Стюартов переместили многие гражданские и уголовные вопросы из церковных судов в суды общего права (а также в суд канцлера). Тем не менее только в XIX столетии, на волне широкой секуляризации, начатой Французской революцией, Англия целой серией статутов сократила юрисдикцию англиканской церкви.
Теперь она включала дисциплинарные меры в отношении духовенства, ответственность мирян за некоторые виды половых преступлений, а также разные малозначительные вопросы, относящиеся к богослужению. В католических странах также в XIX в. постепенно был осуществлен на практике закон Французской революции (1790), полностью упразднявший всякую церковную юрисдикцию. Везде, кроме Испании и Португалии, юрисдикция католических церковных судов над мирянами стала делом совести, так как их решения не имели правовых последствий. На практике эти суды обычно ограничивали свою юрисдикцию над мирянами вопросами брака, обручения, законнорожденности детей.
Нет сомнения, что историки и дальше будут предлагать свою интерпретацию конфликта между Бекетом и Генрихом. Однако нам, возможно, удастся понять его глубже, если мы будем рассматривать его как часть Папской революции и формирования западной традиции права.
С этой точки зрения самое важное в этом конфликте — это необычайная напряженность между церковной и королевской властью и снятие этой напряженности путем правового компромисса.
Настаивая на церковной юрисдикции над духовными делами, партия папы в XII в. включала в "духовные дела" договоры между мирянами, содержавшие клятвенное заверение, уголовные преступления клириков, а также и многие другие вопросы, которые светские власти с неизбежностью считали мирскими.
Аналогичным образом настаивая на королевской юрисдикции над светскими делами, партии короля в разных странах включали в "светские дела" споры между епископами за право представлять клириков на доходные церковные должности, апелляции на решения архиепископских судов, а также другие вопросы, которые церковные власти с неизбежностью считали духовными. Обе стороны пришли к соглашению, что должны быть две различные юрисдикции — одна церковная, а другая королевская. Однако они никак не могли договориться о границах между ними. В лучшем случае, им удавалось договориться между собой, что границы эти надо устанавливать не силой, а законом
И Генрих, и Бекет придавали большое значение правовому определению границ между соответствующими юрисдикциями. Оба сначала ожидали, как и почти все в то время, что можно будет найти правовое решение вопроса о том, как поделить церковный и светский контроль над теми вопросами, в которых обе власти были сильно заинтересованы, интересы их были прямо противоположны. Применение силы людьми Генриха нанесло удар по этому представлению, разразилось всеобщее негодование, которое и заставило английскую корону отказаться от своих крайних требований.
Конечно, время было на стороне расширения светской юрисдикции за счет церковной как в Англии, так и в других странах Европы. Однако все подобные сдвиги в распределении власти следовало производить в контексте правового соперничества и компромисса.
Соперничество между церковными и светскими судами оказало долгосрочное влияние на западную традицию права. Множественные юрисдикции и множественные правовые системы стали печатью западной законности. Когда Блэкстон писал, что английское право XVII в. состояло из естественного права, божественного, международного, церковного, римского, торгового, местных обычаев, общего права, статутного права и права справедливости, все еще существовали различные суды, применявшие все эти различные виды права. Это были церковные суды, университетские, адмиралтейские, суды общего права, суды права справедливости, хотя к тому времени главными среди них стали парламент и суды общего права.
Даже сегодня в Соединенных Штатах Америки продолжает существовать определенное соперничество между федеральными судами и судами штатов, а внутри каждой из этих систем — соперничество между федеральным законодательством и законами штатов. Подчеркиваются различия и между международным и национальным правом, а также между общим правом и правом справедливости. Даже когда эти виды права применяются одними и теми же судами, возможность апеллировать к одному виду права против другого действует в пользу свободы, личности и общества.
В основе соперничества церковного и королевского судов с XII по XVI в. лежало ограничение юрисдикции их обоих: ни папа, ни король не могли претендовать на исключительную верность любого из подданных. Бекет погиб, защищая фундаментальный принцип: королевская юрисдикция не может быть неограниченной (король этого и не отрицал), и не одна только светская власть имеет право решать, где ее границы (с этим убийцы Бекета были не согласны). На протяжении трех с половиной веков десятки тысяч паломников со всей Европы ежегодно приходили в Кентербери, чтобы отдать должное принципиальности этого человека, который не побоялся отстаивать свои убеждения перед королем.
Когда наконец церковь в светском представлении превратилась из ассоциации вне и против государства в ассоциацию внутри государства, то тоща в каждой стране Запада единая национальная юрисдикция поглотила все множественные юрисдикции, а единая национальная правовая система стала все больше вбирать в себя многочисленные ранее существовавшие правовые системы. Однако кое-что из наследия Бекета живо и сегодня. В большинстве стран Запада наличествуют не только остаточные явления конфликта юрисдикций и законов, но и конституционное ограничение власти государства над духовными ценностями.
Борьба Бекета против утверждения королевской власти над духовенством повторяется в современном сопротивлении светскому юридическому контролю над убеждениями и нравственностью. Все еще существуют ограничения на полномочия законодательной власти и судов вмешиваться в чисто религиозные вопросы и наказывать за чисто нравственную деятельность.
Все еще существуют трудности в определении правовых границ этих вопросов и этой деятельности. Все еще существует убеждение — или до недавнего времени существовало, — что если правовые установления государства противоречат высшему праву, то у человека есть право и есть долг нарушить их.