Конституция и международное право
Конституция государства есть основополагающий правовой акт, обладающий высшей юридической силой по отношению ко всем прочим правовым актам. Конституция утверждается и изменяется исключительной процедурой, не свойственной законодательным актам любого иного уровня. Некоторые конституции, например действующая Конституция РФ, даже не называются основным законом, чем подчеркивается их особое место в иерархии нормативных актов. Напомним, что все предшествовавшие конституции РСФСР и СССР именовались еще и Основным Законом.
Большинство конституций провозглашает своим источником народ. В преамбуле Конституции РФ 1993 г. сказано: «Мы, многонациональный народ Российской Федерации... принимаем Конституцию Российской Федерации». В конституциях более или менее подробно закрепляются основные права и свободы человека и гражданина, заклады на юте я основы устройства общества и государства, а также устанавливаются пределы полномочий государства. Например, преамбула Конституции СССР 1977 г. гласила: «Советский народ... закрепляет основы общественного строя и политики СССР, устанавливает права, свободы и обязанности граждан, принципы организации и цели социалистического общенародного государства и провозглашает их в настоящей Конституции». Вопрос в том, в какой степени такие декларации соответствуют действительному положению дел в государстве и обществе.
Некоторым конституциям присуща компактность и относительная немногословность. Примером может служить Конституция США 1787 г., состоящая из семи статей и 27 поправок, причем более одной поправки могут регулировать один и тот же предмет (установление XVIII поправкой запрета на производство, продажу или перевозку алкогольных напитков, иначе известного под названием «сухой закон», и его отмена XXI поправкой). Обоснование такой немногословности можно найти в одном из решений Верховного суда США, который в 1819 г. заявил: «Конституция, содержащая точные подробности во всех разделах, обосновывающих вытекающую из нее великую власть, и все средства, с помощью которых эта власть отправляется, приобретет многословие, присущее законодательному уложению, и едва ли сможет быть постигнута человеческим разумом. Возможно, она так и останется непонятной для общества. Потому ее природа требует того, чтобы были обрисованы лишь ее общие пределы, обозначены важнейшие объекты регулирования, с тем чтобы малые составные части этих объектов выявлялись из природы их самих».
Другие конституции более детальны в изложении прав и свобод, описании устройства и порядка функционирования государства. К их числу относится действующая Конституция РФ, состоящая из 137 статей и нескольких заключительных и переходных положений.
Будучи основополагающим национальным правовым актом, конституция регулирует внешние сношения государства, определяя полномочия органов государственной власти в области международных отношений, а также принципы внешней политики. В качестве примечательного примера можно привести Конституцию СССР 1977 г., содержавшую гл. 4 «Внешняя политика», ст. 29 которой гласила: «Отношения СССР с другими государствами строятся на основе соблюдения принципов суверенного равенства, взаимного отказа от применения силы или угрозы силой; нерушимости границ; территориальной целостности государств; мирного урегулирования споров: невмешательства во внутренние дела государств; уважения прав человека и основных свобод; равноправия и права народов распоряжаться своей судьбой; сотрудничества между государствами; добросовестного выполнения обязательств, вытекающих из общепризнанных принципов и норм международного права, из заключенных СССР международных договоров». Как видно, этот перечень сходен с содержанием Декларации принципов международного права, касающихся дружественных отношений и сотрудничества между государствами в соответствии с Уставом ООН, принятой Генеральной Ассамблеей ООН в 1970 г., и раздела «Декларация принципов, которыми государства-участники будут руководствоваться во взаимных отношениях» Заключительного акта Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе 1975 г. Однако помещение приведенного перечня принципов в главу «Внешняя политика» подчеркивает намерение государства руководствоваться ими в международных отношениях, но не обязательно в своей внутренней политике, даже если некоторые из этих принципов могли бы быть применены в отношениях между государством и собственными гражданами.
Такая закрытость отечественной конституционной конструкции имела свое историческое объяснение. Декларация прав трудящегося и эксплуатируемого народа, игравшая роль преамбулы Конституции РСФСР 1918 г., и в меньшей степени Декларация об образовании Союза Советских Социалистических Республик, занимавшая такое же место в Конституции СССР 1924 г., отражали как минимум настороженное отношение вновь образовавшегося государства к внешнему миру. В Конституции 1918 г. цели и задачи, которые ставило перед собой это государство, были облечены в весьма агрессивные формулировки, к примеру, такие: «Выражая непреклонную решимость вырвать человечество из когтей финансового капитала и империализма, заливших землю кровью в настоящей преступнейшей из всех войн, III Всероссийский съезд Советов всецело присоединяется к проводимой Советской властью политике разрыва тайных договоров, организации самого широкого братания с рабочими и крестьянами воюющих ныне между собой армий и достижения во что бы то ни стало революционными мерами демократического мира трудящихся без аннексий и контрибуций, на свободе самоопределения наций». И далее: «В тех же целях III Всероссийский съезд Советов настаивает на полном разрыве с варварской политикой буржуазной цивилизации, строившей благосостояние эксплуататоров в немногих избранных нациях на порабощении сотен миллионов трудящегося населения в Азии, в колониях вообще и в малых странах». Между тем нетрудно заметить, что многие из этих целей со временем были восприняты международным сообществом, в том числе в качестве норм международного права.
Внешний мир в свою очередь враждебно отнесся к возникновению государства, провозгласившего целью создание новой и чуждой ему социально-экономической формации, а потому долгое время отказывал ему в праве на место в сообществе «цивилизованных» государств, не останавливаясь перед применением вооруженной силы.
Несмотря на отмеченную особенность ранних конституций РСФСР и СССР, все они исходили из неизбежности и необходимости поддержания отношений с внешним миром. Например, в соответствии с Конституцией РСФСР 1918 г. в иерархии народных комиссариатов (министерств) на первом месте стоял Народный комиссариат по иностранным делам (ч. «а» ст. 43). В соответствии со ст. 37 Конституции СССР 1924 г. народный комиссар по иностранным делам занимал третье место после Председателя Совета Народных Комиссаров Союза ССР и его заместителей.
Закрытость первых конституций РСФСР и СССР для внешнего воздействия, в частности для проникновения международно-правовых принципов и норм, была средством самосохранения государства. В длительный период, когда право и законность в СССР всячески попирались, такая закрытость была еще и гарантией безнаказанности государственного аппарата, чьи жертвы были лишены возможности обращаться к средствам защиты, предоставляемым международным правом. При этом Конституция СССР 1936 г., на период действия которой пришлись жестокие репрессии государства против своих граждан, формально гарантировала достаточно широкий и прогрессивный для своего времени набор прав и свобод, например, таких как свобода совести (ст. 124), свобода слова (ч. «а» ст. 125). Статья 127 обеспечивала гражданам СССР неприкосновенность личности и гарантию от ареста «иначе как по постановлению суда или с санкции прокурора». В соответствии сост. 128 неприкосновенность жилища граждан и тайна переписки охранялись законом.
Укрепление Советского государства позволило ему оказывать возрастающее влияние на формирование норм международного права, а процессы демократизации, хотя бы половинчатые, открыли доступ международно-правовым нормам во внутренний правовой порядок. Примером может служить ст. 129 Основ гражданского законодательства Союза ССР (Закон СССР) от 8 декабря 1961 г., которая гласила: «Если международным договором СССР установлены иные правила, чем те, которые содержатся в советском гражданском законодательстве, то применяются правила международного договора. Такой же порядок применяется в отношении гражданского законодательства союзной республики, если в международном договоре союзной республики установлены иные правила, чем предусмотренные гражданским законодательством этой союзной республики». Аналогичные формулировки содержали основы законодательства и в ряде других сфер правового регулирования, и исходя из них с учетом местной специфики союзные республики принимали собственные законодательные акты — гражданские, земельные, семейные и прочие кодексы и законы. Смысл этого положения заключался в том, что в случае конфликта между национальным законом и применимым к данному конкретному правоотношению международным договором применению подлежат международный договор.
Впрочем, подобной записи о приоритете применения международного договора не было ни в Основах уголовного законодательства СССР, ни в уголовных кодексах союзных республик. Уголовное законодательство стояло на защите политической системы общества, потому в закрытости его для внешнего воздействия проявлялось стремление государства к сохранению существовавшего внутреннего общественно-политического у клада.
Значительный шаг к открытости внутреннего правового порядка для международно-правовых норм был сделан в рамках крупной конституционной и законодательной реформы второй половины 1980-х годов, которая, впрочем, так и осталась незавершенной. Примечательным явлением в рамках этого процесса стало принятие в 1989 г. Закона СССР «О конституционном надзоре в СССР» и образование в соответствии с ним Комитета конституционного надзора СССР. Решая вопрос о конституционности нормативного правового акта или его отдельных положений. Комитет в соответствии с ч. 3 ст. 21 Закона руководствовался как Конституцией СССР, так и «международными актами, участником которых является СССР». Например, вынеся по собственной инициативе Заключение «О законодательстве по вопросам прописки граждан», Комитет указал: «Что же касается разрешительного порядка прописки, то положение о нем находится в противоречии со статьей 9 Основ гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик, согласно которой граждане могут в соответствии с законом избирать род занятий и местожительство, а также положениями о праве граждан на свободу передвижения и свободе выбора себе местожительства в пределах территории страны, провозглашенными и закрепленными в основных международных актах о правах человека: Всеобщей декларации прав человека (ст. 13) и Международном пакте о гражданских и политических правах 1966 года (ст. 12)».
Можно лишь предположить, что в случае успеха конституционно-правовой реформы и трансформации Союза ССР в новое союзное государство Комитет конституционного надзора был бы преобразован в Конституционный Суд обновленного Союза и с учетом накопленного Комитетом опыта обращался бы к международно-правовым источникам в поисках применимого права. Однако Комитет прекратил свое существование одновременно с окончательным распадом Союза ССР.
Следующий шаг в направлении открытости отечественной правовой системы был сделан с принятием в 1992 г. поправки к Конституции РСФСР 1978 г., ст. 32 которой теперь гласила: «Права и свободы человека принадлежат ему от рождения. Общепризнанные международные нормы, относящиеся к правам человека, имеют преимущество перед законами Российской Федерации и непосредственно порождают права и обязанности граждан Российской Федерации». Впрочем, некоторая неопределенность термина «общепризнанные международные нормы» затрудняла применение этого конституционного положения. Возникала неясность с тем, в каких источниках правоприменитель должен был искать такие нормы, как ему следовало устанавливать их «общепризнанность», должен ли он был рассматривать в качестве равноценных и, соответственно, применять нормы, содержащиеся в договорных источниках и в так называемых «мягких» источниках.
Ныне действующая Конституция РФ менее неопределенна в том, что касается взаимодействия международного права с внутренним правом. В соответствии с ч. 4 ст. 15 Конституции «общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации являются составной частью ее правовой системы. Если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора».
Подобные, на первый взгляд сходные, положения — не редкость для действующих конституций ряда государств мира.
Одна из старейших и наиболее стабильных конституций мира — Конституция США 1787 г., ч. 2 ст. VI, гласит: «Настоящая Конституция и законы Соединенных Штатов, изданные в ее исполнение, равно как и все договоры, которые заключены или будут заключены властью Соединенных Штатов, являются верховным правом страны (supreme law of the land), И судьи в каждом штате обязываются к их исполнению, даже если в Конституции и законах какого-либо штата встречаются противоречащие положения». Американская официальная конституционная доктрина «верховенства», выработанная практикой Верховного суда США на основе этого положения, исходит из того, что абсолютно высшей юридической силой по отношению к любым иным правовым актам, издаваемым Федерацией или штатами, обладает Конституция США, Федеральные законы и международные договоры заключаются «властью Соединенных Штатов», которая имеет источником Конституцию США, а потому производим от нее.
В США федеральные законы и международные договоры находятся на одном уровне в иерархии источников права, при этом из двух актов, регулирующих один и тот же предмет, преимуществом будет пользоваться более поздний. И наконец, договор, равно как и федеральный закон, обладает преимуществом по отношению к законодательству штата. При этом под «договором» понимается международное соглашение, прошедшее процедуру ратификации.
Статья 55 Конституции Франции гласит: «Международные договоры или соглашения, должным образом ратифицированные или одобренные, имеют силу, превышающую силу акта Парламента, с момента опубликования, при условии применения каждого соглашения или договора другой стороной». Как видно, далеко не всякий международный договор имеет преимущество перед национальным законом. Конституция полагает целесообразным специально оговорить дополнительные условия преимущественной силы договора, а именно их опубликование и применение другими участниками.
В соответствии с ч. 4 ст. 6 Конституции Армении «международные договоры вступают в силу только после ратификации или одобрения. Международные договоры являются составной частью правовой системы Республики Армения. Если ратифицированным международным договором установлены иные нормы, чем предусмотренные в законах, то преимуществом пользуются нормы договора». Таким образом, условием вхождения договора в правовую систему Армении является его ратификация, и лишь ратифицированный договор в случае его коллизии с национальным законом будет иметь приоритет в применении. Подобным образом ч. 1 ст. 28 Конституции Греции наделяет «преобладающей юридической силой по отношению ко всякому противоположному положению закона» не любые международные договоры, а лишь «после их одобрения законодательным путем и по их вступлении в силу в соответствии с положениями каждого из них».
Некоторые конституции придерживаются иного подхода и вводят международные договоры, при соблюдении определенных условий, непосредственно в структуру своего национального законодательства.
В соответствии с ч. 1 ст. 96 Конституции Испании «правомерно заключенные международные договоры после их официального опубликования в Испании составляют часть ее внутреннего законодательства.
Их положения могут быть отменены, изменены или приостановлены только в порядке, указанном в самих договорах или в соответствии с общими нормами международного права». Испанская Конституция не наделяет международные договоры преимущественной силой по отношению к национальным законам. Вторую фразу ч. 1 ст. 96 можно понять так, как если бы последующий акт необязательно отменял предыдущий. Иными словами, национальный акт, имеющий тот же предмет регулирования, что и международный договор, может иметь преимущество в применении перед договором только в том случае, если последний будет отменен, изменен или приостановлен в соответствии с применимой нормой международного права, будь эта норма заключена в самом договоре или же являйся она «общей нормой международного права». Источником последней, очевидно, следует считать Венскую конвенцию о праве международных договоров 1969 г.
С приведенным положением испанской Конституции сходна ч. 1 ст. 9 Конституции Украины: «Действующие международные договоры, согласие на обязательность которых дано Верховной Радой Украины, являются частью национального законодательства Украины». Обратите внимание, что в иерархии украинских правовых актов в равном положении с национальными законами находятся не всякие международные договоры, а лишь ратифицированные или иным образом одобренные высшим законодательным органом государства.
Как показывают приведенные примеры зарубежных конституций, термин «международные договоры» нередко уточняется путем указания на то, что не всякий международный договор может обладать приоритетом по отношению к национальному закону. В каком же значении этот термин применен в п. 4 ст. 15 Конституции РФ?
Примечательно, что один из проектов ныне действующей Конституции предварял термин «международные договоры» определением «ратифицированные», которое, однако, не присутствует в окончательном тексте. Означает ли эго, что теперь всякий договор — от подписанного главой государства и ратифицированного в форме федерального закона крупного политического договора до межведомственного соглашения, вступившего в силу с момента подписания, обладает преимуществом в применении но отношению к национальному закону?
В силу того что п. «г» ч. 2 ст. 125 Конституции РФ Конституционный Суд уполномочен разрешать дела о соответствии Конституции «не вступивших в силу международных договоров Российской Федерации», допустимо исключить из содержания конституционного термина «международный договор» такие соглашения, которые вступают в силу с момента подписания. Иными словами, на соглашение, вступающее в силу с момента подписания, не распространяется приоритет применения по отношению к национальному закону, предусмотренный ч. 4 ст. 15 Конституции.
Текст Конституции не дает иных прямых указаний, допускающих дальнейшую конкретизацию термина «международный договор», как он употреблен в Конституции. Обратимся в поисках правовых аргументов к иным источникам, в первую очередь к специальному правовому акту — Федеральному закону «О международных договорах Российской Федерации» 1995 г. Перечисляя в ч. 1 ст. 15 договоры, подлежащие ратификации, Закон на первое место ставит договоры, «исполнение которых требует изменения действующих или принятия новых федеральных законов, а также устанавливающие иные правила, чем предусмотренные законом».
Пленум Верховного Суда РФ в Постановлении от 31 октября 1995 г. № 8 «О некоторых вопросах применения судами Конституции Российской Федерации при осуществлении правосудия» высказал мнение, что «суд при рассмотрении дела не вправе применять нормы закона, регулирующего возникшие правоотношения, если вступившим в силу для Российской Федерации международным договором, решение о согласии на обязательность которого для Российской Федерации было принято в форме федерального закона, установлены иные правила, чем предусмотренные законом. В этих случаях применяются правила международного договора». В более позднем акте - Постановлении Пленума от 10 октября 2003 г. № 5 Верховный Суд РФ вернулся к данному вопросу, указав, что «правила действующего международного договора Российской Федерации, согласие на обязательность которого было принято в форме федерального закона, имеют приоритет в применении в отношении законов Российской Федерации».
Таким образом, в понимании законодателя и одной из высших судебных инстанций термин «международный договор», как он употреблен в Конституции, означает именно ратифицированный договор, согласие на обязательность которого для Российской Федерации было выражено в форме федерального закона.
Обратите внимание на то, что второе предложение ч. 4 ст. 15 Конституции вовсе не предусматривает подчиненности российского закона верховенству юридической силы международного договора. Несоответствующие договору положения национального закона, полностью сохраняя свою правовую силу, не применяются лишь в тех конкретных делах, к которым имеет касательство государство, являющееся партнером Российской Федерации по данному договору. Иными словами, договор не отменяет национальный закон, он устанавливает приоритет нормы договора над нормой закона только в сфере применения.
Конституция РФ в ч. 4 ст. 15 оперирует термином «общепризнанные принципы и нормы международного права». Она провозглашает их наряду с международными договорами, составной частью российской «правовой системы». Заметьте, что российская Конституция не определяет понятия «правовой системы», к которому она обращается единственный раз и именно в ч. 4 ст. 15. Обобщая воззрения комментаторов, можно предположить, что правовая система — это совокупность всех явлений правовой реальности в государстве: применимое и применяемое право, правотворчество и правоприменение, правосознание.
Конституция РФ не определяет понятия «общепризнанные принципы и нормы международного права», не указывает источников таких принципов и норм, не предоставляет средств и методов для их выявления и установления их содержания.
Подобным термином оперируют и некоторые иностранные конституции. Например, уже упомянутая ч. 1 ст. 28 Конституции Греции гласит: «Общепризнанные правила международного права, а также международные договоры после их ратификации законодательным путем и по их вступлении в силу в соответствии с положениями каждою из них являются составной частью внутреннего греческою права и имеют преобладающую юридическую силу по отношению ко всякому противоположному положению закона». В то же время другим своим положением - п. «f» ч. 1 ст. 100 Конституция Греции наделяет Верховный специальный суд — высший орган конституционного надзора, — компетенцией в отношении рассмотрения споров «о характере общепризнанных норм международною права», упоминаемых в ч. 1 ст. 28.
Подобная запись имеется и в Конституции Германии, ст. 25 которой гласит: «Общие правила международного права являются составной частью федерального права. Они имеют преимущество перед законами и непосредственно порождают права и обязанности для жителей федеральной территории». И вновь, как и в случае с Конституцией Греции, согласно ч. 2 ст. 100 Конституции именно Федеральный Конституционный Суд наделен полномочием устанавливать, какая норма международного права является частью федерального права и порождает ли она права и свободы человека.
Таким образом, именно судебный орган с применением имеющегося у него инструментария правовых средств должен устанавливать содержание указанных норм. Наделение такой функцией высшего судебного органа не случайно. На него возлагается ответственность по выявлению не просто норм международного права, а общепризнанных норм. После его решения такие нормы наряду с ратифицированными и вступившими в силу международными договорами займут особое, приоритетное по отношению к национальным законам место во внутреннем праве.
Другие конституции менее открыты для проникновения общепризнанных или общих норм международного права во внутреннее право. Так, в ч. 1 ст. 8 Конституции Беларуси записано: «Республика Беларусь признает приоритет общепризнанных принципов международного права и обеспечивает соответствие им законодательства». В соответствии с ч. 2 ст. 6 Конституции Грузии «законодательство Грузии соответствует общепризнанным принципам и нормам международного права». Статья 10 Конституции Италии гласит: «Правопорядок Италии согласуется с общепризнанными нормами международного права». Некоторые из приведенных формулировок оставляют впечатление декларативных; в целом же они оставляют государству больше возможностей для собственного усмотрения в отношении того, каким образом и в какой степени ему обеспечивать соответствие своего законодательства общепризнанным нормам международного права.
Отмеченная недосказанность Конституции РФ в отношении способов установления общепризнанных принципов и норм международного права отчасти была восполнена Верховным и Конституционным Судами РФ.
Пленум Верховного Суда РФ в уже упомянутом Постановлении от 31 октября 1995 г. № 8 высказал такое мнение: «Судам при осуществлении правосудия надлежит исходить из того, что общепризнанные принципы и нормы международного права, закрепленные в международных пактах, конвенциях и иных документах (в частности, во Всеобщей декларации прав человека и гражданина, Международном пакте о гражданских и политических правах, Международном пакте об экономических, социальных и культурных правах), и международные договоры Российской Федерации являются в соответствии с ч. 4 ст. 15 Конституции Российской Федерации составной частью ее правовой системы». Казалось бы, Верховный Суд, по существу дав толкование положения Конституции, вторгся в компетенцию Конституционного Суда, который ч. 5 ст. 125 Конституции уполномочен давать такое толкование. Однако Конституционный Суд склонился к позиции Верховного Суда, записав в одном из своих решений следующее: «По смыслу статьи 15 (часть 4) Конституции Российской Федерации в случае, если обнаруживается, что какая-либо норма противоречит общепризнанным принципам и нормам международного права или международным договорам Российской Федерации, при рассмотрении конкретных дел надлежит применять правила соответствующих международных актов. На это специально обращалось внимание судов всех инстанций в постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 31 октября 1995 года № 8». Таким образом, по мнению двух высших российских судебных органов, источником закрепления общепризнанных принципов и норм международного права для целей их применения судами являются «международные пакты, конвенции и иные документы» или «международные акты». Впрочем, в Постановлении от 10 октября 2003 г. № 5 Пленум Верховного Суда РФ предложил менее определенные и едва ли полезные судам формулировки: «Под общепризнанными принципами международного права следует понимать основополагающие императивные нормы международного права, принимаемые и признаваемые международным сообществом государств в целом, отклонение от которых недопустимо...
Под общепризнанной нормой международного права следует понимать правило поведения, принимаемое и признаваемое международным сообществом государств в целом в качестве юридически обязательного.
Содержание указанных принципов и норм международного права может раскрываться, в частности, в документах Организации Объединенных Наций и ее специализированных учреждений».
Это не означает, что общепризнанным принципам и нормам международного права, не закрепленным в указанных источниках, закрыт путь в российскую правовую систему, просто они не будут иметь приоритета перед правилами национального закона.
Анализируя ч. 4 ст. 15 Конституции РФ, необходимо помнить о ч. 1 той же статьи, которая гласит: «Конституция Российской Федерации имеет высшую юридическую силу, прямое действие и применяется на всей территории Российской Федерации. Законы и иные правовые акты, принимаемые в Российской Федерации, не должны противоречить Конституции Российской Федерации». Что же касается международных договоров, то в соответствии с ч. 6 ст. 125 Конституции «не соответствующие Конституции Российской Федерации международные договоры Российской Федерации не подлежат введению в действие и применению». Таким образом, сама Конституция устанавливает жесткие рамки, в которых может осуществляться норма о приоритете применения международного договора. В случае коллизии между нормами договора и Конституцией безусловным верховенством будет пользоваться последняя, что же касается не соответствующего Конституции международного договора, то он лишается преимущества по отношению к национальному закону.
В течение того времени, что действует Конституция РФ 1993 г., законодатель воспроизводил формулировки ч. 4 ст. 15 во вновь принимаемых или приводимых в соответствие с требованиями Конституции ранее принятых нормативных актах. Например, ст. 52 Федерального закона «О недрах» 1992 г. в редакции, действующей после принятия Конституции 1993 г., гласит: «Если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные настоящим Законом, то применяются правила международного договора». Сравните это с первоначальным текстом: «Если международным договором Российской Федерации ранее определены иные правила, чем те, что установлены настоящим Законом, то допускается применение международного договора».
Кодекс об административных правонарушениях РФ в ч. 2 ст. 1.1 предусматривает: «Если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законодательством об административных правонарушениях, то применяются правила международного договора». Аналогичная формулировка применена в ч. 2 ст. 3 Уголовно-исполнительного кодекса РФ.
В иных случаях законодатель проявляет излишнее усердие в стремлении привести результаты законотворческой работы в точное соответствие с требованиями Конституции. Так, ст. 3 Федерального закона «О племенном животноводстве» 1995 г. предусматривает, что «общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации, касающиеся племенного животноводства, являются в соответствии с Конституцией Российской Федерации составной частью правовой системы Российской Федерации». Впрочем, знакомство с историей данного акта показывает, что первоначально законодатель намеревался быть более конкретным в описании круга правоотношений, в которых действовал бы приоритет применения международного договора. Вот как выглядела ст. 19 законопроекта «О племенном деле в животноводстве»: «Если международным договором с участием Российской Федерации по вопросам животноводства, селекции в животноводстве, импорта и экспорта племенной продукции установлены иные правила, чем те, которые предусмотрены настоящим Законом, применяются правила международного договора».