Сравнительное уголовное право

Провокация преступления

Провокация преступления со стороны правоохранительных органов и ее правовые последствия является одной из наиболее сложных проблем в современном уголовном и уголовно-процессуальном праве. В настоящее время полицейские органы во всем мире широко используют различные агентурные методы для выявления латентных преступлений, таких, как наркоторговля, сутенерство, коррупция.

При этом в некоторых случаях, осуществляя такие оперативные мероприятия, как контрольная закупка или оперативный эксперимент, полицейские и их агенты выступают в роли инициаторов совершения преступных действий «разрабатываемыми» лицами, воздействуя на их волю путем подстрекательства. Такие методы вызывают возражение у значительной части юридического сообщества, полагающей, что задачей полиции является предотвращать преступления, а не подталкивать морально неустойчивых лиц к их совершению.

Первой страной, в которой провокация преступления была признана обстоятельством, устраняющим виновность лица, стали США. В XX веке в этой стране была выработана доктрина, согласно которой полицейская провокация делится на «правомерную» и «неправомерную». К последней относятся только ситуации, когда сотрудник правоохранительных органов (или его помощник) с целью возбуждения уголовного преследования активно побуждает объекта к совершению преступления, которое тот не намеревался совершить. В этом случае действия агента рассматриваются как «вовлечение в ловушку» и объявляются противоправными.

Выработанная прецедентным правом доктрина была перенесена в уголовное законодательство штатов. В большинстве из них в качестве образца была использована юридическая конструкция, предложенная Примерным УК США:

«1. Публичное должностное лицо, осуществляющее исполнение закона, или лицо, действующее в сотрудничестве с таким должностным лицом, совершает провокацию, если с целью получения доказательств совершения посягательства оно побуждает или поощряет другое лицо к поведению, составляющему это посягательство, путем либо: a) создания заведомо ложного представления о фактах, рассчитанного на то, чтобы вызвать предположение, что такое поведение не является запрещенным; либо b) применения методов убеждения или побуждения, создающих существенный риск того, что такое посягательство будет совершено иными лицами, помимо тех, которые готовы его совершить.

2. За исключениями, предусмотренными пунктом 3 настоящей статьи, лицо, подвергшееся уголовному преследованию за посягательство, подлежит оправданию, если оно докажет путем представления более веских доказательств, что его поведение явилось результатом провокации. Вопрос о провокации рассматривается судом без присяжных».

В качестве примера интерпретации вышеуказанных норм можно привести законодательство двух штатов.

УК Техаса отнес вовлечение в ловушку к общим основаниям защиты от уголовной ответственности:

«(а) Является защитой против преследования то, что деятель осуществил поведение, вменяемое ему, поскольку его склонил поступить так сотрудник правоохранительного органа, используя убеждение или другие способы, которые могли бы заставить человека совершить данное посягательство. Поведение, просто дающее возможность лицу совершить посягательство, не является вовлечением в ловушку».

Почти аналогичную по содержанию норму можно найти в УК штата Нью-Йорк: «В любом преследовании за посягательство утверждающей защитой является то, что обвиняемый совершил запрещенное поведение в силу того, что его побудил или подстрекал к этому публичный служащий или лицо, действующее совместно с публичным служащим, стремящимся добыть доказательства, направленные против него, с целью уголовного преследования, если способы получения доказательств были такими, что создали значительный риск того, что это посягательство было бы совершено лицом, в противном случае не склонным его совершить.

Побуждение или подстрекательство к совершению посягательства означает активное побуждение или подстрекательство. Поведение, которым просто предоставляется лицу возможность совершить посягательство, не составляет вовлечения в ловушку».

Помимо США и ассоциированного с ними государства Пуэрто-Рико, прямое указание на провокацию как защиту встречается только в новейшем УК Бутана.

В другом новейшем Уголовном кодексе англо-американской системы права — Законе о кодификации уголовного права Зимбавбе — в ст. 260 содержится указание, что вовлечение в ловушку не является защитой от обвинения, однако суд может смягчить приговор, если найдет, что полиция либо иной орган или лицо для такого вовлечения использовали нечестные или нежелательные методы.

Однако в Канаде установление факта вовлечения в ловушку имеет не материально-правовое, а процессуальное значение, поскольку не признается защитой, но влечет остановку судопроизводства по делу. На практике это равносильно оправданию лица.

В уголовном праве Англии провокация к совершению преступления не является действительным способом защиты по обвинению в совершении преступления, однако обязывает судью прекратить рассмотрение дела ввиду злоупотребления процессом или исключить доказательства, полученные в результате провокации.

Что касается стран континентальной системы права, то здесь вопрос о провокации преступления рассматривается почти всегда с процессуальной точки зрения. Исключение составляет Уругвай, в УК которого содержится следующая норма: «не наказывается преступное деяние, спровоцированное властями с целью его пресечения».

В Германии, как и в США, провокация преступления полицейскими агентами делится на допустимую и недопустимую. Допустимыми, не расходящимися с нормами правового государства провокациями преступления, считаются те, которые имеют своей целью уличить уже подозреваемых в совершении преступления лиц, т.е. когда имеются обоснованные предположения, что преступник и без провокации совершит противоправное действие; целью провокации в таком случае является лишь направить протекание преступления в выгодное для обнаружения доказательств русло.

При этом современная судебная практика Федерального верховного суда расценивает даже допустимую провокацию как смягчающее обстоятельство, должное отражаться на реальном смягчении наказания (на том основании, что такое спровоцированное преступление представляет лишь незначительную опасность, поскольку совершается под контролем полиции).

Недопустимой, т.е. «преступающей принципы правового государства», признается провокация, когда лицо принимает решение совершить преступление под влиянием такой провокации. В то время как Федеральный конституционный суд при такой провокации считает возможным, хотя и в исключительных случаях, прекращение судебного разбирательства, «принимая во внимание достоинство человека и принципы правового государства», Федеральный верховный суд, непосредственно влияющий на судебную практику по уголовным делам, в последнее время придерживается мнения, что такая провокация должна в каждом конкретном случае расцениваться лишь как «веское независящее от вины основание для определения размера наказания», что при определенных предпосылках (например, при особенно сильном воздействии агента-провокатора на исполнителя преступления и незначительной тяжести преступления) может даже привести к прекращению судебного разбирательства в связи с малозначительностью преступления.

В Литве вопрос об уголовно-правовом значении провокации также стал предметом рассмотрения с точки зрения соответствия Конституции. В Постановлении от 8 мая 2000 г. Конституционный Суд констатировал, что не может быть установлено такое правовое регулирование применения (субъектами ОРД) модели, имитирующей преступную деятельность, которое сохраняло бы за специальными службами государства возможность подстрекать, провоцировать лицо на совершение преступления и, таким образом, создавать основу для его наказания.

Провоцирование преступления и другие злоупотребления указанной моделью, по мнению Конституционного Суда, делают ее антиконституционной, а собранная в результате ее применения информация не является доказательством уголовно-процессуального значения.

Суды в каждом уголовном деле, в котором применяется указанная модель, должны устанавливать, не было ли провокации, подстрекательства к совершению преступления. При установлении такого злоупотребления таким образом собранная информация не может считаться доказательством по делу.

Вообще, в европейских странах и в России суды всех уровней долгое время терпимо относились к полицейской провокации как методу получения доказательств.

Положение стало меняться в связи с появлением прецедентов Европейского Суда по правам человека (ЕСПЧ), признавшего использование методов провокации нарушением права на справедливое судебное разбирательство.

15 декабря 2005 г. постановлением ЕСПЧ, вынесенным по жалобе Г.А. Ваньяна к Российской Федерации, установлено нарушение части первой ст. 6 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод в части привлечения Ваньяна к уголовной ответственности и последующего его осуждения в результате провокации преступления, совершенной сотрудниками органов внутренних дел.

В данном случае имела место контрольная закупка наркотических средств с использованием третьего лица. При этом ранее ЕСПЧ уже указывал на недопустимость использования провокаций со стороны полиции в качестве доказательств в суде по делам против Португалии, Швейцарии и Великобритании.

В деле Ваньяна ЕСПЧ указал, что «использование тайных агентов должно быть запрещено, и меры ограждения от них приняты даже в делах, касающихся борьбы против наркоторговли. Из требований справедливого суда по статье 6 вытекает, что общественные интересы в борьбе против наркоторговли не могут оправдать использование доказательств, полученных в результате провокации полиции.

Когда случается, что действия тайных агентов направлены на подстрекательство преступления, и нет оснований полагать, что оно было бы совершено без их вмешательства, то это выходит за рамки понимания «тайный агент» и может быть названо провокацией. Такое вмешательство и его использование в разбирательстве уголовного дела может непоправимо подорвать справедливость суда».

После принятия вышеуказанного решения ЕСПЧ американская доктрина «вовлечения в ловушку» стала усваиваться российской судебной практикой. Однако проблема рассматривается (как и в других странах Европы) с чисто процессуальной точки зрения допустимости доказательств.

В пункте 14 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 15 июня 2006 г. № 14 было дано следующее разъяснение: «Результаты оперативно-розыскного мероприятия могут быть положены в основу приговора, если они получены в соответствии с требованиями закона и свидетельствуют о наличии у виновного умысла на незаконный оборот наркотических средств или психотропных веществ, сформировавшегося независимо от деятельности сотрудников оперативных подразделений, а также о проведении лицом всех подготовительных действий, необходимых для совершения противоправного деяния».

На решение ЕСПЧ по делу Ваньяна в силу международных обязательств России вынужден был отреагировать и законодатель. Федеральным законом от 24.07.2007 № 211-ФЗ в Федеральный закон от 12 августа 1995 г. № 144-ФЗ «Об оперативно-розыскной деятельности» были внесены изменения, в соответствии с которыми органам (должностным лицам), осуществляющим оперативно-розыскную деятельность, запрещается «подстрекать, склонять, побуждать в прямой или косвенной форме к совершению противоправных действий (провокация)».

Нетрудно заметить, что в российской интерпретации понятие «провокация» соответствует по смыслу понятиям «недопустимая провокация» в праве США или Германии.

Очевидно также, что в правовой системе России, как и других европейских стран, провокация преступления не является обстоятельством, исключающим преступность деяния. В данном случае мы имеем дело с исключением уголовной ответственности по процессуальным мотивам, что подчеркивает неразрывную связь материального и процессуального уголовного права.

В других странах СНГ провокация преступления пока не получила должной правовой оценки. Исключение составляет Грузия, где в УК 1999 года в главе о преступлениях против прав и свобод человека имеется ст. 145 «Провокация преступления». Под таковой понимается «склонение другого лица к совершению преступления с целью его привлечения к уголовной ответственности».

Представляется очевидным, что указанная норма исключает возможность уголовного преследования лиц, ставших жертвой провокационных действий. Здесь также необходимо отметить, что криминализированное (по традиции, идущей от УК РСФСР 1922 года) в большинстве стран СНГ деяние, именуемое «провокация взятки или коммерческого подкупа», не имеет никакого отношения к провокации преступлений в рассматриваемом нами значении этого термина, а представляет собой частный случай фальсификации (искусственного создания) доказательств.