Отдельные составляющие концепции справедливого судебного разбирательства

Процессуальное равенство сторон

Важным элементом концепции справедливого судебного разбирательства является принцип равных возможностей сторон в процессе, означающий равенство сторон в процессуальном смысле и включающий в себя, в частности, равенство в предоставлении доказательств. Учитывая тот факт, что представлению доказательств предшествует этап по их непосредственному поиску, было бы несправедливо лишать сторону защиты, как и иных участников уголовного судопроизводства, возможности самостоятельно собирать доказательства, причем данное право не должно трансформироваться в соответствующую обязанность. К сожалению, в российской правоприменительной практике данное положение носит пока что лишь декларативный характер ввиду несформированности механизма, который бы обеспечил реальное выполнение данного права. Не способствует этому и способ закрепления данного правомочия в нормах УПК. В частности, наделение защитника дополнительными правомочиями по сбору доказательств по сравнению с другими, не представляющими государство участниками, и, самое главное, обвиняемым и подозреваемым, фактически нарушает право лица на защиту ввиду того, что защитник, в отличие от подозреваемого (обвиняемого) и потерпевшего, хотя и является самостоятельной процессуальной фигурой, не есть безусловный участник уголовного судопроизводства, и закон предусматривает возможность отказа в определенных случаях, от его услуг когда участие защитника не является обязательным (ст. 52 УПК). Таким образом, создается ситуация, когда отказ от защитника, являющегося прежде всего субъектом, оказывающим юридическую помощь и формирующим тактику защиты, одновременно ограничивает сторону защиты в объеме правомочий в сфере самостоятельного формирования доказательственной информации, что не укладывается в концепцию, выработанную Европейским судом, о справедливом судебном разбирательстве и рассматривающую принцип равенства сторон как ее составной элемент, требующий, чтобы каждой из сторон была предоставлена разумная возможность представить свое дело в таких условиях, которые не ставят ее в существенно менее благоприятное положение в сравнении с оппонентом.

Следствием несовершенства законодательной техники обозначается наличие противоречий между ч. 2 ст. 86 УПК и положениями статей, определяющих правовой статус участников уголовного судопроизводства как со стороны обвинения, так и со стороны защиты, суть которых сводится к тому, что только защитник и гражданский ответчик согласно ст. 49, 54 УПК имеют право на собирание и представление доказательств. За иными же участниками, такими, как потерпевший (п. 4 ч. 2 ст. 42), гражданский истец (п. 2 ч. 4 ст. 44), подозреваемый (п. 4 ч. 4 ст. 46), обвиняемый (п. 4 ч. 4 ст. 47), закреплена возможность лишь представлять доказательства. Проблема усугубляется и тем, что ст. 86 УПК не относится к положениям, которые подлежат обязательному раскрытию в момент разъяснения участникам их правового статуса, что, несомненно, наносит вред достижению справедливого судебного разбирательства.

Не отвечает принципу равных возможностей уже в определенном качестве рассматриваемое нами правило, связанное с недопущением обвиняемого к процедуре начала процесса по вновь открывшимся обстоятельствам, а также ранее широко обсуждавшееся право прокурора приносить протест, замененное впоследствии на представление, что, собственно говоря, сути предъявляемых претензий к обозначенному неравенству не изменило.

Практикой Европейского суда был также выработан в рамках справедливого судебного разбирательства принцип пропорциональности, который тесно связан с оценочным и широко применяющимся понятием «как необходимость в демократическом сообществе». Данное положение применимо, в частности, и при оценке обоснованности задержания, а также иных мер процессуального принуждения, которые должны иметь не только четкую правовую основу, но и быть адекватными с точки зрения срочной необходимости, с одной стороны, масштабов - с другой, и более того, должны вызываться необходимостью в том смысле, что менее серьезное вмешательство не будет достаточным для достижения законной цели.

Разумные сроки уголовного судопроизводства

Что касается разумности срока рассмотрения уголовного дела, то здесь проявляется и учитывается особенность конкретного уголовного дела, а не установленные рамки законодательства.

Как указывает С.В. Юношев¹Юношев С.В. Реализация положений ст. 6.1 УПК РФ в свете правовых позиций Европейского Суда по правам человека // Мировой судья. - М.: Юрист, 2012, № 4. - С. 6-11, Европейский суд связывает разумность срока судебного разбирательства с целью защиты всех участников судебного разбирательства от чрезмерного затягивания судебной процедуры, а так же подчеркивает важность того, чтобы правосудие осуществлялось без задержек, которые могут подорвать его эффективность и доверие к нему.

«Разумность продолжительности разбирательства следует оценивать в каждом случае в соответствии с конкретными обстоятельствами дела» (степень сложности дела, поведение заявителя, действие государственных органов). Естественно, что законодательно можно обеспечить соблюдение указанного требования путем установления как можно более жестких требований к продолжительности каждой стадии уголовного судопроизводства, но проблемные вопросы все же остаются. Речь идет, прежде всего, об установлении общего предельного срока предварительного расследования, механизма его продления в определенных случаях (ст. 162 УПК), а также установленного аналогичного механизма для максимально возможных сроков применения к лицу заключения под стражу. Учитывая, что правила касающиеся применения мер пресечения, установлены в разделе, посвященном общим положениям и устанавливающим предельный срок равный 18 месяцам, остается неясным, каким образом данное положение сочетается со ст. 255 УПК, предоставляющей суду права применить к лицу указанную меру пресечения сроком до 6 месяцев. Причем и по делам о тяжких и особо тяжких преступлениях данная мера пресечения предусматривает ничем не ограниченные по количеству раз 3-месячные продления. Должно ли в данном случае применяться правило общей нормы или специальной (если ее можно считать таковой), законодателем не разъясняется, наоборот складывается впечатление, что указанные положения о предельных сроках заключения под стражу применимы лишь к предварительному расследованию ввиду того, что в контексте содержания статьи данному понятию уделяется преобладающее значение, но тогда неясным остается ответ на вопрос, почему же норма носит общий характер, или же это просто ошибка в конструкции норм Кодекса.

В целях сокращения общего срока судебного производства было бы целесообразным принять решение о распространении положений нормы по принятию решения судьей по поступившему к нему уголовному делу в 14-дневный срок в случаях, когда обвиняемый по уголовному делу хотя и находится на свободе, но только лишь по причине, связанной с истечением предельного срока заключения под стражей.

По мнению Е.В. Марковичевой²Марковичева, Е.В. Международные стандарты разумности сроков производства по уголовному делу // Уголовное судопроизводство. 2009. N 4. С. 10-12. разумные сроки в уголовном судопроизводстве «...ни в коей мере не противоречит практике закрепления в законодательстве конкретных процессуальных сроков. Исчисление сроков с помощью конкретных числовых ориентиров существенно облегчает процесс применения целого ряда процессуальных норм и само по себе способно быть дополнительной гарантией прав человека в уголовном судопроизводстве». Однако данное положение не всегда является верным в случае намеренного затягивания принятия решения, которое, хотя формально и укладывается в установленные сроки, по обстоятельствам дела могло быть принято гораздо ранее.

Многочисленные решения ЕСЧП зафиксировавшие нарушение разумности сроков уголовного судопроизводства стали основой для включения данного положения в качестве принципа уголовно-процессуального права и принятие мер по созданию механизма компенсации лицам, чьи права в данной области были нарушены.

По мнению В. Быкова «принятие этого Закона объясняется тем, что те огромные суммы, которые присуждают к выплате гражданам России решения Европейского суда по правам человека за незаконные, необоснованные, несправедливые решения и волокиту российских следователей и судов, становятся уже весьма чувствительной потерей для бюджета Российской Федерации. Кроме того, эти выплаты наносят большой ущерб авторитету России на международной арене, так как частые обращения российских граждан в Европейский суд по правам человека ставят под сомнение тот факт, что Российская Федерация является правовым государством»³Быков В. Новый закон о разумном сроке уголовного судопроизводства // Законность. 2010. N 11. С. 23 -29.. Поэтому принятие данного закона мера вынужденная, хотя и оправданная с точки зрения необходимости реализации прав личности в уголовном судопроизводстве. Однако принятие мер в момент, когда накал проблемы уже зашкаливает все мыслимые пределы, так же не красит государство и фактически показывает его отношение к конституционному принципу уважения прав и свобод личности.

Согласно мнению В.А. Семенцова, А.П. Шереметьева «законодатель почему-то не учел, что принятием решения о прекращении уголовного преследования или вынесением обвинительного приговора не завершается судебное производство, система которого предусматривает еще четыре стадии, следующие за судебным разбирательством, призванные служить проверке законности и обоснованности решений, вынесенных в суде первой инстанции либо связанных с исполнением приговора»⁴Семенцов. В.А., Шереметьев, А.П. Начало и окончание разумного срока в уголовном судопроизводстве // Общество и право. 2010. №5. С. 172 - 175.. Естественно, что подобный «ляп» законодатель нуждается в скорейшем устранении ввиду того, что ЕСЧП так же не ограничивает применение положении о разумности сроков только лишь досудебными судебным следствием.

Весьма важным и заслуживающим всемерной поддержки являются предложение авторов о дополнении «УПК РФ новой ст. 233.1 "Срок судебного разбирательства" следующего содержания:

1. Судебное разбирательство по уголовному делу должно быть закончено в срок, не превышающий 6 месяцев со дня начала судебного заседания.

2. Срок судебного разбирательства, установленный частью первой настоящей статьи, может быть продлен судом до 12 месяцев по уголовным делам о тяжких преступлениях и до 18 месяцев - по уголовным делам об особо тяжких преступлениях.

3. В срок судебного разбирательства не включается время, в течение которого производство по уголовному делу было приостановлено по основаниям, предусмотренным настоящим Кодексом».

Вместе с тем данные положения нуждаются в определенной конкретизации относительно оснований, по которым возможно данное продление, с тем. чтобы избежать автоматического продления по делам данной категории.

Презумпция невиновности и гарантии по защите от предъявленного обвинения

Вызывает определенный интерес и способ закрепления презумпции невиновности в Конвенции, согласно которой каждый обвиняемый в совершении уголовного преступления считается невиновным до тех пор, пока его виновность не будет установлена законным порядком, и в УПК РФ, где обвиняемый считается невиновным, пока его виновность в совершении преступлена не будет доказана в предусмотренном настоящим Кодексом порядке и установлена вступившим в законную силу приговором суда. Если в Конвенции, а также в последующих толкованиях Суда под обвиняемым подразумевается лицо, которому предъявлено любое обвинение, причем учитывается не формальный признак, а любое имеющееся подозрение в отношении лица, то в отношении понятия обвиняемого УПК подходит по четко выраженному формальному признаку - вынесение в отношении лица обвинительного акта либо постановления о привлечении в качестве обвиняемого. Как видим, по данному критерию можно сделать вывод о том, что в эту категорию подозреваемый не входит, а соответственно на него не распространяется и право считать себя невиновным. Абсурдность данного положения не может вызывать сомнений. И если для Конституции закрепление подобного положения в данном контексте является приемлемым ввиду ее общенормативного характера, то для УПК как специализированного документа, устанавливающего, на основе развития положений Конституции, свод гарантий от необоснованного вмешательства государства в интересы личности, установление такого положения непростительно и требует скорейшей конкретизации.

Кроме того, как нам представляется, неправильным следует признать и способ закрепления процедуры установления виновности только вступившим в законную силу решением суда ввиду того, что установление подобного положения просто обязывает признать положения, разрешающие прекратить уголовное преследование по нереабилитирующим основаниям последующим отказом от процедуры реабилитации и предоставление возможности на взыскания жертвами преступления ущерба в гражданском судопроизводстве не соответствующими Конституции, так как лицо не было признано в официальном порядке виновным по преступлению, в совершении которого оно обвинялось. Подобное осложнение можно, как нам видится, решить двумя путями: заимствованием Конституцией РФ положений Конвенции либо созданием механизма по судебной проверке вынесенных постановлений по нереабилитирующим основаниям с последующим утверждением. Второй путь, по нашему мнению, более предпочтителен, так как предоставляет возможность обеспечить не только соблюдение положений Конституции, но и предоставляет возможность обеспечения дополнительного судебного контроля, осуществляемого в обязательном порядке, что может рассматриваться и как дополнительная гарантия от возможных злоупотреблении.

Говоря о презумпции невиновности, следует подчеркнуть и тот факт, что в своем решении по делу Аллене Де Рибемона против Франции от 10 февраля 1995 г. судом выработана позиция, что посягательство на презумпцию невиновности может исходить не только от судьи или от суда, но и от других публичных властей. В данном случае такое посягательство может выражаться в публичном заявлении о виновности, которое, с одной стороны, может побудить общественность поверить в неё, а с другой - предваряет оценку фактов дела компетентным судом. Несмотря на данное положение, факты, подобные указанному случаю, далеко не редкость в российской действительности ввиду отсутствия механизма, обеспечивающего защиту от возможных высказываний подобного рода, в особенности, когда впоследствии лицо действительно подверглось осуждению по данному обвинению. Думается, что уголовная ответственность будет служить действительно сильной гарантией - защищающей личность от необдуманных заявлений, поступающих от представителей власти.

Близко соотносящимися с нарушением презумпции невиновности можно признать и сообщения, излагаемые в средствах массовой информации, которые хотя и излагают объективную информацию об интересных, на их взгляд, событиях, но все же создают негативный образ лица, вовлеченного в сферу уголовного судопроизводства в качестве обвиняемого (подозреваемого), в особенности, когда данные факты проявляются в специализированных программах на криминальную тематику. Учитывая данные факторы, следует согласиться с предложением Е. Г. Васильевой⁵Васильева. Е. Г. Проблемы ограничения неприкосновенности личности в уголовном процессе: дисс.... канд. юрид. наук. Уфа: Башкирский государственный университет. 2002. С. 193. о необходимости внесения изменений как в УПК РФ, так и закон о СМИ с тем, чтобы предусмотреть правило, согласно которому факт применения к лицу принуждения в ходе уголовного судопроизводства и данные об этом лице могут быть опубликованы в СМИ с разрешения лиц, осуществляющих производство по делу, только при отсутствии возражений подозреваемого (обвиняемого).

В соответствии с практикой Европейского суда допустимость доказательств является вопросом, который регулируется главным образом национальным законодательством, и по общему правилу, именно национальные суды призваны оценивать предъявленные им доказательства. Задача Суда, согласно Конвенции, заключается не в том, чтобы оценивать показания свидетелей, а в том, чтобы удостовериться, было ли судебное разбирательство в целом справедливым, включая и то, как были получены доказательства. В этой связи интересным представляется соотнесение положений УПК, а именно п. 4 ст. 281, предусматривающих возможность оглашения показаний лица, обладающего свидетельским иммунитетом полученных в соответствии с правилами, установленными законом, в случае, если в дальнейшем лицо отказалось от дачи соответствующих показаний, ввиду того, что по делу Унтерпертингера Европейский суд признал нарушением права на справедливое судебное разбирательство использование судом для обоснования обвинительного приговора показаний, данных в жандармерии членами семьи обвиняемого, которые отказались явиться в судебное заседание. Как видим, указанные положения УПК РФ следует считать, исходя из правовых позиций практики Суда, все же не соответствующими конвенции, а доказательства подобного рода - недопустимыми.

По общему правилу, обычно все доказательства должны быть представлены в ходе публичного слушания в присутствии обвиняемого, с тем, чтобы обеспечить состязательность. Для выполнения указанной цели необходимо, чтобы обвиняемому была предоставлена адекватная возможность оспаривать утверждения и допрашивать свидетельствующих против него лиц. когда они дают показания в суде, либо на более поздней стадии. Но из данного правила имеется и ряд исключений, в частности, связанных с участием в деле анонимных свидетелей. Несмотря на то, что по делу Доорсона Суд указал, что использование показаний анонимных свидетелей для обоснования обвинительного приговора ни при каких обстоятельствах несовместимо с Конвенцией за исключением случаев, когда необходимо защитить находящиеся под угрозой интересы свидетелей и жертв преступления. В таких обстоятельствах принципы справедливого судебного разбирательства требуют также, чтобы в соответствующих случаях интересы защиты соизмерялись с интересами тех свидетелей или жертв, которых вызвали в суд для дачи показаний. Учитывая указанные факторы, Судом была выработана концепция о том, что обвинительный приговор не должен основываться единственно или в решающей степени на анонимных утверждениях. Как нам представляется, выводы из вышеприведенных положений должны распространятся не только на выполнение требований о доказательственной ценности показаний анонимных свидетелей, но и на то, что нельзя признать положения п. 6 ст. 278. касающиеся раскрытия информации о личности анонимного свидетеля, соответствующими смыслу конвенции, ввиду нарушения принципа справедливости. В данном случае при принятии решения о признании ходатайства обоснованным суд должен в обязательном порядке выяснить, продолжает ли в указанных случаях сохраняться опасность для анонимного свидетеля в случае его разоблачения, либо предоставить анонимному свидетелю, как это предлагает, в частности, Л.В. Брусницын⁶Брусницын, Л.В. Обеспечение безопасности участников процесса: возможности и перспективы развития УПК //Российская юстиция. 2003. №5. С. 50., право самому решить вопрос о раскрытии собственного имени, что более соответствует духу Конвенции с позиции справедливости судебного разбирательства.

Говоря о гарантиях по предоставлению защите достаточных возможностей задавать вопросы "засекреченным" свидетелям, К.Б. Калиновский⁷Условия для неразглашения данных о личности свидетеля и потерпевшего по Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации // Юридические гарантии правового статуса личности: защита свидетелей и лиц, способствующих раскрытию преступлений в уголовном процессе: материалы международной научно-практической конференции. Санкт-Петербург, 28 мая 2004 г. Санкт-Петербургский университет МВД России. СПб. делает вывод о том, что эта гарантия остается нереализованной в стадии предварительного расследования, но ее обеспечивают правила судебного следствия: общий запрет на оглашение показаний неявившихся свидетелей без согласия стороны защиты и механизм ознакомления сторон с засекреченными данными (ч. 6 ст. 278 УПК). Но, как нам кажется, им не было учтено положение п. 2 ст. 281, по которому судье предоставлено право в таких исключительных случаях, как смерть, тяжелая болезнь, отказ иностранного гражданина явиться по вызову суда, стихийное бедствие, оглашать показана свидетелей, полученные в ходе предварительного следствия. И если в обычных случаях данные факты можно проверить, то в случае, если показания были даны анонимными свидетелями, стороне защиты остается верить, что указанные обстоятельства все же имели место в действительности.

Учитывая тот факт, что право на допрос свидетеля обвиняемым, провозглашается по Конвенции в качестве неоспоримого, а решения суда обозначали позицию, согласно которой неприемлемым следует считать ситуацию, когда в решающей степени обоснование приговора строится на показаниях свидетелей, в отношении которых подсудимый не имел и не имеет даже в судебном заседании возможности осуществить свое право по их допросу, назрела необходимость в изменении процедуры допроса на стадии досудебного производства. Возможным вариантом поведения можно было бы признать аналог процедуры обеспечения доказательств, предлагаемый согласно Статуту Международного уголовного суда, в основе которого следует предусмотреть допрос лица, важного с точки зрения следствия, в отдельном судебном заседании, с участием всех заинтересованных лиц.

С точки зрения Европейского суда, специалисты и эксперты рассматриваются в качестве свидетелей, к такой же категории можно в определенной степени отнести и заключение эксперта как одну из форм его показаний ввиду того, что в нем находит отражение ход исследования, целью которого является получение ответов на вынесенные на анализ вопросы. Исходя из положения Конвенции о важности осуществления права обвиняемого на допрос свидетелей, следует признать несостоятельными положение п.1 ст. 198 УПК, регулирующего правила постановки вопросов и степень участия в ней сторон, так как в данном случае ограничивается указанное право, и его осуществление ставится в зависимость от решения следователя о характере целесообразности поставленных стороной защиты либо потерпевшим вопросов.

Независимый и беспристрастный суд

Независимость и беспристрастность суда тесно связана с выполнением требований по справедливому судебному разбирательству и обеспечивается, прежде всего, существующей процедурой отвода судей, не отвечающих установленным требованиям беспристрастности. В данном случае интересным представляется соотнесение правил процедуры отвода по УПК РФ с правовыми позициями, выработанными Европейским судом. В соответствии со ст. 61-63 УПК РФ на судью накладывается обязанность в случаях наличия оснований, выявляющих его заинтересованность в исходе дела либо иным способом отражающих отсутствие его беспристрастности и независимости, произвести самоотвод. Между тем, в соответствии с положениями ст. 63 УПК в случае, если данная обязанность была им не в достаточной степени выполнена, участниками уголовного судопроизводства ему может быть заявлен отвод, причем данное право распространяется только до начала судебного следствия, если указанные обстоятельства не относятся к категории вновь известных. Проблема в способе разрешения указанной ситуации проявляется в том, что в данном случае решение вопроса по обеспечению справедливого судебного разбирательства перекладывается с непосредственно обязанного, согласно положениям Конвенции, государства на стороны в процессе. Такой подход можно распространять только на завуалированные обстоятельства, когда трудно выяснил в действительно ли в данном случае возможно проявление заинтересованности, но согласно мнению стороны такое проявление все же возможно. В остальных случаях, когда обстоятельства невозможности участия судьи в процессе четко установлены в законе, несоблюдение обязанности судьи по самоотводу должно служить основанием для смещения его с должности судьи как не соответствующего установленным требованиям. Так, по делу Обершлик против Австрии от 23 мая 1991 г. Суд признал, что не заявление отвода, когда данное право предоставляется, не является случаем отказа от права на справедливое судебное разбирательство в случае если судья должен был ex officio заявить самоотвод.

Сразу хотелось бы обратить внимание на тот факт, что в ст. 64 право на отвод судье предоставляется участникам судебного разбирательства, хотя в статьях, определяющих их статутное положение, данным правом наделяются лишь стороны уголовного судопроизводства.

Определенное отступление от справедливого судебного разбирательства можно усмотреть и в процедуре решения вопроса отвода судей, согласно которой решение вопроса об отводе судьи в случае коллегиального рассмотрения предоставлено остальным судьям, а в случае единоличного рассмотрения решается им самостоятельно. Как отмечает эксперт Совета Европы Кэрол Бард, решение, принимаемое ближайшими коллегами судьи, вряд ли является наиболее эффективной гарантией справедливого и непредубежденного судопроизводства, и правильней было бы передать решение данного вопроса другому составу суда либо председателю. Предложение, конечно, интересное, но вряд ли его можно рассматривать как эффективное в данном плане ввиду возможности применения изложенных посылок и к этому случаю. Гораздо большую ценность данное положение приобретает, как нам представляется, в случае, если отвод заявлен всему составу суда, даже по разным основаниям, либо судье, единолично рассматривающему дело, ввиду отступления в данном случае от общепринятых норм морали и нравственности, тесно связанных с понятием справедливости. Так как справедливость судебной процедуры необходимо рассматривать исходя из сущности положения, заключающего в себе правило о том, что всякий судья, в отношении беспристрастности которого имеются законные сомнения, должен выйти из состава суда, рассматривающего дело. Иначе подрывается доверие, которым в демократическом обществе должны пользоваться суды.

Согласно положениям п. 13 ст. 108 УПК не допускается возложение полномочий по избранию в качестве меры пресечения заключения под стражу и её продлению на одного и того же судью на постоянной основе, чем, по мнению законодателя, решается проблема последующей тенденциозности судьи. Несмотря на наличие данного положения, необходимо учитывать следующие моменты, нашедшие свое отражение в решениях Европейского суда. Так, участие судьи в производстве по делу на досудебных стадиях может вызвать серьезные сомнения в беспристрастности судьи только в том случае, если такое участие было интенсивным либо характер решения мог навести на мысль о некоторой предрешенности существенного вопроса. Учитывая указанные факторы, необходимо предусмотреть правило о том, что участие судьи в досудебном производстве более двух раз по конкретному уголовному делу должно рассматриваться как условие для формирования тенденциозного восприятия в отношении- личности обвиняемого.

Не нашло своего отражения в текущем законодательстве и предложение вышеуказанного эксперта о недопустимости возложения функции по судебному рассмотрению уголовного дела на судью, выполнявшего ранее функцию по разрешению жалоб на отказ в возбуждении уголовного дела и о прекращении уголовного дела, связанных с конкретным лицом, обвиняемым в совершении преступления. Как можно ожидать от подсудимого, замечает в данном случае Кэрол Бард, что он не поставит под сомнение нейтральность и объективность судьи, если последний отменяет решение органа обвинения о прекращении уголовного дела. Как отмечается в решении по делу Делькур: «В демократическом обществе по смыслу Конвенции право на беспристрастное отправление правосудия занимает настолько видное место, что ограничительное толкование пункта 1 статьи 6 не соответствовало бы цели и задачам данного положения».

На отсутствие беспристрастности может указывать и произнесение разного характера высказываний со стороны судьи, которые в нормальной обстановке, не связанной с исполнением служебной обязанности, считались бы вполне естественными, по крайней мере, таким образом можно интерпретировать позицию Суда о том, что высказывание судьей своего мнения по вопросам нравственности в поведении стороны (в данном случае религиозной) в судебном разбирательстве может свидетельствовать о пристрастности судьи, если только такое мнение не было необходимо для разрешения дела и обоснования выносимого судебного решения.

Важной вопросом для обеспечения справедливости судебного разбирательства представляется проблема вынесения оправдательных приговоров, а именно весьма странно низким их количеством. Как указывает Л.С. Мирза⁸Мирза, Л.С., Категория справедливости в уголовном процессе / Л. С. Мирза // Адвокатская практика -2007. - № 6. С. 22 - 27 всем известны опасения судьи вынести либеральный приговор, из-за высокой вероятности его отмены и наступления неблагоприятных последствий для судьи, допустившего «брак», что фактически предопределяет обвинительный характер деятельности суда. Ситуация однородного порядка возникает и в случаях когда судья для перестраховки возвращает дело прокурору по формальным соображениям. С учетом изменений, произошедших в уголовно-процессуальном законодательстве и позиции Конституционного суда РФ - фактически возвращает на дополнительное расследование, не желая сталкиваться с проблемой по решению вопроса об оправдательном приговоре.

В этой связи уместным будет привести мнение В. Чурилова о том, что «правозащитное, а не карающее предназначение судебной системы до сих пор недостаточно воспринято правосознанием профессиональных юристов, в том числе самих судей. Вместе с тем в процессе достижения целей уголовного судопроизводства осуждение и оправдание должны рассматриваться как неразрывно связанные стороны уголовно-процессуальной деятельности, оправдательный приговор - такой же авторитетный акт правосудия, как и обвинительный»⁹Чурилов, Ю. Статистика оправданий: факты и вымысел// ЭЖ-Юрист. 2010, N 6. .

Эффективное расследование

По мнению А.Д. Назарова ЕСЧП выработал определенную систему требований, относимых к процедуре расследования преступлений совершаемых в отношении задержанных. В целом данные положения можно отнести не только к данным случаям, но и к процессу расследования всех преступных посягательств.

«Европейский стандарт эффективного расследования включает в себя следующие принципы: быстрота расследования; независимость расследования; тщательность расследования; доступ пострадавших к расследованию»¹⁰Назаров. А.Д Вопросы имплементации европейского стандарта проведения эффективного расследования в уголовное судопроизводство России // Российская юстиция. 2010. № 11. С. 73 - 74..

Выделение подобных положений связано с достаточно большим объемом рассмотренных дела против РФ, которые не только посягают на такие основополагающие правовые положения как право на жизнь и запрет пыток, но и в конечном итоге нарушают право на справедливое судебное разбирательство. Фактически ЕСЧП отмечалась нерасторопность в исследовании обстоятельств применения пыток, необоснованные отказы в проведение проверок или их имитация. В качестве недопустимо практики судом фактически признавались распространенные в России случаи многократных чередующихся отказов в возбуждении уголовного дела и последующих их отмен, бездействие сотрудников, ничем не обоснованные факты приостановления расследования, односторонний подход в исследование и оценке показаний о применении пыток и контрверсии лиц, обвиняемых в совершении данных действий.