История развития российского уголовного законодательства об ответственности за преступления против основ конституционного строя и безопасности государства (государственные преступления)

Наименование этих преступлений как направленных против основ конституционного строя и безопасности государства для российского уголовного права является достаточно молодым. Строго юридически оно связывается с УК РФ 1996 г. Однако, разумеется, что это название возникло не на пустом месте. И в российском дореволюционном (до октября 1917 г.), и в советском уголовном законодательстве эти преступления именовались как государственные, а в уголовно-правовой доктрине и как государственные, и как политические (т.е. связанные с посягательствами на основы государственной власти). В принципе, и современные преступления такого рода (даже при их другом официальном наименовании в УК РФ) можно именовать (разумеется, неофициально, в доктринальном смысле) по-старому, как государственные преступления.

Следует согласиться с исследователями по истории российского права, что настоящая уголовно-правовая регламентация антигосударственной преступности в России оформляется в эпоху развитой государственности и что в Древней Руси восстания и политические измены рассматривались как посягательства против личности властвующего князя¹См.: Рогов В.А. История уголовного права, террора и репрессии в Русском государстве XV-XVII вв. М.. 1995. С. 90.. Из этой тенденции выпадало развитие уголовного права в республиканских регионах (Новгород, Псков). Так, еще в Псковской Судной Грамоте (1467 г.) появилось упоминание о таком, по сути государственном, каравшемся смертью, преступлении, как «перевет», или государственная измена.

Судебник 1497 г. к государственным преступлениям относил крамолу и подым. Первое преступление в основном означало отъезд бояр от великого князя к другому князю. Второе (при всей дискуссионности трактовки его содержания в исторической литературе) следует, по-видимому, связывать с призывами к восстанию против властей²См.: Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка по письменным памятникам: в 3 т. Т. II СПб.. 1895. С. 1057.. Судебник 1550 г. расширил перечень государственных преступлений, отнеся к ним, например, сдачу города неприятелю. Соборное уложение 1649 г., отражавшее дальнейшее укрепление самодержавной власти и централизованного управления, значительно усилило уголовно-правовую охрану государственной власти. В нем уже достаточно четко государственные, политические преступления отделены от других преступлений (от других «лихих дел»). Соборное уложение являлось «первым в истории русского законодательства кодексом, в котором дана сети не исчерпывающая, то все же относительно полная система государственных преступлений». К ним относились, по сути дела, любые действия (а также один умысел), направленные против государя и его семьи, бунт, заговор, измена. Ответственность за эти преступления несли не только совершившие их лица, но и их родственники и близкие. Дальнейшее расширение перечня государственных (политических) преступлений произошло в Воинском артикуле Петра I 1715 г.³Анализ содержания, в том числе и уголовно-правового Воинского артикула, см. напр., в работах: Бобровский П.О. Военные законы Петра Великого в рукописях и первопечатных изданиях. Историко-юридическое исследование. СПб., 1887; Ромашкин П.С. Основные начала уголовного и военно-уголовного законодательства Петра I. М., 1947. На первое место среди них (по важности) было поставлено любое выступление против жизни, здоровья и чести государя. Достаточно подробно регламентировался состав измены (вооруженное восстание против государя, тайная переписка и тайные переговоры с неприятелем, передача сведений о военных крепостях и др.). Целая глава Артикула (гл. 17) была посвящена такому преступлению, как возмущение и бунт. Все эти преступления, как правило, карались смертной казнью. Как и Соборное уложение 1649 г., Воинский артикул наказывал не только за фактическое совершение государственных преступлений, но и за установление умысла на их совершение. На основании норм Соборного уложения и Воинского артикула Петра I были осуждены декабристы.

Система норм об ответственности за государственные преступления получила законченное юридическое оформление в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. Они помещались в специальный раздел Уложения — разд. III «О преступлениях государственных», состоявший из двух глав. Глава I включала нормы «о преступлениях против Священной Особы Государя Императора и Членов Императорского Дома». В первоначальном варианте Уложения (в редакции 1845 г.) она состояла из восьми статей (241-248). Статья 241 предусматривала наказание за «всякое злоумышление и преступное действие против жизни, здравия или чести Государя Императора и всякий умысел свергнуть Его с престола, лишить свободы и Власти Верховной, или же ограничить права оной, или учинить Священной Особе Его какое-либо насилие». Преступление это наказывалось лишением всех прав состояния и смертной казнью. В ст. 242 оговаривалась наказуемость приготовления к преступлению, предусмотренному ст. 241, а в ст. 243 — ответственность соучастников («сообщников, пособников, подговорщиков, подстрекателей»), а также лиц, прикосновенных («попустителей», укрывателей и недоносителей) к совершению указанного преступления. Статья 244 наказание, предусмотренное ст. 241, распространяла на лиц, виновных «в злоумышлении или преступном действии против жизни, здравия, свободы, чести и Высочайших прав Наследника Престола, или Супруги Государя Императора, или прочих Членов Императорского Дома» (а также в соучастии в этом преступлении и прикосновенности к нему).

Статья 245 в специальный состав государственных преступлений выделяла «составление и распространение письменных или печатных сочинений или изображений с целью возбудить неуважение к Верховной Власти или же к личным качествам Государя, или к управлению Его государством», а также предусматривала ответственность за хранение таких сочинений и изображений. Статья 246 устанавливала наказание за «произнесение дерзких оскорбительных слов» (в том числе и «заочно») против государя императора, а также за повреждение, искажение или истребление «выставленных в присутственном или публичном месте» портретов, бюстов или иных изображений императора, а ст. 247 — за невоспрепятствование указанным действиям лицами, бывшими свидетелями этих действий. Статья 248 предусматривала наказание за составление и распространение письменных или печатных сочинений или изображений, «оскорбительных для Наследника Престола, или Супруги Государя Императора, или прочих Членов Императорского Дома, а равно и в произнесении, хотя и заочно, дерзких и оскорбительных против Их Особы прав или чести слов или же в умышленном публичном оскорблении их изображений».

В 1868 г. эта глава Уложения была дополнена ст. 244.1 об ответственности за «всякое насилие против караула или часовых, охраняющих Священную Особу Государя Императора и Членов Императорского Дома».

В 1904 г. ст. 244-248 были отменены и исключены из Уложения.

Глава II разд. III «О бунте против Власти Верховной и о государственной измене» состояла из двух отделений. Отделение I «О бунте против Власти Верховной» состояла из четырех статей (ст. 249-252). Статья 249 предусматривала наказание за «бунт против Власти Верховной». Под ним понималось «восстание скопом и заговором против Государя и государства, а равно и за умысел ниспровергнуть правительство во всем государстве или в некоторой оного части, или же переменить образ правления, или установленный законами порядок наследия Престола, и за составление на сей конец заговора или принятие участия в составленном уже для того заговоре, или в действиях оного, с знанием о цели из действий или в сборе, хранении или раздаче оружия и других приготовлениях к бунту». Статья 250 устанавливала наказание за обнаружение умысла на организацию и совершение бунта. Статья 251 выделяла из состава бунта «составление и распространение письменных или печатных воззваний или же сочинений или изображений с целью возбудить к бунту или иному неповиновению Верховной Власти». Статья 252 предусматривала наказание за «составление и распространение письменных или печатных сочинений и за произнесение публично речей, в коих, хотя и без прямого и явного возбуждения к восстанию против Верховной Власти, усиливаются оспаривать или подвергать сомнению неприкосновенность прав ее, или же дерзостью порицать установленный государственными законами образ правления, или порядок наследия престола».

В 1880 г. Уложение было дополнено ст. 252¹ об усилении наказания (оно «возвышалось» на две степени) в случаях, «когда распространение указанных в ст. 251 и 252 преступных объявлений, воззваний, сочинений или изображений или же означенное в этих статьях публичное произнесение речей последовали в среде войска, а равно когда упомянутые объявления, воззвания, сочинения или изображения составлены с целью распространения их среди военнослужащих».

В 1904 г. ст. 251-252¹ были отменены и исключены из Уложения.

Отделение II «О государственной измене и преступлениях против народного права» состояло из 9 статей (ст. 253-261). Статья 253 формулировала понятие государственной измены, а ст. 254 — санкцию за совершение этого преступления (лишение всех прав состояния и смертную казнь). Статьи 256-258 из состава государственной измены выделяли специальные составы. Статья 256 предусматривала наказание за сообщение правительству или агенту иностранной державы, не находящейся в войне с Россией, или опубликование плана, рисунка, документа или копии с них, или же сведений, заведомо для виновного в интересах высшей безопасности России хранящихся втайне от иностранного государства. Статья 257 — за изобличение в тайной, хотя «и не клонящейся ко вреду России» переписке с правительствами иностранными, а ст. 258 — за тайную переписку российских подданных с подданными иностранных государств, «хотя и без намерения вредить своему отечеству, но однако же столь неосторожно и нескромно, что неприятель может сообщаемыми им в сей переписке сведениями воспользоваться для успеха своих предприятий против России». Статья 259 предусматривала наказание за открытое нападение в мирное время (кем-либо из российских подданных) на жителей соседних или иных иностранных государств, которое способно привести к разрыву с соответствующим «дружественным» государством или к такому же со стороны другого государства нападению («на российские области»).

Статья 260 устанавливала ответственность за совершение действий, предусмотренных в ст. 241, 242, 243, 249 и 250, направленных против иностранного государства, «с которым на основании трактатов или обнародованных о том узаконений постановлена надлежащая в этом отношении обоюдная взаимность, или же против верховной того государства власти». Статья 261 формулировала уголовно-правовой запрет в отношении действий, выражающихся в явных и публичных дерзких оскорблениях иностранных дипломатов с намерением «оказать неуважение» к их правительству, если это «может быть предметом неприятных объяснений между» российским правительством и иностранным правительством.

В редакции 1885 г. гл. II раздела о государственных преступлениях была дополнена ст. 256¹ и 256². Первая устанавливала ответственность за «производство съемки на план» или составление планов, рисунков или изображений, указанных в ст. 256, а вторая — за незаконное проникновение в «российское укрепление или военный порт, укрепленный лагерь, военное судно или иное военное сооружение, предназначенное для защиты страны».

Следует отметить, что Уложение 1845 г. не относило к государственным преступлениям даже наиболее опасные преступления против порядка управления, в том числе выражающиеся в сопротивлении распоряжениям правительства. Например, ст. 263 устанавливала ответственность «за явное против властей, правительством установленных, восстание с намерением или воспрепятствовать обнародованию Высочайших указов, манифестов, законов, или других постановлений и объявлений правительства, или же не допустить исполнения указов или предписанных правительством распоряжений и мер, или принудить сии власти к чему-либо несогласному с их долгом, когда такое принуждение или противодействие будет произведено вооруженными чем-либо людьми и сопровождаемое их стороны насилием и беспорядками». Очевидно, что в современном понимании вооруженное противоправительственное восстание однозначно относится к государственным преступлениям.

Как отмечалось в Общей части Курса (в томе 1), в 1903 г. было принято Уголовное уложение, призванное заменить Уложение о наказаниях уголовных и исправительных. Однако целиком оно так и не вступило в силу. Тем не менее Законом от 7 июня 1904 г. были введены в действие главы Уложения, содержащие нормы о государственных преступлениях. Правда, Уложение 1903 г. отказалось отделения Особенной части на разделы, в связи с чем из него формально исчезло понятие государственных преступлений. При этом в него были включены главы «О бунте против Верховной Власти и о преступных деяниях против Священной Особы Императора и Членов Императорского Дома» (гл. III) и «О государственной измене» (гл. IV), нормы которых во многом повторяли нормы раздела о государственных преступлениях Уложения 1845 г. Глава III включала 9 статей (ст. 99-107). Статья 99 предусматривала наказание в виде смертной казни за «посягательство на жизнь, здравие, свободу или вообще на неприкосновенность» императора, императрицы или наследника престала, а также «на низвержение» царствующего императора с престола или на лишение его верховной власти или на ее ограничение.

Статья 100 в самостоятельный состав преступления выделяла насильственное посягательство на изменение в России или в какой-либо ее части установленных законами «образа» правления или порядка наследия престола или на отторжение от России какой-либо ее части. Статья 101 устанавливала ответственность за приготовление к преступлениям, предусмотренным ст. 99 и 100. а ст. 102 — за участие в сообществе, созданном для совершения преступлений, предусмотренных ст. 99 и 100. Статья 103 конструировала состав оскорбления императора, императрицы или наследника престала, а также угрозу им (непосредственно или заочно) или распространения оскорбляющих их сочинений или изображений. Статья 104 устанавливала наказание за попытку «составления сочинений или изображений», оскорбительных для императора, императрицы или наследника престола, и за размножение, хранение или провоз из-за границы указанных сочинений или изображений. Статья 105 предусматривала ответственность за посягательство на жизнь «Члена Императорского Дома», а «также за иное насильственное посягательство на Особу Члена Императорского Дома», включая и приготовление к этим преступлениям, а ст. 106 — за «учинение преступного против Члена Императорского Дома деяния», предусмотренного ст. 103. Статья 107 конструировала состав оскорбления памяти усопших «Царствовавших Деда, Родителя или Предшественника Царствующего Императора», «учиненного» публично или в распространенных или публично выставленных произведениях печати, письме или изображении.

Глава IV «О государственной измене» включала 12 статей (ст. 108- 119), все они (за исключением ст. 119 — об ответственности иностранца или лица, «оставившего» российское подданство, но не вступившего в подданство другой державы или «вступившего в подданство неприятельской державы» после объявления войны или непосредственно перед этим) конструировали возможные разновидности государственной измены и дифференцировали наказание за их совершение.

Общее понятие государственной измены давалось в части первой ст. 108 Уложения: «способствование или благоприятствование» российским подданным неприятелю в его военных или иных враждебных против России действиях, все остальные нормы (за исключением, как уже было отмечено, ст. 119) конструировали специальные разновидности государственной измены. Это и тяжкие, предусмотренные в ст. 108 ее виды, наказываемые смертной казнью: «предание» неприятелю воинского формирования (армии, флота, отдельного отряда) или «укрепленного места», военного порта или военного судна, и склонение подчиненных войск к переходу на сторону неприятеля, и насильственное сопротивление российским военным силам, и убийство воинских начальников или «предание» их в руки неприятеля, и «истребление» воинского имущества (оружия, боеприпасов, снаряжения, продовольствия, средств связи) и шпионаж («шпионство»), и менее тяжкие: вступление в неприятельское войско — ст. 109; побуждение иностранного правительства к военным или иным враждебным действиям против России, или к прекращению военного с нею союза или к уклонению от его заключения — ст. 110; опубликование или сообщение правительству или агенту иностранного государства, не находящегося в войне с Россией, сведений, хранящихся в целях внешней безопасности России в тайне от иностранного государства, — ст. 111; собирание различных данных и сведений военного характера с целью передачи их иностранному государству — ст. 112; незаконное проникновение в сооружение, предназначенное для защиты страны, — ст. 113 и некоторые другие преступления, предусмотренные статьями гл. IV. Учитывая, что субъектом государственной измены является российский подданный, в ст. 119 устанавливалась ответственность (равная с российскими подданными) иностранцев за совершение деяний, предусмотренных ст. 108 (тяжкая измена) и ст. 118 (участие в сообществе для совершения тяжкой измены подданным).

В связи с тем что, как уже отмечалось, в Уложении 1903 г. не употребляется понятие государственных преступлений, в литературе ставится вопрос о том, не следует ли к таковым относить и нормы, объединенные в разд. V «О смуте» Уложения. Так, В.В. Лунеев считает: «По современному пониманию к политическим преступлениям следует отнести также и главу V 20 смуте» (ст. 120-137), в которой можно выделить публичные скопища (ст. 120-123), преступные сообщества (ст. 124-128), возбуждение масс к противодействию закону или к преступной деятельности к другие (ст. 129-137). К такому выводу можно прийти при анализе конкретных статей этой главы и пояснений к ним, сделанных профессором Н.С. Таганцевым»⁴Курс российского уголовного права. Особенная часть / под ред. В.Н. Кудрявцева и А.В. Наумова. М., 2002 С 810 (взгляды Н.С Таганцева приводятся по: Уголовное Уложение 22 марта 1903 г. Изд. Н.С Таганцева. СПб., 1911. С. 411-484).. Нам же такой вывод представляется явным преувеличением. Внимательное изучение содержания указанных статей Уложения позволяет отнести к государственным (политическим) преступлениям лишь меньшую их часть. Это преступления, предусмотренные ст. 121, 126, 127 (частично), 129 (частично), 130 (частично), 132 (частично) и 135. Так, например, разумеется, что «участие в публичном скопите», «стремящееся к насильственному разрушению существующего в государстве общественного строя» (ст. 121) есть разновидность государственного преступления.

Не вызывает сомнения и отнесение к последним «участия в сообществе, заведомо поставившем целью своей деятельности ниспровержение существующего в государстве общественного строя» (ст. 126), публичное произнесение или чтение речи или сочинения или распространение или публичное выставление сочинения или изображения, возбуждающих: «к учинению бунтовщического или изменнического деяния; к ниспровержению существующего в государстве общественного строя» (ст. 129), непубличное распространение учений или суждений, возбуждающих: «к учинению бунтовщического или изменнического деяния; к ниспровержению существующего в государстве общественного строя» (ст. 130); составление сочинения или изображения, указанных в ст. 129, с целью распространения или публичного их выставления, если распространение или публичное выставление их не последовало (ст. 132), покушение на насильственное изменение существующего в России «образа правления» (ст. 135). Вместе с тем мы не случайно сделали оговорку о том, что некоторые из указанных статей формулируют ответственность не только за государственные преступления. Так, например, вряд ли «тянут» на статус «государственных» преступлений такие преступления, как публичное произнесение или чтение речи или сочинения, «возбуждающих» к учинению тяжкого, кроме указанных выше («к учинению бунтовщического или изменнического деяния; к ниспровержению существующего в государстве общественного строя») преступлений (ст. 129), непубличное распространение учений или суждений, «возбуждающих» к тем же иным тяжким преступлениям (ст. 130). Это же относится и к ст. 129. все они не что иное, как обычные (неполитические, негосударственные) преступления против порядка управления.

Таковыми же (неполитическими, негосударственными) преступлениями являются и преступления, предусмотренные ст. 120 — неоставление публичного скопища по требованию полицейских властей; ст. 122 — участие в публичном скопище, которое, «действуя соединенными силами участников, учинило: насилие над личностью или похищение или повреждение чужого имущества...»; ст. 123 — участие в скопище, которое, действуя соединенными силами участников, «оказало насильственное противодействие вооруженной силе, призванной для рассеяния скопища...»; ст. 125 — участие в сообществе, заведомо поставившем целью своей деятельности: «возбуждение к неповиновению или противодействию закону, или обязательному постановлению или законному распоряжению власти»; ст. 131 — распространение, не публично, среди военнослужащих «учений или суждений», возбуждающих чинов к нарушению обязанностей военной службы»; ст. 134 — «выдача себя за Члена Российского Императорского Дома, хотя бы и умершего»; ст. 136 — умышленное надругательство над публично выставленным государственным гербом или иным державным знаком дружественного России государства.

Позиция Н.С. Таганцева диаметрально противоположна приписываемому ему взгляду. Так, в комментариях к ст. 99 и 100 Уложения 1903 г. он следующим образом отделяет государственные преступления от иных преступлений, посягающих на порядок управления: «Признаком, определяющим существо преступлений государственных, является интерес или благо, охраняемое выраженною в законе нормою, на которую посягает преступник. Таким объектом в данном случае является самое существование государства, ненарушимость его бытия, целости, независимости. Этим признаком преступления государственные не только противополагаются посягательством на отдельные отрасли управления, на отдельные проявления государственной жизни, но отделяются и от группы преступных деяний, хотя и вредящих деятельности государственных органов вообще, но не направленных непосредственно на разрушение государственного организма, не направленных на управление, выражаясь словами законов основных... верховное, а относящихся лишь до управления подчиненного. Другими словами, государственные преступления в жестком смысле должны быть не только отличаемы от посягательств на правительственную деятельность в сфере судебной, административной или финансовой, но и от посягательств на порядок управления вообще, на государственное благосостояние, спокойствие и безопасность внутреннюю и внешнюю, коль скоро эти посягательства не имеют и не могут иметь своим последствием разрушение целости или независимости государственного организма»⁵Уголовное уложение 22 марта 1903 г. Изд. Н.С. Таганцева. СПб., 1904. С. 181-182..

Что же касается современного понимания сути политических (государственных) преступлений, то можно категорически утверждать, что разработчики УК РФ 1996 г. при «отборе» соответствующих преступлений для главы о преступлениях против основ конституционного строя и безопасности государства вполне учли взгляды Н.С. Таганцева по этому вопросу, оставив за «скобками» этой главы создание и функционирование различного рода «скопищ» и организацию преступного сообщества (преступной организации), и организацию незаконного вооруженного формирования или участия в нем, и массовые беспорядки.

Достаточно непростой является история развития советского законодательства о государственных преступлениях. Естественно, что смена общественно-политического и экономического строя повлекла и принципиальные изменения в подходе к трактовке содержания государственных преступлений. Изменилось само название таких преступлений. Из государственных они превратились в контрреволюционные (таковыми объявлялись любые контрреволюционные действия). Свое отношение к ним советская впасть выразила в известном постановлении СНК РСФСР «О Красном терроре» от 5 сентября 1918 г. («необходимо обеспечить Советскую республику от классовых врагов путем изолирования их в концентрационных лагерях... подлежат расстрелу все лица, прикосновенные к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам...»). В постановлении Кассационного отдала ВЦИК «О подсудности революционных трибуналов» от 6 октября 1918 г. определялась своего рода система контрреволюционных преступлений.

К ним относились:

организация или участие в любых контрреволюционных заговорах и организациях, ставивших своей целью свержение Советского правительства; любые выступления, независимо от поводов, по которым они возникали, против Советов или их исполнительных комитетов или отдельных советских учреждений;
саботаж как активное противодействие Рабоче-крестьянскому правительству или призывы к противодействию ему путем неисполнения декретов и иных постановлений советской власти местной или центральной;
дискредитирование власти, т.е. сообщение, распространение или разглашение явно ложных или непроверенных слухов путем печати или в публичных собраниях, или в публичном месте, могущих вызвать общественную панику или посеять недовольство или недоверие к советской власти или отдельным ее представителям;
подлог советских документов (ордеров, мандатов, удостоверений, разрешений и иных документов) или использование таких подложных документов;
шпионаж (оглашение, передача военных тайн, стратегических планов, сведений о военных силах или вооружении представителям иностранных держав или контрреволюционным организациям или сношение с таковыми с целью вызвать иностранное, враждебное интересам Советской Республики, вмешательство);
политическое хулиганство (учинение бесчинства с целью внести дезорганизацию в распоряжение советской власти или оскорбить нравственное чувство или политические убеждения окружающих).

К подсудности революционных трибуналов относились и все должностные преступления, однако очевидно, что далеко не все из них (особенно совершенные без «контрреволюционной цели») можно назвать контрреволюционными преступлениями. В соответствии с этим постановлением «теряли» контрреволюционный характер и дела о спекуляции. Декретом СНК РСФСР от 21 октября 1919 г. дела о крупной спекуляции (а также все дела о должностных преступлениях лиц, уличенных в хищениях, подлогах, неправильной выдаче нарядов, в участии в спекуляции) были изъяты из общей подсудности и передавались на рассмотрение особого революционного трибунала по делам о спекуляции при ВЧК.

Положение о революционных военных трибуналах, принятое Декретом ВЦИК 20 ноября 1919 г., выделяло преступные деяния контрреволюционного характера, совершенные военнослужащими. Положение о революционных трибунатах (Декрет ВЦИК от 18 марта 1920 г.) разграничивало дата о контрреволюционных деяниях и дела о крупной спекуляции, о крупных должностных преступлениях, о явном дискредитировании власти советскими работниками, о дезертирстве. Последние хотя и оставались в подсудности революционных трибуналов, однако контрреволюционными преступлениями не признавались.

Понятие «государственные преступления» было восстановлено в первом советском Уголовном кодексе — УК РСФСР 1922 г. Оно охватываю две их разновидности: «контрреволюционные преступления» и преступления против порядка управления. Уголовный кодекс РСФСР 1922 г. давал общее определение обоих видов государственных преступлений. В соответствии со ст. 57 контрреволюционным преступлением признавалось «всякое действие, направленное на свержение завоеванной пролетарской революцией власти рабоче-крестьянских Советов и существующего на основании Конституции РСФСР Рабоче-Крестьянского Правительства, а также действия в направлении помощи той части международной буржуазии, которая не признает равноправия приходящей на смену капитализма коммунистической системы собственности и стремится к ее свержению путем интервенции или блокады, шпионажа, финансирования прессы и тому подобными средствами»⁶В основу этого определения была положена формулировка В.И. Ленина, составленная им по личной инициативе и направленная наркому юстиции Д.И. Курскому. См.: Ленин В.И. Пол. собр. соч. С. 45, 190..

К контрреволюционным преступлениям относились: организация в контрреволюционных целях вооруженных восстаний или вторжения на советскую территорию вооруженных отрядов или банд, а равно участие во всякой попытке в тех же целях захватить власть в центре и на местах или насильственно отторгнуть от РСФСР какую-либо часть ее территории, или расторгнуть заключенные ею договоры (ст. 58); сношение с иностранными государствами или их отдельными представителями с целью склонения их к вооруженному вмешательству вдела Республики, объявлению ей войны или организации военной экспедиции, а также способствование этому (ст. 59); участие в контрреволюционных организациях (ст. 60-63); участие в выполнении в контрреволюционных целях террористических актов, направленных против представителей Советской власти или деятелей революционных рабоче-крестьянских организаций (ст. 64); организация в контрреволюционных целях разрушения или повреждения взрывом, поджогом или другим способом железнодорожных или иных путей и средств сообщения, средств народной связи, водопроводов, общественных складов и иных сооружений или строений, а равно участие в выполнении указанных преступлений (ст. 65); участие в шпионаже (ст. 66); активные действия и активная борьба против рабочего класса и революционного движения, проявленные на ответственных должностях при царском строе (ст. 67); укрывательство и пособничество контрреволюционным преступлениям (ст. 68); пропаганда и агитация, выражающиеся в призыве к свержению власти Советов путем насильственных или изменнических действий или путем активного или пассивного противодействия Рабоче-Крестьянскому Правительству, или массового невыполнения возлагаемых на граждан воинской или налоговых повинностей (ст. 69); пропаганда и агитация в направлении помощи международной буржуазии (ст. 70); самовольное возвращение в пределы РСФСР в случае применения к лицу наказания в виде изгнания из пределов РСФСР (ст. 71); изготовление, хранение с целью распространения и распространение агитационной литературы контрреволюционного характера (ст. 72); измышление и распространение в контрреволюционных целях ложных слухов или непроверенных сведений, могущих вызвать общественную панику, возбудить недоверие к власти или дискредитировать ее (ст. 73).

У современного юриста не может не вызвать удивление ст. 67 УК РСФСР 1922 г., фактически отменившая принцип обратной силы уголовного закона. В соответствии с ней по сути дела любое ответственное должностное лицо, принадлежавшее к аппарату государственной власти и управления дореволюционного периода, могло быть обвинено задним числом в совершении контрреволюционного преступления (в то время, когда не существовало даже такого понятия). Разумеется, что этот состав преступления означал не что иное, как месть со стороны новой власти представителям власти прежней за их дореволюционную государственную службу. Следует отметить, что постановлением ВЦИК от 10 июля 1923 г. эта статья УК РСФСР 1922 г. была изменена и принята в следующей формулировке: «Активные действия или активная борьба против рабочего класса и революционного движения, проявленные на ответственных или особо секретных (агентура) должностях при царском строе, — караются наказаниями...».

В январе 1925 г. по этой статье ВС РСФСР был осужден И.Ф. Окладский. В вину ему вменялась его прошлая провокаторская деятельность. В конце 70-х гг. XIX в. он принимал активное участие в деятельности террористической организации партии «Народная воля». В числе других участников он был признан виновным в покушении на жизнь Александра II и приговорен к смертной казни, замененной бессрочными каторжными работами и ссылкой на поселение. Впоследствии он был освобожден от дальнейшего наказания и поступил на государственную службу на должность негласного сотрудника вначале одного из жандармских управлений, а затем — департамента полиции и вплоть до Февральской революции оказывал услуги в борьбе с революционным движением в России. И.Ф. Окладский был приговорен к высшей мере наказания и конфискации всего имущества. Принимая во внимание давность совершенного преступления и преклонный возраст И.Ф. Складского (65 лет), ВС РСФСР нашел возможным заменить высшую меру наказания десятью годами лишения свободы со строгой изоляцией⁷См.: Крыленко И.В. Судебные речи. М., 1964. С. 299-327..

Уместно упомянуть, что за провокаторски деятельность еще 5 ноября 1918 г. Революционным трибуналом при ВЦИК был приговорен к расстрелу (приговор был приведен в ту же ночь в исполнение) один из виднейших членов Российской социал-демократической рабочей партии (РСДРП) Р.В. Малиновский (член ЦК партии, депутат IV Государственной Думы, председатель думской социал-демократической фракции). Впоследствии выяснилось, что «параллельно» со своей «революционной» деятельностью он сотрудничал с органами охранки, будучи зачислен в секретные сотрудники. В результате его провокаторской деятельности был арестован ряд видных партийных работников и разгромлены некоторые партийные ячейки.

Преступлением против порядка управления как разновидностью государственных преступлений признавалось «всякое деяние, направленное к нарушению правильного функционирования подчиненных органов управления или народного хозяйства, сопряженное с сопротивлением или неповиновением законам советской власти, с препятствованием деятельности ее органов и иными действиями, вызывающими ослабление силы и авторитета власти» (ст. 74). Уголовный кодекс 1922 г. сформулировал окало 30 норм об ответственности за такие преступления. Следует отметить, что многие из них в современном понимании не являются преступлениями против порядка управления, а должны рассматриваться как преступления, направленные на другие объекты. Так, например, массовые беспорядки (ст. 75), бандитизм (ст. 76-77), незаконный оборот взрывчатых веществ (ст. 93) посягают на общественную безопасность; побег из-под стражи или из мест заключения (ст. 95) — на правосудие; сокрытие коллекций и памятников старины и искусства, подлежащих регистрации, учету или передаче в государственные хранилища (ст. 102) является преступлением против собственности. Вместе с тем среди этих преступлений были и, так сказать, классические преступления против порядка управления. Это сопротивление представителям власти при исполнении ими возложенных на них законом обязанностей (ст. 86); самовольное присвоение власти должностного лица (ст. 91); самоуправство (ст. 103) и некоторые другие преступления.

Дальнейшее развитие законодательства об ответственности за государственные преступления шло в направлении расширения их понятия и усиления наказания за их совершение. Так, постановлением ВЦИК от 10 июля 1923 г. «Об изменениях и дополнениях Уголовного кодекса РСФСР» было уточнено понятие контрреволюционного преступления. В отличие от первоначальной формулировки контрреволюционным преступлением признавалось и такое действие, которое «не будучи непосредственно направлено» на «свержение, подрыв или ослабление власти рабоче-крестьянских Советов и существующего на основании Конституции РСФСР Рабоче-Крестьянского Правительства», «тем не менее, заведомо для совершившего деяние, содержит в себе покушение на основные политические или хозяйственные завоевания пролетарской революции». Сконструирован был такой новый состав контрреволюционного преступления, как «экономическая контрреволюция» (ст. 63), под которой понималось противодействие нормальной деятельности государственных учреждений и предприятий или соответствующее использование их для разрушения и подрыва государственной промышленности, торговли и транспорта, в целях совершения деяний, предусмотренных ст. 57 УК РСФСР 1922 г. (т.е. в контрреволюционных целях).

Постановлением ЦИК и СНК СССР 14 августа 1925 г. «О шпионаже, а равно о собирании и передаче экономических сведений, не подлежащих оглашению» был уточнен состав шпионажа («передача, похищение или собирание с целью передачи сведений, являющихся по своему содержанию специально-охраняемой государственной тайной, иностранным государствам, контрреволюционным организациям или частным лицам») и сформулирована норма состава «экономического» шпионажа («собирание экономических сведений, не составляющих по своему содержанию специально-охраняемой государственной тайны... но не подлежащих оглашению по прямому запрещению закона или по распоряжению руководителей ведомств, учреждений и предприятий, и передача их за вознаграждение или безвозмездно» «контрреволюционным организациям и лицам»).

Принципиальные изменения в понимании государственных преступлений связаны с принятием УК РСФСР 1926 г. В нем законодатель отказался от понятия государственных преступлений. Глава I Особенной части охватывала нормы об ответственности за контрреволюционные преступления, а гл. II — за преступления против порядка управления. Таким образом, последние преступления «потеряли» статус государственных преступлений (правда, через некоторое время общесоюзный законодатель «восстановил» это понятие, отнеся к государственным контрреволюционные преступления и особо для СССР опасные преступления против порядка управления).

Что касается определения понятия контрреволюционных преступлений и их видов, то в основном и главном они в УК РСФСР 1926 г. соответствуют таковым, данным в прежнем Кодексе (с учетом более поздних поправок). Новым составом контрреволюционных преступлений является использование религиозных предрассудков с целью свержения рабоче-крестьянской власти или для возбуждения к сопротивлению ее законам и постановлениям (ст. 58¹⁴ УК РСФСР 1926 г.).

Однако контрреволюционные преступления ненадолго были отделены от преступлений против порядка управления. Постановлением ЦИК СССР от 25 февраля 1927 г. было принято Положение о преступлениях государственных (контрреволюционных и особо для СССР опасных преступлениях против порядка управления), вновь объединившее те и другие преступления в государственные преступления. В связи с этим соответствующие изменения были внесены и в УК РСФСР 1926 г. Взамен гл. I «Контрреволюционные преступления» — ст. 58¹—58¹⁴ и ст. 59¹-59¹³ гл. 11 «Преступления против порядка управления» была создана гл. I «Преступления государственные», разделенная на две части: 1) контрреволюционные преступления (ст. 58¹-58¹⁴) и 2) особо для Союза ССР опасные преступления против порядка управления (ст. 59¹-59¹³). Соответственно, гл. II стала именоваться «Иные преступления против порядка управления». Перечень же преступлений против порядка управления («особо опасных»), вновь отнесенных к государственным преступлениям, выглядел следующим образом: массовые беспорядки; бандитизм; массовый отказ от внесения налогов денежных или натуральных или от выполнения повинностей; агитация и пропаганда, заключающие призыв к совершению вышеперечисленных преступлений; изготовление, хранение с целью распространения и распространение литературных произведений, призывающих к совершению тех же преступлений; фальшивомонетничество (оно включало не только подделку денег и государственных ценных бумаг, но и подделку в виде промысла или по предварительному соглашению марок и других знаков государственной оплаты, в том числе билетов железнодорожного и водного транспорта); контрабанда, способствование переходу государственной границы без соответствующего разрешения, совершенное в виде промысла или должностными лицами; нарушение положений, регулирующих проведение в жизнь государственных монополий; нарушение правил о валютных операциях для должностных лиц.

Последующее развитие законодательства о государственных преступлениях явилось отражением в уголовном законодательстве сталинского тезиса об обострении классовой борьбы и обеспечением будущих чудовищных репрессий сталинского режима. 21 ноября 1929 г. было принято постановление Президиума ЦИК СССР «Об объявлении вне закона должностных лиц — граждан Союза ССР за границей, перебежавших в лагерь врагов рабочего класса и крестьянства и отказывающихся вернуться в Союз ССР». В соответствии с ним отказ гражданина Союза ССР — должностного лица государственного управления или предприятия Союза ССР, действующего за границей, на предложение органов государственной власти вернуться в пределы Союза ССР требовалось рассматривать как перебежку в лагерь врагов рабочего класса и крестьянства и квалифицировать как измену. Лица, отказавшиеся вернуться в Союз ССР, объявлялись вне закона. Объявление же вне закона влекло за собой: а) конфискацию всего имущества осужденного и б) расстрел осужденного через 24 часа после удостоверения его личности. В постановлении специально указывалось, что оно имеет обратную силу.

Явно карательный характер носило постановление ЦИК СССР от 8 июня 1934 г. «О дополнении Положения о преступлениях государственных (контрреволюционных и особо для Союза ССР опасных преступлениях против порядка управления) статьями об измене Родине». В соответствии с ним формулировался состав измены Родине, под которой понимались действия, совершенные гражданами Союза ССР в ущерб военной мощи Союза ССР, его государственной независимости или неприкосновенности его территории, как то: шпионаж, выдача военной или государственной тайны, переход на сторону врага, бегство или перелет за границу. Само по себе это определение ничего «сверхкарательного» не содержит (пожалуй, кроме включения в состав измены бегства или перелета за границу). Измена Родине каралась безальтернативно высшей мерой уголовного наказания — расстрелом (с конфискацией всего имущества). И лишь при смягчающих обстоятельствах она наказывалась лишением свободы на срок 10 лет с конфискацией всего имущества (в постановлении оговаривалось, что для военнослужащего такого «послабления» не давалось). В случае побега или перелета за границу военнослужащего совершеннолетние члены его семьи, если они чем-либо способствовали готовящейся или совершенной измене или хотя бы знали о ней, но не довели об этом до сведения властей, наказывались лишением свободы на срок от пяти до 10 лете конфискацией всего имущества. Наконец, постановление узаконило объективное вменение. В ч. 2 ст. 1³ этого постановления указывалось: «Остальные совершеннолетние члены семьи изменника (т.е. даже не знавшие об измене и не способствовавшие ей), совместно с ним проживавшие или находившиеся на его иждивении к моменту совершения преступления, подлежат лишению избирательных прав и ссылке в отдаленные районы Сибири на пять лет».

Следует отметить, что на практике ответственность членов семьи «изменника Родины» не связывалась с его «бегством или перелетом» за границу. Состав их «преступления» превратился в аббревиатуру ЧСИР (член семьи изменника Родины) и был едва ли не обязательным последствием осуждения за измену Родине (почти стопроцентно мнимую) чаще всего отца семейства. А.И. Солженицын приводит пример, когда уже в 50-е гг. XX в. историк X. за «принципиальные» ошибки, допущенные в своей книге, был осужден за измену Родине к 25 годам лагерей (исправительно-трудовых работ). Его жена была осуждена к 10 годам. Но кроме нее были осуждены его 75-летняя мать и 16-летняя дочь⁸См.: Солженицын А. Соч.: в 7 т. Т. 6: Архипелаг ГУЛАГ. Ч. III-IV. М., 1991. С. 192-193..

Верхушка компартии, и в первую очередь Сталин, готовились к массовым репрессиям, имеющим целью запугать противников (чаше всего мнимых) режима, к тому, что впоследствии получит название «большого террора». И одним из первых шагов на этом пути было возвращение к внесудебным репрессиям, характерным для периода гражданской войны (уже упомянутое постановление СНК РСФСР от 5 сентября 1918 г. наделяло ВЧК судебными полномочиями и правом изолировать классовых врагов в концентрационных лагерях, расстреливать лиц, прикосновенных к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам, с опубликованием имен расстрелянных и основания применения к ним этой меры). В постановлении ЦИК СССР от 10 июля 1934 г. «Об образовании НКВД СССР» говорилось о создании Особого совещания при НКВД СССР, а в принятом в его развитие постановлении ЦИК от 5 ноября 1934 г. № 22 «Об Особом совещании при НКВД СССР» это Совещание наделялось правом применять во внесудебном порядке заключение в исправительно-трудовом лагере на срок до пяти лет, а также ссылку и высылку на тот же срок или выдворение за пределы СССР.

Известное убийство 1 декабря 1934 г. одного из вождей коммунистической партии С.М. Кирова в тот же день повлекло за собой принятие, пожалуй, наиболее репрессивного законодательного акта — постановления ЦИК СССР «О внесении изменений в действующие уголовно- процессуальные кодексы союзных республик». Оно предписывало внести следующие изменения в уголовно-процессуальные кодексы союзных республик по расследованию и рассмотрению дел о террористических организациях и террористических актах против работников советской власти:

«1. Следствие по этим делам заканчивать в срок не более десяти дней.

2. Обвинительное заключение вручать обвиняемым за один сутки до рассмотрения дела в суде.

3. Дела слушать без участия сторон.

4. Кассационного обжалования приговоров, как и подачи ходатайств о помиловании, не допускать.

5. Приговор к высшей мере наказания приводить в исполнение немедленно по вынесении приговора» (содержание п. 2,4 и 5 постановлением ЦИК СССР от 14 сентября 1937 г. было распространено надела о контрреволюционном вредительстве и диверсии).

Эти законодательные акты и явились нормативным обеспечением «большого террора» 30-50 гг. XX в., жертвами которого оказались миллионы советских людей.

Чудовищным репрессиям подверглись представители всех социальных слоев советского общества. В числе их — крупные партийные и государственных деятели, выдающиеся военачальники и рядовые военнослужащие, знаменитые ученые и рядовые научные сотрудники, представители творческой интеллигенции (писатели, журналисты, артисты, режиссеры и другие театральные деятели), священнослужители, рабочие, служащие, крестьяне. Приведем лишь статистические данные об осужденных по делам о контрреволюционной деятельности военными трибуналами и Военной коллегией ВС СССР за 1935 г. (год, когда политический террор только-только набирал силу). Социальное положение осужденных за контрреволюционные преступления было следующим: кулаки — 1,8%, единоличники — 19,7%, колхозники — 43,0%, рабочие — 13,1%, служащие — 15,3%, прочие — 0,2%.

В литературных и специальных источниках приводятся разные цифры количества репрессированных, и точные данные на этот счет вряд ли возможно получить. Нас же убеждает анализ статистических и других данных, сделанный В. Кудрявцевым и А. Трусовым. По их подсчетам, общее число осужденных за политические преступления в судебном и внесудебном порядке составляет примерно 6 млн. 105 тыс. человек (из них лиц, приговоренных к высшей мере наказания, — около 1 млн. 165 тыс. человек). При этом авторы подчеркивают, что их подсчеты дают лишь предположительные результаты¹ См.: Кудрявцев В., Трусов Л. Политическая юстиция в СССР. С. 316. Цифры о числе расстрелянных почти совпадают с данными А. Рогинского — 1,1 млн. человек. См.: Мемориал. 30 октября. М., 1995. С. 2..

Следующие изменения в уголовном законодательстве об ответственности за государственные преступления связаны с Великой Отечественной войной и послевоенным периодом отечественной истории. Так, Указом Президиума Верховного Совета СССР от 15 ноября 1943 г. «Об ответственности за разглашение государственной тайны и за утрату документов, содержащих государственную тайну» усиливалась ответственность за совершение этих преступлений. Одноименный Указ от 9 июня 1947 г. уточнял как составы указанных преступлений, так и санкции вновь формулируемых норм.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 12 января 1950 г. «О применении смертной казни к изменникам Родины, шпионам, подрывникам-диверсантам» было допущено применение к указанным лицам смертной казни (отмененной Указом Президиума Верховного Совета СССР от 26 мая 1947 г.).

Период «хрущевской оттепели» связан с отказом от самого тяжкого наследия сталинизма в области уголовного законодательства и уголовной политики (осуждение массовых репрессий и реабилитация их жертв, отмена законодательных актов о внесудебной репрессии, принятие Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1958 г., отменивших применение уголовного закона по аналогии). Коснулось это и законодательства об ответственности за государственные преступления. Одновременно с Основами уголовного законодательства 25 декабря 1958 г. был принят Закон СССР «Об уголовной ответственности за государственные преступления», а также Закон СССР от 25 декабря 1958 г. «Об уголовной ответственности за воинские преступления». В соответствии с Законом об ответственности за государственные преступления все государственные преступления подразделялись на две группы: 1) особо опасные государственные преступления и 2) иные государственные преступления.

К первым были отнесены: измена Родине, 2) шпионаж, 3) террористический акт, 4) террористический акт против представителя иностранного государства, 5) диверсия, 6) вредительство, 7) антисоветская пропаганда и агитация, 8) пропаганда войны, 9) организационная деятельность, направленная к совершению особо опасных государственных преступлений, а равно участие в антисоветской организации, 10) особо опасные государственные преступления против другого государства трудящихся.

К иным государственным преступлениям относились: 1) нарушение национального и расового равноправия, 2) разглашение государственной тайны, 3) утрата документов, содержащих государственную тайну, 4) бандитизм, 5) контрабанда, 6) массовые беспорядки, 7) уклонение от очередного призыва на действительную военную службу, 8) уклонение от призыва по мобилизации, 9) уклонение в военное время от выполнения повинностей или уплаты налогов, 10) незаконный выезд за границу и незаконный въезд в СССР, 11) нарушение правил международных полетов, 12) нарушение правил безопасности движения и эксплуатации транспорта, 13) повреждение путей сообщения и транспортных средств, 14) изготовление или сбыт поддельных денег или ценных бумаг, 15) нарушение правил о валютных операциях, 16) недонесение о государственных преступлениях.

Указом Президиума Верховного Совета СССР «О дополнении статьи 1 Закона об уголовной ответственности за государственные преступления» от 13 января 1960 г. статья об ответственности за измену Родине была дополнена следующим положением (носящим ярко выраженный профилактический характер): «Не подлежит уголовной ответственности гражданин СССР, завербованный иностранной разведкой для проведения враждебной деятельности против СССР, если он во исполнение преступного задания никаких действий не совершил и добровольно заявил органам власти о своей связи с иностранной разведкой».

В таком виде указанные нормы об ответственности за государственные преступления вошли и в УК РСФСР 1960 г. Глава первая его Особенной части называлась «Государственные преступления» и состояла из двух разделов (частей): I «Особо опасные государственные преступления» (ст. 64-73) и II «Иные государственные преступления» (ст. 74-88).

Законом РСФСР от 25 июля 1962 г. глава УК РСФСР 1960 г. об ответственности за государственные преступления была дополнена ст. 77¹ (действия, дезорганизующие работу исправительно-трудовых учреждений), ст. 88¹ (недонесение о государственных преступлениях) и ст. 88² (укрывательство государственных преступлений).

При общей либерализации ответственности за государственные преступления (сокращение перечня особо опасных, снижение наказания за их совершение и некоторые другие послабления по сравнению с предыдущим законодательством) и Закон об уголовной ответственности за государственные преступления, и УК РСФСР 1960 г. сохраняли прежний подход к определению круга государственных преступлений. Особенно это относилось к иным государственным преступлениям. Фактически таковыми можно считать лишь некоторые из них (нарушение национального и расового равноправия; разглашение государственной тайны; утрата документов, содержащих государственную тайну; в определенной мере недонесение о государственных преступлениях и укрывательство государственных преступлений). Все остальные посягают на иные объекты и по своей юридической природе представляют хозяйственно- экономические преступления, преступления против общественной безопасности, транспортные преступления, преступления против правосудия, против порядка управления.

В дальнейшем (до конца 80-х гг. XX в.) законодательство об ответственности за государственные преступления изменилось в сторону усиления наказания за совершение некоторых из них. Так, Указом Президиума Верховного Совета СССР от 1 июля 1961 г. «Об усилении уголовной ответственности за нарушение правил о валютных операциях» был сконструирован квалифицирующий состав нарушения правил о валютных операциях (санкция — лишение свободы на срок от пяти до 15 лет с конфискацией имущества и со ссылкой на срок от двух до пяти лет или без ссылки или смертной казнью с конфискацией имущества). Указом Президиума Верховного Совета СССР от 5 мая 1961 г. «Об усилении борьбы с особо опасными преступлениями» применение смертной казни допускалось в отношении особо опасных рецидивистов и лиц, осужденных за тяжкие преступления, терроризирующих в местах лишения свободы заключенных, вставших на путь исправления, или совершающих нападение на администрацию, или организующих с этой целью преступные группировки, а также активно участвующих в группировках. Также Указ Президиума Верховного Совета СССР от 1 июля 1961 г. допустил применение смертной казни за квалифицированный состав этого преступления (совершение его в виде промысла или в крупных размерах, а равно лицом, ранее осужденным за такие преступления). В Указе Президиума Верховного Совета СССР от 11 января 1984 г. «О внесении изменений и дополнений в некоторые законодательные акты СССР об уголовной ответственности и уголовном судопроизводстве» уточнялись формулировки норм об ответственности за измену Родине, диверсию, антисоветскую агитацию и пропаганду и формулировался состав передачи иностранным организациям сведений, составляющих служебную тайну. Все эти дополнения также расширяли основания уголовной ответственности за указанные преступления.

Совеем в ином направлении происходило изменение законодательства об ответственности за государственные преступления в последние годы существования Советского Союза на волне перестройки, а именно в направлении его демократизации. И самой, пожалуй, основной в этом направлении следует признать отмену печально знаменитой статьи УК РСФСР 1960 г. об ответственности за антисоветскую агитацию и пропаганду. Это было сделано Законом СССР от 31 июля 1989 г. «Об утверждении Указа Президиума Верховного Совета СССР от 8 апреля 1989 г. «О внесении изменений и дополнений в Закон СССР «Об уголовной ответственности за государственные преступления» и некоторые другие законодательные акты СССР»». Вместо состава антисоветской агитации и пропаганды вводился состав призывов к насильственным свержению или изменению Советского государства и общественного строя. Прежняя формулировка признавала особо опасным государственным преступлением распространение или хранение в целях подрыва или ослабления Советской власти в письменной, печатной или иной форме произведений, порочащих советский государственный или общественный строй (эта уголовно-правовая норма была сформулирована еще в общесоюзном Положении о преступлениях государственных 1927 г. и была инкорпорирована в уголовные кодексы всех союзных республик). Масштабы репрессий по этой статье были огромны. Во времена сталинщины обвинение в этом преступлении было одним из самых распространенных в отношении лиц, помещенных в переполненные тогда лагеря, осуждение по обвинению в этом преступлении имело место и в сравнительно недавние 60-80 гг. XX в.1 Фактически существование уголовной ответственности за антисоветскую (контрреволюционную) агитацию и пропаганду ограничивало право советских людей на их духовную свободу, например, право мыслить, право читать по своему усмотрению. В течение десятилетий судебная практика связывала доказательство наличия при этом антисоветской (контрреволюционной) цели с установлением соответствующего предмета преступления.

В свою очередь, признание литературы по своему содержанию антисоветской (контрреволюционной) презюмировало и наличие улица антисоветской (контрреволюционной) цели. Оценка же литературы как крамольной (антисоветской или контрреволюционной) была предельно проста. Если, например, автор соответствующей книги объявлялся «врагом народа», то все написанное им сразу же становилось антисоветским (контрреволюционным). Поэтому и обнаружение такой книги при обыске превращало ее читателя в субъекта особо опасного (контрреволюционного) преступления. Недавняя история борьбы с этими «особо опасными» государственными «преступлениями» в 60-80 гг. XX в. свидетельствует о том, что ничего существенного в этом плане не произошло. Менялись лишь авторы, но не подход к признанию литературы антисовстской. Сам автор осуждался за изготовление соответствующего произведения, а читатели — за его хранение и распространение. Для того же, чтобы «преступное» хранение переросло в распространение, достаточно было ознакомить с книгой хотя бы одного человека, например, близкого родственника или товарища.

Понятно, что в пору перестройки и демократического обновления общества такой уголовно-правовой запрет должен был быть отменен, так как вступал в резкое противоречие с гласностью, развитием демократии, идеей построения правового государства. Вот почему законодатель вместо указанной расплывчатой формулировки сформулировал совсем иной состав — публичные призывы к насильственному изменению конституционного строя. В соответствии с этим основанием уголовной ответственности выступают уже не политические или иные взгляды людей, вкусы и интересы читателей, а конкретное общественно опасное действие, запрещенное уголовным законом. Кстати сказать, действия, направленные к насильственному изменению конституционного строя и захвату власти, строго наказываются в развитых демократических государствах (в том числе Франции, ФРГ, США).

Как известно, к 1990 г. в Союзе ССР усилились центробежные тенденции, вскоре началась так называемая война суверенитетов республик, в конечном счете приведшая к распаду СССР. В связи с этим руководство Союза пыталось затормозить этот процесс и с помощью уголовно- правовых средств. Законом СССР от 2 апреля 1990 г. № 1403-1 «Об усилении ответственности за посягательства на национальное равноправие граждан и насильственное нарушение единства территории Союза ССР» норма об уголовной ответственности за призывы к насильственным свержению или изменению советского государственного и общественного строя была дополнена такими же призывами к насильственному нарушению закрепленного Конституцией СССР единства территории Союза ССР, союзных и автономных республик, автономных областей и округов, а также распространения с этой целью материалов такого содержания. Разумеется, что эта уголовно-правовая норма не способна была повлиять на процессы, имеющие под собой политическую и социально-экономическую природу.

Последним крупным законодательным актом Союза ССР, вносившим изменения в нормы об ответственности за государственные преступления, можно считать Закон СССР от 29 октября 1990 г. № 1756-1 «Об ответственности за нарушение порядка использования воздушных пространств СССР», сформулировавшего специальный состав иного государственного преступления — нарушения порядка использования воздушного пространства СССР.

История законодательства об ответственности за государственные преступления завершается принятием УК РФ 1996 г. В первоначальной его редакции в гл. 29 «Преступления против основ конституционного строя и безопасности государства» разд. X «Преступления против государственной власти» было помешено 8 статей, формулирующих 8 же составов государственных преступлений: государственная измена (ст. 275); шпионаж (ст. 276); посягательство на жизнь государстве иного или общественного деятеля (ст. 277); насильственный захват власти или насильственное удержание власти (ст. 278); вооруженный мятеж (ст. 279); публичные призывы к насильственному изменению конституционного строя РФ (ст. 280); диверсия (ст. 281) и возбуждение национальной, расовой или религиозной вражды (ст. 282); разглашение государственной тайны (ст. 283) и утрата документов, содержащих государственную тайну (ст. 284). Федеральным законом от 25 июля 2002 г. № 112-ФЗ УК РФ был дополнен ст. 282» «Организация экстремистского сообщества» и ст. 282² «Организация деятельности экстремистской организации», а состав преступления, предусмотренный ст. 280 УК РФ, превратился в состав публичных призывов к осуществлению экстремистской деятельности.

Вес так называемые иные государственные преступления были справедливо «распределены» по другим разделам и главам УК РФ (в зависимости от их направленности на соответствующие объекты).