Эволюция правовых форм отношений Советского государства и Русской православной церкви в 1917-1945 гг., заключение

В работе предлагается рассмотрение эволюции правовых форм отношений Советского государства и Русской православной церкви в 1917-1945 гг. с учетом принятой в юридической науке классификации юридических форм в зависимости от функционального содержания государственной деятельности, подразумевающей деление юридических форм на правотворческую, правоисполнительную, правоохранительную и контрольную. Советское правотворчество в конфессиональной сфере в рассматриваемый период определяло объем и виды правовых средств. В целом нормотворчество носило несогласованный характер, в подавляющем большинстве случаев коллизии возникали между государственно-правовыми и церковно-правовыми нормами. Зачастую возникали конфликтные ситуации, отражавшие несоответствие революционного правосознания и правосознания патриархальной приходской общины.

Революционное развитие 1917 г. представляло собой кардинальное преобразование правовой действительности, перевод ее в новое качественное состояние путем тотального отрицания и реорганизации системообразующих основ существующей правовой системы. Дискредитация принципов и институтов дореволюционного церковного права привела к ситуации расстройства системы правового оформления общественных отношений, затянувшейся до тех пор, пока власть не нейтрализовала возникших негативных последствий и не нашла наиболее оптимального соотношения ликвидационной и инновелизационной компонент в сфере свободы совести.

Нормативные правовые акты советской власти вносили в трудящиеся массы революционное правосознание. Среди первых законодательных актов советской власти имелось немало обращений, воззваний, носивших декларативный характер, объяснявших политику партии. Разрушение существовавшей правовой системы предполагало формирование новой системы, отвечавшей требованиям и задачам, которые решала государственная власть применительно к перспективным целям построения коммунизма.

Такие способы правового строительства, как рецепция, имплементация, оставались невостребованными в правотворчестве Советского государства. Создавая правовую основу государственно-церковных отношений, большевистская власть ориентировалась исключительно на опыт революционной Франции. Использование правового опыта своей страны, в особенности в переходный период, было фрагментарным, что привело к трагическому конфликту атеистически и религиозно настроенной частей общества, формированию правового нигилизма. Основным стало создание новых по сути и содержанию правовых актов, определявших формы государственно-церковного взаимодействия. Советское законодательство, задачей которого было создание единого социалистического правового пространства, обусловливалось этапностью политико-правовых преобразований. В нем можно выделить нескольких поколений нормативных правовых актов в области свободы совести. Декрет «Об отделении церкви от государства» был направлен на демонтаж прежней системы государственно-церковных отношений, постановление ВЦИК и СНК 1929 г. «О религиозных объединениях» — на закрепление ограниченных исключительно культовой сферой прав объединений верующих. Неправовые формы государственно-конфессиональных отношений в СССР, оправдывавшиеся потребностями революции, в действительности обосновывали репрессивные действия властей, опиравшиеся на «революционное» и «чрезвычайное» правосудие. Непосредственно в ткань советской правовой системы были включены социалистические идеологемы, служившие основой для сужения пределов легитимности функционирования религиозных организаций.

Правоисполнительная форма государственно-церковных отношений реализовывалась посредством функционирования системы исполнительных органов общей и специальной компетенции. К специализированным государственным органам в 1917-1945 гг. относились: VIII (V) отдел НКЮ, Постоянная комиссия по вопросам культов при Президиуме ВЦИК, Постоянная комиссия по культовым вопросам при Президиуме ЦИК СССР, Совет по делам Русской православной церкви при Совете народных комиссаров СССР, Совет по делам религиозных культов при Совете народных комиссаров СССР. Государственные органы специальной компетенции в конфессиональной сфере имели ограниченные полномочия, их деятельность была полностью подчинена партийно-государственной линии. Антирелигиозная комиссия при ЦК РКП(б) координировала государственно-правовую политику, стратегию, и основные направления работы определяло Политбюро ЦК партии.

Немаловажное значение в принятии тактических решений партийной элиты имели результаты всеобщих переписей населения 1897, 1920, 1926, 1937 гг., разного рода анкетирования, предоставлявшие сведения о конфессиональном составе населения страны с учетом возрастных, профессиональных и иных характеристик.

В связи с принятием постановления ВЦИК 3 августа 1922 г. советская власть стала активно использовать методы регистрационного регулирования в отношении религиозных объединений. Обязательная регистрация религиозных организаций проводилась без учета иерархической институциональной структуры Русской православной церкви и, по сути, сводилась к регистрации приходских общин. Религиозные общества, не зарегистрировавшиеся в установленном порядке, считались закрытыми. Разрешительный принцип стал основой всего советского законодательства в религиозной области.

Причинами изменения курса государственной религиозной политики в 1939 г. стали следующие внутренние и внешние факторы:

репрессивные акции не помогли снизить высокую религиозность населения страны;
расширялась сфера церковного подполья;
закрытие храмов вызывало массовое недовольство верующих;
надвигавшаяся война требовала национального единства вместо атмосферы внутри гражданской борьбы, провоцируемой постоянными нападками на верующих;
заинтересованность в использовании Московской патриархии для распространения советского влияния на миллионы православных жителей присоединенных к СССР в 1939-1940 гг. областей и республик.

Для периода с 1939 по 1945 г. характерно допущение значительной активизации церковной деятельности без серьезных уступок, закрепленных законодательно, широкая распространенность нормативных актов индивидуально-распорядительного характера, регламентировавших деятельность религиозных объединений. Конфессиональной государственно-правовой политике в военные годы были присущи элементы веротерпимости. Примирение с государственной властью далось церковной иерархии ценой вынужденных компромиссов: допуска государства к решению кадровых вопросов, участия церкви в кампании прославления руководителя Советского государства, а также содействия осуществлению планов сталинской имперской внешней политики.

Историко-правовой опыт говорит о том, что усиление позиций партийно-правовых структур чревато усилением властного монополизма, неконтролируемым ростом, бюрократизацией чиновничьего аппарата и произволом. В современной отечественной доктрине и практике устойчиво сохраняется стереотип публичной власти как средства принуждения. Представляется, что государство должно создавать условия для развития тенденции возрастания роли договорного нормативного регулирования.

Правоохранительная форма отношений Советского государства и Русской православной церкви в 1917-1945 гг. реализовывала главным образом правосудную функцию, не отражая потребностей общества в правовой защите религиозных прав. Оскорбление религиозных чувств верующих расценивалось либо как соответствие общему политическому курсу, либо как временные перегибы в деятельности органов исполнительной власти. Чрезвычайное законодательство стало основой для развития неправовых форм государственно-церковных отношений, широкому распространению судебных и внесудебных репрессий в отношении духовенства и активных мирян. Создавая чрезвычайные органы, властные институты придерживались правил соединения закона и беззакония. Публиковавшиеся нормативные правовые акты в общих чертах определяли условия применения чрезвычайного законодательства, основанного на секретных партийных директивах. Нормативные акты, закрытые для широких масс, ограничивали действие не только отдельных отраслевых законов, но и конституционных норм.

При определении наказания доминировали классовые интересы. Институт наказания трансформировался в институт мер социальной защиты, связанный с положением о социально опасной личности, эволюция которого привела к распространению массовых репрессий. Смертная казнь являлась одним из средств осуществления уголовной политики при невозможности применения мер исправительно-трудового воздействия. Представителей православного духовенства и мирян обвиняли главным образом в контрреволюционной деятельности, также их привлекали к уголовной ответственности за хищение государственного имущества, в особенности в 1930-е годы. Фискальные наказания служили средством экспроприации и пополнения финансовых ресурсов страны.

Потепление государственно-церковных отношений в 1940-е годы не изменило отношения к православной церкви как к политическому противнику. Репрессивная политика власти продолжалась и в военные и в послевоенные годы, прежде всего в отношении представителей церковного подполья и духовенства присоединенных к СССР территорий, стремившихся к автокефалии.

В современных условиях реализация задач правоохранительной деятельности, безусловно, должна осуществляться в неразрывной связи с правозащитной функцией, включающей комплекс мер по защите прав и свобод человека и гражданина, установлению в стране фактического, а не декларативного правопорядка. В целях повышения эффективности государственно-конфессионального взаимодействия в решении социально значимых вопросов и создания гарантий по защите прав граждан необходимой является выработка единой модели взаимоотношений органов государственной власти и религиозных объединений, предполагающей координацию усилий правоохранительных структур.

В процессе реализации контрольной формы государственной деятельности в 1917-1945 гг. осуществлялось рассмотрение поступавших с мест сведений о нарушениях советского законодательства о свободе совести с позиций охраны публичных государственных интересов, основываясь на принципах классовых приоритетов, революционной целесообразности, что, по сути, подрывало основы законности. Нередко контролирующие органы и должностные лица при проведении проверок ограничивались констатацией фактов нарушений. В планы государства, проводившего целенаправленную антирелигиозную политику, не входило пресечение нарушений прав верующих. Предупреждение преступлений как главная цель применения уголовной репрессии осуществлялось не только по отношению к правонарушителям, но и по отношению к лицам, проявляющим не соответствующее социалистическим требованиям поведение.

Фактически государственная власть концентрировалась в руках Политбюро ЦК партии. Попытки провести элементы разделения властей в государственном механизме, предпринятые XI съездом партии (усиление законодательной власти ВЦИК, создание независимого суда), провалились. Недостаток профессионального образования, опыта работы, низкий уровень правосознания сотрудников государственного аппарата подменялись революционным энтузиазмом и страхом оказаться на месте «врага народа».

На протяжении всего советского периода эффективность законодательства понималась как соотношение цели законодателя и реально достигнутого результата. При данном подходе цели государства в лице его уполномоченных органов рассматривались как некий абсолют, тем самым игнорировались социальные последствия влияния права на человеческую личность, ее духовную и поведенческую самореализацию. Несомненно, что органы, осуществляющие контрольно-надзорную государственную функцию, должны проверять не для того, чтобы изобличить, а для того, чтобы помочь устранить недостатки и не допустить их в будущем.

Изучение деятельности православной церкви как субъекта права советской России в 19171945 гг. с позиций ее организационного устройства, имущественного положения, правового содержания духовной, социальной, образовательной, финансово-хозяйственной, благотворительной деятельности в диссертационной работе построено с учетом положений не только государственно-правового, но и церковно-правового происхождения (соборных определений 1917-1918, 1945 гг.).

Следует отметить, что партийно-государственное регулирование деятельности православных организаций в СССР в рассматриваемый период было непоследовательным и противоречивым в связи с поспешностью принятия и непродуманностью законодательных мер. Декрет «Об отделении церкви от государства» определял только основные направления государственно-конфессиональных отношений, которые на практике регламентировались многочисленными, не всегда согласованными друг с другом циркулярами, инструкциями, распоряжениями, а не единым общегосударственным законом. Реализация советского законодательства в этой сфере проходила в отрыве от чаяний и инициатив православного народа, да и всего верующего населения страны. Законодательная формулировка советской поры об отделении церкви от государства представляется не совсем корректной, она нарушала принцип равного отношения к религиозным объединениям — как известно, не все конфессии имеют церковно-иерархическую структуру. Следует отметить, что законодательная дефиниция понятия «церковь» отсутствует до сих пор. К тому же нельзя отделить религию от государства так же, как невозможно отделить государство от общества, значительная часть которого имеет определенную конфессиональную принадлежность.

Атеистическая деятельность Советского государства сначала имела четко выраженный антипатриарший характер, затем антицерковный, а в итоге сводилась к антирелигиозной политике. Советское государство стремилось разрушить организационную структуру Русской православной церкви, способствуя образованию в ее недрах обновленческой церкви, поощряя всякого рода расколы. Центральные исполнительные органы обновленческой церкви были зарегистрированы в 1923 г., а патриаршая церковь только в 1927 г. получила разрешение на культовую деятельность и смогла легализовать свои руководящие структуры.

Именно в связи с этим возросла роль приходской общины, миряне активно участвовали в процессе избрания священнослужителей, всем миром защищались церковные святыни от поругания. Центром приходской деятельности, местом совершения общественной молитвы православных верующих во главе с духовным наставником оставался храм. К концу 1921 г. было ликвидировано 70% православных монастырей. К середине 1920-х годов более чем в два раза сократилось общее количество православных культовых зданий, в дальнейшем число их незначительно увеличилось. К 1936 г. в отдельных местностях СССР действующих православных храмов вообще не осталось. Закрытию подлежали главным образом соборы, являвшиеся историко-архитектурными памятниками, кладбищенские, монастырские храмы, домовые церкви. Наряду с бесприходными закрывались приходские православные храмы по ряду причин: из-за ареста приходского духовника, лишения храма надлежащего богослужебного имущества, невозможности верующими охранять культовое здание в связи с отчуждением церковных сторожек, из-за ликвидации религиозного общества.

Передача культового здания гражданским учреждениям означала его использование в ином качестве, в большинстве случаев вела к постепенному разрушению. Часто православное население протестовало против отчуждения церквей, лишь в некоторых случаях отказывалось от содержания храмов, как правило, из-за непосильности налогового бремени. Получение верующими культовых зданий во владение и пользование возлагало на них многочисленные расходы, связанные с содержанием, ремонтом, страхованием, обслуживанием культовых помещений, в том числе храмовых памятников истории и культуры.

Договор с новым составом религиозного общества заключался только при условии оплаты задолженности, числящейся за предшествующим арендатором культового имущества. Такой правовой порядок явно ограничивал гражданскую правоспособность религиозных объединений как субъектов имущественных отношений. К другим арендаторам государственного имущества принцип погашения долгов по обязательствам предшествующего арендатора не применялся.

Правовой режим церковного имущества в Советском государстве определялся на основании степени его ценности и общего антицерковного политико-правового курса Советского государства, что не учитывало в полной мере его богослужебного назначения и комплексного характера монастырских имущественных объектов. Советское конфессиональное законодательство в имущественной сфере, формируемое без учета установлений церковного (канонического) права и интересов православных организаций, в основе своей было противоречивым и непоследовательным, что выражалось в изменении правового статуса церковных сторожек, муниципализации, а затем демуниципализации жилых помещений монашествующих необщежительных монастырей. Архивные материалы свидетельствуют об отсутствии единообразия правоприменительной практики в решении вопросов, касающихся передачи в ведение приходских общин богослужебных предметов из закрытых храмов, которым в ряде случаев предлагалось выкупить или обменять передаваемое в пользование церковное имущество.

Хозяйственная деятельность православных организаций сводилась главным образом к обслуживанию храмового хозяйства. Отремонтировать приходский храм в сельской местности было проще, чем в городе, так как до конца 1920-х годов на селе приоритетным являлось решение местных органов самоуправления (сельской, церковно-приходской общины), а не государственных органов управления, как в городе. В период коллективизации сельского хозяйства имела место практика заключения договоров субаренды молитвенных зданий, заключаемых между православными общинами и хозяйствующими субъектами — колхозами, пунктами хранения сельхозпродукции, использование богослужебного имущества для некультовых целей вступало в явное противоречие с нормами канонического права.

С ослаблением епархиальной власти усилились внутриприходские связи, особенно в деревне. С одной стороны, миряне из крестьян активно участвовали в управлении приходом, развивалась приходская миссия, с другой стороны, сельское духовенство, материально целиком зависимое от прихожан, было сосредоточено исключительно на религиозной деятельности в рамках своего прихода. Некоторые церковно-приходские общины объявляли автономию, существуя без духовного окормления епископа. Сельский православный клир проявлял большее стремление к самостоятельности и автономии, нежели городской. Автономизация церковноприходской жизни влекла утрату контактов городских и сельских приходов православной церкви, их разобщению. Нефиксированное количество членов церковно-приходских общин определило подвижность деления на церковно-административные единицы: приход, благочиние, неравноценных по охвату населения.

Постепенно происходила переориентация священства на средний слой крестьянства, укрепление позиций церковно-приходской общины, которая зачастую объединяла несколько сельских общин. Усреднение крестьянства сокращало численность богатых вкладчиков, но фискальные функции сельской общины вплоть до конца 1920-х годов позволяли более стабильно поддерживать приход.

Несмотря на провозглашенное отделение церкви от государства, государственные органы вмешивались в сферу внутрицерковных связей: запрещалось церковное судопроизводство, роспуску подлежали епархиальные органы управления, координировавшие деятельность приходов, не разрешалось создание общецерковной казны, устанавливался порядок учета религиозных общин посредством регистрации ее членов.

Служители культа, а к ним вплоть до середины 1920-х годов относили не только членов причта, но и лиц, участвовавших в богослужении, хоть и не совершавших обряды (псаломщиков, церковных певчих и т.п.), были ограничены в политических, гражданских и хозяйственных правах. Только в годы нэпа с изданием циркуляра Народного комиссариата земледелия от 23 февраля 1923 г. сельское духовенство стало наделяться землей на общих со всеми гражданами основаниях, служители культа могли заниматься земледелием независимо от того, получали ли они вознаграждение за исполнение религиозных треб. Священнослужители получили возможность быть членами кооперативов, хотя им было запрещено избирать и быть избранными в руководящие органы хозяйственных объединений.

По материалам Всесоюзной переписи населения 1926 г., в составе хозяйств служителей культа в сельской местности России только 7,3% использовали наемный труд. Но наступление на кулачество проходило одновременно с наступлением на имущественные права духовенства. В 1930 г. православное духовенство, как и другие категории лиц, лишенных избирательных прав, потеряло право землепользования. Власти неоправданно причисляли духовенство к нетрудовым элементам, кулакам, применяя повышенное налогообложение, выселение из занимаемых помещений, аресты и другие императивные репрессивные меры.

Практика налогообложения культовой деятельности в России берет свое начало в советские годы. Деятельность религиозных обществ подпадала под действие правовых норм о частном предпринимательстве, что, в свою очередь, влекло высокое налогообложение. Документальные материалы свидетельствуют о наличии многочисленных фактов налогового произвола — завышения оценочной стоимости храмовых помещений, обложения религиозных объединений сельскохозяйственными продуктами, специальными хозяйственными сборами на тракторизацию, индустриализацию и г.п. Налоговая политика Советского государства развивалась по пути разграничения налогообложения религиозных объединений и налогообложения служителей культа.

Финансовые органы при исчислении подоходного налога часто преувеличивали уровень доходности духовенства, особенно в деревне, где оплата религиозного служения была в значительной степени натуральной. В 1925 г. был введен принцип раздельного обложения имущества духовенства по источникам доходов, исключавший обложение одного источника дохода одновременно подоходно-поимущественным, единым сельхозналогом и волостным сбором. А в середине 1930-х годов на федеральном уровне были законодательно закреплены пределы установления доходности духовенства. Только в 1945 г., согласно постановлению Совета народных комиссаров СССР, черное православное духовенство, обязанное обетом безбрачия, освобождалось от обложения налогом на холостяков, одиноких и малосемейных граждан СССР.

Вплоть до начала Великой Отечественной войны православная церковь фактически не могла заниматься благотворительной деятельностью: государство признавало только предусмотренное уставом религиозного общества самообложение, установление иных сборов было возможно только с особого разрешения органов власти. Для отправления религиозных потребностей населения вне стен культового здания — крестных ходов, молебнов, религиозных собеседований на дому — также требовалось специальное разрешение властей.

Изъятие церковной литературы из библиотек и книжного рынка, значительное сокращение изданий религиозно-нравственного содержания препятствовали, с одной стороны, подготовке богословских кадров, с другой — повышению уровня религиозной грамотности населения. Обучение религии российских граждан было ограниченно. Сужались возможности практического участия мирян в религиозной жизни приходской общины.

Большевистское государство направляло свой главный удар на уничтожение церковной организации. Православная церковь в ответ стремилась сохранить свою организационную структуру. Отношение Русской православной церкви к государственной власти становилось все более нейтральным.

С помощью юридических инструментов государство обозначило не только конституционно-правовой, но и гражданско-правовой, уголовно-правовой, налогово-правовой статую церкви.

Определив место Русской православной церкви как частного общества, советская власть исключила возможность церкви участвовать в подготовке нормативных правовых актов, регулирующих ее жизнедеятельность, рассчитывая при этом в скором времени уничтожить религиозные предрассудки. Однако православная вера большей части российского населения выявила тенденцию к воспроизводству через трансляцию семейных традиционных ценностей. Буквально воспринимаемое отделение церкви от государства привело к расколу советского общества, в целом негативно влияя на массовое правосознание. Вера в мировую революцию оказалась своеобразной формой новой религии переломной эпохи. Народное суеверие дореволюционной России стало благодатной почвой для марксистского догматизма. Произошло формальное восприятие советской правовой доктриной христианских моральных идеалов и как следствие — дихотомия идеалов и поступков, теории и практики. Общественное сознание 1930-х годов оценивало события на основе дуальной логики: деления мира на друзей и врагов. В годы Великой Отечественной войны были актуализированы архетипы патриотизма, соборности, религиозного сознания, а классовые идеалы отошли на периферию общественного сознания.

Широкая распространенность неправовых форм государственно-церковных отношений в советской России была обусловлена сущностью государственно-партийной правовой политики, последовательно исключавшей церковь из числа субъектов общественных и правовых отношений, в своем стремлении создать безрелигиозное общество. Режим секретности партийных директив в отношении религиозных объединений стал основой развития неправовых форм государственно-конфессиональных взаимоотношений.

Как показывает анализ исторических источников, в том числе впервые вводимых в научный оборот диссертантом, классификация политико-правовых форм государственно-церковных отношений в рассматриваемый период является весьма условной, поскольку в Советском государстве не было четкого разделения власти на законодательную, исполнительную, судебную. Только с 1936 г. Верховный Совет СССР стал единственным законодательным органом СССР, а Совет народных комиссаров СССР реализовывал управленческие функции, не имея конституционного права принимать законодательные акты. Партийная идеология пронизывала насквозь всю государственно-правовую систему. Партийно-государственные органы, действовавшие в строгом соответствии с секретными партийными директивами, осуществляли судебные и внесудебные расправы. Контроль в сфере реализации законодательства о свободе совести сводился главным образом к выявлению нарушений норм советского законодательства со стороны религиозных объединений и отдельных верующих, упуская из виду факты правонарушений властными структурами. Административная деятельность государственных органов в рамках господствующей идеологии преимущественно неправового характера предшествовала закреплению правовых форм государственно-конфессиональных отношений. Это стало возможным в связи с тем, что представители союзных судебных и контрольных органов, например прокуратуры и Верховного Суда СССР, входили в состав Постоянной комиссии по культовым вопросам при Президиуме ЦИК СССР. Специализированные органы по государственно-конфессиональному взаимодействию выполняли одновременно функции и исполнительного и контрольного характера, участвовали в законопроектной работе. Говорить о какой-либо целенаправленной правозащитной деятельности государственных органов не приходится, поскольку таких полномочий они не имели.

Как в 1920-1930-е, так и в 1940-е годы регулирование функционирования религиозных организаций в основе своей осуществлялось в неправовых формах. Только если на первом этапе в основе неправовых форм государственно-конфессиональных отношений были секретные партийные директивы о сужении сферы церковной жизни, то в годы Великой Отечественной войны при сохранении прежней идеологической установки Советского государства применение неправовых форм базировалось на всякого рода государственно-церковных соглашениях в ходе встреч на высшем уровне. Расширение сферы легитимности стало возможным после того, как православная церковь за полтора года войны, несмотря на отсутствие необходимого аппарата управления, печатного органа и юридического статуса, показала свою значимость в борьбе против фашизма, сумела во расширить и упрочить влияние в стране. Стихийно возрождавшаяся церковная жизнь должна была подлежать законному оформлению.

Современное законодательство Российского государства идет по пути сотрудничества с религиозными организациями, имеющими статус юридического лица, при этом определяя пределы легитимности их деятельности. Расширение масштабов государственно-конфессионального взаимодействия на современном этапе порождает императив упорядочения, согласования и правового регулирования тех или иных сторон взаимодействия. Регулирование государственно-церковных отношений формируется путем согласования воли государства и церковного организма и выражается в выработке соответствующего содержания и форм взаимодействия в рамках конституционных принципов свободы совести и светского характера Российского государства. Представляется необходимым разработать на федеральном уровне нормативные правовые акты, не только формулирующие общую концепцию государственно-конфессиональных отношений, но и регламентирующие механизм ее реализации, учитывающий фундаментальные принципы Российского государства и права.