Право вооруженных конфликтов и международное право прав человека
С начала формирования в международном праве новой отрасли, регулирующей основные права человека, ее соотношение с возникшим гораздо ранее международным правом вооруженных конфликтов претерпело существенные изменения. Эти изменения можно разделить на три основных этапа.
Первый этап (1945 г. — сер. 60-х годов XX в.) характеризовался отрицанием регулирующего воздействия источников международного права прав человека на отношения сторон в вооруженных конфликтах. В это время только началось становление этой отрасли международного права: в 1948 г. была принята Всеобщая декларация прав человека, была инициирована разработка текстов двух международных пактов и ряда универсальных конвенций по правам человека, был принят первый региональный международный договор по правам человека — Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод 1950 г. За этот период международное право вооруженных конфликтов пополнилось четырьмя Женевскими конвенциями о защите жертв войны 1949 г. В отличие от предыдущих договоров в Женевских конвенциях акцент был сделан на защите прав покровительствуемых лиц, и в их текст были включены не только традиционные для этой отрасли конкретные правила поведения воюющих, но и ряд субъективных прав. Развитие «права Женевы» как составной части международного права вооруженных конфликтов уже свидетельствовало о неизбежности пересечения норм этой отрасли международного права с нормами международного права прав человека. Вместе с тем принципиальная разница заключалась в сфере применения прав человека, предусмотренных этими двумя отраслями. Действие субъективных прав, предусмотренных международным правом вооруженных конфликтов, распространялось на отношения между воюющей стороной одного государства и покровительствуемыми лицами другого государства, в то время как сущность международного права прав человека заключалась в регулировании отношений государства и его собственного населения.
В итоге как при разработке новых международных актов, так и в научной литературе того времени источники еще только формирующегося международного права прав человека и международного права вооруженных конфликтов не рассматривались как рассчитанные на совместное применение. Такой подход был обусловлен несколькими обстоятельствами. Во-первых, право вооруженных конфликтов и международное право прав человека имели различные исторические и философские корни. Международные нормы, посвящённые регулированию вооруженных конфликтов, - одни из самых старейших в международном праве, и складывались они в ходе развития отношений именно между государствами. Международное право прав человека возникло на основе норм национального права, и основной массив его правил был посвящен регулированию отношений между государством и его собственными гражданами в мирное время. Все это указывало на то, что международное право прав человека не может быть применимо к международным вооружённым конфликтам. Во-вторых, двигателем развития прав человека выступала ООН — международная организация, в основу деятельности которой заложен принцип неприменения силы и угрозы силой. Это объясняло сдержанность, с которой ООН поначалу относилась к дальнейшему совершенствованию «законов и обычаев войны». В частности, Комиссия международного права отказалась включать в свою повестку рассмотрение вопроса о развитии норм права вооруженных конфликтов. В свою очередь «хранитель» международного права вооруженных конфликтов - Международный Комитет Красного Креста настороженно реагировал на попытки распространить действие международного права прав человека на вооруженные конфликты, опасаясь политизации применения норм права вооруженных конфликтов, что могло существенно снизить эффективность защиты покровительствуемых лиц.
Второй этап и соответственно изменение в подходе к соотношению права вооруженных конфликтов и международного права прав человека начался в середине 60-х годов. XX в. и был обусловлен двумя факторами. На универсальном уровне были приняты основные международные договоры по правам человека, в которых было установлено, что от ряда прав и свобод нельзя делать отступления ни при каких обстоятельствах. Это означало только то, что действие прав человека, пусть и в несколько усеченном виде, продолжается даже в условиях вооруженного конфликта. Если же государство не сделает отступления, соответствующий международный договор должен применяться в полном объеме. Другим фактором, повлиявшим на изменение подхода к соотношению международного права прав человека и права вооруженных конфликтов, стало увеличение числа вооруженных конфликтов немеждународного характера. Эти конфликты поставили на повестку дня необходимость международного закрепления правил, направленных на защиту жертв немеждународных конфликтов. Лаконичных положений ст. 3, общей для четырех Женевских конвенций, было явно недостаточно. По большому счету, эта задача не была решена и после принятия Дополнительного протокола II 1977 г. Между тем для регулирования немеждународных конфликтов, зачастую возникавших между правительственными вооруженными силами и неправительственными организованными вооруженными группами, вполне могли применяться нормы международного права прав человека: к примеру, право на жизнь, а также право на свободу и неприкосновенность личности.
В 1968 г. Генеральная Ассамблея ООН приняла резолюцию XXIII «Уважение прав человека в период вооруженных конфликтов». Несмотря на то что в тексте резолюции были перечислены положения права вооруженных конфликтов, большое значение имел сам факт признания применимости прав человека в вооруженных конфликтах. Об условности границы между правом вооруженных конфликтов и международным правом прав человека свидетельствовало и то, что в Конвенцию о правах ребенка 1989 г. и Факультативный протокол к этой Конвенции, касающийся участия детей в вооруженных конфликтах, 2000 г. были включены положения, которые традиционно рассматривались как относящиеся к праву вооруженных конфликтов. За несколько десятилетий как в науке, так и на практике было постепенно признано, что право вооруженных конфликтов и международное право прав человека в ситуации вооруженных конфликтов применимы одновременно и дополняют друг друга. Именно этот подход нашел отражение в Консультативных заключениях Международного Суда ООН по делу о правомерности применения и угрозы применения ядерного оружия 1996 г. и о правовых последствиях возведения стены на оккупированных палестинских территориях 2004 г. В § 25 Консультативного заключения по делу о ядерном оружии Международный суд указал, что «защита Международного пакта о гражданских и политических правах не прекращается во время войны, за исключением действия ст. 4 Пакта, в силу которой для некоторых положений может быть сделано исключение в условиях чрезвычайного положения». В § 106 Консультативного заключения о последствиях возведения стены на оккупированных палестинских территориях соотношение между правом вооруженных конфликтов и международным правом прав человека было определено судом следующим образом: «одни права могут быть исключительно предметом регулирования международного гуманитарного права; другие могут быть исключительно предметом регулирования права прав человека; а некоторые могут подпадать под обе отрасли международного права».
Тем не менее долгое время регулирующая роль международного права прав человека в международных вооруженных конфликтах явно недооценивалась. Это было связано с ограничением сферы применения международных договоров но правам человека в таких конфликтах ratione loci: считалось, что отсутствие у государства эффективного контроля над территорией, на которой ведутся военные действия, до момента начала оккупации является препятствием на пути применения этих международных договоров. Именно этот тезис являлся центральным в решении Европейского суда по правам человека (далее — ЕСПЧ) по делу Банковича от 12 декабря 2001 г. В своей жалобе заявители обвиняли 17 европейских государств - участников НАТО в нарушении ст. 2, 10 и 13 Конвенции в связи с бомбардировкой Белградского телерадиоцентра, произведенной в рамках военной операции НАТО против бывшей Республики Югославии в 1999 г. ЕСПЧ счел, что осуществлявшегося государствами-ответчикам и контроля над воздушным пространством было недостаточно для того, чтобы сделать вывод о наличии у этих государств «юрисдикции» над пострадавшими от бомбардировки. Указав помимо этого на ограничение «правового ноля» (espace juridique) Конвенции территорией ее участников, Суд признал жалобу неприемлемой. Однако с течением времени ЕСПЧ постепенно пересмотрел ключевые правовые позиции, положенные в основу этого решения (дела Исса против Турции, Аль-Скейни против Соединенного Королевства и др.). В отличие от ЕСПЧ ни Комитет по правам человека ООН, ни Межамериканские комиссия и суд по правам человека не квалифицировали ситуации осуществления ограниченного контроля над территорией или конкретными лицами в качестве выпадающих из сферы действия Международного пакта о гражданских и политических правах и Американской конвенции по правам человека. Таким образом, международные договоры по правам человека могут применяться в вооруженных конфликтах, имеющих место как на территории конкретного государства-участника, так и за ее пределами.
По целому ряду вопросов, таких, например, как защита гражданского населения и лиц, вышедших из строя, использование запрещенных средств и методов ведения войны, одновременное применение права вооруженных конфликтов и международного права прав человека не вызывало сложностей. Это было связано с тем, что ряд основных положений права вооруженных конфликтов являются нормами jus cogens, многие правила обеих отраслей совпадают, дополняют друг друга или соотносятся как общее и частное. Вместе с этим признание комплементарности двух отраслей международного права оставляло открытым вопрос о том, как следует разрешать противоречия между нормами права вооруженных конфликтов и международного права прав человека. Большое распространение в науке международного права получила точка зрения, в соответствии с которой противоречие между нормами двух отраслей возникает при оценке правомерности лишения жизни в ситуации вооруженного конфликта. Принято считать, что коллизия заключается в том, что право вооруженных конфликтов разрешает то, что запрещает международное право прав человека. В соответствии с нормами права вооруженных конфликтов правомерным является лишение жизни комбатанта, члена организованной вооруженной группы или лица, принимающего непосредственное участие в военных действиях, во время совершения таких действий, если эти лица не являются hors de combat, и если применение силы не приведет или не приводит к потерям среди гражданского населения и разрушению гражданских объектов, которые были бы чрезмерны по отношению к получаемому военному преимуществу, и если при этом не используются запрещенные средства и методы ведения войны. Международные договоры по правам человека устанавливают общий запрет произвольного лишения жизни. Применение силы должно быть «строго пропорционально» таким целям, как защита жизни других лиц, осуществление ареста, предупреждение побега или подавление бунта или мятежа. Кроме того, применение силы должно быть «абсолютно необходимо», т.е. должно являться крайним средством. Очевидно, что если попытаться применить этот строгий тест в ситуации вооруженного конфликта, то правомерными будут признаны лишь немногие из случаев применения силы, которые между тем вполне соответствуют праву вооруженных конфликтов. Исходя из того, что нормы права вооруженных конфликтов были созданы специально для регулирования применения силы в вооруженных конфликтах, многие ученые настаивали на том, что описанную выше коллизию необходимо разрешать, исходя из приоритета норм права вооруженных конфликтов как lex specialis.
Третий этап эволюции соотношения права прав вооруженных конфликтов и международного права прав человека коснулся именно этой сферы пересечения и потенциального противостояния норм двух отраслей. Этот этап начался в середине 2000-х годов и был обусловлен значительным ростом количества решений международных судебных и квазисудебных органов, занимающихся защитой прав человека: Комитета ООН по правам человека. Межамериканских комиссии и суда по правам человека, Европейского суда по правам человека и Африканской комиссии по правам человека и народов по делам, связанным с вооруженными конфликтами или оккупацией. Сущность нового этапа состоит не только в усилении значения международного права прав человека в регулировании вооруженных конфликтов, но и в переходе от комплементарности к интеграции норм двух отраслей.
Значительную роль в этом процессе сыграл и продолжает играть Европейский суд по правам человека. Решения именно этого суда позволили поставить под сомнение справедливость презумпции несовместимости норм права вооруженных конфликтов и международного права прав человека в области защиты права на жизнь, а соответственно, и необходимость выбора права вооруженных конфликтов как lex specialis. Запрет произвольного лишения жизни Европейский суд по правам человека стал толковать как подразумевающий соблюдение не только права вооруженных конфликтов, но и принципов абсолютной необходимости и пропорциональности, выработанных международными судебными и квазисудебными органами по защите прав человека, в качестве основных критериев проверки правомерности лишения жизни. В итоге к вопросу правомерности лишения жизни в вооруженном конфликте стал применяться общий тест, сотканный из положений обеих отраслей международного права. Этот «интегрированный» тест учитывает запрещающие нормы права вооруженных конфликтов в качестве минимального стандарта защиты прав человека, а также предусматривает применение критериев абсолютной необходимости и пропорциональности. Применение этих критериев повышает планку требований, предъявляемых к правомерности применения силы в вооруженном конфликте: помимо того, что действие должно быть пропорционально цели победить противника, оно должно быть еще и абсолютно необходимо, что предполагает оценку соответствия применяемых средств и методов конкретной угрозе и, соответственно, побуждает выбирать ту линию поведения, при которой будет причинен наименьший ущерб. Интеграция норм международного права вооруженных конфликтов и международного права прав человека представляет собой новый виток в развитии международного права, применимого к вооруженным конфликтам. При этом нельзя утверждать, что право начинает требовать невозможного. Шансы на то, что действия по причинению вреда противнику будут признаны легитимными, сохраняются, хотя и в несколько усеченном виде: совместное применение положений права вооруженных конфликтов и международного права прав человека ведет к серьезному ограничению возможностей правомерного применения силы не в типичных боевых, а в так называемых пограничных или спорных ситуациях, которые очень часто возникают в ходе современных вооруженных конфликтов.