Каноническое право собственности
Церковные суды едва ли могли притязать на столь широкую юрисдикцию над отношениями собственности, какой они обладали над семейными отношениями и наследованием. Однако их юрисдикция над вопросами собственности отнюдь не была скудной, и из нее выросла значительная совокупность права. Церковь владела огромными богатствами, приобретенными благодаря дарениям, налогам и собственным сельскохозяйственным, производственным и торговым предприятиям. По некоторым данным, церкви принадлежало от 1 /4 до 1/3 всей земли в Западной Европе.
Неудивительно, что не только церковные ученые-правоведы, но и церковные суды и законодатели много занимались вопросами прав и обязанностей, связанных с владением, пользованием и распоряжением этими богатствами. Кроме того, каноническое право высказывалось также по вопросам прав и обязанностей, относящихся и к светской собственности.
Несомненно, каноническое право собственности в значительно большей степени, чем каноническое брачно-семейное право, испытало на себе влияние современного светского права. Во-первых, никто никогда не утверждал, что собственность — даже и церковная — имеет священный характер. Материальные ресурсы церкви всегда считались частью ее "преходящей" власти. Более того, в контексте феодального землевладения права церковной собственности часто связывались с правами светской собственности.
Например, приход мог "держать" свою землю и постройки "от" епархии или аббатства (собственность монастырей на приходские церкви была начиная с XII в. широко распространена в Европе), а епархия или аббатство могли "держать" эту же землю "от" какого-нибудь барона. Споры по поводу земельной ренты, уплачиваемой приходом епархии или аббатству, обычно находились в юрисдикции церковных судов и разрешались по каноническому праву, а споры по феодальным повинностям и службам, которыми епархия или аббатство обязаны были барону, обычно подпадали под юрисдикцию светских судов и разрешались по светскому праву (хотя в последнем случае бывали разногласия между церковными и светскими судами по поводу юрисдикции).
Церковь была как бы и внутри, и вне тогдашнего феодального экономического уклада. Ее право собственности неизбежно имело отчасти феодальную природу. Аналогичным образом, церковь была и внутри, и вне тогдашнего городского экономического уклада, который господствовал в тысячах вольных городов, выросших по всей Европе в XI—XIII вв., так что ее право собственности неизбежно имело отчасти городскую природу.
Однако каноническое право отношений собственности было также отчасти и нефеодальным и негородским, то есть оно основывалось частично на особых церковных соображениях и принципах канонического права в целом. Канонисты того времени не только первые привели в систему право собственности; они также ввели некоторые совершенно новые понятия и нормы права собственности — те самые, которые оказали глубочайшее и долгосрочное воздействие на западную традицию права.
Большинство церковных земель и зданий с конца XI по XV в. принадлежали церкви по праву владения, известному в Англии как "безвозмездная милостыня. Как правило, даритель (или несколько дарителей вместе) делал дар Богу и поименованной церковной корпорации, ее должностным лицам и членам, например: "Богу и Св. Уилфреду Дамфрийского аббатства и аббату Дункану и монахам Св. Уилфреда". Если целью была постройка церкви, больницы или учебного заведения, то дар мог включать не только землю, но и средства для строительства и эксплуатации здания и обеспечения функционирования учреждения в будущем.
Но часто даритель земли сохранял для себя и своих наследников права на нее. В частности, он мог оставить за собой право "представлять" нового священника для построенной на его земле церкви, как только образовывалась вакансия. Такое право патронажа ("покровительство религиозной общине") было весьма ценной собственностью. Благодаря этому праву можно было назначить кого угодно (например, родственника) на должность, которая часто бывала весьма доходной.
Даритель также мог сохранить за собой и своими наследниками право на земельную ренту, феодальные подати, военную службу и другие права, прилагавшиеся к владению этой землей. Иногда, впрочем, даритель мог отдать на благотворительные цели не только право на владение участком земли, но и все остальные связанные с ним права. В таких случаях могло потребоваться согласие со стороны лиц, стоящих выше дарителя на феодальной лестнице, ведь они тоже должны были уступить эти права.
Церковная земля, освобожденная таким образом от всех феодальных обязательств, представляла собой нечто совершенно иное по сравнению с характерной для тогдашнего светского землевладения феодальной собственностью, которая была обременена разнообразными повинностями. Фактически большая часть земель, которые церковь держала на основе безвозмездной милостыни, была освобождена от феодальных повинностей таким способом.
Церковная собственность составляла резкий контраст с феодальной собственностью не только в силу ее освобождения во многих случаях от феодальных повинностей, но и в силу ее корпоративного церковного характера, т.е. это всегда была собственность церковной корпорации и никогда — отдельной личности. Более того, она всегда служила целям корпорации. По-немецки это называется "Zweckvermogen" ("целевая собственность").
По каноническому праву ее использование определялось той целью, для которой она приобреталась, в этом смысле она была связана с институтом доверительной собственности. Должностные лица той церковной корпорации, которая владела данной собственностью, будь это аббатство (монашеский дом), епархия, приход, университет или больница, даже, если на то пошло, архиепископия или само папство, были доверенными лицами, от которых каноническое право требовало целенаправленно использовать собственность на благо тех, ради которых она приобретена.
Трактовать церковную собственность в XII в. как "доверительную собственность" — значит допускать некоторые вольности в отношении термина, который приобрел ряд конкретных значений в английском праве четыре столетия спустя. Однако исторически английское понятие доверительной собственности произошло от понятия "пользование", которое было известно и применялось в Европе начиная с XII в., а в Англии было развито в канцлерском суде в XIV—XV вв. Земля и другая собственность передавались определенным лицам, чтобы ей "пользовались" отдельные церкви, монастыри, другие церковные корпорации.
Эта практика очень широко распространилась с появлением в XIII в. ряда францисканских орденов, так как по правилам им запрещалось иметь собственность сверх повседневных нужд. Лицо, которому передавалась собственность, "владело" ей, но каноническое право, а позже в Англии и канцлерский суд требовали, чтобы он распоряжался ей во благо тех, для "пользования" которых она была дана.
"Пользование" (как и позднее возникшая английская "доверительная собственность") предполагало три стороны: дарителя, дарополучателя и бенефициария. Дарополучатель принимал дар как доверенное лицо бенефициария. Однако, как правило, собственность, передаваемая церковной корпорации, находилась во владении этой корпорации; она и была дарополучателем. При этом она же была и бенефициарием. Если ее должностные лица имели полномочия владеть, пользоваться и распоряжаться собственностью корпорации, они должны были осуществлять такое полномочие в качестве ее "доверенных лиц". Такова и до сих пор норма английского права компаний и американского права корпораций. Такова была и есть норма канонического права католической церкви.
Канонисты изобрели также юридическую конструкцию под названием "фонд" или "корпорация имущества" в противоположность "корпорации лиц". Это понятие полностью отсутствовало и в римском, и в германском праве. Хотя оно и не имеет точной параллели в позднейшем английском светском праве, было воспринято светскими правовыми системами других европейских стран. Этот институт состоял в персонификации целей, которым должны были служить данная собственность, деньги, земля и невещественные права.
Так, сам церковный бенефиций, то есть права собственности и повинности, связанные с данной церковной должностью, принадлежащие ей доходы от экономической деятельности, все другие привилегии — рассматривались как юридическое лицо, обладающее полномочием через своих должностных лиц вести свои хозяйственные и юридические дела в качестве обособленной единицы. Больница, приют для бедных, учебное заведение, епархия или аббатство могли рассматриваться не только как корпорация лиц, но и как корпорация имущества.
В дополнение к современным понятиям корпоративной собственности, доверительной собственности и фонда канонисты также разработали современные представления о правовых средствах защиты владения. В частности, в XII в. они разработали правовой иск для восстановления владения землей, имуществом и невещественными правами, посредством которого прежний владелец, лишенный их насильственно или обманом, мог восстановить владение простым доказательством неправомерного лишения владения, без представления доказательств более предпочтительных прав на владение.
Правовые средства защиты владения были необходимы из-за широко распространенной в то время практики насильственного захвата и передела земли враждующими сторонами. Церкви приходилось принимать в этой борьбе прямое участие, когда два лица претендовали на одно и то же аббатство или епархию и противник изгонял владельца силой оружия. Соперниками могли быть как члены духовного сословия — сами епископы или аббаты, — так и светские господа, претендующие на право представлять кого-либо из них.
Насильственное изгнание владельца называлось "самозваный захват", "грабеж". До XII в., решая эту проблему, папы, патриархи и другие церковные иерархи время от времени высказывались в том духе, что, прежде чем может быть окончательно решен вопрос о правах сторон, прежний владелец должен быть восстановлен во владении.
В "Согласование разноречивых канонов" Грациан решал вопрос грабежа на материале двух довольно сложных дел, оба касались епископов, силой лишенных владений на основании приписываемых им преступлений. Двумя важными частями этого анализа являются ответы на Quaestio 2 в Causa II и на Quaestio 1 в Causa III. Они кратки.
Первый Quaestio озаглавлен: "То, что насильственно лишенный владения человек не может быть привлечен к суду, установлено многими авторитетами". Далее Грациан цитирует высказывания трех пап в том духе, что "прежде предъявления любого иска следует все вернуть тому, кто им владел". Цитируется письмо епископа Евсевия к монахам Александрии и Египта: "Мы читаем в ваших письмах, что некоторые епископы в ваших странах были обвинены собственной паствой... и некоторые были лишены имущества, а другие изгнаны силой со своих престолов. Вы знаете, что их нельзя призвать ни на провинциальный, ни на общий синод... [ни] судить иным судом, пока все, что отнято, не будет полностью возвращено в их власть в соответствии с законами". Затем цитируются два других похожих папских письма.
Quaestio 1 в Causa III озаглавлен: "Должен ли быть восстановлен в правах всякий, кто был насильственно лишен имущества или прав". Вновь Грациан цитирует два папских послания в которых утверждается, что насильственно лишенные имущества или изгнанные епископы должны все получить назад ("восстановлены"), прежде чем им предъявят обвинения. В одном папском послании содержится такое заявление: "Никто из их начальников или подчиненных не смеет возводить на них обвинение, пока они лишены своих церквей, имущества или полномочий".
Затем Грациан вывел из этих двух посланий, написанных по поводу конкретных дел, норму необычайной широты. Всякий человек имеет право на судебное постановление о восстановлении его во владении всем, чего он был лишен, включая невещественные права и полномочия, причем неважно, было это отнято силой или обманом; а средство правовой защиты обращено не только на первоначального правонарушителя, но и на третьих лиц.
Норма Грациана была названа "норма реституции". Вскоре после Грациана канонисты ввели новый иск, позже он стал называться "иск о захвате". Он мог применяться для любой разновидности насильственного захвата имущества (включая захват имущества обманом); он мог применяться для восстановления владения и невещественными правами, и движимым и недвижимым имуществом; его можно было применять против третьих лиц, включая и тех, которые не владеют спорным имуществом; а от истца не требовалось предъявлять правовой титул на землю, имущество или права, восстановления которых он требовал.
Наконец, этот иск стал доступен даже тому, кто сам был неправомерным владельцем. Возьмем крайний случай: если А насильственно отнял собственность у Б, а затем Б в порядке возмездия насильственно отнял собственность у А, то А имел право на решение суда, восстанавливающее его во владении. Принцип состоял в том, что лицо, способное доказать, что оно было обманом лишено владения, должно было иметь право на предварительную реституцию по судебному решению до рассмотрения всех аспектов дела и не должно было извлекать выгоду, прибегнув к самосуду.
Защита права владения имела чрезвычайно важное значение в феодальном обществе. Ведь там то, что сегодня называется собственностью, было поделено между несколькими лицами. Феодальный держатель земли был ленником своего вышестоящего господина, а тот мог быть ленником короля; помещик мог законным образом вступать на эту землю для определенных целей и мог иметь права на определенные плоды этой земли; держатель не имел права собственности на землю, но ему нужна была правовая защита против вмешательства чужих в его права на владение. Поэтому проведенный канонистами анализ положения лица, лишенного владения, и их вывод о его праве на восстановление в своем имуществе без необходимости доказывать еще что-либо, кроме самого факта "грабежа", имели общую значимость.
Одной из главных движущих сил роста королевского права в Европе в XII—XIII вв. была потребность в более сильной центральной власти для сохранения мира между баронами. И в этой связи норма канонического права, порицающая внесудебную самозащиту даже со стороны имеющего более законные права, обладала большой привлекательностью.
В противоположность этому римское право Кодификации Юстиниана давало очень мало возможностей для разрешения двойной проблемы защиты владения и противодействия самосуду. В Кодексе, Дигестах и Институциях эта проблема затронута лишь очень кратко.
В Кодексе имеются три примера интердиктов, изданных преторами в правление императоров Диоклетиана и Максимиана и Цезарей. (Интердикт — это указ, прямо адресованный сторонам и излагающий норму права для решения дела, с которым они обратились к претору.) Данный интердикт назывался "основание применения силы". В трех примерах Юстиниана он прилагается к трем различным реальным ситуациям. В первой претор заявляет: "Законный владелец имеет право применить умеренную степень силы для отпора любому насилию, направленному на лишение его владения, при условии, что его право на владение действительно".
По всей видимости, это относится к праву на защиту собственности против непосредственного покушения на нее в данный момент. Следует также отметить, что эта норма защищает право собственности, а не просто владения. Сразу за первым следует второй пример интердикта: "Является действующей нормой права тот порядок, что путем применения данного интердикта те, кто был насильственно лишен собственности, могут вернуть ее до истечения установленного для этого годичного срока, и что наследники несут ответственность в размере сумм, попавших в их руки в течение этого срока". И опять это, очевидно, не имеет отношения к проблеме самосуда. Кроме того, здесь нет указания, должен ли истец для возвращения себе владения доказывать свое право собственности. Третий пример мало или ничего не добавляет ко второму.
Дигесты высказываются на эту тему более подробно. В разделе, названном "По поводу интердикта", имеются два фрагмента — один из Ульпиана, другой из Помпония. Ульпиан приводит несколько иную формулировку интердикта по сравнению с данной в Кодексе: "Претор говорит: "Если ты или твои рабы силой лишили кого-либо собственности, которую он тогда имел, я удовлетворю иск только в течение года, но когда прошел год, я удовлетворю иск только в отношении того, что [впоследствии] попало в руки того, кто силой лишил истца его имущества".
Затем Ульпиан замечает: "Этот запрет был установлен во благо человека, которого изгнали силой, ибо Совершенно справедливо прийти ему на помощь в таких обстоятельствах. Этот запрет был установлен для того, чтобы он вернул свою собственность". Неясным остается вопрос о защите права собственности, которое в римском праве четко различалось с правом на владение. Может ли настоящий собственник употребить силу, чтобы лишить владения человека, удерживающего его на основании ложного притязания? Ульпиан об этом ничего не говорит.
Но он существенно суживает сферу действия интердикта, заявляя: "Этот запрет не относится ко всем видам насилия, а только к такому насилию, которое применено против лишившихся собственности людей. Этот запрет относится только к гнусному насилию, когда стороны лишаются владения почвой, как, например, надела земли или строения, но ни к чему иному". Помпоний добавляет свое краткое замечание: "Однако если ты изгнан вооруженной силой, ты имеешь право вернуть себе землю, даже если изначально ты приобрел ее либо силой, либо скрытно, либо на основании спорного притязания". Обратите внимание, что допускается приобретение владения настоящим собственником с помощью насилия, тайно или на основании спорного притязания.
Наконец, в Институциях имеется фрагмент об интердикте, который очень близко следует за приведенным там же отрывком из великого римского юриста Гая, жившего во второй половине II в. Этот фрагмент вносит ясность в некоторые проблемы, но еще больше запутывает другие. Сначала утверждается, что этот интердикт (применимый только к земле и строениям) дает правовую защиту даже в том случае, если лицо, силой лишенное владения, само приобрело его "силой, тайно или произвольно".
Затем утверждается, что "если лицо завладело какой-либо вещью насильственно, а она является его собственностью, то он лишается собственности на нее". Однако неясно, чьей же собственностью эта вещь становится. Наконец, этот фрагмент ссылается на Закон Юлиев о частно-правовом и публично- правовом насилии и заявляет, что если некое лицо лишило другого владения насильственно, но без применения оружия, то оно виновно в частном насилии, а если насилие было с применением оружия, то это лицо виновно в общественном насилии. "Под оружием мы понимаем не только щиты, мечи и шлемы, но и палки и камни".
В высшей степени ценно сравнение трактовки правовой защиты от неправомерного лишения владения в Кодификации Юстиниана и в "Decretum" Грациана. В известном отношении папские послания играют для Грациана ту же роль, что интердикты претора для Ульпиана, Помпония и Гая. Однако цитируемые фрагменты римских юристов гораздо ближе придерживаются формулировок интердиктов. Они склонны привязываться к авторитетной норме, а не экстраполировать из нее, хотя могут и добавлять кое-что к охватываемым данной нормой делам. Как правило, они следуют различениям, закрепленным или подразумеваемым в данной норме.
Так, если в интердикте сказано "земля", то римский юрист в своем комментарии чаще всего скажет "земля, а не движимое имущество". Грациан, однако, склонен искать принцип, лежащий в основании данной авторитетной нормы. Если земля, почему не имущество? А если и земля и имущество, тогда почему не права? Авторитеты говорят о "епископе", Грациан добавляет и аббата, и любого священника, а в конце концов и вообще любого, так как принцип для него тот же самый. Так Грациан завершает свой анализ насильственного лишения владения выведением всеобъемлющего принципа, применимого к самым разнообразным ситуациям, в то время как римские тексты выдают только набор разрозненных норм, довольно узко понимаемых и с трудом поддающихся объяснению.
Извлечение из таких римских текстов, как цитированные выше, связной доктрины о правах лиц, неправомерно лишенных собственности, было гениальным достижением науки римского права XII—XIII вв. Специалисты римского права достигли этого путем приложения к интердиктам той же логики, которую Грациан приложил к решениям первых пап и которую потом канонисты приложили к труду самого Грациана. Под влиянием науки канонического и римского права разные светские властители Европы издавали свои собственные законы, устанавливавшие, что даже законный собственник не вправе изгонять владеющего несобственника с помощью силы или обмана и что владелец, чье право основано на предшествующем неправомерном лишении его владения, должен отказаться от владения, даже если потом, в результате другого иска, он мог бы вернуть эту собственность (если она ему принадлежит).
Какими бы политическими соображениями ни руководствовались светские власти, канонисты разработали акты не для защиты владения как таковой, а для наказания самосуда и недобросовестности. Это ясно из другого изобретения канонистов, а именно модификации той доктрины римского права, которая позволяла владельцу приобрести правовой титул на данную землю благодаря истечению определенного срока, при условии, что он приобрел владение законно. Например, лицо, купившее землю и уверенное в добросовестности продавца, но потом обнаружившее, что последний не имел на нее права, могло, в конечном счете, приобрести абсолютное право собственности на эту землю "по приобретательной давности".
Однако канонисты считали, что если владелец знал, что земля не его по праву, и знал, кому она принадлежит по закону, тогда с его стороны было недобросовестностью и грехом удерживать ее. В XII в., вскоре после появления трактата Грациана, один анонимный автор определил такое удержание как кражу. Впоследствии папа Иннокентий III постановил, что тот, кто претендует на право собственности по давности владения, ни в какой момент своего владения не должен был знать, что данный предмет принадлежит другому. Это положение канонического права резко противоречило светскому праву в большинстве стран Европы. Тем не менее, оно является основополагающим структурным элементом в системе канонического права собственности.