Понятие уголовно-процессуального доказательства
Учение о достаточности доказательств как оценки совокупности имеющихся в деле доказательств неизбежно подводит нас к необходимости анализа каждого элемента этой совокупности, т.е. отдельно взятого доказательства. Логика любой процессуальной системы построена на том, что далеко не каждая информация, пусть даже и представляющая определенную гносеологическую ценность, может считаться доказательством в строгом юридическом смысле этого понятия. В противном случае не имела бы смысла правовая регламентация процесса доказывания, не говоря уже о той угрозе правам личности, которая возникала бы при отождествлении с доказательством любой информации, независимо от источника ее происхождения. Поэтому вопрос о понятии доказательства - это первый вопрос, возникающий при попытке понять, какие именно сведения должны содержаться в уголовном деле, чтобы в совокупности быть достаточными для его разрешения.
Надо признать, что проблема понятия доказательства является достаточно сложной и имеет явно выраженный доктринальный характер, разрабатываясь в основном правовой теорией. В классическом правоведении вектор анализа, как правило, направлен на противопоставлении полицейских и судебных доказательств. При таком подходе информация становится доказательством при ее судебной легитимации, когда она собрана судом, принята судом, допущена судом в процесс и т.п., причем не обязательно тем судом, который разрешает дело по существу но и разного рода следственно-судебными органами, например, следственными судьями, ведущими предварительное следствие (французская система) или судебными следователями (в дореволюционной России). Именно особая природа судебной власти, придающая ей уникальные качества (независимость, компетентность, конституционно-правовой статус и т.п.), является той «волшебной палочкой», которая превращает простую информацию в судебное доказательство. В такой ситуации информация, собранная органами предварительного расследования, подобными качествами не обладает и остается на более низкой ступени процессуальной иерархии, часто даже расцениваясь в качестве «простых сведений», которые, конечно, могут использоваться в уголовном процессе (при решении вопроса об уголовном преследовании, о его прекращении, о производстве отдельных действий и т.п.), но в ограниченных масштабах и во всяком случае не в связи с разрешением уголовного дела по существу. При этом для континентальной традиции, где особую роль всегда играла концепция предварительного расследования, очень важным в плане формирования теории доказательств являлся судебный характер классического предварительного следствия, чье производство возлагалось на следователей, имеющих статус судьи (следственный судья, судебный следователь и т.п.) Такой подход позволил примирить две, казалось бы, малосовместимые процессуальные конструкции - предварительного следствия и судебных доказательств, поскольку доказательства, полученные в ходе предварительного следствия, становились судебными, т.е. ничуть не менее полноценными, нежели доказательства, полученные в суде.
Советская доказательственная доктрина столкнулась с тем, что предварительное расследование, сохранив всю свою процессуальную инфраструктуру, направленную на собирание полноценных доказательств (институт следственных действий и т.п.), утратило судебный характер, будучи возложено на органы расследования, более не принадлежащие судебному ведомству. Соответственно, проблема понятия доказательства (т.е. процессуально полноценной информации, пригодной для разрешения дела) более не могла решаться через противопоставление полицейских и судебных доказательств. В противном случае информация, собранная следователем путем производства сложных и сопряженных с обеспечением гарантий прав личности следственных действий, более не имела бы доказательственного значения (для чего тогда нужно предварительное следствие?). Выход был найден в сопровождавшихся широкими научными дискуссиями попытках найти автономное понятие уголовно-процессуального доказательства, которое более не нуждалось бы в обязательной судебной составляющей, но продолжало бы рассматриваться как процессуально абсолютно полноценное. Для этого доказательство, остающееся процессуальным, но уже переставшее быть непременно судебным, требовалось отделить на понятийном уровне как от «простой» информации, не имеющей процессуального значения, так и от информации оперативно-розыскной (чисто полицейской).
После длительных дискуссий такое понятие было выработано к концу 1950-х годов усилиями ряда советских процессуалистов (М.С. Строгович, В.Я. Дорохов и др.), вскоре став для отечественной теории доказательств классическим. Именно оно было положено в основу соответствующих положений не только УПК РСФСР 1960 г., но и действующего УПК РФ. Сегодня понятие доказательства закреплено в ст. 74 УПК РФ (как сумма обеих ее частей).
В самом общем виде можно сказать, что доказательствами по уголовному делу признаются сведения (ч. 1 ст. 74 УПК РФ), полученные из строго определенных в законе источников (ч. 2 ст. 74 УПК РФ).
Понятие «сведение» отражает содержательную сторону доказательства (материальный аспект).
Понятие «источник» отражает формальную сторону доказательства (формальный аспект).
При этом доказательство существует только при наличии единства сведения и источника, т.е. оно требует обязательного одновременного присутствия как формальной, так и материальной (содержательной) сторон.
При наличии сведения, но отсутствии источника доказательства в уголовно-процессуальном смысле нет. Например, если свидетель или обвиняемый сообщил сколько угодно важные сведения вне допроса, такие сведения не могут быть признаны по уголовному делу доказательством, поскольку отсутствует надлежащий источник (показания, полученные в ходе допроса).
При наличии источника, но отсутствии в нем сведений доказательства в уголовно-процессуальном смысле также нет. Например, протокол допроса свидетеля, содержащий показания, где нет никаких сведений, поскольку свидетель на все вопросы ответил «не помню», не может быть признан доказательством, хотя сам источник никаких нареканий в уголовно-процессуальном плане не вызывает. То же самое можно сказать о протоколе допроса обвиняемого, отказавшегося давать показания, или заключении эксперта, признавшего объективную невозможность ответа на поставленные вопросы ввиду недостаточности образцов для сравнительного исследования, современного состояния науки и т.п. Все эти материалы останутся в уголовном деле, но будут считаться «голыми источниками», не имеющими доказательственного значения.
Следует также иметь в виду, что УПК РФ содержит исчерпывающий перечень допустимых источников, в которых могут содержаться соответствующие сведения (принцип numerus clausus, т.е. «закрытого списка»). Этот перечень приведен в ч. 2 ст. 74 УПК РФ. Он включает: 1) показания подозреваемого; 2) показания обвиняемого; 3) показания потерпевшего; 4) показания свидетеля; 5) заключение эксперта; 6) показания эксперта; 7) заключение специалиста; 8) показания специалиста; 9) вещественные доказательства; 10) протоколы следственных и судебных действий; 11) иные документы.
Источники доказательств принято также называть отдельными видами доказательств. На характеристике каждого из них и анализе их соотношения между собой построена так называемая особенная часть доказательственного права.
Напомним, что, как отмечалось выше, наличие исчерпывающего перечня отдельных видов (источников) доказательств является отечественной спецификой, связанной с сохранением отдельных элементов теории формальных доказательств (в части их собирания) при переходе к теории свободной оценки доказательств по внутреннему убеждению. Такой подход давно уже стал у нас традиционным, хотя он не встречается в других континентальных правопорядках, по крайней мере западных. Как и любой иной подход, он имеет свои достоинства и недостатки. Несомненным достоинством является то, что принцип исчерпывающего перечня источников доказательств служит достаточно надежным заслоном на пути попадания в процесс разного рода ненадежной и недоброкачественной информации. В качестве определенного недостатка следует, пожалуй, признать то, что ни один перечень не способен угнаться за развитием жизни, особенно сегодня — в условиях научно-технического прогресса, расцвета информационных технологий, появления виртуальной информации и т.п. В то же время в большинстве случаев судебной практике удается адаптироваться к новым реалиям, вкладывая новые смыслы в традиционные понятия, например, когда вещественными доказательствами стали признаваться не только ножи и пистолеты, но и разного рода носители, на которые в ходе следственных действий переносится информация из социальных сетей, Интернета и т.п.