Третейское разбирательство в Российской Федерации

Третейское разбирательство в системе отечественного права

Одной из важнейших проблем, необходимых для уяснения в любой области правовой науки, является вопрос о месте изучаемого правового явления в системе права. Ответ на этот вопрос в значительной степени предопределяет развитие профильного законодательства. Соответственно, понимание логики законодателя при избрании тех или иных приемов для регулирования третейского разбирательства предполагает уяснение правовой природы третейского разбирательства, что, в свою очередь, дает возможность выделить признаки, позволяющие определить место третейского разбирательства в системе отечественного права.

Разграничение отраслей права происходит, прежде всего, по предмету правового регулирования и правовому режиму, характеризующему приемы регулирования в данной отрасли (методу правового регулирования). Правовой режим представляет собой свойственное данной отрасли сочетание основных методов правового регулирования. Поскольку использование лишь одного метода в чистом виде в отрасли права встречается не часто, то своеобразие каждой отрасли права как раз и заключается в сочетании различных методов, где один метод выступает в качестве базового, а другой используется как вспомогательный.

Об отраслевой принадлежности тех или иных правовых норм косвенным образом могут свидетельствовать и другие факторы, такие как общая направленность этих норм, форма их изложения в законодательных актах, историческое развитие этого блока норм, регулирование указанного явления в других правопорядках, структура источников данной отрасли права и проч.

Предметом третейского разбирательства является регулирование отношений по разрешению споров посредством особой процедуры, имеющей частноправовой характер. Предмет третейского разбирательства составляют действия третейского суда и участников третейского разбирательства. Очевидно, что предмет третейского разбирательства тяготеет к процессуальному блоку законодательства, поскольку третейское разбирательство, как и гражданско-процессуальная деятельность, имеет своей направленностью защиту гражданских прав. Нормы, регулирующие третейское разбирательство, безусловно, относятся к процедурным нормам. Их назначение — регулирование процедуры защиты материальных прав — совпадает с назначением гражданских процессуальных норм. В этом смысле нормы о третейском разбирательстве, как и процессуальные нормы, являются нормами права, обслуживающими материальное право, т.е. играют служебную (вспомогательную) роль по отношению к материальному (в случае с третейским разбирательством — гражданскому) праву.

Одним из основных критериев, служащих для разграничения отраслей права, является метод правового регулирования, т.е. приемы воздействия на соответствующие общественные отношения. Метод регулирования третейского разбирательства в целом основан на принципе диспозитивности. Это следует из равенства субъектов правоотношений, складывающихся в регулируемой сфере, отсутствия властных начал у органа правоприменения (состава третейских судей, рассматривающих спор), юридически обеспеченной возможности сторон самостоятельно регулировать отношения при минимальном количестве императивных предписаний.

Источники регулирования третейского разбирательства в значительной части носят децентрализованный характер. Такой метод правового регулирования характерен для частного права и не применяется в качестве основного в праве публичном. В гражданском процессуальном праве указанный метод не является основным и носит вспомогательный характер. В то же время метод регулирования третейского разбирательства по всем своим признакам обладает чертами диспозитивности. Смещение правового регулирования третейского разбирательства в вопросах процедуры рассмотрения спора на уровень частного или локального регулирования является его яркой особенностью. Указанная особенность будет отчетливо видна при анализе источников третейского разбирательства.

Если в процессуальном праве используется преимущественно императивный метод с вкраплениями диспозитивности, то в законодательстве о третейском разбирательстве четко прослеживается обратная тенденция. Сближающий их критерий — процедурный характер содержащихся в нем норм права. Однако для регулирования третейского разбирательства и гражданского процесса законодатель использовал кардинальным образом отличающиеся приемы регулирования этих отношений.

Причины тому — не только особая природа третейского разбирательства, но и древность его происхождения, что привело к тому, что такие способы регулирования третейского разбирательства исторически сложились и использовались в самых различных правовых режимах и государствах. Нельзя утверждать, что право вообще не знает подобных источников регулирования деятельности третейских судов — напротив, во всех государствах и различных правовых режимах сохранялись основы подобного регулирования третейского разбирательства.

Российский законодатель прибегнул к такому типу регулирования, поскольку именно оно оказалось наиболее действенным и проверенным временем. Последствия этого подхода можно найти даже в том, что многие правовые положения третейского разбирательства воспринимаются как естественные для него и не нуждающиеся в детальном нормативном регулировании.

К таким правовым положениям можно отнести:

• принцип автономности третейского соглашения от основного договора:
• принцип выборности третейских судей;
• принцип компетенции компетенции;
• приоритет соглашения сторон над правилами третейского суда;
• исполнимость решения и его непротиворечивость публичному порядку (основополагающим принципам российского права);
• недопустимость вмешательства государства в третейское разбирательство и контроль решения по существу;
• недопустимость принятия решения о правах и обязанностях лиц, не охваченных третейским соглашением.

Изложенное позволяет выделить общую тенденцию в правовом регулировании третейского разбирательства, базирующуюся преимущественно на началах диспозитивности, т.е. частноправовых методах. Особенность правового режима третейского разбирательства состоит в том, что, выполняя функцию зашиты прав, третейский суд неизбежно занимает место субъекта, положение которого выше положения сторон. Защита прав трудно реализуема без включения в правовое регулирование элементов власти-подчинения. Поскольку разрешение спора всегда есть властное предписание суда, то и в силу выполняемой функции третейский судья должен иметь некоторые рычаги воздействия на стороны данного спора.

Выполнение функции защиты прав, базирующееся исключительно на диспозитивном методе, крайне затруднительно. Это предопределяет наличие механизма, позволяющего произвести защиту прав, даже при противодействии одной из сторон третейского разбирательства. Таким образом, отрицать проникновение публично-правовых элементов в третейское разбирательство представляется непродуктивным. Другое дело, что в значительной мере эти элементы власти вынесены за рамки процедуры третейского разбирательства и являют собой содействие государства в реализации принятого третейским судом решения.

Исключения из общих правил нисколько не умаляют этой ярко выраженной тенденции диспозитивности, поскольку лишь незначительное количество правовых норм излагается императивно. Из-за того, что компетенция суда, процедура третейского разбирательства определяются сторонами и являются производными от воли сторон, это не приводит к возникновению отношений власти-подчинения в том виде, как они существуют в гражданском процессе.

Метод регулирования отраслей законодательства проявляется через свойственные им источники регулирования. В основе процессуального законодательства, как правило, лежит один нормативный акт не ниже уровня федерального закона, который и выступает основным регулятором процессуальных отношений. Гораздо реже регулирование осуществляется иными законами, принятыми в соответствии с основным процессуальным законом.

Регулирование подзаконными или локальными актами не характерно для данной отрасли и является редким исключением. Процессуальные нормы в основном содержат категорические правила поведения субъектов судопроизводства, носящие процедурный характер. Такой тип правового регулирования предопределяет существование процессуальной формы. В процессуальном праве сужены возможности судебного усмотрения, не используется такой источник, как правовой обычай.

Источники третейского разбирательства существенно отличаются от источников процессуального права. Первое, на что следует обратить внимание, это их иерархия. Она выстроена законодателем не путем прямого указания, а может быть сделана путем анализа разных норм Закона о третейских судах. Наличие множества источников, регулирующих третейское разбирательство, предопределено тем, что большинство правовых норм самого Закона носит диспозитивный характер. Лишь базовые предписания, закрепляющие основы функционирования третейского суда и принципы его работы, сформулированы императивно. Правила судопроизводства в большей части закреплены в законе диспозитивно.

Кардинальным отличием от процессуального права выступает то, что в качестве дополнительного регулятора Закона происходит отсылка не к нормативным актам, а к соглашению сторон и регламенту постоянно действующего третейского суда. Именно в этой последовательности закреплена их юридическая сила в ст. 19 Закона о третейских судах.

Анализ правовых норм, регулирующих третейское разбирательство, позволяет выделить пять уровней регулирования:

• императивные нормы закона:
• соглашение сторон;
• правила постоянно действующего третейского суда (регламенты);
• диспозитивные нормы закона;
• усмотрение состава третейского суда, рассматривающего дело.

Иерархия правовой силы источников третейского разбирательства обладает существенным своеобразием. Поскольку императивных норм, регулирующих третейское разбирательство, относительно немного, следует сделать вывод, что основным источником третейского разбирательства, обладающим наибольшей юридической силой, является соглашение сторон разбирательства. Закон часто употребляет термин «соглашение сторон», а не термин «третейское соглашение», поскольку последнее направлено в большей степени на возникновение самой компетенции третейского суда и возникает до начала третейского разбирательства. Соглашение сторон может быть заключено на любой стадии процесса и направлено на регулирование процедуры третейского разбирательства, а не компетенции третейского суда.

Такой тип регулирования характерен для большинства норм о третейском разбирательстве. Иногда законодатель делает отступления от общего правила, например, в п. 2 ст. 10 Закона о третейских судах исключает соглашение сторон из источников регулирования, а в некоторых случаях — правила постоянно действующего третейского суда, как в ст. 4 Закона.

Чаще всего соглашение сторон включает в себя только третейское соглашение и иногда содержит в себе незначительное количество правил разбирательства. Поэтому в постоянно действующем третейском суде основным регулятором становятся правила (регламенты) этого суда, которые рассматриваются как часть третейского соглашения. Поэтому мы можем говорить о правилах третейского разбирательства как об отдельном источнике регулирования лишь с некоторой долей условности.

Эти правила могут быть применены в третейском разбирательстве лишь постольку, поскольку они не противоречат условиям третейского соглашения. Пункт 3 ст. 7 Закона о третейских судах связывает существование правил с волей сторон, заключивших третейское соглашение, поскольку рассматривает их как неотъемлемую часть этого соглашения. Формально правила третейского разбирательства охватываются и формируются волей самих сторон, а не волей третейского суда. Как источник, производный от третейского соглашения, правила могут быть изменены третейским соглашением. Правила третейского суда можно рассматривать как рекомендательный документ для сторон со стороны третейского суда, применяемый по их усмотрению в части, не противоречащей третейскому соглашению. Поэтому соглашение сторон в иерархии правовых источников, как правило, стоит выше, чем правила третейского разбирательства постоянно действующего третейского суда.

Значение правил, несмотря на четкое соотношение правил разбирательства и соглашения сторон, нельзя недооценивать. Во-первых, их рекомендательный характер имеет на практике решающее значение в регулировании. Стороны могут (хотя и не всегда склонны) изменять указанные правила, за исключением редких случаев. Эти правила не выработаны самими сторонами, а только восприняты ими. Их производный характер от третейского соглашения весьма условен и порожден презумпцией, установленной в законе, а не реальным соотношением этих двух источников регулирования третейского разбирательства.

Праву известны такие источники, как договор и локальный акт. Правила разбирательства не столько принимаемый сторонами договор, как это закреплено в законе, сколько локальный нормативный акт, содержащий правовые нормы. Любой договор распространяет свое действие лишь на лиц, его заключивших, в то время как локальный акт — на определенную группу людей, связанных общим правоотношениями. Последние могут исходить как от государства, так и непосредственно от общества или от группы лиц, связанных определенными отношениями.

При этом, если при заключении договора воля сторон выражается через его заключение, то в случае с правилами воля проявляется в отсутствии положений, изменяющих установленные правила или формирующих иные правила разрешения спора. Несмотря на сложившуюся законодательную конструкцию, позиционирующую правила третейского разбирательства как договор сторон, они являются локальным правовым актом, принимаемым организацией, при которой действует третейский суд и который по умолчанию распространяет свое действие на всех лиц, желающих рассмотрения спора данным третейским судом.

Самый необычный источник регулирования третейского разбирательства — это усмотрение состава третейского суда, предусмотренное п. 3 ст. 19 Закона о третейских судах. Конечно, судебное усмотрение вовсе не является чем-то необычным для права, тем не менее оно крайне необычно, когда используется как источник, определяющий процессуальное поведение как сторон, так и самого суда. Необходимость ликвидации пробелов в регулировании возникает как в государственных, так и в третейских судах. Возможность применения судебного усмотрения определяется прямым указанием на это закона или путем использования оценочных категорий. В силу особенностей регулирования в процессуальной отрасли пробелов значительно меньше, чем в третейском разбирательстве.

Последнее обладает гораздо меньшей системностью и единообразием, в значительной мере отдано на усмотрение спорящих сторон и третейского суда, который может самостоятельно выработать соответствующее процедурное правило. Если для гражданского процесса все действия субъектов правосудия подчинены процессуальной форме и ею определяются, то в третейском суде процессуальная форма (если согласиться с ее существованием) не является исчерпывающей. В третейском разбирательстве перечень возможных форм реагирования на возникающие процедурные коллизии не является исчерпывающим, соответственно, количество «белых пятен» в регулировании значительно больше, чем в правосудии. Поскольку третейский суд не связан публично-правовым принципом «запрещено все, кроме разрешенного», то он не только вправе, но и обязан разрешать возникающие процедурные вопросы по своему усмотрению в отсутствие надлежащего регулирования.

Немаловажными представляются вопросы о том, на основании каких критериев и принципов состав третейского суда должен производить устранение пробелов в регулировании и должен ли он применять аналогию закона и права? Представляется, что такой обязанности у третейского суда нет, во всяком случае, закон ее не устанавливает, предоставляя третейскому суду лишь право использовать аналогию закона при ликвидации процедурного пробела. Третейский суд может действовать по аналогии, используя соответствующие правила, установленные процессуальными кодексами для государственных судов, а может самостоятельно восполнить возникший пробел.

Однако он обязан учитывать основополагающие принципы права, принципы третейского разбирательства, равное отношение к сторонам и фактор удобства для сторон. Формирование процедурного правила в третейском суде может происходить неосознанно, автоматически, путем использования сложившегося «процессуального обычая». То есть третейский суд не формулирует новое процедурное правило, а использует уже сложившуюся систему реагирования на типовые ситуации. Поскольку третейский суд не связан процессуальной формой, он имеет больше возможностей выбора формы для регулирования отношений участников третейского разбирательства. Третейский суд, используя предоставленное ему законом право, осуществляет локальное нормотворчество, которое имеет распространение на конкретное, рассматриваемое данным судом, дело. Это позволяет говорить о существовании третейского процессуального обычая как источника локального регулирования третейского разбирательства.

Как уже указывалось, ликвидация пробелов в регулировании третейского разбирательства может быть произведена различными способами, в том числе и путем использования аналогии закона. Какие правовые институты частного или публичного права следует использовать в качестве ориентиров для аналогии? Преобладает два подхода: в части третейского соглашения — проведение аналогии с институтами договорного права, а по процедурам третейского разбирательства — аналогия с процессуальной отраслью.

Применительно к третейскому соглашению, исходя из его процессуальной направленности, имеют место сомнения в возможности применения аналогии с гражданским правом. Но подобных сомнений, как правило, нет в вопросе о возможности применения аналогии в процедурных вопросах. Процедуры третейского разбирательства воспринимаются как упрощенная модель процессуальных отношений, а потому всякий пробел должен восполняться путем применения аналогии с процессуальным кодексом. Распространение на третейское разбирательство правового режима государственного судебного процесса свидетельствует, что третейское разбирательство воспринимается правосознанием практикующих юристов как составная часть гражданского процесса.

Этот вывод делается, исходя из их внешнего сходства, без анализа того, насколько велико внутреннее сходство анализируемых институтов. Вполне возможно, что гораздо более близкий правовой институт можно найти в рамках гражданского права, а не гражданского процесса.

Применение аналогии в восполнении пробелов регулирования третейского разбирательства должно осуществляться только в отношении каждого конкретного института третейского разбирательства. Выработка общего подхода приведет к проведению недопустимых аналогий и использованию подходов, чуждых данному институту и входящему в противоречие с правовой природой третейского разбирательства. Влияние публичного права на разные институты третейского разбирательства существенно различаются. Если некоторые из этих институтов в большей степени испытали влияние публичного права, то другие, напротив, тяготеют к частному праву. Поэтому применение аналогии закона или аналогии права в третейском разбирательстве не может ориентироваться исключительно на публичное право.

Такие институты, как третейское соглашение, отношения субъектов третейского разбирательства, третейский сбор, источники регулирования, испытывают в большей степени влияние частного права, нежели публичного. Иные институты — решение суда, процедура рассмотрения спора или третейская процессуальная форма — испытывают в большей степени влияние процессуальной отрасли, а потому именно ее следует использовать для аналогии.

Что характерно, сама возможность применения аналогии не является обязанностью третейского суда для ликвидации пробела. Третейский суд может использовать аналогию, но имеет право к ней и не прибегать, используя предоставленную ему возможность самостоятельно восполнить правовой пробел путем создания правила для использования в конкретном случае. Таким образом, в третейском разбирательстве вполне возможно не прямое использование норм в порядке аналогии, а их использование в качестве ориентира при выработке составом третейского суда правила для конкретного случая.

Когда речь идет не о процедурах, а о статичных элементах третейского разбирательстве», таких как третейский сбор или третейское соглашение, проведение аналогии с гражданским правом представляется гораздо более уместным, чем аналогия с гражданским процессом. Хотя, исходя из природы третейского соглашения, аналогию с гражданским правом можно проводить только в вопросах о его действительности и заключении.

Роль такого источника, как судебный прецедент, для процессуальной отрасли крайне спорна. Для третейских судов роль прецедента совсем незначительна в силу того, что третейские суды не образуют единой системы с вышестоящими органами, у них нет единых для всех судов правовых источников, одинаково регулирующих процедурные вопросы. Поэтому как источник регулирования прецедент может существовать только на уровне сложившейся практики конкретного третейского суда. Обобщения практики работы третейских судов играют роль ориентира в работе, но не источника регулирования.

Изложенное позволяет сделать крайне важный вывод, касающийся системы норм, регулирующих третейское разбирательство. Поскольку базовым элементом регулирования выступают третейское соглашение и правила третейского разбирательства как его часть, то можно утверждать, что единообразная система правовых норм, регулирующая третейское разбирательство, отсутствует. Императивные нормы в законе определяют только вектор формулирования правил третейского разбирательства и закрепляют каркас, на котором в каждом конкретном случае вырастает своя процедурная конструкция.

Можно провести сравнение с человеческим телом: природа наделяет нас скелетом и определяет базовое строение тела, но внешность конкретного человека зависит от многих факторов, что и приводит к тому, что все люди различаются между собой. Если в системе государственного правосудия установлены единые правила для всех судов одного уровня, то для третейских судов это не характерно. Правила разбирательства изменяются от суда к суду в зависимости от различий их регламентов. Даже для одного третейского суда эти правила могут значительно отличаться в зависимости от соглашения сторон по конкретному спору.

Для постоянно действующих третейских судов рассмотрение спора происходит не на основе единых правил, а на основе правил, формируемых для конкретного суда или даже спора. Тот факт, что в подавляющем большинстве случаев эти правила не различаются между собой и частично схожи с процессуальными кодексами, не свидетельствует о тождестве регулирования. Структура источников третейского разбирательства, кардинально отличающаяся от источников гражданского процесса, является особенностью, еще не в полной мере осознаваемой всем юридическим сообществом. Эта особенность состоит в том, что сам процесс регулируется в большей степени без участия государства и вне его контроля, что буквально вырывает третейское разбирательство из рамок гражданского процесса и придаст третейскому разбирательству частноправовой характер.

Существенные отличия в методах регулирования не дают оснований считать третейское разбирательство входящим в гражданский процесс или выделившимся из него. На протяжении веков третейское разбирательство существовало автономно от гражданского процесса, не выделяясь из него и не поглощаясь им. Третейское разбирательство возникло раньше гражданского процесса и государственного судопроизводства вообще, поэтому можно сделать вывод об их взаимном влиянии, но соотносить эти явления как общее и частное нельзя.

Материальное право изучает юридические отношения в условиях их нормального течения. Необходимость в процессуальной деятельности возникает лишь при отклонении от нормального развития общественных отношений. Соответственно, задачей процессуальной деятельности является упорядочивание с помощью специальных юридических средств определенной части отношений, опосредующих разрешение аномальных, конфликтных проявлений материальных отношений¹См.: Лукьянова Е.Г. Теория процессуального права. М., 2003. С. 62-66.. Цели и задачи материального и процессуального права различаются тем, что целью права процессуального является упорядочивание действий по правоприменению в процессе реализации правоохранительных норм права, в то время как целью материального права можно считать само установление норм права. Третейское разбирательство направлено на устранение «правовой аномалии» и по этому признаку относится к процессуальному праву, но осуществляется в форме негосударственной юрисдикции и с помощью иных методов, чем государственное правосудие.

Тяготение третейского разбирательства к гражданскому процессу обусловлено общностью задач и использованием процедуры как механизма для их достижения. В то же время очевидна и генетическая связь третейского разбирательства с частным правом, поскольку третейское разбирательство использует методы гражданского права, а само оно становится возможным исключительно благодаря совместному волеизъявлению сторон и им же в значительной мере регулируется, что является характерным именно для частного права.

Третейскому разбирательству свойственны многие признаки процессуальной деятельности, и традиционно деятельность третейского суда признается процессуальной. Некоторые положения законодательства о третейском разбирательстве имеют гражданско-правовую направленность, что сближает его с материальным правом. Вынесение суждения об отнесении третейского разбирательства к процессуальной отрасли только в связи с тем, что в нем присутствует признак, отделяющий процессуальную отрасль права от материального права, представляется преждевременным. Этот признак говорит только о том, что третейское разбирательство не входит в систему материального права, но не означает, что любая группа норм, не относящаяся к материальному праву, становится частью процессуального права.

В правоведении выработана теория юридического процесса. Есть несколько подходов к этому понятию, в частности, выделяют традиционное и «широкое» понимание юридического процесса. В соответствии с «широким» пониманием гражданского процесса функции процессуального права не ограничены только регламентацией принуждения и разрешения гражданско-правовых споров, а юридический процесс имеет место всегда, когда осуществляется правоприменительная деятельность по реализации материально-правовых предписаний любых отраслей права.

Ее сторонники настаивали на необоснованности противопоставления процедурной и процессуальной деятельности и отмечали производный характер отношений по защите прав от самого защищаемого права, а значит отношения, регулирующие деятельность юрисдикционных органов по разрешению споров, могут быть только процессуальными. Концепция «широкого» понимания процесса подвергалась критике, поскольку данный подход может привести к необоснованному расширению его границ и подпаданию под него совершенно различных явлений. В соответствии с «широким» подходом третейское разбирательство — своеобразная часть гражданского процесса.

Данная дискуссия привела к выработке критериев разграничения понятий «гражданский процесс» и «юридическая процедура». Гражданский процесс имеет место лишь тогда, когда установленная в нем процедура имеет юрисдикционный характер, т.е. ведет к разрешению спора не самими сторонами, а уполномоченным органом. Процедура же не всегда ведет к разрешению спора о праве, а может быть только способом фиксации доказательств или установления последовательности действий сторон. Исходя из этого понимания различий между процессом и процедурой третейское разбирательство выходит за рамки правовой процедуры и в большей степени охватывается понятием гражданского процесса.

К особенностям гражданского процесса принято относить возможность использования принуждения. В третейском разбирательстве непосредственно реализовать возможность государственного принуждения невозможно в силу отсутствия соответствующего механизма. Третейский суд имеет возможность применить к сторонам лишь негативные процедурные последствия их ненадлежащего поведения во время третейского процесса, но указанные последствия охватываются волей сторон, которые наделили третейский суд соответствующими компетенцией и полномочиями. Тем не менее, нельзя говорить о полном отсутствии возможности для сторон третейского разбирательства использовать государственное принуждение.

Скорее, можно говорить о существовании сложного юридического состава, позволяющего сторонам при наличии решения третейского суда привести в действие механизм государственного принуждения. Признавая общественную значимость третейского разбирательства, государство обязано сформировать правовой механизм, позволяющий привести в исполнение выработанное в рамках третейского суда решение правового конфликта. При этом в рамках частной процедуры третейского разбирательства происходит разрешение правового конфликта и защита гражданского права, а государство в рамках публичной процедуры производит признание и реализацию принудительного исполнения выработанных в рамках третейского суда актов, т.е. осуществляет фактическую защиту нарушенного права.

Без такого механизма разрешение конфликта будет не столь надежным и не будет соответствовать праву лица на использование эффективных средств правовой защиты. Действительно, зачем прибегать к третейскому суду, если выработанные в рамках этой процедуры решения имеют силу только добровольно исполняемых, а при отсутствии такого исполнения пострадавшая сторона должна будет обратиться к правосудию и заново пройти всю процедуру разрешения спора? Отсутствие возможности фактической реализации этой защиты права делает третейское разбирательство как способ защиты прав иллюзорной процедурой, а саму защиту — неэффективной.

Добровольность исполнения как элемент саморегулирования не должна противопоставляться возможности использовать потенциал государства по обеспечению фактической защиты прав. Возможность использования государственного механизма сама по себе делает третейское разбирательство значительно более эффективной процедурой, чем процедура, основанная только на доброй воле. В правовом механизме, обеспечивающем исполнение частных соглашений при помощи государства, нет ничего необычного (например, нотариальные соглашения).

Формирование механизма исполнения актов, выработанных в рамках третейского разбирательства, — главнейшая задача государства в рамках создания и развития системы альтернативного разрешения споров, в противном случае правовая эффективность созданного механизма будет существенно снижена. В свою очередь, такая задача должна решаться посредством выработки законодательных положений, соответствующих месту третейского разбирательства в отраслевом делении права и базироваться на соответствующих приемах регулирования.

Если рассматривать третейское разбирательство как цельную и внутренне обособленную группу норм, то нельзя ли назвать третейское разбирательство отдельным институтом права? Под правовым институтом понимаются обособленные группы юридических норм, регулирующие отдельные виды однородных общественных отношений. Действительно, законодательство о третейском разбирательстве в законченном виде регулирует определенную группу отношений, обладает своими специфическими понятиями и терминологией, общими положениями и принципами, характерными именно для данной группы отношений.

Правовые институты обычно принадлежат к одной из существующих отраслей права. Применительно к такому неоднородному правовому явлению, как третейское разбирательство, речь может идти лишь о смешанном институте. Это явление как нельзя более точно характеризуют слова С.С. Алексеева: «Формирование смешанных институтов вызвано тесным контактированием между отраслями, их взаимопроникновением, обусловленным существованием «пограничных» общественных отношений, функциональными и генетическими связями, необходимостью «подстройки» под режим соседнего участка правового регулирования»²Алексеев С.С. Структура советского права. М., 1975. С. 132.. Эта цитата весьма точно указывает на особенности регулирования третейского разбирательства. Поэтому третейское разбирательство следует рассматривать именно как смешанный институт.

Отнесение же данного правового института к существующей отрасли права можно произвести лишь весьма условно. Трудно определить, что в большей степени — гражданское право или гражданский процесс — повлияло на формирование института третейского разбирательства, поэтому установить, в какой отрасли происходили изменения по «впитыванию» чужеродных способов регулирования, можно весьма условно.

Исходя из предмета и объекта регулирования третейского разбирательства, аналогичных процессуальным, можно говорить о первоначальном отнесении третейского разбирательства к гражданскому процессу, которое, восприняв частноправовой метод регулирования, немедленно обособилось, уже не позволяя идентифицировать себя как часть гражданского процесса. При этом следует учесть, что в рамках третейского разбирательства уже существуют отдельные субинституты. Поэтому третейское разбирательство может претендовать скорее не на роль института права, а на роль сложного правового института или объединения институтов.

Третейское разбирательство, как и гражданский процесс, имеют один объект регулирования — материальные правоотношения, для защиты которых они существуют. Базирующееся на частноправовых подходах и обладая частноправовой природой, выполняя ту же функцию защиты прав, что и правосудие, третейское разбирательство не стало частью гражданского процесса, а используя частноправовые методы регулирования, восприняло элементы публичности из параллельно развивающегося гражданского процесса. Есть все основания для выделения третейского разбирательства среди процессуальных отраслей в виде специфических отношений, тяготеющих к процессуальным, имеющих ряд особенностей, которые вытекают из глубоко переплетенного сочетания норм публично-правовой и частноправовой направленности. Третейское разбирательство по своей природе не может не иметь связи с процессуальным блоком, но не меньшая связь существует и с частным правом.

Поэтому постановка вопроса о вхождении третейского разбирательства в процессуальный блок в целом в качестве его составного элемента наряду с гражданским и арбитражным процессом представляется вполне обоснованной. Кроме того, следует учесть, что третейское разбирательство является элементом системы альтернативного разрешения споров, т.е. различных процедур, с помощью которых возможно урегулировать правовой конфликт без участия государства.

В настоящее время формируется теория о том, что третейское разбирательство есть частное процессуальное право, которое, в свою очередь, является одним из способов альтернативного разрешения споров, куда входят: международный коммерческий арбитраж; третейское разбирательство; посредничество (медиация); иные способы разрешения правовых конфликтов без участия государства.

Очевидно, что гражданский процесс имеет огромное влияние на третейское разбирательство, обладает большей степенью нормативного регулирования, большей степенью кодификации и разработки отраслевых правовых доктрин, чем третейское разбирательство. Но это еще не свидетельствует о том, что третейский процесс является производным от гражданского процесса. Более того, такое положение вещей легко объяснимо и заключается в неоднократно упомянутом дуализме третейского процесса. Как публично-правовое явление, гражданский процесс нуждается в детальном законодательном регулировании, иначе он не сможет выполнять функцию обеспечения возможности защиты прав, поскольку пробелы в публичном праве имеют невосполнимый характер.

Третейский процесс является альтернативной, а не основной формой защиты прав, поэтому его детальное регулирование не является абсолютно необходимым. Его отсутствие уменьшит количество форм защиты прав, но не приведет к правовому коллапсу. Поскольку третейское разбирательство органически связано с частным правом, используя диспозитивный метод, законодатель предоставляет сторонам возможность самим осуществить регулирование и восполнить возможные правовые пробелы третейского разбирательства. Различный уровень регулирования гражданского и третейского процессов объясняется естественными причинами, а не подчиненной ролью одного по отношению к другому.

Однако все равно остается открытым вопрос: может ли третейское разбирательство претендовать на роль отрасли права? В процессе развития объединение институтов действительно может достигнуть своей наиболее развитой степени — отрасли права, когда обретет все присущие ей признаки. Чтобы ставить вопрос о выделении третейского разбирательства в отрасль законодательства, необходимо наличие следующих признаков: особый предмет и метод регулирования, наличие специфических отраслевых принципов, способность взаимодействовать с другими отраслями на равных, потребность общества в регулировании правовых отношений именно на уровне отрасли, наличие разработанной правовой доктрины и законодательства.

Признаки отрасли права в свое время были выделены С.С. Алексеевым: «Отрасль права представляет собой реально обособленное, самостоятельное, суверенное, относительно замкнутое подразделение структуры права. Общность норм, составляющих отрасль права, характеризуется юридической цельностью, т.е. такой степенью се внутренней организации, единства ее институтов, когда она выступает перед лицом других отраслей как нерасчленяемое целое»³Алексеев С.С. Общая теория права. Т. 2. М., 1982. С. 75.. Он также отмечал, что различие отраслей права выражается ни в чем ином, кроме как в особом режиме регулирования. Специфический отраслевой режим объединен едиными регулирующими началами и определяется особым сочетанием предмета и метода регулирования данных отношений.

Указанные признаки отрасли права при применении его к третейскому разбирательству могут свидетельствовать, что третейское разбирательство имеет достаточное обособление норм, его регулирующих, предмет, близкий к процессуальной отрасли, и своеобразный метод регулирования, который хотя и базируется на частном праве, но имеет свои особенности. Указанных черт недостаточно для того, чтобы претендовать на самостоятельную отрасль из-за отсутствия внутреннего единства и согласованности норм, характерных для отрасли права. Кроме того, существуют некоторые признаки, свидетельствующие о наличии сформировавшейся отрасли права: это характер взаимодействия с другими отраслями и потребность регулирования на уровне отрасли.

Такая потребность возникает, когда регулирование в рамках уже существующей отрасли оказалось недостаточным, а количество особенностей регулирования стало критическим, что само правовое образование уже перестало органически вписываться в существующее отраслевое деление. Ни одна существующая отрасль не пригодна для того, чтобы признать себя базовой отраслью, в которой третейское разбирательство будет ее органичным элементом. Попытки включения его в процессуальную отрасль вызваны не тем, что третейское разбирательство — ее органичный составной элемент, а тем, что остальные отрасли мало подходят на эту роль. Учитывая дискуссионность отнесения третейского разбирательства к какой-либо отрасли, трудно говорить и о том, что возможно регулирование внутри такой отрасли.

В результате отнесение рядом ученых третейского разбирательства к гражданскому процессу происходит скорее по инерции, поскольку остальные отрасли права еще менее пригодны для этого. Многие признаки свидетельствуют о том, что количество исключений из общих правил стало критическим для причисления третейского разбирательства к одной из существующих отраслей. В то же время данный блок правовых норм еще не приобрел внутреннего единства и системности, чтобы сформировать отдельную отрасль права.

Попытки построить правовое регулирование третейского разбирательства, ориентируясь на процессуальные подходы, приводят к отрицанию тех особенностей, которые и служат источником существования третейского разбирательства. В настоящее время правовое регулирование третейского разбирательства происходит в большей степени путем заимствования отдельных норм и институтов из гражданского процессуального права, которые так и не стали органичной частью третейского разбирательства, вследствие чего оно воспринимается как комплексное правовое образование.

Под комплексной отраслью следует понимать правовые образования, нормы которых можно распределить по соответствующим отраслям права, но из-за общих положений и приемов регулирования они образуют определенную целостность. Нормы права, составляющие ядро третейского разбирательства, объединены общим правовым режимом и в значительной степени взаимосвязаны, многие нормы имеют двойственную природу и не могут быть отнесены к какой-то конкретной отрасли. Исходя изданного определения, можно видеть, что третейское разбирательство не является комплексной отраслью законодательства.

Отнесение какого-либо правового явления к одному из блоков системы права должно опираться не только на базовые признаки, служащие основанием для такого деления, но и учитывать вектор развития права в целом. Общая тенденция состоит в усилении отраслевого размежевания и уходе от нескольких базовых отраслей к множеству самостоятельных отраслевых образований. Этот процесс вызван как бурным развитием отдельных общественных отношений, так и искусственными попытками выделения правовых блоков, исходя из особых черт, присутствующих в данных отношениях. Одним из факторов, который движет этим процессом, является переосмысление роли государственного влияния на общественные отношения.

Происходит более четкое регулирование публичной сферы, следовательно, и усиление регулирующего ее правового блока. В то же время сама сфера влияния государства на общественные отношения сужается вследствие усиления роли частного права в регулировании общественных отношений. Воля частных лиц приобретает все большее значение как фактор регулирования общественных отношений, а государство старается минимизировать свое вмешательство в частные дела. Поскольку компетенция третейского разбирательства ограничена частным правом, то возможность саморегулирования в этой области вполне укладывается в современные тенденции и в полной мере соответствует усилению роли третейского разбирательства в общественных отношениях.

Особая природа третейского суда вызвала нестандартное регулирование. Третейский суд есть особая форма саморегулирования в области правовых конфликтов путем судопроизводства без участия государства, в результате которой осуществляется применение права непосредственно, а не через государственные органы. Третейский суд одновременно и древнейший способ защиты прав, и в то же время вновь нарождающийся в связи с переосмыслением роли личности в государстве. Возможность личности самостоятельно реализовывать свои права вызывает к жизни и механизм их защиты без использования государства. Частноправовая природа вовсе не является препятствием для усиления влияния третейского разбирательства на общественные отношения.

Напротив, тенденции развития законодательства свидетельствуют, что развитие третейского разбирательства должно идти именно по пути усиления влияния решения третейского суда на правоотношения частных субъектов права и упрочения роли самого третейского суда среди форм защиты прав. Это приводит к выводу о том, что третейское разбирательство должно сближаться с процессуальным правовым блоком по правовым последствиям его деятельности, регулируясь тем же особым методом, имеющим в основе частное право. Тенденция к усилению частноправовой составляющей третейского разбирательства не позволит процессу развития третейского разбирательства пойти только по пути вливания его в гражданский процесс.

Существуя обособленно от других отраслей права, третейское разбирательство имеет признаки сложного правового института, который только формируется в отдельную отрасль. Только дальнейшее развитие правового регулирования третейского разбирательства позволит говорить о сформировавшейся отрасли законодательства. Основной проблемой для позиционирования третейского разбирательства как отдельной отрасли законодательства является реально существующая неспособность взаимодействия третейского разбирательства на равных с другими отраслями.

Существующее сегодня отношение к третейскому судопроизводству как к вторичному правовому образованию, подчиненному процессуальной отрасли, вызвано вполне объективными причинами. Недостаточная развитость в настоящее время третейского разбирательства привела к отсутствию настоятельной потребности в его системном регулировании. Только реальные правовые проблемы правоприменения могут дать толчок к окончательному размежеванию с существующими отраслями права. Пока же говорить о завершившемся процессе формирования третейского разбирательства как отрасли права преждевременно.

Для завершения процесса становления отрасли законодательства необходимо, чтобы не только была потребность в самостоятельном регулировании, но и имелись внутренние предпосылки к подобному регулированию. Сама система норм о третейском разбирательстве должна обладать внутренним единством, непротиворечивостью норм и их самодостаточностью для регулирования процесса третейского разбирательства. Отсутствие такого регулирования вызвано тем, что российская правовая доктрина третейского разбирательства, несмотря на длительную историю существования третейского суда, еще не сложилась, хотя создана достаточно солидная научная база для становления концепции третейского разбирательства как самостоятельной формы зашиты прав. Его возможность дорасти до оформившейся отрасли законодательства вполне вероятна уже в самом ближайшем будущем, поскольку условия для такой эволюции уже сложились.

Как уже было показано, третейское разбирательство является особой формой защиты прав, но можно ли считать эту деятельность судопроизводственной, а само третейское разбирательство — «частным правосудием»? В соответствии со ст. 118 Конституции РФ правосудие в России осуществляется только судом посредством конституционного, гражданского, административного и уголовного судопроизводства. Законодательство исчерпывающим образом определяет, в чьи полномочия входит отправление правосудия. Конституция РФ и Федеральный конституционный закон от 31 декабря 1996 г. № 1-ФКЗ «О судебной системе Российской Федерации» предусматривают включение в судебную систему Конституционного Суда РФ, федеральных судов общей юрисдикции, арбитражных судов. Третейские суды не входят в судебную систему России, на что было указано Конституционным Судом РФ⁴Определение Конституционного Суда РФ от 13 апреля 2000 г. № 45-0 // СПС «КонсультантПлюс»..

Этот вывод опирается на действующее законодательство и признанное определение понятия правосудия: рассмотрение споров и осуществление судебной власти в особом порядке от имени государства и вынесение общеобязательных государственно-властных предписаний. Целью правосудия является защита нарушенных или оспоренных прав. Правосудие выступает высшей, но не единственной формой защиты гражданских прав. Понятие «правосудие» более узкое, чем защита гражданских прав, и является высшей формой защиты гражданских прав, осуществляемой исключительно государством и в особом порядке.

Как отмечала крупнейший специалист по системе арбитража в США Е.И. Носырева, в американской доктрине заложено сосуществование арбитража и правосудия, поскольку судебная форма защиты прав — не единственно возможная, а лишь процедура, гарантированная конституцией⁵См.: Носырева Е.И. Альтернативное разрешение гражданско-правовых споров в США: автореф. дис. д-ра юрид. наук. Воронеж, 2001. С. 8..

Таким образом, существующим понятием правосудия третейское разбирательство не охватывается. Хотя в последнее время не раз высказывались мнения о том, что понятием правосудия деятельность третейского суда должна охватываться, но они не получили широкого распространения. Третейский суд вполне органично вписывается в систему защиты прав. Он выносит свои решения не именем государства, но в порядке, им предусмотренном и обеспечивающим возможность принудительного исполнения государством принятых третейским судом решений.

Невозможность осуществления правосудия не означает отсутствие правовой базы для третейского разбирательства. Деятельность третейских судов базируется на закрепленном в ст. 34 Конституции РФ праве граждан на ведение экономической деятельности. Этому праву корреспондирует право, закрепленное в ч. 2 ст. 45 Конституции РФ, «защищать свои права и свободы всеми способами, не запрещенными законом». Статья 11 ГК РФ прямо указывает на третейский суд как на орган защиты гражданских прав. Задача государства для обеспечения этих положений Конституции РФ — сформировать соответствующее законодательство, регулирующее данную деятельность.

Несмотря на все различия, третейские и государственные суды в равной степени признаются государством инструментами защиты гражданских прав, реализуя одну и ту же функцию. Субъекту права важно не то, какой именно орган выполнил эту функцию, а то, чтобы произошла защита права в порядке, санкционированном государством. Третейский суд лишен возможности непосредственно применить государственное принуждение, но с помощью определенного механизма это принуждение будет обеспечено, если решение третейского суда будет отвечать установленным государством критериям. Поэтому третейский суд следует считать особой формой защиты прав, порождающей последствия, близкие по своим свойствам к решению государственного суда.

Третейское разбирательство является формой защиты права. В то же время третейское разбирательство часто называют способом защиты права. Думается, что нет оснований считать третейское разбирательство способом защиты, так как способы защиты указаны в ст. 12 ГК РФ, и легко можно заметить, что там указаны меры, с помощью которых происходит защита права, а не формы, в которых она реализуется. Именно поэтому не указана самая очевидная форма — судебная защита.

Государство обладает монопольным правом на отправление правосудия как высшей формы защиты прав, но оно не может запретить использовать иные формы защиты. Следовательно, выполнение третейским судом публичных функций, характерных для государства, вполне укладывается в общую концепцию развития общества, когда часть государственных функций передается в частные руки, но под контролем государства.

После принятия Конституции РФ российское государство взяло курс на отмену норм, включенных в законы, преграждающие возможность судебной защиты. Эффективность этого достигается не путем декларирования прав, а через установление процедуры их реализации путем издания государством специальных законов. Действующими такими законами являются Закон о международном коммерческом арбитраже и Закон о третейских судах. Их наличие обусловило полноценное регулирование третейского разбирательства как в сфере международного арбитража, так и внутри страны.

По логике законодателя, третейский суд — не преграда для защиты гражданских прав, а предусмотренная законом форма их реализации. При защите прав, возникающих по воле частных субъектов права, логично было бы предположить, что эти субъекты имеют право и на выбор формы, в которой будет происходить защита этих прав. Эту функцию выполняет законодательство о третейском разбирательстве, которое вводит в правовое поле частную инициативу сторон на выбор формы защиты прав.

Третейское разбирательство не является правосудием. Насколько правомерно использование терминов «судопроизводство» и «правоприменение» применительно к нему? Оба этих термина в правовых науках исторически используются лишь в отношении государственных судов. Возможность их применения в отношении третейского суда неизбежно сталкивается с необходимостью выявления признаков, позволяющих отнести третейское разбирательство к судопроизводству и к его праву осуществлять правоприменение.

Вопрос, является ли третейское разбирательство судопроизводством, в последнее десятилетие был исследован рядом правоведов. Позиции исследователей по этому вопросу разделились на две прямо противоположных группы. Одна группа исследователей исходит из постулата, что судопроизводство, как и правосудие, — это исключительная прерогатива государства, а термин «судопроизводство» неразрывно связан с понятием «судебной власти», которая может только государственной. Исходя из этой посылки, третейский суд является судом лишь благодаря своему историческому названию, но он таковым не является, а значит, не может заниматься судопроизводством, поскольку не входит в судебную систему государства.

Другая группа исследователей указывает на сущностные признаки судопроизводства как деятельности по защите прав и законных интересов, произведенной в установленном законом порядке, и не связывает понятие судопроизводства со статусом органа, который производит защиту прав. Следовательно, третейский суд осуществляет судопроизводственную деятельность, когда производит защиту прав в порядке, предусмотренном законом.

Сущность судопроизводства с достаточной ясностью вытекает из самого понятия. Подвергнув анализу понятие судопроизводства, трудно не увидеть отличий между государственным судопроизводством и третейским разбирательством. Очевидно, что эти отличия вызваны различной правовой природой указанных органов, а сходство определяется единством задачи, стоящей перед государственными и третейскими судами. Развитие третейского разбирательства свидетельствует, что третейский суд исторически рассматривался как альтернатива государственному судопроизводству, выполняющему те же функции. Между тем основная задача судопроизводства — разрешение правовых споров и защита прав посредством деятельности уполномоченного органа, не зависящего от сторон спора.

Нетрудно заметить, что третейское разбирательство выполняет те же задачи. При этом разрешение спора происходит посредством особой процедуры, которую государство признает как надлежащую для решения поставленной правовой задачи. Встав на формальную позицию, что судопроизводство — лишь продукт деятельности государственного суда, отрицательный ответ на поставленный вопрос очевиден. Однако в этом случае придется специально вводить новый термин для обозначения деятельности третейского суда, которая является идентичной судопроизводству и различающейся по субъекту. Поскольку третейское разбирательство обладает основными признаками судопроизводства, имея отличие в субъекте правоприменения, ее следует рассматривать как судопроизводство, осуществляющееся в особой форме.

Судопроизводство — одна из форм правоприменения. Признание деятельности третейского суда правоприменением зависит от его признаков. Применение права — это властная деятельность компетентных органов и лиц по подготовке и принятию индивидуального решения по юридическому делу на основе юридических фактов и конкретных правовых норм. Правоприменение осуществляется органами или должностными лицами, наделенными функциями государственной власти; имеет индивидуальный характер; направлено на установление субъективных прав, обязанностей, ответственности; реализуется в специально предусмотренных процессуальных формах; завершается вынесением индивидуального юридического решения.

Правоприменение представляет собой одну из форм реализации права, но с использованием государственного механизма. Однако еще Г.Ф. Шершеневич указывал, что применение права производится всеми агентами государственной власти, которые выполняют задачу управления на основании действующего права, нос наибольшей яркостью процесс применения права раскрывается в деятельности суда. С той же позицией много позже выступили Ю.Х. Калмыков и Ю.К. Осипов, считая, что субъектом правоприменение — могут быть не только государственные органы, но все лица, в том числе и граждане, поскольку правоприменение — это претворение в жизнь нормативных предписаний, а его субъект не важен. Правоприменение характеризуется не столько властным характером, сколько активными действиями, направленными на урегулирование общественных отношений, а потому государство может привлекать негосударственные органы к правоприменению в той мере, в какой это считает необходимым на данном этапе развития общества⁶См.: Шершеневич Г.Ф. Общая теория права. Т. 3-4. М., 1910. С. 67; Калмыков Ю.Х. Избранные труды, статьи, выступления. М., 1998. С. 49; Осипов Ю.К. Подведомственность юридических дел: автореф. дис. д-ра юрнд. наук. Свердловск, 1974. С. 26..

Третейскому разбирательству присущи все признаки правоприменения. за исключением того, что это функция органа государственной власти. В то же время указанную функцию третейский суд осуществляет, поскольку он законом наделен правом разрешения спора. Третейский суд занимает в процессе правоприменения вполне органичное место, когда принимает обязательный для сторон правовой акт, который может быть приведен в принудительное исполнение после его легитимизации в государственном суде.

Последнее замечание представляется весьма важным ввиду того, что применение права предполагает осуществление государственного принуждения. Принимая решение, третейский суд не осуществляет непосредственно государственное принуждение, а создает необходимые предпосылки для осуществления принуждения через соответствующий механизм. Более того, третейский суд осуществляет правоприменение не только в силу того, что уполномочен на это законом, но в силу своей природы. Если развить мысль о возможности осуществления правоприменения гражданами, то очевидно, что несколько граждан, выразивших соответствующее волеизъявление в форме и в порядке, установленных государством, могут осуществлять правоприменение посредством третейского суда.

Представляется логичным, что государство может делегировать самим гражданам функцию правоприменения, осуществляемую через особую процедуру. Такой вывод подкрепляется тем, что возможность осуществлять правоприменение государство получает от своих граждан, а потому было бы нелогично, чтобы оно лишало их возможности осуществить правоприменение через специально созданный правовой механизм, пусть и не входящий в государственную систему.

Третейское разбирательство как наука сравнительно молодо, несмотря на то, что третейское разбирательство существует многие века. В дореволюционный период третейский суд имел свои взлеты и падения, соответственно, и внимание правоведов к этому явлению также было подвержено колебанию. Наиболее полно третейское разбирательство как правовое явление было проанализировано в двух фундаментальных работах того времени: А.И. Вицына «Третейский суд по русскому праву» и А.Ф. Волкова «Торговые третейские суды»⁷См.: Волков А.Ф. Торговые третейские суды. С.-Петербургь: Типография редакции периодических изданий Министерства Финансов. 1913; Вицын А.И. Третейский суд по русскому праву // Третейский суд. 1999. № 2/3. С. 77-89; 2000. № 1. С. 62-77; № 2. С. 63-85; №3. С. 65-80.. Значение этих работ для развития отечественной науки третейского разбирательства трудно переоценить, поскольку именно в них и были заложены доктринальные подходы, сформированы фундаментальные принципы, на которых базируется третейское разбирательство. Хотя в указанных работах отмечается, что значительное число правовых положений и научных выводов восприняты российским правом из европейского права (прежде всего германского), где арбитраж был предметом правового анализа.

Как уже указывалось, в России третейское разбирательство воспринималось как своеобразная часть гражданского процесса в его широком понимании, а потому и третейское разбирательство как наука и как учебная дисциплина изучалось в рамках гражданского или арбитражного процесса. При этом в зависимости от научных воззрений ученых-правоведов на предмет гражданского процессуального права (широкий или узкий) различается и степень обособления третейского разбирательства в учебных курсах. Например, такие учебники и учебные пособия, как «Арбитражный процесс» под редакцией В.В. Яркова, «Арбитражный процесс» под редакцией М.И. Клеандрова, «Гражданский процесс» С.Ф. Афанасьева и А.И. Зайцева, выделяют третейское разбирательство в качестве самостоятельной дисциплины, которая тесно связана с гражданским и арбитражным процессами. В то же время в учебнике «Гражданский процесс» под редакцией Г.Л. Осокиной отмечается, что третейское разбирательство охватывается гражданским процессом в его широком понимании и является его своеобразной частью, которая имеет некоторые особенности в регулировании.

Указанное место отведено третейскому разбирательству вовсе не случайно, поскольку вышеуказанные исторические школы взглядов на гражданский процесс были достаточно широко представлены в советское время, и каждая из них имела своих многочисленных сторонников. Нетрудно заметить, что главное внимание ученых было сконцентрировано на проблемах гражданского процесса как базовой отрасли права и соответствующей науке.

Внимание к третейскому разбирательству возникало лишь при анализе круга правовых явлений, которые включаются в состав предмета гражданского процесса. Как наука третейское разбирательство в советский период практически не получило своего развития, а научные работы в этом направлении были скорее единичным явлением. Основными монографиями в этом направлении были «Несудебные формы разрешения гражданско-правовых споров» В.П. Воложанина, «Правосудие и арбитраж» В.Н. Гапеева, «Арбитражное разбирательство гражданско-правовых споров в капиталистических странах» А.Д. Кейлина, «Проблемы правового регулирования общественно-товарищеского судопроизводства в СССР» Е.И. Филиппова.

Значительное влияние на формирование законодательства, регулирующего третейское судопроизводство в европейских странах, оказало Постановление Совета Европы от 20 января 1966 г. № 56 «Европейская конвенция о единообразном законе об арбитраже». Хотя указанный акт по вполне понятным политическим причинам не был известен в СССР, тем не менее ныне действующий Закон о третейских судах полностью соответствует основным положениям, которые данный акт предлагал урегулировать европейским государствам для внутреннего арбитража. В данном случае он сыграл роль катализатора, задав вектор развития национальному праву государств Европы в части арбитража. А Россия, приступив к разработке своего закона регулирующего третейское разбирательство, обнаружила, что европейские национальные законы об арбитраже исходят из близких по своему духу правовых позиций.

Соответственно, российский закон о третейском разбирательстве был создан с ориентацией на уже сложившиеся в европейских государствах правовой режим, доктринальные воззрения на место арбитража в правовой системе и подходы к его законодательному регулированию.

Интерес к третейскому разбирательству вновь возник уже в 90-е гг. XX в., когда переход к рыночной экономике вызвал к жизни Временное положение о третейском суде для разрешения экономических споров. Благодаря данному нормативному акту на территории России возникло множество третейских судов, что подогрело интерес правоведов к проблемам третейского разбирательства. Потребности практической юриспруденции потребовали гораздо более детальной научной проработки правовых основ третейского разбирательства и определения места третейского суда в российской правовой системе.

Все это вызвало усиленный интерес к тематике третейского разбирательства в научной среде. На темы, так или иначе связанные с третейским разбирательством, были защищены десятки диссертаций и написаны сотни научных статей. В то же время научные монографии с глубоким анализом такого уникального правового явления, как третейский суд, исчислялись единицами. Наибольший вклад в развитие науки третейского разбирательства вложили такие ученые, как Е.А. Виноградова, А.И. Зайцев, С.А. Курочкин, М.Э. Морозов, Е.Ю. Носырева, М.А. Попов, Г.В. Севастьянов, О.Ю. Скворцов, Е.М. Цыганова. Благодаря научным исследованиям названных и иных авторов была изучена правовая природа третейского разбирательства, а третейский суд занял соответствующее его природе место в системе органов по защите прав.

Предметом изучения науки третейского разбирательства является в первую очередь сам процесс разрешения спора в порядке третейского разбирательства, а также механизм взаимодействия третейского суда с судом общей юрисдикции и арбитражным судом. Объектом особого внимания данной науки в плане сравнительного правоведения является иностранное законодательство, практика функционирования третейских судов (арбитражей) за рубежом, а также соответствующие иностранные доктрины третейского разбирательства.

Правовая природа третейского суда не зависит от его национальной принадлежности, но приемы регулирования третейского разбирательства, уровень контроля третейского разбирательства со стороны государства, правовая сила решения третейского суда имеют в разных государствах значительные различия. Сравнительные исследования позволяют выбрать наиболее оптимальные законодательные приемы регулирования третейского разбирательства, позволяющие в наибольшей степени раскрыть его потенциал, а обществу получить значительный социальный эффект.

Третейское разбирательство состоит не только из норм, регулирующих процедуру рассмотрения спора, но и норм, являющихся организационными по отношению к третейскому разбирательству и регулирующих: организацию постоянно действующего третейского суда, требования к судьям, формированию состава третейского суда, требования к третейскому соглашению. Это дает основание для деления третейского разбирательства на общую (судоустройственные нормы) и особенную части (судопроизводственные нормы).

Наука третейского разбирательства находится в стадии своего становления, ибо ее правовая доктрина еще не до конца сформировалась. Указанная наука находится в процессе своего обособления от базовой отрасли права — гражданского процессуального права. Как и у всякой молодой науки, у науки третейского разбирательства еще много обширных областей, мало охваченных современными исследованиями, а потому чрезвычайно перспективных для дальнейшей разработки. Соответственно, перед наукой третейского разбирательства стоит много проблем.

Наиболее проблемными представляются следующие вопросы: разработка понятийного аппарата и определение внутреннего содержания используемых понятий; раскрытие правовой природы третейского разбирательства; определение места третейского суда среди органов по защите прав; правовая сила решения третейского суда; выяснение влияния доказательств, полученных в третейском разбирательстве, на государственное судопроизводство; пределы судебного контроля третейского разбирательства; возможность участия в третейском разбирательстве третьих лиц; правопреемство в третейском соглашении; компетенция третейского суда на рассмотрение споров, имеющих публично-правовой эффект; усиление проявлений публичного права в третейском разбирательстве.

Возникновение отдельной науки приводит и к необходимости для нее установления горизонтальных связей и определения нового уровня взаимодействия с базовыми отраслями гражданским и арбитражным процессом. Влияние базовых отраслей настолько значительно, что существует проблема и с понятийным аппаратом, который заимствован из гражданского процесса, но по существу за идентичными понятиями скрывается принципиально иное содержание.