Природа процессуального срока
Институт процессуальных сроков в российском праве в своем развитии прошел долгий и непростой путь. На каждом этапе этого пути были свои особенности в отношении процессуалистов к данному правовому институту, традиционно весьма незначительному по объему нормативного материала и месту, отводимому ему в процессуальном законе. Развитие института процессуальных сроков представляется оправданным рассматривать через призму эволюции гражданского процессуального и арбитражного процессуального законодательства, поскольку вплоть до последнего времени как таковое законодательство об исполнительном производстве отдельно не выделялось.
В юридической литературе по арбитражному и гражданскому процессу институт процессуальных сроков характеризуется, как правило, по сложившейся и остающейся неизменной на протяжении десятилетий схеме: понятие — виды — определение процессуальных сроков — их исчисление (начало и окончание течения) — пропуск процессуальных сроков и его последствия — приостановление течения — восстановление и продление процессуальных сроков. В учебных курсах изучению этого института отводится одна, в лучшем случае две-три страницы. В современной отечественной процессуально- правовой науке он стал предметом исследования только один раз: в 1987 году в МГУ им. М.В. Ломоносова Г.П. Бужинскас защитил диссертацию на соискание степени кандидата юридических наук по теме: «Процессуальные сроки в советском гражданском судопроизводстве».
Появляющиеся в специальной периодической печати статьи и сообщения, прямо или косвенно затрагивающие процессуальные сроки, посвящены, как правило, проблемам, имеющим преимущественно прикладное значение, а не основам этого института. Взгляд на институт процессуальных сроков в науках гражданского процессуального и арбитражного процессуального права в ходе их развития не оставался одним и тем же. Процессуальным срокам на тех или иных этапах эволюции данного института отечественные процессуалисты придавали неодинаковое значение; неодинаковыми были и те цели, которыми, как они полагали, следует ограничивать совершение процессуальных действий во времени.
Последовательное рассмотрение истории развития отечественного процессуального права позволяет проследить, как трансформировались подходы исследователей к институту процессуальных сроков. При этом за отправную точку такого анализа целесообразно взять эпоху, начавшуюся со времени подготовки и проведения судебной реформы 1864 года и завершившуюся в начале XX века.
Величайшим достижением реформ Александра II в сфере гражданского судоустройства и судопроизводства следует признать выработку судебных уставов 1864 года, среди которых особое место наряду с Учреждением судебных установлений занял Устав гражданского судопроизводства от 20 ноября 1864 г. Он стал результатом многолетнего труда ведущих представителей науки гражданского процессуального права и юристов-практиков Российской империи. Устав гражданского судопроизводства — несомненно ярчайшее достижение гражданского процессуального законодательства. Он, по сути, выступил рецепцией ряда прогрессивных установлений западноевропейского судопроизводства.
E.B. Исаева отмечает, что к «главнейшим недостаткам судопроизводства по своду 1857 года» были, среди прочего, отнесены:
- «продолжительность и разнообразие сроков на явку в суд и на подачу возражений, опровержений, частных и апелляционных жалоб»;
- «недостаток правил порядка сокращенного, коему должны быть подчинены дела простые и малоценные»;
- «многочисленность судебных инстанций, замедляющих, по самому учреждению своему, ход дел».
Анализ юридической литературы исследуемого периода дает основание для вывода о том, что в дореволюционной процессуально- правовой доктрине после принятия Устава гражданского судопроизводства 20 ноября 1864 г. в основе своей сложилась целостная система взглядов на институт процессуальных сроков.
Большинство ученых придавало процессуальным срокам значение средств упорядочения совершения процессуальных действий и обеспечения быстроты судопроизводства. Так, К. Малышев, исследуя вопрос о «времени действий в процессе», указывал, что каждое такое действие «необходимо совершается во времени. В видах порядка и быстроты в движении процесса весьма важно определить это время, потому что иначе открылся бы хаос в таком деле, где все должно быть рассчитано на порядок и быстроту». Аналогичной точки зрения придерживался Т.М. Яблочков, полагавший, что «в интересах порядка и быстроты производства закон ограничивает совершение процессуальных действий сроками».
По мнению Е.В. Васьковского, «цель ограничения процессуальных прав сроками — упорядочение и ускорение производства. Если бы дозволить каждому тяжущемуся совершать процессуальные действия, когда ему заблагорассудится, то периоды нагромождения процессуальных действий сменялись бы периодами полного бездействия тяжущихся, особенно, той стороны, которой желательно оттянуть разрешение дела, и в результате получилась бы хаотичность и медленность производства».
Необходимо подчеркнуть, что срокам отводилась и роль в предотвращении медленности судопроизводства, а также злоупотребления сторонами принадлежащими им процессуальными правами, состоящего в сознательном затягивании процесса. Так, Е.А. Нефедьев полагал, что «для того, чтобы дела не затягивались и чтобы не нарушалась последовательность процессуальных действий, закон указывает время их совершения».
Без преувеличения можно сказать, что дореволюционными правоведами весьма успешно исследовалась сущность процессуального срока, что уже в наши дни предопределяет актуальность их высказываний. Институт процессуальных сроков в дореволюционной процессуально-правовой доктрине рассматривался также в качестве средства придания устойчивости материально-правовым отношениям сторон и, как следствие, стабильности гражданскому обороту.
Как известно, сущность судебной реформы 1864 года состояла в установлении суда как «скорого», так и «правого». Поэтому институту процессуальных сроков придавалось значение не только средства «ускорения» судопроизводства, но и одного из условий достижения «материальной правды» в состязательном процессе. Рассматривая ограничение совершения процессуальных действий во времени как один из принципов осуществления правосудия по гражданским делам, Е.В. Васьковский указал, что быстрота «необходима прежде всего в качестве одного из условий правильности судебных решений, для лучшего достижения материальной правды».
В подтверждение данного тезиса автор привел следующий аргумент: «Судебное решение должно соответствовать действительным фактическим обстоятельствам, а они могут быть установлены тем полнее и точнее, чем меньше времени прошло со времени их наступления, ибо с течением времени сглаживаются следы, оставленные ими на внешних предметах и в памяти свидетелей, утрачиваются письменные доказательства и т.п.». Таким образом, неоправданно продолжительные процессуальные сроки рассмотрения и разрешения дел, по существу, могут привести к увеличению числа судебных ошибок из-за исчезновения доказательств или ухудшения их качества. Установление процессуальных сроков как таковое имеет целью обеспечить вынесение судебного решения, соответствующего «материальной правде», или, что то же самое, фактическим обстоятельствам дела, установленным судом по не утраченным с течением времени доказательствам.
С полным на то основанием можно говорить и о схожем значении процессуальных сроков в исполнительном производстве. Так, в частности, сроки предъявления исполнительных документов к исполнению преследуют цель побуждения взыскателя к своевременному осуществлению признанных за ним прав, что в конечном счете направлено на более правильное и эффективное исполнение исполнительных документов.
Таким образом, можно утверждать, что дореволюционные процессуалисты в сроках видели средство упорядочения совершения процессуальных действий и обеспечения быстроты (или предотвращения медленности) судопроизводства, предупреждения злоупотребления сторонами принадлежащими им процессуальными правами, состоящего в сознательном затягивании процесса.
Определенные коррективы были внесены советским периодом развития процессуального законодательства. Так, провозглашалась цель сокращения общей продолжительности производства по гражданским делам. На первый взгляд, это не расходилось в своей основе с положениями судебной реформы 1864 года. В числе таких положений была идея сокращения числа судебных инстанций, равно как и иные меры, направленные на ускорение судопроизводства и его окончание принятием решения в соответствии с «действительными фактическими обстоятельствами», установленными судом по не утраченным с течением времени доказательствам.
Однако отмеченное сходство было лишь внешним. К примеру, отказ от стадии подготовки дела к судебному разбирательству (по идее, направленный на ускорение процесса) не способствовал реализации обязанности суда «всемерно стремиться к уяснению действительных прав и взаимоотношений тяжущихся... не ограничиваясь представленными объяснениями и материалами» (ст. 5 ГПК РСФСР 1923 г.), и принимать решение в соответствии с фактическими обстоятельствами дела. Это очень быстро подтвердила судебная практика. Так, в соответствии с разъяснением Пленума Верховного Суда РСФСР от 1 апреля 1929 г. «О необходимости для разбора дел доказательств, подлежащих истребованию в порядке предварительной подготовки дела к слушанию» произошел фактический возврат к стадии подготовки дела к судебному разбирательству.
К 50-м годам XX столетия в законодательстве и доктрине гражданского процесса приоритетной целью судопроизводства стала «быстрота» как таковая. Процессуальным срокам преимущественно придавалось значение средств обеспечения ускорения рассмотрения гражданских дел.
В статье 2 Основ гражданского судопроизводства Союза ССР и союзных республик 1962 года в качестве одной из установленных законодателем задач гражданского судопроизводства было названо «быстрое рассмотрение и разрешение гражданских дел». Начиная с этого момента, процессуальные сроки в абсолютном большинстве случаев стали трактоваться наукой гражданского процесса в качестве средства обеспечения данной задачи.
С принятием 11 июня 1964 года Гражданского процессуального кодекса РСФСР (ГПК РСФСР 1964 г.) произошло незначительное удлинение сроков рассмотрения и разрешения гражданских дел. После внесения в статью 99 ГПК РСФСР 1964 г. изменений (см. Указ Президиума Верховного Совета РСФСР от 12 января 1984 г.) наряду со сроками рассмотрения и разрешения гражданских дел, по продолжительности не превышавшими один месяц, а по отдельным категориям споров — 20 дней, был определен 7-дневный срок на подготовку дел к судебному разбирательству.
Этот срок был общим, распространявшим свое действие на споры всех категорий сложности. В условиях действия принципа «объективной истины» существование столь коротких процессуальных сроков подготовки гражданских дел к судебному разбирательству и рассмотрения и разрешения споров должно было бы восприниматься как некий парадокс, поскольку продолжительность судопроизводства, особенно в первой инстанции, не соотносилась с принятием судебного акта, основанного на выяснении всех фактических обстоятельств дела.
Тем не менее, в указанный исторический период вопрос о несоответствии продолжительности судебного разбирательства в суде первой инстанции цели поиска «истины» в процессе не поднимался. Более того, как уже отмечалось, быстрота судопроизводства была провозглашена одной из его задач, а соблюдение сроков рассмотрения и разрешения гражданских дел рассматривалось как приоритетная цель.
Быстрота являлась определяющей и в исполнительном производстве, выступавшем в то время в качестве продолжения гражданского процесса. К примеру, в соответствии с Инструкцией об исполнительном производстве, утвержденной приказом Минюста СССР от 15 ноября 1985 г. № 22, принудительное исполнение решений, не связанных с реализацией имущества должника, должно было быть закончено судебным исполнителем в 20-дневный срок, включая в этот срок время, предоставленное должнику для добровольного исполнения (п. 55).
В условиях коротких сроков рассмотрения гражданских дел и принудительного исполнения судебных решений проблема соблюдения процессуальных сроков как таковых неоднократно становилась предметом рассмотрения высшей судебной инстанцией, однако не могла быть решена в принципе. Вопрос об увеличении таких сроков не ставился, несмотря на то, что была очевидной невозможность их соблюдения в ряде случаев без ущерба «качеству» принимаемых процессуальных решений. Среди причин нарушения процессуальных сроков высшая судебная инстанция ни разу не назвала их продолжительность, часто явно недостаточную для принятия решения в соответствии с фактическими обстоятельствами дела.
Наоборот, в числе причин несоблюдения судами процессуальных сроков рассмотрения гражданских дел Пленум Верховного Суда РСФСР в постановлении от 24 августа 1993 г. № 7 «О сроках рассмотрения уголовных и гражданских дел судами Российской Федерации» назвал «недостатки и упущения в деятельности судов, связанные, прежде всего, с неудовлетворительной организацией судебного процесса», «упущения при подготовке дел к разбирательству», «поверхностное рассмотрение некоторых... гражданских дел», приводящее «не только к отмене решений в кассационном и надзорном порядке, но и к существенному увеличению сроков принятия окончательного решения по делам». Думается, что во многом схожие аргументы могли бы быть использованы и при обосновании несоблюдения процессуальных сроков в исполнительном производстве.
В статье 2 ГПК РСФСР 1964 г. в качестве одной из задач гражданского судопроизводства закреплялось «быстрое рассмотрение и разрешение гражданских дел». В юридической литературе того времени процессуальные сроки определялись в основном как одно из средств (способов) осуществления этой задачи. В ряде случаев процессуальные сроки трактовались и как «средство, направленное на ускорение процесса», или же одно из условий (либо предпосылок) эффективности гражданского процесса», или же средство «обеспечения своевременности защиты прав. Иногда за сроками признавалось также значение средства «оказания дисциплинирующего воздействия как на суд, так и на лиц, участвующих в деле», или средства «воздействия на недобросовестных участников процесса», а также «содействия устойчивости, ясности и определенности процессуальных правоотношений».
Несмотря на такое разнообразие трактовок в советской науке гражданского процесса, подход к данному институту в сравнении с дореволюционным видением проблемы сроков в гражданском судопроизводстве в основе своей не может быть признан сущностным.
Современная наука процессуального права в целом является продолжателем данного подхода к рассматриваемому институту, что не позволяет нам говорить о каких-либо принципиальных различиях в современном понимании природы процессуального срока.