Признаки, характеризующие субъект и субъективную сторону преступлений экстремистской направленности

Субъективные признаки преступлений экстремистской направленности, особенно мотивы данных уголовно наказуемых деяний, индивидуализируют последние и позволяют проводить отграничение от смежных составов преступлений.

Понятие субъекта преступления в уголовном законодательстве не содержится. Однако на теоретическом уровне данный элемент состава преступления рассматривается в виде совокупности признаков, указанных в гл. 4 УК РФ. Так, ст. 19 этой главы содержит общие условия уголовной ответственности, которые совпадают с обязательными признаками субъекта преступления.

В теории уголовного права под субъектом преступления понимается лицо, совершившее общественно опасное деяние, ответственность за которое установлена уголовным законом, и способное нести за него уголовную ответственность. Любой субъект преступления должен обладать тремя признаками, отсутствие которых исключает наличие в деянии состава преступления: 1) физическое лицо, т.е. человек (под физическим лицом имеются в виду граждане России, иностранные граждане и лица без гражданства); 2) вменяемость; 3) достижение возраста, установленного уголовным законом.

Нормы об ответственности за преступления экстремистской направленности, как правило, не содержат каких-либо дополнительных характеристик их субъекта, за исключением п. «б» ч. 2 ст. 282 и ч. 3 ст. 282.1 УК РФ, где указывается на лицо, совершившее деяние с использованием своего служебного положения. В преступлении, предусмотренном ч. 4 ст. 150 УК РФ, в качестве его субъекта выступает лицо, достигшее повышенного возраста уголовной ответственности — 18 лет. Проанализируем общие признаки данного элемента состава преступления.

Первым признаком субъекта каждого преступления экстремистской направленности является то, что им должно быть физическое лицо. Как уже было указано, на основании ст. 11 — 13 УК РФ субъектом преступлений могут быть граждане России, иностранные граждане и лица без гражданства.

Вторым общим признаком, которым должен обладать субъект преступления, является вменяемость. Под вменяемостью в теории уголовного права понимают такое состояние психики, при котором человек способен осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) и руководить ими.

В ст. 21 УК РФ данный признак субъекта преступления определяется через свою противоположность — невменяемость, включающую 2 юридических и 4 медицинских критерия. Если под первыми понимается неспособность лица осознавать фактический характер и общественную опасность своего деяния либо руководить им, то вторые из них включают указание на 4 разновидности психических отклонений: хроническое психическое расстройство, временное психическое расстройство, слабоумие либо иное болезненное состояние психики. При установлении хотя бы одного медицинского и одного юридического критерия уголовная ответственность исключается.

Третьим общим признаком субъекта преступления является установленный уголовным законом возраст привлечения к уголовной ответственности. В соответствии с ч. 1 ст. 20 УК РФ «уголовной ответственности подлежит лицо, достигшее ко времени совершения преступления шестнадцатилетнего возраста». Большинство преступлений экстремистской направленности предполагают 16-летний возраст их субъекта. Уголовная ответственность за убийство, умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, умышленное причинение вреда здоровью средней тяжести, хулиганство, предусмотренное ч. 2 ст. 213 УК РФ, устанавливается с 14-летнего возраста (ч. 2 ст. 20 УК РФ).

Необходимо учитывать, что в соответствии с п. 1 ч. 1 ст. 421 УПК РФ установление возраста несовершеннолетнего входит в предмет доказывания по уголовному делу о преступлении, совершенном таким лицом¹См.: Васильевский А. Возраст как условие уголовной ответственности // Законность. 2000. № 11. С. 23-25.. При этом лицо признается достигшим возраста уголовной ответственности не в день рождения, а с ноля часов следующих после этого дня суток. Если же возраст устанавливается судебно-медицинской экспертизой, то днем рождения лица считается последний день года, названного экспертами, а при определении возраста минимальным и максимальным числом лет необходимо исходить из предлагаемого экспертами минимального возраста (упоминавшееся постановление Пленума Верховного Суда РФ от 14 февраля 2000 г. № 7 «О судебной практике по делам о преступлениях несовершеннолетних»)²См. также: Цымбал Е.. Дьяченко А. Возрастная невменяемость: теория и практика применения // Уголовное право. 2000. № 3. С. 43- 50..

Кроме того, в соответствии с ч. 3 ст. 20 УК РФ несовершеннолетний не подлежит уголовной ответственности, если он хотя и достиг возраста уголовной ответственности, установленного ч. 1 или 2 данной статьи, но вследствие отставания в умственном развитии, не связанном с психическим расстройством, во время совершения общественно опасного деяния не мог в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность совершаемых им действий или бездействия.

Для установления наличия и степени умственной отсталости несовершеннолетнего в необходимых случаях (п. 3 ст. 196 УПК РФ) назначается судебная комплексная психолого-психиатрическая экспертиза.

В последние годы участились случаи совершения преступлений экстремистской направленности лицами в несовершеннолетнем возрасте, нередко до достижения виновными возраста 16 лет.

Так, 3 декабря 2008 г. коллегия присяжных в Мосгорсуде признала семерых членов банды скинхедов виновными в совершении 20 убийств и 12 покушений на убийство, при этом на момент преступлений большинству из обвиняемых не было даже 16 лет³См.: Федосенко В. Смертельная ненависть// Российская газета. 2008. 4 дек.. В газетной публикации подчеркивается, что жестокость данных осужденных «переходила все границы. К примеру, гражданина Китая подростки сначала избили коваными башмаками, а затем прикончили. Скинхеды нанесли по очереди десятки ножевых ранений. В качестве доказательств в суде показали видеозапись, на которой хорошо видно, как забивают ни в чем не повинного человека».

Показательным является и отношение осужденных подростков к судебному процессу и правосудию в целом. По словам участника процесса, «все подсудимые вели себя спокойно и нагло. А порой откровенно по-хамски. Улыбались и хихикали. Судье Петру Штундеру заявили отвод потому, что у него «нерусская фамилия». А гособвинителя Марию Семененко требовали заменить потому, что «она слишком красивая и будет отвлекать от процесса».

Отметим, что приведенный пример объединения несовершеннолетних в группы для совершения преступлений экстремистской направленности является далеко не единичным фактом.

Так, в том же 2008 г. Московским городским судом был вынесен обвинительный приговор еще одной молодежной группе, члены которой (всего 13 человек) были признаны виновными в возбуждении национальной ненависти, убийстве двух потерпевших, а также в умышленном причинении вреда здоровью различной степени тяжести 9 лицам. При этом только один из участников данной группы был совершеннолетним, соответственно сроки лишения свободы варьировались от 3 до 10 лет.

В августе 2008 г. М ВД России представило общественности следующие данные: 11 тысяч молодых людей в нашей стране входят в экстремистские объединения, всего учтено 302 организации, 150 из них склонны к агрессивным действиям (например, РНЕ, НБП, ДПНИ, АКМ). Эти данные, а также проведенный нами контент-анализ популярных российских газет подтверждает предположение о том, что в молодежной среде экстремизм становится или уже стал одним из наиболее модных идеологических течений.

Полагаем, что не последнюю роль в самогероизации и явной браваде подростков и других несовершеннолетних, осужденных за совершение преступлений экстремистской направленности, играет излишне гуманный подход российского уголовного закона к ответственности и наказанию лиц, совершивших преступления в возрасте до 18 лет. Считаем, что из общего правила, содержащегося в ч. 6, 6.1, 6.2, 7 ст. 88 УК РФ, должен быть сделан ряд исключений, касающихся, в частности, назначения наказания в виде лишения свободы наравне с совершеннолетними при совершении тяжких и особо тяжких преступлений экстремистской направленности, т.е. в пределах санкции соответствующей статьи Особенной части УК РФ, а при совокупности таких уголовно наказуемых деяний — до 25 лет.

Отметим, что в среде специалистов в области уголовного права и криминологии нередки доводы о бессмысленности ужесточения санкций уголовно-правовых норм, в том числе об ответственности за преступления экстремистской направленности. Так, С.Е. Вицин считает, что «сколько бы ни усиливали уголовную ответственность за насильственные преступления и, в частности, за убийства на почве национальной вражды, эффект будет минимален. Этот карательный ресурс по существу исчерпан»⁴Цит. по: Выжутович В. Слово и нож // Российская газета. 2008. 29 февр.. Однако, по нашему мнению, ни одна из таких санкций не является абсолютно определенной и, как правило, предлагает суду несколько альтернативных видов наказания, а также минимальную и (или) максимальную границы (пределы) при их назначении. При этом общие начала назначения наказания обязывают судей учитывать характер и степень общественной опасности преступления, личность виновного, в том числе смягчающие и отягчающие наказание обстоятельства, а также влияние назначенного наказания на исправление осужденного и на условия жизни его семьи (ч. 3 ст. 60 УК РФ).

Кроме того, при наличии некоторых смягчающих обстоятельств наказание может быть существенно снижено (ст. 62 УК РФ) и даже быть более мягким, чем предусмотрено в санкции (ст. 64 УК РФ).

Отмеченные моменты свидетельствуют о том, что усиление санкций само по себе еще не означает с необходимостью ужесточения уголовной репрессии. Полагаем, что такое усиление в основном вкладывается в содержание одного из неотъемлемых признаков преступления — наказуемость и способно внести вклад в рост так называемой потенциальной ответственности граждан и повышение эффективности общепревентивного воздействия уголовного закона.

Так, в 2007 г. в г. Иваново двое скинхедов напали на председателя ивановской еврейской общины Эрвина Кирштейна и молодого раввина из Канады Цви Хершковича, избили их, угрожали убийством.

Нападение было совершено в центре г. Иваново, когда Кирштейн знакомил с городом раввина Хершковича, выбиравшего в России место для постоянного служения. Вместе с ними был еще один молодой член общины, жена раввина с 8-летней дочерью. Начав с антисемитских выкриков (Кирштейн и Хершкович были в национальных головных уборах), виновные, находясь в состоянии алкогольного опьянения, затем ударили по голове 70-летнего Кирштейна пивной бутылкой так, что та разбилась, стали избивать его и второго члена общины. Размахивая ножом, угрожали им убийством, несколько раз выстрелили из устройства самозащиты в сторону Хершковича. Один из посторонних граждан пытался помешать нападению и отобрать нож у нападавших, но ему был нанесен глубокий порез. Нападавшие не успели скрыться и были задержаны милицией.

Задержанные — Новиков Иван и Новиков Сергей, оба 1986 г.р., первый из них — студент исторического факультета ИвГУ, второй — безработный.

Во время следствия Новиков Иван глубоко раскаялся в содеянном и по ходатайству еврейской общины был освобожден из СИЗО. Позже он побывал в еврейском общинном доме, ознакомился с имевшейся там литературой, подготовил доклад о сущности сионизма и выступил с ним на «круглом столе», посвященном 60-летию решения ООН о создании государства Израиль. Второй виновный, Новиков Сергей, особого сожаления относительно своего противоправного поведения не выразил. Учитывая более активную роль Сергея Новикова в совершенном преступлении (именно он угрожал ножом, ударил Кирштейна бутылкой по голове), последствия содеянного и личность виновного, суд, признав его виновным в совершении преступлений, предусмотренных ст. 282, 213 и 112 УК РФ, приговорил к 4 годам лишения свободы в колонии общего режима, обязав выплатить потерпевшим 120 тыс. руб.⁵См.: Ветошкин С. С бритой головы на здоровую // Российская газета. 2008. 6 марта.

Приведенный пример свидетельствует о том, что строгость наказания во многом зависит от самого виновного, в том числе от его послепреступного поведения, что также подтверждает доводы относительно особенностей назначения лишения свободы несовершеннолетним, совершившим преступления экстремистской направленности.

Отмеченное состояние опьянения виновных для совершения преступлений экстремистской направленности (как, впрочем, для насильственных преступлений в целом) является характерным. Согласно проведенным исследованиям 200 уголовных дел о преступлениях экстремистской направленности подавляющее число данных уголовно наказуемых деяний (около 70%) совершается в состоянии алкогольного опьянения. Соответственно, при расследовании и рассмотрении в суде таких уголовных дел необходимо учитывать положение ст. 23 УК РФ, согласно которому лицо, совершившее преступление в состоянии опьянения, вызванного употреблением алкоголя, наркотических средств или других одурманивающих веществ, подлежит уголовной ответственности, причем на равных основаниях.

СТРОГОСТЬ НАКАЗАНИЯ ВО МНОГОМ ЗАВИСИТ ОТ САМОГО ВИНОВНОГО, В ТОМ ЧИСЛЕ ОТ ЕГО ПОСЛЕПРЕСТУПНОГО ПОВЕДЕНИЯ, ЧТО ТАКЖЕ ПОДТВЕРЖДАЕТ ДОВОДЫ ОТНОСИТЕЛЬНО ОСОБЕННОСТЕЙ НАЗНАЧЕНИЯ ЛИШЕНИЯ СВОБОДЫ НЕСОВЕРШЕННОЛЕТНИМ, СОВЕРШИВШИМ ПРЕСТУПЛЕНИЯ ЭКСТРЕМИСТСКОЙ НАПРАВЛЕННОСТИ

В отличие от п. 10 ст. 39 УК РСФСР 1960 г. ст. 63 УК РФ 1996 г. не предусматривает состояние опьянения в перечне обстоятельств, отягчающих наказание, что вызывает критику со стороны отдельных ученых⁶ См.: Зарубин В.И. Уголовная ответственность за хулиганство: лис.... канд. юрид. наук. М., 2001. С. 162.. Полагаем, что в настоящее время назрела необходимость возвращения к усилению ответственности лиц, совершивших преступления в состоянии опьянения. Однако это следует осуществить не избирательно, как это было сделано в ст. 264 УК РФ, а на уровне ч. 1 ст. 63 УК РФ, распространяющей свое действие на все уголовно наказуемые деяния.

Как уже упоминалось, субъектом вовлечения несовершеннолетнего в совершение преступления экстремистской направленности (ч. 4 ст. 150 УК РФ) является лицо, достигшее повышенного возраста уголовной ответственности — 18 лет и старше.

В п. «б» ч. 2 ст. 282 и ч. 3 ст. 282.1 УК РФ в качестве квалифицирующего признака соответствующих деяний указано их совершение лицом с использованием своего служебного положения. Данный признак подразумевает, что субъект преступления должен характеризоваться, помимо общих, еще и дополнительным признаком, т.е., как отмечалось ранее, является специальным. В качестве субъекта преступления, предусмотренного п. «б» ч. 2 ст. 280 и ч. 3 ст. 282.1 УК РФ, могут выступать должностные лица, государственные служащие либо служащие органов местного самоуправления, не относящиеся к числу должностных лиц, а также лица, выполняющие управленческие функции в коммерческой либо иной организации. При отнесении виновного к субъекту квалифицированного вида рассматриваемых преступлений необходимо руководствоваться примечаниями к ст. 201, 285 и 318 УК РФ. Отметим, что такие лица должны не просто осуществлять объективную сторону данных преступлений, но и использовать при этом принадлежащие им полномочия, круг которых определяется в федеральных законах, подзаконных нормативных правовых актах, а также в служебных инструкциях, контрактах (трудовых договорах).

Применительно к организации экстремистского сообщества и деятельности экстремистской организации следует учитывать, что констатация соответствующих составов преступлений возможна при наличии того или иного объединения, т.е. множественности лиц, образующих последние, как минимум двух. Однако, по нашему мнению, это не может служить доводом в пользу признания субъектом данных уголовно наказуемых деяний некой совокупности физических лиц.

Следуя принципам законности, вины и справедливости, общим положениям о лице, именуемом субъектом преступления, а также поддерживаемому в теории уголовного права постулату о присущей последнему личной ответственности, подчеркнем, что в качестве субъекта в основных составах преступлений, предусмотренных ст. 282.1 и ст. 282.2 УК РФ, выступает физическое вменяемое лицо, достигшее 16 лет.

Заканчивая рассмотрение признаков субъекта преступлений экстремистской направленности, отметим, что при опубликовании материалов о таких деяниях в средствах массовой информации целесообразно ограничиваться лишь указанием на возраст и число задержанных, а лучше — осужденных лиц, без подчеркивания их расовой, национальной, религиозной либо иной принадлежности.

Данное замечание связано с тем, что в средствах массовой информации стало привычным выделение указанной принадлежности лиц, обвиняемых в совершении преступлений, причем с явным либо скрытым выражением негативного к ним отношения. Такие публикации встречаются даже в официальных изданиях.

Например, А. Бондаренко, комментируя судебное разбирательство по громкому делу об убийстве, совершенном в ходе конфликта в дорожной пробке во Владивостоке в октябре 2006 г., отмечает, что «масла в огонь подливает тот факт, что Немат Гамидов является гостем в приморской столице. Уроженец Азербайджана, столь нагло поведший себя в чужой стране и получивший в результате за тяжкое преступление несравнимо мягкое наказание, спровоцировал новые разногласия между национальными диаспорами и коренными россиянами»⁷Бондаренко А. Смерть в пробке // Российская газета. 2008. 11 янв. . Относительно этой ситуации не лучшим образом высказался и популярный писатель С. Лукьяненко: «В данном случае я вижу межкультурный конфликт: то, что для русского просто грубое высказывание, для человека с мусульманским менталитетом — повод, чтобы убить обидчика»⁸Позиция писателя // Российская газета. 2008. 11 янв..

Результаты изучения публикаций популярных российских газет, проведенного В. Бурковской, свидетельствуют, что «в прессе доминирует представление о мигранте как о человеке агрессивном, несущем угрозу экономическому благосостоянию «коренных» жителей, чье появление в городе влечет за собой различные проблемы: эпидемию, наркоманию, рост преступности и т.д.»⁹Бурковская В. Новая редакция статьи 282 УК РФ «Возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства»: старые проблемы // Уголовное право. 2004. № 2. С. 12.. Отмеченное обстоятельство, по мнению отдельных социологов, позволяет говорить о формировании средствами массовой информации негативного образа этнического иммигранта¹⁰ См.: Титов В.Н. О формировании прессой образа этнического иммигранта (взгляд социолога) // Социологические исследования. 2003. № 6. С. 42.. Так, в одном из номеров «Российской газеты» отмечается: «Много нехороших дел творят иностранцы. За год наши «гости» совершили более 50 тысяч преступлений, что на 8,6 процента больше, чем в прошлом году [в 2008 г.]. Правда, они тоже нередко становятся жертвами. Рашид Нургалиев сообщил, что для разработки и проведения согласованных мероприятий по пресечению таких преступлений создан ситуационный центр МВД и Федеральной миграционной службы»¹¹ Фалалеев М. Милицейский отсчет // Российская газета. 2009. 18 дек..

В другом номере той же газеты указываются следующие данные: «По сведениям Главного информационно-аналитического центра МВД России, на территории страны в прошлом году иностранцы совершили 57 955 преступлений, что на 7,6 процента больше, чем в 2008 году. Милиция раскрыла 572 убийства, 821 случай умышленного причинения тяжкого вреда здоровью, 411 изнасилований, 1258 разбойных нападений, 2745 грабежей, 10 000 краж, 1506 мошенничеств, 6091 преступление, связанное с незаконным оборотом наркотиков. Вообще удельный вес преступлений граждан зарубежных государств в общей структуре преступности — 3,5 процента»¹²Фалалеев М. Досье на гастарбайтера // Российская газета. 2010. 16 февр.. Здесь же подчеркивается, что «наиболее «активные» в криминальном плане гости из Узбекистана, Таджикистана, Украины, Азербайджана, Киргизии, Молдовы. Количество преступлений, совершенных ими в прошлом году, выросло почти в два раза».

Представляется, что подобного рода публикации еще более нагнетают ненависть и вражду между социальными группами, различающимися по разным признакам, а следовательно, являются недопустимыми.

Данные публикации «наслаиваются» на и без того устойчиво негативное отношение большинства населения России, особенно ее центральной части, к представителям других национальностей и стран. Так, 75% опрошенных Всероссийским центром изучения общественного мнения (ВЦИОМ) респондентов — жителей Москвы и Санкт-Петербурга относятся «скорее отрицательно» к большому количеству приезжих из других стран.

Под субъективной стороной как элементом состава преступления понимается «совокупность предусмотренных уголовным законом признаков, характеризующих психическое отношение лица к совершенному деянию, содержащему данный состав».

Содержание субъективной стороны состава преступления в теории уголовного права раскрывается с помощью таких признаков, как вина, мотив, цель и эмоциональное состояние. При этом вина является обязательным признаком субъективной стороны состава преступления, а мотив, цель и эмоциональное состояние выступают в качестве ее факультативных признаков, приобретающих статус обязательных, как правило, при их наличии в диспозиции конкретной статьи УК РФ.

Все преступления экстремистской направленности могут быть совершены только с умышленной формой вины. Определение умысла, закрепленное в ст. 25 УК РФ, касается только преступлений с материальными составами, к которым следует относить составы таких уголовно наказуемых деяний экстремистской направленности, как убийство (п. «л» ч. 2 ст. 105 УК РФ), умышленное причинение вреда здоровью различной степени тяжести (п. «с» ч. 2 ст. 111, п. «е» ч. 2 ст. 112 и п. «б» ч. 2 ст. 115 УК РФ), побои (п. «б» ч. 2 ст. 116 УК РФ) и истязание (п. «з» ч. 2 ст. 117 УК РФ). Формальными составами преступлений являются составы угрозы убийством или причинением тяжкого вреда здоровью (ч. 2 ст. 119 УК РФ), хулиганства (п. «б» ч. 1, ч. 2 ст. 213 УК РФ), публичных призывов к осуществлению экстремистской деятельности (ст. 280 УК РФ) и организации деятельности экстремистской организации (ст. 282.2 УК РФ). Составы преступлений вандализма (ч. 2 ст. 214 УК РФ) и надругательства над телами умерших и местами их захоронения (п. «б» ч. 2 ст. 244 УК РФ) являются формально-материальными. В ст. 282.1 УК РФ об ответственности за организацию экстремистского сообщества содержатся усеченные составы преступлений.

Нами поддерживается господствующая позиция, согласно которой вина во всех преступлениях с формальным составом может характеризоваться только прямым умыслом. Применительно к формальным составам определение прямого умысла усечено, т.е. «объективным признаком, воплощающим общественную опасность преступного деяния, является общественно опасное действие и бездействие. Поэтому форма вины определяется характером интеллектуального и волевого отношения к этому признаку». Данное положение в полной мере можно отнести и к умыслу в преступлениях с усеченным составом.

В преступлениях с материальным составом прямой умысел включает осознание виновным общественной опасности своего деяния, предвидение возможности или неизбежности его общественно опасных последствий и желание наступления последних.

При характеристике умысла применительно к составу конкретного преступления необходимо учитывать его содержание, определяемое, в основном, за счет анализа признаков объекта и объективной стороны соответствующего уголовно наказуемого деяния. Так, применительно к преступлению, предусмотренному ст. 150 УК РФ, Пленум Верховного Суда РФ в абз. 2 п. 8 постановления Пленума Верховного Суда РФ «О судебной практике по делам о преступлениях несовершеннолетних» разъяснил, что «судам следует иметь в виду, что к уголовной ответственности за вовлечение несовершеннолетнего в совершение преступления могут быть привлечены лица, достигшие 18-летнего возраста и совершившие преступление умышленно. Следует также устанавливать, осознавал ли взрослый либо допускал, что своими действиями вовлекает несовершеннолетнего в совершение преступления. Если взрослый не знал о несовершеннолетии лица, вовлеченного им в совершение преступления, он не может привлекаться к ответственности по статье 150 УК РФ». Отметим, что состав преступления, предусмотренного ч. 4 ст. 150 УК РФ, является формальным, что указывает на возможность совершения деяния только с прямым умыслом. Соответственно виновный должен, во-первых, осознавать общественную опасность своего действия (своих действий), в том числе возраст вовлекаемого лица (младше 18 лет), характер преступления, в которое вовлекается несовершеннолетний; во-вторых, желать совершить именно такое деяние.

Поэтому считаем недопустимым при раскрытии субъективной стороны данного преступления использовать словосочетание «осознавал либо допускал» как не относящееся к прямому, причем к определенному (конкретизированному) умыслу.

Для преступлений экстремистской направленности с материальным составом существенным представляется вопрос о возможности их совершении не только с прямым, но и с косвенным умыслом. При ответе на данный вопрос используем утверждение А.И. Рарога о том, что «перечисленные в законе специальные мотивы при совершении преступлений с материальным составом по общему правилу могут сочетаться как с прямым, так и с косвенным умыслом. Например, сочетание определенного мотива с неконкретизированным косвенным умыслом при убийстве или причинении вреда здоровью из хулиганских побуждений... при умышленном причинении тяжкого вреда здоровью по мотиву национальной вражды и т.д. В основе названных мотивов может лежать «потребность» виновного в расправе над потерпевшим. Средством удовлетворения этой «потребности» является сам процесс расправы, в ходе которой виновный предвидит и сознательно допускает причинение неопределенного по тяжести вреда»¹³Рарог А.И. Настольная книга судьи по квалификации преступлений: практ. пособие. М., 2006. С. 109..

Анализ уголовных дел подтверждает, что виновные, реализуя мотивы ненависти либо вражды, нередко не стремятся к определенным (конкретным) результатам (последствиям) и допускают причинение различного по степени тяжести вреда здоровью потерпевшего вплоть до лишения его жизни. Следовательно, преступления экстремистской направленности, имеющие материальный состав, с субъективной стороны могут характеризоваться как прямым, так и косвенным умыслом. При этом если виновный действует с альтернативным умыслом, но по не зависящим от него причинам не достигает ни одного из двух возможных и одинаково им желаемых результатов, содеянное квалифицируется как покушение на причинение менее тяжкого из данных последствий. Если же умыслом виновного охватывается возможность наступления самых различных последствий, в том числе отсутствие таковых, то совершенное при таких условиях деяние квалифицируется с учетом фактически наступивших последствий.

При рассмотрении субъективной стороны преступлений экстремистской направленности большое значение принимает определение мотива содеянного, под которым следует понимать «обусловленные потребностями и интересами внутренние побуждения, которые вызывают у лица решимость совершить преступление и которыми оно руководствуется при его совершении».

В теории уголовного права выделяются два условия отнесения мотива к обязательным признакам субъективной стороны конкретных составов преступлений: 1) указание на мотив непосредственно в тексте диспозиции статьи Особенной части УК РФ; 2) необходимость наличия мотива следует из юридической природы конкретного состава и определяется путем сопоставления данной нормы с другими нормами Особенной части УК РФ.

Мотив определяет цель деяния, а вместе они служат основой, на которой формируется вина, указывают на направленность умысла.

Соответственно, преступления экстремистской направленности характеризуются тем, что умысел при их осуществлении направлен прежде всего на проявление политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти либо вражды, а равно такого же отношения к какой-либо социальной группе, причем совершение при этом насильственных и иных действий является лишь способом такого проявления.

При рассмотрении понятия преступлений экстремистской направленности были проанализированы и мотивы таких уголовно наказуемых деяний. Подчеркнем, что сущность, основу преступлений экстремистской направленности составляют ненависть либо вражда виновных в отношении представителей социальных групп либо таких групп в целом, разделяемых между собой по признакам определенной политической, идеологической, расовой, национальной, религиозной либо иной принадлежности.

Экстремистская направленность преступлений предполагает выходящее за рамки допустимого в обществе негативное отношение к определенным социальным группам и (или) их представителям, основанное на ненависти либо вражде к данным группам и соответствующим индивидам. При этом вражда всегда означает готовность лица к деструктивным действиям, а ненависть лишь предполагает такую возможность. Следовательно, когда лицо, ненавидя кого-либо, готово перейти к активным действиям против соответствующего объекта, можно вести речь о возникновении вражды по отношению к последнему.

При анализе мотивов преступлений экстремистской направленности следует учитывать, что данным деяниям в первую очередь присущи политическая, идеологическая, расовая, национальная или религиозная ненависть или вражда. Остановимся на толковании каждого из понятий, характеризующих ненависть либо вражду.

Слово «идеология», служащее основой для прилагательного «идеологический», раскрывается как система взглядов, идей, характеризующих какую-либо социальную группу, класс, политическую партию, общество. Как видим, идеология — это не какой-либо отдельный взгляд или идея, а система последних, причем присущих не одному индивиду, а определенной общности людей. По нашему мнению, указание на идеологическую ненависть либо вражду, имеющееся в законодательном определении преступлений экстремистской направленности и соответствующего отягчающего обстоятельства, является необоснованным, способным привести к излишне широкому применению уголовного закона, в том числе преследованию за идеологические разногласия между социальными группами и (или) их отдельными представителями.

Прилагательное «расовый» происходит от слова «раса», обозначающего исторически сложившуюся группу человечества, объединенную общностью наследственных физических признаков (цвет кожи, глаз, волос, форма черепа и др.), обусловленных общностью происхождения и первоначального расселения. При этом в человеческом обществе выделяют три расы: европеоидная, монголоидная и негроидная. Отметим, что процессы глобализации, особенно ощутимые в последние десятилетия, с неизбежностью повлияли на смешение рас и, как следствие, расовых признаков. Вместе с тем отличающийся цвет кожи как один из таких признаков, кстати, не всегда однозначно указывающий на принадлежность к определенной расе, в первую очередь предопределяет выбор потенциальных потерпевших.

Поэтому считаем целесообразным и даже необходимым дополнить законодательное определение преступлений экстремистской направленности указанием на отличающийся цвет кожи представителей ненавистных для виновных социальных групп.

Прилагательное «национальный» является производным от слова «нация», может обозначать что-либо характерное для той или иной нации, свойственное именно ей (национальная культура, национальный костюм и т.д.), а равно выступать синонимом прилагательного «государственный». Слово «нация» раскрывается в двух значениях:

исторически сложившаяся устойчивая общность людей, образующаяся в процессе формирования общности их территории, экономических связей, литературного языка, особенностей культуры и духовного облика;
в некоторых сочетаниях: страна, государство (Организация Объединенных Наций).

Слово «религия» составляет основу прилагательного «религиозный» и понимается в трех значениях:

одна из форм общественного сознания — совокупность духовных представлений, основывающихся на вере в сверхъестественные силы и существа (богов, духов), которые являются предметом поклонения;
одно из направлений такого общественного сознания (например, мировые религии — буддизм, ислам и христианство);
в переносном смысле — сложившиеся непоколебимые убеждения, безусловная преданность какой-нибудь идее, принципу, нравственному закону.

Прилагательное «религиозный» также может обозначать верующего человека. Полагаем, что в контексте определения преступлений экстремистской направленности прилагательное «религиозный» следует понимать с учетом первого и второго значений слова «религия». Также отметим, что данное прилагательное предполагает приверженность человека (группы людей) религии в целом либо, что чаще всего, конкретному направлению в ней, тогда как сегодня в обществе нередко встречается и отрицание либо равнодушное отношение к указанным формам и направлениям общественного сознания.

Поэтому при определении преступлений экстремистской направленности более правильным, на наш взгляд, будет указать на отношение к религии, включающее и веру, и атеизм.

Рассмотрев содержание прилагательных «политический», «идеологический», «расовый», «национальный» и «религиозный», позволим себе утверждать, что каждое из них неотделимо от какого-либо из явлений, обозначаемых соответственно словами «политика», «идеология», «раса», «национальность» и «религия». Например, как указывалось ранее, прилагательное «национальный» обозначает что-либо, характерное для определенной нации. Следовательно, по нашему мнению, данные прилагательные недопустимо использовать в сочетании со словами «ненависть» и «вражда», так как соответствующие побуждения характеризуют не какую-либо политику, идеологию, расу, национальность или религию, а психическое отношение к таковым.

Полагаем, что в законодательном определении преступлений экстремистской направленности и соответствующего отягчающего обстоятельства целесообразно указать на ненависть и вражду в отношении социальных групп по признакам национальности, расы, отношения к религии, обладания отличающимся цветом кожи их представителей.

При характеристике субъективной стороны рассматриваемых уголовно наказуемых деяний следует учитывать, что содержание умысла виновного в том или ином преступлении экстремистской направленности включает в себя желание совершить общественно опасное деяние именно в отношении указанных групп и (или) их представителей, а равно в связи с существованием последних. При этом виновный осознает, что в своем противоправном поведении он проявляет соответствующие ненависть либо вражду и желает их продемонстрировать.

Ранее отмечалось, что в определении преступлений экстремистской направленности используется излишне широкое по объему и содержанию понятие, обозначаемое словосочетанием «социальная группа». В социологии такая группа определяется как совокупность людей, имеющих общий социальный признак и выполняющих общественно необходимую функцию в общей структуре разделения труда и деятельности. При этом подчеркивается, что понятие социальной группы является общесоциологическим, обобщающим сущностные характеристики коллективных субъектов общественных отношений, образовавшихся в результате исторической дифференциации общества как единого целого на отдельные структурные составляющие.

Следовательно, под социальной группой принято понимать любую совокупность людей, выделенных по социально значимым критериям (признакам). «Социально значимыми признаками могут быть пол, возраст, национальность и раса, профессия, экономический или политический статус, религия, уровень образования, семейно- брачно-родственный статус, образ жизни, культура и язык, личностные качества, тип социального взаимодействия и социальных отношений, место жительства, а также группировка признаков дают нам огромное количество социальных групп, ведь к ним относятся также малые группы».

А. И. Кравченко отмечает, что «совокупная численность человеческих групп на земле превышает численность населения в 1,5-2 раза. Так, на планете проживает более 5 млрд. человек, а количество групп, по оценкам специалистов, доходит до 8-10 млрд. и все это возможно благодаря тому, что один индивид может состоять в 5-6 группах». По существу общество — это тоже социальная группа, но только самая большая из проживающих на данной территории¹⁴Кравченко А.И. Социология: Словарь: учеб, пособие для студентов вузов. М., 1997. С. 167..

Простейшие на первый взгляд слова «принадлежность к социальной группе» таят в себе множество значений. Одни принадлежат в той или иной социальной группе, когда активно участвуют во всех сферах деятельности. Другие считают принадлежностью лишь то, что формально числятся в такой группе или организации. Таким образом, принадлежность — это целый континуум переходных форм от активного взаимодействия до мысленного отождествления себя с социальной группой (т.е. идентификация).

Но можно выделить и еще одну разновидность принадлежности к определенной социальной группе, о которой человек иногда и не подозревает; к примеру, социологические исследования могут подразделить все общество на самые различные группы (неженатых мужчин, незамужних женщин и т.д.). Конечно, в повседневной жизни мало кто задумывается, а может, и вовсе не знает о том, что, оказывается, принадлежит к одной из таких социальных групп. В рассматриваемом контексте термин «принадлежность» употребляется уже в ином, статистическом, значении. Для конкретного человека такая принадлежность не является чем-то реальным. Определение данной принадлежности может иметь реальное значение для социолога, статистика, криминолога либо иного ученого.

«Таким образом, принадлежность может быть реальной, так или иначе осознаваемой и обозначаемой индивидом, а может быть не реальной, никак не осознаваемой, используемой учеными в качестве критерия классификации людей по категориям».

С позиции квалификации того или иного деяния как преступления экстремистской направленности важно определить как реальную (осознаваемую), так и не реальную (не осознаваемую) принадлежность потерпевшего к конкретной социальной группе, причем определяющее значение для юридической оценки деяния имеет отнесение потерпевшего к такой группе с позиции виновного.

Анализ уголовных дел о преступлениях экстремистской направленности подтверждает, что в сознании лиц, совершающих такие деяния, человеческое общество делится (классифицируется) на составляющие его группы, к одной либо нескольким из которых виновные испытывают ненависть либо вражду. Как правило, данная классификация является максимально упрощенной, производимой по принципу «наши (свои) — не наши (не свои, чужие)», однако встречаются и попытки околонаучного обоснования соответствующих видов ненависти либо вражды. При этом виновные не «забывают» и о себе, чаще всего считая себя принадлежащими к «лучшей», с их точки зрения, социальной группе. Осознание данной принадлежности придает «смысл» не только совершению противоправных деяний в отношении представителей ненавистной группы, но и нередко — самой жизни виновного.

По нашему мнению, о наличии экстремисткой направленности того или иного преступления может свидетельствовать альтернативно ряд объективных факторов:

совершение деяния в отношении лица, отличающегося от виновного по национальной или расовой принадлежности, идеологическим либо политическим предпочтениям, а также иным существенным признакам (например, по языку, цвету кожи), позволяющим отнести потерпевшего к определенной социальной группе;
совершение виновным деяния в отношении представителя «своей» социальной группы с имитацией причастности к содеянному кого-либо из ненавистной социальной группы с тем, чтобы вызвать ненависть либо вражду по отношению к последней;
публичность соответствующих действий (бездействия), проявляющаяся в процессе их совершения и (или) в постпреступной деятельности (например, видеозапись акта насилия с последующим ее размещением в Интернете, пропаганда экстремистской деятельности с приведением фактов ранее совершенных насильственных действий на почве национальной ненависти и т.д.);
отсутствие спровоцированности деяния виновного поведением потерпевшего, исключающим выбор жертвы посягательства по признакам принадлежности к какой-либо социальной группе (например, причинение вреда здоровью в ответ на оскорбление свидетельствует о наличии личной неприязни, а не мотивов экстремистского толка).

На экстремистскую направленность деяния может указывать как сочетание отмеченных факторов, так и один из них. При этом последний из указанных факторов подлежит установлению в каждом случае обращения к статье УК РФ, содержащей указание на экстремистскую направленность деяния. Окончательный вывод о наличии данной направленности можно сделать лишь после исследования всех юридически значимых признаков содеянного. Так, при насильственных действиях виновного в отношении знакомых ему лиц необходимо удостовериться в том, что мотивы личного характера либо отсутствуют, либо играют подчиненную роль относительно ненависти или вражды к определенным социальным группам либо их представителям.

Подчеркнем, что фактическое отличие потерпевшего от виновного по какому-либо существенному признаку, вызывающему у последнего ненависть либо вражду, не является определяющим фактором, свидетельствующим об экстремистской направленности преступления.

Например, по одному из уголовных дел было установлено, что виновные на улице напали на женщину и мужчину, приставили каждому из потерпевших нож к горлу, сказав в отношении последнего из потерпевших следующую фразу: «Ну что, «жида черная», отрезать тебе голову?» Мужчину избили, ударили ножом. При этом суд квалифицировал действия виновных как хулиганство, совершенное по мотивам национальной ненависти, несмотря на то что потерпевший оказался русским по национальности и пытался в момент посягательства убедить нападавших в том, что он «свой». «Но это ничуть их не отрезвило. Главным для них было то, что волосы у него — черные, а нос — с горбинкой»¹⁵ Коряков Л. Провинциальный экстремизм// Российская газета. 2008. 24 окт..

Представляется, что приведенный пример наглядно демонстрирует, что преступления экстремистской направленности совершаются на основе уже сформировавшихся в психике виновных побуждений, когда деяние являет собой внешнее проявление последних. При этом для виновных важно найти выход для накопившихся у них ненависти либо вражды, показать своим поведением резко негативное отношение к каким-либо социальным группам и (или) их представителям, причем потенциальным потерпевшим является любой, кто хотя бы в общих чертах похож на объект ненависти либо вражды.

Приведем пример сочетания большинства из указанных факторов, свидетельствующих об экстремистской направленности действий виновных.

Осужденные члены группы московских скинхедов (в возрасте от 15 до 17 лет), которой руководили студенты столичных вузов А. Рыно и П. Скачевский, совершили множество убийств и иных насильственных преступлений, выбирая своих жертв на улицах из числа прохожих с «ярко выраженной неславянской внешностью». В данной группе участвовала и девушка, снимавшая совершаемые убийства на видеокамеру, после чего видеоролики размещались в Интернете. По версии следствия, указанная группа в течение 1 года совершила 32 нападения на приезжих с Кавказа и из стран Азии. Один из организаторов данной группы, А. Рыно, давая показания, признался в совершении 37 убийств. Все участники преступной группы бравировали своей принадлежностью к «бритоголовым», называли себя приверженцами национал-патриотизма, а своим кредо — «бить всех нерусских»¹⁶См.: Федосенко В. Нашествие бритоголовых в суд // Российская газета. 2008. 22 июля..

Ранее отмечалось, что потерпевшим от преступления экстремистской направленности может стать и представитель основной для того или иного региона национальности, расы, религии. При этом поведение виновных характеризуется теми же объективными факторами, свидетельствующими о мотивах ненависти или вражды.

Например, осужденные и скрывшиеся от правосудия участники группы молодых азербайджанцев совершили ряд действий экстремистской направленности в Москве, в том числе ими осуществлено нападение на попавшихся им «под руку» пассажиров московского метро, отличавшихся от них своей выраженной «славянской внешностью». Данная группа состояла не менее чем из 20 человек, что подтверждает видеосъемка нападения, сделанная с помощью камеры мобильного телефона одним из них и приобщенная позже к уголовному делу в качестве вещественного доказательства. Видеозапись была выставлена виновными на обозрение в Интернете.

Как уже отмечалось, виновные в ходе совершаемого ими насильственного посягательства выкрикивали лозунги, свидетельствующие о ненависти и вражде к представителям русской национальности, называли потерпевших «русскими свиньями», а после нападения убежали с криками «аллах акбар». На станции метро «Парк Победы» эта же группа с криками бегала по перрону, а один из них размахивал пистолетом, пугая людей.

Сотрудникам правоохранительных органов удалось установить только семерых из данной группы. В зале судебного заседания подсудимые вели себя «самоуверенно и даже нагловато. Похоже, они не испытывают никакого раскаяния. Так же держатся их молодые родственники в коридорах и в зале суда».

По словам официального представителя ГУВД Москвы, в столице «существуют законспирированные банды выходцев с Кавказа, организованных по образу и подобию скинхедовских. Их члены нападают на людей славянской внешности. Свои акции они снимают на видео, кричат: «Режь русских!». Одну из таких банд под названием «Черные яетребы» столичным милиционерам удалось обезвредить летом 2008 года». Участники этой группы в течение нескольких месяцев третировали студентов МГУ, запугивая и избивая их, разъезжали на автомашинах с чеченскими флагами с надписями «аллах акбар!», «Чечня — центр Вселенной!» около станции метро «Университет».

Приведенные примеры свидетельствуют о том, что ненависть или вражда сами по себе не имеют национального, расового либо религиозного характера, т.е. не присущи какой-либо отдельной нации, расе или религии, а могут испытываться по отношению к кому-либо с учетом принадлежности к таковым. Таким образом, на ненависть либо вражду недопустимо навешивать ярлыки с узнаваемыми признаками определенной национальности, расы и т.д.

Предупреждая возможные сомнения и дискуссии относительно второго из указанных факторов, позволяющего говорить об экстремистской направленности преступления в случаях, когда деяние внешне направлено против представителей «своей» социальной группы с намерением вызвать ненависть либо вражду к предполагаемым виновным, остановимся на примере осуждения 20-летнего жителя Волгодонска по ст. 282 УК РФ за возбуждение национальной ненависти и вражды, совершенное при следующих обстоятельствах.

В 2007 г. данный осужденный — учащийся волгодонского лицея, используя купленные на чужое имя sim-карты, разослал со своего мобильного телефона sms-сообщения 400 случайным абонентам. По результатам лингвистической экспертизы установлено, что разосланные сообщения «возбуждают межнациональную вражду, рознь и ненависть, поскольку содержат указание на национальность и призыв к убийству представителей русской национальности, что может спровоцировать экстремистские действия по отношению к представителям нерусских национальностей». По мнению органов дознания, таким образом виновный желал спровоцировать в своем городе национальное противостояние, сходное с тем, что случилось до этого в Кондопоге, а также в Сальске Ростовской области¹⁷См.: Давыденко В. Провокатор на мобильнике // Российская газета. 2008. июля..

Итак, на экстремистскую направленность деяния может указывать один либо несколько указанных нами факторов, причем неоспоримость данной направленности может быть достигнута при доказанности ведущей, главенствующей роли мотивов ненависти либо вражды в отношении той или иной социальной группы и (или) их представителей по рассмотренным ранее признакам.

Отдельные ученые отмечают, что относительно мотивов деяний, в том числе преступлений экстремистской направленности, можно сделать определенные выводы только «по расследованным и рассмотренным судами уголовным делам. По нераскрытым преступлениям и другим, подозреваемый и обвиняемый по которым не установлены, вообще нельзя судить о мотивах поведения субъекта преступления. В других случаях, до принятия окончательных уголовно-процессуальных решений, выводы о мотивах могут носить лишь предварительный характер и корректироваться в дальнейшем. В частности, это нередко бывает при рассмотрении дел о соответствующих преступлениях судами с участием присяжных заседателей»¹⁸Экстремизм: понятие, система противодействия и прокурорский надзор: метод. пособие /под ред. А. И. Долговой. М., 2009. С. 35. . Позволим себе не согласиться с точкой зрения о невозможности точной оценки экстремистской направленности деяния до установления личности виновного и якобы необходимого полного судебного рассмотрения дела и осуждения данного лица.

Как указывалось ранее, мотивы деяния неизбежно находят отражение в объективных моментах (фактах, факторах) совершаемого деяния, наличие которых, особенно их сочетания, следует учитывать при юридической оценке преступления. Данное утверждение основано на положениях теории психологии, согласно которым «поведение... представляет собою единство внешнего и внутреннего, так же как, с другой стороны, всякий внутренний процесс в определенности своего предметно-смыслового содержания представляет собой единство внутреннего и внешнего, субъективного и объективного». Например, если выкрики и поведение виновного, избившего потерпевшего, явно свидетельствовали о его стремлении продемонстрировать ненависть либо вражду к представителям определенной национальности, то квалификация содеянного должна учитывать именно такие побуждения, предопределяющие экстремистскую направленность преступления.

При наличии противоречивых, неточных данных, в том числе при сочетании в психике виновного двух либо более побуждений, квалификация преступления может изменяться в ходе расследования и последующего рассмотрения дела в суде с учетом всех признаков деяния, в первую очередь основного мотива последнего, а также необходимости толкования всех неустранимых сомнений в пользу обвиняемого.

Ранее отмечалось, что для подтверждения экстремистской направленности общественно опасных действий на практике нередко назначают различные виды экспертиз.

Вместе с тем при этом необходимо учитывать взаимосвязанные положения ч. 1 ст. 57 и ч. 1,2 ст. 195 УПК РФ, толкование которых приводит к выводу, что экспертиза назначается только в случаях, когда для установления какого-либо обстоятельства дела требуется помощь лица, обладающего специальными знаниями. Следовательно, если характер действий виновного очевидно и однозначно указывает на проявляемые им мотивы, присущие преступлениям экстремистской направленности, то назначение экспертизы по данному обстоятельству является излишним.

Например, в феврале 2009 г. в Санкт-Петербурге на школьника Тагира Керимова с товарищем напала группа из 25-30 молодых людей. «С криками Убивай хача, мочи хача!, „Бей черных, бей хачей!», «Россия для русских!» они повалили Керимова на землю и стали избивать его ногами.

От неминуемой смерти его спас друг Сулейман Рамазанов. Он своим телом закрыл лежащего без сознания Керимова и стал кричать, что тот уже не дышит. Только после этого напавшие убежали. С тяжелейшими травмами головы юношу доставили в... больницу... Несколько месяцев Керимов был в коме, но врачи смогли его спасти.

Спустя сутки после нападения на школьников по подозрению в этом преступлении были арестованы пять человек: Панин, Коробчук, а также братья Александр и Андрей Андрияновы. Некоторые из них несовершеннолетние»¹⁹Богданов В. Убийственный призыв// Российская газета. 2009.1 сент..

Анализ данной ситуации, на наш взгляд, очевидно и однозначно указывает на то, что виновные проявили в своих насильственных действиях мотив вражды с учетом национального признака потерпевших, т.е. побуждение, свойственное преступлениям экстремистской направленности. Единственное, что здесь должно было быть разъяснено для объективного разрешения дела, — смысловое содержание слова «хач», к сожалению, для подавляющего большинства членов нашего общества и без того знакомое и абсолютно ясное. Для такого разъяснения вполне достаточно показаний специалиста (ч. 1 ст. 58, ч. 4 ст. 80 УПК РФ). Вместе с тем ход дальнейшего расследования данного уголовного дела может вызвать по меньшей мере недоумение.

Указанное преступление первоначально было квалифицировано как умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, совершенное из хулиганских побуждений. Затем юридическая оценка содеянного трансформировалась в покушение на убийство, совершенное по мотиву национальной ненависти, и дело было передано по подследственности в Управление Следственного комитета при прокуратуре РФ.

По данному делу была назначена психолингвистическая экспертиза, порученная сотруднику Центра судебных экспертиз. Эксперт не усмотрел экстремистского содержания в лозунгах «Россия для русских!», «Бей хача!» и «Крысам — крысячья смерть!». В своем 10-страничном заключении эксперт, в частности, отметил, что эти лозунги могут как иметь, так и не иметь ксенофобской направленности, что зависит от контекста.

С учетом заключения эксперта было принято решение о возвращении уголовного дела в ОВД, однако положения данного документа вызвали возмущение адвоката потерпевшего, а также критические высказывания других экспертов и интерес средств массовой информации, что привлекло к расследованию внимание общественности и поставило его под особый контроль руководства Следственного комитета при прокуратуре РФ. Кроме того, эксперт «поспешила заявить, что более четкого заключения она составить попросту не имела возможности из-за неоднозначности».

Полагаем, что указанная ошибка в первоначальной квалификации деяния, а также неоднозначный подход к доказыванию мотива последнего во многом обусловлены отсутствием официального разъяснения Пленума Верховного Суда Российской Федерации, основанного на изучении и обобщении судебной практики по делам о преступлениях экстремистской направленности.

На основе анализа уголовных дел и приведенной выше ситуации считаем, что на сегодняшний день одной из наиболее сложных проблем квалификации преступлений экстремистской направленности является вопрос о возможности сочетания в таких деяниях так называемых экстремистских побуждений с другими мотивами.

Для правильного ответа на данный вопрос остановимся на анализе мотива (мотивов) хулиганства.

В настоящее время диспозиция ч. 1 ст. 213 УК РФ изложена в следующей редакции:

«1. Хулиганство, т.е. грубое нарушение общественного порядка, выражающее явное неуважение к обществу, совершенное:

а) с применением оружия или предметов, используемых в качестве оружия;

б) по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды либо по мотивам ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы...».

Нетрудно заметить, что указание на внешнюю форму проявления хулиганского мотива (выражение явного неуважения к обществу) рассматриваемого преступления содержится в абзаце первом его законодательного определения, являющегося общим для рассматриваемых видов хулиганства. Следовательно, данное преступление, в какой бы внешней форме оно ни выражалось, должно быть совершено из хулиганских побуждений, что порождает вопрос о соотношении последних с мотивами иного характера, правильный ответ на который имеет большое значение для квалификации содеянного.

Считаем, что деяние следует квалифицировать именно с учетом основного, главного мотива, выступившего внутренней движущей силой, сформировавшей стремление виновного совершить преступление. Соответственно, все иные побуждения виновного лишь сопутствуют ведущему мотиву, пусть укрепляя и подпитывая решимость на осуществление преступного умысла, но не исполняют главную роль и не должны влиять на юридическую оценку содеянного.

Если же не выделять основной мотив деяния, а разложить преступную мотивацию на отдельные побуждения и осуществить квалификацию с равноценным учетом каждого из них, это может привести к необоснованному осуждению человека за два и более преступления вместо одного, фактически совершенного. Соблазн именно такой юридической оценки деяния на практике может обусловливаться желанием искусственно повысить раскрываемость преступлений либо (и) упростить процесс доказывания по уголовному делу.

Подчеркнем, что деяние следует квалифицировать по его основному мотиву, а для хулиганства таковым является «вызванное очевидно незначительным внешним поводом или вовсе при отсутствии такового стремление виновного продемонстрировать свое пренебрежение к общепринятым нормам поведения, к правам и интересам других лиц». Соответственно, недопустимо при юридической оценке деяния учитывать одновременно хулиганские и какие-либо иные побуждения, так как содеянное подлежит квалификации по статье УК РФ, предусматривающей мотив, «в пользу которого избран волевой акт и который положен в основу решения». Если в качестве определяющего поведение виновного мотива выступали хулиганские побуждения, было бы неправильным относить такое деяние к преступлениям экстремистской направленности в случаях, когда идеологическая, религиозная ненависть либо вражда, а равно ненависть или вражда в отношении какой-либо социальной группы пусть даже и сопутствовали указанным побуждениям, но тем не менее не явились непосредственной причиной совершения уголовно наказуемого деяния. Обратная же ситуация, а именно — избрание виновным за основу своего деяния экстремистских мотивов исключает квалификацию содеянного как хулиганства. Следовательно, содержащееся в п. «б» ч. 1 ст. 213 УК РФ указание на мотив, присущий преступлениям экстремистской направленности, является, на наш взгляд, необоснованным и подлежащим исключению.

Для более детального сопоставления экстремистских и хулиганских побуждений изложим объективные факторы (факты), указывающие на проявление последних в совершенном деянии:

совершение действий в общественном месте;
совершение деяния хотя и не в общественном месте в его привычном понимании, но в условиях очевидности для других людей (например, в туристическом лагере в лесу);
осуществление посягательства в безлюдном месте, но в отношении постороннего гражданина, являющегося для виновного лица лишь одним из представителей общества, т.е. не персонифицированно;
отсутствие спровоцированности деяния виновного поведением потерпевшего, осуществление преступления при отсутствии внешнего повода либо при его очевидной незначительности.

Сопоставление данных обстоятельств с ранее изложенными факторами, указывающими на экстремистские побуждения, позволяет сделать вывод, что наиболее существенным отличием хулиганских проявлений является отсутствие избирательности действий, так как личность потерпевшего и его принадлежность к определенной социальной группе не имеют для виновного никакого значения. Через свои хулиганские действия виновный желает грубо нарушить общественный порядок, продемонстрировать свое неуважение к обществу в целом, а не к его отдельным составляющим.

Предупреждая возможные высказывания о том, что ненависть либо вражда, указанные в п. «б» ч. 1 ст. 213 УК РФ, представляют собой частный (специальный) случай проявления хулиганских побуждений, приведем следующие контраргументы.

Во-первых, в основе определения хулиганских побуждений Пленум Верховного Суда РФ в п. 12 упоминавшегося выше постановления «О судебной практике по уголовным делам о хулиганстве и иных преступлениях, совершенных из хулиганских побуждений» указывает на отсутствие либо незначительность повода, используемого виновным для совершения преступления. Совершение противоправных действий по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды либо по мотивам ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы предполагает избирательность поведения виновного и использование им конкретного повода, который вряд ли можно признать незначительным.

Во-вторых, во всех статьях Особенной части УК РФ, одновременно предусматривающих указание на хулиганские и экстремистские мотивы деяния, данные побуждения используются в качестве самостоятельных квалифицирующих признаков соответствующего состава преступления. Кроме того, указанные виды мотивов расцениваются законодателем в качестве равнозначных по их уголовно-правовому значению, однако не находящихся в отношении соподчинения или взаимопоглощения.

Отметим, что в законодательном определении преступлений экстремистской направленности предусмотрено сочетание двух сходных, но различающихся между собой побуждений — ненависти и вражды. В диспозиции ч. 1 ст. 213 УК РФ данное сочетание дополнено еще одним мотивом, имеющим сложный характер и заключающимся в хулиганских побуждениях. При этом если в любом другом преступлении экстремистской направленности обязательным является мотив ненависти либо мотив вражды, а равно их сочетание, то в хулиганстве, предусмотренном п. «б» ч. 1 ст. 213 УК РФ, неотъемлемым мотивом в первую очередь выступает хулиганский мотив, который, по мысли законодателя, неизменно должен быть связан хотя бы с одним экстремистским побуждением. Следовательно, при таком хулиганстве виновный должен стремиться грубо нарушить общественный порядок, выразить явное неуважение к обществу, не имея для этого существенного повода, и одновременно испытывать ненависть либо вражду к какой-либо социальной группе и (или) ее представителям в связи с их национальной или расовой принадлежностью, идеологией, отношением к религии, а равно иным отличительным признаком.

ПРЕСТУПЛЕНИЯМ ЭКСТРЕМИСТСКОЙ НАПРАВЛЕННОСТИ СВОЙСТВЕННЫ ИЗБИРАТЕЛЬНОСТЬ ДЕЙСТВИЙ, НАЛИЧИЕ ХОТЯ БЫ МИНИМАЛЬНО СФОРМУЛИРОВАННОЙ ИДЕОЛОГИЧЕСКОЙ ПЛАТФОРМЫ, ОТ КОТОРОЙ ОТТАЛКИВАЮТСЯ ВИНОВНЫЕ, ПРОЯВЛЯЯ СВОИ ПОБУЖДЕНИЯ, А ТАКЖЕ СТРЕМЛЕНИЕ ПРОДЕМОНСТРИРОВАТЬ СВОЕ РЕЗКО НЕГАТИВНОЕ ОТНОШЕНИЕ НЕ К ОБЩЕСТВУ В ЦЕЛОМ, А ПРИМЕНИТЕЛЬНО К ОТДЕЛЬНОЙ ЕГО ЧАСТИ (СОЦИАЛЬНОЙ ГРУППЕ)

Считаем, что приведенное сочетание мотивов невозможно, так как они взаимно исключают друг друга.

Преступлениям экстремистской направленности свойственны избирательность действий, наличие хотя бы минимально сформулированной идеологической платформы, от которой отталкиваются виновные, проявляя свои побуждения, а также стремление продемонстрировать свое резко негативное отношение не к обществу в целом, а применительно к отдельной его части (социальной группе). Виновные при этом могут полагать, что действуют на благо всего общества, относя себя к его основной и (либо) «лучшей» части, причем потерпевшим может стать не любой человек, а только обладатель тех или иных ненавистных признаков, отличающих его от других и относящих к какой-либо социальной группе.

В связи с приведенными аргументами против включения в ст. 213 УК РФ указания на, условно говоря, экстремистские мотивы можно также сделать вывод о том, что применение оружия либо предметов, используемых в качестве оружия, de facto продолжает оставаться обязательным признаком объективной стороны состава хулиганства.

Эти замечания приводят к выводу о том, что квалификация хулиганства должна осуществляться в основном с учетом рекомендаций, разработанных в теории уголовного права относительно ст. 213 УК РФ в ее редакции до изменений и дополнений, внесенных в нее упомянутым ранее Федеральным законом от 27 июля 2007 г.

Отмеченные выше противоречивые разъяснения Пленума Верховного Суда РФ не должны учитываться при юридической оценке содеянного как не соответствующие букве и духу Уголовного закона.

При установлении и доказывании признаков субъективной стороны преступлений экстремистской направленности необходимо выяснить именно побудительные, а не смыслообразующие мотивы, исключить главенствующую роль мотивов иного характера, например, конфликтных межличностных отношений, не допуская при этом возможности использования версий о побуждениях содеянного для разжигания национальной либо иной ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы и (или) ее представителей.

Согласно критериям (признакам), приведенным А.И. Рарогом, мотивы преступлений экстремистской направленности следует относить к категории низменных побуждений. Автор отмечает, что «побуждения, которыми лицо руководствовалось при совершении преступления, можно считать низменными при условии, что законодатель рассматривает их как повышающие общественную опасность деяния»²⁰Рарог А.И. Настольная книга судьи по квалификации преступлений. С. 113.. Автор приводит три случая, свидетельствующих о низменном характере мотивов: во-первых, когда с помощью мотива «конструируется специальный состав преступления, рассматриваемый по закону как более опасный, чем обладающий теми же объективными свойствами, но лишенный данного мотива»; во-вторых, если такому мотиву «придается значение квалифицирующего признака конкретного преступления»; в-третьих, «мотив следует признать низменным, если он включен в число обстоятельств, отягчающих наказание».

Применительно к преступлениям экстремистской направленности присущие им мотивы относятся к числу низменных, так как они в большинстве случаев имеют квалифицирующее значение и, кроме того, предусмотрены п. «с» ч. 1 ст. 63 УК РФ в качестве обстоятельства, отягчающего наказание.

Рассмотрим значение для квалификации преступлений экстремистской направленности такого факультативного признака субъективной стороны, как цель деяния.

В теории уголовного права применительно к понятию хулиганства отмечалось, что цель данного преступления следует определять только в уголовно-правовом смысле, т.е. как желание лица проявить явное неуважение к обществу²¹См.: Матышевский П.С. Ответственность за преступления против общественной безопасности, общественного порядка и здоровья населения. М., 1964. С. 81.. Данную позицию нельзя признать правильной, так как «необходимо отличать цель в качестве составной части «желания» как волевого момента прямого умысла от цели как самостоятельного признака субъективной стороны преступления. В первом случае цель является отражением объективной стороны, имеет материальное объективное воплощение в признаках последней, указанных в диспозиции статьи Особенной части УК. Цель же как самостоятельный признак субъективной стороны преступления не имеет такого воплощения. Она характеризует психическое отношение виновного к последствиям, выходящим за пределы состава преступления, т.е. к тем, которые не служат признаками данного конкретного состава, предусмотренными статьей Особенной части УК РФ».

Как справедливо отмечает А.И. Рарог, «если бы цель и последствие были бы одним и тем же, то не было бы никакой необходимости вводить специальную цель деяния в число признаков состава преступления. Цель никогда не совпадает с последствием и отделена от него во времени. Квалификация преступления определяется постановкой цели, а вовсе не ее реализацией. Именно наличием цели, находящейся за рамками объективной стороны преступления с материальным составом, обусловлено повышение общественной опасности деяния».

Соответственно, цель как самостоятельный признак субъективной стороны преступления всегда коррелирует с последствиями, лежащими вне рамок конкретного состава, но не с действиями, а выражение явного неуважения к обществу и грубое нарушение общественного порядка при хулиганстве являются социальными характеристиками именно деяния, причем предусмотренного в диспозиции ч. 1 либо ч. 2 ст. 213 УК РФ. Желание выразить явное неуважение к обществу, а также грубо нарушить общественный порядок является составной частью волевого момента умысла при совершении хулиганства, но никоим образом не образует цель как самостоятельный признак субъективной стороны последнего. То же самое можно сказать, например, об убийстве, причинении того или иного вреда здоровью, где волевым моментом умысла может охватываться желание причинить другому человеку смерть либо соответствующий вред здоровью.

Относительно преступлений экстремистской направленности в целом следует различать побуждения (мотивы) и возможные цели соответствующих деяний. Как уже отмечалось, мотив представляет собой осознанное побуждение, на основе которого формируется вина, а также могут возникать определенные цели как желаемые результаты совершаемых действий (бездействия). Мотивами преступлений экстремистской направленности выступают ненависть либо вражда, имеющие различные основания их возникновения, однако данные побуждения вовсе не означают, что в психике виновного одновременно наличествует цель возбуждения таких ненависти либо вражды в других людях. Совершая преступление экстремистской направленности, виновный желает проявить свое резко негативное отношение к представителям каких-либо социальных групп, и это желание входит в содержание волевого момента умысла, но не образует цель как самостоятельный признак субъективной стороны преступления.

Таким образом, субъект преступлений экстремистской направленности, как правило, является общим. Субъективная сторона характеризуется только умышленной формой вины. Сущность таких преступлений определяет их мотив, имеющий сложный характер и состоящий в двух альтернативных, взаимно дополняющих друг друга побуждениях — ненависти либо вражде по отношению к определенным социальным группам и (либо) их представителям в связи с такими отличительными признаками последних, как, например, национальность, раса, отношение к религии, приверженность определенной идеологии, направлению в политике.