Противодействие преступности в учреждениях исполняющих наказания

Социально-экономические и политические условия появления «воров в законе»

Впервые тюремное заключение как вид уголовного наказания было закреплено в Судебнике 1550 г., который «Царь и Великий Князь Всея Руси со своей братьею И З Бояры сесь Судебник уложал...». Развитие норм исполнения и применения тюремного заключения как вида наказания было дано в Соборном уложении 1649 г. С этого момента уголовно-исполнительная система постоянно совершенствовалась, изменялась, укрупнялась, сокращалась, реформировалась с учетом социально-экономических и политических преобразований в России.

Незыблемым оставалось главное направление уголовно-исполнительной системы - содержание заключенных и ограничение их отрицательного влияния на общество. Мы не знаем уголовно-исполнительных характеристик заключенных тех исторических периодов, какие преступления совершались чаще и наоборот, какой категорией лиц, но всегда в преступном мире были лица, которые специализировались на совершении конкретных преступлений уголовного характера (серийные убийцы, разбойники, воры, мошенники, шулеры, громилы и др.). Иными словами, профессионализм в преступном мире был всегда. Среди воров как самой многочисленной категории преступников были щипачи-карманники, квартирные воры-домушники, чердачники, форточники, взломщики-медвежатники и др.

Во все времена воры, по всей видимости, были самой многочисленной категорией среди заключенных (арестантов) (отсутствие смертной казни за кражи, легкость их совершения, небольшие сроки наказания и степень личной опасности при совершении подобных преступлений и т.д.), и, естественно, именно среди них было значительное количество лиц, неоднократно судимых, которые выработали свои нормы и формы поведения, порядок отношений среди отбывающих наказание и администрацией.

В XIX в. такие воры назывались «казаками» либо «Иванами», постоянного места жительства и документов не имели, настоящие фамилии и имена от полиции скрывали. Эту категорию воров еще называли «бродягами». Были среди них «бродяги-законники», которые в какой-то степени (с учетом неоднократных судимостей) знали уголовное законодательство Российской империи и внутренний распорядок тюрем, давали советы новым арестантам, как уклоняться от их исполнения. «Бродяги» занимали все более или менее спокойные должности среди осужденных (камерные старосты, учетники, раздатчики хлеба, повара и т.д.). Но это были еще далеко не современные «воры в законе». В то время мир заключенных не был организован, хотя тюремная субкультура и существовала, но главное - не было кодекса воровской идеи, не было общака, не было воровской иерархии, т.е. всех тех атрибутов профессиональной организованной преступности, которые мы имеем сегодня

Все это появилось намного позже в результате радикальных социально-политических реформаций, произошедших в России.

1917 год. Тяжелые социальные условия, насилие, бездействие законов, голод, нищета и разруха, усугубляемые невиданной в истории цивилизации беспризорностью (более 8 млн. человек), создавали для развития преступности идеальные условия. К тому же Временное правительство в марте 1917 г. амнистировало более 60 тыс. профессиональных уголовников, которые тут же включились в активную блатную жизнь.

Крайняя политизация общества коснулась и уголовного мира, который хотели приобщить к строительству новой жизни. Известен случай, когда выпущенные на свободу рецидивисты (около 100 человек) собрались в Москве, в районе Сухаревки, на специальную конференцию, где обсуждали «текущий момент» и свое место в жизни пролетарского общества. В период нэпа был разрешен частный коммерческий сектор. Страна вздохнула; получил второе дыхание и уголовный мир.

Поскольку срок наказания зависел от таких обстоятельств. как социальное происхождение, и мотивов преступлений, то уголовники стремились подвести под преступления политическую и идейную подоплеку - «мы ничего не имеем против Советской власти, мы, как и она, боремся с наследием капитализма».

Однако, несмотря на подобные факты, уголовный мир тогда не был организован. Вместе с тем получил развитие бандитизм как одна из форм организованной преступности.

На рост бандитизма повлияли не только нищета, безработица и правовой беспредел. Он был связан и с чисто политическими обстоятельствами, сложившимися в обществе.

Банды организовывались и пополнялись теми, кто пострадал от новой власти или был ею недоволен. Политические мотивы быстро находили уголовные формы выражения, а банды становились типичными блатными шайками.

Но были и другие политические банды, боровшиеся с режимом. Например, банда Махно на Украине или Антонова на Тамбовщине, в которые входила значительная часть крестьян, уставших от непосильного гнета и грабежей. Репрессивные меры, применявшиеся к этим бандформированиям, существенно отличались от мер, применяемых по отношению к обычным уголовникам.

К 1927 г. политический уголовный бандитизм был почти ликвидирован, но его всплеск для уголовного мира бесследно не прошел.

Места лишения свободы, пустовавшие со времени революции, вновь заполнились. Среда уголовников существенно изменилась за счет разбавления ее представителями мелкой буржуазии, анархистов, разорившихся нэпманов, участников банд и Белого движения. Преступный мир стал необычен, неоднороден, что вскоре привело к возникновению в нем различных течений, противоречий, особенно ярко проявившихся в местах лишения свободы. Этот блатной мир как бы разделился на два лагеря - на профессиональных преступников с дореволюционным стажем и тех, кто встал на этот путь уже после революции.

В отличие от профессионалов, последние оказались в трудном положении. Они не имели уголовной квалификации, не знали обычаев преступного мира, не располагали воровским инструментом, не работали с посредниками и скупщиками краденого. Но стремление приспособиться, а для многих еще и желание отомстить новому порядку, заставляло их искать и устанавливать связи с опытными профессиональными преступниками. Идеальным местом для установления отношений были лагеря, где они содержались вместе.

Однако новая волна преступников имела и некоторые преимущества перед профессионалами. Многие из них, являясь выходцами из мелкобуржуазной среды, были грамотны и по своему интеллектуальному уровню выше, чем традиционные уголовники. Поэтому прошло немного времени, и лидеры из «новых» возглавили банды и воровские шайки. Появились так называемые авторитетные преступники, которые не только стали перенимать традиции и законы старого преступного мира, но и интенсивно вносить свои политические убеждения. Эта категория стала называться «жиганами».

Преступная деятельность расценивалась «жиганами» как форма социального протеста, в которой отчетливо проявлялись идеи анархизма. Неслучайно эта первая группировка авторитетов называлась идейной. Однако ее лидеры чаще всего не имели прочных связей между собой, их шайки, как правило, действовали изолированно друг от друга. И лишь в лагерях они составляли одну группировку крайне выраженной антисоветской направленности.

Но власть этих группировок длилась недолго. В конце 1920-х гг. четверть всего количества осужденных составляли воры. Это привело к созданию прочного ядра из воров, среди которых уже появляются свои авторитеты под названием «урки». Между «жиганами» и «урками» началась борьба за лидерство, которая носила крайне жестокий характер. Победили в ней «урки».

Внутри воровской среды также началась борьба за лидерство, что привело к вычленению небольшой группы воровских авторитетов. Модифицируя традиции уголовного мира дореволюционной России, они проводили в лагерях политику «справедливости и защиты обиженных» от царящего произвола. Такой поворот в криминальной политике способствовал их процветанию и поддержке со стороны осужденных.

Кроме того, они весьма умело использовали еще одно обстоятельство. В конце 1920-х и первой половине 1930-х гг. охрана и некоторая часть административного аппарата набирались из среды заключенных. Делалось это не только из-за отсутствия специалистов. Был выдвинут очередной тезис о перековке (перевоспитании) заключенных с помощью самих заключенных. Дескать, никто так хорошо не знает вопроса, как они сами, и при правильной постановке дела можно искоренить преступность. Многие воры с целью давления на заключенных стали проникать на эти должности и получать неограниченные возможности утверждать свои «законы». Причем воровская категория преступников полностью отмежевалась от политических группировок, считая, что вор должен только воровать. Тех, кто придерживался воровских правил поведения, стали называть «ворами в законе».

В жаргоне дореволюционного преступного мира термина «вор в законе» не было. Судя по всему, он появился в начале 1930-х гг. Название символизировало принадлежность преступника к группировке рецидивистов, а другие категории преступников относились к среде, находящейся за пределами «законов» этой группировки.

«Воры в законе» - явление уникальное и не имеющее аналогов в мировой криминальной практике. Они, несомненно, возникли в определенных социально-экономических условиях, и все же основным связующим звеном здесь были уголовные традиции. «Вор в законе», по мнению специалистов, относился к особой категории преступников-рецидивистов, характеризовавшейся двумя особенностями: устойчивым, «принципиальным паразитизмом и высокой организованностью.

Посвящение в звание «вора в законе» было весьма сложным и мучительным. Им мог считаться лишь тот, кто имел судимости, пользовался авторитетом в уголовной среде и ко всему прочему был принят в группировку на специально собранной конференции (сходке).

Кандидат в группировку проходил испытание, всесторонне проверялся, после чего ему давались устные и письменные рекомендации. Сходка являлась не просто формальным актом утверждения новичка. Главная ее цель состояла в определении надежности принимаемого лица, пропаганде воровских «идеалов» среди других категорий правонарушителей. Поэтому те, кто рекомендовал кандидата, несли перед сходкой ответственность за его дальнейшее поведение. Неслучайно лица, попавшие в группировку, были исключительно ей преданы.

Вступление в «общество» в условиях свободы обставлялось торжественно. Существовала присяга, которую принимали публично. Текст ее был примерно такой: «Я как пацан встал на путь воровской жизни, клянусь перед ворами, которые находятся на сходке, не идти ни на какие аферы чекистов».

Рецидивисты, принятые в группировку, переходили в качественно новую криминальную категорию и должны были беспрекословно выполнять требования воровского «закона», представляющего собой совокупность норм поведения, выработанных преступным опытом. Весь «закон» был направлен исключительно на укрепление и сохранение данной группировки, на ее паразитическое существование не только в обществе, но и антиобщественной среде.

Главной обязанностью члена группировки являлась безоговорочная поддержка так называемой воровской идеи. Второе правило запрещало вору иметь какие-либо контакты с органами правопорядка. Третье требование «закона» предписывало членам сообщества быть честными по отношению друг к другу. Четвертое правило обязывало «воров в законе» следить за порядком в местах заключения, устанавливать там полную власть воров. В противном случае они отвечали перед воровской сходкой. Пятое положение «закона» требовало вовлечения в свою среду новых членов, поэтому они вели активную работу среди молодежи, особенно несовершеннолетней. Шестое правило запрещало преступникам интересоваться вопросами политики, читать газеты, служить в армии, работать в общественных организациях, иметь награды от государства и т.д. Седьмым принципиальным положением являлось обязательное умение члена группировки играть в азартные игры, что имело существенное значение. Игры помогали общению, установлению власти над другими заключенными, у которых воры выигрывали не только имущество, но и жизнь, создавая тем самым окружение смертников для выполнения особых поручений.

Многие нормы воровского «закона» касались поведения рецидивистов в местах заключения. Находясь в местах лишения свободы,«воры в законе» организовывали противодействие администрации, принуждая ее нередко идти на компромиссы. Отмечались случаи, когда администрация лагерей обращалась за помощью к ворам для наведения порядка или выполнения производственного плана. Таковы основные положения и роль «законов» группировки.

Несомненный интерес представляют сведения об организационной структуре группировки, ведь «воры в законе» не представляли собой какой-то цельной группы, действующей на определенной территории и имеющей руководителей, как это было и есть в мафии. В этом аспекте сообщество рецидивистов в целом несравнимо с известными нам формами объединения преступников, так как оно базировалось на основе неформального «закона», действовавшего на территории преимущественно России. К тому же группировка не имела мест дислокации и зон своего влияния.

В местах лишения свободы «воры в законе» объединялись в семьи, на свободе - в общины, которые были в любом населенном пункте, где имелось хотя бы несколько членов группировки. Общины делились (условно) на небольшие группы по два-три человека, каждая из которых занималась определенным видом преступлений. Например, одна состояла из карманников, другая из квартирных воров, третья - из грабителей и т.п.

По сведениям специалистов 50-х гг. XX столетия, доля «воров в законе» среди всех рецидивистов составляла не более 6%. Членов группировки насчитывалось где-то около 3,5 тыс. человек, из которых 300 - женщин. Относительно небольшое число их, вероятно, объясняется тем, что они не стремились к расширению своих рядов из-за невозможности пользоваться общими воровскими кассами в местах лишения свободы.

В группировках, как уже отмечалось, не было прямых руководителей. Организующим звеном являлась воровская сходка. Сходки проводились местные и региональные. Региональные сходки, касающиеся вопросов сообщества в целом, собирались редко. Кроме прочих важных вопросов, на таких сборищах судили «авторитетов», неподсудных общинным (местным) сходкам. Данное обстоятельство свидетельствует о том, что среда «воров в законе» была неоднородная и делилась на две категории, одна из которых, очевидно, вела организационную работу и находилась на верхней ступени иерархии. По документам тех лет, сходки проходили в московских Сокольниках (1947 г.), в Казани (1955 г.), Краснодаре (1956 г.). Они собирали от 200 до 400 делегатов.

Группировка «воров в законе» действовала преимущественно на территории Российской Федерации. Лица из Средней Азии, Закавказья, Прибалтики были в ней исключением - в основном те, кто проживал или отбывал наказание в лагерях России.

Группировка профессиональных преступников просуществовала до начала 1960-х гг. Ее разложение и ликвидацию нередко связывают с изменением уголовного и уголовно-процессуального законодательства в 1958-1960 гг. Это, безусловно, сыграло не последнюю роль, однако правильнее говорить о целом ряде взаимосвязанных факторов.

Противоречия в среде «законников» возникли в предвоенные и, особенно, в послевоенные годы, когда сообщество интенсивно пополнялось новыми членами из числа беспризорных и осужденных за тяжкие преступления, характерные для военного времени. В этой связи обычная воровская касса перестала удовлетворять потребности «воров в законе», вследствие чего они повысили размер взимаемой с осужденных дани с 1/3 до 2/3 их заработка. Усиление эксплуатации со стороны воров стало приводить к возмущению и открытому неповиновению основной массы осужденных («мужиков»), среди которых появились свои лидеры.

Второе противоречие, по мнению специалистов, было связано с возникновением другой противоборствующей группировки осужденных. Как известно, в военные и послевоенные годы в лагерях увеличилось число осужденных за бандитизм, измену родине и иные тяжкие преступления. Эти люди, объединенные тяжестью наказания, стали сплачиваться и заимствовать у «воров в законе» неформальные нормы поведения, облагать осужденных данью. Такая группировка получила, как отмечает ряд авторов, название «отошедших», или «польских воров».

По существу, это были те же «воры в законе», объединившиеся в другую группировку. В ориентировке ГУЛАГа МВД СССР от 12 сентября 1955 г. «О мерах по разложению и ликвидации враждующих групп в среде уголовно-бандитствующего элемента из числа заключенных» отмечалось, например, что в среде воров-рецидивистов, составляющих ядро уголовно-бандитского элемента, действительно происходит расслоение. От их основной массы, именующей себя «ворами в законе», постоянно отходят «провинившиеся» оставаясь в сущности своей теми же уголовниками-рецидивистами. Поэтому факт расслоения и открытой вражды воров в законе» и «отошедших» имеет место, и с этим нельзя не считаться.

Между указанными группировками началась вражда, жестокая борьба за лидерство среди других осужденных, за право обладания общей кассой. Нередко она доходила до физического истребления друг друга. «Отошедшие» отказывались входить в зону, где лидерствовали «воры в законе», говоря, что те их режут и убивают. Вместе с тем «отошедшие» стали быстро утверждаться, чему способствовала некоторая гибкость их поведения. С одной стороны, они не отказывались работать, вступали в контакт с администрацией и даже были активистами, а с другой - придерживались выгодных для них воровских законов. Поэтому администрация некоторых лагерей ошибочно посчитала «польских воров» позитивным формированием и оказывала им некоторое содействие в борьбе с «ворами в законе» Но в основном вражда между группировками использовалась оперативными работниками как благоприятное условие для проведения мероприятий по разложению воровского сообщества.

Усилению положения «отошедших» способствовали также противоречия, возникшие непосредственно в самой группировке «воров в законе». Они начались после принятия Закона об усилении ответственности за имущественные преступления от 4 июня 1947 г. Более длительный срок наказания за кражи, установленный указом, заставил профессиональных преступников серьезно задуматься над смыслом воровской «идеи».

Законы, как справедливо отмечается специалистами, с одной стороны, усилили отход преступников от воровских традиций, а с другой - привели к значительной концентрации воров в местах лишения свободы. Оба эти обстоятельства способствовали усилению процесса разложения группировки и вражде между самими ворами, вызванной борьбой за право обирать заключенных. На воровских сходках в местах лишения свободы пересматривалось «правовое» положение членов группировки, многие из нее исключались. Причем изгнанные из нее сразу же переходили к «отошедшим» и включались в борьбу против недавних своих собратьев по воровской «идее».

В первой половине 1950-х гг. работники правоохранительных органов усилили работу по разложению группировок, особенно после указа Президиума Верховного Совета СССР от 13 января 1953 г. «О мерах по усилению борьбы с особо злостными проявлениями бандитизма среди заключенных в исправительно-трудовых лагерях».

Распад группировки в середине 1950-х гг. сопровождался возникновением в местах лишения свободы более мелких сообществ заключенных. В документах органов внутренних дел отмечалось, что между такими группировками, как «польские воры», «махновцы», «беспредельщики», «анархисты», «чугунки», «подводники» и т.д., поскольку они возникли в среде «отошедших», нет существенной разницы.

Указанные выше сведения опровергают мнение о существовании множества самостоятельных группировок типа «воров в законе».

Борьба между двумя противоположными группировками усиливалась еще и потому, что до середины 1950-х гг. их участники содержались в одних и тех же лагерях. В 1955 г. после подведения итогов борьбы с группировками МВД СССР было решено приказом содержать этих лиц независимо от количества судимостей и совершенного преступления в специальных лагерных пунктах строгого режима. Запрещалось также переводить членов группировок из одного лагеря в другой, как это часто делалось администрацией раньше.

Однако эти и другие меры не приводили к наведению должного порядка. «Воры в законе», как отмечалось тогда, оказывали организованное неповиновение и противодействие государственной исправительно-трудовой политике.

По словам опрошенных сотрудников из администрации лагерей тех лет, массовые беспорядки приводили к полной дезорганизации работы в некоторых местах лишения свободы.

Целенаправленная работа по разложению группировки «воров в законе» и производных от нее сообществ началась после выхода Постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР от 24 октября 1956 г. № 1443-719, направленного на улучшение работы Министерства внутренних дел. Выполняя его требования, органы внутренних дел разработали и осуществили комплекс мер по ликвидации неформальных группировок уголовной направленности.

Главная задача этих мер состояла в развенчании культа уголовно-воровских традиций. В этих целях был создан специальный лагерь, в который переводили «воров в законе» из других мест лишения свободы для проведения с ними индивидуальной работы Там же создавался небольшой актив из числа «воров в законе», которые с помощью оперативных работников готовили и рассылали обращения о необходимости отказа от преступной деятельности ко всем рецидивистам. О трудности этой работы говорит тот факт, что из 300 рецидивистов «экспериментальной» группы заявить об отходе от сообщества согласились лишь несколько человек.

Но принимаемые меры имели не только репрессивный характер, чего, прямо скажем, нельзя было совсем исключать в борьбе с «идейными» рецидивистами, но были и воспитательными. В нее также включались средства массовой информации.

Важное место в пропагандистской работе отводилось разоблачению культа «честности» и «идейности» рецидивистов. Понимая, что многие осужденные верят группировке, администрация мест лишения свободы стала предавать гласности факты отступления членов группировки от «закона», обворовывания и обмана ими заключенных.

Использование компрометирующих данных оказывало сильное воздействие не только на «воров в законе», но и на другую часть осужденных. Появлялись факты сокрытия некоторыми ворами своей принадлежности к группировке, что сразу влекло исключение из нее.

Организация борьбы с группировками осуществлялась на основе тщательного изучения тактики действий рецидивистов. В одном из документов - «Обзоре работы некоторых ИТУ по ликвидации преступных группировок заключенных» от 25 апреля 1958 г. - приведены следующие приемы воздействия лидеров преступной среды на осужденных:

• влияние на неустойчивую часть осужденных оказывалось с помощью установленных правил поведения, возведенных в своеобразную форму «закона» и «традиций»;
• для избежания ответственности рецидивисты подбирали второстепенных лиц и с помощью угроз и шантажа заставляли их совершать опасные преступления или брать вину «законников» на себя;
• боясь разоблачения, рецидивисты вместо прямых убийств соучастников или лиц, их окружающих, применяли к ним самые жестокие, но скрытые от других заключенных меры, заставляя кончать жизнь самоубийством;
• рецидивисты проникали в среду работающих заключенных, паразитировали в ней, занимаясь поборами;
• по халатности администрации уголовникам-рецидивистам удавалось также проникать на должности низового административно-производственного персонала с целью легального терроризирования осужденных.

К началу 1960-х гг. сообщество «воров в законе» прекратило свою активную деятельность. В последующие годы о «ворах в законе» в нормативных актах не упоминалось, хотя проблема эта до конца осталась нерешенной.

После ликвидации союзного Министерства внутренних дел борьба с группировками централизованно не велась и осуществлялась в каждой республике самостоятельно вплоть до 1966 г. (до создания Министерства охраны общественного порядка СССР).

И все-таки по группировке «воров в законе» удар нанесли сильный и даже на какое-то время ее нейтрализовали.