Почтовая военная цензура в годы Великой Отечественной Войны (1941—1945 гг.)
Великая Отечественная война явилась серьезным испытанием для всей социалистической системы государства Созданный в предвоенные годы механизм государственного управления должен был в короткий срок перестроиться к новым чрезвычайным условиям войны. Особая ответственность в этих условиях возлагалась на два Наркомата — обороны и государственной безопасности, обеспечивавших внешнюю и внутреннюю функции защиты государственного строя.
Необходимо отметить, что перестройка органов государственной безопасности началась еще в предвоенные годы. 22 августа 1938 г. первым заместителем наркома внутренних дел СССР был назначен первый секретарь ЦК ВКП(б) Грузии Л.П. Берия, который уже через месяц стал начальником Главного управления государственной безопасности (ГУГБ). 24 ноября 1938 г. от должности наркома внутренних дел был освобожден Н.И. Ежов. Началась чистка центрального аппарата НКВД от бывших «ежовских» кадров и в связи с этим реформация структуры органов, появились новые управления, отделы и подразделения
Так, 22 декабря 1938 г. была организована следственная часть (следчастъ), начальником которой стал Б.З. Кобулов. Через полгода следчасть разделилась на два подразделения, входящих в ГУГБ и ГЭУ.
При Л.П. Берии окончательно оформились функции ГУГБ. По системному расписанию на конец 1939 г. 2-й отдел ГУГБ (секретно- политический) имел разветвленную внутреннюю структуру, которая соответствовала основным направлениям агентурной деятельности (борьба с антисоветскими формированиями среди академической, научно-технической, гуманитарной, медицинской интеллигенции, работников искусств и литературы, советского управленческого аппарата, агентурно-оперативная работа среди молодежи).
Среди 11 его отделений как минимум 4 имели отношение к политической цензуре, поскольку занимались агентурной разведкой и «разработкой» всей интеллектуальной элиты советского общества: 5-е отделение занималось литераторами и другими деятелями искусства а также органами печати и издательствами. 6-е отделение — Академией наук. НИИ и научными обществами. 7-е отделение — учащейся молодежью, всей системой Наркомпроса и детьми репрессированных. 10-е отделение — осуществляло борьбу с церковью
Всего на 1 января 1940 г. в центральном аппарате в штате числилось 32 642 человека. Только в секретариате служили 200 человек, 233 сотрудника числились в СПО и 3 сотрудника — в ОО ГУГБ.
Из года в год расширялся и сам аппарат НКВД СССР, в центре и на местах. С 1938 г. по 3 февраля 1941 г. (до образования НКГБ СССР) в НКВД СССР функционировали Главное управление государственной безопасности. Главное управление рабоче-крестьянской милиции. Главное экономическое управление. Главное транспортное управление. Главное управление по охране железнодорожных сооружений. Главное управление пограничных войск. Главное управление исправительно-трудовых лагерей. Главное тюремное управление. Главное управление противопожарной охраны. Главное управление местной противовоздушной обороны. Главное управление по делам военнопленных и интернированных (1940 г.), ряд самостоятельных отделов1Коровин В.В. История отечественных органов безопасности. Учебное пособие. М: Норма. 1998. С. 44..
Мощный и громоздкий аппарат по существу был государством в государстве. И, вероятно, поэтому И.В. Сталин, не желая сосредоточения всей полноты власти в руках одного человека — Л.П. Берия, разделил НКВД СССР на два самостоятельных ведомства — НКВД и НКГБ, с передачей органов военной контрразведки в ведение Народного комиссариата обороны и Народного комиссариата Военно-Морского Флота.
В первые дан войны особо остро встал вопрос о сохранении государственной тайны, недопущении распространения через почтово-телеграфную связь разного рода антисоветских, пораженческих, провокационных и клеветнических сообщений, подрывающих обороноспособность и государственную безопасность страны
С этой целью ГКО издает постановление «О мерах по усилению политического контроля почтово-телеграфной корреспонденции» от 6 июля 1941 г. Пункт 2 этого документа обязывал Народный комиссариат государственной безопасности СССР организовать 100% о просмотр писем и телеграмм... для чего разрешить НКГБ СССР соответственно увеличить штат политконтролеров. И далее, в областях, объявленных на военном положении, ввести военную цензуру на все входящие и исходящие почтово-телеграфные отправления. Осуществление военной цензуры возложить на органы НКГБ и третьих управлений НКО и НКМФ. На вскрытых и просмотренных документах ставить штамп «Просмотрено военной цензурой». Почтово-телеграфный обмен со странами, воюющими с Советским Союзом или порвавшими с ним отношения, прекратить.
Безусловно, это постановление, подписанное И. В. Сталиным, носило общий характер и конкретизировалось специальными секретными инструкциями НКГБ, регулирующими не только почтовую военную цензуру, но и продолжавшуюся перлюстрацию корреспонденции. Об этом свидетельствуют и рассекреченные ныне материалы ФСБ РФ. Например, на территории Свердловской области даже в 1949 г., т.е. через пять лет после окончания войны, продолжали работать пункты ВЦ2Архив Управления ФСБ РФ по Свердловской области. Ф-1. Оп. 1. Ед. хр. 342. Л. 332—334..
В связи с этим возникает законный вопрос — проштамповывались ли такие письма штампом «Просмотрено военной цензурой» или это уже была перлюстрации корреспонденции, о которой совершенно не догадывались простые советские граждане, свято верившие в гарантированную Конституцией 1936 г. тайну переписки?
В некоторых литературных, мемуарных источниках, изданных на Западе, утверждается что почтовая военная цензура и перлюстрации корреспонденции осуществлялась в СССР и в начале 60-х годов3См. например Авзегер Л. Я вскрывал ваши письма... (из воспоминаний бывшего тайного цензора МГБ). М.; Нью-Йорк // Альманах «Время и мы». 1980. С. 224—278..
Для того чтобы представить объем работы почтовых военных цензоров (легальная форма перлюстрации), обратимся к статистике. По справке Наркомсвязи в 40-е годы ежедневно в среднем в СССР отправлялось 6 708 800 писем и 375 600 телеграмм, из которых за границу уходило 1500 телеграмм и 33 000 писем: из-за границы поступало 1000 телеграмм и 31 000 писем. По мнению Т.М. Горяевой, для полного контроля внешних и внутренних писем и телеграмм, исходя из расчета 1 цензор на 150 писем или 600 телеграмм в день, требовалось дополнительно увеличить имевшийся штат цензоров на 41 351 единицу4Горяееа Т.М. Политическая цензура в СССР 1917—1991 гг. С. 276.
В годы войны и особенно в первые послевоенные годы, как ни странно, значительно увеличилась переписка с зарубежными странами. И прежде всего за счет иностранных военнопленных, находящихся на территории СССР. В основном это были граждане Германии, Италии, Румынии, Испании, Японии. Но были и граждане других иностранных государств. Они также вели интенсивную переписку со своими родными и близкими. Безусловно, все эти письма цензуировалнсь органами государственной безопасности. Исключение составляли лишь письма, направленные в адрес высших руководителей коммунистической партии и правительства.
Имеются следующие данные: на 1 января 1948 г. в СССР в плену находилось 1 200 604 человека, из них 270 174 военнослужащих — бывшей японской армии5Центр хранения историко-дОКУментальных коллекций (ЦХИДК). Ф-1П. ОП. 9А. Ед. хр. 10. Л. 38-39.. Только с января по декабрь 1948 г. ими было получено из-за границы 33 932 620 писем. За этот же период военнопленные отправили своим родным и знакомым: в Японию — 406 761; в Германию — 10 110 185; в Австрию — 154 455, в Венгрию — 1 260 355, в Румынию — 1 027 920 писем6 Смыкалин А.С. Колонии и тюрьмы в Советской России. Екатеринбург. 1997. С 163..
К вопросам цензуирования почтовой военной корреспонденции относились достаточно внимательно. Они находились не только под контролем органов государственной безопасности, но и коммунистической партии. Пример тому — спецсообщение Начальника Управления НКВД по Свердловской области (20 июля 1941 г. НКГБ И НКВД были вновь объединены в единый наркомат — НКВД) «О необеспечении подачи корреспонденции на пункты военной цензуры органами Народного комиссариата связи» от 18 ноября 1941 г., направленное в адрес Свердловского областного комитета ВКП(б) тов. Андрианова. В нем, в частности, отмечается что учреждения связи Свердловской области в недостаточной мере выполняют указанное выше постановление Комитета Обороны от 6 июля 1941 года. В частности, это проявилось в том, что не вся корреспонденция подавалась учреждениями связи на пункты ВЦ. Это касалось таких городов и населенных пунктов Свердловской области, как Первоуральск, Шаля, Сарга, Сабик, Илим, Камышлов. Туринск и др.
Проведенная органами государственной безопасности 5 ноября 1941 г. внезапная проверка учреждений связи выявила, что корреспонденция исходящая в области, объявленные на военном положении, и особенно в Москву и Ленинград, не имеет штампов ВЦ. Это также свидетельствует, что эта корреспонденция на пункты ВЦ не доставлялась. Такой корреспонденции было обнаружено 1073 отправления. Имелись и другие нарушения связанные с путающей адресов доставки, задержкой сроков доставки и т.п.
В целях устранения указанных недостатков Начальник Управления НКВД по Свердловской области «считал необходимым понудить (так в тексте документа) Начальника Обл. Управления Связи к выполнению указанных недостатков».
Анализ пересылки между Свердловским обкомом КПСС и Начальником Управления НКВД по Свердловской области свидетельствует, что выполнению Постановления ГКО от 6 июля 1941 г. уделялось особое внимание. В спецзаписке по вопросу срыва своевременной подачи корреспонденции на пункты военной цензуры от 2 февраля 1942 г. вновь отмечается, что значительное количество корреспонденции продолжает проходить, минуя пункты военной цензуры, также отмечается недопустимая медлительность в продвижении корреспонденции.
Так, например, в документе отмечается: «...почтовые отделения гор. Свердловска, как правило, не проводят 100% отсортировки военной корреспонденции, идущей в Действующую Красную Армию (ДКА), вместе с другой корреспонденцией направляется вместо ВПСП гор. Свердловска в отдел сортировки ЖДО ст. Свердловск, там она отсортировывается и только после этого попадает ВПСП, в результате чего происходит ее замедление в продвижении от отделения связи до ВПСП на 2 суток, а исходящей из районов области до 5 суток».
В заключении спецзаписки Начальник Управления НКВД по Свердловской области старший майор государственной безопасности Борщев обращается в Обком КПСС: «...прошу Вашего вмешательства, так как подобное состояние с корреспонденцией, проходящей через ВЦ, явно ненормально и противоречит решению ГКО о 100% пропуске ее обязательно через пункты ВЦ».
Но, наверное, больший интерес вызывает не сама система цензуирования, а содержание тех писем, которые были подвергнуты перлюстрации Анализ этого эпистолярного наследия позволяет, заглянув в те далекие годы, представить трудности военного времени. В апреле 1943 г., в цензуированных письмах, идущих из Свердловской области в действующую Красную Армию, отмечались следующие проблемы:
О чем же писали жители Свердловской области в своих письмах мужьям, сыновьям, братьям на фронт? Приведем некоторые выдержки из этих писем.
Гр. Пиджакова из Нишинского сельсовета д. Еремино Ирбитского района Свердловской области в действующую Красную Армию Пнджакову:
«...Вот с 20 февраля нет у меня хлеба, ребята просят есть, а я что им дам, кроме картошки. Только достану где кусок хлеба разделю ребятам, а сама думаю, ладно, так, но чувствую, что скоро мое здоровье изменит мне. В голове шумит как в машине, руки падают, за что не возьмусь. Силы много исходит. Прошло пять дней, а мне все еще не выдали паек, послал бы письмо в сельсовет, да в Собес...»
Гр. Машкова из г. Ревды (Рабочий поселок, ул. Чкалова д. 16) в действующую Красную Армию Машкову:
«...Живем очень плохо, по суткам сидим голодом... придется помирать с голода а на меня внимания не обращают, что красноармейская семья. Люди все на детей получают, а мне ничего нет и не смотрят, что нас трое, а я сама болею. Хоть бы ты похлопотал, что либо выслал на военкомат и, может быть, мне помогли бы. Я очень болею, а питания нет, а умирать неохота...»
О том, что положение семей военнослужащих, эвакуированных на Урал, было очень тяжелым, если не сказать бедственным, видно из письма Амелиной из г. Тавды Свердловской области (ул. Калинина, д. 54) капитану Амелину в действующую Красную Армию:
«...Гриша напиши на райком, как капитан и орденоносец, тебя скорей послушают и дадут нам квартиру. Гриша, мы сейчас живем у людей и валяемся на полу, спим, где и собака и блохи. У нас уже появилась по всему телу чесотка. У Бори чесотка, на руках уже волдыри стали и вши завелись. Мама лежит в больнице и пролежит еще месяц. Гриша, милый, помоги нам скорей, а то мамы нет и мы двое с Борей, нас уже тетенька ругает, что не уходим долго, и почти выгоняет. Гриша, еще прошу тебя, напиши на райком и попроси, чтобы нам, сироткам, помогли: Гриша, ведь у нас ничего не осталось: в чем вышли, в том и остались. Сейчас уже скоро месяц, как сгорели, и все в одном ходим, в грязном и вшивом, и есть нечего...»
Еще более строгому цензуированию, а порой и перлюстрации подвергались письма, идущие с фронта. В качестве первичных источников информации служили донесения и разведки особых отделов, перлюстрированные письма военнослужащих, трофейные письма и дневники. Как отмечает Т.М. Горяева, «эти документы свидетельствовали о широком спектре настроений как у военнослужащих (от рядового состава до генералитета), так и у гражданского населения. Это в очередной раз опровергает устоявшийся тезис о монолитном отношении советского общества к советской власти и коммунистической идеологии».
Выдержки из перлюстрированных писем являлись доказательственной базой не только при проведении оперативно-розыскных, но и следственных действий, хотя это и подрывало строгую конспиративность перлюстрации. Вероятно, формой легализации этой незаконной деятельности служило цензуирование, которое легко оправдывалось условиями военного времени.
Приведем некоторые примеры таких антисоветских, пораженческих высказываний, добытых оперативным путем
«Казначей, сержант Торон среди красноармейцев возводит клевету на жизнь трудящихся в Советском Союзе и распространяет пораженческие настроения, говоря: "...Куда нам воевать, везде видна наша бедность. Мне лично все равно, в какой стране жить. В нашей стране никто лучше не жил, чем в любой стране, где нет советской власти. Коммунизм нам не построить. Зачем полякам и украинцам освобождаться, когда они в настоящее время освобождены?"» Последствия для этого сержанта были весьма плачевными, он был арестован особым отделом.
Следующий пример Лейтенант Елисеев восхвалял немецкий плен, где он побывал: там его хорошо кормили. Резюме: «...проводится документация а) с высказываний Елисеева, он будет арестован». И еще. Писарь хозчасти Колесников среди красноармейцев полка распространял следующие высказывания: «Немецкая армия культурнее и сильнее нашей армии. Нам немцев не победить. Смотрите, какая у немцев техника, а у нас, что за самолеты, какие-то кукурузники. Вся наша печать пишет неправду, в газетах пишут, что немцев побеждаем, а на самом деле наоборот». По этому случаю также сообщалось, что проводится документация для ареста Колесникова.
Анализ исследуемых источников не дает возможности со стопроцентной уверенностью констатировать различие между почтовой военной цензурой и перлюстрацией корреспонденции. Думается, что в годы войны мало кто из руководителей органов государственной безопасности задумывался над этим. Поэтому вопрос о легализации перлюстрационной деятельности не стоял так остро, как в послевоенный период.
Перлюстрационная деятельность носила масштабный характер, прочитывались не просто сотни, а десятки тысяч писем, поступающих с фронта или направленных на фронт Практически невозможно было скрыть тайные сведения, излагаемые в письме, используя другой национальный или иностранный язык Так, например, в месячном отчете по обработанной корреспонденции пунктами Военной цензуры отдела «В» УНКГБ по Свердловской области за ноябрь 1943 г. сообщалось: А. Всего обработано писем — 1 021 556, в том числе национальных
Некоторые письма были написаны на столь редких языках, что приходилось привлекать переводчиков из других регионов Советского Союза, что, естественно, задерживало срок доставки писем. Многие офицеры политконтроля, занимавшиеся перлюстрационной деятельностью, владели многими иностранными и национальными языками. За знание дополнительных языков выплачивалась надбавка что являлось материальным стимулом к их изучению.
И тем не менее объем работы был настолько большой, что вопрос о кадрах военной цензуры, о переводчиках всегда был в центре внимания руководства органов государственной безопасности страны.
Возможно, с этим связаны постоянные перестройки органов государственной безопасности. Не последнюю роль играла и изменившаяся на фронте обстановка, связанная с коренным переломом в ходе войны. Приказом НКВД СССР от 18 января 1942 г. на основе 2-го отдела было образовано 4-е Управление НКВД СССР (разведка, террор и диверсии в тылу противника) во главе с П.А. Судоплатовым.
Вскоре Указом Президиума Верховного Совета СССР от 14 апреля 1943 г. был создан НКГБ СССР. Были также объявлены структура и штатное расписание НКГБ, утвержденные решением Политбюро и постановлением СНК СССР № 393-129 с.с. от 14 апреля 1943 г. Центральный аппарат НКГБ состоял из 7 управлений (2-е управление — контрразведка — было создано на базе 2-го и 3- го управлений НКВД) и четырех самостоятельных отделов, в также следственной части и секретариата.
На базе бывшего 2-го Секретного отделения НКВД СССР был организован Отдел «В» НКГБ (МГБ) СССР, занимавшийся военной цензурой и перлюстрацией корреспонденции. Во время войны и в первое послевоенное время, как показывает анализ архивных документов ФСБ РФ, объем работы именно этого отдела значительно увеличился.
С начала Великой Отечественной войны особо остро встал вопрос о сохранении государственной военной тайны, недопущении распространения через почтово-телеграфную связь разного рода антисоветских, пораженческих, провокационных и клеветнических сообщений, подрывающих обороноспособность и государственную безопасность страны. С этой целью Государственный Комитет Обороны 6 июля 1941 г. принял постановление «О мерах по усилению политического контроля почтово-телеграфной корреспонденции».
Данным постановлением предусматривалась организация системы мер, направленных на решение задач по сохранению государственной и военной тайны. В частности, запрещалось сообщать в письмах и телеграммах сведения военного, экономического и политического характера; прием и посылка почтовых открыток с видами или наклеенными фотографиями и т.п.; употребление конвертов с подкладкой и др. Просмотр писем и телеграмм, шедших из прифронтовой полосы, возлагался на НКГБ СССР. Во всех областях, объявленных на военном положении, вводилась военная цензура на все входящие и исходящие почтово-телеграфные отправления. На вскрытых и просмотренных документах ставился штамп «Просмотрено военной цензурой». Осуществление военной цензуры возлагалось на органы НКГБ и третьи управления НКО и НКВМФ.
Преобразования коснулись не только органов, осуществлявших цензурирование и перлюстрацию корреспонденции. 17 июля 1941 г. ГКО СССР издает постановление о преобразовании органов третьего управления НКО СССР в особые отделы НКВД СССР. Их главной задачей должна стать борьба со шпионажем и предательством в частях Красной Армии и ликвидация дезертиров непосредственно в прифронтовой полосе.
Третье управление НКО СССР преобразовывалось в Управление особых отделов НКВД СССР.
Тесное переплетение контрразведывательной функции и функции тайной политической полиции было организационно оформлено слиянием в единое 2-е Управление НКГБ СССР Контрразведывательного, Секретно-политического и Экономического управления с приданием им 3-го спецотдела НКВД СССР, осуществлявшего обыски, аресты и наружное наблюдение. Бессменным руководителем советской контрразведки в годы войны являлся П.В. Федотов.
Таким образом, созданный в 1943 г. НКГБ СССР включал в себя 7 управлений (разведывательное, контрразведывательное, транспортное, по организации террора и диверсий на оккупированной немцами территории, шифровально-дешифровальное, по охране руководителей партии и правительства, административно- хозяйственное), 4 самостоятельных отдела — «А», «Б», «В» н ОК (учетно-архивный, оперативно-технический. Военной цензуры и перлюстрации корреспонденции, отдел кадров), следственную часть и секретариат. До 1946 г. эта структура претерпела небольшие изменения7Вольхин А.И. Деятельность органов государственной безопасности Урала и Западной Сибири в годы Великой Отечественной войны 1941—1945 гг. Дис. Докт. Ист. наук Екатеринбург. 2001. С. 87..
Реорганизованная структура и штаты территориального органа государственной безопасности на примере УНКГБ по Свердловской области выглядели в августе 1943 г. следующим образом:
Руководство — 4 чел.
Секретариат — 8 чел.
2-й отдел (по г. Свердловску) — 60 чел.
Руководство — 4 чел.
Секретариат — 5 чел.
Отделения.
1-е — предприятия наркоматов вооружения, боеприпасов, танковой, авиационной, химической промышленности, электростанции г. Свердловска — 9 чел.
2-е — предприятия наркоматов черной и цветной металлургии, тяжелого и среднего машиностроения, электротехнической, угольной. резиновой, местной и др промышленности — 6 чел.
3-е — торговля промкооперация, финансы, юстиция, профсоюзы, военкоматы, неорганизованное население — 5 чел
4-е — интеллигенция, молодежь — 8 чел.
5-е — розыск немецкой агентуры, заброшенной в тыл, — 2 чел.
6-е — розыск авторов антисоветских листовок, анонимок, спецмероприятия и опертехника — чел.
8-е — аресты, обыски, наружное наблюдение — 3 чел.
9-е — учет, контроль, информация — 4 чел
2-й отдел (областной) — 35 чел.
Руководство — 2 чел.
Секретариат — 3 чел
Отделения:
1-е — по городам области — 9 чел.
2-е — сельскохозяйственное — 11 чел.
3-е — духовенство, церковники, сектанты — 6 чел. 9-е — учет, контроль по области, информация — 4 чел
Следственный отдел — 24 чел.
5-й отдел — 10 чел. (шифровальная, дешифровальная работа, охрана гостайн)
Отдел «А» — 15 чел (оперативный учет, статистика)
Отдел «Б» — 10 чел. (радиоконтрразведка)
Отдел «В» — военная цензура, перлюстрация корреспонденции, административно-хозяйственный и финансовые отделы — 69 чел.
Отдел кадров — 11 чел Радиостанция — 50 чел Внутренняя тюрьма — 36 чел.
Общая численность УНКГБ по Свердловской области — 337 чел., из них оперативных сотрудников — 125 чел.8Архив Управления ФСБ РФ по Свердловской области Ф-1. Оп. 1. Ед. хр. 125. Л. 76—85; ед. хр. 188 Л. 1—53.
Обращает на себя внимание факт частых реорганизаций центральных и местных органов государственной безопасности во время Великой Отечественной войны.
И действительно, в Указе Президиума Верховного Совета СССР от 20 июля 1941 г. об объединении НКВД и НКГБ в единый Народный комиссариат внутренних дел отмечается, что это вызвано «переходом от мирного времени на военные условия работы».
Что же касается причин преобразования органов Третьего управления НКО СССР в особые отделы НКВД СССР, то в постановлении Государственного Комитета Обороны по этому вопросу ничего не говорится. В директиве НКВД СССР № 169 «О задачах особых отделов среди органов военной контрразведки» от 18 июля 1941 г. сказано следующее: «Смысл преобразования органов Третьего управления в особые отделы с подчинением их НКВД заключается в том, чтобы повести беспощадную борьбу со шпионами, предателями. диверсантами, дезертирами и всякого рода паникерами и дезорганизаторами..».
По мнению В.В. Коровина, спустя пять месяцев после одной реорганизации (февраль 1941 г.) проведение второй реорганизации (июль 1941 г.) в крайне тяжелой обстановке начального периода Великой Отечественной войны вряд ли можно считать оправданным.
Реорганизация эта, как показала практика, была не очень удачной, потому что вскоре вновь вернулись к системе раздельного существования органов государственной безопасности и внутренних дел. Уж больно разные задачи стояли перед аппаратами этих наркоматов.
Обращает на себя внимание тот факт, что постановление Политбюро ЦК ВКП(б) от 14 апреля лишь несколько конкретизировало свое же постановление от 3 февраля 1941 г. о разделении НКВД СССР на два наркомата — НКВД СССР И НКГБ СССР. Перед каждым из этих наркоматов теперь стояли свои специфические задачи.
Установленная новая система органов государственной безопасности практически просуществовала до 1946 г.
Но вернемся к деятельности почтовой военной цензуры и перлюстрации корреспонденции в те далекие военные годы, как к одному из направлений в работе органов государственной безопасности.
Более полное представление об этом дают материалы архивов федеральной службы безопасности РФ. Так, в спецсообщении по обработанным документам пунктом «ПК» (политический контроль). ВЦ Н.-Тагильского НКВД Свердловской области за январь 1942 г. отмечено:
Общий поток корреспонденции за месяц — 25 000;
За отчетный период прочитано военной цензурой корреспонденции, исходящей в области, объявленные на военном положении— 12 000.
Прочтено путем политконтроля (перлюстрация корреспонденции?) — 10 000.
Отмечено сообщений положительного характера — 5600.
Отмечено сообщений отрицательного характера — 1785.
Отмечено сообщений бытового характера — 7615.
Корреспонденции, писанной на иноязыках и языках народов СССР, направленной во 2-й спецотдел УНКВД для переводов — 20;
Подвергнуто документов «К» (конфискации)— 50;
Передано в ГО НКВД для оперативного использования — 6.
Анализ перлюстрированной корреспонденции показывает, что наряду с сообщениями положительного характера, проникнутыми патриотическими чувствами (20,2%), в сложный период войны (январь 1942 г.) имеется и довольно значительное количество (7,01%) писем, в которых ярко выражены упаднические и даже паникерские настроения
Неустроенность, сложность быта, нехватка топлива, недостаточность питания приводили к тому, что советские граждане «выливали» свою боль на бумагу, не подозревая, что в их переписке участвует еще и третий человек — офицер политконтроля. Бытовых сообщений было больше всего, они составляли почти 35%.
Представляется, что отрицательных сообщений могло быть и больше, просто граждане, воспитанные в условиях шпиономании и подозрительности 30-х—40-х годов, уже особо не доверяли бумаге свои мысли, какая-то часть населения внутренне сомневалась в соблюдении ст. 28 Конституции СССР 1936 г.. гарантирующей тайну переписки, а следовательно, в своих письмах старались не касаться политических проблем, сосредоточивая основное внимание на описании проблем бытовых.
И, как мы убеждаемся сейчас, это решение было правильным. Ибо в «лучшем» случае письмо с такой негативной информацией, с точки зрения государства, конфисковывалось (док «К»), а в худшем — поступало в оперативную разработку со всеми вытекающими для семьи последствиями. К сожалению, мы не располагаем информацией о том, сколько людей из-за этого оказалось в сталинских лагерях, однако уверены, что такая информация имеется, хотя, вероятнее всего, она до сих пор носит характер секретности.
Безусловно, представляет интерес то, о чем конкретно писали люди в те далекие годы войны. Приведем наиболее характерные выписки по обработанным документам. Кстати, оперативные работники контрразведки никогда не употребляли слово «письмо»). Во всех официальных отчетах они проходят как «документы».
Политнастроения, отрицательные
г. Н-Тагнл. Чапаева. 10. Иванову К.И.
«...Хлеба, Соня, все еще не давали на все трудодни, и наверное не дадут, хлеба мало. Соня, мы теперь живем не в колхозе, а в каторге, все время день и ночь на работе....»
Свердловская обл., Талицкнй район. К-з «Кр. Заря», Спиридонова
13.11.1941 г. Док. «К»
Восстановление эвакуированных заводов, отрицательные
Москва, Герцена. 25 Иванову
«...И нам, москвичам, приходится целыми днями работать на улице и восстанавливать свой завод. Но очень и очень медленно, не мешало бы за такие темпы кое-кого как полагается взгреть...»
Н.-Тагил. Чкалова. 7
Соколов И.П.
23.12.1941 г. Док. «К»
Взаимоотношения эвакуированных граждан с местным населением, отрицательные
Алапаевск. Красноармейская. 7 Костареву С.И.
«...Работаю сейчас в конторе бухгалтером, но среди местных жителей отношение к нам, эвакуированным, жестокое, и с ненавистью не только население, но и администрация и коллективы. Ты понимаешь, что мы нуждаемся абсолютно во всем: в ложке, кружке и рубашке. Из продуктов и прочих предметов купил» негде и население здешнее рады последнюю рубаху снять с плеч...»
г. Свердловск, ул. 8-го марта, 25
Костарева
25.11.1941 г. Док. «К»
Н.-Салда, Вайнера, 51 Руш
«...Мы работаем в колхозе, жизнь очень скверная, нам абсолютно ничего не дают из колхоза. Вначале было ничего, но сейчас очень скверно, народ скверный, относится очень плохо, здесь были они все кулаки. Сейчас все раскулаченные и живут на местах, очень ждут немцев...»
В.-Тавда, к-з «5-е октября»
Руш
27.11.1941 г. Док «К»
Продовольственное снабжение, отрицательные
с. Тугулым. Свердловская обл. с-з «Заря». Нестеровой С П.
«...Нас завезли 300 км. за Свердловск, в такую глушь, что никогда не думали, тут нет ни хлеба, ни продуктов, ни керосина, ни спичек, сидим в холоде, в голоде и в темноте, не знаю, что делать...»
В.-Тавда, Ленина. 81
Чупрова
29.12.1941 г. Док «К»
Письма, направленные в действующую Красную Армию, сеющие паникерство, неверие в победу, детально описывающие продовольственные, бытовые, трудовые и иные трудности, естественно, могли вызвать страдательную реакцию у отцов, мужей и братьев, находящихся на фронте, и поэтому подлежали немедленной конфискации (док. «К») военной цензурой.
Но они не только конфисковывались, по ним проводилась определенная работа, с целью оказания помощи людям, попавшим в тяжелые материальные условия и, более того, документы «К» и выписки из них направлялись в соответствующие органы для принятия мер. Работа эта велась конспиративно (многие письма никогда и не дошли до адресатов) и носила совершенно секретный характер.
В бывшем Партийном архиве Свердловской области (ПАСО) нам удалось обнаружить любопытное письмо, перехваченное военной цензурой (док. «К»), как раз свидетельствующее, что работа, пуская даже секретная, по ним велась. Приведем данный документ:
Секретарю Обкома ВКП(б) (Свердловской области) тов. Андрианову В.М.
Справка
На № 1166/с. жалоба гр-ки Гансбрук Т.Р.
«Начальник Управления НКГБ (по Свердловской области) тов. Борщев прислал в Обком ВКП(б) выписку из задержанного военной цензурой письма гр-ки Гансбрук, которая жалуется мужу, находящемуся на фронте, на грубейшие нарушения революционной законности со стороны Начальника Оперчекотдела Ивдельлага НКВД тов. Дорошко, выразившиеся в том, что якобы за активное разоблачение злоупотреблений она, жена фронтовика и мать двух детей, была посажена и подверглась истязаниям (подвешивалась за ноги до потери сознания). Кроме того, тов. Борщев сообщил, что подлинник письма он направил Начальнику Управления НКВД тов. Попкову...»
23.10.1944 г.
Можно предположить, что почтовые отправления, проходящие военную цензуру, подвергались одной из следующих мер: полностью конфисковывались (док. «К») пропускались, но корреспонденты ставились на оперативный учет (со всеми вытекающими последствиями); запрещенный текст «вымарывали» военной цензурой; письмо пропускалось. Но в любом случае ставился штамп «Проверено военной цензурой». Справедливости ради надо сказать, что писем «оптимистического» патриотического содержания тоже было немало. Приведем некоторые из них.
Политнастроения, положительные
Московская обл., г. Электросталь п/я № 1. подъезд 30
Абзалов Загир
«...Сынок Зингур, я пока живу ничего, но только не могу работать, стар, но все же питаемся пока ничего. К нам приходил Шаров Степан, который говорил, что о тебе отзывы хорошие у командиров. Правильно, сынок, служить надо хорошо для блага народа, для защиты Родины. Ты пока находишься не на фронте, а если придется участвовать, то нужно стараться так, чтобы разгромить этих немцев. До смерти умирать не надо, нужно действовать смелее. Вот твой отец — я на двух войнах был, на германской и в гражданской. Когда ходили в атаку, я прикалывал 4—5 немцев, без этого не возвращался с атаки. Бей этих проклятых немцев беспощадно. Проклятого этого Гитлера не могло ударить паралич (так в тексте). Если бы я был не так стар, то пошел бы опять бить немцев.
В 1919—20 гг. за Ленинградом воевали с войсками Юденича и разгромили его там, и с немцами тоже воевали, и так завоевали власть Советов. Вы ее защищайте...»
Свердловская обл., ст. Красноуральск,
Манчашский р-н, Сарсинск, с/с
Дрл. Еманзалго Абзаков Садртдин
29.12.1941 г. Док. «А»
Следующее письмо направлено мужу в действующую армию:
П.П.С. 484, 211 ОСБ
Волошину Максиму Митрофановичу
«...Милый муж! Бей их проклятых гадов, не давай им пощады, а я здесь буду работать так, чтобы помогать как можно лучше фронту, чтобы разбить фашистов, т.е. буду помогать тебе и другим защитникам родины. У нас проходила подписка на денежно-вещевую лотерею. Я тоже подписалась, на себя 30 рублей и на детей...»
Алтайский край. Красноозерский р-н,
с. Домышное «Н-Покровка»
Волошиной Пелагее М.
04.01.1942 г.
В первые месяцы войны особенно остро стояла проблема с эвакуированными гражданами, прибывавшими вместе с оборудованием заводов, на котором они работали в центральной и западной части СССР. Нельзя сказать, что местное население с восторгом воспринимало решение правительства об уплотнении жилья эвакуированными, предоставление им и их семьям дополнительных льгот и первоочередное решение их социально-бытовых условий. Это нашло отражение в переписке эвакуированных с родственниками, в том числе и сражающимися на фронте. Но среди писем с большим количеством страдательных настроений эвакуированных встречаются и письма, где местное население с пониманием относилось к такого рода «переселенцам» в чрезвычайных условиях военного времени. Приведем некоторые из них:
г. Тагил, Чапаева, 1 Кур.
«...Нас встретили местные власти очень тепло, хорошо, дали хорошую квартиру, обеспечили на первое время дровами, так что ты об нас не беспокойся. Местное население нам сочувствует...»
г. Ревда ул. К. Маркса
Курочкина В.П.
21.11.1941 г. Док. «А»
г. Н.-Тагил, Малышева. 10
Зубову И. В.
«...Приехали мы сюда 25 августа, привезли нас в деревню, где встретили очень хорошо. Со станции везли нас на машине. Дали нам комнату вместе с хозяйкой. 5 дней мы отдыхали, а потом работать в колхоз. Я косила серпом горох, веяла на веялке пшеницу, горох, ячмень, овес. У меня выработано 30 трудодней Нам за это давали хлеб и картошку. Сейчас работа кончилась, то нам дали гос. паек...»
г. Ревда, Ленина. 5
Рубин
27.11.1941 г. Док. «А»
Слишком резкий контраст в описании практически одних и тех же жизненных событий, односложность в «положительных» письмах наводит на мысль, не писались ли они агентурой органов государственной безопасности непосредственно под диктовку оперуполномоченного, отвечающего за политическое настроение подопечного ему эвакуированного населения. По крайней мере, такая возможность не исключена.
Начиная с 1930-х годов из Крыма, Западной Украины, а позднее и из других регионов страны стали переселяться представители разных этнических групп населения крымские татары, украинцы, литовцы, поляки.
И в связи с этим, естественно, возникают вопросы: О чем они размышляли? Как оценивали свой новый статус переселенцев? Как относились к советской власти?
Свои мысли и чувства они доверяли бумаге, не подозревая, что каждое письмо внимательно изучается и анализируется органами НКГБ.
Как известно, на территории СССР были сформированы польские войсковые соединения, воюющие на стороне СССР против фашистской Германии. Однако семьи польских военнослужащих, как свидетельствуют материалы военной цензуры, находились на Урале в достаточно сложном материальном положении, о чем свидетельствуют письма.
Гражданка IIIутра М.Ф Свердловская область, Реж. ст. Хлих Костоусовскнй рудник, пишет в в/ч 66843/с. Шутра С.Ю.
«...что касается помощи нам, то на наши просьбы никто не отвечает. Нас все забыли, кто здоровый — взяли в армию, а которые остались, могут погибать — это никого не касается, т. к. мы остались совершенно без опеки. Это подлая из подлых дум В. Василевской (просоветски настроенная, польский функционер), которая хочет погубить, уничтожить и растоптать весь польский народ, находящийся в СССР... Боже, помоги польскому крестьянскому народу. Помоги, чтобы наша католическая вера воскресла... Неужели за грающей о нас забыли. Неужели на это повлиять нельзя... почитай письмо всем товарищам.»
Другое письмо проникнуто заботой о будущем территориальном устройстве Польши.
Гражданка Чупик X., Свердловская область, Пышминский район, Чупинская почта Чупино № 38. пишет гражданину Мищику X.
«...Ждем момента нашего освобождения, но кажется, что это не скоро будет. Перспектива не особо хорошая для нас, — не в нашу пользу. Вы это знаете, ты и Владек ничего хорошего не выигрываете. Может, Юрик будет воевать действительно в пользу нашей... (видимо, Польши). Дела наши не очень хорошие по вашей части, ты читаешь газеты и знаешь, какая должна быть Польша... Граница должна быть такой, как в 1939 г. Мы должны принадлежать России. Эти области должны принадлежать России, а граница Польши должна быть расширена за счет Чехословакии, но ведь неизвестно, как чех будет на это реагировать, не захочет ли он с тобой драться..»
Гражданка Бочар А.П., Свердловская область, г. Вер. Пер пос. д. 11, кв. 7. пишет в Полевую почту (П.П.) № 89479 Бочар В.П.
«...Эта проклятая почта и холерская жидовская цензура "съедают письма". Мы все в отчаянии. Мы прекрасно понимаем, что делается. Мы знаем, как погибают наши, как мучают поляков... О нас никто не думает. Не думают о том, что дети гибнут от голода и о том, что наших отцов, мужей и братьев без вопросов убивают... Дорогой Бронек, мы здесь погибаем, так как нечего есть, а никто ничего не дает. Войны не думают кончать, а Вас на фронт послали. А Польша для кого будет? Для Ванды Василевской, Берлинга и жидов? Чтобы тех, кто нас сделал сиротами — осиротел, столько лет мучили предсмертные судороги, сколько они нас мучают... И еще по радио дразнят нас эти идиоты...»
Такие эмоциональные, полные отчаяния письма весьма характерны для польских переселенцев, оказавшихся на Урале.
Гражданка ст. Хлих Шулира Моря Франковна из Свердловской области, г. Реж, Костоусовский рудник, пишет в П.П. № 66843/с. Шулира С.
«...Ваши "успехи" мы чувствуем. Нам хлеба урезали и Вам наверное. Нам дают 1/2 кг и маме 200 гр. и Вас выкормят, как нитки будете... У нас часто много новостей, но правды в этом мало. Напиши ты нам, если что-либо знаешь. Нам ведь правды не говорят. С каждым днем все скучнее и хуже, к смерти ближе, а почему, ты сам знаешь. Ты ведь знаешь, где мы живем, под какой властью (опекой). Эта сволочь (В. Василевская) нам о Вас очки втирает. Сволота. Нашу кровь пьют и брата на брата в бой гонят. Я все знаю, только говорить нам нельзя. Но мне уже все равно. Хватит этой нищеты и издевательства. Ведь уже 4-й год так живем. Боже, помоги нам пережить эти муки... Дай бог видеться в свободной от никого не зависящей Польше...»9Архив Управления ФСБ РФ по Свердловской облает Ф-1. Оп. 1. Ед. хр. 218. Л. 136—139..
В спецсообщении в Москву начальнику отдела «В» НКГБ СССР полковнику госбезопасности тов. Смородинскому из Управления НКГБ по Свердловской области сообщалось, что при просмотре переписки, идущей в польские военные части от поляков, проживающих в Свердловской области. Военной цензурой отмечены... отрицательные и антисоветские сообщения и высказывания
Также в этой переписке имеется значительное количество писем с жалобами на тяжелые материально-бытовые и продовольственные условии жизни.
Обращает на себя внимание любопытный факт. В спецсообщениях, идущих от русских, жителей Свердловской области и Урала, в целом с жалобами на тяжелые условия жизни в тылу, материал не только анализировался, но по нему партийные органы области и города принимали конкретные решения для улучшения жизни семей фронтовиков, и такая помощь, после соответствующей проверки, была адресной.
Что касается польских переселенцев, то их судьба действительно никого не интересовала, никакой помощи польским гражданам не оказывалось, более того, письма, цитируемые выше, на фронт отцам, мужьям, братьям, воюющим на стороне СССР в польских соединениях, подлежали конфискации и уничтожению. Так, четко прослеживался принцип «свои и чужие».
«Польская проблема» еще не так давно была в центре внимания мировой общественности, в фокусе политической жизни не только нашего государства. Дело в том, что была опубликована служебная записка Л.П. Берия, датированная мартом 1940 г., в ЦК ВКП(б) И.В. Сталину, в которой указывалось, что в лагерях для военнопленных НКВД СССР и в тюрьмах западных областей Украины и Белоруссии скопилось большое количество бывших офицеров польской армии, бывших работников польской полиции и разведывательных органов, которые являются «заклятыми врагами советской власти, преисполненными ненависти к советскому строю».
В лагерях для военнопленных содержится 14 736 бывших офицеров, чиновников, помещиков, полицейских, жандармов, тюремщиков, осадников и разведчиков, по национальности 97% — поляки. В тюрьмах западных областей Украины и Белоруссии всего содержится 18 632 арестованных, из них 10 685 — поляки. Исходя из того, что все они являются закоренелыми, неисправимыми врагами советской власти, НКВД СССР считает необходимым:
«I. Предложить НКВД СССР: 1) Дела о находящихся в лагерях для военнопленных 14 700 человек бывших польских офицеров, чиновников, помещиков, полицейских, разведчиков, жандармов, осадников и тюремщиков, 2) а также дела об арестованных и находящихся в тюрьмах западных областей Украины и Белоруссии в количестве 11 000 человек членов различных контрреволюционных шпионских и диверсионных организаций, бывших помещиков, фабрикантов, бывших польских офицеров, чиновников и перебежчиков — рассмотреть в особом порядке, применением к ним высшей меры наказания — расстрела.
II. Рассмотрение дел провести без вызова арестованных и без предъявления обвинения...
III. Рассмотрение дел и вынесение решения возложить на тройку в составе тт. Меркулова. Кобулова, Баштакова (начальник 1-го спецотдела)»10 Военные архивы России I выпуск. 1993. С. 124—126; Кудрявцев В., Трусов А. Политическая юстиция в СССР М Наука, 2000. С. 298..
Приведенный выше документ является не только примером вопиющего произвола и цинизма органов государственной безопасности, но и вообще является следствием прямых внесудебных расправ, производимых ЧК в 20-е годы.
«Неудобство» показать перед мировым сообществом подобные методы работы НКВД СССР явилось одной из причин особого засекречивания этого документа
Но времена меняются и многие документы, которые никогда не должны были увидеть свет, стали доступны исследователям. В январе 2002 г. Управление ФСБ РФ по Свердловской области рассекретило ряд документов, касающихся «польской проблемы» и в частности граждан польской национальности, в массовом порядке депортированных на Урал. Что же это за контингент?
Исходя из принципа «яблоко от яблони недалеко падает» советское правительство и органы НКВД СССР решили обезопасить себя, выслав значительную часть поляков (по национальности) проживавших ранее на территории западных областей БССР и УССР. Они, как свидетельствуют документы, направлялись вглубь страны, в частности на Урал
В документах отмечается, что на 25 апреля 1940 г. в Свердловскую область прибыло из западных областей Украины и БССР 2809 семей в количестве 14 243 человека спецпереселенцев для трудоиспользования. Директивные указания № 435(6) от 1 февраля 1940 г. и приказ № 00444 от 11 апреля 1940 г. Народного комиссара внутренних дел т. Берия обязывали экономические отделы УНКВД обеспечить агентурно-оперативное обслуживание всего контингента прибывших11Архив Управления ФСБ РФ по Свердловской области Ф-1. Оп. 1. Ед. хр. 100. Л. 33..
О том, что вновь прибывшие спецпереселенцы были окружены трогательной заботой агентуры органов госбезопасности, свидетельствует другой документ. Уже 15 мая 1940 г. начальник ГЭУ НКВД СССР комиссар госбезопасности III ранга Кобулов интересуется: какое количество агентов и осведомителей завербовано; сколько из них занято разработкой спецпереселенцев; какая проделана работа по выявлению из указанных категорий лиц бывших жандармов, полицейских, тюремщиков, разведчиков (агентов, информаторов, конфидентов) бывших польских разведывательных органов и членов политических партий бывшей Польши?
Как уже отмечалось, основная масса высланных являлись поляками по национальности, в основном интеллигенция учителя, врачи, музыканты, преподаватели гимназий, профессора университетов. Все они явились заложниками сталинской бредовой идеи создания «пятой колонны» на западных границах СССР.
На Урале они попали в тяжелейшие условия и были размещены в специальных поселках и лагерях для работы в лесной, строительной промышленности и цветной металлургии. Еще более усугубила и без того тяжелое положение этих людей начавшаяся Великая Отечественная война. Накануне войны, в феврале 1941 г., проверка, произведенная в Севураллаге НКВД СССР в г. Ирбите, показала, что должных мер к созданию нормальных бытовых условий спецпереселенцев принято не было: «...расселены спецпереселенцы крайне скученно, жилые помещения к зиме не подготовлены, в значительной части домов и бараков печи не отремонтированы — зимние рамы не вставлены. Ощущается острый недостаток в предметах хозяйственного обихода (тарелки, ложки, кастрюли и т.п.)».
По-разному сложилась судьба этих, в основной массе невиновных, людей. Одни, не выдержав суровых условий существования, погибли от непосильного труда, голода и холода. Другие, дождавшись приказа Л.П. Берия от 20 августа 1941 г. № 430 по вопросу освобождения из мест заключения и ссылки польских граждан, сумели выехать в западные страны, третьи после освобождения остались на территории СССР, в том числе и на Урале.
Еще более трагичной была судьба тех поляков, которые, в силу разных обстоятельств, оказались без суда и следствия в концентрационных лагерях. Как свидетельствуют материалы Национального архива США (г. Вашингтон) условия их существования были чрезвычайно тяжелыми. Некоторые из них были призваны в польские военные формирования, воюющие на стороне СССР.
Руководитель польского правительства в эмиграции (в Лондоне) генерал В. Сикорский отмечает: «...судя по условиям, созданным для поляков, недавно призванных на службу в формирующееся польское военное соединение недалеко от г. Саратова, здоровье их было, несомненно, серьезно подорвано. У 40% из них была обнаружена пеллагра, большинство из этих людей в результате лишились зубов». В отношении наказаний, применяемых к польским заключенным, генерал говорит, «что мог бы упомянуть немало случаев проявления исключительной жестокости: например, отец Cienski, взятый русскими в плен во Львове, подвергался жесточайшим пыткам в течение своего заключения. Русские пытались заставить его назвать имена тех поляков, которые содействовали ему в оказании помощи беззащитным семьям в близлежащих окрестностях. Пытка заключалась в следующем: ему вводили длинные острые иглы под ногти пальцев рук на небольшом расстоянии. Когда подобные действия не разговорили его, он был брошен в темную камеру, в которой он провел так много времени, что когда он был вызволен оттуда его глаза еще несколько месяцев не могли привыкнуть к дневному свету...».
«...Другой пример, подтверждающий чрезвычайную жестокость, связан с именем майора Бонацевича, офицера польской G-2. Во время своего заключения он неоднократно подвергался следующей пытке: русские били его прутьями по стопам ног до тех пор, пока он не терял сознание. Когда он приходил в себя, избиения продолжались до очередного обморока Различные подобные мероприятия были расписаны для него на каждый день в течение недели, а уже на следующей неделе пытка заключалась в том, что ему не разрешалось спать...»12Национальный архив США (Вашингтон) Roll 1260. Р. 244. 245..
Некоторым полякам «повезло», их не отправили в концентрационный лагерь НКГБ, а депортировали на Урал. Но, как показывает анализ перлюстрированной почтовой корреспонденции поляков, жизнь и там была не лучше.
Гражданин Айзенштат Т.Я. из Свердловской области, Нижнесалдинский район, г. Н-Салда, ул. Луначарского. 9, пишет в П.П. 21494 «г». Г..
«...Я понимаю, как вы переживаете то, что евреев в армию не принимают. Я тоже всегда думал... что это еврейская армия, однако это не так, хотя в этой польской армии рабочих очень мало, а в основном военнопленные, которые сидели в лагерях, конечно, они не очень хорошо настроены в отношении СССР. Есть тоже и осадники, которые жили раньше на Украине и Белоруссии и которых выслали, понятно, что они не очень хорошо относятся к СССР. И такого элемента здесь очень много, надо с ними работать, для того чтобы они начали относиться с уважением к СССР и для того чтобы они поняли, что СССР действительно наш союзник...»
Менталитет польских граждан был, безусловно, ближе Западу, нежели Советской России. Советские граждане, воспитанные в духе коммунистических идей, просто не понимали западных ценностей, например отношения к частной собственности. Поэтому «польский патриотизм», если можно так выразиться, преследовал свои интересы. Быстрейшее окончание войны победой СССР, скорейшее возвращение на свою историческую Родину, создание самостоятельной, независимой Польши. Перевоспитать их в «советском, коммунистическом духе» было нельзя, в лучшем случае можно было добиться лояльного отношении к советской власти. По крайней мере так просматривается из перлюстрированной корреспонденции.
И еще одно письмо, отражающее бытовое положение польских спецпереселенцев, живущих на Урале.
Гражданин Ломаку из Свердловской области, Режевской район, ст. Крутика 94, пишет в Москву, Кузнецкий мост. 13, в редакцию «Свободной Польши» и «Союза польских патриотов»
«...семья военнослужащих многосемейные (так в тексте) кроме 300 грамм хлеба на человека ничего не получают. Положение у них очень тяжелое, рабочие получают только один суп из столовой, сделанный из листьев, который есть невозможно. Летом все кушали всякие травы и поэтому многие заболели желудком. На работу начальство гонит, а когда просишь продукты, то отвечает, что продуктов нет, во время войны будьте довольны тем, что вы получаете... недовольство наших людей отбивает у них желание работать...»
Письма депортированных поляков это лишь небольшой эпизод в деятельности военной цензура на Урале. Были еще литовцы, эстонцы, западные украинцы, позднее появились военнопленные противника немцы, австрийцы, румыны, японцы и т.д., почтовые отправления которых тоже подлежали обязательному цензуированию. Но эпистолярное наследие этих категорий необъятно и может явиться темой отдельного научного исследования.
Безусловно, представляет интерес не только то, о чем писали в письмах с фронта и на фронт, но и сама организация процесса цензуирования писем.
Сохранившиеся отчеты пунктов военной цензуры дают представление о колоссальном количестве корреспонденции, которую обрабатывали военные цензоры.
Так, согласно спецсообщению по обработанной корреспонденции пунктами Военной цензуры, второго спецотдела Управления НКВД по Свердловской области, за период с 1 по 15 апреля 1943 г.
1. Количество писем, перепроверенных оперсоставом, — 22 058.
2. Количество дефектов, отмеченных в работе контролеров. — 39.
Из них:
а) пропуск по «А» писем, подлежащих «К» — 3;
б) пропуск по «А» текстов, подлежащих вычеркиванию — 18;
в) кол-во неправильного и небрежного вычеркивания текстов — 2;
г) кол-во неправильного вскрытия писем — 0;
д) кол-во небрежного заклеивания — 7;
е) кол-во неправильного наложения цензорского штампа — 9;
Исходя из анализа представленного документа, видно, что работа самих цензоров тщательно контролировалась, и каждые две недели составлялся отчет, который включал не только анализ перлюстрированной корреспонденции, но и качество работы самих военных цензоров
Как уже отмечалось выше, анализу подлежала корреспонденция как исходящая от гражданского населения в действующую армию, так и от военнослужащих-фронтовиков в тыл. Существовала определенная схема (опросник), по которой составлялись отчеты, уходящие в центр, в г. Москву на имя Начальника второго спецотдела НКВД СССР, комиссара государственной безопасности тов. Лапшина.
Что же интересовало органы государственной безопасности? Интересы их выходили за рамки принципа «что можно писать в письмах, а что нельзя».
По нашему мнению, этот «опросник» был составлен таким образом, что речь шла не просто о запретительном или разрешительном принципе при прохождении той пли иной корреспонденции, а о политическом контроле и в целом о политических настроениях граждан СССР.
Для подтверждения этого тезиса вновь обратимся к документам. За указанный выше период (с 1 по 15 апреля 1943 г.) было обработано:
1. По исходящей корреспонденции гражданского населения
Отмечено страдательных сообщений — 25 063;
Из них:
а) К/р (видимо, контрреволюционные) и А/с (антисоветские) письма - 1
б) о дороговизне и продзатруднениях - 20 479;
в) жалобы на налоги - 410;
г) жалобы на удержания из зарплаты - 615;
д) о плохих квартирных условиях - 596;
е) о недостатках топлива - 475;
ж) об эпидемических заболеваниях - 476;
з) жалобы семей военнослужащих - 273;
и) упаднические и панические - 866;
к) национальная рознь и вражда - 33;
л) о дезертирстве - 106;
м) о недостатках на железнодорожном транспорте - 87;
н) о недостатках в работе фабрик и заводов - 80;
о) о недостатках в сельском хозяйстве - 116.
Такой достаточно широкий спектр направлений работы органов государственной безопасности свидетельствует об всепроникающем контроле за личными сторонами жизни граждан советского государства, мелочная опека, более характерная для абсолютистского государства с авторитарным режимом, была характерна и для демократического СССР, только все это скрывалось за плотной пеленой секретности.
Вместе с тем удивляет тот факт, что писем антисоветского, контрреволюционного содержания практически не было. Мы далеки от мысли, что это связано исключительно с тем, что к 40-м годам был сформирован новый тип человека, «человек советский», хотя конечно, в сознании людей социалистического общества изменения произошли. Это хорошо видно из сопоставления писем советских граждан, выросших и воспитанных в условиях социализма, и тех же поляков, эстонцев, литовцев, воспитанных в духе буржуазной морали и нравственности. Анализ перлюстрированной корреспонденции дает возможность увидеть истинный срез политических настроений граждан нашего, и не только нашего, государства.
Безусловно, многие граждане СССР не верили в «гарантию тайны переписки», закрепленную в ст. 128 Конституции СССР 1936 г. и поэтому «чисто» политические вопросы старались в своих письмах не затрагивать, обращаясь больше к вопросам бытовым, материальным, тем более что официальное введение военной цензуры в чрезвычайных условиях войны заставляло, видимо, веста переписку осторожно. Можно высказать предположение, что рядовые советские люди не подозревали, что цензура носит такой тотальный и беспрецедентный по своим масштабам характер, когда практически ни одно письмо не должно было миновать пункта военной цензуры.
О чем же писали отцы, мужья и братья с фронта своим родным? Какие проблемы их заботили? Обратимся вновь к документам, характеризующим один и тот же временной отрезок (апрель 1943 г.).
2. Корреспонденция, исходящая от военнослужащих
Отмечено отрицательных сообщений — 1964;
Из них:
а) К/р и А/с письма
б) о ходе военных действий
в) о снабжении и вооружении боеприпасами - 3;
г) отзывы о командно-политическом составе - 22;
д) о состоянии дисциплины - 391
е) о дороговизне и продзатруднениях - 1700;
ж) об обмундировании - 33;
з) дезертирство и членовредительство - 8;
и) о санитарном обслуживании - 13;
к) жалобы военнослужащих на необеспеченность их семей - 65;
л) упаднические и панические - 78;
м) о национальной вражде - 0;
н) о пребывании в плену - 0.
Отмечено сообщений, разглашающих военную тайну. — 76. Кроме того, периферийными пунктами Военной цензуры 42 районов Свердловской области за период с 15 по 30 марта 1943 г. обработано следующее количество корреспонденции.
Письма не просто прочитывались политконтролерами, но и факты, указанные в них, подлежали проверке оперативным составом органов государственной безопасности. Так, количество писем, перепроверенных оперсоставом, составило на период с 15 по 30 марта 1943 г. 67 933 (из 1 339 895), т.е. по каждому 14-му письму проводилась оперативная работа13Архив Управления ФСБ РФ по Свердловской облает Ф-1. Оп. 1. Пор. 185. Л 112—119.. Масштабы такой деятельности военной цензуры действительно поражают воображение.
Как показывают документы, коренной перелом в ходе Великой Отечественной войны привел к тому, что поток писем в действующую Красную Армию увеличился. За период с 1 по 15 апреля 1943 года он выражался следующими цифрами.
В это же время оперсоставом было переправлено 34 614 писем.
Многонациональный состав жителей Урала, а также большое количество спецпереселенцев вызывали еще одну трудность в деятельности военной цензуры. Многие письма были написаны на иностранных языках, в том числе национальных. Некоторые языки были настолько редкие, что приходилось прибегать к помощи переводчиков из других регионов страны. Это, конечно, задерживало доставку корреспонденции.
Но и эта проблема была разрешимой: не было такого языка, который бы представлял серьезную трудность для органов военной цензуры. То же самое касалось зашифрованных писем. Если письмо было подготовлено дилетантом, оно подвергалось дешифровке, а незадачливый шифровальщик сразу попадал в поле деятельности контрразведки и брался на оперативный учет. Представление об уровне работы с корреспонденцией, написанной на иностранных языках, дает месячный отчет отдела «В» УН КГБ по Свердловской области за июль 1943 г.
По пункту Военной цензуры гор. Свердловска:
1. по корреспонденции, исходящей от гражданского населения А. Всего обработано писем — 910 351, в том числе национальных:
Написание писем на иностранных языках свидетельствует только об одном — граждане СССР, как, впрочем, и иностранные граждане, находящиеся в СССР, не верили в ст. 128 Конституции СССР 1936 г., гарантирующую тайну переписки. Они полагались на то, что вряд ли найдется цензор, знающий, например, ойратский язык. И в этом было их глубокое заблуждение. Отсутствие переводчика в пункте Военной цензуры Свердловской области вовсе не значило, что письмо пропускалось непрочитанным. Шел активный обмен нечитанных писем на иностранных языках с пунктами Военной цензуры всей страны. Примером может служить следующая таблица.
Б. Направлено в другие органы на цензуирование:
Как мы видим, десятки городов СССР были включены в эту систему политического контроля. Если по каким-либо причинам все же не удавалось узнать содержание письма, оно подлежало уничтожению, а корреспонденты брались в оперативную разработку. Такая колоссальная по объему работа не только выполнялась, но еще и специально контролировалась. Существовало понятие контроля качества проверки корреспонденции
Обнаружено дефектов:
1. Пропуск писем, подлежащих «К» — 3;
2. Пропуск писем, в которых следует изъять текст — 31;
3. Перепутано и утеряно вложений — 0;
4. Небрежное изъятие текста — 4;
5. Дефекты при вскрытии письма — 0;
6. Плохая заклейка письма — 2;
7. Неправильная штамповка — 35;
Подобные отчеты составлялись ежемесячно и направлялись Начальнику отдела «В» НКГБ СССР полковнику госбезопасности тов. Смородинскому в г. Москву.
Письма, проштампованные почтовой военной цензурой, а также и в результате перлюстрации корреспонденции, не просто актировались, но по ним принимались конкретные решения, нередко политического характера. Примером могут служить материалы перлюстрации корреспонденции ряда лидеров калмыцкого народа, который, как известно, подвергся депортации.
К моменту окончания Великой Отечественной войны у калмыков появилась надежда на скорое возвращение на родину с бескрайних районов Восточной Сибири.
«...С осени 1944 года наиболее распространенными стали слухи о том, что калмыков в ближайшее время должны вернуть назад в Калмыкию, или предоставить им автономию в рамках Монголии, Бурято-Монголии, Хакасии. Агентурным путем было выявлено, что слухи исходят от группы бывших руководящих работников Калмыцкой АССР, расселенных в Куйбышевском и Барабинском районах Новосибирской области, Назаровском районе Красноярского края, некоторых поселках Тюменской области, Алтайском крае. Речь шла о бывшем Председателе СНК КАССР Н. Горяеве, его заместителе Д. Гахаеве, Д. Горяеве, Б. Эрдниеве... по материалам почтового контроля (ПК) (перлюстрации корреспонденции) Д. Гахаев, один из наиболее авторитетных лидеров калмыцкого руководства, в письме к доценту Номенхамову сообщал: "Написал М.И. Калинину. Вернее, просил ответить на некоторые вопросы, в частности: 1) Неужели калмыцкий народ должен умереть голодной смертью среди советских людей в своей советской стране? 2) Неужели преследуется виновность по крови? 3) Неужели целая нация должна отвечать за преступления ничтожного меньшинства, и т.д. Пока ответов нет..."»14Вольхин А.И. Деятельность органов государственной безопасности Урала и Западной Сибири в годы Великой Отечественной Войны. Дис. докт. ист. наук. Екатеринбург, 2001. С. 261-262..
Советская идеологическая система зорко следила за всеми отклонениями от той линии, которую проводила в жизнь коммунистическая партия. Новое поколение людей, воспитанных в духе сталинской Конституции 1936 г.. должно было мыслить и чувствовать, так как это требовал вождь трудящихся. Поэтому деятельность и самих цензурных органов тоже подвергалась регулярным проверкам, и органы государственной безопасности докладывали областным партийным органам о состоянии работы пунктов военной цензуры.
В одном из спецсообщенпй Начальника Управления НКВД по Свердловской области секретарю Обкома ВКП(б) тов. Андрианову от 18 ноября 1941 г. указывались определенные недостатки, в частности: «1) Обследованием Первоуральского пункта ВЦ установлено, что корреспонденция, исходящая в области, объявленные на военном положении... полностью на пункт ВЦ не подается. Так, например: из общего числа писем, отправляемых конторой связи за 30 октября 1941 года, оказалось недоставленной ВЦ этой корреспонденции в количестве 210 писем. Кроме того, не осуществлялась также 100% отсортировка корреспонденции, исходящей в действующую Красную Армию и Военно-Морской Флот. 2) Начальник Шалинской районной конторы связи контроль над поступлением корреспонденции на ведомственных ему почтовых отделений связи не осуществлял, в результате корреспонденции из почтовых отделений Дунан, Роща. Н.-Баская, Тепляки, Шайтанка, Н. Село миновала ВЦ, а из других отделений, как-то: Сарга, Сабик, Илим, Унь, ст. Утка, корреспонденции поступала нерегулярно...»
Подобные нарушения были далеко не единичными, обо всех них достаточно подробно говорится в спецсообщении, а это, в свою очередь, заставляет сделать вывод о том, как внимательно государство в ладе органов НКГБ отслеживало любую информацию, исходящую от своих граждан.
Подводя итоги, можно сказать, что в целом почтовая военная цензура СССР выполняла задачи, поставленные перед ней советской идеологической системой: не допускать распространения панических слухов и упаднических настроений, разглашения государственной тайны, отлеживать готовящиеся покушения на государственные преступления и следить за политическими настроениями советских людей.
Как показывает анализ архивных источников (отчетов о деятельности пунктов Военной цензуры (ПВЦ)), деятельность этих органов с начала 1942 г. приобретает все более масштабный характер. Материалы ряда документов ФСБ РФ дают основание говорить о том, что она не закончилась вместе с окончанием Великой Отечественной войны.
Исходя из анализа меморандумов, составленных органами НКГБ. на основании цензуирования и перлюстрации корреспонденции можно утверждать, что правительство страны всегда было в полной мере осведомлено об истинном положении жизни народа.
Деятельность пунктов ВЦ носила секретный характер, хотя факт цензуирования писем и иных почтовых отправлений был легализован. Более того, в соответствии с законом на корреспонденции, прошедшей цензуирование, ставился штамп «Проверено цензурой».
Почтовая военная цензура являлась лишь небольшой частью политической цензуры вообще в СССР. По Положению 1940 г. о главном военном цензоре при СНК СССР цензура осуществляла две функции охрану государственных (военных, экономических и политических) тайн и политико-идеологический контроль в произведениях печати, кино, радио... а также контроль внешней и внутренней почтовой и телеграфной переписки.
Давая общую оценку почтовой военной цензуре в годы Великой Отечественной войны 1941—1945 гг., можно отметить, что она являлась одним из видов идеологического воздействия со стороны советского государства. Такой мелочный контроль над гражданами собственной страны, грубое вмешательство в личную жизнь граждан свидетельствовали об укреплении авторитарной власти И.В. Сталина и дальнейшем усилении тоталитарного режима в СССР.
Заключительный этап войны характеризуется массовыми мероприятиями по установлению советской цензурной системы и в освобожденных от фашизма областях.