Правовое регулирование хозяйственной деятельности религиозных организаций в 1917-1945 гг.
До революции церковь имела возможность обеспечивать себя церковно-богослужебными предметами, большинство которых представляло собой уникальные произведения искусства: 23 предприятия производили иконы, 20 — церковную утварь, десятки фабрик и мастерских занимались изготовлением свечей, церковного вина, лампадного масла и т.д. Некультовая деятельность Русской православной церкви в советской России была направлена на создание необходимых условий для деятельности православных организаций (например, реставрация храмов, приобретение предметов религиозного назначения). Законодатель устанавливал особый порядок регулирования отношений, участником которых выступала религиозная организация.
Многие православные монастыри представляли собой слаженно действующие хозяйства. В годы Гражданской войны многие монастыри были ликвидированы исполкомами местных Советов. Возникшие в 1918 г. по декрету «О социализации земли» от 19 февраля 1918 г. сельхозартели и сельхозкоммуны монашествующих находились под особым контролем губземотделов, которые проверяли, не являются ли эти объединения «скрытыми» монастырями. По сведениям VH1 отдела НКЮ РСФСР, из 1103 православных монастырей, располагавшихся на территории советской России к 1918 г., в 1920 г. было закрыто 673 православных монастыря, в 1921-49; остальные переведены на положение сельхозкоммун. По данным НКВД РСФСР, на март 1921 г. в 24 губерниях РСФСР из оставшихся 400 монастырей в 116 были созданы трудовые коммуны и в 85 — сельхозартели. Осенью 1921 г. наряду с закрытием монастырей началось закрытие трудовых коммун и сельхозартелей монашествующих, в связи с чем участились жалобы в центральные органы республики. Решением специальной выездной комиссии ВЦИК постановления Тульского губернского исполкома о закрытии сельхоз- коммун монашествующих были аннулированы, а сами хозяйства признаны образцовыми.
Обобщив результаты работы Специальной комиссии, Президиум ВЦИК издал циркулярное письмо, в котором предписывал губисполкомам «не препятствовать трудовому элементу из монашествующих организовывать кооперативы... допустить передачу таким кооперативам на арендных или иных договорных условиях бывшие монастырские хозяйства, а уставы объединений монашествующих регистрировать на равных для всех кооперативов основаниях». Кооперативы монашествующих просуществовали до начала массовой коллективизации.
В отличие от монастырей сельской местности хозяйство городских монастырей подлежала национализации либо муниципализации в 1918 г. V отдел НКЮ занял в этом вопросе непримиримую позицию. Когда в августе 1921 г. протоиерей К. Попов сделал попытку зарегистрировать в Наркомате юстиции устав Евдокневского приходского кооператива, П.А. Красиков на его заявлении наложил следующую резолюцию: «Никто не мешает прихожанам производить свечи, масло и т.д. в общем порядке на основании общих правил о промысловой кооперации».
На основании сведений, поступающих из уездов губерний в отделы юстиции при губернских исполкомах, можно составить представление и состоянии монастырей в послереволюционной России. В 1918-1920 гг. при многих православных монастырях еще функционировали кузницы, сапожные, портняжные, переплетные, живописные мастерские. В них производились церковно-богослужебные предметы.
В Рязанской губ. к середине 1921 г. монастыри были в основном ликвидированы. При многих монастырских церквах совершались религиозные обряды. Монастырское имущество было распределено между различными государственными ведомствами, оно подвергалось бесхозяйственному разрушению и расхищению. При некоторых монастырях были созданы сельскохозяйственные производственные объединения, как, например, в Николо-Бавыкинском женском монастыре — сельскохозяйственная трудовая коммуна «Заря Свободы», Черногорском монастыре — трудовая артель и т.п.
Постановление Президиума ВЦИК РСФСР от 19 апреля 1921 г. устанавливало порядок закрытия монастырей. Все дела по закрытию молитвенных зданий всех религиозных культов разрешались постановлениями президиумов губернских исполкомов. В протоколах заседаний должны были обязательно указываться мотивы и основания для расторжения договора или для закрытия храмов.
К началу 1921 г., по сведениям VIII отдела Наркомата юстиции, в советской республике было ликвидировано 673 монастыря, в 1921 г. — еще 49, т.е. всего 722 монастыря. По постановлению Президиума Тульского губисполкома от 7 сентября 1921 г. ликвидировались монастыри в пределах Тульской губ. Национализация монастырских имуществ завершилась в основном в 1921 г. На 6 октября 1921 г., поданным, предоставленным в отдел юстиции при Рязанском губисполкоме, осталось 6 монастырей: 2 монастыря — в г. Рязани и 4 — в волостях: Троицкий, Новосельский, Льговский, Солотчинский. Деревня Евлево Спас-Клепиковского у., несмотря на то что ближайший храм находился от деревни в четырех верстах, обращалась в VIII отдел HKIO с просьбой об открытии одной из церквей монастыря. Культовая утварь упраздненного монастыря была передана еще по договору от 13 февраля 1919 г. уездной комиссией по ликвидации монастыря крестьянам д. Евлево. Фактически монастырский храм был ликвидирован 27 июня 1922 г. и передан уездным исполкомом отделу народного образования. Верующим в открытии храма отказали на основании того, что «применение коммунистического воспитания с религией несовместимо... Религиозный вопрос должен быть изжит и изжит полностью».
Монашествующие из большинства монастырей были выселены. В монастырях организовывались производственные объединения верующих. Церковный причт или монастырская братия, выражавшая желание обрабатывать землю личным трудом, получали надел земли на общих с другими гражданами основаниях или им предоставлялась в пользование часть церковной (монастырской) земли.
С закрытием монастырей монашествующие лишались средств к существованию и пытались перейти на положение членов сельскохозяйственной коммуны. 15 октября 1920 г. монашенки упраздненного Рязанского Казанского женского монастыря обратились в Совнарком со следующим прошением: «Во время революции в монастыре было 400 монашек, которые желали организовать религиозную коммуну, так как при монастыре имелись огородная и пахотная земля. Таковая коммуна не образовалась, и мы, все монашенки, проживали в монастыре, занимаясь рукоделием. Некоторые из нас, имея средства, монастырь покинули. В 1919 г. по распоряжению местной власти монастырь наш закрыли и всю церковную утварь и иконы вывезли и землю отобрали, а нас насильно выселили на улицу. И пришлось ютиться по приходским церквам. Желая в настоящее время образовать христианскую коммуну и общежитие, просим СНК разрешить нам образовать коммуну и возвратить церковные и гражданские помещения для общежития и возвратить церковную утварь, а равно землю, огородную и пахотную, для обработки, чтобы мы могли заниматься трудом и не быть в тягость Советской республике... Мы принесем пользу трудом, так как из наших сестер есть хорошие швеи, и могли бы быть использованы для шитья на Красную Армию». В конце октября VIII отдел НКЮ предложил монашенкам обратиться «в губернский земельный отдел с ходатайством о наделении землей трудовых немонашествующих элементов бывшего монастыря», дав понять, что монашествующим, даже готовым служить на пользу большевистского государства, нет места в обществе.
Значительно реже верующие находили понимание властей. Осенью 1921 г. монашествующие Успенско-Иверского монастыря Городецкой волости Веневского у. Тульской губ. обратились во ВЦИК с ходатайством об отмене ликвидации Борщевской трудовой религиозной коммуны. Полномочная Комиссия ВЦИК установила, что организованная 26 августа 1919 г. Борщевская коммуна находится в губколхозе, который считает ее ликвидацию нерациональной. Ликвидация Борщевской коммуны, произведенная Веневским уездным исполкомом без согласия губернского земотдела, была признана неправомерной. Храмы монастыря по усмотрению местной власти могли быть или ликвидированы, или переданы группе верующих. Монашествующие не чурались черновой работы. В 1920 г. сестры Кутузовского женского монастыря (353 чел.) работали летом в советском хозяйстве, так же как и сестры Дальне-Давыдовского монастыря Нижегородской епархии.
Монастырское священноначалие не имело права исполнять обязанности управляющих. Коммуна-артель, созданная при монастыре, не могла объявлять себя коллективом верующих, религиозной организацией, так как в этом случае она преследовала свои особые религиозные, а не экономические цели; становилась в подчинение, по мнению толкователей советского права, не светскому законодательству, а церковным нормам.
В период нэпа произошла некоторая либерализация законодательства в отношении хозяйственной деятельности духовенства. В то время как по ст. 65 Конституции РСФСР 1918 г. духовенство было лишено избирательных прав, III Всероссийский съезд деятелей юстиции и Народный комиссариат юстиции РСФСР признали за монашествующими и духовенством право быть членами кооперативов. Это было отступлением от инструкции Наркомата юстиции и Наркомата финансов РСФСР от 30 октября 1919 г., согласно которой членами хозяйственных объединений могли быть только послушники, работники монастырей и лица, вышедшие из сана. В 1922 г. за священнослужителями признали право быть членами кооперативов, при этом было запрещено избирать и быть избранными в руководящие органы хозяйственных объединений.
По циркуляру Наркомата юстиции местные Советы должны были следить, чтобы большие общежительные монастырские корпуса не пустовали, а были использованы для устройства яслей, пролетарских квартир, учреждений здравоохранения и социального обеспечения и т.д. Национализация волостными Советами монастырей с образцовыми хозяйствами должна была происходить так же, как и национализация образцовых садов, имений путем передачи их со всем их оборудованием (молочными фермами, скотными дворами, заводами, квасоварнями, мастерскими и т.п.) соответствующим организациям коммуны без разрушения их целостного хозяйственного значения.
Вопрос о дальнейшем существовании монастыря в качестве земледельческой коммуны разрешался комиссариатом земледелия в порядке общих правил земледельческой коммуны. Коммуны, регулируемые земельным отделом, должны были организовываться исключительно в целях производства. Уставы их утверждались Народным комиссариатом земледелия. В уставах непременно должны были быть оговорены основные пункты обобщенности имущества, отсутствия наемного труда и о недопущении лиц, не имеющих избирательных прав, в том числе священнослужителей, а также указания, что источником доходов коммуны не может быть эксплуатация религиозного чувства, пожертвование, доход от церкви. Работники коммуны наделялись определенным участком земли и остальным необходимым, если не имели собственных средств. В уставе в обязательном порядке оговаривалось, что члены коммуны могут свободно исповедовать любую религию. Нетрудоспособные лица не являлись полноправными членами коммуны. По соглашению с местным Советом члены коммуны могли пользоваться храмами, при этом не извлекая доходов от религиозных обрядов.
В период между объявлением об упразднении монастыря и созданием монастырского сельскохозяйственного объединения зачастую расхищалось имущество; хозяйство, бывшее образцовым, приходило в упадок. На протяжении 1920-х годов монастырские имущества передавались в ведение различных государственных инстанций, некоторые постройки монастыря уничтожались. Иногда передача православного монастыря определенному органу государственной власти затягивалась. Так, только в августе 1927 г. решением президиума уездного исполкома было решено передать упраздненный Петропавловский монастырь в ведение губернского музея.
Часто монастырские постройки переходили из распоряжения одного государственного ведомства другому. На заседании Сасовского уездного исполкома 21 февраля 1927 г. земельный участок площадью 156 десятин и мельница при инвалидном доме в Вышинском монастыре Рязанской губ., несмотря на ходатайство губернского крестьянского комитета общественной взаимопомощи, были переданы из ведения уездного отдела социального обеспечения в ведение губернского музея с установлением права заповедника. Из-за споров по вопросу принадлежности монастыря различным государственным ведомствам нарушалась целостность монастырского хозяйства.
В конце 1920-х годов, с началом сплошной коллективизации, почти все религиозные объединения, за исключением сектанских, были упразднены, по судебным решениям распущены религиозные сельскохозяйственные коммуны в ЦЧО, Крыму и на Кавказе. 4 августа 1928 г. было ликвидировано сельскохозяйственное объединение Воронинского монастыря в д. Воронино Зарайской вол. Рязанской губ. по решению уездного комитета. В то же время 13 июня 1928 г. в «Правде» была опубликована статья, в которой сообщалось, что в Тверской губ. монастырские колхозы пользовались всеми льготами наравне с другими колхозами. Наступление на религиозные организации на селе проводилось административно-командными методами с широким применением насилия и необоснованных ограничений. К концу 1920-х годов монастырские производственные объединения превратились в реликтовый институт. Некоторые монастыри и в начале 1930-х годов передавались в пользование производственных объединений верующих, как, например, в 1931 г. Троицкий монастырь Рязанской губернии был передан в пользование Троицкой сельскохозяйственной артели им. Сталина.
Хозяйственная деятельность православных организаций сводилась главным образом к строительству и обслуживанию храмового хозяйства. Религиозные общества в соответствии с типовым уставом могли управлять церковным имуществом, полученным по договору от местных органов власти, «заключать сделки чисто православного характера, связанные с управлением церковным имуществом».
Советское законодательство предусматривало возможность постройки новой церкви. В соответствии с традициями уклада приходской жизни инициатива основания храма, образования прихода принадлежала общине. Сооружение молитвенных зданий осуществлялось с разрешения гражданской власти, в 1920-е годы оно резко сократилось. В РСФСР в 1927 г. по сравнению с 1926 г. количество православных храмов увеличилось на 2623, а с 1927 по 1928 г. — на 109. В Тульской губ. с 1917 по 1927 г., по сведениям «Союза безбожников», не было построено ни одного православного храма. Для сравнения: с 1889 по 1913 г. ежегодно входило в строй действующих в среднем 800 новых соборов, приходских храмов, молитвенных домов и часовен.
По инструкции Народного комиссариата юстиции от 24 августа 1918 г. при сооружении храма необходимо соблюсти общие для возведения сооружений технико-строительные правила. Гарантией, что строительство будет закончено, являлась достаточная денежная сумма, которую религиозное общество откладывало депозитом в банке и которая расходовалась по мере строительства. По постановлению НКЮ от 21 января 1923 г. новые церкви могли быть построены в отдельных изолированных местах, если у верующих не было иного места для отправления религиозных потребностей, т.е. возможность постройки православного храма существовала главным образом на базе уже имеющегося.
Вопросы строительства и богоустроения церквей подлежали ведению епархиальных управлений, построенный храм надлежало освятить епархиальным архиереем. Сооружение храма зависело от обеспеченности членов церковно-приходской общины. В начале 1920-х годов вполне реальным было строительство большого каменного православного храма в сельской местности. Например, в 1921 г. в с. Михаль Спасского у. Рязанской губ. вследствие обветшания приходской церкви на ее месте был построен новый трехпрестольный каменный храм. Правда, на внутреннюю отделку храма приходских денег не хватило, но по разрешению уездного исполкома необходимые богослужебные предметы были доставлены из собора бывшего Сушкинского монастыря.
В конце 1920-х годов раскулачивание лишило деревню крепких крестьян, делавших крупные взносы на нужды церкви. Часто начатое строительство церковного здания прерывалось. В 1929 г. крестьяне слободы Козловска Михайловской вол. Скопинского у. Рязанской губ. замыслили сооружение пристройки к недостроенной церкви. Во Владимирской губ. на крупной текстильной фабрике «Коммунистический авангард» с 1929 г. в течение нескольких лет среди рабочих проводились сборы денежных средств на постройку церкви. Хотя было собрано 40 тыс. руб., церковь так и не была построена1Кандидов Б. Вредительство, интервенция и церковь. М., 1931. С. 20.. Сложным в 1920-е годы являлось и выделение помещений для органов епархиального управления Русской православной церкви.
Строительство православных культовых зданий часто оказывалось трудноосуществимым. С одной стороны, оно требовало значительных денежных затрат, с другой — согласия гражданской власти, которая всячески препятствовала расширению строительства молитвенных сооружений. Менее затруднительной для верующих была перевозка молитвенных домов из одного села в другое. Передача православного культового здания одной религиозной общины другой осуществлялась по взаимной договоренности верующих крестьян в случае функционирования в одном населенном пункте нескольких церквей, а также в случае строительства нового храма. В ноябре 1925 г. верующим Тюковской религиозной общины была передана местная церковь в с. Стружаны Рязанского уезда в связи со строительством храма.
При ремонте приходских храмов верующие сталкивались с финансовыми и административными трудностями. После выплаты государственных и местных налогов средств на ремонт храма, как правило, не хватало. Иногда сельский причт организовывал специальный сбор на ремонт церкви. Например, в с. Крестомино Тульской губ. на ремонт церкви было собрано 800 руб. В основном в городских и сельских храмах практиковался мелкий ремонт. Отремонтировать приходской храм в сельской местности было гораздо проще, чем в городе, так как вплоть до конца 1920-х годов на селе приоритетным являлось решение местных органов самоуправления (сельской, церковно-приходской общины), а не государственных органов управления, как в городе. Иногда представители местной администрации решали вопросы сугубо внутрицерковного характера. В 1924 г. уездный исполнительный комитет запрашивал мнение председателя Рязанского губернского исполнительного комитета относительно ремонта Троицкой церкви в уездном г. Сасове.
Практика заключения хозяйственных договоров между органами советской власти и религиозными организациями была характерна для периода военного коммунизма. Хозяйственным договором регулировались отношения, возникшие между ВСНХ РСФСР и Московским епархиальным советом в 1919-1920 гг. После того как все епархиальные свечные заводы осенью 1918 г. были муниципализированы, ВСНХ своим постановлением от 6 декабря 1918 г. национализировал все бывшие епархиальные свечные заводы и подчинил их Главкому комитету жировой промышленности (Центрожиру).
8 декабря 1919 г. распределение необходимых для отправления культа продуктов (свечей, гарного масла, муки, вина) по приходам г. Москвы было передано в руки Московского епархиального совета. А 31 декабря 1919 г. Главный комитет жировой промышленности ВСНХ РСФСР и Московский епархиальный совет заключили соглашение, по которому последний брал на себя обязанность распределения между всеми учреждениями Московской епархии восковых свечей, церковного вина, гарного масла, просфорной муки. Свечные лавки передавались в пользование Московскому епархиальному совету. Соглашение являлось бессрочным, могло быть расторгнуто Центрожиром по его усмотрению в любой момент после предупреждения епархиального совета за две недели.
Соглашение между Главным комитетом жировой промышленности ВСНХ РСФСР и Московским епархиальным советом по правовой природе представляло собой типичный хозяйственный договор, который не предусматривал таких важнейших свойств гражданско-правового договора, как свобода договора и юридическое равенство сторон. Напротив, данный договор носил односторонний характер, его субъекты были юридически неравноправны, основанием возникновения договора являлся административный акт — постановление ВСНХ РСФСР.
Хозяйственным договором были оформлены отношения Моссовета и Центральной организационной комиссии (ЦОК), состоявшей из представителей Русской православной церкви. Постановлением Моссовета 23 апреля 1919 г. ЦОКу было передано право распределения предметов культа из благородных металлов по религиозным организациям Московской епархии.
Все муниципализированные магазины и склады, специализировавшиеся на торговле предметами культа, передавались в ведение Центральной организационной комиссии с возложением на нее обязанности по возмещению расходов, затраченных на проведение муниципализации этих объектов Горпродукту, с передачей выручки от торговли горфинотделу Моссовета.
Председатель Исполнительного комитета по делам духовенства (Исполкомдуха), объединившего христианские религиозные организации, А. Филиппов неоднократно обращался в Моссовет, подчеркивая, что передача распределения культовых принадлежностей в руки Московского епархиального совета свидетельствует о «видимости предпочтения и доверия государства к православному духовенству». Он предлагал передать распределение продуктов в ведение Исполкомдуха. Заведующий секретным отделом ВЧК М.И. Лацис 26 июня 1920 г. в письме в Наркомат юстиции РСФСР также высказался за передачу дела распределения богослужебных продуктов в руки Исполкомдуха. П.А. Красиков, возглавлявший VIII отделом НКЮ РСФСР, отвечал, что подобная практика противоречит декрету «Об отделении церкви от государства», является политически нецелесообразной, поскольку религиозные организации в данном случае наделяются функциями юридических лиц.
8 июля 1920 г. VIII отдел НКЮ разъяснил ВСНХ, что распределение продуктов следует производить через потребительские организации, а не церковные органы. Распределение продуктов и предметов культа через Московский епархиальный совет и ЦОК было прекращено по решению Межведомственной комиссии ВСНХ по вопросам распределения продуктов и предметов культа 31 августа 1920 г. «в связи с расследованием о растрате в ЦОКе». В последующем, отвечая на многочисленные запросы с мест, VIII отдел НКЮ неоднократно разъяснял, что местная власть распределяет богослужебные предметы через свои хозяйственные органы с передачей их непосредственно группам верующих, минуя епархиальные органы, как не имеющие прав юридического лица.
В январе 1921 г. распределение богослужебных предметов было передано в руки НКВД РСФСР, при котором была образована Межведомственная комиссия по вопросу об отпуске группам верующих предметов культа.
Коллективизация деревни породила потребность в складских помещениях. Испытывая налоговый гнет, группы верующих, в особенности в сельской местности, до середины 1930-х годов были вынуждены сдавать в субаренду храмовые строения. Договоры субаренды молитвенных зданий заключались между православными общинами и хозяйствующими организациями (колхозами, пунктами хранения сельхозпродукции). К примеру, в Одесской области в 1934 г. Петрисановская церковь была сдана религиозным обществом в субаренду местному колхозу сроком на 3 месяца для хранения зерна. В селении Белоусовка аналогичный договор был заключен между православной общиной и Вознесенским ссыпным пунктом. Последний брат на себя следующие обязательства: произвести ремонт молитвенного здания за свой счет и ежемесячно вносить арендную плату на текущий счет религиозного общества. Передача церковного здания субарендатору была оформлена передаточным актом, а возвращение — актом приемки. В связи с неисполнением договорных в ноябре 1934 г. обязательств православная община с. Белоусовки обратилась с жалобой в Комиссию по рассмотрению религиозных вопросов при Президиуме ЦИК СССР и к Вознесенскому районному прокурору, который так и не предпринимал никаких действий.
Согласно договору субаренды здания православного храма, заключенного группой верующих с. Сузюма Кузнецкого района с сельсоветом и колхозом в феврале 1937 г., группа верующих получала право ежедневно производить звон во все церковные колокола, а колхоз получил в свое распоряжение здание храма для проведения яровизации семян к весеннему севу.
В понимании юридической природы договоров субаренды молитвенных зданий органами местных и центральных властей имелись противоречия. Так, президиум Кузнецкого райисполкома в апреле 1937 г. вынес постановление о том, что действия председателя Сузюмского сельсовета и правления колхоза являются «грубой ошибкой» и заключенные договоры как «антигосударственные» следует расторгнуть.
В некоторых случаях, хотя храм не использовался в богослужебных целях, церковная община должна была уплачивать налоги, как с действующего храма. В 1934 г. местной властью временно была закрыта церковь в с. Атюрьево МАССР, до 1937 г. она использовалась для хранения зерна. Несмотря на то что храм был закрыт, верующие платили все налоги за пользование зданием: в 1936 г. земельную ренту в 240 руб. и налог со строения 3750 руб., всего 3990, размер пени составил 14 364 руб. Всего верующими было уплачено 18 354 руб.
Использование храмовых помещений для некультовых целей вступало в явное противоречие с нормами канонического права, согласно которым в церкви непозволительно хранить частное имущество, помещать какие бы то ни было изображения, кроме икон. Как гласит 3-е Апостольское правило: «Аще кто, епископ или пресвитер, вопреки учреждению Господню о жертве, принесет к алтарю иныя некоторыя вещи, или мед, или млеко, или вместо вина приготовленный из чего-либо другого напиток, или птицы, или некоторыя животныя, или овощи, вопреки учреждению, кроме новых класов, или винограда в надлежащее время, да будет извержен из священнаго чина. Да не будет же позволено приносити ко алтарю что-либо иное, разве елей для лампады и фимиам, во время святого приношения».
Практика заключения договоров субаренды молитвенных зданий не получила широкого распространения в СССР. На местах зачастую нарушались права арендаторов культового имущества — религиозных обществ и групп верующих. В частности, в РСФСР и БССР имели место факты передачи храмов различным организациям для хозяйственных целей без предварительного расторжения договоров аренды с религиозными объединениями. Парадоксальными стали примеры продажи действующих молитвенных зданий без расторжения договора безвозмездной аренды культового имущества колхозам и государственным учреждениям. Так, в Воронежской обл. было продано 8 церковных зданий, подобная ситуация имела место в Горьковском крае. В связи с незаконностью действий местных властей Постоянная комиссия по вопросам культа при Президиуме ВЦП К обязала областные и краевые исполкомы восстановить в правах арендаторов культового имущества согласно действующим договорам. Но усилия комиссии не могли кардинально повлиять на ситуацию, сложившуюся в стране, которая явилась прямым следствием политики натиска на церковь, проводимой партией и Советским государством.