Криминогенная виктимизация социальных групп в современном обществе

Криминогенная виктимизация населения и особенности развития преступности в России в конце XX — начале XXI века

Социально-экономические и политические преобразования, продолжающиеся в России уже более десяти лет, породили многочисленные проблемы. Одна из них — резкий рост преступности. Именно за последние десять-пятнадцать лет в России наблюдается не только рост преступности, но и изменение ее характера. Она приобретает новые качества: вооруженность, криминальный профессионализм. организованность преступных группировок, в том числе и совершающих насильственные преступления против личности. Криминализация социума имеет последствием формирование стереотипов преступного поведения и вовлечение в преступную деятельность все новых слоев населения, включая женщин и несовершеннолетних граждан.

Изучение статистических данных ГИАЦ МВД России показывает, что процесс виктимизации в России развивается неравномерно. Так, в 2005 г. число преступлений, по которым установлены потерпевшие, возросло на 28% по сравнению с 2004 г. и достигло максимального значения за предшествующие 12 лет¹См. подробнее: Полубинский В.И., Ситковский А.Л. Теоретические и практические основы криминальной виктимологии. М., 2006. С. 83-84..

Наибольший показатель криминогенной виктимизации зарегистрирован в Пермской области (3853,1 на 100 тыс. населения). Республике Марий Эл (3651,8), Тюменской области (3473,8) и др. К регионам с наименьшим уровнем виктимизации относятся Республика Ингушетия (105,1), Северная Осетия (308,8), Дагестан (319,3) и Чечня (372.7).

В 2005 г. в РФ в результате различных преступлений погибло 68 554 человека, 61 066 причинен тяжкий вред здоровью, однако по сравнению с 2001 г. наблюдаюсь снижение уровня криминогенной виктимизации.

Тенденция снижения удельного веса погибших отчетливо наметилась в 2002 г. (+2,4 5), и уже в 2005 г. уровень преступности уменьшился на 12,9% по сравнению с 2001 г.

Аналогичные показатели характерны для причинения тяжкого вреда здоровью (темп снижения в 2005 г. составил 14,4% по отношению к 2001 г.).

Сравнение общего количества пострадавших в период с 1999 г. по 2005 год приводит к противоположным результатам. В 2005 г. уровень криминогенной виктимизации населения по сравнению с 1999 г. возрос на 709 846. что составляет 25,3%, в то время как общее число зарегистрированных преступлений за этот же период увеличилось на 15%.

Не приводит к утешительным криминологическим прогнозам и сопоставление количества потерпевших с общероссийскими демографическими показателями, в частности с численностью населения и темпами его ежегодного прироста.

На фоне стабильного сокращения численности населения увеличиваются абсолютные показатели криминогенной виктимизации и наблюдается незначительный рост насильственной преступности.

Так, в 2006 г. по сравнению с 2000 г. общая численность населения сократилась почти на 3%, в то время как количество потерпевших увеличилось на 37%.

Что касается индексных насильственных преступлений, то в 2005 г. уровень зарегистрированных убийств и покушений на убийство составил 30 849 (-2,2% по сравнению с предыдущим годом), а случаев умышленного причинения тяжкого вреда здоровью — 57 863 (+0,9%).

Рост числа убийств в 2005-2006 гг. отмечался в трех федеральных округах: Центральном (+0,5%), Сибирском (+0,4%), Дальневосточном (+3,6%).

В 2006 г. отмечено снижение на 11% убийств и покушений на убийство (27 462), умышленного причинения тяжкого вреда здоровью (51 429).

В 2007 г. было отмечено беспрецедентное для последнего десятилетия снижение числа зарегистрированных убийств и покушений на убийство (-19,1%) а равно случаев причинения тяжкого вреда здоровью (-7,9%).

При этом наблюдается низкий уровень раскрываемости преступлений (51,4% в 2007 г.), что косвенно указывает на возможно высокий уровень латентности насильственных преступлений.

В Краснодарском крае в период с 2001 по 2006 г. наблюдалась устойчивая тенденция роста преступлений против личности. Если в 2001 г. было зарегистрировано 3454 преступления, то в 2005 г. — 3986, что на 13% превышает отмеченный ранее показатель.

В целом динамика роста насильственной преступности в Краснодарском крае соответствует общероссийским тенденциям (13% и 14,5%).

Данные Управления судебного департамента Верховного Суда РФ по Краснодарскому краю позволили более детально проанализировать феномен виктимизации жертв преступлений против жизни и здоровья, выявив отдельные деяния в общей структуре насильственной преступности.

Приведенные цифры свидетельствуют о том, что динамика отдельных преступлений, предусмотренных главой 16 УК РФ, отражает общие криминологические тенденции насильственной преступности на федеральном и региональном уровнях (коэффициент корреляции между региональными и общероссийскими показателями составляет 0,71).

Наибольший уровень криминогенной виктимизации наблюдался в 2001 г. В последующие годы имело место относительное снижение уровня преступности, которое сменилось ростом в 2003-2007 гг.

Анализ сведений о преступлениях, по которым имеются потерпевшие (форма № 455 ИЦ ГУВД Краснодарского края), позволил выявить следующую криминологическую картину: наблюдается очевидное сокращение численности потерпевших от насильственных преступлений (в 2006 г. на 18% по сравнению с 2004 г.); в тесной корреляционной зависимости находятся общие показатель виктимизации и количество погибших потерпевших; наблюдается незначительное увеличение доли лиц, которым в результате различных преступлений причинен тяжкий вред здоровью.

Важную роль в прогнозировании уровня и динамики насильственных преступлений против личности играет сопоставительный анализ показателей криминального насилия и уровня материального благополучия населения.

Приведенные данные позволяют установить детерминационные связи между экономическими условиями жизни и уровнем криминализации (виктимизации) населения и подтверждает выводы криминологов об определяющей роли материальных (экономических) факторов в причинном комплексе преступности.

В то же время наблюдаемая динамика позволяет строить оптимистические прогнозы относительно снижения темпов насильственной преступности в России, ибо наивысший показатель корреляции между социально-экономическими индикаторами и темпами роста преступности наблюдается в их отрыве друг от друга на один — два года.

Изучение латентной преступности существенным образом корректирует официальные показатели учтенной преступности.

По оценкам большинства специалистов, уровень латентности убийств и покушений на убийство в последнее время возрос и составляет 3,1:1, причинения тяжкого вреда здоровью — 6,4:1. К высоко латентным преступлениям с полным основанием относятся причинение легкого вреда здоровью и побоев (89:1), неоказание помощи бальному (37:1), заражение венерическими заболеваниями и ВИЧ-инфекцией (25:1) и др. Для сравнения: общий уровень незаявленной преступности составляет в России 15,3%, а укрытой — 11,3%²Горяинов К.К., Исиченко А.П., Кондратюк Л.В. Латентная преступность в России: опыт теоретического и прикладного исследования. М., 1994. С. 66..

Таким образом, процесс виктимизации в РФ и Краснодарском крае характеризуется следующими чертами:

1. наблюдается существенное снижение уровня зарегистрированных преступлений (в 2007 г. в РФ почти на 20% сократилось число убийств и покушений на убийство), однако фиксируемое наряду с ним падение уровня раскрываемости преступлений заставляет усомниться в объективности статистических данных и свидетельствует о возросшем уровне латентности криминального насилия;
2. неблагоприятной видится тенденция увеличения общего количества потерпевших от преступлений как на федеральном, так и на региональном уровнях;
3. основанием для положительных криминологических прогнозов является повышение уровня экономического благополучия населения, традиционно признаваемого коррелянтом преступного насилия.

Общий прогноз динамики виктимизации может быть сформулирован следующим образом: возможно снижение уровня насильственной виктимизации на фоне увеличения общего количества жертв преступлений. В то же время велика вероятность роста числа убийств и причинения вреда здоровью в условиях идеологического и культурного кризиса наркотизации и алкоголизации населения.

В этих условиях в России сложилась сложная виктимологическая ситуация. Причем процесс интенсивной виктимизации населения протекает не просто «симметрично» относительно криминализационных процессов: меняется структура виктимности населения, трансформируется ее «расклад» по социальным группам.

Процесс виктимизации идет по нарастающей, и нет никаких оснований рассчитывать на положительные изменения в этой динамике. По официальным данным, правоохранительными органами ежегодно регистрируется почти 2 млн. потерпевших. По данным же независимых экспертов, только за 2001 г. от преступлений пострадало более 38 миллионов россиян³См.: Доклад о деятельности Уполномоченного по правам человека в Российской Федерации // Российская газета. 2001. 22 июня..

Необходимость реальной виктимологической оценки состояния криминогенной виктимизации российского населения и стимулирующих эти процессы криминальных угроз подвигла автора на изучение общественного мнения населения и сотрудников милиции о беспокоящих всех россиян явлениях. В конце 2006 г. в составе научного коллектива, изучающего состояние криминологической безопасности в Южном федеральном округе России, мы опросили более 500 респондентов — представителей различных социально- демографических групп населения и окало 300 сотрудников органов внутренних дел Ставропольского и Краснодарского краев Российской Федерации. Опрос показал, что современное состояние преступности беспокоит сегодня от 80 до 90% граждан. При этом у трети населения опасение стать жертвой какого-либо криминального посягательства занимает третье место в ряду всех страхов перед действительностью, после опасений за будущее своих семей и рисками болезней. Весьма характерно, что у половины опрошенных страх перед криминалом порожден постоянными сообщениями и обсуждениями преступлений в СМИ, а еще у трети — бездействием правоохранительных органов. Осознание собственной криминогенной виктимности в условиях нагнетания криминогенных страхов отражается на готовности более 50% опрошенных самостоятельно защищаться от преступлений, даже приобретать для этого оружие, а почти каждый десятый респондент признался в том, что уже его имеет. Разумеется, эти факты нельзя оценить иначе как усиливающие и без того действительно сложную криминологическую ситуацию в стране. Вполне обоснованно сотрудники правоохранительных органов относятся к этим свидетельствам большей частью отрицательно. Поляризация «оборонительных» настроений населения и их оценок работниками милиции еще больше расширяет существующие в нашем обществе социально-правовые разногласия между гражданами и властью, усиливает процесс криминогенной виктимизации россиян.

Кроме того, исследованием установлено, что правоохранительные интересы населения вступают в противоречие с интересами правоохранительной системы. Люди в своем большинстве (до 90%) ждут от милиции раскрытия преступлений, задержания и изобличения виновных в их совершении, возмещения материального вреда пострадавшим. Представители же закона большей частью (52%) пытаются решить проблему общественной безопасности, традиционно ориентируясь на силовой (репрессивный) потенциал жестокого наказания преступников. В необходимости оказания реальной помощи населению как факторе его криминологической безопасности убеждены только 6% опрошенных милиционеров. Такая рассогласованность правоохранительных интересов может выступать более серьезным фактором угрозы российской национальной безопасности, чем сама преступность.

В то же время доверие к правоохранительным органам не утрачено россиянами окончательно: 55% респондентов готовы оказывать помощь милиции. Да и свыше 90% опрошенных милиционеров уверены в том, что люди могут рассчитывать на их защиту от преступников. Этот правоохранительный потенциал, безусловно, необходимо использовать в предупреждении преступлений.

Разумеется, процессы виктимизации и криминализации населения в России конца XX — начала XXI в. определяются общими закономерностями этих процессов, связанными с биопсихологическими особенностями человека, проявляющимися в той или иной мере в любом социуме. Наряду с этим им присущи и особенные свойства, формирование которых детерминировано изменением параметров российского общества, прежде всего — его социально-стратификационной модели.

Особенности стратификационных процессов для России определяются тем, что последствия от вхождения в мировое сообщество наловились на социальные результаты разрушения Советского Союза. В свою очередь, последнее само стало одним из факторов, сделавших возможным и частично обусловившим процессы взаимозависимого и многофакторного мира. Как это ни кажется парадоксальным, но Россия в результате социальных катаклизмов также перешла в «постклассовое» состояние, как и вполне благополучный Запад. Особенностью же России является то, что называется «стратификационным хаосом» — состояние, когда прежние стратификационные характеристики во многом обессмыслились, а новые не сложились. В аспекте виктимологической проблематики это повышает вероятность рисков, прежде всего возникающих для индивида ввиду рассогласования и противоречия ценностных и культурных параметров, характерных для его статусной группы и для других слоев общества.

Думаем, не будет ошибкой сказать, что социальная структура в России, в государствах постсоветского пространства и в государствах Восточной Европы в эпоху глобализации претерпела гораздо более глубокие изменения по сравнению с западным обществом (хотя сказанное вовсе не означает, что данные последствия были результатом только или преимущественно глобализационных процессов). В связи с этим наиболее масштабные изменения параметров виктимологической модели общества здесь связаны прежде всего с тенденциями социальной стратификации, определяемой на основе ее базисных характеристик (отношение к собственности, власти, престижу и т.д.). Поэтому если комплекс научных интересов виктимологов на Западе оставался сравнительно стабильным, начиная с доглобализационной эпохи, и ориентировался на традиционное изучения социальных статусов, прежде всего наиболее виктимогенных (женщины, старики, дети, национальные и др. меньшинства), то для России, чья социальная структура претерпела поистине тектонические разломы и смешения, более актуальным является виктимологический анализ процессов стратификации. Такого рода сравнительная оценка задач и перспектив виктимологических исследований в России и на Западе определила выбор композиционной схемы данной работы.

Очевидно, что последнее десятилетие российской истории существенно изменило социальную структуру общества, дав при этом толчок аномическим явлениям, связанным с ускоренным размыванием всех пластов национальных ценностей и идеалов. Вхождение населения России в посттоталитарное состояние привело к разрушению некогда единого поля его нравственных ориентиров, которые в условиях кризиса ценностей культуры оказались предельно фрагментированы. Неизбежным следствием этого стали энтропийные процессы самоликвидации фундаментальных социальных институтов российского общества, утраты этнокультурной идентичности, распыления общества на такие сообщества, группы, страты, которые живут вне социально воспринимаемых и общезначимых моральных, правовых построений⁴См.: Трунов А.А. Технологии «паблик рилейшнз» в процессе формирования общественного мнения в современной России. Белгород, 2001 С. 140.. Здесь следует особо обратить внимание на справедливое замечание В.В. Кривошеева, согласно которому для современного российского общества характерна криминальная форма аномии, при которой сам переход от целостного к атомизированному состоянию общества осуществляется на криминальных основаниях⁵Кривошеев В.В. Социология криминализированного общества: Россия в девяностые годы XX века. Калининград. 2003. С. 23-24..

Согласно уже утвердившейся в российской социологической литературе точке зрения глубинные сдвиги в социальной структуре нашей страны обусловлены прежде всего тем, что Россия переживает период, когда часть населения продолжает жить как бы в «дореформенном» времени. Одновременно с этим возникают массовые социальные группы, адаптированные к реформам, происходит становление качественно нового массового типа социального субъекта, соответствующего по своим профессиональным и личностным качествам требованиям, предъявляемым рыночной экономикой. Н.Е. Тихонова полагает, что совокупность этих обстоятельств означает формирование параллельно с традиционной для России сословной социальной структурой (сохраняющейся в рамках госсектора) также новой, классовой структуры, которая характерна для индустриальных обществ западного типа. В результате появились два сосуществующих типа основных социальных структур⁶Тихонова Н.Е. Факторы социальной стратификации в условиях перехода к рыночной экономике. VI.. Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН). 1999. С. 23-40.. Преобразования в 90-х годах XX в. качественно изменили социально- структурные и другие отношения, крайне обострив и углубив имущественную дифференциацию, поляризовав интересы и политические предпочтения социальных групп.

В принципе соглашаясь с предложенным вариантом характеристики социальной структуры современного российского общества добавим, что здесь необходимо также более полно учитывать влияние глобализационных процессов на стратификацию российского общества. Если взять за основу описанную выше глобализационную социальную пирамиду, то очевидно, что выделенные в ней второй и третий слой, принадлежность к которому определяет, в свою очередь, принадлежность к социальным стратам достаточно высокого уровня, практически полностью включены в рыночный сектор экономики. Четвертый и пятый слой в равной мере включен и в систему госсектора. Таким образом, процесс глобализации накладывается на противоречивый процесс трансформации, сопровождающийся углублением социального неравенства и маргинализацией значительной части населения. Подобного рода наложение делает стратификационную структуру России еще более неустойчивой, что создает дополнительные условия для повышения степени виктимизации социальных статусов.

Очевидно, что система социальной стратификации оказывает значительное, во многом определяющее воздействие на параметры виктимности социальных статусов и каждой личности. Стратами с повышенной виктимностью традиционно являются высшие и низшие, поскольку виктимность, формируемая на основе того социального статуса который занимает потерпевший, — обязательный атрибут богатых и бедных граждан.

В условиях резкой криминализации общества значительно возрастает виктимность всех социальных слоев, однако качественные и количественные характеристики этого процесса могут быть различны относительно каждого из них. Виктимность начинает особенно резко возрастать по мере превышения среднего уровня доходов. Очень богатым соответствует высокий уровень виктимности, несмотря на значительные меры предосторожности. В России виктимность богатых и состоятельных людей выше, чем на Запале, для этого имеется целый ряд предпосылок.

Прежде всего довольно распространенным способом достижения богатства является противоправная деятельность, поэтому среди высокообеспеченных граждан незаконопослушное население составляет заметную часть. Не секрет, что значительный сегмент высших социальных страт в нашей стране составляет легализованная преступность. Организованная преступность в России, как отмечают многие исследователи, представляет угрозу для государства реальной опасностью трансформации демократического государства в криминальное в отличие от организованной преступности высокоразвитых зарубежных стран, в которых теоретически обоснованная уголовная политики и здоровые рыночные отношения не позволил и преступному бизнесу проникнуть в легальные отрасли экономики, вытеснив ее в криминальный игорный, нарко- и порнобизнес⁷Миненок М.Г. Организационная преступность в России // Проблемы борьбы с транснациональной организованной преступностью. По материалам международной конференции. Калининград. 2002. С. 18.

Проникая в законный бизнес, организованная преступность нередко привносит в него свои привычные методы — тактику силы, насилия и устрашения. Фирмы обманным путем лишаются активов, выпускаются фальшивые облигации, происходят запланированные банкротства, конкуренты вытесняются путем применения бесчестных методов, а иногда и просто совершения преступных действий. Уже на первом этапе реформ, в начале 1990-х годов, преступные сообщества активно включились в борьбу за государственные кредиты и лицензии, сферы влияния, контроль над источниками сырья, что сопровождаюсь «нефтяными» и «алюминиевыми» войнами, сериями убийств предпринимателей, банкиров и «авторитетов» уголовного мира⁸Мохов Е.А. Организованная преступность и национальная безопасность России. М., 2001 С. 29.. Все это делает социальные страты богатых и состоятельных людей повышенно виктимными.

В условиях современной России дополнительным фактором виктимизации высших социальных страт стал процесс включения их неотъемлемого элемента — российской организованной преступности — в систему транснациональной преступности, что многократно увеличивает степень доходов, влияния, коррупционного потенциала и социальной устойчивости российских криминальных организаций. Очевидно, в связи с этим будет усиливаться тенденция по насильственному вовлечению в криминальную деятельность тех из высокопоставленных чиновников, бизнесменов, влиятельных медиа-магнатов и др., которые ранее не были с ней активно связаны. Им станет труднее противостоять вымогательству со стороны криминальных организаций, попыткам внедрения в государственные и бизнес-структуры представителей организованных преступных группировок, попыткам последних установить свой контроль за деятельностью легальных структур. Можно ожидать, что в ближайшие годы может снова повториться, хотя, возможно, и в других формах практика систематического насилия, угроз, шантажа убийств в отношении политиков, депутатов, чиновников, банкиров, предпринимателей.

В процессе институционализации гражданского общества значительная часть социальных групп и слоев не выдерживает конкуренции с более организованными группами и вытесняется на периферию общественной жизни. Растущая маргинализация и люмпенизация населения России сопровождается падением уровня жизни, разрывом традиционных социальных связей, утратой регуляторов поведения, в конечном итоге — массовой десоциализацией, являющейся одной из предпосылок актуализации виктимности личности.

Количественные оценки бедных в России даются в диапазоне от 20-25% до 80-85% всего населения страны. Бедность понимается и как определенный уровень дохода, и как не только низкие денежные доходы, но и отсутствие других экономических ресурсов, и как невозможность поддержания нормальных стандартов образа жизни. При каждом из этих подходов бедность, как правило, характеризуется через абсолютные величины — число лиц, имеющих доход ниже какого-то фиксированного минимума, имущество или возможности социального участия менее какого-то стандарта и т.п. Характер бедности в России характеризует и высокая степень различий в доходах представителей высших и низших социальных страт. 10% россиян с наибольшими доходами получают 34% общего фонда денежных доходов, а 10% с минимальными доходами 1%. За средними показателями доходов официальная статистика России скрывает реальную картину распространения бедности.

Главное отличие современной России от развитых западных стран — то, что российские бедные, чьи доходы находятся на уровне прожиточного минимума и ниже, составляют значительную часть населения. Другим отличием является то, что низшие социальные страты, включая и безработных, менее десоциализированы и имеют более высокий уровень образования, чем аналогичные страты на Западе. Особая «субкультура бедности», являющаяся одним из наиболее эффективных механизмов «закрепления» человека в низшей страте и формирующая (особенно на уровне «социального дна» и близких к нему слоев населения) виктимогенные стереотипы повеления, здесь еще только начинает складываться. И России принадлежность к низшим стратам, определенная согласно первичным критериям (отношение к власти и собственности), для многих граждан сочетается со степенью социализированности и системой нравственно-правовых ценностей, характерных для страт, относящихся к так называемому «среднему классу». Это несколько снижает уровень виктимности граждан с низкими доходами, поскольку обусловливает менее виктимогенные стереотипы поведения и систему социальных контактов, в которой минимизированы отношения с криминальными цементами.

Однако значение контртенденций процесса виктимизации для стоя «новых бедных» в России не стоит преувеличивать. Наблюдаемые за последние годы тенденции развития российского государства от социального государства к государству классовому позволяют уверенно прогнозировать, что процесс социального расслоения будет углубляться и по мере увеличения ВВП «богатые будут становиться еще богаче, а бедные еще беднее». Очевидно, что бедность стала для России хроническим социальным явлением. Интенсивное формирование социально (и в перспективе пространственно) замкнутой среды, в которой хроническая бедность является мощным генератором криминализации, становится условием и для виктимизации соответствующих социальных статусов. Особенно это значимо для тяжких и особо тяжких преступлений против личности, где взаимоотношение преступника и жертвы нередко является решающим фактором совершения преступления.

Как показали исследование западных и российских криминологов, социальное неблагополучие является одной из основных причин виктимности личности. Для низших социальных страт в первую очередь характерна устойчивая тенденция к антисоциальному поведению, когда «порой трудно бывает увидеть разницу между преступником и потерпевшим, если они оба из маргинальной среды; у них почти одинаковые личностные деформации и стереотипы поведения»⁹Садков Е.В. Предупреждение преступности в маргинальной среде молодежи: Автореф. дис.... канд. юрид. наук. М., 1994. С. 8.. По мнению С.Н. Абельцева, потерпевших из маргинальной среды характеризуют «эгоистические привычки, потеря чувства ответственности, равнодушие к проблемам других людей, цинизм. Им присущи ослабленные чувства стыла, долга, совести, а также несдержанность и конфликтность, грубость, агрессивность, лживость, ханжество, необразованность, невоспитанность»¹⁰Абельцев С.Н. Личность преступника и проблема криминального насилия. М., 2000. С. 44. . Эти суждения согласуются с данными Э.Л. Сидоренко, согласно которым среди представителей низших социальных страт, воспроизводящих формы маргинальной субкультуры, 80% лиц становятся жертвами преступлений, в совершении которых определяющую роль играет их провокационное поведение¹¹Сидоренко Э.Л. Отрицательное поведение потерпевшего и уголовный закон. СПб.. 2003. С. 65..

Наряду с этим стоит отметить, что от материального положения граждан также напрямую зависят и их возможности по защите своей собственности. Так, среди лиц, ставших жертвами угона автомобиля, виктимным было поведение представителей низших социальных страт только потому, что они не обладали достаточными средствами для приобретения противоугонных устройств¹²Невский Н.Н. Виктимологические аспекты борьбы с преступными посягательствами на автотранспортные средства. Автореф. дис.... канд. юрид. наук. Н. Новгород. 2003. С. 21-22. (Временное оставление автомобиля на улице при отсутствии противоугонных устройств или других устройств, препятствующих угону, автор справедливо считает виктимным поведением, даже если водитель не имеет средств для их приобретения.). Низкий образовательный уровень большого числа представителей бедных слоев общества обусловливает их уязвимость для разного рода экономического мошенничества типа финансовых «пирамид», обмана «на доверие» и т.п.¹³См.: Ильин И.В. Виктимологическая профилактика экономического мошенничества. Автореф. дис.... канд. юрид. наук. Н. Новгород. 2000.

Вместе с тем, как нам представляется, тенденция криминализации и виктимизации общества, обусловленная численным увеличением низших страт, ожидаемым в ближайшие годы, будет отчасти скомпенсирована процессами перехода в эти страты интеллигенции, массовое обеднение которой вряд ли удается реально приостановить. Низкая оплата интеллектуального труда способствует разрушению, маргинализации значительной части интеллигенции. Маргинальность интеллигенции порождает неопределенность ее социальных позиций, хотя и обеспечивает выбор альтернативных вариантов. Именно маргинальная интеллигенция переживает наиболее глубокие, принципиальные изменения в социальном статусе¹⁴Васягина Т.Н. Социально-стратификационные изменения российской интеллигенции в условиях трансформирующегося общества: Автореф. дис. канд. социол. наук. М.,2002. С. 17.. Вместе с тем характерное для этой категории законопослушное и в целом позитивное поведение, сравнительно высокий уровень правосознания и правовой культуры будут препятствовать десоциализации и, как следствие, виктимизации беднейшей части общества. Это положение дел позволяет говорить о существовании ряда факторов, противодействующих и частично нейтрализующих процессы виктимизации низших страт в России, что создает несколько белее выгодное положение по сравнению с западными странами (особенно по сравнению с США).

Актуальные для криминологической науки социологические исследования доказывают, что между реальными социально-экономическим и условиями, уровнем жизни человека и его поведением нет прямой однозначной связи. Однако они играют весьма существенную роль в формировании социально-психологических условий, нормативных и ценностных установок, интересов и ориентиров, определяющих жизненную позицию и поведение людей. Под воздействием всей совокупности объективных и субъективных условий складывался образ жизни населения и его основные социальные типы.

Среди основных типов образа жизни российские ученые выделяют: активно-созидательный, активно-потребительский, умеренный и паразитический¹⁵Левыкин И.Т. От старого подхода к новому // Состояние и основные тенденции образа жизни советского общества: Сб. статей АН СССР. М., 1988. С. 20-24.. Последний тип представляет для виктимологического исследования наибольший интерес, поскольку именно этот социальный тип во многом предопределяет состояние криминальной обстановки как в стране в целом, так и в ее отдельном регионе. Социально-негативные последствия действия этого фактора заключаются в создании предпосылок широких социальных контактов с преступниками и в постоянном ухудшении криминальной ситуации по мере расширения численности этой категории лиц. К числу наиболее значимых показателей, свидетельствующих о распространенности антиобщественного образа жизни среди населения Российской Федерации, относятся: распространенность пьянства алкоголизма и наркомании; интенсивность нарушений общественного порядка; зараженность населения социальным паразитизмом; криминальная зараженность населения.

Криминологическое изучение уголовных дел свидетельствует о том, что 43,9% жертв убийств и тяжкого причинения вреда здоровью на момент преступления находились в состоянии опьянения, причем две трети таких потерпевших распивали спиртные напитки вместе с преступниками, создавая обстановку, способствующую совершению преступления. Практически те же показатели характеризуют жертв изнасилования. Виктимологическое значение этого фактора очевидно — алкогольное опьянение влияет на поведение потерпевших, снижает способность потенциальной жертвы правильно оценить ситуацию, возможности сопротивления; в состоянии опьянения чаще и проще завязываются случайные знакомства, потерпевшие чаще становятся инициаторами ссор и драк, провоцируя своими действиями тех. кто в конечном итоге стал преступником. Таким образом, единая для тех и других субкультура и маргинальная среда, в которых расцветают пьянство, ссоры и скандалы, способствуют более частому возникновению таких конфликтов, когда потенциального потерпевшего нельзя заранее отличить от потенциального преступника и когда лишь случай решает, кто из них станет жертвой, а кто — преступником.

Суммируя сказанное выше, можно утверждать, что виктимизация различных слоев населения, связанная с их социально-стратовыми параметрами, создает объективные предпосылки и возможности роста преступности. Виктимный потенциал социальных статусов актуализируется под влиянием таких факторов, как образ жизни, профессиональная деятельность, психологическая предрасположенность стать жертвой и т.п., которые, в свою очередь, также не являются только случайными, связанными с задатками, особенностями характера или воспитания личности. Их социальная обусловленность проявляется прежде всего через механизмы социализации и десоциализации личности.

Однако предварительно мы проанализируем динамические параметры общества, прежде всего связанные с миграционными процессами, которые, как показал опыт исследования зарубежных виктимологов, обладают наиболее сильным виктимизирующим воздействием на социум и отчетливо отражают современные тенденции этого процесса.