Правовые аспекты содержания православного духовенства в Советской России
В дореволюционной России содержание приходского духовенства складывалось из платы за требоисправление, из доходов от земельных владении, штатного жалованья из государственной казны, из добровольных пожертвований паствы. Дом и усадьба священника, как правило, находились в его частной собственности.
Штатное жалованье в России впервые было назначено православному духовенству западных епархий в 1842 г., постепенно вводились оклады и в других епархиях. Православное духовенство, получавшее государственное жалованье, в определенной степени зависело от царского правительства. Приходский клир находился в меньшей зависимости от государства по сравнению с высшей церковной иерархией, сельское приходское духовенство было ближе к прихожанам по сравнению с городским.
Материальное обеспечение духовенства центральных городских и отдаленных сельских приходов было неодинаковым. Митрополит Евлогий (Георгиевский), сын сельского священника, детство которого прошло в дореволюционные годы в с. Сомове Одоевского у. Тульской губ., позже вспоминал: «Жили мы бедно, смиренно, в зависимости от людей с достатком, с влиянием. Правда, на пропитание хватало, были у нас свой скот, куры... покос свой был, кое-какое домашнее добро. Но всякий лишний расход оборачивался сущей бедой. Надо платить за наше ученье в школу — отец чешет в голове: где добыть 10-15 рублей? Требы отцу давали мало. Ходит, ходит по требам, а дома подсчитает — рубля два принес, да из них-то на его долю приходилось три части, а остальные две — двум псаломщикам. Годовой доход не превышал 600 рублей на весь причт. Много ли оставалось на долю отца? Были еще доходы «натурой» (их тоже делили на 5 частей). Крестьяне давали яйца, сметану, зерно, лен, печеный хлеб (на храмовый праздник и на Пасху), кур (на Святках), но эти поборы населения были тягостны для обеих сторон. Священнику — унижение материальной зависимости и торга за требы, крестьянам — тягостное, недоброе чувство зависимости от «хищника», посягающего на крестьянское добро. (Отсюда обидная деревенская поговорка: «Попы и с живого и с мертвого дерут»)».
Приходские попечительства, одной из функций которых было попечение о вознаграждении клира, в советское время утратили свое значение и были упразднены. Самостоятельность сельской приходской организации некоторое время позволяла поддерживать материальную обеспеченность служителей культа.
Каноны предоставляют клирикам право получать содержание от своей паствы. Апостол Павел в Послании к Коринфянам предписывал: «Разве не знаете, что священнодействующие питаются от святилища? Что служащие жертвеннику берут долю от жертвенника? Так и Господь повелел проповедующим Евангелие жить от благовествования».
Совокупный доход приходского духовенства в советское время складывался из платы прихожанами за исполнение треб, денежных и натуральных выплат причту, доходов от дополнительных приработков, главным образом обработки земельного участка. В настоящее время духовенство содержится в основном на добровольные пожертвования православных верующих, которые поступают в форме платы за требы, тарелочного сбора, доходов от продажи свечей. Исходя из этих средств в зависимости от общих размеров доходов прихода духовным лицам назначаются твердые оклады.
В церковном праве признается, что духовные лица, требующие заранее определенной платы за требу, совершают преступление симонии1Архиерейский Собор 2000 г. постановил: «Установление в монастырях и приходах примерных размеров пожертвований за совершение Таинств и треб не должно иметь характера назначения «фиксированных цен». Людям, заведомо не имеющим средств на такие пожертвования, нельзя отказывать в совершении таинств» (Журнал Московской Патриархии. 2000. № 10. С. 24).. Как тягчайший грех воспрещается взимание служителями церкви платы за совершение таинств, в том числе причастия. 23-е правило Трулльского собора гласит: «Никто из епископов или пресвитеров, или диаконов, преподал пречистое причастие, да не требует от причащающагося за таковое причащение денег, или чего инаго. Ибо благодать не продаема, и мы не за деньги преподаем освящение Духа, но неухищренно должно преподавать оное достойным сего дара. Аще же кто из числящихся в клире усмотрен будет требующим какого-либо рода воздаяния от того, кому преподает пречистое причастие, да будет извержен, яко ревнитель Симонова заблуждения и коварства».
Плата за исполнение треб — совершение крещения, венчания, отпевания, молебнов — являлась постоянным и повсеместным источником дохода приходских церквей. Размер ее регулировался в основном традицией, обычаем. Иногда плата за исполнение религиозных треб была фиксированной. В 1919 г. ежемесячная плата за совершение основных таинств составляла лишь треть собираемой суммы.
В начале 1920-х годов основной статьей дохода православного клира являлись средства, выслуженные в ходах с иконами, за молебны. Например, в ходах с иконами монастырской братией Оранского Богородицкого монастыря в 1920 г. было выручено 2 643 288 руб. 80 коп. К концу 1920-х годов хождение верующих с местночтимой иконой по селениям было прекращено. За совершение религиозных обрядов в районе святых колодцев православное духовенство получало значительные добровольные пожертвования. В месяцы, на которые приходились церковные праздники (Рождество, Пасха), доходы причтов резко возрастали. Население приходов, незначительных по размеру, бедных, не заказывало молебнов. В таком приходе священник мало зарабатывал за исполнение треб. Плата прихожан за требоисправление и молебны собиралась в общую кружку, затем делилась между членами причта.
При распределении собранных средств применялись соборные решения 1917-1918 гг.: псаломщик получает половину доли священника, а диакон на одну треть больше, чем псаломщик. Ранее разница в доходах клириков была более значительной. Священник имел долю, в два раза превышавшую долю диакона, а тот, в свою очередь, в два раза большую, чем псаломщик. Собранные за требы и молебны средства обеспечивали наиболее регулярные, частые поступления денег, составляя основную часть доходов клира.
Помимо платы за требоисполнение приходское духовенство располагало приходской ругой — денежными и натуральными выплатами прихожан причту. В основе происхождения приходской руги лежит добровольность пожертвований прихожан.
Принимать добровольное пожертвование священник может, но, по словам русского канониста еп. Иоанна (Соколова), «род и мера приношений в пользу клира вполне предоставляется добровольному усердию верующих, и ни с духом закона Евангельского, ни со свойством духовных даров благодати было бы несообразно требовать самим священнослужителям, с вымогательством, воздаяния или платы за святые тайны прежде или после их преподаяния. Ничто так не унижает святыни даров и священнаго сана, как подобные требования»2Правила Православной церкви с толкованиями Никодима, епископа Далматинско-Истринского. Изд. Свято-Троицевой Сергиевой Лавры. 1996. Т. I. С. 505-506..
В 1920-е годы руга могла представлять собой как заранее устанавливаемое определенное число натуральных продуктов или денег, так и «сбор доброхотных дателей». Несмотря на значительный размер ружных выплат, они не были абсолютно надежным источником дохода — строго не соблюдались. Например, в сельской местности они зависели от собранного урожая, от государственной политики в отношении сельскохозяйственных производителей, от взаимоотношений причта с пасомыми. Если руга платилась исправно, она была удобным, выгодным для причта источником дохода. Размер ружных выплат часто назначался заведомо завышенным. Осенью 1928 г. церковно-приходский совет с. Марыгино Веневского района Тульского округа постановил собрать в пользу приходского священника по 2 фунта муки с едока, по 20 фунтов сена с дома. А всего с 250 домов: муки — 200 кг (12 пудов 20 фунтов), картошки — 250 мер (стоимостью 250 руб.), сена — 50 пудов. А в с. Ушаково Плавского района Тульского округа прихожане должны были собрать по 1 пуду хлеба со двора. В конце 1920-х годов самообложение церковноприходской общины использовалось под разными предлогами. Так, в 1929 г. в с. Гремячево Комаревского района перерегистрация верующих сопровождалась взиманием по 2 яйца с человека.
Ради дополнительных доходов, по церковным канонам, клирикам не позволяется служить в двух церквах, но разрешается — «по недостатку в людях» (15-е правило VII Вселенского собора). В случаях крайней необходимости прихожане могут приглашать к себе на дом для совершения треб священников из других приходов, уволенных за штат, священников, находящихся в отпуске.
Если приход не в силах содержать служителя культа, то он может добывать средства к существованию иным образом, совместимым со священством. В силу нехватки квалифицированных кадров духовенство привлекалось к работе в центральных и местных органах государственной власти. «Лицам, находящимся в материальной или служебной зависимости от организаций религиозного культа», могли быть «предоставлены должности в советских учреждениях лишь уездных и губернских городов, но ни в коем случае не в волостных исполнительных комитетах, сельских советах и их органах и вообще в сельских местностях» (Декрет СНК РСФСР от 13 января 1921 г. «О порядке предоставления работы служителям религиозных культов»).
Исполнять служебные обязанности в советских учреждениях служителям культа следовало в обычном гражданском одеянии. В прошениях представителей духовенства неоднократно отмечалось, что «рясоносцев с длинными волосами на светскую должность ни в одном гражданском учреждении не принимают». Священник В. Виноградов писал: «Бога ради прошу разрешить мне при поступлении на светскую службу носить светский костюм и подстричь волосы, чтобы не умереть с голоду. Я не могу расстаться с саном и прошу снизойти ко мне».
23 марта 1918 г. 47 члена Собора подали заявление в Соборный совет с просьбой разрешить духовенству носить светскую одежду. «Членам Собора почти ежедневно приходится получать сведения с мест своего служения о глумлениях, хулениях, обидах и даже физических оскорблениях, наносимых лицам духовного звания на улицах города и особенно при переезде по железной дороге, трамваях, пароходах и т.д.... Единственным выходом из такого прямо невозможного положения является разрешение духовенству носить светскую одежду при умеренной стрижке волос», — отмечалось в заявлении.
Отдел церковной дисциплины отстаивал ношение рясы и длинных волос, хотя и не имевшие основания в канонах церкви, но освященные вековыми церковными традициями. Отдельные послабления могли исходить только от усмотрения правящего архиерея. 8 сентября 1918 г. Совещание епископов вынесло следующую резолюцию: «Сохранить в виде общего правила и на будущее время ношение священнослужителями внебогослужебной одежды принятого ныне покроя и ношение обычных для священнослужителей волос; в случаях же уклонения священно- и церковнослужителей от ношения общепринятого одеяния и волос — епархиальный преосвященный каждый раз входит в суждение о причинах уклонений и, соответственно данным, или делать снисхождение, или подвергать тому или иному взысканию».
Тарифная ставка служителям культов была ограничена 16-м разрядом. Служителя культа не допускались к службе в следующих отделах исполнительных комитетов Советов:
- народного образования;
- юстиции;
- земледелия;
- рабоче-крестьянской инспекции;
- отделе управления;
- продовольствия.
Отдельным комиссариатам предоставлялось право распространить на подведомственные им учреждения такие же ограничения.
В случаях когда служителям религиозного культа уже были предоставлены упомянутые должности до принятия данных норм, руководители учреждений были обязаны «в двухнедельный срок принять меры к приведению работы указанных лиц в соответствие с настоящим Постановлением». Это означало, по сути, действие советского законодательства с обратной силой.
Постановление Совета народных комиссаров РСФСР от 13 января 1921 г. о порядке предоставления работы служителям религиозных культов было отменено в связи с введением в действие Кодекса законов о труде 1922 г.
Отправление религиозного культа не признавалось совместительством, если совершалось во внеурочное от государственной должности время, и если за отправление культа не выплачивался определенный (постоянный) оклад от верующих в виде денежного довольствия или натурой (инструкция НКЮ и НКВД от 19 июня 1923 г.) Переход лиц духовного звания на гражданскую службу не приносил им материального благополучия.
В первые годы советской власти, несмотря на запреты, значительное число православных служителей культа, в особенности в сельской местности, продолжало преподавательскую деятельность, главным образом в начальной школе.
В протоколах отчетов ОГПУ о политическом положении в Тамбовской губ. за 1919 г. говорится о том, что «кое-где духовенство пролезло в кооперативы». Служители культа постепенно переходили на сельскохозяйственный труд, хотя и он запрещался им постановлениями Наркомата земледелия и Наркомата юстиции.
Анализ данных Всесоюзной переписи 1926 г. позволяет представить, насколько часто служители культа совмещали религиозное служение с другими занятиями. Переписью 1926 г. учитывались как главные, так и побочные занятия населения. При наличии у данного лица нескольких занятий, дающих ему средства к существованию, отмечалось главное занятие, которое являлось главным источником средств существования, и то из побочных занятий, которое давало наибольший доход.
Распределение занятий на главное и побочное производилось демографической переписью на основе показаний самого населения по его оценке, а не по точному подсчету всех доходов. Учет побочных занятий давал довольно существенный дополнительный материал для социальной характеристики населения, в особенности сельского. Побочные занятия имели большее значение на селе, чем в городе. К тому же учет побочных занятий горожан менее достоверен.
Совмещение занятий для служителей культов в 1920-е годы было отнюдь не редкостью, что объяснялось главным образом тяжелыми условиями быта этой категории населения и нехваткой лиц духовного звания, прежде всего в сельской местности. В условиях городской безработицы и узкого круга городских приходов священнослужителей по побочному занятию почти не было. Религиозное служение по совместительству, особенно распространившееся в сельской местности советской России, чаще встречалось среди священнослужителей неправославного вероисповедания (9,6%). В Русской православной церкви священников по совместительству меньше (8,23%), чем церковнослужителей (9,12%).
Отсутствие гарантированного заработка от основной религиозной деятельности обусловило поиски служителями культа дополнительных приработков, прежде всего, в занятии сельским хозяйством. Земля издревле была источником доходов православного клира. Исторически собственность церкви на землю складывалась как результат добровольного отведения наделов в дар от прихожан, а в XVII в. государство настаивало на обязательном выделении земли владельцами вотчин. После издания декрета «О земле» все церковные земли были конфискованы государством. Законоположениями от 7 декабря 1920 г. церковный причт лишался земельных наделов. Сельское духовенство наделялось землей только в том случае, если отказывалось от всякой платы за выполнение треб. Только в годы нэпа в порядке циркуляра Наркомата земледелия от 23 февраля 1923 г. в случае собственноручной обработки земли служители культа и члены их семей наделялись и пользовались находящимися в их фактическом обладании земельными участками на общих основаниях. Служителям культа не принадлежали какие-либо особые права на землю, в частности, они не имели преимущественных прав на наделение земельными участками из бывших церковных и монастырских земель, которые являлись национализированными и входили в единый государственный земельный фонд.
Решение вопроса о наделении духовенства землей принадлежало уездным земельным управлениям. Если ходатайства о наделении землей поступали одновременно от служителей культа и от граждан, принадлежавших к составу трудового землевладельческого населения и не являвшихся служителями культов, то в первую очередь удовлетворились землей названные граждане. По делам, касающимся землепользования, служители культа на общих собраниях землепользователей должны были пользоваться правом голоса наравне с прочими гражданами — пользователями земельных участков.
Обработка земли могла принести сельским служителям культа относительно стабильный доход. Крестьяне являлись ненадежными союзниками церковных властей в деле освобождения духовных пастырей от земледельческого труда, что обусловило более широкое отвлечение духовенства от своих непосредственных обязанностей в советское время.
В середине 1920-х годов среди православных священнослужителей России (по их главному занятию) почти 1/3 имела побочное сельскохозяйственное занятие. Почти все православные священники по побочному занятию имели главным своим занятием сельскохозяйственное производство, хотя в большинстве случаев это были люди преклонного возраста, профессионально и физически неподготовленные к сельскохозяйственному труду.
О связи лиц бывшего духовного сословия с землей в 1920-е годы свидетельствуют следующие данные. Более 40% всех священнослужителей и половина церковнослужителей совмещали свое служение с работой в сельском хозяйстве (среди священнослужителей других культов — более 70%). Редко-редко служители культа нанимались рабочими в хозяйства крестьянского типа или сельскохозяйственные предприятия. В качестве рабочей гипотезы можно предположить, что это мизерное количество (показанное в переписи) лиц духовного звания, занятых рабочими в хозяйствах крестьянского типа и сельскохозяйственных предприятиях, фактически находились на содержании богатого двора, общины, молочной артели и т.д. Если это так, в данном случае налицо имеется адаптация религиозных потребностей к нэпу. Очевидно, что это может быть более широким явлением, нежели показано в переписи.
Чаще служители культа вели собственное хозяйство, в каждом седьмом таком хозяйстве православного священника трудились вместе с наемными работниками. Хозяйства служителей культа относили по терминологии тех лет к хозяйствам кулацкого типа, эксплуататорским хозяйствам. Именно этим объяснялось негативное отношение к ним со стороны органов власти. Однако материалы переписи опровергают мнение о том, что духовенство представляло собой слой материально обеспеченных граждан, близкий по своему имущественному положению к зажиточным крестьянам и кулакам. В составе хозяйств сельских служителей культа только 7,3% использовали наемный труд, при этом в хозяйствах православных священников 9,2% хозяйств использовали наемный труд, в хозяйствах православных церковнослужителей — 4,4%, а в хозяйствах священнослужителей других культов — 8,3%. При обработке земли духовенство сталкивалось с рядом трудностей. В силу профессиональной занятости, а также возрастных ограничений часть духовенства не могла регулярно обрабатывать землю. Кроме того, церковные пашни иногда имели отдаленное неудобное месторасположение. Непрочный статус земельного владения подкреплял психологическую неуверенность клира в завтрашнем дне.
Всесоюзная перепись населения 1926 г. зафиксирована 243 безработных служителя культа3См.: Всесоюзная перепись населения 1926 г. Отдел II. Т. 19. М., 1929.. На долю Московской патриархии приходилось 234 человека. Конечно, на самом деле их было гораздо больше, возможно — в десятки раз. Но по обстоятельствам тех лет далеко не всякий служитель культа решался в ходе переписи отнести себя к этой категории.
Дополнительную информацию о положении православного духовенства в советской России можно почерпнуть из сведений Всесоюзной переписи населения 1926 г., характеризующих социально- экономическую структуру населения. Необходимо учитывать, что все население расчленялось на две совокупности: самодеятельных, характеризуемых своим источником средств существования (заработком, доходом), и несамодеятельных, характеризуемых источником средств существования тех лиц (обычно родных), на средства которых они жили.
Круг духовных лиц, представленных в переписи 1926 г., относится как к первой, так и ко второй категории. В самодеятельное мужское население духовного звания входили священно- и церковнослужители, а в несамодеятельное — дети служителей культов и нетрудоспособные члены семьи. В самодеятельное женское население, прежде всего, входили церковнослужители, а в несамодеятельное — жены и дети служителей культа.
Автору представляется целесообразным представить обобщенную характеристику духовных лиц и членов их семей. Низкий уровень самодеятельности служителей культа объясняется отчасти большим числом детей в семьях этой категории населения (за исключением монашествующего духовенства). На соотношении самодеятельных и несамодеятельных слоев сказывалась также преемственность в выборе профессии в среде духовенства. Очевидно, что уровень самодеятельности лиц духовного звания в городах в середине 1920-х годов ниже (на 100 самодеятельных приходилось 199 несамодеятельных), чем в сельской местности (100: 169). В городских поселениях лицам духовного звания было труднее найти работу, прокормить семью. Помимо приходских священников в городах функционировали органы церковного управления, но в основном русский клир — сельский.
В целом по России уровень самодеятельности среди служителей культа ниже, чем по Центрально-промышленному району России, где на 100 самодеятельных — 205 несамодеятельных. В Москве, религиозном центре России, на 972 самодеятельных служителя культа приходилось 1450 несамодеятельных членов семей, что в 1,5 раза превышало то же соотношение показателей в семьях московских рабочих4Шварц Г., Зайцев В. Молодежь в СССР в цифрах. М., 1924. С. 29-38.. С делением духовенства на самодеятельную и несамодеятельную части тесным образом связаны данные о возрасте, половом составе, семейном положении служителей культа.
Большинство служителей культа середины 1920-х годов вступили на путь духовного служения до революции, еще в конце XIX в., и имели уже сформировавшуюся систему взглядов. Практически отсутствовали священно- и церковнослужители, начавшие службу при советской власти, в 1917-1926 гг., т.е. пополнения почти не было. В основном оно шло за счет выходцев из семей духовенства как продолжение фамильной традиции. Этому способствовал и тот факт, что у служителей культа в подавляющем большинстве (42 413 из 55 929) семьи были полными. Разводы среди служителей культа не распространены. Холостых и девиц встречалось мало как среди самодеятельного, так и несамодеятельного населения. Рано вступая в брак, выходцы из среды духовенства, как правило, находили свою половину. Каждая семья служителя культа включала примерно двух-трех несамодеятельных членов семьи. До 20 лет большая часть духовенства содержала детей за свой счет.
Духовенство середины 1920-х годов представляло собой стареющую часть населения: из 2169 представителей бывшего духовного сословия только 297 человек — в возрасте от 10 до 24 лет, т.е. 13,7%. Несамодеятельные в основном были представлены женщинами (лишь около 2% женщин — 1 из 50 чел. — самодеятельны). Самодеятельных в возрастной группе от 16 до 24 лет считанные единицы, так как период обучения духовенства продолжителен. Большая часть самодеятельных в возрасте от 25 до 70 лет и более.
В начале 1930-х годов в связи со сплошной коллективизацией деревни и проведением «безбожной» пятилетки проблемы, связанные с правовым положением духовенства в сфере хозяйственной деятельности, обострились. Наступление на кулачество проходило одновременно с наступлением на имущественные права духовенства. В январе 1930 г. постановлением Постоянной комиссии при Президиуме ВЦИК православное духовенство, как и другие категории лиц, лишенных избирательных прав, потеряло право землепользования. Право пользования землей сохранялось лишь в том случае, если духовное лицо публично отказывалось от священного сана.
3 января 1930 г. в газете «Правда» было опубликовано постановление Совнаркома РСФСР о выселении всех категории «лишенцев», в том числе и священников с их семьями, из национализированных и муниципализированных жилых помещении в городской черте.
Сельских священнослужителей стали приравнивать к кулачеству. «Наступление на кулачество», провозглашенное ноябрьским Пленумом ЦК ВКП(б) 1929 г., привело к массовому раскулачиванию сельского духовенства. Представителей сельского клира обвиняли в организации восстаний колхозников, в ходе которых нередко выдвигался лозунг «Долой Советы, ликвидирующие кулака и религию!».
В статье И.В. Сталина «Головокружение от успехов», опубликованной в газете «Правда» 2 марта 1930 г., были подвергнуты критике некоторые методы проведения коллективизации, а ответственность за все «перегибы» возложена на местные партийные и советские органы. Постановление ЦК ВКП(б) «О борьбе с искривлениями в колхозном движении» от 14 марта 1930 г. осудило практику лишения сельских священников земли как перегиб в отношении религии и церкви. Но по-прежнему в правоприменительной практике органов советской власти всех уровней неуклонно соблюдалась генеральная линия, направленная на ликвидацию религии в СССР.
Хозяйства сельских служителей культа (как священнослужителей, так и церковнослужителей) приравнивались к кулацким хозяйствам: при переносе их на другие земли в случае укрупнения колхозов и совхозов (циркуляр Наркомата земледелия СССР от 9 февраля 1930 г), при выполнении заготовительных заданий (постановление ЦИК СССР «О заготовках мяса и молока» от 27 декабря 1933 г.).
Только в 1934 г. по постановлению ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 20 февраля 1934 г. об обязательных поставках государству сельхозпродуктов хозяйства сельских священников стали дифференцировать на кулацкие и таковыми не являющиеся, которые приравнивались к хозяйствам единоличников.
Проблемы финансирования православного духовенства в советской России практически не затрагивались в научной литературе. Каков же был уровень материального благосостояния православного духовенства?
Революционные процессы в России коренным образом изменили условия существования Русской церкви в целом и православного духовенства в частности. Духовенство осталось без фиксированной заработной платы, без поддержки со стороны государства, полагаясь исключительно на собственные силы.
К концу 1920-х годов материальное положение православного клира было на крайне низком уровне. Средний доход православных священнослужителей Тульской губ. в месяц, по сведениям окружного совета СВБ, составлял 50 руб., причем в сельской местности он был ниже, чем в городе. Религиозная деятельность не обеспечивала сельскому духовенству даже самого низкого прожиточного минимума. По сведениям безбожников, за 1928-1929 гг. расходы церквей Тульского округа на поддержание религиозного культа составляли 359 руб. 50 коп., а на жалованье причта — 749 руб. в год. Общий ежегодный доход церкви в среднем составлял 1108 руб. 50 коп. В месяц на жалованье служителям культа в приходе шло 62 руб. 42 коп. из общецерковных денег. Если в приходской церкви служили три представителя клира, то на каждого в среднем приходилось жалованье в 20 руб. 81 коп., а если два служителя культа, то размер жалованья мог составить 31 руб. 21 коп. А ведь содержание малолетних членов семьи служителя культа требовало материальных затрат. К тому же религиозное служение накладывало определенные трудности в трудоустройстве на членов семьи духовенства.
Церковный народ с сочувствием относился к членам причта. Православное духовенство, оказавшись в бедственном положении, обращаюсь за поддержкой к прихожанам. Священник с. Ивановского Узловского района Тульского округа Горелкин на коленях просил прихожан защитить его от налогов. Как отмечали сами безбожники в конце 1920-х годов, сельские жители проявляли сочувствие к своим пастырям, признавая гонения на служителей Христовых и пастырей православной веры.
В отчете Тульского окружного совета «Союза воинствующих безбожников» на запрос Московского областного совета СВБ от 18 ноября 1929 г. говорилось, что многие сельские священники готовы отречься от сана в случае, если им будет представлена служба с окладом хотя бы в 25-30 руб.
Иногда служители культа, испытывая материальные трудности, вынуждены были идти на противоправные действия. В 1929 г. приходского священника с. Хитровищино Михайловского района Тульского округа осудили за кражу свай из-под моста. В с. Любимовка Воловского района Тульского округа два священника пытались продать 800 сажен земли.
В целом положение сельского православного клира находилось в зависимости от экономического развития деревни. Решающим фактором для обеспечения причтов являлись размер и состав прихода. Экономические отношения причта с прихожанами были гораздо прочнее в сельских приходах, чем в городских, что объяснялось отчасти традиционными общинными связями на селе.
Чрезвычайно затруднительным было и материальное положение высшего священноначалия. Не надеясь на епархиальные отчисления, представители высшей церковной иерархии все больше полагались на собственные силы при обеспечении своего материального положения. В письме митрополиту Арсению П.В. Гурьев писал: «В канцелярии нашей число работников продолжает все сокращаться. Оставил службу, кажется, М.А. Лебедев, который полтора месяца тому назад уехал в многомесячный отпуск и до сих пор не возвратился. С.Г. Руткевич служит в нескольких учреждениях: в Главархиве, в управлении кустарными промыслами (под начальством своего бывшего младшего секретаря Пересветова) и еще где-то. Получает тысяч до 40 жалованья, кроме пайков, а живет все у нас в Епархиальном Доме. Митрополит Кирилл находится в Ордынском концентрационном лагере и ждет решения дальнейшей своей службы. Говорят, что был отправлен в Соловки. Н.А. Любимов находится под домашним арестом, а А.Г. Куляшев все еще не вернулся из данного ему отпуска, и никаких известий о нем. Вызванные к присутствию в Священном Синоде архиепископы до сих пор еще не прибыли в Москву».
Так как служители культов приравнивались к лицам свободных профессий, они не могли быть членами профсоюзов и защищать свои корпоративные права. Служитель культа, достигший возраста свыше 55 лет, согласно разъяснениям V отдела НКЮ, имел право на социальное обеспечение при отсутствии у него средств к существованию и должен был обратиться с ходатайством в местный отдел социального обеспечения. Вдовы и сироты служителей культа подпадали под действие Положения о социальном обеспечении трудящихся от 31 октября 1918 г. Они должны были обеспечиваться государством на общих основаниях, т.е. в случае нетрудоспособности и необеспеченности, а также отсутствия состоятельных родственников. С прошениями о назначении пенсии они обращались в местные собесы.
Нетрудоспособные монашествующие переводились на социальное обеспечение, хотя временно могли оставаться в положении призреваемых, зависящих от трудовых элементов коммуны, создаваемых при монастырях. Вскоре после создания Мало-Пицкой Скорбященской женской трудовой артели в Нижегородской губ. 24 монахини оказались исключенными из состава трудового объединения, созданного на базе монастыря, без права получения земли. Среди исключенных монашествующих большинство были в возрасте от 50 до 60 лет, ранее занимавшие в монастыре должности игуменьи, казначея, благочинной, клиросной, просфорницы, ризничей, регентши, псалтирницы.
Иждивенцы и слабосильные из духовного звания некоторое время могли обеспечиваться за счет бывших эмеритальных, пенсионных и других фондов духовенства. Из ежегодного церковного сбора, именуемого «церковная лепта», предполагалось выплачивать пособия «заштатному и сиротствующему духовенству». Советская власть запретила «церковную лепту», и из епархий поступали лишь случайные разовые отчисления. С принятием постановления ВЦИК, СНК РСФСР от 8 апреля 1929 г. «О религиозных объединениях» религиозным объединениям запрещалось создавать кассы взаимопомощи, оказывать материальную поддержку своим членам (п. 17 постановления). Государство предоставляло служителям культа дома престарелых и сирот, где духовенство находилось под контролем властных структур, но неохотно обеспечивало клир всякого рода пособиями.