Общая теория юридической ответственности

Позитивная юридическая ответственность: за и против

Не все ученые согласны с существованием добровольной (позитивной) формы реализации юридической ответственности. И. А. Ребане пишет: «Итак, юридическая ответственность непременно ретроспективна, это ответственность за правонарушение». «То, что именуется позитивной юридической ответственностью, точнее было бы назвать надлежащим исполнением юридических обязанностей», — считает И. Н. Тихоненко. По мнению И. С. Самощенко и М. X. Фарукшина, «юридическая ответственность с тех пор, как она возникла, всегда была ответственностью за прошлое, за совершенное противоправное поведение».

Указание на то, что она «всегда» была ответственностью за прошлое поведение, противоречит такому принципу диалектики, как конкретность истины. Действительно, исторические аналогии необходимы для обоснования логики развития событий, но явление, однажды возникнув, не стоит на месте, оно развивается, что и обусловливает необходимость уяснить, чем это явление стало к данному моменту.

И. Н. Сенякин справедливо отмечал, что «традиционность понятия правовых явлений вовсе не означает их "вечности". Они, как и все право в целом, олицетворяют социальную действительность, развиваются, видоизменяются, наполняются качественно новым содержанием. Позитивная юридическая ответственность — объективный результат именно такой эволюции».

Отвечая на замечание И. Н. Тихоненко, подчеркнем, что добровольная форма реализации юридической ответственности не тождественна обязанности. Этой обязанности сопутствует правоотношение. Сама обязанность реализуется в реальном правомерном поведении, одобряемом или поощряемом государством. «Субъекты, включенные в правовую сферу, неизбежно оказываются связаны между собой, с одной стороны, правомочиями и притязаниями, а с другой — обязательствами и ответственностью».

В постановлении Конституционного Суда РФ от 1 декабря 1997 г. «По делу о проверке конституционности отдельных положений ст. 1 ФЗ от 24 ноября 1995 г. "О внесении изменений и дополнений в Закон РФ «О социальной защите граждан, подвергшихся воздействию радиации вследствие катастрофы на Чернобыльской АЭС»"» отмечается, что в результате катастрофы на Чернобыльской АЭС было существенно нарушено право на благоприятную окружающую среду и, как следствие, другие конституционные права и интересы граждан, связанные с охраной жизни, здоровья, жилища, имущества.

Это порождает особый характер отношений между гражданином и государством, заключающийся в том, что государство принимает на себя обязанность возмещения такого вреда. Подобные отношения выражают ответственность государства перед гражданами. Сам факт принятия этого закона свидетельствует об ответственности государства. В другом постановлении Конституционного Суда РФ (по жалобе В. А. Смирнова) отмечается, что «гражданин и государство связаны между собой взаимными правами, ответственностью и обязанностями».

Они находятся в правовых отношениях. Государство и личность взаимоответственны. Добровольная ответственность может осуществляться не только в общих, но и в конкретных правоотношениях. Например, применение к субъекту мер поощрения (мер добровольной ответственности) характеризуется уже не общими, а конкретными правоотношениями.

А. К. Романов концепцию позитивной уголовной ответственности считает «методологически ущербной, так как соответствующие действия, совершаемые или, напротив, не совершаемые субъектами уголовно-правового регулирования, определяются не велениями нормы, а продиктованы реальными отношениями жизни, наличными общественными отношениями. В поведении индивидов эти отношения лишь проявляются. Правомерные действия не описаны в уголовно-правовой норме».

Во-первых, в правовой норме (в том числе и в уголовно-правовой) сформулирован как разрешенный, так и запрещенный вариант поведения — это аксиома теории права. Норма права представляет собой прежде всего официальное суждение о должном и одобряемом поведении людей. Это своеобразные модели поведения, которым участники общественных отношений должны следовать в своей жизни. Государство вправе требовать от них должного поведения, а адресаты обязаны соблюдать предписания, указанные в правовых нормах. В свою очередь, сами граждане вправе требовать должной защиты своих прав и свобод, гарантий и соблюдения режима законности самим государством.

Во-вторых, правовая норма закрепляет общественно полезные и необходимые отношения и сама становится моделью этих отношений, однако это не означает, как хочет представить А. К. Романов, что в ней не сформулированы обязательные для исполнения правила поведения. В-третьих, А. К. Романов называет методологию позитивной ответственности «ущербной», но сам «забывает» или не желает упоминать о таких основополагающих началах, как соотношение общего и частного, конкретность истины, единство и борьба противоположностей.

Т. Б. Шубина не согласна с концепцией позитивной ответственности по следующим основаниям: «Позитивную ответственность отождествляют только с ответственностью отдельной личности, позитивная ответственность коллективной ответственности фактически отвергалась понятие позитивной ответственности было введено в годы развитого социализма, когда партия и государство всячески стремились повысить ответственность людей, а не самого государства, и поэтому в целях придания большего значения исполнению людьми своих обязанностей и было введено понятие "позитивная ответственность"».

Схожим образом рассуждает Н. П. Колдаева, автор главы в коллективной монографии «Концепция стабильности закона». Суть ее рассуждений сводится к тому, что теория позитивной юридической ответственности развивалась в соответствии с «программными установками КПСС, под влиянием либеральных концепций в праве».

В последнее десятилетие стало «актуально» порочить, критиковать все, что было и существовало при социалистическом строе. Что же существует при нынешнем либерально-криминальном курсе государства? За последнее десятилетие уровень преступности увеличился в пять раз, более одного миллиона человек содержится в местах лишения свободы (зачастую за украденный мешок картошки или за хранение пяти граммов марихуаны). Треть населения страны живет за чертой бедности, бюджет всей страны равен бюджету Нью-Йорка.

Ни одни выборы не проходят без всплеска криминальной активности, а население страны постепенно теряет доверие к государству и его институтам. В общественном сознании распространенным явлением стал правовой нигилизм. Законодатель часто принимает популистские или пролоббированные законы. На смену коммунистической идеологии пришли криминальная психология, вещизм, культ денег и насилия, наркомания, проституция, порнобизнес.

Действующее законодательство, как международное, так и внутригосударственное, рассматривают ответственность в ее позитивном аспекте. В ст. 24 Устава ООН указывается, что государства — члены ООН возлагают на Совет Безопасности «главную ответственность за поддержание международного мира и безопасности». В ст. 73 Устава ООН отмечено: «Члены ООН несут или принимают на себя ответственность за управление территориями, народы которых не достигли еще полного самоуправления».

В ст. 29 «Всеобщей декларации прав человека» от 10 декабря 1948 г. указано: «Каждый человек имеет обязанности перед обществом, в котором только и возможно свободное и полное развитие его личности». Если следовать логике наших оппонентов, то идеология КПСС была столь могущественна, что повлияла на формирование международного права. Однако это, очевидно, абсурд. Термин «ответственность» в позитивном понимании употребляется в Конституции Японии (ст. 12).

Неужели наши оппоненты будут утверждать, что Устав ООН и Конституция Японии попали под влияние идеологии КПСС? Ответственность государственных служащих за подготавливаемые и принимаемые решения — принцип государственной службы в РФ (п. 10 ст. 5 ФЗ РФ «Об основах государственной службы РФ»). Принцип взаимной ответственности личности, общества и государства установлен в ФЗ РФ «О безопасности» и в преамбуле Закона РФ «О гражданстве РФ».

Перечень законодательных примеров можно продолжить. Большинство указанных нормативно-правовых актов принималось в то время, когда наше общество уже освободилось от единственной доминирующей идеологии, однако сама добровольная форма реализации юридической ответственности не исчезла, вопреки представлениям наших оппонентов. Она прямо предусмотрена действующим законодательством. Без нее немыслимо построение правового государства.

Позитивный аспект ответственности неоднократно отмечается в постановлениях Конституционного Суда РФ. «Гражданин и государство Российской Федерации связаны взаимными правами, ответственностью и обязанностями». В действующем законодательстве взаимная юридическая ответственность (во всех формах ее реализации) возведена в ранг принципа. Ученые-юристы взаимную ответственность личности и государства относят к общеправовым принципам.

Подтверждается это и проведенным нами социологическим исследованием. Так, 80,25% проанкетированных граждан указали, что они несут юридическую ответственность перед государством, а 51,25% считают, что государство несет перед ними юридическую ответственность. На вопрос о том, считают ли они себя юридически ответственными за свое будущее поведение, 84,75% опрошенных ответили утвердительно.

Теория позитивной ответственности сложилась в юриспруденции не как идеологическая догма КПСС, а как закономерный итог начавшихся в стране демократических преобразований. Не случайно первые работы, посвященные позитивной юридической ответственности, в нашей стране появились во времена хрущевской оттепели. Нежелание признать позитивную юридическую ответственность как раз и обусловлено господством догм, стереотипов и идеологических штампов.

Н. П. Колдаева рассматривает понятие ответственности законодателей, однако о какой ответственности может идти речь, если последние системой иммунитетов оградили себя от уголовного и административного преследования? Привлечь депутата Федерального Собрания к ответственности возможно лишь теоретически.

В работе Н. П. Колдаевой имеются существенные противоречия. Так, высказав свое критическое отношение к позитивной ответственности, через несколько страниц автор забывает об этом и пишет, «юридическая ответственность возникает в момент, когда законодатель решает, подлежит ли та или иная сфера общественных отношений правовому регулированию и может ли вообще идти речь о юридической ответственности в данном конкретном случае».

Напрашивается вопрос: какая ответственность в этот момент возникает, если не совершено правонарушения? Ответ очевиден. В юридической литературе отмечают позитивную ответственность законодателя за соблюдение всех принципов законотворчества, а также правил и приемов юридической техники.

Интересно название главы, написанной Н. П. Колдаевой: «Об ответственности в законотворчестве (социологический аспект)». Но социологический аспект и социологический подход к исследованию ответственности характеризуются исследованием двух сторон, двух форм реализации — добровольной (позитивной) и государственно-принудительной (негативной).

Н. П. Колдаева утверждает, что «между юридической ответственностью и санкцией правовой нормы существует различие. Оно заключается в том, что юридическая ответственность есть родовое понятие по отношению к видовому — санкции как структурному элементу правовой нормы». Санкция действительно является структурным элементом правовой нормы, но отнюдь не видом юридической ответственности.

В санкции лишь фиксируются неблагоприятные последствия, которые могут наступить в случае нарушения диспозиции. Это не ответственность, а законодательное закрепление ее мер, которые затем выражаются в наказании, взыскании, штрафах, пенях и т.д. Кроме того, существуют и санкции поощрения.

Есть в работе Н. П. Колдаевой и другие противоречивые суждения. Так, дважды (на с. 170 и 175) говорится об «ответственности за законотворчество». Получается, что ответственность за что-то выступает, а с учетом того, что видом ответственности Н. П. Колдаева считает санкцию, следует: санкция (как элемент правовой нормы) выступает за законотворчество. Санкция как элемент правовой нормы не может выступать, возражать, соглашаться, противоречить и т.д.

Отвечая на замечание Т. Б. Шубиной о том, что в годы развитого социализма отвергалась коллективная ответственность, а сама идея позитивной ответственности возникла в результате стремления государства переложить свою ответственность на граждан, отметим, что идея конституционной (государственной) ответственности как раз и была признана в годы развитого социализма.

Возникновение концепции позитивной юридической ответственности не было обусловлено идеологическими установками, оно стало логическим результатом развития социологической, философской и правовой мысли, а также и развития законодательства. Критика концепции добровольной ответственности, основанная на том, что она возникла в годы социализма, несостоятельна и научно не обоснована.

В юридической литературе сторонники узкого понимания юридической ответственности указывают, что добровольная ответственность не имеет ничего общего с юридической ответственностью, поскольку она лишена процессуальной формы осуществления и не обеспечена государственным принуждением. Добровольная юридическая ответственность может быть облечена в процессуальную форму.

Порядок применения мер поощрения есть не что иное, как процессуальная форма осуществления юридической ответственности. В случае реализации гражданами прав на необходимую оборону, крайнюю необходимость, задержание преступника, обоснованный риск компетентные органы проводят специальную проверку, подтверждающую обоснованность этих действий.

A. По мнению О. Э. Лейста, при исследовании проблем ответственности выявилась бесперспективность семантических изысканий, основанных не на изучении права, а на чтении толковых словарей и на размышлениях о разных значениях слова «ответственность». Действительно, одним из аргументов в пользу наличия позитивной юридической ответственности является многозначность этого слова, но это только один из аргументов.

В своей работе О. Э. Лейст критикует концепции «позитивная ответственность — осознание долга», «позитивная ответственность — обязанность дать отчет», но не желает упоминать о развитии этой теории, утверждая, что «за истекшее десятилетие сторонники идеи правовой позитивной ответственности не находят других доводов, кроме ссылок на принадлежащее не юристу рассуждение (имеется в виду мнение ученого-философа А. Г. Егорова о чувстве ответственности)». Еще раз подчеркнем, что чувство ответственности в современной юридической литературе рассматривается только как признак, характеризующий субъективную сторону ответственности, но полностью добровольная ответственность к нему не сводится.

О. Э. Лейст, как и ряд других ученых, отмечает: «Наиболее уязвимым звеном идеи правовой позитивной ответственности является невозможность определить ее юридические свойства и качества, чем-либо отличающиеся от известных понятий "обязанность", "правомерное поведение", "правосубъектность", "деликтоспособность", "выполнение обязательств"».

Сторонники существования негативной ответственности считают, что она (негативная ответственность) тесно связана с государственным принуждением, санкцией правовой нормы, правонарушением, обязанностью, наказанием, осуждением и т.п. правовыми понятиями. При этом никто из них не указывает, что негативная ответственность растворяется в них, а следовательно, для ее обозначения не нужен специальный термин.

О позитивной ответственности Н. С. Малеин пишет: «Четкого и однозначного определения позитивной ответственности пока нет, а в имеющихся определениях допускается подмена терминов и объединение различных категорий. Объявление ответственностью обязанности совершать предусмотренные законом действия (долг) ведет, с одной стороны, к удвоению терминологии: одно и то же явление одновременно именуется обязанностью и ответственностью, с другой — вносит неясность в терминологию: ответственностью называется и сама обязанность, и последствия ее неисполнения, при этом допускается смешение двух качественно различных явлений.

Вкладываемое в указанные аспекты содержание столь противоположно, что исключает не только сущностную, но и терминологическую общность. Понятие юридической обязанности существует в праве и имеет вполне ясное содержание. Столь же ясно, что юридические обязанности должны выполняться, и они выполняются в подавляющем большинстве случаев благодаря сознательному отношению к ним, а в некоторых случаях — по принуждению.

Эти аксиоматичные положения давно многократно в различных вариантах отражены в научной и популярной литературе. "Новое" лишь то, что эти положения (обязанность, правомерное поведение и т.д.) предлагается именовать позитивной ответственностью». Сам Н. С. Малеин под ответственностью понимает наказание. Вот и получается (а мы следуем логике автора), что новое состоит в том, что давно известное понятие наказания Н. С. Малеин предлагает назвать ответственностью.

Сущность ответственности наш оппонент видит в каре и воздаянии по принципу «равным за равное». Это не ответственность, а талион. Сам собой напрашивается вывод: в понятии ответственности объединяются давно известные юридические категории.

Добровольная форма реализации юридической ответственности не сводится и не растворяется в понятиях «обязанность», «правомерное поведение», «поощрение», «осознание обязанности», «волевое отношение к обязанностям».

Во-первых, юридическая обязанность — вид и мера должного или требуемого поведения. В основе обязанности лежит юридически закрепленная необходимость. Одна обязанность не может характеризовать всю ответственность в целом. Она не может существовать без своей основы — правовой нормы, но и правовая норма не характеризует ее полностью и не исчерпывает понятие добровольной ответственности.

Обязанность действовать надлежащим образом (правомерно) в своей статике, в виде модели будущего, характеризует ответственное поведение и юридическую ответственность, но не сводится к ним. Сама правовая норма является основанием юридической ответственности.

Во-вторых, юридическая обязанность, как и все право, рассчитана прежде всего на осознанное и волевое поведение. Для оценки действий лица как ответственных или правонарушающих необходимо осознание обязанности и волевое отношение к ней. Это осознание выражается через позитивное психическое отношение, но не сводится к нему, так как позитивное отношение должно опредметиться в реальном правомерном поведении. Чувство долга, ответственности, позитивное психическое отношение — не есть сама ответственность, это субъективная сторона правомерного и ответственного поведения. Субъективной стороны не может быть без объективной основы, статического выражения юридической ответственности.

В-третьих, юридическая ответственность не тождественна обязанности, так как эта обязанность реализуется в осознанном, волевом правомерном поведении — внешнем выражении ответственности. Динамика добровольной ответственности начинается с момента реализации юридической обязанности.

В-четвертых, правоотношение, участником которого является ответственный субъект, возникает и функционирует на основе правовой нормы. Правомерное поведение осуществляется в рамках регулятивных правоотношений. Как и в любом правоотношении, обязанности субъекта неизбежно сопутствует соответствующее право. Обязанность субъекта правоотношения обеспечивается и гарантируется государством. Необходимость совершить определенные действия или воздержаться от их совершения обеспечиваются убеждением, принуждением и поощрением.

В-пятых, оценка юридически значимых правомерных поступков есть результат функционирования и развития динамики юридической ответственности. Возможно три варианта такой оценки: молчаливое одобрение со стороны государства (нет необходимости реагировать на любой правомерный поступок); производство соответствующей проверки и как итог — процессуальное решение, констатирующее правомерность совершенного действия (например, признание действий лица соответствующими необходимой обороне, крайней необходимости, обоснованному риску, физическому принуждению); поощрение. Второй и третий варианты оценки ответственности осуществляются в процессуальной форме.

Добровольная ответственность не тождественна обязанности, правомерному поведению, поощрению — она шире этих явлений. Не тождественна она и правоотношению, поскольку последнее характеризуется специфическими для него признаками, не все из которых входят в содержание добровольной юридической ответственности.

Выявление отличительных характеристик добровольной ответственности — ответ на замечание наших оппонентов о том, что это понятие растворяется в понятиях «обязанность», «правомерное поведение», «правоотношение», «поощрение», «правовая норма». Тем более абсурдно утверждать, что она растворяется в осознании права или «имеет неправовую природу». Добровольная форма реализации ответственности немыслима без осознания, но осознание лицом своих действий — лишь субъективная ее характеристика, отражающая связь правовой нормы с внешним поведением субъекта.

Отрицание позитивной ответственности, основанное на том, что оно складывается из известных науке явлений и понятий, лишено логики и обоснованности. Никто из сторонников узкого понимания ответственности не критикует концепции правоотношения, правового статуса, правовой культуры и т.д. на том основании, что эти понятия и явления во многом носят собирательный характер. Критика в адрес добровольной (позитивной) юридической ответственности, скорее всего — дань традиции.

Другим доводом наших оппонентов служит указание на удвоение терминологии и объединение противоположных явлений в одном понятии ответственности.

Во-первых, удвоения терминологии не происходит, так как юридической ответственностью предлагается считать целостное правовое явление, которое имеет две формы реализации: добровольную и государственно-принудительную.

Во-вторых, эти формы реализации не являются настолько взаимоисключающими, что не могут существовать в рамках единого правового явления, единого понятия. Их общность заключается в том, что обе они предусмотрены правовой нормой. Они имеют схожие предпосылки: свободу воли и необходимость. Обе формы реализации ответственности включают сознательное, волевое и правовое поведение, но разное по своим характеристикам (социально одобряемое или социально вредное). Оценку как правомерного, так и противоправного поведения производят уполномоченные органы.

Последствия этого поведения — наказание или одобрение, поощрение — противоположны, но только по внешним характеристикам, ведь и положительные, и отрицательные последствия предусмотрены нормой права, устанавливающей меры юридической ответственности. Внешняя противоречивость характеристик юридической ответственности обусловлена философским законом единства и борьбы противоположностей. Добровольная форма реализации юридической ответственности направлена на недопущение развития государственно-принудительной ответственности.

Теория юридической ответственности четко разграничивает нормы, предусматривающие ответственность, меры защиты, меры безопасности, принципы, законоположения, дефиниции, процессуальные нормы и т.д. В этой системе правовых норм выделяют специальные нормы, предусматривающие юридическую ответственность и составляющие сам институт юридической ответственности. Что касается неясности терминологии, мы таковой не находим. В исследованиях добровольной юридической ответственности используются термины: «обязанность», «правовой долг», «правовая норма», «правоотношение», «принуждение», «поощрение», «оценка», «процессуальная форма» и т.д.

В. В. Мальцев не находит аргументов против предложенной В. В. Похмелкиным концепции форм реализации уголовной ответственности и пишет: «Возражения Б. Т. Разгильдиева и В. В. Похмелкина по поводу наименований видов уголовной ответственности достаточно весомы. Однако суть в другом. В дискуссиях о названиях позитивной уголовной ответственности проявляется содержательная недостаточность этого понятия, отсутствие у него реального социального основания».

Не совсем ясно, что В. В. Мальцев понимает под социальным основанием — правовую норму или глубинные основания ответственности.

Во-первых, правовая норма как разновидность социальной нормы выступает в качестве формального основания юридической ответственности. Во-вторых, глубинные основания юридической ответственности заключаются во включенности субъекта в общественные отношения и в его связанности предъявляемыми к нему требованиями. В правовой норме эти требования только формализуются и приобретают общеобязательный, властный, обеспечиваемый государственным поощрением и принуждением характер.

В философской и социологической литературе указывается: «Социальная ответственность обусловлена взаимосвязями между людьми, общностями, коллективами»; «социальным основанием ответственности выступает связь между личностью и обществом, социальная детерминация действий субъектов»; «нормативизация является основой свободы как познанной необходимости, а следовательно, основой ответственности».

Общественные отношения и вытекающие из них требования находят свое закрепление в правовых нормах, которые начинают оказывать на них обратное регулирующее, развивающее, упорядочивающее воздействие. Н. И. Матузов отмечает: «Право — не только мера юридической свободы, но и мера юридической ответственности. Это корреляционные категории ответственность — такая же объективная необходимость, как и свобода».

В. В. Мальцев пишет: «Русский язык отнюдь не предполагает всех оттенков слова "ответственность", которые придаются ему в философско-социологической литературе». Хотя мы и не желали приводить в качестве аргумента существования добровольной формы реализации юридической ответственности семантические изыскания, тем не менее, нас вынудили к этому, так как суждение ученого-юриста противоречит истине.

В толковом словаре русского языка С. И. Ожегова и Н. Ю. Шведовой слово «ответственный» толкуется как «несущий ответственность; облеченный правами и обязанностями в осуществлении деятельности, в руководстве делами». Кроме того, аналогичная ситуация наблюдается и в иностранных языках. В немецком языке термин «ответственность» обозначается не одним, а несколькими словами: Verantworting, Verantwortlichkeit и Haftung.

Первое слово означает ответственность за прошлое поведение, второе — ответственность за будущие действия, а третье — ответственность за вред, причиненный невиновно. По французскому словарю Робера, слово «ответственность» имеет три значения: «1. обязанность для министров оставлять власть, когда законодательный корпус отстраняет их; 2. обязанность возместить убыток, нанесенный по своей вине или (в некоторых случаях) определяемый законом; 3. моральная или интеллектуальная обязанность искупить вину, исполнить свой долг, обязанность, договор». В Оксфордском толковом словаре современного английского языка сказано, что под ответственностью подразумевается: «1. быть ответственным, сделать что-либо без чужой подсказки или приказа; 2. то, за что отвечает лицо, обязанность».

Возражая Б. Т. Разгильдиеву, В. В. Мальцев указывает, что право на необходимую оборону, задержание лица, совершившего общественно опасное деяние, «есть не что иное, как право лица на общественно полезное, правомерное поведение в ситуациях, когда для реализации этого права необходимо причинить вред другим интересам». Любому праву неизбежно сопутствует обязанность. Право без обязанностей превращается в произвол. В данном случае — это обязанность не превышать пределов необходимой обороны, пределов крайней необходимости и т.д.

Наш оппонент, продолжая критические замечания Н. С. Малеина и Р. О. Халфиной о смешении понятий и удвоении терминологии (на которые мы уже ответили), указывает, что «если с общетеоретических позиций (теория права — наука, имеющая все-таки более опосредованную связь с законодательством, чем теория уголовного права), наверное, можно исследовать, например, состав правомерного поведения и определять место в этом составе социальной ответственности личности, то с позиции уголовно-правовой теории рассуждения на подобные темы чреваты подрывом единого основания уголовной ответственности. В самом деле, может быть, основанием привлечения к уголовной ответственности стоит считать отсутствие в деянии лица состава правомерного поведения?».

Ученые-юристы, исследующие ответственность, указывают, что ее основаниями являются норма права и правонарушение (формальное и фактическое основание). Отсутствие в деянии лица состава правомерного поведения мы не рассматриваем как основание государственно-принудительной ответственности. Состав правомерного поведения может отсутствовать в следующих случаях.

Во-первых, если действия лица безразличны для права. Во-вторых, если действия лица не являются правомерным поведением, но и не составляют правонарушения, например, деяния невменяемого лица. В-третьих, состав правомерного поведения отсутствует, если совершено правонарушение, характеризующееся совокупностью всех его признаков.

Ввиду того, что состав правомерного поведения может отсутствовать, по разным причинам, мы это фактическое обстоятельство не указываем в качестве основания государственно-принудительной ответственности. Кроме того, безразличные для права поступки и действия невменяемого лица являются безразличными (нейтральными) и для добровольной юридической ответственности.

Некоторые суждения В. В. Мальцева противоречивы. Так, высказывая свое критическое отношение к добровольной ответственности, он отмечает существование базисных общественных отношений, которые входят в предмет уголовно-правовой охраны, но считает, что их содержание не зависит от уголовного права и общественно опасного поведения людей, а «регулятивное отношение рассматривает как возникающую на основе уголовного законодательства связь между государством и способными быть субъектами преступления лицами по поводу содержания поведения этих лиц относительно конкретных общественных отношений, охраняемых уголовным правом».

Но далее В. В. Мальцев, исходя из содержания социальной ответственности, механизма ее связи с уголовным правом, содержания и предмета уголовного права, делает вывод, что у концепции позитивной ответственности нет сколько-нибудь достаточных оснований. На замечания по поводу отсутствия социальных оснований мы уже отвечали.

Интересен другой момент. Как могут существовать регулятивные отношения и отсутствовать добровольная ответственность? Как может отсутствовать связь между так называемыми базисными и регулятивными отношениями и на основании чего тогда возникают регулятивные отношения? Как базисные отношения могут входить в предмет уголовно-правовой охраны и не регулироваться системой уголовного законодательства?

В. В. Мальцев делает вывод, к которому уже приходили другие ученые: «Их появление (концепций позитивной ответственности) в российской правовой науке в 60—70-е гг. было в той или иной мере обусловлено причинами идеологического характера. Потому с деидеологизацией уголовного права интерес к таким концепциям со временем попросту исчезнет». Мы уже высказывали свое мнение по поводу подобных замечаний, но тут акцентируем внимание на несколько ином моменте.

Скорее, наоборот, именно традиционное понимание юридической ответственности только как кары, возмездия было обусловлено существовавшими многие десятилетия догмами и стереотипами. До недавнего времени реальных альтернатив наказанию как одной из форм государственного принуждения не существовало. Официальное обвинение в совершении противозаконного деяния с неизбежностью влекло применение тех или иных карательных мер, реализацию целей, которые определялись задачами, стоявшими перед государством на конкретном этапе его развития.

Веками складывавшееся представление о праве как об инструменте угнетения и принуждения и об институте ответственности как о его «острие», безусловно, было прочно заложено в сознание многих и многих поколений. И если ответственность за правонарушение была только карой, то допустить возможность существования ответственности еще и в силу объективно присущих субъектам юридических обязанностей даже гипотетически было слишком смело.

Ю. М. Ткачевский считает, что «уголовная ответственность строго индивидуализируется в зависимости от ряда предписаний уголовного закона. Вне персональной индивидуализации уголовная ответственность противоречит, например, принципам вины, справедливости и гуманности (ст. 5, 6 и 7 УК РФ). К тому же уголовный закон не устанавливает (и не может устанавливать) механизмы индивидуализации позитивной уголовной ответственности, поскольку такая ответственность этим законом не предусмотрена».

Принципы юридической ответственности распространяются не только на государственно-принудительную, но и на добровольную форму ее реализации. Они предопределяют юридическую ответственность в целом. Обязанности, которые возлагаются на субъектов юридической ответственности, непременно должны быть индивидуализированы. Та или иная юридическая обязанность возникает у субъекта в связи с приобретением им специального юридического статуса или с его вступлением в конкретные правоотношения.

Например, обязанность оказывать медицинскую помощь возлагается на медицинских работников, обязанность воспитывать детей — на родителей и педагогов. Признаки, которые характеризуют субъекта юридической ответственности, служат одним из критериев ее индивидуализации. Вид поощрения может не быть одинаковым для всех, он зависит от характера правомерного поведения, степени заслуг.

Институт замены неотбытой части более строгого наказания менее строгим — яркий пример индивидуализации добровольной ответственности. Добровольная уголовная ответственность может быть реализована и после совершения преступления (субъект добровольно возмещает ущерб, примиряется с потерпевшим). От характера его действий может зависеть освобождение от уголовной ответственности, т. е. реализация поощрительной уголовно-правовой санкции.

Справедливость и гуманизм уголовной ответственности выражаются не только в справедливости наказания, но и в справедливости установления самой уголовно-правовой обязанности. Требование справедливости обращено не только к реализации ответственности, но и к ее установлению. Данный принцип распространяется как на добровольную, так и на государственно-принудительную форму реализации ответственности.

Что касается принципа виновности деяния, то следует отметить, что вина как таковая отсутствует в правомерном поведении, но добровольная ответственность рассчитана на осознанное и волевое поведение. Интегративным принципом ответственности (относящимся к двум формам реализации юридической ответственности) является принцип осознанного и волевого поведения.

Наши оппоненты непоследовательны в своей критике добровольной формы реализации юридической ответственности. Высказавшись по поводу отсутствия добровольной ответственности, далее они начинают косвенно признавать ее наличие: «Несомненно, что уголовный закон оказывает позитивное — воспитательное воздействие, но оно позитивной ответственностью не является» (Ю. М. Ткачевский); «Позитивный аспект лучше именовать правовой ответственностью» (М. Д. Шиндяпина); отмечают позитивный характер ответственности в целом, но отрицают его у уголовной ответственности (О. В. Селиванова, Т. Т. Дубинин); говорят о конститутивной, функциональной, персональной ответственности (О. Э. Лейст); отмечают подобие позитивного аспекта у наказания (В. А. Василевский); и далее: «учитывается при конструировании норм, дает лучше показать социальное назначение уголовного закона, раскрыть содержание, сущность многих институтов уголовного права» (И. А. Лумпова); «Позитивный и ретроспективный аспект (вид) ответственности тесно связаны, и иногда первый является необходимым условием наступления второго» (В. А. Виноградов).

По мнению М. И. Байтина, «с точкой зрения о существовании вместе с ретроспективной и позитивной юридической ответственности трудно согласиться, поскольку все известные попытки обосновать ее так или иначе основываются на смешении юридической ответственности с другими видами социальной ответственности». Однако в своей работе М. И. Байтин так и не указывает, где, как происходит и в чем выражается смешение позитивной юридической ответственности с иными видами социальной ответственности, ограничиваясь общим утверждением.

Далее ученый отмечает: «Не случайно сторонники признания как ретроспективной ответственности, так и позитивной юридической ответственности, когда они переходят от общих рассуждений о значении активной, проспективной ответственности к рассмотрению тех или иных конкретных вопросов юридической ответственности (основания, признаки, виды применительно к различным отраслям права, последствия и т.д.), то излагают их только на основе ретроспективного понимания юридической ответственности».

Однако данный вывод сделан без изучения новейшей литературы и действующего российского и международного законодательства, со ссылками на работы 70—80-х годов XX столетия. По сути, М. И. Байтин вторит здесь Н. П. Колдаевой, утверждавшей, что теория позитивной юридической ответственности не зашла дальше споров вокруг ее понятия. «Дискуссии велись вокруг определения юридической ответственности (ретроспективная, перспективная, конституционная, функциональная, персональная, наказательная, умеренно-позитивная, активно-позитивная).

С этим нельзя согласиться. М. И. Байтин и Н. П. Колдаева не замечают или не желают замечать очевидного. Так, Н. И. Матузов специально исследовал взаимосвязь правового статуса, общерегулятивных правоотношений и позитивной ответственности. А. Н. Тарбагаев в своей работе подверг исследованию цели позитивной ответственности. А. С. Мордовец раскрыл значение позитивной ответственности для социально-юридического механизма обеспечения прав и свобод человека.

На уровне диссертаций исследовались функции и принципы позитивной ответственности. И. Э. Звечаровский рассмотрел ответственность в посткриминальной сфере. Н. В. Витрук раскрыл значение решений Конституционного Суда по вопросам позитивной юридической ответственности. В. А. Якушин определил связь субъективного вменения и позитивной юридической ответственности. Целый комплекс проблем позитивной ответственности рассмотрен в работе P. Л. Хачатурова и Р. Г. Ягутяна.

В работе М. Н. Кропачева определены основания позитивной уголовной ответственности. Монография Л. Н. Носковой посвящена позитивной ответственности, рассмотрены в ней и вопросы оснований последней. А. А. Мусаткина вывела понятие позитивной финансовой ответственности, ее целей, функций и оснований. А. П. Чирков определил место позитивной юридической ответственности в системе права, а В. А. Кислухин — ее место в классификации юридической ответственности.

М. И. Байтин не удосужился указать или намеренно «забыл» и целый ряд монографических работ, вышедших в 80-х годах XX века. Так, В. Н. Кудрявцев посвятил рад монографических работ не только понятию позитивной ответственности, но и ее связи с правовым поведением. В. С. Прохоров, Н. М. Кропачев, А. Н. Тарбагаев исследовали роль позитивной ответственности в механизме уголовно-право- вого регулирования. Д. И. Фельдман, Г. И. Курдюков, С. Б. Раска- лей, В. А. Василенко, Л. В. Сперанская в своих работах обосновали реальность позитивной юридической ответственности в международном праве. Н. А. Боброва и Т.Д. Зражевская исследовали позитивную конституционную ответственность.

Кроме того, проведенное социологическое исследование подчеркивает ее юридической характер. Поэтому не случайно сторонники существования только ответственности за правонарушение не приводят существенных доводов, отрицающих юридический характер позитивной ответственности, а ограничиваются общими утверждениями «о смешении юридической ответственности с другими видами социальной ответственности», не желая обращаться к новым монографическим работам (да и к ряду монографических работ 70—80-х годов), в которых исследуется не только понятие позитивной юридической ответственности, а также к действующему законодательству и решениям Конституционного Суда РФ.

Между тем сторонники ретроспективной ответственности продолжают утверждать, «что юридическая ответственность всегда ретроспективна», но утверждения, данные без детального изучения действующего законодательства и научных работ, не являются весомым аргументом в пользу узкого понимания юридической ответственности и противоречат принципу объективности научных исследований.

Причем М. И. Байтину хватило пяти с половиной страниц исследовательского текста (и то по большей части посвященного негативной ответственности) для категорического вывода об отсутствии позитивной юридической ответственности, а самому исследованию позитивной ответственности и обоснованию отсутствия у нее юридического характера посвящено чуть более семидесяти строк.

Сама аргументация носит по большей части противоречивый характер, а высказывание о том, что сторонники «как ретроспективной, так и позитивной юридической ответственности, когда они переходят от общих рассуждений о значении активной, проспективной ответственности к рассмотрению тех или иных конкретных вопросов юридической ответственности... излагают их только на основе ретроспективного понимания юридической ответственности», не является объективным и прямо противоречит многочисленным работам сторонников позитивной юридической ответственности.

М. И. Байтин отмечает, что «вместе с тем к понятиям юридической и позитивной ответственности в полной мере относится требование логики (курсив наш. — Авт.), чтобы любое понятие было адекватно своему содержанию, чтобы понятия разграничивались по своим отличительным сущностным признакам». Как ни парадоксально, но именно это высказывание М. И. Байтина, которое он делает со ссылкой на работу С. Н. Братуся и наводит на мысль о существовании позитивной юридической ответственности.

Социальная ответственность и юридическая ответственность соотносятся между собой как категории рода и вида. Согласно правилам логики в таком понятийном ряду род представляет нечто общее в предметах, составляющих его виды. Понятие, относящееся к категории вида, обладает свойствами, признаками понятий, которые находятся на более высоком уровне.

Таким образом, в суждениях сторонников только ретроспективной ответственности имеются логические противоречия. Признавая, что в содержание общесоциологического понятия, наряду с ретроспективным, входит и перспективный аспект, они в то же время отрицают наличие перспективного аспекта юридической ответственности. Согласно традиционной логике признаки, отмеченные у определенного рода явлений в общем понятии, обязательно имеются и у специфических явлений данного класса.

Таким образом, если мы определяем добровольную (позитивную) и принудительную (негативную) формы реализации ответственности в общесоциологическом понятии, то эти формы обязательно должны быть и у видовых понятий ответственности. «Ответственность — социальный феномен, имеющий двойственную природу и выступающий как социальное отношение и как качество личности.

Социальная ответственность — порождение и важнейший компонент гражданского общества, общества равных свободных индивидов. Будучи с необходимостью опосредованной государством и правом, она получает политические и правовые особенности, формы», но не теряет при этом своих основных признаков и характеристик.

Суждения М. И. Байтина противоречат и основополагающему принципу диалектики, согласно которому следует рассматривать все явления социальной жизни в их противоречивом единстве и борьбе. И если рассматривать юридическую ответственность с позиций традиционной логики и диалектики, получается, что юридическая ответственность едина, а различные формы ее реализации находятся в постоянной борьбе.

Правонарушение существует постольку, поскольку есть правомерное поведение, а принудительная форма реализации юридической ответственности существует лишь постольку, поскольку существует добровольная форма реализации юридической ответственности.

Юридическая ответственность, как и любой другой вид социальной ответственности, едина и включает в себя как ответственность за будущее поведение (позитивную, добровольную ответственность), так и ответственность за прошлое противоправное поведение (негативную, государственно-принудительную ответственность). Отличительные черты и свойства, которые выделяют юридическую ответственность среди других видов социальной ответственности, не вступают в противоречие с общими свойствами социальной ответственности.

Говорить об отсутствии у юридической ответственности добровольной формы реализации — значит признавать юридическую ответственность не разновидностью социальной ответственности, а неким особым «несоциальным видом» и исключать ее из системы регулирования общественных отношений.

Не отличаются строгой логичностью и отсутствием противоречий и работы других сторонников существования только негативной юридической ответственности. Так, Е. В. Грызунова, высказав свое критическое отношение к концепции позитивной юридической ответственности (причем, исследовательница не нашла весомых аргументов, а ограничилась, как и М. И. Байтин, общими рассуждениями о смешении понятий), буквально в следующем абзаце пишет: «Вместе с тем нельзя не замечать и тем более недооценивать наличие тесной связи между двумя рассматриваемыми видами ответственности (имеется ввиду позитивная и негативная ответственность)».

На другой странице Е. В. Грызунова со ссылкой на работу В. В. Бутнева отмечает, что гражданско-процессуальная ответственность, «как и другие виды ответственности, представляет собой закрепленную юридическими нормами необходимость определенного поведения участников судопроизводства», однако сам В. В. Бутнев приводит данное определение применительно к позитивной ответственности.

Еще через несколько страниц Е. В. Грызунова указывает: «Федеративная ответственность сохраняет присущее юридической ответственности в целом выделение двух ее видов: позитивной и негативной». Так чем же вызваны подобные противоречия, когда на одной странице пишут одно, а на другой (или в следующем абзаце) — прямо противоположное?

Очевидно, вникнув в суть проблемы, авторы приходят к выводу о реальности позитивной юридической ответственности, но, следуя научным «традициям», не желают прямо признать это. Впрочем, работа Е. В. Грызуновой содержит еще много «интересных» положений. Так, третья глава ее диссертации носит название: «Роль юридической ответственности в системе профилактики и причинения (курсив наш) правонарушений в современном российском государстве». Как мы ни старались, но так и не смогли понять, как юридическая ответственность способна причинять правонарушения и какова ее роль в этом «причинении».

На наш взгляд, очевидно, что юридическая ответственность призвана предупреждать правонарушения. Наверное, сторонники узкого понимания юридической ответственности так стремятся доказать отсутствие позитивной юридической ответственности, что усматривают в ней уже не средство предупреждения правонарушений, а фактор их причинения. Что в принципе и не удивительно.

Признание предупредительной функции юридической ответственности означает одновременно и признание позитивной юридической ответственности. Общепревентивная функция юридической ответственности осуществляется вплоть до момента совершения правонарушения. Здесь в рассуждениях сторонников узкого понимания юридической ответственности обнаруживается еще одно противоречие.

Получается, что функция есть, а самой ответственности, которая эту функцию выполняет, не существует. Как же быть с элементарными правилами логики и элементарными причинно-следственными зависимостями? А они в работах приверженцев только ответственности за правонарушение упускаются.

С самим пониманием ретроспективной ответственности, предлагаемым М. И. Байтиным, также трудно согласиться. Он пишет: «Юридическая ответственность — наступление для лица, совершившего правонарушение, нежелательных последствий материального, физического, психического, нравственного характера, предусмотренных санкцией юридической нормы», а на другой странице отмечает, что «по своему содержанию санкция есть вид и мера юридической ответственности».

Определение, предлагаемое автором, по своей сути тождественно понятию «реализация санкции нормы права». Возникает вопрос: зачем нужно такое понятие юридической ответственности, ведь существуют понятия «реализация санкции нормы права» и «неблагоприятные последствия»? Ответа на этот вопрос в монографии М. И. Байтина нет.

Апологеты только ретроспективной ответственности очень любят упрекать сторонников широкого понимания юридической ответственности в том, что позитивная юридическая ответственность смешивается с понятиями «правовой долг», «юридическая обязанность», «сознание», «правомерное поведение» и т.п., а сами запросто соединяют понятие негативной ответственности с понятием реализации санкции. Между тем во многих работах четко определено соотношение позитивной юридической ответственности и осознания, поощрения, юридической обязанности, правовой нормы, правоотношения и т.п.

Думается, что понятие юридической ответственности, предлагаемое М. И. Байтиным, трудно согласовать с самим названием его книги: «Сущность права: нормативное правопонимание: на грани двух веков». Во-первых, юридическая ответственность — одно из проявлений сущности права. По справедливому утверждению Б. Н. Габричидзе и А. Г. Чернявского, «юридическая ответственность — это субстанция, высшая сущность права во всех видах и формах его проявления и движения, развития и совершенствования».

Так неужели высшую сущность права следует сводить к претерпеванию, лишениям и реализации санкции правовой нормы? Очевидно, что нет! Сторонники узкого понимания юридической ответственности видят в санкции универсальное средство предупреждения правонарушений и, наверное, именно поэтому стремятся перевернуть представления об элементарном строении правовых норм.

В работе Е. В. Грызуновой указывается: «Юридическая ответственность по своему содержанию и назначению предполагает совершение лицом неправомерного виновного деяния, предусмотренного санкцией нормы права». Очень странно! Мы всегда полагали, что в санкции закреплены меры юридической ответственности, а запрещенное деяние указано в диспозиции, но никак не в санкции. Впрочем, подобное понимание санкций нашими оппонентами вполне объяснимо. Они настолько преувеличивают их роль, что уже не остается места для диспозиции правовой нормы. Из высказывания Е. В. Грызуновой неясно, как в содержание юридической ответственности можно включать виновное деяние?

Получается, что в содержание юридической ответственности входят не неблагоприятные последствия, а само правонарушение. Гиперболизирована роль санкций и в работе М. И. Байтина. Он пишет: «Профилактическое влияние санкции на сознание субъектов регулируемого отношения в целях обеспечения их правомерного поведения, предупреждения правонарушений, начинается с момента издания правовой нормы».

Профилактика правонарушений начинается не с санкции правовой нормы, а с ее диспозиции. Субъект первоначально должен уяснить само правило поведения, санкция же действует только в отношении лиц, склонных к совершению правонарушений. Именно в ней сформулировано правило поведения. Нельзя согласиться и с утверждением М. И. Байтина о том, что «в действие механизма правового регулирования санкция нормы вступает в случае совершения правонарушения».

В отношении неустойчивых лиц (или лиц, склонных к совершению правонарушения) санкция действует на психологическом уровне как угроза вплоть до момента совершения правонарушения. Ее основная функция в механизме правового регулирования состоит в удержании потенциального правонарушителя от действий, запрещенных в диспозиции правовой нормы. Санкция сообщает субъекту, какие неблагоприятные последствия могут наступить для него в случае нарушения диспозиции.

Она, как и диспозиция, действует с момента издания нормы права, но до совершения правонарушения не реализуется, а лишь участвует в регулировании правомерного поведения, предупреждая совершение противоправных поступков. Утверждать же, что действие санкции начинается только с момента совершения правонарушения, означает признавать в ней только средство кары и сводить на «нет» общую превенцию правонарушений.

Во-вторых, на «грани двух веков» большинство ученых не понимает юридическую ответственность как наступление нежелательных последствий. В обоснование данной позиции не считаем нужным приводить ссылки на многочисленные работы ученых и действующее законодательство, так как они приведены выше. Причем не рассматривают ее только как наступление нежелательных последствий даже сторонники узкого понимания юридической ответственности.

М. И. Байтин, критикуя других ученых за смешение позитивной ответственности с иными видами социальной ответственности, сам смешивает понятие ретроспективной ответственности с последствиями, свойственными для различных видов социальной ответственности, утверждая, что ее содержание заключается не только в наступлении для лица, совершившего правонарушение, нежелательных последствий материального, физического, но и нравственного, психического характера.

Нравственные и психические претерпевания свойственны для санкций иных видов социальной ответственности (моральной, семейной, религиозной и т.п.). Для юридических санкций с их формальной определенностью данное свойство не характерно. Да и в принципе невозможно в правовой санкции закрепить объем и меру психических и нравственных переживаний — это субъективные категории. Внутреннее переживание зависит от правосознания конкретного субъекта.

У одних лиц даже незначительный штраф вызывает тяжелые нравственные страдания и угрызения совести, а для других — «тюрьма дом родной». Кроме того, включение М. И. Байтиным в понятие ответственности нравственных и психических правоограничений не согласуется с его утверждением о том, что «санкция есть вид и мера юридической ответственности». Тогда согласно правилам логики должны появляться «нравственные» и «психические» виды юридической ответственности, которые автор не называет, поскольку таких видов юридической ответственности не существует. Еще раз подчеркнем, что в юридической санкции невозможно зафиксировать меру и объем психических и нравственных лишений.

Упоминание М. И. Байтиным в связи с определением ответственности о «нежелательных последствиях для лица» переводит ее в сферу субъективного, так как не являются редкостью случаи, когда лица специально совершают правонарушения, стремясь попасть в места лишения свободы (например, граждане без определенного места жительства, заинтересованные в получении хотя бы минимальных социальных гарантий). Другие граждане, испытывая угрызения совести, сами желают подвергнуться наказанию, претерпеть лишения и т.п., но если встать на позицию М. И. Байтина, то это не будет являться юридической ответственностью, ведь подобные последствия желательны для субъекта.

Можно констатировать, что теория добровольной (позитивной) формы реализации юридической ответственности в настоящее время продвинулась далеко вперед, а наши оппоненты продолжают приводить отрицающие эту концепцию доводы (или вообще не утруждают себя их поисками, ограничиваясь голословными утверждениями), которые были известны ранее и на которые сторонники юридического характера позитивной юридической ответственности давно нашли ответы. Новым аргументом можно считать лишь указание на якобы идеологический характер позитивной юридической ответственности.

Итак, добровольная форма реализации юридической ответственности — это способ закрепления юридической обязанности соблюдать требования правовых норм, реализующаяся в правомерном поведении субъектов юридической ответственности, одобряемом или поощряемом государством.

Добровольная форма реализации (позитивная юридическая ответственность) обладает следующими признаками: основывается на правовых нормах и как следствие нормативна, формально определена и обладает четкостью, детализированностью и общеобязательностью; гарантируется государством; обеспечивается государственным убеждением, принуждением или поощрением; реализуется в регулятивном правоотношении; в свое содержание включает юридическую обязанность по соблюдению правовых норм и правомерное поведение; своими последствиями влечет одобрение или применение мер поощрения.