Формирование представления о суверенитете и его развитие

Суверенитет является одной из значимых категорий правовой науки, о чем свидетельствует ее широкое применение как в теории конституционного права, так и в нормативных правовых актах.

Вследствие многогранности явлений, характеризуемых категорией «суверенитет», в науке существует целый ряд определений суверенитета. Согласно одному из них суверенитет — это верховенство, единство, самостоятельность и независимость власти¹Конституционное право. Энциклопедический словарь / Отв. ред. С.А. Авакьян. - М.: Норма, 2000..

Суверенитет представляет собой термин, характеризующий политико-правовое явление, формы выражения верховенства власти субъекта — носителя суверенитета. В то же время он затрагивает не только политическую, но и экономическую PI социальную сферы общества. Тем не менее термин «суверенитет» возник именно как политико-правовая категория, характеризующая определенные свойства государственной власти, и лишь позднее стал рассматриваться с одной стороны как признак государства, с другой стороны — для характеристики явлений, не отождествляемых с государством и государственной властью.

Правовое содержание понятия «суверенитет», насчитывающее более чем четырехсотлетнюю историю, не могло не наполняться новым содержанием в условиях развития властеотношений. Однако первоначальное содержание любой правовой дефиниции определяет основу для ее дальнейшего использования в правовой теории и практике.

Несмотря на то, что те или иные правоотношения, связанные с реализацией суверенитета, могут быть найдены и в античных государствах-полисах и в раннесредневековой политической действительности, в правовой и политической науке этот термин появился позднее.

По мнению ряда авторов²Тэпс Д. Концептуальные основы федерализма. — СПб.: Юридический центр Пресс. 2002. С. 31; Чернов С.Н. Конституционно-правовое регулирование отношений между Российской Федерацией и ее субъектами. — СПб.: Издательство Р. Асланова Юридический центр Пресс, 2004. С. 91: Крылов Б.С., Ильинский И.П., Михалева Н.А., Андриченко Л.В., Сукало А.Е. Проблемы суверенитета в Российской Федерации. — М., 1994. С. 11., понятию суверенитета предшествовало понятие автаркии (самодостаточности, самоудовлетворенности), которую Аристотель рассматривал как основной признак государства. Смысл этого античного понятия заключается в том, что государство (полис) должно быть построено таким образом, чтобы оно удовлетворяло все необходимые потребности его граждан, независимо от варварского мира и других греческих государств³Аристотель. Собрание сочинений в 4 томах. Т. 4. — М.: Мысль, 1983. С. 446.. Зависимость от другого государства, в интерпретации Аристотеля, не ущемляет автаркии. Внешняя независимость, основанная на самоудовлетворении его потребностей, присуща, по Аристотелю, лишь идеальному государству.

Автаркия не может рассматриваться как правовое понятие. Фактическая способность государства быть самостоятельным и его изоляция от других государств — не есть независимость государства и верховенство государственной власти. Будучи идеей, не предусматривающей свободного определения государством своей внутренней и внешней политики, автаркия использовалась в качестве характеристики государства как высшего нравственного союза.

Очевидно, на определенном историческом этапе греческие города-государства, Римская империя обладали на своей территории всей полнотой власти. Это были независимые государства, которые боролись за свою независимость. Поскольку политико-правовая мысль еще во времена существования древних государств пыталась сформулировать отличия государства от иных форм объединения людей, в учениях Сократа, Платона, Аристотеля, Цицерона можно найти те или иные характеристики полновластия государства на своей территории. По мнению М.А. Аржанова, Аристотель и Цицерон выдвигали принцип суверенитета, не зная этого термина⁴Аржанов М.А. Государство и право в их соотношении. — М.: Изд-во АН СССР, 1960. С. 57..

Безусловно, тот факт, что в государстве кто-то должен быть носителем власти и принимать безапелляционные решения, был известен задолго до того, как античные мыслители начали изучать государство как явление. Однако приведенная точка зрения представляется спорной ввиду того, что античные представления о господстве не имеют ничего общего с идеей верховенства государственной власти и внешней независимости государства как признака государственной власти.

Более обоснованной точкой зрения представляется то, что в античный период представление о суверенном государстве было чуждым греческим и римским мыслителям⁵См., например: Палиенко Н.И. Суверенитет: Историческое развитие идеи суверенитета и ее правовое значение. — Ярославль: Типография губернского правления, 1903. С. 1 23; Еллинек Г. Общее учение о государстве. — СПб.: Юридический центр Пресс, 2004. С. 421-426..

В отношении древнегреческой политико-правовой мысли следует отметить, что греки рассматривали государство как совокупность граждан и поэтому исследовали не юридические признаки государства, а политические и нравственные задачи государственной власти. Однако греческий полис в понимании Аристотеля и автономия, о которой писал Фукидид применительно к союзникам Афин — Дельфам, имеют свои законы, доходы, учреждения, но не такой признак, как свобода в определении своей внутренней и внешней политики.

Римские юристы, равно как и Цицерон, не сформулировали теоретическое понятие государства, осуществляющего по своему усмотрению свои функции, а лишь констатировали в каких формах народ, как источник всех публичных властей, осуществляет свои функции. В республиканский период и период принципата римское государство не являлось чем-то обособленным от граждан и, по существу, отождествлялось с народом. Носителем верховной власти (majestas, imperium, potestas) рассматривалось не государство, как особая корпорация, а римский народ, перенесший свою власть на магистратов и впоследствии на императоров. В отношении государства термин majestas употреблялся не как верховенство и независимость, а как величие, достоинство и неприкосновенность власти.

В эпоху домината и в Византии imperium (высшая военная власть и судебная власть в области уголовной юрисдикции) и potestas (гражданская власть) соединились в лице императора. Однако никакой иной общественной силой не оспариваюсь наличие у государства этих форм публичной власти.

Отсутствовали предпосылки и к возникновению в Риме представлений о внешнем аспекте суверенитета. В условиях политического господства Римской империи в средиземноморском регионе необходимость обоснования права Римского государства свободно принимать решения в отношениях с другими государствами отсутствовала.

Общественной силы, способной оспорить власть античного государства, не существовало; отсутствовали и посягательства религиозных институтов на светскую власть. Возникновение представления о суверенитете в древнем мире было невозможно, поскольку в политической сфере отсутствовали противоречия между государственной властью и иными общественными организациями. Однако это не означает, что государство Древнего Востока или античной эпохи не обладало суверенитетом.

Нельзя согласиться с мнением И.Д. Левина о том, что суверенитет возник не одновременно с государством и появился в эпоху абсолютизма после монополизации всей власти и всего властного принуждения государством⁶Левин И.Д. Суверенитет. — СПб.: Юридический центр Пресс, 2003. С. 149-153.. Верховенство государственной власти в определении внутренней и внешней политики — необходимый признак любого государства, в том числе и государств Древнего Востока и периода античности. Вследствие низкого уровня развития общественных отношений в Древнем мире, безусловно, государство не располагало достаточными средствами для осуществления публичных функций и своей внешней независимости. Однако отсутствие представлений о суверенитете в древности не означает, что признак верховенства государственной власти не может рассматриваться в качестве критерия разграничения государств и иных форм общественных организаций.

Совершенно иные политические условия имели место при формировании западноевропейских государств в Средние века. Германские племена, поселившиеся на территории прекратившей свое существование Западной Римской империи, не восприняли римскую государственную идею единой верховной власти, свободной от всяких частноправовых элементов.

Происхождение термина «суверенитет» берет свое начало из Франции. Старофранцузское слово sovrains, произошедшее от средневекового латинского superior, superanus, означало буквально «более высокий». Суверенами называли во Франции не тех, кто имел верховную власть, а тех, кто занимал более высокое положение, чем остальные. В условиях феодального общества суверенами являлись носители власти над жившими на их территориях людьми.

Феодализм характеризуется раздроблением государственной власти и привязкой власти феодала к факту владения землей на основе ленного права, права частной собственности на землю, передаваемого по наследству. В Средние века феодал является носителем высшей власти над своими вассалами: он собирал с них налоги и осуществлял судебную власть. Единство государства поддерживалось чисто внешней связью вассальной зависимости феодалов от короля, являющегося для феодалов сюзереном. Именно поэтому суверенами во Франции именовали как короля, так и феодалов.

Политические отношения в Средние века характеризовались постоянным оспариванием самостоятельности государственной власти со стороны не только крупных феодалов, но и Римской католической церкви и Священной Римской империи.

С XI века церковь, ранее отстаивавшая лишь право на невмешательство в свои внутренние дела со стороны светской власти, выдвигает притязания на верховенство духовной власти. Римские папы, как представители духовного начала, сконцентрировав в своих руках значительные владения в обстановке феодальных войн, стали реализовывать идею господства над низшим земным порядком. В XIII-XIV веках римские папы объявляли юридически ничтожными Великую хартию вольностей⁷В соответствии с письмом (буллой) папы Иннокентия III «Etsi Karissimus in Christo filius noster Johannes» от 24 августа 1215 г. была признана ничтожной Великая хартия вольностей , ряд положений Саксонского зерцала⁸Папа Григорий XI в 1374 г. своей буллой «Salvator humani generis» признал запрещенными к печатанию 14 статей Саксонского зерцала. С.м.: Аксененок Г.А., Кикоть В.А. Саксонское зерцало. — М.: Наука, 1985. и других светских законов⁹В более поздний период, в XVII в., римский папа Иннокентий X своей буллой «Zelo Domus Dei» объявил ничтожным Вестфальский мирный договор, заложивший правовые основы рассматривания суверенных государств, как субъектов международного права. , низлагали императоров и королей, отлучая их от церкви.

Эти притязания духовной власти имели мощное теоретическое обоснование с теологических позиций. Еще в IV веке Августин Блаженный объявлял государство царством дьявола и признавал законность его существования лишь постольку, поскольку оно служит граду Божьему. В XI-XIV веках богословами доводится до абсолюта идея иерократической системы отношений церкви и государства, зиждящейся на происхождении от Бога лишь власти римского папы, которая частично делегируется королям для ведения светских дел. В учениях канонистов (Эгидий Колонна (Эгидий Римский, Жиль Римский), Августин Триумф (Августин Анконский), Альвар Пелайо и др.) государство признается частью этой церковной империи (respublica in ecclesia), светские законы обязательны лишь постольку, поскольку они утверждены папой, который может изменять и отменять эти законы.

Раннесредневековая политическая наука, опираясь на реально сложившуюся политическую действительность, не рассматривала государственную власть и ее верховенство в качестве существенного элемента государства. Те или иные проявления независимости государств (Англии, Франции, итальянских городских республик), объяснялись не существом самого государства, а древними привилегиями, дарованными императором или папским престолом.

Средневековая юриспруденция не уделяла достаточного внимания фактическим политическим отношениям и, опираясь на представления Аристотеля о полисе как совокупности граждан, не выработала понятия государства. По словам Г. Еллинека, «всему средневековому учению о государстве не достает ясного понимания государственной власти как одного из существенных элементов государства»¹⁰Еллинек Г. Общее учение о государстве. СПб.: Юридический центр Пресс, 2004. С. 427..

Вплоть до конца XIII века политическая мысль Европы, ограниченная схоластикой, рассматривала различия между светской и духовной властью, а именно, властью императора Священной Римской империи и римским папой, но не между государством и церковью. Идея верховенства государственной власти не получила своего развития, поскольку предметом рассмотрения являлось соотношение власти двух представителей христианского мира: папы и императора.

Однако в полемике между глоссаторами с одной стороны, и богословами и юристами-канонистами с другой стороны защитники императорской власти доказывали безусловное верховенство светской власти в области государственных отношений, непосредственное происхождение ее от Бога и преемство неограниченной, абсолютной, всемирной власти римских императоров германскими императорами. В данном случае фактически речь идет о явлении суверенитета.

Так, Данте в своем сочинении «Монархия» отрицает так называемый «дар Константина», то есть власть римского папы над значительной частью центральной Италии, будто бы дарованную ему первым христианским императором. Опираясь на то, что императорская власть существовала еще до папской власти и получила свое признание в Священном Писании, Данте настаивал на том, что светская власть не должна зависеть от духовной. Единая империя необходима для того, чтобы на земле наступил вечный мир и император, являясь единственным законным собственником всей земли, не будет стремиться приобрести чужое¹¹Данте А. Монархия. — М.: Канон-Пpecc-Ц; Кучково поле, 1999..

Независимое государство не было единственной моделью территориального устройства в Европе¹²Бусыгина И.М. Европейский Союз: новые измерения концепции суверенитета // Политическая наука. Суверенитет в условиях глобализации. Опыт политий Запада и Востока: Сб. науч. тр. / Ред. и сост. Кудряшова И.В. — М.: ИНИОН РАН, 2005. С. 50.. Вплоть до XVII века наряду с независимыми государствами сосуществовали конфедерации, герцогства, Священная Римская империя, вольные и имперские города.

Лишь в Италии, где в Средние века впервые в городах-государствах образуется государственная власть независимо от факта землевладения, то есть на публично-правовых началах, постглоссаторами (Бартол де Сассоферрато, Бальд де Убальди и др.) сформировалась концепция государств, «не признающих над собой высшего» (civitates superiorem non recognoscentes).

Первые серьезные выступления светской власти против верховенства власти Святого Престола во внецерковных отношениях по экономическим и социальным причинам не привели к возникновению у правителей государств права определять свою внутреннюю и внешнюю политику по своему усмотрению. Так в 1300-1302 гг. вследствие игнорирования французским королем Филиппом IV принципа неподсудности епископов светскому суду и практики введения налогов с духовенства по согласованию с папой, Бонифаций VIII издал буллу «Unam Sanctam», в которой была сформулирована теория «двух мечей», символизирующих сосредоточение в руках папы духовной и светской власти¹³Ван Кревельд M. Расцвет и упадок государства. — М.: ИРИСЭН, 2006. С. 83-86.. В ответ на папскую буллу «Unam Sanctam» Иоанн Парижский (Жан Кидор) по заказу Филиппа IV пишет труд «О королевской и папской власти», в котором доказывалось, что королевская власть основана на правлении одного человека и дается ему не папой, а Богом.

Позднее Людовик Баварский повел борьбу против папы Иоанна XXII, полагавшего, вслед за своим предшественником Климентом V, что германские государи наделяются римским папой короной Священной Римской империи подобно вассалам. Эта борьба не освободила европейскую политическую систему в полной мере от ига духовной власти. В то же время эти стремления светской власти еще с большей остротой выявили необходимость теоретического обоснования верховенства государственной власти, что имело огромное значение для возникновения учения о суверенитете.

В XIV-XVI веках ряд авторов, не оперируя термином «суверенитет», формируют теоретическую основу верховенства и независимости государственной власти, основанную на теологии и римском праве¹⁴Указанные подходы в литературе охватываются понятием «теория протосуверенитета». Некоторые авторы отмечают схожесть с идеями суверенитета еще более ранних взглядов. Так, Дж. Стрейер полагает, что еще в конце XII века юстициар Англии Рэналф де Глэнвилл в «Трактате о законах и обычаях королевства Англии» писал об исключительных полномочиях короля на рассмотрение судебных споров и установление налогов и мысли категориями суверенитета. Тем самым, по мнению Дж. Стрейера, сюзеренитет в феодальной теории приближался к суверенитету. См.: Strayer J.R. On the Medieval Origins of the Modern State. — Princeton: Princeton university press, 2005. P. 43..

В 1324 г. выходит трактат «Defensor pads» («Защитник мира»), написанный Марсилием Падуанским в соавторстве с Иоанном Яндунским. Не выводя в своем труде категорию «суверенитет», Марсилий Падуанский дает трактовку неограниченной власти, рассматривая ее в восьми аспектах, как:

власть осуществлять любое возможное действие и создавать что-либо по желанию;
власть осуществлять ограничиваемое по своему усмотрению действие в отношении определенного круга лиц; в этих двух значениях власть не принадлежит кому-либо, иначе как Иисусу Христу и Богу;
власть наивысших принудительных полномочий над всеми государствами, народами, группами и индивидами в мире или некоторыми из них, но следующими за каждым побуждением воли;
власть наивысших принудительных полномочий, только в отношении всех священников, отрешать их от сана или смещать их и раздавать духовным лицам мирские блага или приходы;
власть, посредством которой священники могут всячески наказывать и освобождать людей от вины и наказания, отлучать их от церкви, налагать на них интердикт, возвращать в лоно церкви;
власть священников посвящать в церковный сан всех людей, принимать в религиозные ордены, а также власть разрешать и запрещать совершать церковные таинства;
власть толковать Священное Писание и власть проводить различия между правильными и ложными значениями, добродетельными и злыми, и власть регулировать весь церковный ритуал и осуществлять принуждение, предписывая соблюдать эти правила под страхом наложения анафемы;
общее пастырское попечение над душами, распространяющееся на всех людей и все территории мира.

Марсилий Падуанский заключает, что полнота власти ни в одном из значений не принадлежит римскому папе или какому-либо иному духовному лицу. Лидерство, принадлежащее римскому папе и его церкви над всеми остальными священниками и церквями, проистекает из власти «добродетельного человеческого законодателя».

Какая-либо власть может быть дарована епископу или какому-либо мирянину только государственным законом по обоснованной причине и может быть отозвана. Изъятие священников из гражданской подсудности, равно как и привилегии духовенства представляют собой, по мнению Марсилия Падуанского, гражданскую схизму, раскол в государстве и не могут быть терпимы в интересах общественного блага.

Важно отметить, что процесс модернизации общества в Европе усилил противоречия между крупными землевладельцами (феодалами, духовенством) и нарождающимся «новым дворянством». Феодализм как пирамидально структурированная система власти, основанная на взаимности прав и обязательств собственников земли, перестал отвечать интересам поддержания гражданского мира и развития экономики¹⁵Хеншелл Н. Миф абсолютизма: Перемены и преемственность в развитии западноевропейской монархии раннего Нового времени. СПб.: Алетейя, 2003. С. 143-145.. В условиях реальной угрозы гражданского конфликта в XIV-XVI вв. формируется идеология общенациональной консолидации под эгидой персонифицированной власти, не имеющей сословно-корпоративного характера — идеология абсолютизма.

Именно через теоретическое обоснование сосредоточения в руках монархов полноты государственной власти, их независимости от церкви и знати в определении прав своих подданных политическая мысль позднего Средневековья и Нового времени подошла к необходимости выработки понятия, объединяющего в себе разрозненные представления как о верховенстве власти короля, так и его полновластии.

Как указывает Дж. Боли, доктрина суверенитета в современном его понимании появилась в тот момент, когда стали иметь место относительно четкое отделение государства от общества и, одновременно, относительно высокий уровень интеграции общества и государства. Для появления указанных условий, во-первых, государство должно было оформиться как таковое, во-вторых, государственная власть должна была распространиться на все общество¹⁶Boli J. Sovereignty from a World Polity Perspective // Problematic sovereignty / td. S.D. Krasner. New York: Princeton university press, 2001. P. 66..

На мой взгляд, было бы неправильным рассматривать возникновение понятия суверенитета в качестве одного из результатов победы светской власти европейских монархов над иными формами общественной власти. Выработанная категория отнюдь не являлась непосредственным отражением средневековой политической действительности. Отстаивание полновластия монархов и верховенства их власти на своей территории в этот период нередко приводило к низложению королей, а ученые, отстаивавшие эту идею, подвергались гонениям.

Представление о суверенитете возникло в контексте формирования концепции государства, внутри которого власть сосредоточена в руках монарха, являющегося гарантом сохранности собственности и прав подданных. Концепция верховенства абсолютной и пожизненной власти короля явилась научным обоснованием необходимости существования самой государственной власти в период ослабления в Европе государственности как таковой.

К середине XVI века, безусловно, существовало представление о высшей и независимой государственной власти монарха или народа, ограниченной законами Бога и естественным правом, хотя понятие суверенитета и его отношение к государству еще не было сформулировано.

Доктрину суверенитета ввел в политическую науку французский мыслитель Жан Боден в своей работе «Шесть книг о республике»¹⁷Оригинальное название трактата Бодена — «Les six livres de la Republique» переводится в научной литературе по-разному: «Шесть книг о государстве» и «Шесть книг о республике». Боден в своей работе использовал термин Republique в трех значениях: 1) как государство, в значении организованного политического сообщества, управляемого сувереном (англ. — commonwealth); 2) как государство в значении текущей системы власти (англ. — state) (в большинстве случаев Боден использует для характеристики системы власти суверена старофранцузское estat, которое также в ряде случаев используется как синоним слова «режим», реже — как сословие или сословный представительный орган); 3) как сообщество, в котором сувереном является скорее коллегиальный орган, чем личность (англ. — republic). Несмотря на то, что более распространенным в России переводом названия трактата Бодена является «Шесть книг о республике», в большинстве случаев по тексту термин republique необходимо рассматривать как государство (англ. — commonwealth). в 1576 г.

Доктрина суверенитета получила свое оформление в контексте конкретных условий развития государственной власти в Европе. Однако возникновение данной доктрины именно во французской политической науке произошло не случайно. Если в Германии вплоть до XVII века княжеская власть была чрезвычайно слабой, а в Англии, напротив, римский папа, император Священной Римской империи и феодалы не являлись самостоятельными силами, оспаривавшими верховенство государственной власти, то во Франции в течение XII-XVI веков происходил длительный процесс создания государства в противостоянии монарха с феодалами и папской властью. Абсолютная власть монарха в ходе многолетнего противостояния различных форм публичной власти в Средние века стала единственной альтернативой для достижения гражданского мира. Со временем идея преобладания государственной власти (особенно после «Авиньонского пленения пап») именно во Франции превращалась все в большей степени в исторический факт. Сложившаяся политическая действительность во Франции потребовала создания нового учения о государственной власти, обосновывающего безусловный приоритет власти короля над церковью, императором Священной Римской империи и феодалами.

По словам Бодена, «суверенитет есть абсолютная и пожизненная власть в государстве». Возникшая в ходе многовековой борьбы идея суверенитета, как абсолютного права государственной власти в лице монарха признать ничтожными проявления любой другой общественной власти над подлинными (в том числе и в первую очередь церкви), была введена Боденом в определение государственной власти в качестве ее существенного признака. Государство Боден определил как «справедливое управление, с суверенной властью, несколькими семействами и тем, что у них есть общее».

Однако несмотря на то, что Боден включил в определение государства суверенную власть, суверенитет не рассматривался им через проблему верховенства власти в государстве в абстрактном смысле.

Согласно учению Бодена, суверенная власть не связана законами, поскольку законы представляют собой указания суверена и в силу этого не могут быть для него обязательными, но в то же время она ограничена существовавшим до возникновения государства правом божественным и естественным¹⁸Дегтярева М.И. Разработка понятия суверенитета Жаном Боденом // Полис. 2000. № 3. С. 161 - 163.. Опираясь на средневековые представления о законе не как побуждающей, а как направляющей силе (vis directiva), сформулированными еще Фомой Аквинским в «Сумме теологии», Боден указывал на то, что верховная власть короля подчинена закону Бога и природы, а также естественному праву (jus gentium). Боден отмечал: «Если мы скажем, что обладание абсолютной властью не предназначено быть предметом какого-либо права в принципе, то никакой правитель этого мира не будет суверенен, с тех пор как каждый земной правитель подчинен законам Бога и природы и различным человеческим законам, являющимися общими для всех народов». Распространение на суверена «человеческих законов» (таких как неприкосновенность частной собственности) ограничивалось именно теми законами, которые являются, по сути, проявлениями естественного права, выраженного в частности, в правовых актах раннего Средневековья.

Важно отметить, что в вопросе иерархии законов Бога и естественного права по их силе в отношении суверена Боден отдает первостепенное значение законам Бога. Отмечая тот факт, что суверенный монарх не может во всех случаях быть ограничен обязательствами своего предшественника, Боден приходит к следующему выводу: «правитель не связан общим правом народов в большей степени, чем его собственными эдиктами, если общее право народов несправедливо, правитель может отойти от него в своих эдиктах, изданных для своего королевства, и запретить своим подданным использовать его». Но при этом законы правителя, являющегося образом Бога, должны создаваться на основе законов Бога.

Суверен первоначально приобретает власть либо силой, либо она передается народом монарху в форме дарения, которое не оговаривается никакими условиями и является безвозвратной. Тем самым суверенный монарх является не уполномоченным народом лицом, реализующим свои полномочия путем участия в реализации естественных прав подданных, а образом Бога, отделенным от руководимого им общества. Следовательно, суверен обладает не верховной, а абсолютной властью (управляющей обществом свыше), поскольку, как отмечает Боден, как великий суверенный Бог не может сотворить еще Бога, подобного себе, бесконечного, так же и Государь не может сотворить субъекта равного себе, не лишившись при этом своей власти.

По мнению Ж. Маритена, «суверен Бодена подчинялся только естественному праву, а не какому то ни было закону человеческому, отличному от естественного права, а это и составляет сущность политического абсолютизма»¹⁹Маритен Ж. Человек и государство. — М: Идея-Пресс, 2000. С. 38..

Однако понятие суверенитета у Бодена носит не только политический, но и юридический характер. Называя суверена «хозяином закона» и отмечая тот факт, что суверен (вне зависимости от того, является ли он монархом, либо народом, либо аристократией) не связан своими законами и законами своих предшественников и вправе отменить их в любой момент, Боден делает одно исключение. В его учении приводится категория «фундаментальные законы» (imperii leges), которые устанавливают саму власть и неразрывным образом связаны с суверенитетом (в т.ч. касающиеся вопросов престолонаследия, неотчуждаемости государственного имущества, которое отличается, по Бодену, от собственности монарха и т.д.). Боден указывает: «Что касается законов, касающихся положения королевства и его основополагающего порядка, так как они прилагаются и соединяются с королевской властью, подобно Салическому Закону, правитель не может умалять их».

Таким образом, уже в учении Бодена закладываются не только политические, но и правовые основы суверенитета, которые задали соответствующий вектор развития учения о суверенитете.

Ю. Франклин применительно к оговорке Бодена в отношении «фундаментальных законов» отмечает: «Как только пределы «фундаментального» становятся слишком неопределенными и широкими, значение суверенитета как юридической концепции подрывается».

Боден отвергает как несовместимое с идеей суверенитета какое-либо ограничение суверенной власти во времени или по кругу лиц. «Суверенитет, — отмечает Боден, — не ограничен ни во власти, ни в функции, ни определенным временем». В связи с этим Боден разделяет власть государства и формы правления. Суверенная власть, по Бодену, может принадлежать либо монарху (монархия деспотическая, королевская либо тираническая), либо части граждан (аристократия), либо всем гражданам государства (демократия). Безусловно, из всех форм правления предпочтение отдается монархии, при этом идеи смешанных форм государства отвергаются. Монарх дает подданным закон без их согласия, отделен от народа и отвечает лишь перед Богом.

В отличие от суверенного монарха, иные лица (офицеры, лейтенанты, регенты, наместники) являются носителями власти, пока народу или государю не будет угодно ее отозвать. Власть не может быть делима между монархом и народным представительством, из чего вытекает признак неделимости суверенитета.

Боден отличает государство (estat) от государственного управления (осуществления власти). В монархическом государстве к управлению государством может быть допущена и аристократия, и другие сословия, но только по воле суверена, при этом суверенитет не является сложносоставным и не может быть делегирован сувереном. Отсюда следует признак неотчуждаемоcmи суверенитета.

Боден, исследуя вопрос о формах правоотношений между государствами, показывает, в каких случаях прекращается их суверенитет, и приходит к выводу о том, что суверенная власть является независимой извне. Если при протекторате суверен по своей воле ставит себя под защиту другого против неприятеля, оказывая покровителю благодарность, либо уплачивая за это ему вознаграждение, то вассал не может быть сувереном, поскольку обязан подчиняться сюзерену и служить ему, а не только признавать верховенство последнего.

Несмотря на наделение Боденом суверенитета признаками абсолютности и единства, в его учении уже приводятся определенные степени суверенитета. Суверены, протежируемые и платящие дань, все же несут потери в своем блеске и достоинстве и не являются абсолютно суверенными. По справедливому утверждению Н.И. Палиенко, «этой оговоркой Боден открывает путь развившемуся впоследствии учению об относительном суверенитете»²⁰Палиенко Н.И. Суверенитет: историческое развитие идеи суверенитета и ее правовое значение. — Ярославль: Типография губернского правления, 1903. С. 340..

Боден в сформулированном им понятии суверенитета первый соединил как внешнюю, так и внутреннюю стороны одного и того же явления: независимости и верховенства государственной власти. В отличие от своих предшественников, разработавших теоретическую основу для доказывания превосходства государственной власти над иными формами общественных властей, Боден утверждает, что независимость в отношениях с иными государствами является столь же существенным признаком суверенной власти, как и ее внутренняя независимость. Боден первый объединил в государственно-правовом понятии суверенитета все его признаки: абсолютность, неделимость, непрерывность во времени, независимость, неотчуждаемость.

Однако в главе «О действительных проявлениях суверенитета» первой книги трактата «Шесть книг о республике», Боден делает перечисление функций суверена, исходя из фактических полномочий королевской власти во Франции во второй половине XVI века, выводя их из верховного права принимать и отменять законы. Оценивая фактическое наполнение суверенитета, Боден делает попытку характеристики его положительного, а не отрицательного содержания и смешивает суверенитет с правами, осуществляемыми носителем государственной власти.

Теория суверенитета Бодена явилась теоретическим обоснованием действий королевской власти во Франции в XVI-XVII вв. по преодолению дуализма публичной власти, существовавшей в средневековом государстве, выражавшегося в противопоставлении королевской власти и прав сословий и коммун проистекавших из системы феодализма. Королевская власть тем самым воплощала идею единой государственной власти и государственного единства.

Идея суверенитета как свойства персонифицированной власти нашла свое отражение не только во французской политической науке. Один из ярких представителей британской политической мысли Роберт Филмер в своем трактате «Патриархат, или Естественная власть королей», опираясь на представление о подчинении каждого человека монарху как отцу многих семей, отрицал, что представительный орган может разделять с монархом суверенитет, принадлежащий последнему. При этом важно отметить, что, будучи сторонником суверенной власти монарха, Филмер не является идеологом монархического всевластия, направленного на подавление стремлений подданных осуществлять свои права. Будучи далеким от идей народовластия, Филмер четко стоит на позиции ответственности суверенного монарха за судьбу народа (нации). Филмер писал: «Его [короля] войны, его мир, его суды и все его акты суверенитета направлены только на то, чтобы оберегать и распределять права и привилегии каждого подчиненною и стоящего ниже отца и его детей, с тем, таким образом, все обязанности короля складываются во всестороннюю отеческую заботу о его народе»²¹Filmer R. «Patriarcha» and Other Writings. — Cambridge: Cambridge university press, 2000. P. 12..

Данные взгляды корреспондируются с общим подходом представителей идей суверенитета как свойства персонифицированной власти, объединяющей под своей юрисдикцией весь народ вне зависимости от сословной или религиозной принадлежности. Так в знаменитом «Политическом завещании» кардинала Ришелье абсолютная власть суверена, лишенная признаков тирании, направлена на обеспечение безопасности государства и его граждан²²Ришелье Жан Арман дю Плесси де. Политическое завещание кардинала герцога де Ришелье французскому королю // Андреев А.Р. Гений Франции, или Жизнь кардинала Ришелье (Документальное историческое исследование). — М: Белый волк, 1999. С. 152- 164.. Подход, согласно которому власть монарха абсолютна, но не произвольна, нашел свое отражение в работах Ж.Б. Боссюэ, Ж.Н. Моро и других теоретиков абсолютизма²³Пименова Л.А. Власть монарха абсолютна, но не произвольна: Людовик XIV и парламенты в 1774 г. // Французский ежегодник 2005: Абсолютизм во Франции. К 100-летию Б.Ф. Поршнева (1905-1972). — М.: КомКнига, 2005. С. 195-222..

Важно подчеркнуть,

что суверенитет с абсолютистских позиций отнюдь не означал свойство деспотической масти, а представлял собой элемент социально-политической системы, в которой власть монарха является абсолютной с точки зрения его исключительных полномочий на принятие государственных решений, и в то же время ограниченной задачами защиты прав подданных и необходимостью организации эффективной системы управления государством.

Доктрина абсолютного суверенитета государства, отождествляемого с личностью конкретного носителя верховной власти, нашла свое отражение в трудах Т. Гоббса «Левиафан» и Б. Спинозы «Политический трактат». В указанных трудах демонстрируется иной, по сравнению с Боденом, подход к источнику власти (власть исходит не от Бога, а от людей), однако суверенитет по-прежнему рассматривается в этих трактатах как высшая и абсолютная власть конкретного ее носителя.

Гоббс в своем труде «Левиафан» отмечает, что множество людей объединено в одном лице, называемом государством, которое представляет собой человека или собрание лиц. Такому человеку или собранию лиц каждый отдает свои полномочия, в целях защиты от чужеземцев и нужды, в результате чего человек (или собрание лиц) «пользуется такой огромной сосредоточенной в нем силой и властью, что внушаемый этой силой и властью страх делает этого человека или собрание лиц способным направлять волю всех людей к внутреннему миру и к взаимной помощи и против внешних врагов»²⁴Гоббс Г. Левиафан. — М.: Мысль, 2001. С. 119..

Государство, по мнению Гоббса, как единое лицо, использует силу и средства людей так, как сочтет необходимым для их мира и общей защиты. Суверен как носитель всеобъемлющей государственной власти является не защитником, а творцом мира и спокойствия, и его всевластие является результатом заключенного людьми договора. Таким образом, государственная власть, в понимании Гоббса, не является божественной и всеобъемлющей вследствие ее соответствия «божественному праву», но, напротив, если власть суверена является всеобъемлющей, в этом случае она и носит божественный характер. Из данной посылки английским политологом Дж.Н. Фиггисом выводится обоснованное утверждение о том, что понятие Левиафана у Гоббса аналогично понятию Бога у Кальвина, наделенного всевластием, не ограничиваемым ни правом, ни справедливостью, ни совестью.

Таким образом, суверенитет как политико-правовая категория зародился именно как свойство власти, осуществляемой конкретным ее носителем, а не как свойство государства. Государство не рассматривалось как лицо, обладающее правосубъектностью; таким лицом являлся суверен — орган, являющийся носителем суверенитета.

Проблема суверенитета рассматривалась идеологами «классического суверенитета» исключительно через призму полновластия ее носителя. С этих позиций суверенный монарх либо (в исключительных случаях) коллективный орган обладает не верховной, а абсолютной властью, управляющей обществом свыше. Носитель суверенитета, безвозвратно получивший власть от «некогда свободных» людей, выступает не уполномоченным народом лицом, реализующим свои полномочия путем участия в реализации естественных прав подданных, а образом Бога, отделенным от руководимого им общества.

Суверенитет, в первоначальном его понимании, являясь неотчуждаемым правом на высшую независимость и верховную власть, представляет собой не свойство государства, а свойство государственной власти, являющейся не более высоким элементом политической системы, относительно других элементов, а высшим в абсолютном смысле, неделимым, стоящим над политическим обществом и отдельно от него.

С развитием общественных отношений, правовых основ осуществления государственной власти, эволюционировались и представления о суверенитете.

Под влиянием европейской реакции на чрезмерное усиление абсолютизма, берущей свои истоки из Англии, происходила трансформация воззрений на государство как на особую организацию территориального верховенства, обладающую суверенитетом, отнюдь не сводящуюся к совокупности граждан и правителей. В 1625 году в трактате «О праве войны и мира», Гуго Гроций впервые проводит различия между суверенитетом в смысле совокупности верховных прав государства и в смысле свойства самого государства²⁵Гуго Гроций. О праве войны и мира: Репринт, с изд. 1956 г. — М.: Ладомир, 1994. С. 127..

Начиная с XVII века, когда в Европе окончательно формируется политическая система независимых государств (т.н. вестфальская система²⁶Название системы международных отношений производно от Вестфальского мирного договора 1648 г. В науке под Вестфальским мирным договором понимаются условия Оснабрюкского и Мюнстерского мирных договоров, положивших конец Тридцатилетней войне и Восьмидесятилетней войне (войне за независимость 17 нидерландских провинций от Испании). Из ведущих европейских держав в заключении Вестфальского мира не участвовали лишь Оттоманская империя и Папское государство.), основанная не на многоступенчатой системе отношений сюзеренитета и вассалитета и увязке властных полномочий с ленным (частноправовым) принципом владения землей, а на территориальном принципе закрепления верховенства государственной власти, в суверенитете стали видеть не саму государственную власть, а ее особые свойства, не связанные с фигурой носителя власти.

Свои коррективы в содержание властеотношений, а следовательно, и в понятие суверенитета внесли буржуазно-демократические революции XVII-XIX вв. Борьба буржуазии («нового дворянства») за право участия в политическом процессе, процедуре принятия государственных решений поставила под сомнение абсолютное, трансцендентное верховенство государственной власти, якобы исключающее право на активное сопротивление народа в случае игнорирования государством его воли.

Становилось все более очевидным, что роль народа, граждан в осуществлении государственной политики не ограничивается неким первоначальным «дарением» власти в пользу государства, а суверенитет государства не является основанием для игнорирования прав личности. Деятельность государства, так или иначе, ограничена пределами его целей и не может увязываться с полновластием короля — «наместника Бога на Земле».

Отсюда можно сделать вывод, что правовое значение имеет вопрос о содержании верховенства государственной власти, а не проблема происхождения верховной власти от Бога, договора между людьми либо от насилия одной группы людей над другой. Об этих метаморфозах представления о суверенитете свидетельствуют взгляды С. Пуффендорфа, подчинявшего государственную власть требованиям его целей, и И. Канта, рассматривавшего не суверенитет конкретных лиц, а суверенитет абстрактного закона разума.

Таким образом, еще с XVII-XVIII вв. понятие суверенитета характеризовало уже не отношения абсолютизма, сложившиеся во Франции в XVI веке, а фактически складывавшиеся в Европе властеотношения: сначала государство «просвещенного абсолютизма», а затем и конституционную монархию. Это наглядно показывает, что категория «суверенитет», отражавшая научные представления о верховенстве и независимости государственной власти, в процессе исторического развития наполнялась различным правовым содержанием, поскольку шел процесс эволюции самого явления суверенитета.

Классическая теория суверенитета государства подрывалась теорией разделения властей, приводящей, в понимании Монтескье и Канта, к разделению самого государства (а не его функций) на три субъекта. Еще большее влияние на изменение абсолютистских взглядов на суверенитет оказывала оформившаяся к XVIII веку в Англии теория конституционного государства. Исторически сложившаяся в Англии теория ограничения королевской власти и неприкосновенности личных и политических прав граждан, выражения которой можно найти в таких памятниках англосаксонского права, как Великая хартия вольностей, Хабеас корпус акт, Билль о правах, ставила своей целью защиту прав личности от произвола государственной власти.

Отказ от определения суверенитета как полновластия его носителя позволил выработать правовой подход к внешнему аспекту суверенитета, как свойству государств, не допускающему вмешательство одного государства в дела другого. В 1748 г. Христиан фон Вольф в своем труде «Право народов, трактованное в соответствии с научным методом» отмечал, что ни одна нация не имеет права совершать какое-либо действие, которое имеет отношение к осуществлению другой нацией своего суверенитета. Данный вывод он основывал на том, что «гражданский суверенитет изначально принадлежит народу, так что, следовательно, право на какое-либо действие, которое затрагивает осуществление этого суверенитета, входит в противоречие с естественной свободой наций».

Категория «суверенитет», первоначально выработанная идеологическими защитниками абсолютизма, под влиянием теории общественного договора была использована для характеристики воли народа как источника государственной власти. Эта идея выразилась в двух основных направлениях развития представления о суверенитете: как народного суверенитета и суверенитета как формально-юридического понятия, характеризующего конституционное государство.

Отказ от идеи безграничности суверенитета («абсолютного суверенитета») позволил говорить о нем как о правовом понятии, характеризующем верховенство власти, а не произвол государственного аппарата. Именно под влиянием теории конституционного государства, пришедшей из Англии и распространившейся в континентальной Европе как реакция на абсолютизм, происходит оформление суверенитета как конституционно-правового понятия.

Один из первых идеологов либерализма и конституционной монархии Джон Локк отмечал, что никто не может быть изъят из подчинения законам, даже монарх, в противном случае монарх находился бы по отношению к подданным в том естественном состоянии, в котором находился человек до создания государства, не имевшим над собой судьи.

Человек, по Локку, рожденный свободным и независимым по отношению к другим индивидам, надевает на себя узы гражданского общества и подчиняет себя политической власти, заключая соглашение с другими людьми об объединении в сообщество, с тем чтобы жить более благополучно и безопасно. Большинство имеет право действовать от имени всех в едином политическом организме, «ведь то, что приводит в действие какое-либо сообщество, есть лишь согласие составляющих его лиц». Парламент, в понимании Локка, является лишь выразителем воли народа. Всякая власть проистекает от народа, который в любое время может установить новое правительство. Народ переносит на государство не все права, а лишь карательную власть и правосудие в целях большего обеспечения свободы и защиты собственности каждого.

Идея правового государства, основанного на конституции, и процессы реализации этой идеи оказали огромное влияние на формирование юридического подхода к понятию суверенитета. Закрепление суверенитета как конституционно-правовой категории было продиктовано тем, что отношения по осуществлению государственной власти, начиная со второй половины XVIII века, стали предметом конституционно-правового регулирования.

Конституционное государство основывается не только на наличии определенной компетенции у органов государственной власти, но и на верховенстве государственной власти в целом внутри страны и независимости в отношениях с другими государствами. На эти постулаты опирается концепция единого (неделимого) суверенитета, основоположниками которой являются Шталь, Лабанд, Еллинек и Рем.

Особый вклад в развитие представления о суверенитете именно как конституционно-правовой категории внес основоположник немецкой социологии права Г. Еллинек. Настаивая на формально-юридическом характере суверенитета, Еллинек писал: «Суверенитет есть не безграничность, а способность юридически не связанной внешними силами государственной власти к исключительному самоопределению, а потому и самоограничению путем установления правопорядка, на основе которого деятельность государства только и приобретает подлежащий правовой квалификации характер».

Развитие в XIX-XX вв. правовых систем государств на принципах конституционализма, а также развитие международно-правового регулирования межгосударственных отношений создали условия для теоретического осмысления явления суверенитета и выработке понятия «государственный суверенитет», а не «суверенитет носителя государственной власти». Государственный суверенитет как юридическая категория стал рассматриваться в качестве верховенства государственной власти и ее правовой (формально-юридической) независимости, проявляющейся во внутреннем и внешнем аспектах.

В отношении внутреннего аспекта суверенитета государства верховенство государственной власти внутри страны выражается в распространении ее властной силы на все население. все организации и объединения граждан, а также в независимости государственной власти от иных форм общественной власти.

Внешний аспект суверенитета государства состоит в праве государства устанавливать связи с другими государствами, защищать и реализовывать свои интересы во внешнеполитической сфере, на основе международно-правовых принципов равенства государств, неприкосновенности территориальных границ и невмешательства во внутренние дела. Независимость государственной власти в межгосударственных отношениях обусловлена отсутствием в мировом сообществе единой политической организации, обладающей собственной независимостью и правом отменять какие-либо проявления власти государств.

Между тем это не означает, что государственная власть не ограничена. По словам Г. Еллинека, «от всякой, поставленной им самому себе границы государство может себя освободить, но только в формах права и создавая новые границы... Как не существует абсолютно ограниченного, так не существует юридически и абсолютно неограниченного суверенного государства».

Несостоятельность абсолютистских подходов к содержанию суверенитета в условиях реализации принципов конституционализма в ряде государств и возрождение идей естественного права в европейской правовой науке являлись и до некоторой степени продолжают являться эмпирической и теоретической базами для критики теории суверенитета.

Французский конституционалист Леон Дюги — один из основоположников идеи солидаризма отвергал концепцию государственного суверенитета. Согласно позиции Л. Дюги норма права стоит выше государства и является обязательной для государства в той же степени, в которой является обязательной для граждан²⁷Дюги Л. Конституционное право. Общая теория государства. М.: Тип. Т-ва М.Д. Сытина, 1908. С. 674 —678.. Законно избранный парламент не творит право, а принимает законы, соответствующие праву, отражающие баланс различных социальных сил.

По мнению Гарольда Ласки, подчиненность государства указаниям общества подрывает теорию суверенитета. Ласки, наряду с Дюги, отождествлял государство с группой людей, осуществляющих власть, т.е. с правительством в широком смысле слова. Ласки выделял три недостатка теории суверенитета:

утверждение без тщательного исторического анализа о том, что государство является верховным на своей территории и имеет цели, которые являются правильными просто вследствие объявления своих намерений;
предположение, что право является лишь выражением особой воли, без ссылки на то, что эта воля в себе содержит;
спорность того, что в каждом общественном строе должен существовать единый центр принятия окончательного решения, власти которого достаточно для разрешения споров путем произнесения последнего слова, которому подчиняются.

Историческая идея суверенитета, в интерпретации Ласки, — это качество, принадлежащее конкретным лицам в конкретное время. Суверенитет — это чисто описательный термин, показывающий положение тех лиц, которые законно дают указания, не неся ответственности перед каким-либо вышестоящим лицом.

Ласки отождествляет суверенитет с властью лиц, которые направляют действия органа, принимающего законы, и, в связи с этим, отмечает небольшую реальную ценность данной категории для науки. В свою очередь, суверенитет, но Ласки, не позволяет раскрыть то, что является важным в природе власти: цель, которой она пытается служить, и путь, по которому она этой цели служит.

Тем не менее отрицание практического и теоретического значения категории «суверенитет», на мой взгляд, является следствием узкого подхода к определению данного понятия, игнорирующего охват данным понятием целого пласта экономических, социальных и политических отношений, урегулированных конституционно-правовыми нормами.

Политические отношения в рамках конституционного государства не могут характеризоваться фактической независимостью государственной власти. Однако нет достаточных оснований говорить о «самоограничении суверенитета» принятыми государством нормативно-правовыми актами и естественным правом или ограничении внешнего суверенитета международным правом, поскольку такое самоограничение вытекает из конкретных проявлений воли конкретного государства, а следовательно, не носит позитивно-правового характера.

В данном случае формально-юридического ограничения верховенства и независимости государственной власти не происходит, поскольку именно суверенитет предполагает верховенство государственной власти в установлении норм позитивного права. В связи с этим в юридической литературе с методологической точки зрения предлагается выделять два аспекта суверенитета — формально-юридический и фактический.

Обстоятельства, в которых и для обоснования которых появилось понятие «суверенитет», предопределил отрицательный, «оборонительный» характер данного понятия. Государство обладает суверенной властью, чем, по точному выражению Г. Еллинека, «определяется не столько то, что есть государство по своему существу, сколько то, что оно не есть».

Такой подход нашел свое отражение в идее американскою правоведа Р. Джексона о суверенитете в негативном и позитивном смыслах. Данный подход базируется на концепции британского исследователя российского происхождения И. Берлина о негативной и позитивной свободе. Суверенитет в негативном смысле может быть определен как свобода от вмешательства извне, как исключительная юрисдикция государств, как принцип международного невмешательства.

Между тем негативный суверенитет имеет важное отличие от свободы в негативном смысле. Оно состоит в следующем. Суверенитет не может включать в себя такие же притязания или блага, как свобода в негативном смысле, по причине фундаментальных различий между государством и личностью. Человек осуществляет свои права лишь по причине тот, что его дееспособность не ограничена по причине малого возраста, физических или умственных способностей. В отношении государства суверенитет лишь предполагает наличие у государства вероятной возможности быть способным осуществлять свои полномочия.

Более того, если в отношении личности недопустимым будет то, что посягает на свободу других и наносит другим вред, то в отношении государства недопустимым будет то, что нарушает не только суверенитет других государств, но и свободу граждан этого государства. Такими действиями государство наносит вред не только себе, но и своим гражданам, при этом над ним нет какой-либо структуры, которой может привлечь государство к ответственности. Именно поэтому возникли попытки установления общепризнанных норм международного права в области прав человека, направленных на реализацию суверенных прав государства в формах, не наносящих вред обществу.

Позитивная свобода, по И. Берлину, — это быть господином над самим собой. Это свобода что-то делать: выбирать, реализовывать права и т.д. Позитивная свобода предполагает, что личность испытывает нужду в получении образования, товаров, средств к существованию и т.д. Суверенитет в позитивном смысле также предполагает потенциальную возможность государства быть хозяином над самим собой. Государство, суверенное в положительном смысле, не только пользуется правом на невмешательство и иными механизмами своей защиты на международной арене, но и необходимыми средствами для предоставления благ своим гражданам. Это также государство, которое может объединяться с другими государствами в разного рода союзы и участвовать с другими государствами в торгово-экономических отношениях.

Однако, как справедливо отмечает Р.Х. Джексон, позитивный суверенитет представляет собой не правовую, а политическую характеристику государства, представляющую собой совокупность реальных средств для декларирования, осуществления и защиты внутренней и внешней политики. В отечественной науке для характеристики позитивного суверенитета А.А. Кокошиным введен «реальный суверенитет». Констатируя тот факт, что реальным суверенитетом обладает сравнительно небольшое число стран, А.А. Кокошин определяет данную категорию как «способность государства на деле (а не декларативно) самостоятельно проводить свою внутреннюю, внешнюю и оборонную политику, заключать и расторгать договоры, вступать или не вступать в отношения стратегического партнерства и т.п.»²⁸Кокошин А.А. Реальный суверенитет. — М.: Европа, 2006. С. 49..

Если рассматривать суверенитет как правовую категорию, а не как явление, характеризуемое данной категорией, то его содержание сведется к безусловному верховенству государственной власти на своей территории и независимости государства в отношениях с другими государствами. Н.И. Палиенко еще в начале прошлого века отмечал: «Суверенитет есть лишь чисто формальное юридическое понятие... Понятие суверенитета совершенно не указывает на фактическое могущество и материальные средства и силу, состоящие в распоряжении данного государства для поддержания своего суверенитета». Г. Еллинек называл ошибкой заполнение отрицательного понятия суверенитета положительным содержанием государственной власти.

Тем не менее, различая юридическое и фактическое содержание суверенитета, было бы неправильным противопоставлять их друг другу. Осуществление государственной власти является инструментом реализации государственного суверенитета. Таким образом, именно исходя из полноты фактической реализации органами государственной власти своих полномочий, можно сделать вывод о фактическом содержании суверенитета конкретного государства.

Проблема содержания понятия «суверенитет» должна рассматриваться не только с позиций определения источника власти (государство, народ, многонациональный народ) и ее носителя, но и сущностной характеристики самого государства, государственной власти.

С.Д. Краснер предлагает рассматривать термин суверенитет в четырех смыслах: внутренний суверенитет, относящийся к организации публичной власти в государстве и к уровню эффективного управления, осуществляемому тем, кто обладает властью; взаимозависимый суверенитет, относящийся к возможности публичной власти контролировать передвижения через границу; международный юридический суверенитет, относящийся к взаимному признанию государств или других образований и вестфальский суверенитет, относящийся к исключению внешних сил от осуществления внутренних форм власти. Суверенитет в классическом понимании или в негативном смысле в зарубежной литературе нередко называется вестфальским (равно как и политическая система Европы в XVII-XIX веках), поскольку Вестфальский договор 1648 г. окончательно разрешил спор между государствами и квазигосударственными образованиями о принадлежности права осуществлять власть на своей территории без всякого вмешательства.

В международно-правовых отношениях сущностной предпосылкой суверенитета выступает эффективное осуществление функций государства на своей территории. В области конституционного права такой предпосылкой является наличие эффективной государственной власти, которая, по словам И.Д. Левина, «является условием не только субъективного права государства как субъекта права, но и объективного права, существующего в данном государстве, ибо только эффективность государственного принуждения делает это право правом».

Таким образом, суверенитет как конституционно-правовое понятие не может рассматриваться в отрыве от его фактического аспекта, его содержания.

Исходя из того, что суверенитет проявляется на практике в осуществлении органами государственной власти и должностными лицами своих полномочий, в юридической литературе вплоть до настоящего времени идет дискуссия относительно того, является ли суверенитет свойством государства или государственной власти. Суверенитет связан с функциональной характеристикой государства — государственной властью²⁹Манов Г.Н. Признаки государства: новое прочтение // Политические проблемы теории государства / Отв. ред. Н.Н. Деев. — М.: ИГПАН, 1993. С. 43.. Именно поэтому ряд ученых отстаивали ту позицию, что суверенитет является свойством государственной власти³⁰Аржанов М.А. Указ. соч. С. 58; Лепешкин А.И. Советский федерализм (теория и практика). — М: Юридическая литература, 1977. С. 250 и др.. Однако большинство авторов рассматривают суверенитет как обязательный признак современного государства³¹Теория государства и права. Курс лекций / Под ред. Н.И. Матузова и А.В. Малько. — М.: Юристъ, 1997. С. 52: Теория государства и права: Учебник для юридических вузов и факультетов / Под. ред. В.М. Корельского и В.Д. Перевалова. — М.: НОРМА-ИНФРА-М, 1998. С. 117; Теория государства и права: Учебник / Под ред. В.К. Бабаева. — М.: Юристъ, 2002. С. 55-56.. Последняя точка зрения представляется обоснованной ввиду следующего.

Поскольку суверенитет не сводится к совокупности полномочий (пусть самых широких), а является основанием прав государства, его правосубъектности, государственная власть не может наделяться суверенитетом. Государственная власть, как признак государства, наделяется в лице органов, ее осуществляющих, лишь определенными, обусловленными соотношением социально-политических сил в обществе и многими другими факторами, полномочиями³²Марченко М.Н. Государственный суверенитет: проблемы определения понятия и содержания // Правоведение. 2003. № 1..

Государственная власть проявляется в осуществлении органами государственной власти своей компетенции, в частности в нормотворчестве, однако общеобязательную силу нормативно- правовым актам придает такое свойство государства, как суверенитет, из которого вытекает верховенство государственной власти. В связи с этим трудно согласиться с утверждением А.И. Лепешкина, что «если компетенция государства в силу каких-либо обстоятельств сужается до определенного минимума, такое государство теряет свойства суверенного. В этом выражается тесная связь между суверенитетом и компетенцией государства, их взаимообусловленность»³³Лепешкин А.И. Советский федерализм. — М.: Юридическая литература, 1977. С. 287..

Компетенция государства, в отличие от компетенции органов государственной власти, не может быть сужена, как таковая, поскольку из суверенитета государства вытекает свободное определение государством своей внутренней и внешней политики. По справедливому выражению И.Д. Левина, «суверенитет состоит не из прав. Он является основанием прав, выражая вместе с тем характер осуществления этих прав».

Утверждения, подобные тем, что «наличие определенного количества прав позволяет говорить о наличии соответствующего качества государственной власти — суверенитета»³⁴Журавлев А., Комарова В. Федерация и суверенитет в России // Право и жизнь. 2000. № 30., на мой взгляд, может быть отнесено лишь к фактическому содержанию суверенитета того или иного государства, и не может являться характеристикой суверенитета как признака государства.

Суверенная власть как признак государства — это юридически самоопределяющаяся власть, власть высшая, которая, по точному выражению А. Ященко, «сама определяет свою юридическую компетенцию, то есть имеет право над пределами своей компетенции»³⁵Ященко А. Теория федерализма. — Юрьев: Типография К. Маттисена, 1912. С. 196.. Наличие верховной власти с конституционно-правовой точки зрения является важнейшим условием существования правовой системы, поскольку только такая власть может установить в последней инстанции, что есть право, а что не есть право. В связи с этим представляется необоснованным суждение Э.П. Григониса о том, что суверенитет утрачивает свое практическое значение, поскольку внутри страны государство зависит от права³⁶Григонис Э.П. Теория государства и права: Курс лекций. — СПб.: Питер, 2002. С. 27..

Наделение государственной власти таким свойством, как суверенитет, происходило из его классического понимания, сформировавшегося в эпоху абсолютизма, когда признавалось верховенство не государства, а носителя суверенитета (монарха). Поэтому с момента признания идеи вторичности государственной власти по отношению к общественному интересу, уже начиная с XVII-XVIII вв., суверенитет рассматривается наряду с публичной властью признаком государства, а не государственной власти. Оформившаяся к настоящему моменту современная доктрина государства, зиждящаяся на понимании того, что носителем государственного суверенитета может признаваться государство, но никак не орган государственной власти, показывает несостоятельность отождествления верховенства государственной власти и полновластия.

Несмотря на это, абсолютистский подход к пониманию суверенитета проявляется в ряде трудов современных исследователей данного явления, причем как у поборников, так и критиков признания суверенитета в качестве основополагающего принципа национального и международного права. Опираясь на понятие суверенитета, сформулированное для характеристики не фактически существовавшего, а желаемого полновластия государственного аппарата во главе с монархом, современные исследователи приходят к противоположным выводам.

С одной стороны, происходит определенная сакрализация суверенитета, поскольку помещение его в сферу конституционно-правового регулирования якобы означает подвергание его сомнению и дальнейшее разрушение властных отношений господства и подчинения. С другой стороны, отмечается, что суверенитет как правовое понятие потерял свою актуальность, поскольку отношения, которые он, как утверждается, регулирует, канули в лету, вследствие признания государствами универсальной концепции прав человека, приоритета норм международного права и конституционного закрепления полномочий высших органов государственной власти.

Думается, что приведенные подходы не учитывают те метаморфозы, которые пережило понятие суверенитета вследствие развития соответствующих общественных отношений. Исходя из принципов правового государства, смешение признаков верховенства власти и полновластия, заложенное в основу понимания суверенитета не как свойства государства, а как свойства государственной власти, является несостоятельным, поскольку это ведет к некорректному выводу о суверенности власти, которой наделяются органы государственной власти в виде конкретных полномочий.

Из изложенного выше следует необходимость разграничения в конституционно-правовой науке юридического понятия суверенитета как верховенства, единства и независимости власти и полновластия конкретных органов государственной власти (или их совокупности).

Суверенитет, отнесенный к признакам государства, в то же время характеризует большой пласт властеотношений, источников и носителей власти, и не может сводиться к понятию «государственный суверенитет». Поэтому суверенитет как правовое понятие использовался в дальнейшем во многих понятиях («народный суверенитет», «национальный суверенитет», «суверенитет личности»), характеризующих иные, по сравнению с государством, явления.

В заключение данного параграфа необходимо отметить следующее.

Представление о суверенитете как верховенстве власти ее носителя и его независимости в определении внутренней и внешней политики государства зародилось в процессе оформления идеологии абсолютизма, в основе которой лежала идея общенациональной консолидации под эгидой персонифицированной власти.

Однако в процессе исторического развития экономических. социальных, политических отношений и реализации принципов конституционализма явления, характеризуемые понятием суверенитет, существенным образом трансформировались. Вследствие этого изменялись и подходы к определению данного понятия.

В XVII-XVIII веках понятие суверенитета характеризовало уже не отношения абсолютизма, сложившиеся во Франции в XVI веке, а фактически складывавшиеся в Европе властеотношения: сначала государство «просвещенного абсолютизма», а затем и конституционную монархию. В XIX-XX веках термин суверенитет стал охватывать целый ряд явлений, не сводящихся лишь к такому признаку государства, как государственный суверенитет, связанных с осуществлением власти ее носителем — государством, как совокупностью органов государственной власти, и ограничениями соответствующих властных полномочий. Это наглядно показывает, что категория «суверенитет» никогда не носила застывший характер, и тем более нет никаких оснований сегодня, в XXI веке, судить об актуальности этого понятия, рассматривая его как характеристику властеотношений в условиях абсолютизма.

В настоящее время суверенитет как конституционно-правовая категория представляет собой взятые в совокупности верховенство, единство, неотчуждаемость, независимость и самостоятельность власти, однако в то же время, являясь категорией, характеризующей широкий спектр властеотношений, включает в себя политическую, экономическую и социальную материю.