История возникновения и развития учения о жертве
С давних пор основное внимание в социальных науках, особенно в юридических, уделяется главным образом субъекту преступления — правонарушителю, в то время как жертва противоправного акта значительное время научного интереса у специалистов, как правило, не вызывала. «Вполне возможно, что наши неудачи в области предупреждения преступности обусловлены тем, что в течение столетий все внимание было сосредоточено на самом проступке или же на преступнике и не уделялось внимание жертве, которого она заслуживает»1Фаттах А. Виктимология: что это такое и каково ее будущее // Международное криминологическое обозрение. Париж, 1967. Т. 21. № 2-3.. Это замечание, высказанное еще в 1967 г., весьма актуально для нашей страны сегодня, ибо, как справедливо отмечает А. И. Алексеев, «долгое время правоохранительные органы были сориентированы односторонне на работу вокруг преступления и преступника без должного внимания к жертве преступления»2Алеексеев А.И. Основы виктимологической профилактики преступлений // Криминология / Под ред. А.И. Долговой. М., 1997. С. 374; Он же: Криминология: Курс лекций. М., 1998. С. 164..
Только в 20-30-е годы нашего столетия ученые (например, Э. Сатерленд) и писатели (например. Ж. Сименон) начинают обращать внимание на личность и поведение жертвы преступления, на ее роль в зарождении и развитии преступного деяния. Ж. Сименон в своем романе «Мегрэ и убийца» пишет, что комиссар Мегрэ «часто любил повторять: изучая жертву, дойдешь до убийцы»3Сименон Ж. Мегрэ и убийца: Соч.: В 20 т. М., 1991. Т. 19. С. 64.. В уголовноправовой литературе, как отмечает немецкий криминолог Г. Кайзер, понятие «жертва» рассматривается еще со времен А. Фейербаха, однако лишь в Новейшее время она была проблематизирована и изучена, главным образом после Второй мировой войны4Кайзер Г. Криминология: Введение и основы. М., 1979. С. 122.. Правда, еще в 1941 г. немецкий криминолог Гане фон Гентиг, скрывавшийся от фашистов в США, опубликовал основополагающую работу «Замечания по интеракции между преступником и жертвой», в которой он выдвинул динамическую концепцию возникновения преступности в противоположность классикам и позитивистам права, которые такие составляющие преступления, как «жертва» и «преступник», рассматривали как механические статичные понятия, превратившиеся для них в стереотипы. «Преступность, — писал Г. Гентиг, — это индивидуальное психопатологическое явление, жертва же преступления не должна более рассматриваться как пассивный объект, ибо она — активный субъект процесса криминализации. Жертва (пострадавший) участвует в инициировании и осуществлении деликта». После же Второй мировой войны стали появляться специальные исследования по этой проблеме. Так, Бенджамин Мендельсон в 1947 г. в Бухаресте сделал, по словам Г. Шнайдера, «весьма впечатляющий доклад» на тему: «Новые биопсихосоциальньте горизонты: виктимология», в котором обратил внимание научной общественности на науку о жертвах преступлений. Однако еще больше «продвинул» виктимологию тот же Г. Гентиг, опубликовавший в 1948 г. свою монографию «Преступник и его жертва», в которой он впервые дал обоснование теоретической и практической значимости знаний о жертве преступлений, т.е. виктимологии. С этого времени на Западе, а в нашей стране с середины 60-х годов началось становление и развитие виктимологии как самостоятельного научного направления, прежде всего в рамках криминологии5Курс советской криминологии: Предмет. Методология. Преступность и ее причины. Преступление. М., 1985. С. 169..
На провокационную сторону в поведении жертвы, оказывающей влияние на развитие противоправных действий преступника, отечественные криминологи и практические работники органов внутренних дел в последнее время стали обращать серьезное внимание, продолжая изучать личность правонарушителя. В связи с этим уголовный закон (УК РСФСР 1960 г.) содержал смягчающее обстоятельство — совершение преступления под влиянием сильного душевного волнения, вызванного неправомерными действиями потерпевшего. Новый уголовный закон (ст. 61 УК РФ) расширил содержание и признаки комментируемого смягчающего обстоятельства. Теперь наряду с противоправностью законодатель считает, что и аморальность поведения потерпевшего, послужившая поводом для совершения преступления, является смягчающим обстоятельством.
Практика и закон справедливо считали и считают, что «активное» поведение жертвы, связанное с неправомерными или аморальными действиями, должно учитываться при назначении наказания лицу, совершившему преступление.
Ряд отечественных криминологов вслед за зарубежными учеными посвятили свои научные исследования этой проблеме. Таким образом, в науке криминологии образовалось отдельное направление — виктимология, или учение о жертве преступления, имея в виду жертву, которая спровоцировала преступление, и не более.
Вместе с тем не безынтересно отметить, что сама идея о роли жертвы в механизме совершения преступления содержится уже в древнейших литературных и иных документальных памятниках мировой культуры. Так, роли жертвы преступления придавали большое значение уже в античности, например, в известном мифе об Оресте. В этом мифе явственно проводится идея, что вина жертвы смягчает или вовсе аннулирует ответственность посягателя, ибо его деяния обусловлены деянием первого. Здесь очень хорошо прослеживается связь «преступник-жертва», «жертва-преступник», что в таком состоянии попеременно находится одно и то же лицо. Чтобы было более понятно, приведем краткое содержание мифа: отец приносит дочь в жертву богам, жена в отместку убивает мужа, а сын убивает мать.
Виктимогенная обстановка другого рода смоделирована в известном библейском мифе о двух братьях: Авеле и Каине. В данной ситуации жертва, сама того не желая, провоцирует преступление и в силу своих свойств и положения вызывает зависть у менее удачливого брата. Жертва чувствует опасность, но не придает своему чувству никакого значения, что и приводит ее к гибели. Такое состояние называют «синдром Авеля». О жертве, о ее роли в преступном деянии, о связи «преступник-жертва» рассказывается также в произведениях русских писателей, например Л. Толстого, Ф. Достоевского, и зарубежных — Ф. Верфеля, Ж. Сименона и др.
Не только литературные и религиозные источники, но и источники права содержат нормы, имеющие прямое отношение к жертве. В римском праве, например, существовали нормы, уделявшие значительное внимание фигуре жертвы. Этой теме уделяли внимание и юристы-криминологи А. Фатах, А. Фейербах и др. Особого внимания заслуживает в частности, обширное исследование Г. Клейнфеллера о подстрекательстве преступника самим потерпевшим.
Итак, виктимология в качестве отдельного направления в криминологии зародилась исторически сравнительно недавно, после Второй мировой войны, и вслед за Г. Гентигом и В. Мендельсоном виктимологические идеи привлекли внимание ряда ученых. В связи с этим важно отметить дискуссию о связи виктимологии с криминологией.
Еще в 1963 г. X. Нагель и Б. Мендельсон вели спор о том, является ли виктимология частью криминологии или же это самостоятельная наука. Среди отечественных ученых преобладает точка зрения, считающая виктимологию одним из важных направлений криминологии, которая дополняет традиционную криминологическую проблематику (преступление, преступность, преступники) учением о жертвах противоправных посягательств. Такая точка зрения преобладает, и, возможно, не на почве сходности задач и изучения личности и поведения жертвы и преступника, а из-за того, что виктимология еще только приобретает статус самостоятельной дисциплины. По-видимому, о взаимосвязи виктимологии и криминологии говорится еще и потому, что криминологические и статистические разработки проблем виктимности рассматриваются как первый и необходимый этап к формированию самостоятельной дисциплины — виктимологии. Во всяком случае, существуют, например, исследования также и о криминалистической виктимологии, т.е. о взаимосвязи виктимологии не только с криминологией, но и с криминалистикой.
Об отсутствии единого мнения о виктимологии свидетельствует хотя бы тот факт, что о ней нет даже упоминания в некоторых словарях, небольшого параграфа, не говоря уже о главе или разделе, в некоторых учебниках не только по социологии, но и по криминологии; и это несмотря на то, что еще в 1924 г. Э. Сатерленд в учебник по криминологии включил специальную главу о жертве преступлений; несмотря на то, что считается общепризнанным положение о том, что виктимология является самостоятельным направлением криминологии. Соответственно и правоохранительные органы (суд, прокуратура, милиция и др.) еще на практике не взяли на «вооружение» учение о жертве преступления (несмотря на то что ст. 61 УК РФ учитывает и поведение жертвы), что было бы весьма целесообразно и полезно для теории и практики их деятельности в борьбе с преступностью, для ее предупреждения и социальной профилактики преступлений.
Впервые аргументированные соображения в пользу научной дисциплины, призванной специально заниматься изучением жертвы вообще и жертв преступления в частности, были высказаны в 1947 г. в Бухаресте на конгрессе психиатров. Следует сказать также о том, что в конце 50-х годов нашего столетия развернулось общественное движение в поддержку прав жертв, зародившееся еще в конце XIX в. Одной из главных причин развития этого общественного движения стал взрыв собственно виктимологической научной мысли. Именно этот фактор определил стремительность и направленность мирового общественного движения в защиту прав жертв и, конечно, общее развитие виктимологии как самостоятельного направления криминологической науки.
Выход в свет основополагающих работ Г. Гентига, Б. Мендельсона, А. Фаттаха, Э. Вьяано, К. Миядзавы, Г. Элленберга, С. Шейфера, Р. Гарофало, X. Нагель и многих других видных виктимологов второй половины XX в. не только дал мощный импульс развитию виктимологии как самостоятельному научному направлению, но и способствовал становлению и развитию практической или, как называл ее Б. Мендельсон, «клинической» виктимологии, т.е. практики обращения с жертвами преступлений. При этом под практической виктимологией в настоящей работе понимается специализированная деятельность весьма широкого круга общественной государственной организации, которая активно работает не только над оказанием помощи жертвам преступления, но и над смягчением бремени виктимизации. Следовательно, здесь появляется связь научной и практической виктимологии. Значение этой связи, по сути дела, состоит в том, что она выводит на конечную цель социальную и уголовную политику, а именно на более точное и полное понимание преступления, которое видится лучше при рассмотрении тонких взаимосвязей между преступником и жертвой.
Национальные инициативы различных государств по совершенствованию законодательства и практики обращения с жертвами были аккумулированы в Декларации ООН от 29 ноября 1985 г. об основных принципах справедливости в отношении жертв преступности и жертв злоупотребления властью. Необходимо отметить исключительное значение этого крупного международного правового документа как главного результата двадцатилетних усилий международного движения в защиту прав жертв преступлений. Текст Декларации включен в специальное издание ООН «Права человека: сборник международных документов». Интересно, что первой юридической инстанцией, непосредственно применившей Декларацию, был Генеральный прокурор штата Южная Австралия Крис Самнер, активный участник международного движения в защиту прав жертв, а с 1991 по 1994 г. — президент Всемирного виктимологического общества. В 1988 г. на VI Международном конгрессе по виктимологии (Иерусалим) К. Самнер, в частности, говорил: «Когда в 1985 г. Генеральная Ассамблея ООН приняла Декларацию о жертвах преступлений, она тем самым подтвердила огромное значение роли и статуса жертв для политики в области уголовного права и отправления правосудия. Больше нет необходимости спорить о более широком признании прав жертв; проблема сегодня состоит в том, чтобы признание получило свое материальное выражение в принятии эффективных программ в законодательстве»6См.: Доклад Генерального Секретаря на II сессии Европейского комитета ООН по предупреждению преступности. Е/ АС, 57/1990. № 3. С. 14-15..