Сравнительное уголовное право

Принцип законности в уголовномм праве различных стран

Требование законности привлечения к уголовной ответственности было выдвинуто еще в XVIII веке выдающимися деятелями Просвещения. Свое оформление оно получило в виде принципа: «нет ни преступления, ни наказания без указания о том в законе». В своем знаменитом труде «О преступлениях и наказаниях» Ч. Беккариа писал: «только закон может устанавливать наказания за преступления, и власть их издания может принадлежать только законодателю».

На государственном уровне принцип законности получил признание в период буржуазных революций. Впервые он был провозглашен со ссылкой на Великую хартию вольностей (Magna Charta libertatum) в Конституции американского штата Мэриленд 1776 года. В Европе рассматриваемый принцип впервые был закреплен во французской Декларации прав человека и гражданина 1789 года, которая провозгласила: «Закон может устанавливать наказания, лишь строго и бесспорно необходимые, и никто не может быть наказан иначе, как в силу закона, надлежаще примененного, изданного и обнародованного до совершения правонарушения». Вышеуказанную латинскую формулировку принципа законности ввел А. Фейербах, впервые использовав ее в своем учебнике 1801 года.

Необходимо отметить, что в странах англо-американской системы права принцип законности был воспринят с существенной оговоркой: преступность деяния может определяться не только законом, но и общим правом, т.е. судебным прецедентом.

Этот факт пришлось учитывать, когда рассматриваемый принцип начал закрепляться в международно-правовых актах: в них классическая формула «нет преступления без указания на то в законе» заменена на более широкую — «нет преступления без указания на то в праве».

Так, например, п. 2 ст. 11 Всеобщей декларации прав человека прямо устанавливает, что «никто не может быть осужден за преступление на основании совершения какого-либо деяния или за бездействие, которые во время их совершения не составляли преступления по национальному или международному праву. Не может также налагаться наказание более тяжкое, нежели то, которое могло быть применено в то время, когда преступление было совершено». Аналогичные формулировки содержатся в ч. 1 ст. 15 Международного Пакта о гражданских и политических правах от 16 декабря 1966 г. и ст. 7 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод.

Как следует из вышеуказанных международно-правовых документов, в своем современном понимании принцип законности допускает возможность осуждения лица за деяние, которое не являлось преступлением по национальному праву, если преступность такого деяния признавалось в момент его совершения международным правом. Это принципиальное положение позволяет привлекать к ответственности, в частности, военных преступников, которые нередко ссылаются на «законность» своих действий, как это было на Нюрнбергском процессе.

Современные правовые доктрины в демократических государствах включают в содержание принципа законности также следующие элементы:

1. запрет применения уголовного закона по аналогии;
2. требование достаточной определенности уголовного закона;
3. наказание не должно быть тяжелее того, которое предусматривалось во время совершения преступления;
4. никто не может быть признан виновным в совершении преступления, а также подвергнут уголовному наказанию иначе как по приговору суда.

В настоящее время принцип законности прямо закреплен в конституциях и уголовных кодексах большинства стран мира. В УК некоторых стран (Австрия, Бельгия, Германия, Сенегал) он представлен только формулой «нет наказания без закона».

Несмотря на универсальный характер принципа законности, его понимание и законодательное выражение в национальных правовых системах имеют существенные различия.

Прежде всего, эти различия касаются формального признания международного права как самостоятельного (наряду с законом) источника криминализации деяния, что представляет собой определенное изъятие из принципа законности в его прежнем, более узком смысле.

В большинстве стран мира ни конституция, ни УК не содержат прямого указания на возможность определения преступности деяния не только законом, но и международным правом. Очевидно, законодатели исходят из того, что все релевантные нормы международного права уже инкорпорированы в национальное уголовное законодательство.

Исключение составляет законодательство лишь отдельных стран. Так, согласно ч. 2 ст. 2 УК Хорватии «никто не может быть наказан или подвергнут иным уголовно-правовым санкциям за деяние, которое до его совершения не было предусмотрено законом или международным правом как преступное и за которое законом не были установлены вид и размеры наказания».

Статья 29 Основного закона Португалии гласит: «1. Никто не может быть ни осужден за уголовное преступление иначе как на основании закона, вошедшего в силу до совершения деяния, ни подвергнут мере пресечения иначе как в случае, предусмотренном ранее вступившим в силу законом. 2. Изложенное в предыдущем пункте не препятствует наказанию в рамках, предусмотренных внутренним законодательством, за действия или бездействие, которые в момент их совершения признавались бы преступными согласно общепризнанным нормам международного права». Аналогичные формулировки принципа законности содержатся в конституциях Албании, Канады, Польши.

В некоторых странах конституционный законодатель старается обойти вопрос о международной уголовной противоправности, просто умалчивая об источнике криминализации деяния. Так, согласно Конституции Азербайджана «никто не может нести ответственность за деяние, которое при его совершении не считалось правонарушением».

В третьей группе стран конституции содержат четкое указания на то, что уголовная противоправность деяния может определяться только национальным законом (Армения, Бразилия, Венгрия, Куба, Россия). Так, согласно Конституции Венгрии «никого нельзя признать виновным и подвергнуть наказанию за деяние, которое во время его свершения согласно венгерскому праву не являлось преступлением».

Далее, между континентальной, англо-американской и мусульманской системами права наблюдаются значительные расхождения в том, что касается признания исключительности закона как источника криминализации деяний (на внутригосударственном уровне).

В странах континентальной системы права принцип законности понимается в строгом смысле: преступления и наказания может предусматривать только закон т.е. нормативно-правовой акт, принятый парламентом. В УК стран СНГ, Латвии и Монголии понятие «закон» является наиболее узким, поскольку в них указано, что преступность деяния определяется только «настоящим Кодексом». Таким образом, в государствах континентальной системы исключается возможность криминализации деяний иными источниками национального права.

Определенное исключение в этом плане представляет Франция, где ответственность за мелкие преступления устанавливается не законодательной, а регламентарной властью. Согласно ст. 111-3 УК этой страны никто не может быть подвергнут наказанию за преступление или проступок, элементы которого не определены законом, или за нарушение, элементы которого не определены регламентом.

В странах англо-американской системы права, как указывалось выше, в отступление от классической формулы принципа законности, допускается, что преступность деяния может быть предусмотрена не только законом (статутом парламента), но и нормами прецедентного права. Однако это исключение, носящее рудиментарный характер, имеет тенденцию к постепенному исчезновению. В последние десятилетия практические полностью отказались от категории «преступлений по общему праву» в Канаде, Новой Зеландии, а также, на федеральном уровне, и в большинстве штатов США.

Небольшое число преступлений общего права сохраняется в Англии, ЮАР, Сьерра-Леоне и некоторых других бывших английских колониях, но список таких преступлений является раз и навсегда закрытым. В Англии Палата лордов еще в 1972 году единогласно отвергла существование остаточных полномочий у судов создавать новые преступления.

В США, как уже было отмечено, «преступления по общему праву» отменены в большинстве юрисдикции. Классическое выражение принципа законности получило широкое признание у американских юристов и нашло свое отражение в Примерном уголовном кодексе США: «Никакое поведение не составляет посягательства, если оно не является преступлением или нарушением по настоящему Кодексу или иному статуту данного штата».

Американское федеральное право и право отдельных штатов США в настоящее время прямо устанавливают, что уголовная ответственность может быть возложена только на основании законодательных актов. Лишь в некоторых штатах за нормами прецедентного права все же сохраняется определенная роль в установлении преступности деяния. Так, пар. 15 УК штата Калифорния говорит о нарушении «нормы права», которая может пониматься и как норма закона, и как норма общего права.

В Канаде УК 1955 года запретил применение уголовных наказаний за деяния, не перечисленные в нем, а предусмотренные лишь нормами общего права (единственное исключение — оскорбление суда). Вместе с тем он разрешил использование норм общего права для истолкования и применения положений Кодекса. В Новой Зеландии Закон о преступлениях 1961 года, представляющий собой по существу Уголовный кодекс, также предусматривает привлечение к уголовной ответственности лишь в случаях нарушения закона, а не норм общего права, хотя последние и сохраняют большое значение при применении и толковании закона. На аналогичных позициях стоит законодатель и в других странах — бывших британских колониях с кодифицированным уголовным правом (Индия, Кения, Кипр и др.).

Впрочем, необходимо отметить, что даже в тех странах и юрисдикциях, где преступления общего права официально упразднены, общее право продолжает использоваться самым широким образом для истолкования уголовного законодательства (в частности, для определения признаков конкретных преступлений и обстоятельств, исключающих уголовную ответственность).

Наконец, особый подход к принципу законности существует в некоторых мусульманских странах, где в сфере уголовного права действуют нормы шариата. Смысл этого подхода состоит в том, что законодатель устанавливает (в Уголовном кодексе) уголовную ответственность только за преступления категории «тазир» (деяния, прямо не упомянутые в Коране), в то время как ответственность за деяния категорий «худуд» и «кисас» (точная санкция за которые указана в Коране) определяется традиционными источниками мусульманского права.

Так, согласно ст. 1 УК Афганистана «настоящий Закон регулирует преступления и наказания категории тазир. Виновные в совершении преступлений категории худуду кисас и дийя наказываются в соответствии с положениями исламского религиозного права (ханафитского толка)».

Аналогичная ситуация существует в ОАЭ, где смертная казнь и членовредительские наказания за совершение ряда преступлений предусматриваются доктриной мусульманского права, а не кодифицированным уголовным законодательством.

В странах континентальной системы права одним из важнейших элементов принципа законности является запрет на применение нормы уголовного закона по аналогии.

В таких странах, как Германия, Италия, Франция, Япония недопустимость аналогии уголовного закона определяется доктриной или судебной практикой.

Запрет определения преступления по аналогии содержится в международно-правовых актах, в частности, Римском статуте Международного уголовного суда.

В то же время аналогия уголовного закона прямо допускается по УК Дании, Исландии и КНДР.

Так, согласно ст. 10 УК КНДР «в случае совершения преступного деяния, при отсутствии статьи в Уголовном кодексе за данное и аналогичное деяние — уголовная ответственность устанавливается по статьям, предусматривающим виды и опасность в настоящем Кодексе, наиболее сходные с совершенным деянием».

Еще одним важным аспектом принципа законности является требование определенности уголовного закона.

Смысл этого требования состоит в том, что уголовно-правовой запрет должен быть сформулирован достаточно четко, с тем чтобы исключить возможность его произвольного толкования правоприменителем.

В настоящее время требование определенности уголовно-правовой нормы содержится в законодательстве лишь некоторых стран и территорий континентальной системы права.

Так, в п. 1 § 1 УК Австрии указывается: «наказание или предупредительная мера могут быть назначены за совершение такого деяния, которое подпадает под четкую законодательную санкцию уголовно-правовой нормы и уже во время его совершения находилось под угрозой наказания».

По УК Сан-Марино «никакое лицо не может быть подвергнуто наказанию, которое не определено в четких и ясных выражениях как преступление против закона, и не может быть также подвергнуто наказанию, не предусмотренному в настоящем Кодексе».

Согласно УК Панамы уголовный закон должен определять наказуемое деяние недвусмысленным образом. Еще тщательней сформулировано требование определенности в ст. 10 УК Колумбии: «уголовный закон должен определять недвусмысленным, очевидным и ясным образом основные структурные характеристики уголовного деяния».

Наконец, в ст. 3 УК КНР говорится, что «если в законе отсутствует четкое определение деяния как преступного, то оно не квалифицируется как преступление и не подлежит наказанию».

В некоторых странах требование определенности было закреплено в решениях конституционных и других высших судов. Так, Конституционный суд ФРГ по одному из дел указал: «Законодатель должен определять предпосылки уголовной ответственности тем точнее, чем тяжелее грозит наказание». Немецкий Конституционный Суд также заявил, что регулирование должно быть объявлено антиконституционным, если и поскольку оно «в своем содержании неясно и поэтому в своем воздействии гражданам непонятно».

Во Франции Конституционный совет в 1981 году указал на обязанность законодателя «определить преступные деяния в выражениях, достаточно ясных и точных для того, чтобы исключить произвол».

В России критерий определенности правовой нормы как конституционное требование к законодателю был сформулирован в Постановлении Конституционного Суда РФ от 25 апреля 1995 г. по делу о проверке конституционности ст. 54 Жилищного кодекса РСФСР.

Кроме того, в своем Постановлении от 15 июля 1999 г. N 11-Ш по делу о проверке конституционности отдельных положений Закона РСФСР «О государственной налоговой службе РСФСР» и законов Российской Федерации «Об основах налоговой системы в Российской Федерации» и «О федеральных органах налоговой полиции» Конституционный Суд РФ указал, что «Общеправовой критерий определенности, ясности, недвусмысленности правовой нормы вытекает из конституционного принципа равенства всех перед законом и судом (статья 19, часть 1, Конституции Российской Федерации), поскольку такое равенство может быть обеспечено лишь при условии единообразного понимания и толкования нормы всеми правоприменителями.

Неопределенность содержания правовой нормы, напротив, допускает возможность неограниченного усмотрения в процессе правоприменения и неизбежно ведет к произволу, а значит — к нарушению принципов равенства, а также верховенства закона».

В Постановлении от 27 мая 2003 г. N 9-П по делу о проверке конституционности положения статьи 199 Уголовного кодекса Российской Федерации в связи с жалобами граждан П.Н. Белецкого, ГЛ. Никовой, Р.В. Рукавишникова, B.JI. Соколовского и Н.И. Таланова Конституционный Суд РФ еще раз отметил, что в силу конституционного принципа равенства всех перед законом и судом (ст. 19, часть 1, Конституции РФ) запреты и иные установления, закрепляемые в законе, должны быть определенными, ясными, недвусмысленными.

При этом, касаясь неопределенности понятия «уклонение от уплаты налогов иным способом» в ст. 199 УК РФ, Суд указал, что оценка степени определенности содержащихся в законе понятий должна осуществляться исходя не только из самого текста закона, используемых формулировок (в данном случае термина «иной способ»), но и из их места в системе нормативных предписаний.

Таким образом, российский орган конституционного контроля признал, что бланкетность уголовно-правовой нормы сама по себе не является равнозначной ее неопределенности. Бланкетная норма уголовного закона будет удовлетворять критерию определенности, если ей корреспондирует четкое правовое предписание, содержащееся в других законодательных актах.

Если же бланкетная норма отсылает «в никуда», возникает ситуация правовой неопределенности, неизбежно порождающая произвол. В этом отношении ярким примером двойного нарушения принципа законности является применение ст. 242 УК РФ, согласно которой наказываются «незаконные изготовление в целях распространения или рекламирования, распространение, рекламирование порнографических материалов или предметов, а равно незаконная торговля печатными изданиями, кино- или видеоматериалами, изображениями или иными предметами порнографического характера».

Во-первых, эта статья устанавливает ответственность за нарушение несуществующего закона, который должен регулировать оборот порнографической продукции (подобные акты действуют во всех странах Европейского Союза). Во-вторых, в России до сих пор отсутствует легальное определение порнографии, а ее доктринальные определения (которых насчитывается более сотни) существенно различаются между собой. Между тем с 1997 года по ст. 242 УК РФ осуждены сотни людей и тысячи привлечены к уголовной ответственности.

В 1995-2007 годах граждане неоднократно пытались обжаловать конституционность антипорнографической статьи УК и практики ее применения, однако Конституционный Суд РФ каждый раз уклонялся от рассмотрения жалобы по существу на том основании, что проверка законности и обоснованности решений по конкретному делу не входит в его компетенцию. При этом в одном из своих определений Суд, касаясь содержания ст. 242 УК РФ, отметил, что «данная норма уголовного закона сама по себе не дает оснований считать ее не отвечающей требованиям определенности, ясности и недвусмысленности».

Требование определенности как элемент принципа законности не чуждо и англо-американской системе права. В частности, в уголовном праве США этот элемент нашел отражение в доктрине «ничтожный по причине неясности». Суть этой доктрины в том, что если суд (обычно Верховный Суд США или штата) установит, что какой-то нормативный акт (статут) изложен нечетким, недостаточно понятным языком, он может лишить его судебно-правовой защиты, т. е. признать не имеющим юридической силы. Вынося такое решение, суд ссылается на несоблюдение требования о «надлежащей правовой процедуре», содержащегося в поправках V и XIV к Конституции США.

Наконец, в последние годы принцип законности в материальном уголовном праве все чаще стал дополняться принципом процессуальной законности. Суть последнего состоит в том, что никто не может быть признан виновным в совершении преступления и подвергнут уголовной ответственности (наказан) иначе как по приговору суда. В УК Беларуси, Молдовы, Таджикистана и Узбекистана этот принцип сформулирован в качестве одного из элементов принципа законности.

В УК Туркменистана он перечислен в общем ряду принципов уголовного законодательства и его соотношение с принципом законности остается неясным. В УК Киргизии принцип процессуальной законности вообще изложен отдельно от всех остальных принципов уголовного права, которые только перечислены, но не раскрыты.

В УК Армении и Монголии рассматриваемый принцип фактически включен в содержание принципа виновной ответственности. Так, согласно ч.1 ст. 9 УК Армении «Лицо подлежит уголовной ответственности только за те общественно опасные действие или бездействие и общественно опасные последствия, в отношении которых установлена его вина компетентным судом».

В УК Украины, где принципы уголовного законодательства зафиксированы лишь в косвенной форме, изложение принципа процессуальной законности можно обнаружить в п. 2 статьи 2 «Основания уголовной ответственности». Аналогичным образом поступил законодатель Латвии и Приднестровья.

В новейших уголовных кодексах испаноязычных стран и Андорры принцип процессуальной законности получает самостоятельное закрепление в ряду так наз. «уголовно-правовых гарантий».

В правовой системе США принципу процессуальной законности соответствует принцип «должной правовой процедуры», закрепленный в 5-й поправке к Конституции. Данная поправка, в частности, провозглашает, что «никто не должен лишаться жизни, свободы или собственности без должной правовой процедуры».

В Германии принцип процессуальной законности также носит конституционный характер. Порядок наложения санкции за противоправное деяние является здесь важным критерием для разграничения уголовной и административной ответственности. Федеральный конституционный суд в своем решении от 6 июня 1967 г. признал нормы Налогового кодекса ФРГ, уполномочивающие финансовые службы налагать наказания за налоговые преступления, противоречащими Основному закону ФРГ, и, в первую очередь, ст. 92, из смысла которой ясно, что только судья может налагать наказание за преступление.