Фиксация сведений, полученных в ходе производства следственных действий
Требования к содержанию фиксации показаний свидетелей, потерпевших, обвиняемых и подозреваемых урегулированы ст. 166. 167, 189, 190 УПК. В соответствии с этими нормами уголовно-процессуального закона, определяющими способ изложения протоколов, показания записываются от первого лица и по возможности дословно.
Разъяснение словосочетания «по возможности дословно» закон не дает. В «Руководстве для следователей» предложено такое пояснение: записывая показания в протокол допроса, дознаватель должен точно передать их содержание, сохраняя при этом формулировки и выражения, свойственные речи допрашиваемого, заносить в протокол каждое его слово не обязательно1Безлепкин Б.Т. Настольная книга следователя и дознавателя. М.: Проспект. 2009. С. 186.. Безусловно, нет необходимости фиксировать в протоколе все перипетии допроса. Устные показания являются разновидностью разговорной речи. Лица, дающие показания, в условиях официальной обстановки допроса, конечно, ориентируются на кодифицированную (словарями, языковыми учебниками и т.п.) литературную речь. Однако их речь не свободна от диалектных, просторечных, жаргонных слов и выражений, профессионализмов. Кроме того, устным показаниям свойственны неподготовленность, минимум времени для обдумывания высказываний. Именно поэтому в устных показаниях имеются повторения слов, словосочетаний, оговорки, исправления, уточнения, пропуски слов, возврат к тому, о чем допрашиваемый уже говорил, отклонения в сторону от предмета допроса. Что касается содержания, то допрашиваемый нередко смешивает факты и эмоционально-оценочное отношение к ним, передает мысли неязыковыми средствами общения: жестами, мимикой2Леонтьев А.А., Шахнарович А.М., Батов В.И. Речь в криминалистике и судебной психологии. М., 1977. С. 43-44..
Но и свободный рассказ лица, дающего показания, не является монологом в чистой форме, так как он обычно сопровождается репликами, замечаниями, вопросами дознавателя, направленными на поддержание свободного рассказа. Оговорки, повторы, уточнения и другие особенности устных показаний приводят к избыточности словесного материала, а неязыковые средства общения — к его экономии. Все это не способствует точности, ясности и понятности показаний. Таким образом, устная речь обнаруживает ряд недостатков при ее использовании в сфере уголовного судопроизводства. Другими словами, «устные показания — это еще «сырой материал», который самому допрашиваемому с помощью следователя предстоит обработать, отшлифовать при составлении протокола». При протоколировании перед дознавателем стоит не столько техническая, сколько творческая задача сохранить в письменных показаниях как содержание, так и особенности речевой формы показаний. Однако структурная усложненность, большая по сравнению с устной речью развернутость письменной речи (более сложный синтаксис: обилие сложных предложений, причастных и деепричастных оборотов и пр.), ограниченность передачи неязыковых средств общения и некоторые другие особенности делают нереальными попытки полностью отразить в протоколе устные показания. Фотографическая точность передачи в протоколе устных показаний и не требуется, иначе это затруднило бы выяснение обстоятельств дела участниками судопроизводства.
На наш взгляд, задача дознавателя — зафиксировать важные для дела фактические данные, содержащиеся в устных показаниях. При этом дознаватель вправе систематизировать, корректировать последние, изменяя их объем, последовательность, в допустимых пределах лексику и синтаксис, но обязан точно передавать сущность. Следовательно, допрашивающий неизбежно редактирует устные показания. Однако есть опасность изменить их до неузнаваемости, когда употребление в протоколе слов и выражений, не свойственных допрашиваемому, может привести к тому, что в суде он откажется от своих показаний.
Как справедливо замечает Н.И. Порубов, «показания записываются так, чтобы, прочитав их, допрашиваемый убедился, что они действительно соответствуют его словам и сохраняют индивидуальность речи, язык, стиль изложения»3Порубов Н.И. Научные основы допроса на предварительном следствии. Минск, 1978. С. 144..
Есть и другая опасность применения в протоколе речевых оборотов, которые допрошенное лицо не могло применить в силу своего уровня развития.
В такой ситуации, если возникшие на судебном следствии сомнения в истинности полученной информации не будут устранены при помощи дополнительных следственных действий, показания могут быть исключены из процесса доказывания.
Требование дословного изложения показаний не следует понимать буквально, т.е. протокол не должен представлять собой стенографический отчет. Любой протокол допроса — это конспект показаний, в котором преимущественно отражается информация, имеющая значение для дела, т.е. относящаяся к предмету допроса.
Как упоминалось выше, в показаниях лиц встречаются просторечные, диалектные, жаргонные и другие ненормированные литературным языком слова и речевые конструкции.
Их использование при записи показаний, на наш взгляд, должно быть мотивированным.
Оправданной будет дословная передача в протоколе жаргонных или непристойных выражений лишь в тех случаях, когда доказательственное значение имеет именно их формулировка. Так, при осмотре кассового помещения по делу о краже со взломом был обнаружен закрепленный в пишущей машинке лист бумаги, на котором преступник напечатал различные нецензурные выражения. Запись «Я напечатал на стоящей в кассе машинке нецензурную брань» будет неправильной, поскольку существенное значение имеет дословное сообщение преступником напечатанного текста, который знает только он.
Протокольный текст должен быть строго однозначен, поэтому диалектизмы всегда следует пояснять. Запись в протоколе диалектных слов, которые произносятся так же, как слова литературного языка, но имеют другие значения, может привести к искажению смысла: например, «пробоина» вместо «проникающая рана». Представляется. что фиксация в тексте протокола жаргонных слов и выражений необходима только в тех исключительных случаях, когда это имеет доказательственное значение. В частности, жаргонные слова могут отразить умысел преступника, когда при причинении вреда здоровью он выразил досаду на то, что «перо» оказалось коротким, или настолько индивидуализируют произнесшего их, что позволяют в дальнейшем установить личность.
Нельзя не отметить такой недостаток протоколирования, как засорение текста средствами официально-делового языка, которое «приводит к безликости письменных показаний, не может не вызвать недоверия к ним».
В итоге показания по своей речевой форме не будут отличаться от описательной части постановления или обвинительного заключения. К сожалению, такие же недостатки допускаются и в образцах процессуальных документов.
Пример:
По делу об угрозе убийством в протоколе допроса потерпевшей имеется следующая фраза: «Я воспринимала эту угрозу как реальную». Сложно также представить, что 17-летний подозреваемый мог произнести: «... я не думал, что если не сделаю этого, последствием явится привлечение меня к уголовной ответственности». Безусловно, подобного рода стереотипные фразы — плоды неудачной корректировки дознавателем сказанного допрашиваемым. Нет сомнения, что в речевой форме юридическая оценка действий не давалась вообще, либо текстуально была выражена иначе.
Из сказанного можно сделать следующий вывод: протокол допроса, в отличие от большинства следственных действий, фактически фиксирует не ход допроса, а его результат, отражает «в большей мере содержание полученной информации, чем процесс ее получения». Требование же закона о «по возможности дословной» записи показаний следует расценивать как относящееся лишь к наиболее существенным словам и выражениям, несущим основную смысловую нагрузку, а также характеризующим личность допрашиваемого и особенности восприятия им объективной действительности.
Уголовно-процессуальный закон обязывает дознавателя заносить в протокол все заданные допрашиваемому вопросы и его ответы. Представляется, что далеко не по всем делам в этом есть необходимость. Однако анализ изученных дел позволяет назвать несколько типичных ситуаций, когда оформление протокола или его части в виде вопросно-ответной системы является целесообразным. Обычно в текстах протоколов допросов формулировки вопросов необходимы при предъявлении вещественных доказательств, заключений экспертов, протоколов следственных действий и приложений к ним, иных документов (справок, актов ревизий и пр.), при выяснении противоречий между записанными показаниями допрашиваемого. В содержание вопроса обязательно закладывается информация, индивидуализирующая предъявляемый предмет или документ.
Например: «Когда и при каких обстоятельствах Вы приобрели куртку коричневого цвета, изъятую в ходе обыска Вашей квартиры 17 декабря 2001 г.?». В качестве индивидуализирующих признаков могут выступать номер заключения эксперта, акта ревизии, дата составления документа, наименование следственного действия, протокол которого предъявляется, и т.д. Как правило, в формулировке вопроса отражена совокупность таких признаков. Точность, однозначность вопроса позволяют получить конкретный ответ.
В процессе допроса могут составляться схемы, делаться рисунки.
Например, допрашиваемый о внешних признаках похищенного кольца (перстня и других предметов) может сделать его рисунок. Данное обстоятельство обязательно фиксируется в протоколе подобной фразой: «Мною по предложению следователя сделан рисунок кольца». Сам рисунок, изготовленный на отдельном листе, приобщается к протоколу и снабжается соответствующей подписью: «Рисунок кольца, сделанный потерпевшим А.П. Смирновым. Приложение к протоколу допроса А.П. Смирнова от 24 августа 2002 г.».
Протоколы иных следственных действий.
Каждый из этих протоколов должен быть логически последовательным в изложении результатов следственного действия — описывать ход следственного действия нужно в той последовательности, в какой оно протекало.
В протоколе излагаются только наблюдавшиеся в процессе следственного действия данные, точные размеры, расстояние, количество, объем, мера, цвет.
При указании в протоколе цвета следует пользоваться общепринятыми наименованиями, а не оценочными типа «морской волны», «вишневый», «бежевый». Большое значение имеет единообразие в наименовании одного и того же предмета или вещи, исключающее всякую двусмысленность.
Например, предмет, названный в протоколе осмотра гильзой, недопустимо указывать позже как патрон, если обнаружена именно гильза; предмет, названный бумажником, не следует в других протоколах именовать «портмоне» или «кошелек».
Нередко в доказательственном отношении важную роль играет указание на местонахождение того или иного предмета или следов.
Так, в протоколе отражают, что следы рук изъяты не просто с входной двери, а с ее внутренней или наружной поверхности. При описании взаимного расположения предметов или следов нужно пользоваться как ориентирами сторонами света, но нельзя этим злоупотреблять.
Для протоколов обыска и выемки помимо общих правил рационального составления обязательны следующие требования закона (ст. 182, 183 УПК):
- в отношении предметов и документов, подлежащих изъятию, должно быть указано, выданы ли они добровольно или изъяты принудительно;
- предпринимались ли попытки уничтожить или спрятать подлежащие изъятию предметы, документы или ценности;
- каковы точное место и обстоятельства обнаружения искомых предметов;
- необходимо указать количество, меру, вес или индивидуальные признаки и по возможности стоимость предмета.
Последнее правило детализировано упоминавшейся выше ведомственной инструкцией, в которой сказано, что в протоколе об изъятии предметов, документов, ценностей, являющихся вещественными доказательствами, «указываются количественные и качественные характеристики предметов, все другие индивидуальные признаки, позволяющие выделить объект из числа ему подобных и обусловливающие его доказательственное значение». В случае предположения о том, что изделие изготовлено из драгоценного металла, «в протоколе осмотра отражаются только цвет металла и камней, а также их индивидуальные признаки». Типичные ошибки — записи в протоколе типа «золотое кольцо», «перстень с рубином». В таких случаях необходимо указывать «кольцо из металла желтого цвета», «перстень с камнем красного цвета, овальной формы», а также другие приметы и имеющиеся на них обозначения клейма пробы.
При описании изымаемых объектов не следует указывать их признаки, которые после проведения судебно-химической экспертизы могут оказаться не соответствующими действительности.
Довольно часто встречаются недостатки при оформлении описательной части протокола следственного эксперимента.
Распространенной ошибкой при описании опытных действий является изложение их в форме допроса лиц, показания которых проверяются. В результате после ознакомления с таким протоколом не ясно, демонстрировались ли какие-либо действия участником эксперимента или о них только рассказывалось. Приведем пример записи в протоколе: «...Обвиняемый Петров показал, как взял стол двумя руками, перенес его к двери и заставил им дверь изнутри...». Чтобы создавалось осознанное представление о том, что обвиняемый фактически совершил эти действия, в данном случае в протоколе следовало записать следующее: «...Обвиняемый Петров взял стол двумя руками, приподнял его, перенес к двери и заставил ее изнутри».
Заканчивая протокол, как правило, не нужно формулировать вывод, к которому пришел дознаватель.
Вместо этого надо так описать действия и их результат, чтобы каждый, читая протокол, мог прийти к определенному выводу о возможности или невозможности проверяемого события.
В протоколах следственных действий (помимо допросов и очных ставок) находит отражение не только полученный результат, т.е. определенная информация, но и сам процесс ее получения, что является ярким проявлением удостоверительной стороны доказывания, так как позволяет последующим адресатам доказывания убедиться в допустимости доказательств.