Психологическая защита в преступном поведении

Понятие психологической защиты

Психологическая защита заключается в специфической переработке сознанием или подсознанием нежелательной для личности информации. С помощью психологической защиты личность нейтрализует неблагоприятное воздействие определенной информации, которая по своему содержанию является нравственной, нравственное самосознание личности, таким образом, защищается от обвинений и самообвинений, сохраняет целостность, непротиворечивость и положительную оценку образа своего «Я». И это вполне объяснимо, поскольку любая личность испытывает глубочайшую потребность не только в уважении, но и в самоуважении. При этом защита нередко является формой самообмана и искажения реальности, в результате которых может измениться система межличностных отношений.

Имеется определенная зависимость психологической защиты от таких психологических характеристик личности, как интернальность и экстернальность. Интернал это человек, считающий себя причиной значимых событий, происходящих в его жизни, он также берет на себя ответственность за это. Экстернал, наоборот, ищет причину в чем-то или в ком-то вовне. Когда за собственное преступление некто обвиняет других, общество, государство, обстоятельства, а порой и саму жертву, это и есть проявление экстернальности. Причем такой человек не видит причин для самоизменения, даже когда суд признал его преступником.

Опыты советского психолога Э.А. Костандова показали, что психологическая защита проявляется уже на уровне психофизиологических механизмов восприятия.

В эксперименте определялись пороги опознания¹Порогом опознания называется на минимальная продолжительность времени, при которой субъект успевает прочесть и повторить предъявляемое слово. слов у правонарушителей. Слова демонстрировались на экране короткое, но постепенно увеличивающееся время. Слова были как эмоционально нейтральные (книга, дверь, окно), так и эмоционально окрашенные, связанные с правонарушениями (суд, нападение, месть). Все испытуемые разделились на две группы. Одни опознавали эмоционально окрашенные слова позже нейтральных, т.е. порог опознания эмоциональных слов у них был повышен; другие же опознавали эти слова раньше нейтральных, т.е. порог опознания нейтральных слов у них был понижен.

Оказалось, что правонарушители из первой группы испытывают страх перед наказанием, стремятся приуменьшить вред от своего поступка. Повышение у них порога опознания свидетельствует о проявлении феномена психологической защиты, посредством которой психика ограждается от восприятия нежелательных внешних сигналов. Нарушители из второй группы испытывали чувство раскаяния и угрызения совести. Они не прибегали к психологической защите, и слова, напоминающие о преступлении, воспринимались ими раньше нейтральных. Это еще раз доказывает, что чувство вины принципиально отлично от чувства страха перед наказанием.

Использование психологических защитных механизмов учитывается в некоторых социологических теориях преступности, которые отражают особенности процесса социализации у разных категорий правнарушителей. Так, например, теория делинквентных субкультур объясняет нарушение преступниками общепринятых норм наличием у них особой, асоциальной системы ценностей и норм, противостоящих официальным. Но почему некоторые преступники нарушают правовой запрет, необходимость которого они в принципе признают? Почему, не отрицая самого факта содеянного, преступник не признает свою вину? Один из возможных ответов на этот вопрос содержится в теории нейтрализации американских криминологов Г. Сайкса и Д. Матзы.

Данная теория исходит из того, что социальные нормы, призывающие к должному поведению, в большинстве своем не выражаются в категорической форме. Существующая нормативная система — не жесткий свод правил, выполнение которых обязательно для каждого при любых обстоятельствах. Она обладает свойством гибкости, компромиссности. Например, хотя и есть заповедь «не лги», но ведь нравственно оправдана «ложь во спасение». Даже заповедь «не убий» не является абсолютной: она не распространяется на действия солдата на войне.

Подобного рода гибкость присуща и уголовному закону. Ведь в нем содержатся нормы, устраняющие ответственность по таким основаниям, как невменяемость, необходимая оборона, крайняя необходимость и т.д. Поскольку преступное поведение в значительной степени определяется сознательным или бессознательным расширением сферы действия подобных смягчающих обстоятельств, правонарушители используют особенности существующей нормативной системы для оправдания своего поведения. Распространяя смягчающие обстоятельства на свой конкретный случай, они «нейтрализуют» действие правовых норм в отношении себя. Оправдание своего поступка снимает для правонарушителя вопрос о собственной вине.

Такое оправдание Г. Сайкс и Д. Матза называют нейтрализацией и считают, что она осуществляется следующими пятью приемами.

Отрицание ответственности

Преступник нередко рассматривает себя как объект чьего-либо воздействия, как жертву обстоятельств (плохие родители, учителя, плохие друзья, материальные затруднения и т.д.) и этим подготавливает почву для отклонения от нормы, которую он в принципе не отвергает. Отрицание ответственности как бы разрывает связь между субъектом и его действиями, снимает вопрос о вине и последствиях деяния.

Уголовное право отвергает принцип «объективного вменения» ответственность без вины: какими бы чудовищными ни были последствия деяния, субъект не подлежит уголовной ответственности, если не установлена его вина (в виде умысла или неосторожности). Поэтому нарушитель, не отрицая факта содеянного и наступивших последствий, пытается доказать отсутствие своего злого умысла или переложить ответственность на других.

Когда же вина слишком очевидна и ответственность за содеянное отрицать невозможно, нарушители применяют другой прием — отрицание вреда.

Отрицание вреда

Для правонарушителя вопрос о преступности поведения тесно связан с наличием вреда или ущерба, причиненного его действиями. Причем этот вред может им толковаться субъективно: хулиганство как невинная шалость, драка — как выяснение отношений между своими, угон автомобиля соседа — как неудачная шутка и т.д. Главное, что какого-либо ощутимого вреда его действия никому из посторонних не причинили. Кроме того, действительный вред, с точки зрения преступника, был причинен ему самому (попал в колонию) или его близким (мать лишилась сына-кормильца).

В данном случае нарушители склонны рассматривать в качестве преступных только деяния с материальным составом, т.е. причиняющие конкретный реальный ущерб. Наличие же в законе формальных составов преступлений, предусматривающих ответственность за действия независимо от наступивших последствий, ими игнорируется.

Если невозможно подвергнуть сомнению факт нанесения реального ущерба, нарушители прибегают к следующему приему — отрицанию наличия жертвы.

Отрицание наличия жертвы

Даже если нарушитель признает свою ответственность за неправильные действия и готов допустить, что они причинили кому-нибудь вред, он пытается акцентировать внимание на личности жертвы, представляя свое деяние как вид справедливого возмездия или наказания: жертва превращается в злодея, а преступник в благородного мстителя (например, Юрий Деточкин из фильма «Берегись автомобиля», доктор Лектер из фильма «Молчание ягнят»). Этот прием часто называют комплексом Робин Руда. Так, среди опрошенных осужденных 45,4% считают, что не нужно быть справедливым с несправедливым человеком; 57.3% полагают, что нечестных людей можно обманывать (В.Ю. Вельский, А.И. Кравченко, С.И. Курганов, 2004).

Широкому использованию такого приема самооправдания способствует его глубокая укорененность в обыденном сознании и народной культуре. И хотя мораль любого народа порицает обман, однако народный фольклор утверждает, что обман обманщика — не грех, а доблесть. Об этом говорят и шедевры мировой литературы — от «Декамерона» до «Золотого теленка». Существует даже самостоятельный литературный жанр — «плутовской роман».

Хотя снисходительное отношение к жуликам и мошенникам свойственно, видимо, любой национальной культуре (вспомните героев Дж. Лондона. О’Генри, У. Теккерея), но у русского народа это проявляется, пожалуй, наиболее отчетливо.

Своеобразную социальную солидарность с преступниками в этом отношении проявляют как простые граждане, так и сотрудники правоохранительных органов. В обыденном сознании оценка тяжести преступления во многом зависит от личности потерпевшего. Когда преступники сводят счеты друг с другом в многочисленных «разборках», подрывают в машине очередного «вора в законе», люди с удовлетворением говорят: «Туда им и дорога!» Но это опасная позиция. Во-первых, она отрицает универсальность права и неделимость понятия прав человека. Во-вторых, в процессе такого социального отбора, если ему не препятствовать, взращивается категория еще более опасных и жестоких преступников. Если правонарушителю все же не удается опорочить жертву, то применяется такой прием, как осуждение осуждающих.

Осуждение осуждающих

Преступник может переключить внимание со своих действий на действия (или личность) осуждающих его людей: те, кто меня осуждает, сами плохие и несправедливые люди (судья взяточник, милиционеры садисты и оборотни). Когда нарушитель видит явную (или мнимую) аморальность других людей, ему легче снизить или оправдать неблаговидность собственных поступков.

Недаром в исправительных колониях наибольшей популярностью пользуются газетные статьи и телепередачи о преступлениях и аморальных поступках сотрудников правоохранительных органов и представителей власти. «Если чиновники берут многомиллионные взятки, строят роскошные дачи и при этом остаются безнаказанными, то почему в тюрьме оказался я? Ведь моя вина но сравнению с их виной ничтожна. Значит, общество поступило со мной явно несправедливо и тем самым освободило меня от всех моральных обязательств перед ним. Если преступно государство, то я его верный подданный», «Честного человека, как девственницу: можно найти лишь в роддоме», — рассуждают осужденные. Замечено, что осужденным вина общества перед ними нужна не меньше, чем обществу — раскаяние преступников.

Когда все перечисленные выше способы не срабатывают, правонарушители прибегают к другому приему — обращению к более важным обязательствам.

Обращение к более важным обязательствам

Внешний и внутренний контроль могут быть нейтрализованы также в результате того, что требования общества в целом приносятся в жертву интересам группы, к которой принадлежит нарушитель. Он вовсе не обязательно отвергает нормы права, а скорее рассматривает себя как человека, столкнувшегося с нравственной дилеммой, которая, к сожалению, может быть разрешена только нарушением «неразумного» закона (я не мог бросить друга, не мог показаться трусом и т.д.). В этом проявляется прагматическое отношение к морали и праву: нормы следует соблюдать, но до тех пор, пока это выгодно, пока позволяют условия.

Правовой прагматизм подтверждают исследования правосознания преступников. При изучении правосознания обычно используют методику коллизий, или казусов. В этих коллизиях имеет место конфликт норм: общественных и групповых, групповых и личных и т.д. Конечно, выбор возможного поведения при решении казуса не предопределяет действительное поведение, но говорит о степени значимости той или иной ценности и, следовательно, показывает вероятность реального поведения в соответствии с этой ценностью.

Так, осужденным была предложена следующая коллизия: «Старшеклассник был очевидцем разбойного нападения своих приятелей, но никому ничего об этом не сказал». Осужденные должны были оценить поведение действующего лица коллизии и выбрать вариант своего поведения в аналогичной ситуации.

При решении казуса наблюдалась следующая закономерность: осужденные дают больше правильных оценок поведения других лиц и меньше правильных вариантов своего возможного поведения. Прагматическое отношение к морали в том и проявляется, что при положительном отношении к норме (выбор правильного варианта поведения для других) одновременно наблюдается готовность нарушить ее при неблагоприятных (с точки зрения нарушителя) обстоятельствах.

Утверждения типа «я не раз предупреждал», «я не хотел этого», «я никому не причинил вреда», «они сами это заслужили», «я это сделал не для себя», часто применяемые правонарушителями в свое оправдание, сама потребность в нем говорят о том, что в противоправном поведении нарушители руководствуются не какими-то особыми ценностями и нормами. Они, как уже было сказано выше, используют свойства существующей нормативной системы для обоснования и оправдания своего поведения.

Разумеется, защитные механизмы, как бы ни были они сильны, недостаточны для того, чтобы полностью нейтрализовать воздействие усвоенных субъектом ценностей и неодобрительную реакцию на его поступки со стороны других лиц. Однако широкое использование личностью защитных механизмов показывает ее неспособность к трезвой самооценке, объективному анализу своего характера и поведения. Самооценка — важнейший компонент самосознания личности не только является показателем ее критичности, но и существенно влияет на регуляцию поведения. Исследования показывают, что самооценка преступников отличается меньшей критичностью по сравнению с законопослушными гражданами и неадекватностью, причем преобладает, как правило, завышенная самооценка.