Национальный суверенитет в правовой природе российского федерализма

Народный суверенитет и национальный суверенитет: история возникновения понятий и их правовое содержание

Развитие научных взглядов на понятие «суверенитет», базировавшихся на различных представлениях о сущности правоотношений между государством, носителями государственной власти и народом, об источнике и носителе власти, отнюдь не ограничивалось рассмотрением суверенитета как свойства государства или государственной власти.

В связи с этим в науке принято рассматривать, наряду с государственным суверенитетом, категории «народный суверенитет» и «национальный суверенитет».

Под народным суверенитетом в юридической пауке понимается конституционно-правовой принцип, выражающийся в неотчуждаемом праве народа определять свою судьбу, быть независимым носителем и выразителем верховной власти в государстве и обществе.

Идея народного суверенитета начинает оформляться одновременно с появлением концепции суверенитета Бодена, под влиянием взглядов об общественном происхождении суверенной государственной власти.

Первоначально теория суверенитета, основанная на началах единства, неотчуждаемости, неделимости и неограниченности, применялась к совокупности граждан без внесения в ее содержание каких-либо значительных корректив. Но словам Н.Н. Алексеева, «менялся субъект, но качества утверждались старые, что указывает на одинаковость способов проведения политических тенденций, безразлично, в чью пользу они проводились»¹Алексеев Н.Н. Русский народ и государство. — М.: Агриф, 1998. С. 460..

Французский политический деятель и публицист Филипп дю Плесси-Морнэ в 1579 г. в своем памфлете «Иск к тиранам» дал иную, по сравнению с Боденом, трактовку суверенитета. Бог, в понимании Морнэ, не выбирает земного суверена непосредственно, но поручает это народу, который осуществляет это от имени Бога. Король вследствие этого становится земным сувереном.

Возложение на народ роли посредника, по Морнэ, не позволяет рассматривать народ в качестве суверена как такового. Однако делегирование народу права избрать суверена, которое может рассматриваться как временный суверенитет, проясняет суть отношений между народом и сувереном и дает, таким образом, обоснование рамкам суверенитета.

В сочинении «Политика» немецкого философа Иоанна Альтузия, опиравшегося на договорный характер происхождения государства, демонстрируются иные, по сравнению с воззрениями Бодена, подходы к носителю суверенитета.

По мнению Альтузия, народ на основе договора передает власть монарху. Однако, в отличие от Бодена, данный договор не следует рассматривать как дарение, влекущее полное, не ограниченное во времени отчуждение верховной власти в пользу монарха. Народ является обязанным по договору лишь до тех пор, пока другая сторона договора соблюдает его. Суверенная власть, в понимании Альтузия, дана народу самим Богом и является неотчуждаемой. Однако суверенитет народа в трактате Альтузия, по существу, приближается к суверенитету государства (но не государя!), поскольку государство не рассматривается в качестве самостоятельного субъекта права, и отождествляется с совокупностью граждан, связанных договором, и носит, таким образом, корпоративный характер.

Наиболее полное отражение идеи народного суверенитета можно найти в трудах французского политического мыслителя Ж.Ж. Руссо. Руссо, так же как и Боден, опирался на наличие у категории суверенитет такого признака, как абсолютная, стоящая над самим обществом и народом власть, но при этом Руссо сформулировал новый подход к носителю суверенитета. В трактате «Об общественном договоре, или Принципы общего права» Руссо указывает: «Подобно тому, как природа наделяет каждого человека неограниченной властью над всеми членами его тела, общественное соглашение дает Политическому организму неограниченную власть над всеми его членами, и вот эта власть, направляемая общею волей, носит, как я сказал, имя суверенитета»² Руссо Ж.-Ж. Об общественном договоре, или Принципы политического права // Трактаты. М., 1969. С. 171.. При этом упомянутая верховная власть не может отчуждаться и ограничиваться; «верховная власть неделима и едина, и ее нельзя разделить, не уничтожив», — писал Руссо.

Лишив монарха статуса носителя суверенитета, Руссо признает данное свойство не за гражданами, а за общей волей, которая может быть представлена только самой собой. Таким образом, общая воля стоит не во главе общества (совокупности граждан), а над ним; следовательно, общая воля, в смысле, вкладываемом Руссо, как эквивалент суверена-монарха, не может рассматриваться как демократическая основа существования государства.

Закон является выражением общей воли и касается всей совокупности подданных, в отличие от распоряжений должностных лиц, направленных на определенных индивидов, но отнюдь не ограничивает суверена. «Нет и не может быть никакого основного закона, обязательного для Народа в целом, для него не обязателен даже общественный договор», — утверждает Руссо. Рассматривая закон как акт суверенитета народа. Руссо рассматривает законодательную власть как содержание суверенитета, как верховную власть, всегда принадлежащую народу в целом. Поэтому демократия, аристократия, монархия — не формы государства, а формы правительства, которые устанавливает суверенный народ.

Суверенитет, в понимании Руссо, неделим и не может быть представлен, поскольку всякая воля нераздельна, как и само лицо, выражающее свою волю. В связи с этим им отрицается идея народного представительства и разделения властей и признается осуществление власти народа лишь в форме непосредственной демократии. «Суверенитет не может быть представляем по той же причине, по которой он не может быть отчуждаем». В качестве примера философ приводит английский народ, который является свободным, лишь пока избирает членов Парламента, однако после выборов, «как только они избраны — он [народ] раб и ничто».

Данный постулат был взят на вооружение противниками теории народного суверенитета. Так Жозеф де Местр отмечал, что воля народа на практике делегируется так называемым представителям, что неизбежно ведет к полному отчуждению народа от правительства³Местр Ж. де. Рассуждения о Франции. — М: РОССПЭН, 1997. С. 61 — 63.. Как отмечает М.И. Дегтярева, с точки зрения де Местра, народ в принципе лишен возможности управлять: в республике, как и в монархии, он неизбежно оказывается в положении управляемого⁴Дегтярева М.И. Понятие суверенитета в политической философии Ж. де Местра // Полис. 2001. № 3. С. 116..

Если Боден иллюстрировал суверенитет государства (государя) конкретными полномочиями в сфере государственного управления, то Руссо однозначно связывает суверенитет народа с законотворчеством («суверен, не имея другой силы, кроме власти законодательной, действует только посредством законов»). В современной правовой науке этот подход по-прежнему имеет место, ибо фактическое содержание народного суверенитета прежде всего ассоциируется с правом граждан на участие в референдуме и свободных выборов депутатов законодательных органов.

Государство, по Руссо, представляет собой совокупность индивидов, составляющих народ, однако индивидов, находящихся не в естественном состоянии, а в гражданском, обладающих не естественной свободой, а условной, полученной в результате заключения общественного договора. Общая воля, состоящая из суммы отдельных воль, направленных на общий интерес, обладает, в руссоистской трактовке, абсолютной властью, именуемой суверенитетом.

Концепция суверенитета была распространена Руссо не на совокупность подданных монарха, а на совокупность граждан, при этом формально-юридическое содержание суверенитета, разработанное Боденом и Гоббсом, не претерпело у Руссо значительных изменений. Отсюда вытекает, что суверенитет народа в учении Руссо отличается от суверенитета государства в лице его органов (монарха, коллективного исполнительного органа. парламента) лишь по фигуре носителя государственной власти. Этот подход был следствием отсутствия представления о государстве как субъекте права, не сводящемся к государственному аппарату.

Учение Руссо о полновластии народа, основанное на идеях свободы и равенства, дало мощный толчок к развитию демократической доктрины суверенитета. Однако формальный характер неограниченного народного суверенитета таит в себе глубокую опасность. Русский философ п. Бердяев писал: «В народном суверенитете погибает и человек. Ибо самодержавие народа не ограничивает себя неотъемлемыми правами человека и не гарантирует неприкосновенность этих прав»⁵Бердяев Н. Философии неравенства. Письма к недругам по социальной философии // Собрание сочинений. Т. 4. — Париж: YMCA-Press, 1990. С. 444-445. Сам Руссо не отрицал, что в государствах с большим населением реализация принципа народного суверенитета как абсолютной власти большинства ведет к сокращению свободы отдельных граждан.

Важно отметить, что если труды Бодена, в т.ч. «Шесть книг о Республике», появились в условиях практически сформировавшейся системы абсолютизма и явили собой научное обоснование проводимой французскими королями политики, то идеи Руссо, изложенные в трактате «Об общественном договоре, или Принципы политического права», нашли свое практическое применение уже после смерти Руссо. Так статья 3 Декларации прав человека и гражданина от 26 августа 1789 года гласит: «Источник всякого суверенитета зиждется, по существу, в нации. Никакая совокупность лиц, никакое отдельное лицо не могут осуществлять власть, которая явно не исходила бы от нации». В статье 6 декларации приводится точная формулировка из трактата Руссо: «Закон есть выражение общей воли».

Принцип народного суверенитета был активно использован в период якобинской диктатуры. Не преувеличивая влияния трактата Руссо на Великую французскую революцию, следует признать, что закрепление неотчуждаемого права народа на непосредственное самовластие в качестве основополагающего принципа построения публичной власти послужило обоснованием диктатуры. По словам М. Робеспьера, «народ добр, а его уполномоченные могут быть развращены; в добродетели и суверенитете народа следует искать предохранительное средство против пороков и деспотизма правительства»⁶Цит. по: Якобинство в исторических итогах Великой французской революции: Традиции и этапы изучения проблемы // Новая и новейшая история. 1996. №5. С. 73-99.. Идея правительства, воплощавшего в себе моральный суверенитет народа, означала легитимацию власти якобинцев, получивших монополию на представление народного суверенитета, власть которых апеллировала к добродетели. По меткому выражению немецкого поэта Г. Гейне, «Максимилиан Робеспьер был не чем иным, как рукой Жан-Жака Руссо»⁷ Гейне Г. Собрание сочинений в десяти томах. Т. 6. — М., 1958. С. 95..

В качестве примера реализации якобинцами принципа народного суверенитета можно привести декрет от 14 фримера II г. (4 декабря 1793 г.) об организации временного порядка управления. В циркулярах, разосланных от имени Комитета общественного спасения, о введении временного порядка управления была развита идея органического единства народа и революционного правительства. Народ и революционное правительство перед лицом внутренней и внешней опасности должны были образовать единый организм. Вся система органов революционного правительства строилась по принципу единства между управляющими и управляемыми, в результате чего получилась централизованная диктатура.

Приведенный исторический опыт показывает, что суверенитет народа в государстве, построенном на принципах верховенства прав и свобод личности, должен быть ограничен правами индивида. В противном случае суверенитет народа будет иметь такой же деспотический характер, как и суверенитет государства, в том смысле, который в него вкладывает идеология абсолютизма. Поскольку интересы различных слоев общества носят неодинаковый характер, суверенитет народа не может рассматриваться как принцип, направленный на игнорирование мнения меньшинства.

Уже начиная с XVII века, в теории суверенитета возникают альтернативные подходы не только к вопросу о носителе суверенитета, но и к вопросу о такой характеристике суверенитета, как абсолютность власти. Развитие общественных отношений, переход от феодализма к капитализму предопределили необходимость научного обоснования ограничения власти монарха волей народа, выражаемой представительными органами власти. Поскольку суверенитет и абсолютизм власти конкретного ее носителя смешивались в классическом понимании суверенитета, набиравшее силу движение против абсолютизма не могло не привести к эволюции представления о суверенитете.

Идея вторичности государственной власти по отношению к общественному интересу, внесшая свои коррективы в понятие суверенитета, появилась не на пустом месте. Европейское политическое сознание было пронизано традициями римского права, согласно которым магистраты являлись уполномоченными народа. В трудах римскими юристами была сформулирована идея о том, что единственным источником публичной власти является народ, а выразителями его воли — высшие магистратуры, обладающие империумом (imperium).

Как справедливо отмечал русский ученый С.А. Котляревский, противники светской власти, защищавшие папское всемогущество, охотно указывали, что монарх есть лишь служитель народа, получивший данную ему народом власть для определенных целей, но не имеющий вне этой власти никаких прав⁸Котляревский С.А. Конституционное государство. Юридические предпосылки русских Основных законов. — М.: Зерцало, 2004. С. 14..

Идея народного суверенитета сторонниками школы естественного права связывалась с договорной теорией происхождения государства и государственной власти.

Первые победы противников абсолютной власти короля (в ходе английской, Великой французской революций, борьбы североамериканских колоний за независимость), посягнувших на «божественное право» короля, привели к признанию идеи народного суверенитета на государственном уровне. Содержание народного суверенитета не может быть идентичным содержанию суверенитета государства, и разграничиваться лишь по одному основанию — его носителю. В противном случае суверенитет народа, рассматриваемый с позиций абсолютизма, будет носить абстрактный характер, поскольку неизбежно будет наталкиваться на то, что вся совокупность граждан не может управлять и иметь какую-либо властную способность. На это указывали де Местр, Гегель и другие оппоненты теории абсолютного суверенитета народа. На практике такой суверенитет народа будет всегда направлен на нарушение прав и свобод человека и гражданина.

Развитие представлений о государстве, как субъекте права, основанного на праве, позволило рассматривать народ не как носителя, а как источник государственной власти. Суверенитет народа, как и суверенитет государства, получил в юридической науке и практике новое прочтение. Данные понятия стали рассматриваться не как характеристики не существующего в действительности явления «абсолютного» полновластия, а в качестве правовых характеристик различных сторон верховенства и независимости государственной власти, источником которой является воля народа. Концепция народного суверенитета придала новый вектор развитию представлений о государственном суверенитете, абсолютный характер которого начал объективно ставиться под сомнение.

Именно вследствие развития идеи народного суверенитета, отражения ее в конституционных актах, понятие «суверенитет» не стало чисто историческим понятием, характеризующим явление абсолютизма, и пережило эпоху господства абсолютных монархий в Европе. Категория «суверенитет», ставшая с конца XVIII века конституционно-правовой категорией, прочно вошла в систему ценностей конституционализма и либерализма и явилась одной из теоретических основ защиты от произвола власти как институтов гражданского общества, так и прав и свобод личности. В конституционном механизме государственный и народный суверенитет сосуществуют в органическом единстве.

Безусловно, развитие концепции народного суверенитета не могло привести к утрате государством статуса публичного института, осуществляющего верховную власть на своей территории и санкционирующего правила поведения, обязательные для всеобщего исполнения. Данный статус и не может быть перенесен на народ. Однако значение развития идеи народного суверенитета нельзя сводить к ее проявлениям в юридической науке. К практическим результатам реализации идеи народного суверенитета следует отнести ограничение власти суверенного государства не только естественными, но и иными конституционными правами и свободами личности.

Суверенитет народа не сводится к безграничной власти большинства. Еще классиками либерализма, такими как Б. Констан и Ф. Гизо, указывалось на необходимость осмысления природы народного суверенитета и его пределов. «Абстрактное признание суверенитета народа, — отмечал Б. Констан, — никоим образом не увеличивает сумму свобод индивидов; и если придать суверенитету широту, которой он не должен иметь, свобода может быть утрачена вопреки этому принципу или даже благодаря ему»⁹Констан Б. Принципы политики, пригодные для всякого правления // Классический французский либерализм: Сборник. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2000. С. 27..

Безусловно, в политической системе, основанной на принципах суверенитета народа, суверенитет не может признаваться за индивидом или группой граждан, однако это не означает, что общество в целом обладает в отношении граждан неограниченной властью. Верховенство воли народа, выражаемой большинством, воплощающейся непосредственно либо через представительные органы, не имеет ничего общего с неограниченной властью большинства, которая, вследствие невозможности осуществления власти обществом непосредственно, может реализовываться лишь конкретными органами государства, что неизбежно приводит к попранию прав и свобод личности.

По точному определению Ф. Гизо, народный суверенитет, отрицающий свободу личности и права меньшинств, является на самом деле «абсолютной властью численного большинства над меньшинством, иными словами, тиранией»¹⁰Гизо Ф. Политическая философия: о суверенитете // Классический французский либерализм: Сборник. — М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2000. С. 574..

В современной отечественной правовой науке по-прежнему можно встретить упоминание суверенитета как категории, носящей абсолютный характер. В частности, В.А. Четвернин отмечает, что народный суверенитет должен рассматриваться исключительно как «демократический эквивалент суверена-монарха»¹¹Проблемы общей теории права и государства: Учебник для вузов / Под общ. ред. В.С. Нерсесянца. М.: НОРМА, 2002. С. 662.. Между тем использование категории «суверенитет» опираясь на подходы, выработанные совершенно в иных, по сравнению с современными, политических условиях абсолютизма, может внести неясность в содержание одной из важнейших основ конституционного строя большинства современных государств, в том числе и Российской Федерации.

Народный суверенитет как принцип конституционализма представляет собой обладание народом социально-экономическими и политическими средствами, обеспечивающими реальное участие всех социальных групп и слоев в управлении делами общества и государства. Безусловно, можно привести ряд исторических примеров, свидетельствующих о массовом нарушении прав и свобод личности, совершенных под предлогом следованию общественному интересу. Однако при соблюдении принципа народного суверенитета законы являются продуктом общей воли либо группы лиц, власть которой санкционирована согласием народа, воплощенным в принятой конституции.

Сувереном выступает совокупность граждан, что означает недопустимость присвоения суверенитета индивидом либо группой людей. Из этого вытекает недопустимость цензовых ограничений (за исключением возрастных, носящих естественный характер) участия граждан в политической жизни общества. Полнота реализации принципа народного суверенитета находится в прямой зависимости от степени реализации конституционно-правового принципа политического равноправия. В начале XX века С.А. Котляревский применительно к Конституции Королевства Румынии отмечал, что конституция, с одной стороны, провозглашающая принцип народного суверенитета и в то же время устанавливающая высокий имущественный ценз и классовые привилегии, заключает в себе глубокое внутреннее противоречие¹²Котляревский С.А. Конституционное государство. Юридические предпосылки русских Основных законов. — М.: Зерцало, 2004. С. 21..

Народный суверенитет как принцип конституционализма служит обоснованию государственной власти в современных демократических государствах. В противоположность теории неограниченности суверенитета народа, неконтролируемость власти народа конституции современных демократических государств строятся на ограничении народовластия требованием о соблюдении прав и законных интересов личности.

Часть 1 ст. 3 Конституции РФ гласит: «носителем суверенитета и единственным источником власти в Российской Федерации является ее многонациональный народ». Принцип народного суверенитета нашел свое отражение в большинстве современных конституций. Статья 20 Основного закона Федеративной Республики Германия устанавливает: «вся государственная власть исходит от народа. Она осуществляется путем выборов и голосований и через посредство специальных органов законодательства, исполнительной власти и правосудия». «Народный суверенитет составляет основу политического режима», — гласит п. 2 ст. 1 Конституции Республики Греция. Конституция Итальянской Республики (ст. 1) устанавливает ограниченный характер народного суверенитета: «Суверенитет принадлежит народу, который осуществляет его в формах и в границах, установленных Конституцией».

Принцип народного суверенитета не сводится к теоретической конструкции, раскрывающей природу власти и носящей сугубо исторический характер. Закрепление данного принципа в конституциях большинства стран находит конкретные проявления в правоприменительной практике, в том числе в реализации суверенных прав государства. Одним из таких примеров может рассматриваться отклонение на референдумах народами Франции и Голландии проекта Договора, учреждающего Конституцию для Европы. Налицо признание правительствами государств неотъемлемого права народа на определение дальнейшей судьбы своего суверенного государства¹³Клаус В. Почему я не «европеист» // Европа без России. Договор, учреждающий Конституцию для Европы от 20 октября 2004 года. — М.: Европа, 2005. С. 9.. Несмотря на то, что суверенитет государства проявляется, казалось бы, в его свободе распоряжения собственным суверенитетом, и, как отмечает В.В. Пустогаров, «эта свобода может выразиться в полном отказе от него»¹⁴Пустогаров В.В. Члены федерации как субъекты международного права // Государство и право. 1992. № 1. С. 40., конституционный принцип народного суверенитета налагает ограничения в действиях уполномоченных органов государства, могущих повлечь утрату суверенитета государства. В связи с этим нельзя согласиться с мнением А.Н. Кольева, что «в европейских государствах идея народного суверенитета является всего лишь набором риторических оборотов в рамках политкорректности»¹⁵Кольев А.Н. Нация и государство. Теория консервативной реконструкции. — М: Логос, 2005. С. 240..

Не следует рассматривать народный суверенитет как правовую конструкцию, определяющую наличие особой, по сравнению с государством, силы, способной самостоятельно выступать в качестве носителя власти во внутригосударственных и межгосударственных отношениях. Тем не менее представляются необоснованными точки зрения, согласно которым народный суверенитет не может быть отнесен к основам конституционного строя большинства современных государств. Так, по мнению А.Н. Кольева, «народный суверенитет является в значительной мере ложной и излишней смысловой конструкцией, мешающей выделить в понимании власти те особенности, которые формируют инвариантную смысловую структуру понятия «суверенитет». По мнению В. Цымбурского, власть может держаться даже на чистом насилии, что не мешает таким государствам быть признанными во всем мире и являться членами ООН, в связи с чем вопрос о внутренних основаниях власти для суверенитета в международных отношениях чаще всего не имеет существенного значения¹⁶Цымбурский В.Л. Идея суверенитета в посттоталитарном контексте // Полис. 1993. № 1..

Думается, приведенные точки зрения свидетельствуют об игнорировании того факта, что после Второй мировой войны, вызванной чудовищными преступлениями фашистских режимов, вопрос соблюдения естественных прав человека перестал быть внутренним делом государств. Игнорирование политикой и правом детерминации актов реализации суверенитета государства общими интересами не позволяет говорить и о наличии государственного суверенитета, поскольку в этом случае речь идет не о суверенитете государства, а о неограниченности власти конкретных ее носителей.

Другой крайностью является возведение некоторыми специалистами в абсолют принципа народного суверенитета и отрицание теоретической и практической ценности категории «государственный суверенитет». Так, Н.В. Бутусова полагает, что значение проблемы государственного суверенитета, актуальной лишь для международного права, переоценивается российской конституционно-правовой наукой и в ходе реформирования действующей Конституции РФ необходимо учесть, что суверенитет Российского государства нуждался в подтверждении на конституционном уровне лишь на начальном этапе становления государственности¹⁷Бутусова Н.В. Российское государство как субъект конституционно-правовых отношений // Журнал российского права. 2003. № 6..

Между тем народный суверенитет — это демократический принцип построения подлинно существующего суверенитета государства, выражающийся в том, что государство, реализуя свой суверенитет, опирается на публичный, народный интерес, а не на волю монарха или вождя. Как отмечает Б.С. Эбзеев, из положений Конституции РФ вытекает «диалектическое единство государственного и народного суверенитета, которые в интерпретации Конституционного Суда РФ являются не различными понятиями, а различными аспектами единого понятия суверенитета»¹⁸Комментарий к постановлениям Конституционного Суда РФ: Государственная власть. Федерализм. Местное самоуправление. Защита прав и свобод граждан / Отв. ред. Б.С. Эбзеев. — М.: Юристъ 2002. Т. 3. С. 10.. Какое-либо реальное существование суверенитета в форме непосредственной демократии, являющейся первичной по отношению к правам и интересам индивида, противоречит духу конституционного государства, объявившего высшей ценностью человека его права и свободы.

Формами воплощения принципа народного суверенитета являются институты прямой и опосредованной демократии. Часть 3 ст. 3 Конституции РФ гласит: «высшим непосредственным выражением власти народа являются референдум и свободные выборы». Однако Конституционный Суд РФ вправе признать противоречащими Конституции РФ (и, следовательно, утратившими силу) любые нормы, принятые на референдуме или представительными органами (даже если эти нормы отражают «волю народа»), в случае, если они нарушают права человека и гражданина.

В соответствии с преамбулой Федерального конституционного закона от 28 июня 2004 г. № 5-ФКЗ «О референдуме Российской Федерации» референдум Российской Федерации не может быть использован в целях принятия решений, противоречащих Конституции РФ, а также в целях ограничения, отмены или умаления общепризнанных прав и свобод человека и гражданина, конституционных гарантий реализации таких прав и свобод.

Закрепление в Конституции РФ суверенитета народа говорит о построении системы государства и права в нашей стране на основе доктрины естественных и неотчуждаемых прав человека. Именно российский народ делегировал часть своей естественной свободы в пользу государственной власти и наделил государство полномочием требовать от каждого индивида подчинения действиям и решениям органов государственной власти в пределах, установленных российским народом в Конституции РФ. Оставшаяся часть свободы российского народа состоит не только из прав и свобод, закрепленных в Конституции РФ, но и из иных неотчуждаемых прав (ч. 2 ст. 17 Конституции РФ). Поэтому нередко в научной литературе можно встретить утверждение о вторичности государственного суверенитета по отношению к народному суверенитету в подлинно демократическом, правовом государстве.

Таким образом, народный суверенитет необходимо рассматривать как верховенство народа в решении вопросов организации и функционирования общественного и государственного строя, в определении основных направлений внутренней и внешней политики, предусматривающее наличие форм контроля за деятельностью государственных органов. Именно в данном смысле категория «народный суверенитет», лишенная признака абсолютности и превалирования над правами и свободами человека, используется в нормативно-правовых актах.

Развитие политико-правового учения о суверенитете в течение XIX-XX веков привело к использованию данного термина применительно к праву культурных и этнических общностей, проживающих на определенной территории, на самоопределение.

В науке явление, выражающееся в праве на политическое, экономическое и культурное самоопределение нации для сохранения своей самобытности, образа жизни, языка, культуры, для обеспечения своего свободного развития, получило название национального суверенитета.

Большой вклад в развитие теории национального суверенитета как неотъемлемого свойства любой нации внесла советская юридическая наука.

Р.А. Тузмухамедов рассматривал национальный суверенитет как «верховенство национально объединенного народа в решении своей судьбы»¹⁹Тузмухамедов Р.А. Ответ клеветникам. Самоопределение народов Средней Азии и международное право. — М.: Международные отношения, 1969. С. 62.. С.Р. Вихарев отмечал, что «национальный суверенитет как определенное свойство присущ каждой нации в силу самого факта ее существования. Оно неотъемлемо, его нельзя ни придать, ни упразднить, его можно только нарушить или восстановить»²⁰Вихарев С.Р. В.И. Ленин о суверенитете союзных республик. — Минск: Издательство БГУ им. В.И. Ленина, 1969. С. 56.. По мнению К.Д. Коркмасовой, национальный суверенитет представляет собой «органически присущее нации политико-этническое свойство: ее неотъемлемое и неутрачиваемое качество. Он воплощает в себе совокупность признаков, характеризующих данное сообщество людей как нацию...»²¹Коркмасова К.Д. Национальная государственность в СССР. — Ростов-на-Дону, 1970. С. 26..

Один из противников этой точки зрения, В.С. Шевцов указывал, что «если бы суверенитет действительно представлял собой свойство нации [...] то пришлось бы с необходимостью прийти к вполне логичному выводу о том, что все нации, независимо от фактической их свободы и самостоятельности, всегда суверенны, либо, если все же признать, что [...] есть еще народы, лишенные основных национальных прав и ведущие борьбу за свое социальное и национальное освобождение, этим народам следует вовсе отказать в праве быть нациями, поскольку они не суверенны»²²Шевцов В.С. Национальный суверенитет (проблема теории и методологии). — М., 1978. С. 16..

Думается, подход к национальному суверенитету как свойству нации, заключающемуся в стремлении и праве нации на политическое и этнокультурное самоопределение для полноценного и свободного развития нации, является более обоснованным. В противном случае национальный суверенитет должен был бы рассматриваться как привилегия, предоставляемая государствами одним народам и не предоставляемая другим.

Нередко в понятие национального суверенитета включают признак «полновластия нации». По мнению Л.М. Карапетяна, полновластие наций, населяющих республики в составе России, должно выражаться в государственном суверенитете соответствующих национально-территориальных единиц²³Карпетян Л.М. Грани суверенитета и самоопределение народов // Государство и право. 1993. № 4. С. 13-16.. С этой трактовкой национального суверенитета трудно согласиться, поскольку категория «полновластие» характеризует наличие у субъекта самого широкого спектра властных полномочий и стирает грань между понятиями государственного и национального суверенитета.

В литературе нередко отмечается, что право наций на самоопределение — «органическая составная часть национального суверенитета»²⁴См., например: Шевцов В.С. Суверенитет советского государства. М.: Юридическая литература, 1972. С. 200., в то же время попытки определить иные составляющие национального суверенитета вряд ли можно признать успешными. Дело в том, что уравнивание национального суверенитета с политико-правовым феноменом «самоопределение нации» допустимо, если рассматривать самоопределение нации (народа) в широком смысле как определение народом своего статуса, позволяющего обеспечить свободное развитие индивидов, относящих себя к данной общности, в рамках политических, экономических, социальных и культурных отношениях.

Некоторые исследователи, например А.Е. Козлов²⁵Козлов A.E. Право на самоопределение как принцип международного права и конституционное право человека // Права человека и межнациональные отношения М., 1994. С. 69., Д.Тэпс²⁶Тэпс Д. Суверенитет в теории федерализма. — СПб.: Издательство Р. Асланова Юридический центр Пресс, 2004. С. 139., полагают, что право наций на самоопределение включает в себя лишь политическое (государственное) самоопределение. При таком подходе право наций на самоопределение действительно является лишь одним из элементов национального суверенитета, являющегося свойством нации самостоятельно определять не только свое политическое, но и культурное и экономическое развитие.

На мой взгляд, нет оснований считать, что национальный суверенитет как свойство любой нации, выражающееся в праве на самоопределение (сущность этого права тяготеет к естественному праву, по смыслу, вкладываемому в это понятие теорией прав человека), сводится лишь к политическому самоопределению. Тем более, нет никаких оснований утверждать, что национальный суверенитет, главным образом, определяется правом на создание независимого государства.

Национальный суверенитет как конституционно-правовой принцип выражается в праве этнических, территориальных, гражданских, религиозных и языковых общностей (народов, наций) на самоопределение в различных этнокультурных и политических формах, реализующемся на основе норм конституционного и международного права, для обеспечения свободного развития народов (наций), защиты прав и свобод лиц, относящихся к соответствующей общности.

Основными формами реализации права народов на самоопределение являются:

• формы этнокультурного самоопределения:
  1. установление федеральным и региональным законодательством гарантий развития культуры, языков, обычаев народов и механизмов их защиты;
  2. создание национально-культурной автономии;
• формы политического самоопределения:
  1. создание автономной административной единицы в рамках унитарного государства или самостоятельного субъекта в рамках федеративного государства либо изменение их статуса;
  2. присоединение к независимому государству, объединение с ним, участие в межгосударственном союзе;
  3. сецессия — выход из состава государства субъекта федерации или автономного образования;
  4. создание независимого государства.

Тем самым, национальный суверенитет может быть реализован в формах внешнего и внутреннего самоопределения.

Под внешним самоопределением понимается осуществление народами своего суверенитета в форме определения своего политического статуса в системе международных отношений: путем создания нового государства либо присоединения к существующему государству на федеративных или на конфедеративных началах. Реализация национального суверенитета в формах внутреннего самоопределения включает в себя создание национально-культурной автономии; негосударственных институтов, направленных на развитие культуры, языков, обычаев, традиционной среды обитания народов; автономных образований либо субъектов федерации, а также изменение их статуса.

По мнению К. Нона, теория и практика внутреннего самоопределения имеет короткую историю в международном праве. В то же время нельзя упускать из виду тот факт, что реализация национального суверенитета в формах внутреннего самоопределения регулируется, главным образом, нормами национального законодательства, в первую очередь конституционно-правовыми нормами, тем самым, явление внутреннего самоопределения народов имеет важное правовое значение.

Появление категории «национальный суверенитет», как и категории «народный суверенитет», связано с процессом проникновения в политическую теорию и практику договорной теории происхождения государства, в соответствии с которой статус носителя суверенитета и источника государственной власти стал признаваться за народом. Народ в данном случае выступает как совокупность граждан, объединившихся в государство, которое изначально вовсе не признавалось самостоятельным субъектом права, а рассматривалось как совокупность объединившихся по договору личностей, которые перенесли часть своих прав на правительство (монарха).

Из этого следует, что, с одной стороны, народы, как субъекты исторического процесса, не только имеют право восставать против нелегитимного государства, но и наделять легитимностью государство, которое служит его интересам²⁷Калхун К. Национализм. M.: Издательский дом « Территория будущего», 2006. С. 145.; с другой стороны, образование новых государств порождает новые народы.

В таких государствах народ выступает уже не как население, а как государственно организованная общность людей, субъект права, являющийся источником государственной власти и носителем суверенитета. Со времен французской революции применительно к народу как государствообразующей совокупности граждан начал применяться термин «нация», в связи с чем европейские государства, окончательно оформившиеся по результатам победы светской власти королей над притязаниями католической церкви, феодалов и императора Священной Римской империи, в науке нередко называют национальными государствами²⁸Мнацаканян М.О. Нации и национализм. Социология и психология национальной жизни. — М: ЮНИТИ-ДАНА, 2004. С. 86..

Таким образом, была сформирована модель демократической нации, состоящей из равноправных граждан, тесно связанная с идеей прав человека и принципом суверенитета народа, постулировавшим право каждого народа распоряжаться своей политической судьбой.

На протяжении XVII-XX веков процесс распада существовавших и появления новых государств в большинстве случаев обусловливался не феодальными и династическими войнами, а притязаниями определенных территориальных и этнических общностей на осуществление власти на своей территории. Стало очевидным, что государство, декларирующее в качестве основы конституционного строя принцип народного суверенитета, может не обеспечить реализацию прав и свобод граждан через реализацию принципа «общей воли» в том случае, если в обществе, неоднородном по этническому составу и неравномерном по социально-экономическому развитию территорий, политику государства определяет особая территориально-этническая общность. В этом случае речь идет не о верховенстве народа в решении вопросов организации и функционирования общественного и государственного строя, в определении основных направлений развития внутренней и внешней политики, а о наличии особых прав некой этнической либо территориальной общности, за счет ущемления прав других коллективных субъектов.

Национально-освободительные движения XVIII-XIX вв. вывели на передний план то обстоятельство, что если носителем суверенитета и источником государственной власти признается народ, населяющий государство, значит, некая общность, осознающая себя народом, также вправе претендовать на статус носителя суверенитета на территории своего проживания и на создание собственного суверенного государства.

Именно из идей народного суверенитета и неотъемлемости прав человека стало выводиться право населения отдельных территорий государств определять не только то, под властью какого правительства (в широком смысле слова) они желают быть, но и то, под юрисдикцией какого государства они желают существовать. Это нашло свое отражение в работах идеолога объединения Италии Джузеппе Мадзини и символов движения за объединение Германии И.Г. Гердера и Э.М. Арндта²⁹Данн О. Нации и национализм в Германии: 1770-1990. — СПб.: Наука, 2003. С. 48, 74, 84..

В результате реализации национального суверенитета территориальными общностями, носящими надэтничный характер, но не лишенных в своей природе определенного этнического ядра, были созданы ряд новых государств: Соединенные Штаты Америки, Бельгия, Бразилия, Аргентина и др. В свою очередь, в процессе создания единого немецкого и итальянского государств нашел свое отражение этнический подход к носителю национального суверенитета.

Исходя из изложенного, необходимо сделать следующий вывод. Категория «национальный суверенитет» появилась в результате развития представлений о народном суверенитете. При этом категория национальный суверенитет раскрывает иное, но сравнению с народным суверенитетом, явление.

Оно состоит не в признании за народом, как постоянно проживающим на территории страны населением, статуса источника государственной власти, а в признании за территориальными, этническими, языковыми, религиозными общностями права на самоопределение.

Поскольку указанные общности идентифицируются в науке различными терминами, представляет собой серьезную проблему вопрос об определении носителя национального суверенитета, именуемого в конституционно-правовых и международно-правовых актах понятиями «нация» и «народ».

В современной научной литературе нередко высказывается мнение о том, что определения «народ» и «нация» являются достаточно устоявшимся с точки зрения их употребления³⁰Андриченко Л.В. Регулирование и защита прав национальных меньшинств и коренных малочисленных народов в Российской Федерации. М, 2005. С. 36.. Имеющиеся подходы в том или ином языке к использованию данных понятий в научной и публицистической литературе позволяют при анализе всего контекста выявить их смысл. Однако отсутствие общеупотребительных научных дефиниций в данном вопросе и единого правового содержания этих терминов в конституционно-правовых актах порождают значительные трудности в правоприменительном процессе.

Существует множество точек зрения на понятие «нация», отражающее разнообразные явления. В силу разнообразия научных подходов к понятиям «нация» и «народ» как в юриспруденции, так и в социологии (причем нередко в рамках одною исторического периода, а подчас и в рамках одной страны) под «нацией» понимаются различные общности людей, которые одновременно могут именоваться и понятием «народ».

Рассматривая проблему определения понятия «нация», можно выделить два основных подхода, в рамках которых можно рассматривать различные концепции нации. Важно отметить, что концепции нации тесно связаны с историческими процессами образования государств и формами социальной самоидентификации групп людей, слоев человеческого общества. В то же время нельзя отрицать тот факт, что процессы образования государств и преобразования человеческих сообществ взаимосвязаны с общественно-политическими идеями, идущими «снизу», но выражаемыми интеллектуальным авангардом общества — философами, социологами, политиками.

Таким образом, классификация точек зрения на природу нации не является чисто теоретической и отражает объективные формы исторического развития человеческого общества. Выявление содержания понятия «нация» возможно только в контексте исторического развития его основ.

В соответствии с модернистским подходом нация выступает общностью людей, являющейся, с одной стороны, результатом, а с другой стороны, субъектом процесса модернизации. Данный подход характеризует нацию как феномен нового времени. Взгляд на нацию как совокупность граждан, способных и исторически призванных создать собственное государство, зародился в североамериканских колониях Британской империи и во Франции в годы, предшествовавшие Великой французской революции, и был изложен американскими и французскими просветителями: Б. Франклином, Т. Джефферсоном, Ж.Ж. Руссо и Ш. Монтескье.

Если опираться на модернистский подход, то нация как реальный субъект политических отношений в суверенных централизованных государствах XVI-XIX вв. отсутствовала до момента окончательного конструирования государства на основе принципов конституционализма. Так, И.Е. Кудрявцев в отношении первых централизованных государств в Европе пишет: «их население не было «коллективным субъектом», который задавал бы волю государству, исполненному неким объединяющим все социальные слои «национальным духом»; отсутствовала и идентификация простых граждан с властителями — иллюзия «общности крови», что большей частью и определяет существо нации»³¹Кудрявцев И.Е. Национальное «я» и политический национализм // Полис. 1997. №2. С. 77-94..

В данном контексте нация представляет собой особую форму общности людей, которая в своем самосознании имеет стремление к обладанию суверенной государственностью, основанной на либерально-демократической версии общественного договора, и это стремление носит оборонительный характер.

Понятие «нация», как объединяющее государство, народ и страну, противопоставлялось понятию «монарх». И, несмотря на сильное различие условий, в которых эта идея воплощалась на практике в североамериканских колониях (штатах) и во Франции, можно утверждать о появлении в эту эпоху новой формы объединения людей, не связанных напрямую с этническим, религиозным или сословным критерием. Как отмечает И. Филиппова, «право нации на самоопределение рассматривалось как модификация прав человека и в этом смысле как право, безразличное к этническим интересам»³²Федерализм и децентрализация / Отв. ред. А.В. Гайда, В.И. Руденко. — Екатеринбург, 1998. С. 100.. Базисом этатической трактовки нации являются экономические, политические и культурные явления XVII-XX веков: экономическая интеграция, отмирание феодальных методов управления, унификация языков, появление различных форм массовой культуры.

Борьба за независимость североамериканских колоний Британской империи и Великая французская революция привели к освобождению наций (как единства территории, населения и государственного аппарата) от власти короля, который перестал служить интересам нации и никак не мог далее отождествлять себя с государством. Таким образом, французы, осознавшие себя «французской нацией» и жители 13 колоний Британской империи в Северной Америке, осознавшие себя новой «американской нацией», заявили о своем праве самостоятельно распоряжаться своей судьбой.

Успех этой идеи сам по себе стимулировал скорое появление ряда наций. Идея «нации» уже в первой четверти XIX века воплотилась в создании новых государств — главным образом на американском континенте (Бразилия, Мексика, Аргентина, Перу, Чили и др.).

Длительный процесс эмансипации, затронувший различные общности, первоначально ограниченные в правах (по расовому, религиозному, этническому и половому признаку), привел к использованию в конституционно-правовых актах понятия «нация» как совокупности граждан определенного государства и желающих проживать в рамках одного государства или жителей определенной территории, стремящихся создать государство. Последнее уточнение стало особенно актуально в периоды деколонизации и появления на карте мира новых государств, в том числе вследствие распада СССР и Югославии. Именно во второй половине XX века стало возможным говорить о появлении нового субъекта права — нации, борющейся за самоопределение, представляемой экстерриториальными общественно- политическими организациями³³Так, 1973 году ООН признала Народную организацию Юго-Западной Африки (СВАПО) единственным подлинным представителем народа Намибии, а в 1974 году — Организацию освобождения Палестины (ООН) в качестве законного представителя палестинцев с предоставлением ей статуса в ООН..

В рамках модернистского подхода следует также отметить историко-экономическую концепцию нации, нашедшую свое отражение в работах лидеров европейской социал-демократии К. Каутского, В. Ленина, а также работах И. Сталина.

Главными свойствами нации, в контексте данной концепции, являются общность языка и территории. По этому основанию, например, В.И. Ленин в своей статье «Положение Бунда в партии» отвергал существование еврейской нации как раз по причине длительного отсутствия у евреев общей территории и языка. В.И. Ленин и И.В. Сталин отстаивали в своих работах идею экономической общности нации, экономической основы национальных движений, имеющей целью развитие капитализма и товарного производства во имя интересов буржуазии. Значительное внимание к проблеме становления единого экономического пространства наций в рамках марксистско-позитивистской методологии соотносит данную концепцию с идеей становления национального политико-правового пространства в ходе разрушения сословно-корпоративного общественного устройства.

Таким образом, нация, в свете историко-экономической концепции, представляет собой совокупность людей на основе общности литературного языка, общности экономической жизни и психологического склада, проявляющегося в общности культуры, общности территории у ядра нации, без постоянного общения с которым, без воздействия его словесной и письменной культуры иные члены нации перестают быть таковыми.

Согласно этнокультурному подходу к понятию «нация» основным интегрирующим фактором данной человеческой общности является общая культурная, в первую очередь языковая, среда. Эта идея сформировалась в XVIII-XIX вв. главным образом в Германии и базировалась на представлении о единстве духа германской нации, выраженном не столько политиками, сколько писателями и философами германских государств, послужившем толчком для развития процесса объединения десятков германских курфюршеств, герцогств, вольных городов и прочих политических образований в единое государство.

Так, И.Г. Гердер рассматривал нацию как естественную составную часть человечества, индивидуальность которой выражается в первую очередь в языке³⁴См.: Гердер И.Г Идеи к философии истории человечества. — М.: Наука, 1977.. Согласно представлениям И.Г. Фихте, нация зиждется на общности языка, духа и совокупности нравственных качеств, которые Фихте именовал «характером»³⁵Национальная идея в Западной Европе в Новое время. Очерки истории / Отв. ред. В.С. Бондарчук. — М.: Зерцало-М, Вече, 2005. С. 409..

Сторонники этнокультурного подхода к пониманию нации рассматривали территориальную общность в качестве условия существования нации лишь постольку, «поскольку она является условием общности судьбы, [...] поскольку она необходима для общности культуры»³⁶Бауэр О. Национальный вопрос и социал-демократия. — СПб.: Серп., 1909. С. 135..

Многие черты этнокультурного взгляда на природу нации воплотились также в идее сионизма. Ее основоположники Т. Герцль, А. Гинзберг и другие обращали внимание на религиозную общность как важное условие существования еврейской нации.

Идея нации как культурно-психологической общности, являющейся феноменом, возникшим в глубокой древности задолго до становления идеи народного суверенитета и концепции естественных прав человека, явилась краеугольным камнем в возникновении единого немецкого и еврейского государств, определившим политику этих государств в отношении лиц соответствующих национальностей как носителей особых прав. Иными словами, правовой статус того или иного лица в свете данного подхода к понятию «нация» ставится в зависимость не только от наличия у него гражданства, но и от принадлежности к определенной культурной общности, являющейся в данном понимании нацией.

В данном случае имеет место перенниалистская парадигма нации как более развитой формы этнической группы.

В настоящее время эта идея отнюдь не утратила своих позиций в общих принципах развития права и формирования государственной политики Германии и Израиля, которая, в частности, проявляется и в отношении немцев и евреев, являющихся гражданами России и фактически относящихся к коренному населению тех или иных российских территорий.

Воплощением взглядов на нацию как культурно-психологическую общность, обладающую правом на самоопределение, можно назвать идею национально-культурной автономии, нашедшую свое отражение и в российском конституционном законодательстве.

Исходя из представленных выше концепций наций, следует отметить, что, по сути, мы имеем дело не с различными научными доктринами, а различными формами человеческих общностей, которые объективно существуют. Конституционное и международное право рассматривает все эти общности: этнические, территориальные, языковые, религиозные, гражданские как субъекты права на самоопределение, осуществляемого различными способами.

Помимо перечисленных подходов к понятию «нация», в международных актах можно встретить использование понятия «нация» в политико-этатическом смысле (например, Организация Объединенных Наций). В данном значении понятие «нация» совпадает с понятием «государство» и его следует рассматривать в контексте категории «государственный суверенитет», а не «национальный суверенитет»³⁷В европейской и американской юридической науке термин «национальный суверенитет» используется в значении суверенитета государства. Наиболее четко данный подход сформулирован А. Коббэном: «Провозглашать нацию как суверена равнозначно ее отождествлению с государством». .

Не меньшую широту охвата явлений демонстрирует понятие «народ», широко использующееся наряду с понятием «нация» в конституционных и международных правовых актах. Оно используется как в этническом смысле, так и в значении населения определенной территории, совокупности граждан государства.

Несмотря на то, что с середины XIX века как российские, так и зарубежные исследователи пытались дать определение понятиям «народ» и «нация» и внести однозначное толкование этих понятий в теорию государства и права, и по сей день нельзя утверждать, что в науке существует какое-то общепринятое мнение по этому вопросу. С одной стороны, можно было бы искать причину в том, что русский язык знает слово «народ», в то время как понятия «нация», «национальность» и «этнос» являются заимствованными. С другой стороны, большинство исследователей в области теории нации пытались разграничить эти понятия исходя из смысла, вкладываемого в них английским или французским языком, однако при этом всегда сталкивались с тем, что даже в этих языках не существует какого-либо единого понимания данных понятий. Еще большую неясность в данном вопросе сыграли следующие факторы.

1. Даже те понятия, которые в английском, французском или немецком языке на сегодняшний день трактуются достаточно однозначно, в русском языке имеют совсем иной смысл. Например, «национальность» (nationality) в англоязычных странах понимается в настоящий момент исключительно как принадлежность к определенному государству и представляет собой синоним понятия «гражданство». В русском языке и, главное, в российской и советской правоприменительной практике понятие «национальность» характеризует принадлежность индивида к определенной языковой общности (иногда языковые общности делятся по религиозному принципу — например, татары и кряшены); перечень проживающих на территории Российской Федерации национальностей, по сути, утверждается перед каждой переписью населения.

2. Официальная доктрина нации, разработанная в нашей стране, главным образом, И. Сталиным, содержала сложную многоступенчатую иерархию этнических общностей (народностей, национальностей, народов), которая являлась отражением неодинакового статуса национальных (национально-государственных) образований: автономных округов, автономных областей, автономных республик, союзных республик. Понятийный аппарат был разработан в советское время исходя из сложившейся системы национально-государственного строительства, выстроенной «сверху».

3. Привязка тех или иных понятий к «этнической общности» также представляется не вполне ясной. Теория этноса начала широко разрабатываться в нашей стране, по сути, лишь с 60-х годов XX века³⁸Одно из первых упоминаний понятия «этнос» в отечественной научной литературе содержится в работе С.М. Широкогорова «Этнос: исследование основных принципов изменения этнических и этнографических явлений» (Известия восточного факультета Дальневосточного университета. Шанхай, 1923, XVIII. Т. 1), не оставившей в российской науке значительного следа (см.: Севастьянов А.Н. Этнос и нация. — М.: Книжный мир, 2008. С. 9). (наиболее яркие исследования принадлежат Ю.В. Бромлею³⁹Бромлей Ю.В. Очерки теории этноса. — М.: Издательство ЛКИ, 2008., С.А. Токареву⁴⁰Токарев С.А. Проблемы типов этнических общностей (к методологическим проблемам этнографии) // Вопросы философии. 1964. №11., Л.Н. Гумилеву⁴¹Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. — М.: Танаис; ДИ-ДИК, 1994.). Подходы к понятию «этнос», чуждому русскому языку, демонстрируют значительную широту: от сугубо биологического до социологического.

4. Понятия «народ» и «нация», закрепленные в международно-правовых документах, находятся в постоянном развитии вместе с развитием мирового сообщества и международного права. В международном праве нацией называется совокупность всех граждан определенного государства, государственно организованный народ, и в некотором роде понятие «нация» близко к понятию «государство». Однако этим понятие нации не ограничивается. Об этом говорит хотя бы тот факт, что международное право признает правосубъектность наций, борющихся за самоопределение.

Из всего изложенного выше можно сделать следующий вывод: понятия «народ» и «нация» настолько тесно переплетены, а их конкретные проявления настолько многообразны, что их дифференциация без многочисленных оговорок на сегодня невозможна.

В российском законодательстве понятия народ и нация также используются в различных смыслах.

Народ рассматривается в российском законодательстве как гражданская общность (ч. 1 ст. 4 Конституции РФ) как этническая общность (ч. 3. ст. 68, ст. 69 Конституции РФ, ст. 1 Закона РФ от 9 октября 1992 г. № 3612-1 «Основы законодательства Российской Федерации о культуре», ст. 1 Федерального закона от 20 июля 2000 г. № 104-ФЗ «Об общих принципах организации общин коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока Российской Федерации») и культурно-этническая общность (ст. 2 Закона РСФСР от 26 апреля 1991 г. № 1107-1 «О реабилитации репрессированных народов»).

Понятие «нация» используется в его этническом понимании (ст. 2 Федерального закона от 24 мая 1999 г. № 99-ФЗ «О государственной политике Российской Федерации в отношении соотечественников за рубежом»), в его гражданском понимании (абз. 12 раздела III Концепции национальной безопасности Российской Федерации, утвержденной Указом Президента РФ от 17 декабря 1997 г. № 1300), как синоним слова «государство» (ст. 1360 ГК РФ).

Федеральный закон от 24 мая 1999 г. № 99-ФЗ «О государственной политике Российской Федерации в отношении соотечественников за рубежом» использует понятие «титульная нация» как часть населения государства, национальность которой определяет официальное наименование данного государства. По мнению А.А. Батяева и Е.Г. Царенковой, законодатель считает, что титульной нацией для России являются россияне, проживающие на ее территории⁴²Батяев А.А., Царенкова И.Г. Комментарии к Федеральному закону от 24 мая 1999 г. № 99-ФЗ «О государственной политике Российской Федерации в отношении соотечественников за рубежом». — ООО «Новая правовая культура», 2006 г. (опубликован в Системе «ГАРАНТ»).. Упомянутые авторы полагают, что нация в контексте Федерального закона от 24 мая 1999 г. № 99-ФЗ «О государственной политике Российской Федерации в отношении соотечественников за рубежом» может включать многие национальности, то есть к россиянам принадлежат все национальности, населяющие Российскую Федерацию: русские, татары, мордва, якуты, украинцы, греки, евреи и т.д. и т.д. Все эти национальности в совокупности составляют российскую нацию.

Данную позицию нельзя признать обоснованной, поскольку законодатель, как раз вопреки предложенному А.А. Батяевым и Е.Г. Царенковой подходу, рассматривает нацию как общность, относящуюся к одной национальности. Национальность представляет собой с точки зрения отечественного законодательства исключительно этническую общность. Закон оперирует понятием «титульная нация» исключительно применительно к иностранным государствам для целей выделения лиц, не охватываемых категорией «соотечественники». Использование понятия «титульная нация» применительно к Российской Федерации необоснованно.

Следствием отсутствия устоявшихся единообразных подходов к понятиям «народ» и «нация» как правовым терминам является тот факт, что многие нормативные правовые акты вовсе не используют данные термины, а задействуют иные категории (этнические общности; граждане, относящие себя к определенной этнической общности; население региона и др.).

В связи с этим думается, что анализ такого явления, как национальный суверенитет, и проблема его разграничения с явлением «народный суверенитет» не должны увязываться с проблемой разграничения понятий «народ» и «нация». По этой причине в настоящей работе понятия «народ» и «нация» используются не исходя из наличия у данных общностей своих специфических признаков, а исходя из их традиционного использования в русском языке, при соблюдении общепринятых в российской науке основ юридической терминологии.

Несмотря на невозможность четкого разграничения использования понятий «нация» и «народ» к различным типам человеческих общностей, признающихся субъектами права, необходимо разграничить содержание национального суверенитета территориальных (гражданских) и этнических (языковых, религиозных) общностей.

При рассмотрении народа или нации как этнической общности в качестве носителя суверенитета необходимо определиться с понятием этноса. В науке существует несколько подходов к определению данного понятия.

Сторонники примордиализма рассматривают этнос как возникшую в древности общность, построенную либо на реальном общем происхождении, связанную культурными и генетическими границами происхождения популяции, либо на неких привязанностях, духовной близости, проявляющихся при социальном взаимодействии в общей религии, языке, обычаях, территории, но не вытекающих из них.

Согласно социально-психологическому подходу (или, как его называют в социологии, «перенниальный»⁴³Смит Э. Национализм и модернизм: Критический обзор современных теорий наций и национализма. — М.: Праксис, 2004. С. 293.) этнос представляет собой общность, основанную на мифе или субъективной вере об общем происхождении ее членов.

В инструменталистском подходе к понятию «этнос» центральной идеей является социальная природа этничности и способность индивидов использовать из массива этнического наследства и культуры то, что необходимо для формирования их индивидуальной или групповой идентичности для получения социальной и политической выгоды. В связи с этим формирование этноса во многом определяется позицией элиты, использующей духовные символы для получения поддержки масс в целях получения власти и благосостояния.

Альтернативной по отношению к данным двум основным подходам к термину «этнос» точкой зрения является трансакционалистский (граничный) подход Ф. Барта, согласно которому этнос представляет собой общность, базирующуюся на осознании и поддержании ее членами социальных границ при помощи таких инструментов, как язык, национальный костюм и т.д., которые со временем могут меняться с изменением культурных характеристик ее членов⁴⁴Этнические группы и социальные границы: Социальная организация культурных различий: Сборник статей / Под ред. Ф. Барта. М.: Новое издательство, 2006. С. 11 -19..

На мой взгляд, для того, чтобы понятие этноса, необходимое для уяснения содержания национального суверенитета как права на самоопределение этнических общностей, могло иметь юридически значимый, конституционно-правовой характер, необходимо отойти как от сугубо социобиологических, так и от политологических подходов к понятию «этнос».

В связи с этим целесообразно рассматривать этнос (либо народ или нацию как этническую общность) как носителя национального суверенитета с позиций приоритета прав человека, в том числе культурных прав человека, обеспечивающих свободное культурное развитие человека. Представляется, что этническая общность должна рассматриваться с конституционно-правовых позиций как совокупность лиц, свободно относящих себя к общности на основе культурных, элементов: традиций, воспоминаний, символов, мифов. Данный подход воплощает важнейшую конституционную основу правового статуса личности, а именно: право каждою человека определять и указывать свою национальную принадлежность (ч. 1 ст. 26 Конституции РФ).

При рассмотрении понятия этноса необходимо учесть, что члены данной общности являются в то же время членами и других социальных общностей (также в ряде случаев именуемых народами или нациями), построенных на территориальных, политических, религиозных началах, которые также являются носителями суверенитета.

Конституционно-правовыми последствиями отнесения человека к этнической общности в правовом демократическом государстве является применение дополнительных правовых гарантий со стороны государства в области обеспечения его культурных прав или сохранения традиционной среды его обитания. В связи с этим использование понятия этнос как юридической категории, обозначающей одного из носителей национального суверенитета, в качестве общности, основанной на реальной либо мнимой физической наследственности, либо сформированной действиями элит по мобилизации масс на основе использования духовных символов, бесперспективно.

В связи с этим, на мой взгляд, понятие «этнос» («этническая общность») может использоваться в нормативно-правовых актах с позиций этносимволизма. то есть именно как общность людей, относящих себя к ней на основе культурной близости⁴³Одним из основателей этносимволического подхода к понятиям «этнос» и «нация» Э. Смитом выделяются следующие признаки этноса: 1) коллективное имя собственное: 2) миф об общих предках; 3) общая историческая память; 4) один дифференцирующий элемент общей культуры и более; 5) связь со специфической родной землей; 6) чувство солидарности у достаточно многочисленных групп населения государства. См.: Smith A.D. Nationalism: Theory, Ideology, History (Key Concepts). — New Delhi: Polity press, 2003. P. 13..

Исходя из рассмотрения этноса как культурной общности, в юридической науке высказываются полярные мнения относительно того, может ли рассматриваться нация (народ) как этническая общность в качестве носителя национального суверенитета, реализующая его в форме политического самоопределения.

Так, В.А. Четвернин вводит в понятие этноса стремление общности людей, объединенных чувством своей идентичности, коллективной неповторимости, к политическому самоопределению в отношениях с другими такими же общностями⁴⁶См.: Проблемы общей теории права и государства: Учебник для вузов/ Под общ. ред. В.С. Нерсесянца. — М.: НОРМА, 2002. С. 543-546.. Д.Ж. Валеев предлагает применять к носителю национального суверенитета чисто этнический подход⁴⁷Валеев Д.Ж. Национальный суверенитет и национальное возрождение. — Уфа, 1994. С. 17, 128-141.. В.Р. Филиппов, напротив, высказывает предположение о несостоятельности рассмотрения этнической общности как субъекта права на политическое самоопределение⁴⁸Филиппов В.Р. Критика этнического федерализма. — М., 2003. С. 55-92.

Эти суждения нельзя назвать обоснованными, поскольку этническая общность может являться, в определенных случаях, субъектом права на самоопределение в политических формах, при этом само по себе стремление к политическому самоопределению не может быть отнесено к перманентным характеристикам этноса.

Данный вывод основан на следующем. В самосознании тех или иных членов этнической общности этническая идентичность может не иметь решающей роли, вследствие чего ведущую роль будут играть чувство принадлежности территориальной, религиозной либо иной общности, которая и будет участником процесса политического самоопределения.

Развитие этнического самосознания у того или иного народа обусловлено множеством причин, однако, на мой взгляд, этот процесс протекает особенно быстро в условиях, когда в отношении представителей этой общности, выделяемой государством именно по этническому признаку, существуют формальные или фактические дискриминационные меры.

Дискриминация существовала всегда — об этом свидетельствуют длительные периоды рабовладения, сословных и конфессиональных ограничений. Однако к XIX веку в систему общечеловеческих ценностей и, главное, в саму жизнь общества начинает входить идея прав человека, бродившая ранее веками в умах интеллектуальной элиты человечества. Наличие у всех людей не только естественных, но и политических и социальных прав стало рассматриваться в качестве одной из основ конституционализма.

С постепенным отмиранием сословных, религиозных и половых ограничений обострились национальные и расовые противоречия. Политическая верхушка ряда государств не допускала к участию в делах государства, определению направлений его внутренней и внешней политики представителей национальных меньшинств, представителей экономической элиты этих меньшинств. Тем самым этнические общности лишались возможности в полной мере пользоваться правами и свободами, отраженными в конституционно-правовых актах, в результате чего, при отсутствии механизмов восстановления своих прав через участие в управлении государством, этнические общности, проживающие на более или менее компактных территориях, оказались лицом к лицу перед необходимостью создания собственного государства или автономной единицы для обеспечения реализации не только своих культурных, но и гражданских, политических, социальных прав.

Все это вызвало бурное развитие в XIX-XX вв. самосознания народов (как этнических общностей), высокоразвитых в экономической и культурной сферах, но лишенных в ряде случаев соответствующих прав и возможностей в политической сфере общества, и, как следствие, лишенных механизмов защиты от произвола властей. Этнические общности стали реальными участниками борьбы за самоопределение в политических формах, а по итогам Первой мировой войны право народа (этноса) на самоопределение приобрело юридическое закрепление в положениях мирных договоров⁴⁹Применение принципа национальности при переустройстве послевоенных границ нашло свое отражение в Меморандуме о территориальном урегулировании, подготовленном Министерством иностранных дел Британской империи в 1916 г. и «14 пунктах» В. Вильсона. . Тем самым произошло признание на уровне правовых актов статуса носителя национального суверенитета за этническими общностями, в т.ч. в форме его реализации в виде образования национального государства, что нашло свое отражение в проведении ряда плебесцитов по вопросу дальнейшего политического устройства территорий проживания национальных меньшинств.

Однако уже в этот период наглядно выявились две основные проблемы, связанные с реализацией права народа на самоопределение в форме создания национального государства.

Во-первых, реализация этого права ставилась в однозначную зависимость от «политической целесообразности», то есть, по сути, оно даровалось державами-победительницами лишь народам, населявшим те государства, которые понесли поражение в мировой войне. Таким образом, это право признавалось за поляками, чехами и словаками, и не признавалось, например, за индийцами, ведущими к тому времени многолетнюю борьбу за политическую независимость.

Во-вторых, первые годы существования новых государств показали, что национальное большинство, проживавшее в них и объявившее свои государства «национальными», не признавало на практике полноправность иных народов (этносов), проживающих на территориях вновь образованных государств.

Динамичные миграционные процессы, проходившие на протяжении всей человеческой истории, а также проявляемый мировым сообществом волюнтаризм при определении границ новых государств привели к появлению значительной численности «нетитульных» народов (этносов) в новых «национальных» государствах.

В связи с этим признание суверенитета за определенным народом не может ставиться в зависимость исключительно в связи с этнической принадлежностью самоопределяющейся группы населения. Этнос не может признаваться в качестве субъекта, потенциально обладающего государственностью.

Система международных норм, принятых уже во второй половине XX века Организацией Объединенных Наций, признает право на самоопределение за любым сообществом, которое является народом, а не только за народами-этносами. В Венской декларации и Программе действий, в частности, указывается, что под словом «народ» (английское — «nation») в контексте деколонизации неизменно подразумевается все население, постоянно проживающее на данной территории, а не отдельные этнические и религиозные группы, независимо от того, преобладают они на данной территории или нет.

Как верно отмечает Б.С. Крылов, «по самым различным основаниям происходит, причем в самых разных частях нашей планеты, процесс образования групп населения, объединенных таким качественным единством, которое дает им право называться народом, который в силу ряда, необязательно чисто этнических, обстоятельств, считает необходимым самоопределиться и образовать свое самостоятельное государство»⁵⁰Крылов Б.С., Ильинский И.П., Михалева Н.А., Андриченко Л.В., Сукало А.Н. Проблемы суверенитета в Российской Федерации. — М., 1994. С. 23..

Таким образом,

национальный суверенитет — свойство, присущее как территориальным (гражданским) так и этническим общностям, однако формы реализации права на самоопределение для этих общностей представляются различными.

Установление правовых гарантий развития культуры, языков, обычаев народов и механизмов их защиты, а также создание и развитие национально-культурной автономии являются формами реализации национального суверенитета этнических, языковых, религиозных общностей. В случае наличия условий для реализации национального суверенитета этнических общностей в данных формах, реализация права на самоопределение в пределах государства в политических формах (путем создания особой автономной территориальной единицы либо субъекта федерации) не рассматривается в качестве возможных форм реализации национального суверенитета этнических, а не территориальных общностей. Данное обстоятельство объясняется следующим.

В демократическом государстве, в котором жители осуществляют власть через своих представителей, у населения имеется в распоряжении массив политико-правовых механизмов для защиты и развития собственной культуры. При этом отсутствует необходимость предоставлять национальным меньшинствам возможность обладать собственными государствоподобными институтами, поскольку защита культуры национальных меньшинств может быть обеспечена путем создания негосударственных институтов, независимых от политических институтов, контролируемых большинством.

Реализация суверенитета народами (нациями) как территориальными общностями может быть осуществлена в формах политического самоопределения: создание автономной административной единицы в рамках унитарного государства или самостоятельного субъекта в рамках федеративного государства либо изменение их статуса; присоединение к независимому государству, объединение с ним, участие в межгосударственном союзе; сецессия — выход из состава государства субъекта федерации или автономного образования; создание независимого государства.

Международное, равно как и российское, конституционное право не предусматривает возможности политического самоопределения общности, объединенной лишь по этническому признаку, так как население той или иной значительной территории не может быть мононациональным⁵¹При рассмотрении вопроса, могут ли быть изменены границы субъекта федерации при реализации права на самоопределение в виде выхода из состава федерации, Арбитражная комиссия Бадинтера, созданная Европейским Сообществом, отметила, что, поскольку субъектом права на самоопределение в данном случае выступает народ как население республики, входящий в состав СФРЮ, а не как этническая группа, поэтому границы отделяющихся субъектов федерации в данном случае не могут быть пересмотрены. . В то же время политическое самоопределение народа также может предполагать наличие у самоопределяющейся общности определенного этнического ядра. Особенно наглядно этот факт проявляется при реализации права на самоопределение особым субъектом международного права — нацией, борющейся за самоопределение и не имеющей какой-либо политической организации своей общности.

Однако нельзя рассматривать право на политическое самоопределение как право этнической общности, в результате реализации которого может появиться государство или автономное образование, в котором будут защищены интересы исключительно такой общности. Тот факт, что некоторая часть населения соответствующей территории может не поддерживать действия большинства по реализации права на самоопределение в политических формах, не говорит о том, что правовое положение этих граждан может быть менее благоприятным во вновь образованном государстве или территориальном образовании.

Например, из того факта, что большинство граждан грузинской и сербской национальности выступают против получения статуса независимых государств соответственно Южной Осетией, Абхазией и Косово, не вытекает ни обязанность разделения данных государств по этническому составу населения, ни возможность создания препятствий для осуществления прав и свобод такими гражданами, как «не реализующего свое право на самоопределение». Напротив, данным общностям правительствами новых государств должны быть созданы все условия обеспечения равноправия и для реализации права на самоопределение в этнокультурных формах, а при определенных условиях, в форме создания автономного образования в регионах своего компактного проживания.

К сожалению, неопределенность в вопросе четкого определения в соответствии с нормами международного права субъектного состава права на самоопределение представляет собой огромную трудность.

Специалисты в области международных отношений отмечают, что необходимо разработать и принять универсальный документ международного характера, содержащий понятие и определение терминов «народ», «самоопределение» и «отделение», основополагающие принципы процесса реализации права на самоопределение, вопрос признания отделившихся государств⁵²Самоопределение и отделение в современной правовой доктрине (Отчет о конференции в Дипломатической академии МИД России, состоявшейся 12-14 июля 2000 г.) // Московский журнал международного права. 2000. № 4. С. 413.. Закрепление международно-правовых принципов процедур для выработки соглашений об условиях сецессии, когда она уже происходит, для определения условий, на которых общность признается имеющей право отделиться, как это предлагает известный политолог А. Бьюкенен, позволили бы избегать политики двойных стандартов в схожих ситуациях (например, применительно к Косово и Абхазии).

Особенно важно официально закрепить в международно-правовых актах положение о том, что третьи государства, без санкции международного сообщества, не имеют права вмешиваться в процесс реализации народом права на самоопределение.

В условиях отсутствия правовых механизмов выработки соглашений об условиях сецессии и наличия проблемы непризнанных государств отсутствует альтернатива военному конфликту как способу борьбы народов за создание независимых государств и получение такими государствами статуса полноправного члена мирового сообщества, признанного другими государствами.

Конечно, члены мирового сообщества рассматривают в настоящее время войну как единственный эффективный способ решения проблем самоопределения и обеспечения целостности государств. Но, к сожалению, удобные манипуляции принципами территориальной целостности и права народов на самоопределение применительно к достижению собственных целей геополитическою характера являются одним из инструментов международной политики ряда экономически развитых государств.

Хочется надеяться, что последствия отсутствия правовых критериев для признания права народа создать свое независимое государство, выражающееся в вовлеченности крупных мировых держав в военные конфликты, угрозе разрастания таких конфликтов в полномасштабную войну должны рано или поздно привести к консенсусу и принятию основополагающих правовых актов. Главное, чтобы у народов и их правительств хватило мудрости не развязывать третью мировую войну для осознания необходимости цивилизованных путей решения указанных проблем.

Реализация национального суверенитета в формах внешнего самоопределения находится в сфере международных отношений, затрагивает суверенитет государств и их территориальную целостность, в связи с чем соответствующие формы реализации национального суверенитета должны регулироваться, в первую очередь, нормами международного, а не конституционного права. Необходимость такой регламентации очевидна, поскольку никакого естественного права народов на отделение, не основанного на позитивном праве, не существует.

Осуществление народами своего суверенитета в формах образования нового государства или выхода субъекта федерации из состава федерации, в том числе с возможностью дальнейшего присоединения к другим государствам в большинстве случаев не предусмотрено нормами национального конституционного законодательства. Не предусмотрены такие формы реализации национального суверенитета и Конституцией Российской Федерации.

Указание в Конституции РФ права субъекта РФ на выход из состава федерации, помимо прочего, означал бы законодательную презумпцию возможного приоритета этнического (местнического) самосознания населения, проживающего на территориях субъекта федерации, над самосознанием населения как части единого российского народа, объединенного на российской земле общей судьбой.

Конституции некоторых федеративных государств знают институт сецессии⁵³Следует отметить, что институт сецессии можно встретить и в конституционном законодательстве государств с автономными образованиями, так, в соответствии со ст. 74 Конституции Республики Узбекистан, Республика Каракалпакстан обладает правом выхода из состава Республики Узбекистан на основании всеобщего референдума народа Каракалпакстана // Ведомости Верховного Совета Республики Узбекистан. 1994. № 1. Ст. 5; Ведомости Олий Мажлиса Республики Узбекистан. 3003. № 3-4. Ст. 27.. Так, Конституцией Федеративной Демократической Республики Эфиопия 1994 г. закреплено право выхода из состава федерации этносов, при условии согласия общефедерального законодательного органа. В то же время о государственном суверенитете штатов Конституция Федеративной Демократической Республики Эфиопия ничего не говорит⁵⁴Чиркин В.Е. Конституционное право: Россия и зарубежный опыт. — М., 1998. С. 314.. Конституцией Федерации Сент-Китс и Невис предусмотрено право выхода любого из двух членов федерации (реализация которого повлечет прекращение существования названного федеративного государства).

Тем не менее законодательное закрепление права на сецессию, если это право реальное, представляет собой признак воплощения в основах конституционного строя государства принципов конфедерализма.

Политическое самоопределение народов в форме сецессии или создания новых государств неизбежно затрагивает, с одной стороны, целостность и суверенитет государств, распространяющийся на всю их территорию, с другой стороны, нередко создает угрозу тотального нарушения прав и свобод граждан на территории, которую населяет самоопределяющийся народ.

Согласно ч. 4 ст. 15 Конституции РФ общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации являются составной частью ее правовой системы. Именно поэтому содержание права народов на самоопределение и условия его реализации не могут быть уяснены в отрыве от их международно-правовой регламентации.

Право народов на самоопределение стало повсеместно находить свое отражение в международно-правовых актах после принятия Устава ООН. Одна из важнейших целей ООН — «развивать дружественные отношения между нациями на основе уважения принципа равноправия и самоопределения народов...» (п. 2 ст. 1 Устава ООН).

Еще в начале XX века политика РСФСР и Союза ССР, признававших право народов на самоопределение, способствовала вхождению в состав РСФСР и СССР подавляющего большинства народов, населявших Российскую империю. Как отмечает Р.Г. Абдулатипов, «принцип права народа на самоопределение получил всемирное признание и стал нормой международною права во многом благодаря воздействию положительных сторон нашего отечественного опыта»⁵⁵Абдулатипов Р.Г. Национальный вопрос и государственное устройство России. — М, 2000. С. 381..

Уже в 1952 году принцип самоопределения народов трансформировался в признание права народов и наций на самоопределение. В Резолюции Генеральной Ассамблеи ООН 637 (VII) «Право народов и наций на самоопределение», принятой на VII сессии Генеральной Ассамблеи ООН 16 декабря 1952 года, подчеркивалось, что «право наций на самоопределение является предпосылкой для пользования во всей полноте правами человека; каждое государство — член ООН должно уважать и поддерживать это право в соответствии с Уставом ООН; население несамоуправляющихся и подопечных территорий имеет право на самоопределение, а государства, отвечающие за управление этими территориями, должны применять практические меры для реализации этого права»⁵⁶Право народов на самоопределение: идеология и практика. Материалы к семинару. — Москва. 22-23 марта 1997 г. С. 9..

Как подчеркивает Дж. Крофорд, отличием права на самоопределение от принципа самоопределения народов является не содержание самоопределения, а то, что, в отличие от принципа, у права на самоопределение был определен субъект: население несамоуправляющихся и подопечных территорий.

Реализация национального суверенитета в процессе деколонизации получила правовую регламентацию на уровне международно-правовых актов. Так, пункт 2 Резолюции 1514 (XV) («Декларация о предоставлении независимости колониальным странам и народам»), принятой 14 декабря 1960 г. на XV сессии ГА ООН, закрепил право всех народов на самоопределение, в силу которого народы свободно устанавливают свой политический статус и осуществляют свое экономическое, социальное и культурное развитие.

В соответствии с п. IX (b) Резолюции 1541 (XV), принятой 15 декабря 1960 г. на XV сессии ГА ООН, установлена обязательность обеспечения демократической и открытой процедуры принятия народами решения относительно статуса своей территории. Важнейшие гарантии национального суверенитета были установлены Резолюцией ООН 1803 (XVII) от 14 декабря 1962 года «Неотъемлемый суверенитет над естественными ресурсами» и Резолюцией ООН 2105 (XX) от 20 декабря 1965 г. «Осуществление Декларации о предоставлении независимости колониальным странам и народам», закрепившей законность борьбы, которую ведут народы, находящиеся под колониальным господством.

Положения о праве народов на самоопределение были внесены в тексты Международного пакта об экономических, социальных и культурных правах (ст. 1) и Международного пакта о гражданских и политических правах 1966 года (ст. 1).

Согласно положениям Декларации о принципах международного права, касающихся дружественных отношений и сотрудничества между государствами в соответствии с Уставом ООН, принятой Генеральной Ассамблеей ООН 24 октября 1970 года, способами осуществления права на самоопределение могут быть «создание суверенного и независимого государства, свободное присоединение к независимому государству или объединение с ним, или установление любого другого политического статуса». Важно отметить, что указанная Декларация, признавая право на внешнее самоопределение за народом, находящимся в колониальной или иной иностранной зависимости, признала это право и за частью населения страны, не имеющего возможности осуществить внутреннее самоопределение в форме участия в управлении государством.

Тем самым, с процессом завершения основного этапа деколонизации, реализация национального суверенитета не только не была лишена международно-правового регулирования, но, напротив, получила свое отражение в международных актах реализация национального суверенитета в форме внутреннего самоопределения⁵⁷См.: Бараташвили Д.И. Принцип равноправия и право народов распоряжаться своей судьбой (понятие и основное содержание) // Международное сотрудничество и международное право. — М., 1977. С. 21-22. . В Заключительном акте Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе 1975 года говорится уже не о праве на самоопределение, а о праве народов распоряжаться своей судьбой, что также свидетельствует о закреплении национального суверенитета не только применительно к праву народов, находящихся в колониальной зависимости.

С вопросом об объеме права наций на самоопределение естественным образом сочетается и проблема равноправия наций. В статьях 1 и 55 Устава ООН говорится об уважении «принципа равноправия и самоопределения народов». Эти два положения тесным образом связаны между собой: поскольку каждый народ и каждая нация имеют право на самоопределение, все народы и нации равноправны, и любые привилегии одной нации по отношению к другой противоречат как равноправию, так и праву последней на самоопределение. Субъектами права на самоопределение продолжают оставаться нации и народы, определившие свой политический, экономический, социальный и культурный статус в рамках самостоятельного государства или в составе многонационального государства, поскольку они Могут желать изменить его.

Противоречит ли принцип самоопределения народов и наций принципам нерушимости государственных границ и территориальной целостности государств?

Кажущиеся противоречивыми принципы были зафиксированы еще в Уставе ООН, принятом в 1945 году, а позднее — в положениях Резолюции Генеральной Ассамблеи ООН 1514 (XV) I960 года («Декларация о предоставлении независимости колониальным странам и народам»), Резолюции Генеральной Ассамблеи ООН 2625 (XXV) от 24 октября 1970 года («Декларация о принципах международного права, касающихся дружественных отношений и сотрудничества между государствами в соответствии с Уставом Организации Объединенных Наций»), Заключительного Акта Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе, принятого в Хельсинки в 1975 году.

Так, ст. 6 Декларации о предоставлении независимости колониальным странам и народам (Резолюция Генеральной Ассамблеи ООН 1514 (XV) от 14 декабря 1960 года) гласит: «всякая попытка, направленная на то, чтобы полностью или частично разрушить национальное единство и территориальную целостность страны, несовместима с целями и принципами Устава Организации Объединенных Наций».

В Резолюцию Генеральной Ассамблеи ООН 2625 (XXV) от 24 октября 1970 года было включено положение о запрете действий, «которые вели бы к расчленению или частичному или полному нарушению территориальной целостности или политического единства суверенных и независимых государств, соблюдающих в своих действиях принцип равноправия и самоопределения народов [...] и, вследствие этого, имеющих правительства, представляющие без различий расы, вероисповедания или цвета кожи весь народ, проживающий на данной территории».

Возникла объективная потребность в преодолении возникшего противоречия между правом народов и наций на самоопределение и принципом территориальной целостности государств. Это повлекло признание права «внешнего» самоопределения (то есть отделения) за народом, который не может осуществить свой суверенитет в рамках «внутреннего» самоопределения, то есть в случае непризнания за данным народом статуса равноправного участника в управлении государством.

Некоторые исследователи обоснованно увязывают право на внешнее самоопределение с провалом попыток реализации права на внутреннее самоопределение, обосновывая это тем, что право общности на отделение возникает только там, где демократия, реализация прав меньшинств или автономия в пределах государства неэффективна для защиты благополучия общности. В связи с этим право на самоопределение можно рассматривать в контексте международно-правового регулирования прав человека.

Как верно указывает Т.М. Франк, право на самоопределение, признававшееся ранее за отдельными территориями (сначала частями побежденных в Первой мировой войне европейских стран, затем колоний и зависимых территорий), стало правом всех; при этом оно перестало быть принципом отделения, а стало правом вступления, то есть правом на участие в процессах демократического управления.

Трансформация подходов к формам реализации права на самоопределение нашла, в частности, свое отражение в Декларации ООН о правах коренных народов, принятой 13 сентября 2007 г. на 107-м пленарном заседании 61-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН Резолюцией № 61/295. Статьей 3 названной декларации предусмотрено, что коренные народы имеют право на самоопределение; в силу этого права они свободно устанавливают свой политический статус и свободно осуществляют свое экономическое, социальное и культурное развитие. При этом в силу положений ст. 4 декларации, коренные народы при осуществлении их права на самоопределение имеют право на автономию или самоуправление в вопросах, относящихся к их внутренним и местным делам, а также путям и средствам финансирования их автономных функций.

Принцип самоопределения народов и наций, в целях гарантирования прав человека, служит для регулирования международного порядка на основе закрепленного в Уставе ООН принципа равенства прав больших и малых наций. Однако осуществление принципа равноправия отнюдь не означает необходимость, а тем более обязанность всех наций создавать отдельные государства.

Правоприменительная практика в области международного признания за тем или иным народом права на самоопределение позволяет сформулировать критерии, по которым факт самоопределения народа в форме образования нового государства становился приемлемым для мирового сообщества. Эти критерии вытекают из главного принципа международного права — верховенство и соблюдение прав человека. При осуществлении всякого права (как человеком, так и народом) не должны нарушаться права иных лиц (народов). Реализация права народа на самоопределение должна быть продиктована необходимостью защиты нарушаемых гражданских, политических, социальных и культурных прав представителей того или иного народа.

Такая обусловленность вовсе не говорит об определенной «ущербности» права наций на самоопределение — это вступило бы в противоречие с положениями п. 5 Венской декларации и Программе действий, принятой 25 июня 1993 г. Всемирной конференцией по правам человека, согласно которому все права человека универсальны, неделимы, взаимозависимы и взаимосвязаны. В резолюциях 32/130 от 16 декабря 1977 г. и 41/117 от 4 декабря 1986 г. Генеральная Ассамблея ООН отметила, что «все права человека и основные свободы неделимы и взаимозависимы», что «развитие и защита одной категории прав никогда не могут служить предлогом или оправданием для освобождения государств от развития и защиты других прав».

Однако осуществление нациями своего права на политическое самоопределение в подавляющем большинстве случаев уже само по себе создает реальную угрозу международной безопасности. В 1992 г., в разгар процесса по перекройке границ в Европе, генеральный секретарь ООН Б.Б. Гали заявил: «Если каждая этническая, религиозная или языковая группа будет притязать на государственность, то не будет предела дроблению, а всеобщий мир, безопасность, экономическое благополучие станут еще более труднодоступной целью»⁵⁸Цит. по: Курашвили К.Т. Федеративная организация российского государства. — М: Компания Спутник +, 2000. С. 74..

Важно отметить, что если осуществление права народов на этнокультурное самоопределение в формах создания национально-культурной автономии и установления законодательством гарантий развития их культуры, языков, обычаев и механизмов их защиты, по общему правилу отвечают требованиям соблюдения принципа наивысшей ценности прав человека, то реализация права на самоопределение в формах сецессии или создания независимого государства нередко влечет массовые нарушения прав человека, появление межнациональных конфликтов (вплоть до перерастания их в вооруженные столкновения).

Таким образом, реализация народами права на самоопределение в форме сецессии, создания независимого государства, может быть обусловлено лишь невозможностью реализовывать свои права тем или иным народом, проведением против народа государственной политики по его дискриминации шли геноциду.

В связи с этим Р.А. Мюллерсон отмечает, что международное право заботится о территориальной целостности лишь тех государств, которые в своих действиях соблюдают принцип самоопределения народов и имеют правительства, представляющие весь народ без какой-либо дискриминации⁵⁹См.: Мюллерсон Р.А. права человека: идеи, нормы, реальность. — М.: Юридическая литература, 1991. С. 46..

Конечно, никаких особых условий для реализации права народа на самоопределение в форме создания независимого государства или сецессии не требуется, если народ находится в состоянии колониальной или иной зависимости. Это вытекает из положений Декларации о принципах международного права, касающихся дружественных отношений и сотрудничества между государствами в соответствии с Уставом ООН, принятой Генеральной Ассамблеей ООН 24 октября 1970 г., в соответствии с которыми право на самоопределение не должно трактоваться как санкционирующее действия, которые вели бы к нарушению территориальной целостности лишь тех суверенных государств, которые действуют с соблюдением принципа равноправия и самоопределения народов, обладают правительством, представляющим весь народ без различий расы, вероисповедания или цвета кожи. В то же время принцип территориальной целостности представляет собой правовую гарантию целостности колоний и других зависимых территорий при обретении ими государственной независимости⁶⁰В связи с этим А. Михальска отмечает, что народы, составляющие население вновь образуемого государства не могут использовать право на самоопределение для сецессионистских целей. Однако, как отмечает данный автор, этот подход не учитывает то, что колонии были созданы искусственно (см.: Michalska A. Rights of Peoples to Self-Determination in International Law// Issues of Self-Determination / Ed. by William Twining. — Aberdeen: Aberdeen University Press, 1991. P. 82). Действительно, европейские державы при определении границ своих колонии далеко не всегда исходили из местных этнических, религиозных и экономических различий. Не последнюю роль данное обстоятельство играет в современных военных конфликтах: Гражданская война в Руанде, Вторая конголезская война, военный конфликт в восточной части Демократической Республики Конго в 2008 г. и др..

Реализация права на политическое самоопределение должна рассматриваться исходя из того, насколько она способствует реализации основных прав человека. Несоблюдение принципа наивысшей ценности (первичности) прав человека, закрепленного, в том числе, и в Конституции РФ (ст. 2), по отношению к правам народов и правам многонациональною народа России означало бы обусловленность прав человека принадлежностью к какой-либо национальности и превращение прав в привилегии, в способы социализации человека.

Однако, отрицая обусловленность прав человека правами нации, нельзя противопоставлять права человека правам нации. Как верно отмечает А.Е. Козлов, неразрывность прав и свобод каждого человека с правами той общности, которой он принадлежит, проявляется в том, что не может быть свободен человек, если не свободен его народ⁶¹См.: Козлов А.Е. Право на самоопределение как принцип международного права и конституционное право человека // Права человека и межнациональные отношения. — М, 1994. С. 72-73..

Эта очевидная неразрывная связь между правами человека и правами народа позволяет сделать вывод о том, что национальный суверенитет и признание прав народов не разрушают государственный суверенитет демократического государства, основанного на принципе народного суверенитета. Именно признание и соблюдение государством прав народов дают юридические основания для применения мер государственного принуждения, для реализации государством своего суверенитета.