Французское и английское королевское право в сравнении
В конце XII и в XIV столетиях особенно после начала деятельности парижского парламента и учреждения английской коллегии адвокатов в Лондоне, право королевских судов во Франции стало все более и более четко расходиться с правом королевских судов в Англии. С течением времени, приблизительно спустя столетие, две системы приобрели многие из противоположных черт, которые характеризуют их в XX столетии.
Французская система стала в значительной степени опираться на письменную процедуру, а английская — на устную; французская система опиралась на сотни высококвалифицированных судей, а английская — на непрофессиональных заседателей и непрофессиональных мировых судей и только очень небольшое количество профессиональных судей; французская система использовала судебный допрос сторон и свидетелей под присягой, а английская строилась на борьбе тяжущихся сторон с вынесением решения жюри присяжных.
С точки зрения материального права французское королевское право было более систематизированным, более научным, более римским, более кодифицированным, более практическим, более германским, более ориентированным на конкретные дела. Французское королевское право охватывало более широкий круг правоотношений: гражданские обязательства, включая договоры, деликты и неправомерное обогащение, право собственности, право корпораций и управление доверенным имуществом, уголовное право, публичное право, международное право. Английское королевское право было ограничено формами исков: по долгам и незаконным владением чужим имуществом, в связи с нарушениями соглашений, скрепленных печатью, по поводу разного рода тяжких преступлений. Однако в XIV—XV вв. оно закрепило за судом канцлера очень гибкую и пеструю совокупность средств правовой защиты и доктрин, со временем получившую название "права справедливости".
Эти более поздние различия не должны заслонить того факта, что в XII и начале XIII столетия, когда английские и французские короли впервые начали формировать свои соответствующие системы королевского права, эти две системы имели много общего. Даже позже они имели общего гораздо больше, чем позволяла допустить националистическая правовая историография: для какого-нибудь представителя китайского права различия могли показаться минимальными по сравнению с чертами сходства. Однако в эпоху их формирования каждая из систем сочетала в себе многие из противоположных черт, впоследствии отличавших одну систему от другой.
Английская система включала письменные повестки в суд, содержавшие изложение сути дела, тогда как французская использовала устные повестки, а также устную судебную процедуру. Английская система использовала профессиональных адвокатов и судей на стадии судебного разбирательства, тогда как французская система опиралась на непрофессиональных судей — членов суда, присяжных и других — для вынесения вердикта. Допрос сторон и свидетелей под присягой был только одним из методов доказательства во французских королевских судах, некоторые из других методов имели аналоги в английской системе.
Действительно, английская практика предварительного вынесения присяжными суждений о фактах и вынесения единодушного вердикта без какого-либо разбирательства была уникальной. Однако французская практика предполагала, что присяжные были осведомлены о местных обычаях и не нуждались в выслушивании доказательств, а их единодушное заключение о существовании или отсутствии какого-либо обычая имело, несомненно, в некоторых типах дел результат, похожий на результат английского вердикта присяжных.
Имелись и другие черты сходства. Как во Франции, так и в Англии, а также в Сицилии центральное правосудие короля (или герцога) успешно конкурировало с правосудием множества феодальных господ. Король, как и в прежние времена, предоставлял право обратиться к нему за помощью в случае отказа в правосудии или ложного приговора в суде феодала.
К этим случаям чрезвычайного характера во второй половине XII столетия была добавлена, сначала в Англии и затем во Франции, королевская юрисдикция суда первой инстанции по весьма широкому кругу дел, включавших главным образом нарушения мира и споры по поводу сейзины на фригольд. Кроме того, в обеих странах королевское правосудие было более рациональным, более профессиональным и более объективным, чем феодальное правосудие.
Королевское правосудие было более рациональным тем, что оно исключало в большинстве дел поединок и помощь в клятве.
Оно было более профессиональным тем, что осуществлялось профессионально подготовленными судьями.
Оно было более объективным в двух отношениях. Во-первых, судьи были связаны верностью праву и Богу, и она считалась даже выше, чем их верность королю, не говоря уже об их лояльности к феодальным господам меньшего ранга. Как гласит великое изречение Брактона, власть править подчинена не человеку, а Богу и праву: именно право создает короля. Аналогичным образом Бомануар утверждал, что обязанность судьи подчиняться своему господину не освобождает его от повиновения Богу и что судья не связан даже прямым приказом его господина, если осуществление этого приказа требует от него "принять грех на душу".
В таком случае, говорил Бомануар, судья должен оставить службу своему господину, а не выполнять приказ, нарушающий его долг перед Богом. Такие формулировки отражали содержание клятвы "уважать добрые обычаи страны", дававшейся при вступлении в должность французскими королевскими судьями в XII и XIII столетиях. Однако такие высказывания даже в ученых трактатах были рискованными в эпоху, когда короли и феодалы могли безнаказанно снимать головы.
Во-вторых, объективность судебных решений в королевских судах укреплялась благодаря тому значению, которое придавалось последовательности в применении права. И во французских и в английских королевских судах действовал принцип, что аналогичные дела должны разрешаться аналогично. Это не была доктрина прецедента в техническом смысле, последняя появилась гораздо позже, с введением систематического документирования дел и закреплением различия между "основой решения" дела, имевшей обязывающее значение в будущих аналогичных делах, представлявшим собой аргументацию суда, не имевшую существенного значения для решения и потому не имевшую обязывающего значения в будущих аналогичных делах.
В XIII в. и практически до XVI и XVII столетий не было такой доктрины прецедента. Больше того, метод аргументации со ссылкой на "пример" считался менее убедительным, чем ссылка на принцип. Однако выведение принципов из аналогичных дел было столь же господствующим способом юридической аргументации в XII в., сколь и в XX. И Брактон в Англии, и Бомануар во Франции в XIII в. строили свои соответствующие трактаты на тысячах дел, с которыми они знакомились в течение всего их жизненного судебного опыта.
Этот активный интерес к конкретным делам был связан с моральным принципом равенства перед правом, лежащим в основе постулата "похожие дела должны разрешаться одинаковым образом". Так, Бомануар утверждает, что если похожее дело было рассмотрено раньше, то, "даже хотя приговор был вынесен другими лицами", оно не должно быть разрешено непосредственно бальи на основе прецедента, "поскольку нельзя выносить различные решения по одному и тому же делу".
Обращающие на себя внимание черты сходства между двумя трактатами XIII в., Бомануара и Брактона, оказались у многих комментаторов заслоненными их различиями. То же самое относится к бросающемуся в глаза сходству между трактатом XII в. Глэнвилла и книгами по обычному праву, появившимися в Нормандии и Франции вскоре после Глэнвилла. Утверждается, что оба английских трактата содержат первое научное изложение общего права Англии (хотя термин "общее право" в нем не встречается), т.е. в центре их внимания находятся нормы, которые могли применяться в центральных королевских судах в Вестминстере, — нормы, составляющие, о чем свидетельствуют и заглавия обеих книг, "законы и обычаи королевства Англии".
Утверждается, что в противоположность этому "Обычаи и обыкновения бовезийцев" Бомануара и более ранние французские и норманнские "сборники местных обычаев" сосредоточивали внимание на местных обычаях, которые весьма различались от места к месту. Однако обычаи Бове, как они трактовались, систематизировались, рационализировались и применялись королевскими судами, были в общем похожи на обычаи других регионов Франции после просеивания их королевскими судами.
Существовали различия по срокам давности, основаниям оправдания неявки в суд, требовавшимся формальностям при отчуждении земли и многим другим вопросам. Тем не менее допустимые пределы различий в деталях устанавливались королевскими судами на местах, а во времена Бомануара — высшим судом в Париже. Кроме того, существовал ряд единообразных обычаев по всей Франции, на которые подчеркнуто ссылались как на "общее право". Но прежде всего общие принципы были одни и те же.
Кроме того, общее право Англии, как правило, считается обычным правом. Нелегко выяснить, что это означает. Английское общее право обычно возводится по происхождению к Кларендонским ассизам и другим королевским постановлениям XII в., которые представляют собой законодательно установленное право, в противоположность обычному.
Несомненно, это означает, что указами короля в его судах вводили процедуры для реализации норм, принципов, стандартов и понятий, содержание которых коренилось в обычаях и обыкновениях. Речь идет об определениях тяжких преступлений, понятиях сейзины и лишения сейзины, которые выводились из неформальных, неписаных, не установленных властью норм и моделей поведения. Последние существовали в сознании людей, сообщества. Несомненно, в этом общем смысле все право опирается, в конечном счете, на обычаи и обыкновения.
Если попытаться более точно определить значение термина "обычное право", то нетрудно прийти к выводу, что он обозначает нечто иное в применении к праву, действовавшему в королевских судах Англии, с одной стороны, и Франции — с другой. Однако он, по-видимому, означает и нечто общее в обоих случаях. Существует много черт сходства.
Например, и в Англии и во Франции правовое понятие сейзины коренилось в обычном праве; в обеих странах королевские суды взяли на себя юрисдикцию по делам; в обеих странах король использовал обычно-правовое понятие, как оно было отражено в законодательном праве, для изъятия у феодалов юрисдикции в отношении споров о правах на фригольд. Различия, несомненно, существовали. Однако черты сходства свидетельствуют о том, что в обоих королевствах обычное и королевское право частично накладывались друг на друга.