Перлюстрация корреспонденции и почтовая военная цензура в России и СССР

Почтовая военная цензура и перлюстрация корреспонденции в послевоенные годы (1946—1960-е годы)

Окончание Великой Отечественной войны и наступление нового периода, обозначенного в мировой истории как «холодная война», заставило органы государственной безопасности сосредоточить свое внимание на новом объекте. Главной задачей теперь была борьба с подрывной деятельностью спецслужб крупнейших капиталистических государств — США, Англии, Франции — вчерашних союзников по борьбе с фашизмом.

В связи с этим особое внимание отводилось нейтрализации буржуазно-националистического подполья, особенно в новых районах, присоединенных к СССР накануне Великой Отечественной войны (Прибалтика, Западная Украина). Другой не менее важной задачей был розыск агентов фашистской разведки и иных государственных преступников на территории СССР. Руководство страны по-прежнему интересовали и политические настроения советских граждан.

Эти задачи были сформулированы в постановлении ЦК ВКП(б) «О работе МГБ СССР» от 20 августа 1946 г. Встал вопрос о новой реорганизации органов государственной безопасности.

Произошли изменения и в руководстве центрального аппарата МГБ. Решением Политбюро ЦК ВКП(б) 51/IV от 4 мая 1946 г. вместо В.Н. Меркулова министром госбезопасности был назначен В.С. Абакумов.

Среди новых, образованных после войны отделов были Отдел экспертизы и подделки документов. Отдел чекистского наблюдения на объектах атомной промышленности. Отдел оперативной работы по духовенству всех конфессий. Отдел борьбы с «лицами высказывающими угрозы террористического характера в отношении партийных и советских руководителей», служба дезинформации.

В основном эта структура сохранилась до марта 1953 г., хотя в разные годы имели место некоторые реорганизации. В 1949 г. была создана служба наружного наблюдения и установки МГБ СССР приказом № 00293 от 10 сентября 1949 г. создает 7-е Управление МТБ СССР (оперативное). В соответствии с этим решением приказом МТБ СССР № 00386 от 6 декабря 1949 г. утверждается новая структура 5-го Управления Отдел «О» был упразднен, а его функции были переданы в 5-е Управление.

Теперь основной задачей 5-го Управления стала борьба с враждебными и антисоветскими элементами, работа против клерикалов и розыск авторов и распространителей антисоветских листовок и анонимных политических документов.

Изменившаяся в послевоенный период политическая обстановка приводит к постепенному формированию двух супердержав в мире — СССР и США. Победоносное окончание Второй мировой войны необычайно подняло авторитет Советского Союза в мире, а образование мировой системы социализма, такой вывод был сделан на XX съезде КПСС в феврале 1956 г.¹КПСС в резолюциях, решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. М.: Полит. лит-ра. 1986 Т. 9. С. 9. свидетельствовало о том, что борьба двух мировых систем вступила в новую стадию, и никакого перемирия в идеологической области из-за антагонистических противоречий быть не может.

Именно контролю в идеологической сфере теперь уделялось особое внимание, а это ставило перед органами государственной безопасности новые задачи по усилению политического сыска в стране.

Официально в стране существовала только одна идеология — марксистско-ленинская, проповедуемая Коммунистической партией Советского Союза. Поэтому все иное объявлялось инакомыслием. Оперативному контролю (политическому контролю) подлежали все стороны жизни граждан, политические настроения всех слоев общества и преследование диссидентов в СССР.

Теоретической подоплекой этой борьбы был тезис о том, что «идеологически диссиденты связаны с империализмом», а раз так, то это уже идеологическая диверсия, которая подрывает устои социалистического государства.

Этим теоретически обуславливалась необходимость усиления политического сыска в стране.

Значительная часть сил и средств органов государственной безопасности отвлекалась от своей основной работы разведки и контрразведки и по требованию лидеров КПСС направлялась на идеологический фронт, борьбу с инакомыслием.

Придание КГБ «жандармских функций» снижало эффективность работы, формировало у простых людей негативное отношение к этим органам и в целом тормозило демократические преобразования в обществе, наметившиеся после войны.

Как известно, основу деятельности любой спецслужбы составляет агентурный аппарат. «В условиях почти ежегодных изменений, — отмечает А.И. Пожаров, — пострадал и агентурный аппарат, поскольку многочисленные передачи агентов от одного сотрудника к другому негативно влияли на конспиративность в работе и приводили во многих случаях к отказу агентуры от сотрудничества и к снижению качества ведения оперативных дел. Вместе с тем отказ от института осведомителей в агентурном аппарате повлиял на создание другого института — доверенных лиц, которые, в какой-то мере, продолжали в измененном виде выполнять функции массовой сети осведомления»²«Исторические чтения на Лубянке 1997». ФСБ РФ. М-В. Новгород. 1999. С. 50..

Многочисленные реорганизации органов государственной безопасности продолжались на протяжении 1950—1960-х годов. В марте 1954 г., через год после смерти И.В. Сталина, Президиум ЦК КПСС 10 февраля 1954 г. пригашает решение о выделении органов государственной безопасности из МВД СССР в самостоятельное ведомство, а 12 марта 1954 г. Президиум ЦК КПСС принял решение об основных задачах органов государственной безопасности 13 марта 1954 г. Указом Президиума Верховного Совета СССР был образован Комитет государственной безопасности (КГБ) при Совете министров СССР, председателем которого был назначен И.А. Серов.

В результате структурных изменений появились «7 новых спецотделов — учетно-архивный, секретной техники, изготовления документов, радиоконтрразведки, изготовления опертехники, перлюстрации, Гохрана, 4-е — 5-е Управления, отделы "М", "П", "С" и 7-й спецотдел». Центральное архивное управление и все хозяйственные подразделения курировал генерал Круглов С.Н»³Колпакиди А.И., Серяков М.Л. Щит и меч Энциклопедический справочник. М.: Олма-пресс. СПб.: Нева, 2001 С. 464.

В новой структуре КГБ наиболее близкую к политической цензуре и идеологическому контролю направленность имело 4-е Управление (борьба с антисоветским подпольем, националистическими формированиями и враждебными элементами). В соответствии с распоряжением Совета министров СССР № 805-484 с.с. от 26 апреля 1955 г. был организован 6-й спецотдел (перлюстрация телеграфной и почтовой корреспонденции), функции которого ранее исполнял 10-й отдел 4-го Управления КГБ при Совете министров СССР.

Реорганизация подразделений, осуществлявших оперативно- техническую работу, была проведена 2 июля 1959 г. На базе 2-го. 3- го. 4-го. 5-го и 6-го спецотделов было создано Оперативно- техническое управление КГБ.

Таким образом, структурные подразделения органов государственной безопасности, осуществлявших перлюстрацию почтово-телеграфной корреспонденции, прошли следующие этапы своего развития в 1950 — 1960-е годы:

1. 14 апреля 1943 г. на базе отделения бывшего 2-го спецотдела НКВД СССР был организован Отдел «В» НКГБ-МГБ СССР.
2. с 14 марта 1953 г. — 6-й спецотдел МВД СССР;
3. с 18 марта 1954 г. функции бывшего 6-го спецотдела МВД СССР были переданы в 4-е Управление КГБ при Совете министров СССР;
4. с 30 апреля 1955 г. — на базе 10 отдела 4-го Управления был организован 6-й спецотдел КГБ при Совете министров СССР;
5. со 2 июля 1959 г. — функции бывшего 6-го спецотдела были переданы в Оперативно-техническое управление КГБ при Совете министров СССР.

5 июля 1978 г. КГБ при Совете министров СССР был переименован в Комитет государственной безопасности СССР, однако система и структура органов КГБ при этом существенных изменений не претерпела. Сохранились и основные направления деятельности этих органов.

Но цель данного научного исследования — рассмотреть формы политического контроля советского общества в более ранний период 1950-1960-е годы.

Естественно, что тоталитарный режим советского государства не мог существовать без постоянной информационной подпитки, без анализа истинного знания процессов, происходящих в социалистическом обществе. Для того чтобы принять правильное управленческое решение, необходимо было располагать достоверной информацией, знать истинное положение вещей.

Именно эта задача и стояла перед органами государственной безопасности. Это было особенно важно в условиях нарастающего диссидентского движения в СССР. Формы сбора информации были многообразны и многоплановы, но объединяющим началом в деятельности советских спецслужб был политический сыск.

В данной работе мы ограничимся двумя направлениями деятельности органов МГБ — КГБ. Это анализ различного рода слухов и сплетен, распространяемых населением, и перлюстрация корреспонденции.

В силу закрытости многих источников, хранящихся в специальных архивах ФСБ РФ, данная научная проблема еще не получила должного освещения в печати, научной публицистике. Имеется лишь очень незначительное число публикаций в открытой печати, касающихся этих форм политического контроля, и то в рамках научных публикаций самих спецслужб⁴ См., например: Ковалев Б.Н. Слухи и сплетни российской глубинки // Исторические чтения на Лубянке. ФСБ РФ. М.; В. Новгород. 2001.. Хотя автор не исключает вероятности, что в закрытой, ведомственной печати спецслужб такие исследования имеются.

Авторитетные филологические источники так трактуют понятие «слух» и «сплетня»: слух — это молва, известие о чем-нибудь, обычно еще ничем не подтвержденное, а сплетня — слух о ком-, чем-нибудь, основанный на неточных или заведомо неверных сведениях.

Слухи и сплетал, распространяемые в обществе, всегда представляли интерес для спецслужб. Невозможно найти правильное управленческое решение, не зная, чем «дышит» общество как социум, какие проблемы его волнуют. Кроме того, отделы дезинформации спецслужб сами занимались, через свою агентуру, распространением соответствующих слухов с целью направить общественное мнение в нужное правительству русло или сформировать общественное мнение в обществе по тому или иному вопросу.

Работа эта была весьма деликатной и специфической, требовавшей знания в области психологии человеческих отношений, национальной политики, истории того или иного региона и других научных направлений. Аналитическая сущность дезинформационной работы с населением страны до сих пор составляет государственную тайну, поскольку затрагивает такие понятия как формы и методы работы органов государственной безопасности.

Рассекреченные материалы о настроениях различных социальных групп в 50-е годы свидетельствуют об определенном росте антисоветских и в особенности антиколхозных настроений.

Советские органы НКГБ—МГБ систематически и внимательно, через свою агентуру, отслеживали их.

Они были систематизированы и в количественном отношении. Так, например, в сводке «Об антисоветских проявлениях, отмеченных агентурой Поддорского РО НКГБ (Новгородская область) весной 1946 г., отмечалось, что: «...зарегистрировано 23 факта:

а) антисоветско-фашистской агитации — 9;

б) пораженческих настроений — 6;

в) повстанческих настроений — 1;

г) провокационных слухов — 7».

О чем говорили советские люди в очередях, банях, чайных, не подозревая, что вся эта информация тщательно анализируется и докладывается высшим партийным руководителям?

Это были проблемы, связанные со сложной международной обстановкой (советское общество, в отличие от западного, всегда являлось политизированным), социально-экономические, связанные, прежде всего, с материальными затруднениями, в том числе и жилищные проблемы, которые стояли достаточно остро в первые послевоенные годы. Люди говорили о неизбежности третьей мировой войны с США и Великобританией, в этом отразилась политическая обстановка «холодной войны». Очень популярным был слух о роспуске колхозов и даже коммунистической партии.

Это показывало стремление простых советских людей выдать желаемое за действительное. Опыт колхозного строительства в СССР вызывал негативную реакцию у населения. Использование волюнтаристских методов ведения сельского хозяйства, голое администрирование нанесли большой вред сознанию колхозников. Их сохранение после войны многие пытались объяснить произволом местных властей. Во время проведения подписи на заем в Стародубском районе Орловской области колхозница Савельева заявила: «... ничего подписывать не надо, а то будем платить деньги, вечно будем в колхозе. Сталин не знает, что мы в колхозе быть не хотим, а нас держат местные руководители».

В колхозе «Маяк» и «Имени Ильича» мужчина средних лет распространял слух: «Идут к вам подписывать чистую бумагу. Англия и Америка потребовали от нашего правительства распустить колхозы, вот почему большевики собирают подписи: они хотят показать союзникам, что колхозники сами не желают выходить из колхозов. Подпишешь — быть колхозу, а не подпишешь — не быть больше колхозам». В колхозе «Красный Октябрь» Мценского района Орловской области среди сельского населения распространился слух о том, что «сейчас распускают коммунистов, а скоро распустят и колхозы».

Колхозница Мария Александрова из Уторгошского района Новгородской области, заявила: «Я слышала новость, что в Новосельском сельсовете уже распускают колхозы, там и сев проводился единолично. Скоро ли мы-то так начнем? Прямо скажу — колхозы для нас каторга».

Многие высказывания имели тесную связь с происходящими в мире событиями. Так, по материалам военной цензуры г. Свердловска отмечены высказывания населения города по Крымской конференции руководителей трех союзных держав.

Гражданка Ивакина М.П. из г. Свердловска, ул. Шейкмана. д. 19. кв 78. пишет 11 февраля 1945 г. в Макеевку, Сталинской области, Донбасс 12, лит. 5. проспект д. 34. Бунаковой Ю.П.:

«...Война идет быстрыми шагами к концу. Крымская историческая Конференция руководителей трех союзных держав, ясно говорит о часе близкой победы. Скоро наша Красная Армия сотрет с лица земли всех фашистов. Скоро они получат по заслугам великое возмездие за горе, слезы, причиненные нашему народу...».

В другом письме гражданин Бужницкий из г. Свердловска пишет в Борисово-Сутский район, Вологодской области, Бужницкому:

«...Только что передали приказ. Перешли реку Одер. Этому неслыханно рад. Хотя в этом месте река не особенно широка, но теперь уже пойдут, нет больше препятствий вторгнуться вглубь Германии и даже в Берлин... 8 февраля началась долгожданная Конференция Сталина. Рузвельта и Черчилля... И понятно, что многие вопросы будут разрешены именно теперь, как, например, об усилении и даже окончании войны...».

Еще один пример оценки событий февраля 1945 г.

Гражданка Лятнокова М.К. из г. Свердловска, ул. 8 Марта. Главуралэнергострой, пишет 14 февраля 1945 г. в Молотовскую область в г. Кунгур. ПП № 49412«Ю», Волкову И. В.:

«...Какие замечательные дела на нашем фронте делаются сейчас. Я сегодня три раза утром прослушала сообщения комиссии трех союзных держав в Крыму, так думаю, что, вероятно, война продлится считанные дни, и тогда да здравствует мир и мой Ваня приедет домой к своей Машеньке...».

Радостные настроения, выраженные в письмах простых советских людей, вполне понятны, тяжелая кровопролитная война идет к завершению и Крымская конференция должна была поставить точку в этом вопросе.

Общественное сознание советских людей формировалось под воздействием средств массовой информации (печать, радио), уровень доверия к которым был чрезвычайно высок. Поэтому изменившаяся политическая ситуация в конце 1940-х годов тоже отразилась в общественном сознании народа.

Начало «холодной войны», обострение международных отношений порождали слухи о том, что война или военные столкновения уже начались. В этих условиях все мероприятия правительства рассматривались с позиции подготовки к новой войне. Даже снижение цен на некоторые продукты рассматривалось как стремление правительства дать возможность населению сделать их запас на случай войны.

Природа возникновения слухов и сплетен достаточно загадочная и до конца не изученная. Однако некоторые наблюдения, возможно, представляют интерес. Более достоверной считалась информация, подкрепленная ссылкой на авторитетный источник, например, на родственника, приехавшего из Москвы или Ленинграда. Парадоксально то, что чем более абсурдна и нелепа была ложь, тем ей больше верили, хотя порой это противоречило здравому смыслу.

Например, жительница города Старая Русса Маслякова рассказывала своим знакомым «Недавно из Ленинграда вернулась заведующая детским садом Никитина Екатерина Васильевна, которая рассказала, что в Ленинграде идет мобилизация, так как началась война с Америкой и Англией. Об этом говорят по радио и пишут в газетах». Подобные утверждения очень быстро обрастали новыми подробностями: «Война уже начата. Американские самолеты разбомбили советское судно... Сейчас на генеральной Ассамблее ведутся переговоры в отношении войны...»⁵Ковалев Б.Н. «Слухи и сплетни российской глубинки (по спецдонесениям МГБ в обкомы ВКП(б) С. 67..

Иногда слухи приобретали гипертрофированную форму, недостаток продуктов и предметов первой необходимости, естественно, домысливался населением как ответной реакцией в виде массовых забастовок и даже восстаний рабочих в крупных городах страны.

Очень много сплетен породила денежная реформа 1947 г. Муссировались слухи о том, что карточную систему должны скоро отменить, и народ с оптимизмом стал смотреть в будущее. Но информации о реформе, готовившейся в строжайшем секрете, в средствах массовой информации практически не было, поэтому опять появились различного рода слухи, порой анекдотического характера, например, говорили о том, что с 15 декабря 1947 г. отменят карточную систему и введут новые деньги взамен существующих. Разница будет заключаться в том, что вместо портрета Ленина будет напечатан портрет Сталина.

Слухи и сплетни не только изучались и анализировались специальными подразделениями НКГБ—МГБ, но и с целью создания общественного мнения распространялись через агентуру среди населения.

15 марта 1946 г. Верховный Совет СССР принял закон о преобразовании СНК СССР в Совет Министров СССР, а наркоматы СССР были переименованы в министерства СССР, соответственно, НКГБ было переименовано в МГБ СССР. 4 мая 1946 г. вместо В.Н. Меркулова министром госбезопасности был назначен В.С. Абакумов. Среди новых, образованных после войны отделов была и «служба дезинформации». Конечно, более продуктивно эта служба работала за рубежом, через советский журналистский корпус, членов иностранных компартий, международные общественные организации, о чем подробно рассказал в своей книге американский исследователь и публицист Джон Барон⁶Баррон Дж. КГБ сегодня — невидимые щупальца. СПб.: Петрополис, 1992.. Тем не менее, и работе внутри страны придавалось большое значение.

Потенциальными распространителями слухов и сплетен могли быть те граждане, которые больше всего испытывали нужду и бедствия, даже после окончания войны 1941—1945 гг. Одной из таких социальных групп были инвалиды, которые сплошным потоком возвращались с фронта. Не обустроенность, голод, болезни, равнодушие и произвол местных властей порождало недовольство инвалидов, принимавшее порой деструктивную направленность, а это значительно осложняло оперативную обстановку, выражаясь чекистским языком, на местах.

В связи с этим НКГБ СССР в течение 1943—1944 гг. направил по линии 2-го Управления местным органам госбезопасности ряд директив, требуя обеспечить через агентуру изучение процессов, происходящих в среде инвалидов. Одновременно было установлено агентурное наблюдение за контингентом инвалидов Отечественной войны, выявлены и арестованы агенты немецкой разведки, а также лица, занимавшиеся антисоветской агитацией, распространением слухов, сеющих панику, и даже вредительством.

Наиболее распространенным проявлением социально-экономического недовольства являлись их антиколхозные выступления. В Молотовской области инвалид войны К. призывал колхозников выступить с организованным протестом против коллективных форм труда. В Шарыповском районе Краснодарского края инвалид М., работавший председателем колхоза, занимался распространением антисоветских слухов, вел агитацию, направленную на развал колхоза. В присутствии группы колхозников он говорил: «После этой войны наступит хорошая жизнь, из ссылки вернуться кулаки, которые потребуют свои дома и имущество, отобранные у них ранее. Поэтому сейчас нужно больше нажимать на свое хозяйство и личные огороды, а то сколько не работай, все пойдет государству, и мы опять будем сидеть голодными»⁶Вольхин А.И. Оперативная работа территориальных органов НКГБ среди инвалидов Великой Отечественной войны в 1943—1945 гг. С. 101..

Среди колхозников распространялись и иного рода слухи и клеветнические измышления в связи с роспуском Коминтерна, открытием церквей, а также активно муссировались слухи о скором роспуске колхозов.

Причиной распространения слухов и сплетен именно этой категорией людей вполне понятна. Конфликтная психология инвалидов объясняется их физической неполноценностью. Отечественная война, окружение, плен, ранение, невнимательность, а порой и произвол местных властей ожесточало души этих людей, судьба которых была покорежена войной. Они открыто, не боясь никого, поскольку им было нечего терять, высказывали свое мнение, становясь своего рода ретрансляторами слухов и измышлений.

Другим важным источником сбора информации органами государственной безопасности в 1950—1960-е годы стала почтовая военная цензура и перлюстрация корреспонденции. Если, первая носила открытый официальный характер, то вторая являлась государственной тайной. В 1946 году в состав МГБ вошел Отдел «В», который занимался перлюстрацией корреспонденции и почтовой военной цензурой.

Парадоксальный факт: казалось бы, военная цензура должна была прекратить свое существование вместе с окончанием войны. Но этого не произошло. Слишком велик был соблазн контролировать политические настроения людей у органов государственной безопасности.

Перед нами документ, датированный октябрем 1948 г.! А именно спецсообщение Управления МГБ по Свердловской области «О высказываниях среди населения районов Новосибирской области по поводу распространения эпидемии туляремии по материалам Военной цензуры». Документ отправлен в два адреса Начальнику Управления МГБ по Новосибирской области генерал-майору Мещанову и в г. Москву начальнику отдела «В» МГБ СССР генерал-майору Грибову.

Из документа видно, что Военной цензурой города Свердловска в сентябре 1948 г. зарегистрировано 20 писем, исходящих из районов Новосибирской области в Советскую Армию с сообщениями о массовых заболеваниях среди населения туляремией. В некоторых из этих сообщений указывается на неудовлетворительные меры борьбы с распространением этой болезни. Приведем некоторые выдержки из этих писем:

1. Гражданка Сантоцкая О.Д. из Коченевского района, В-Карасукский с/с. совхоз № 213, пишет в П.П. № 75258 «М» Сантоцкому И.Д.:

«...Но болею не я одна в деревне, а уже много. Болезнь такая: сначала поднимается сильный жар несколько дней, а потом образуются шишки возле ушей, в ручных пахах или в ногах, и у меня сейчас сильно болят ноги, ходить не могу. Тетка Стеша тоже более, она заболела еще раньше... В общем дело неважное и даже врачи не определяют, что за болезнь. По соседним деревням тоже болеют...» (10/IX 1948 г.).

2. Гражданка Площик из Венчеровского района. Староторский с/с колхоза «Серп и Молот» пишет в П.П. № 11472 Площику Павлу:

«...Павлик, я 15 дней лежала в больнице, где у нас болезнь какая-то новая — туляремия многие люди болеют по 6 месяцев, вот и мне пришлось этой болезнью заболеть...» (5/IX 1948 г.).

3. Гражданка Толкачева А.В. из Ст. Чудымская, Ишкульского р/х завода № 702, пишет в П.П. № 20653 «К» Толкачеву А.А.:

«...Какая-то болезнь ходит здесь, говорят, от этих зверьков, которых у нас видели в озере. Делали прививку всем, но все же я простыла, стирала, изба была сломана, меня продуло, жар и какая-то шишка, у кого на шее, у некоторых в пахах... болеют много...» (3/IX 1948 г.).

О том, какой объем почтово-телеграфной корреспонденции приходилось обрабатывать пунктам Военной цензуры Свердловской области, свидетельствует месячный Отчет за июнь 1949 г. Характерно, что поступившая корреспонденция, помимо того, что измерялась в штуках, определялась и в килограммах (причем ее вес составлял более 2,5 тонн!).

Информация о перлюстрации корреспонденции в СССР в 1950—1960-е годы весьма скудна, поскольку является засекреченной до сих пор. Хотя известно, что Постановление Политбюро от 4 мая 1946 г. в составе центрального аппарата МГБ СССР был создан Отдел «В», отвечавший за перлюстрацию корреспонденции и военную цензуру. В условиях тоталитарного коммунистического режима эта форма деятельности спецслужб все больше тяготеет к всеобщему охвату почтово-телеграфной корреспонденции в СССР.

Если в дореволюционной России перлюстрация имела превентивный характер, и, судя по штату работников, ее осуществлявших, носила выборочный характер, то в Советской России это уже была форма политического контроля над общественным сознанием населения страны.

Сведения о том, как она осуществлялась в СССР, дают зарубежные источники, в частности воспоминания сбежавших на Запад офицеров государственной безопасности, разгласивших государственную тайну.

Этой совершенно секретной деятельностью занимались исключительно офицеры МГБ, причем и они находились на территории своей страны в своего рода «подполье». Им запрещено было входить в Управление МГБ, место и должность были вымышлены, резко ограничивались контакты даже с родственниками, т.е. речь шла о глубокой конспирации, ни одна живая душа не должна была знать их истинный характер работы.

Как правило, большинство из них проходило такой этап, как почтовая военная цензура, т.е. легальная форма работы с почтово-телеграфной корреспонденцией.

Этот же путь прошел в 1950-х годах офицер Управления МГБ по Читинской области Леопольд Авзегер, который первоначально был направлен в отделение военной цензуры № 115 Забайкальского военного округа. По существу, здесь находилось два отделения военной цензуры. Их территория была огорожена колючей проволокой, круглосуточно находился ответственный дежурный, которого можно было отличить по чекистской форме. Даже своим внешним видом он символизировал, что Военная цензура — это организация военная, на которую распространяются все нормы армейской жизни. Дежурный непосредственно подчинялся Управлению МГБ.

Военная цензура была чрезвычайно жесткой. Ежедневно комендант военной цензуры принимал мешки писем, поступающих за колючую проволоку из внешнего мира. Цензор, приходя на работу, получал штамп «Проверено военной цензурой», а вместе с ним ножницы и два отдельных конверта. На одном было написано «Для изъятия текста», на другом — «Для оперативного использования».

И даже, если попадался язык совсем незнакомый, это тоже не являлось проблемой. Письмо пересылали в то Управление МГБ-КГБ, где этот язык знали.

Поскольку объем корреспонденции был большой, пунктов «ПК» (политического контроля) тоже было много. На территории Свердловской области до середины июля 1949 года действовало 13 пунктов «ПК», где проводилась читка документов, а только «документ» подозрительных по внешним данным: т.е. без обратных адресов, или с адресом до востребования, с искаженным почерком, с почерками подозрительными по сходству с почерками авторов анонимных антисоветских документов. На это обращалось особое внимание при обработке основной массы корреспонденции.

Работа эта тщательно конспирировалась, составляла государственную тайну, круг людей, допущенных к этой работе, очень тщательно проверялся. По мнению автора мемуаров «Я вскрывал ваши письма...» Л.Я. Авзегера, опубликованных в Нью-Йорке в начале 1990-х годов, это было «советское подполье» в собственной стране.

С момента перехода на работу в отделение Политического контроля (ПК), занимающегося перлюстрацией корреспонденции, рекомендовалось значительно ограничить круг знакомых, запрещалось посещать рестораны, кафе и другие места отдыха граждан, входить в здание Управления МГБ. Выдавались новые документы («крыша») места работы, обычно это горком КПСС или ВЛКСМ. Другими словами, это была жизнь разведчика в собственной стране. Все это свидетельствует о том, что советское государство с особой тщательностью подходило к конспирированию антиконституционной деятельности по перлюстрации корреспонденции.

Как правило, помещения (бункеры), где проводилась перлюстрация корреспонденции, располагались рядом с железнодорожным вокзалом.

Например, в Забайкалье перлюстрация корреспонденции проводилась в здании почтамта, на станции Чита II. Это было продумано специально, чтобы не привлекать внимание почтовых работников к факту исчезновения на некоторое время почтовой корреспонденции.

Вся корреспонденты, прибывавшая в опломбированных вагонах на вокзалы и станции, поступала обычно на привокзальную почту. Здесь на конвертах и открытках гасились марки, и именно отсюда письма передавались на тайную проверку.

С другой стороны, через вокзальный почтамт проходила вся корреспонденция, направляемая в другие места, и перед отправкой ее тоже можно было подвергнуть перлюстрации.

Естественно, работники почтамта совершенно не подозревали о наличии тайной процедуры, выполняемой контрразведкой, за исключением двух-трех человек, которые, были связаны строжайшей подпиской о неразглашении государственной тайны. Более того, вход в бункер находился с другой стороны, и это создавало иллюзию, что люди входят не в служебное помещение, а в подъезд жилого дома.

По описанию Л.Я. Авзегера, у входа в «ПК» была пристройка площадью 2x2 м. с дверью, которая никогда не запиралась на замок. Внутри было темно, что создавало впечатление заброшенности помещения. Но каждый из сотрудников «ПК» знал, что на одной из внутренних стен пристройки имелся специальный звонок. В целях конспирации был и свой код — полагалось дать два очень коротких звонка, и лишь после этого вахтер открывал дверь, ведущую в помещение «ПК». Через специальный тайный люк, проделанный в стене, все письма поступали в помещение, которое никакого отношения к почте не имело. Этот процесс передачи почты на перлюстрацию происходил совершенно секретно, поэтому работники читинского привокзального почтамта вообще не догадывались о существовании «цензорского люка» и помещения, где проводилась перлюстрация корреспонденции.

В отделении «ПК» работало около семидесяти человек. Существовало строгое разделение труда. Оперативный состав насчитывал 6 человек. Так называемая группа «списки» — 10 человек. В группу «вскрытие» входило 4 человека, они занимались вскрытием и заклейкой писем. Специальная группа из 3 человек выполняла работу по фото и химической «обработке документов». Остальные 55 пять человек были заняты чисткой писем, т. е политическим контролем.

В группе «списки» работали молодые люди, имеющие феноменальную память. Для того чтобы справляться со своей задачей, каждый из них должен был знать на память имена, фамилии и адреса людей, находящихся в списках. То есть лиц, которыми интересовалось МГБ. Они должны были запоминать характеры почерков и написание отдельных букв в анонимных письмах. Иногда им приходилось заучивать до шестисот-восьмисот фамилий.

В их обязанности входил отбор писем для перлюстрации. Отбирались, прежде всего, письма, представлявшие «оперативный интерес». Для вскрытия писем использовалась и специальная технология, в том числе специальная аппаратура, не оставляющая следов проникновения. Она изготавливалась в секретных мастерских Управления МГБ.

Если письмо невозможно было вскрыть, не оставив следов проникновения, оно копировалось и уничтожалось. Но такие случаи были крайне редки.

Существовал и свой график прихода на работу каждой группы «ПК». Он был составлен с таким расчетом, чтобы свести к минимуму простои цензоров, у которых часто работы было невпроворот.

Этот график выглядел следующим образом. Первыми в закуток- предбанник входили сотрудники группы «списки». Они подготавливали для всего отдела «фронт работы» и являлись обычно в 6 часов утра. В 6.30 начинала свой рабочий день и группа «вскрытие». К ее приходу группа «списки» уже успевала подготовить к работе определенное количество писем. Затем в 6.45 являлось начальство: оперуполномоченные, старшие групп, переводчики. И, наконец, с 7.00 до 8 00 приходили цензоры. Таким образом, к 8 часам утра перлюстрация корреспонденции в г. Чите уже шла полным ходом⁷Авзегер Л. Я вскрывал ваши письма (из воспоминаний бывшего тайного цензора МГБ) С. 251 .

Нет сомнения, что подобной деятельностью занималось не только 115-е отделение Военной цензуры «ПК» г. Читы, эта деятельность была характерна для всей необъятной советской страны.

Но продолжим рассмотрение форм деятельности отдела «В». Отдел «В» Управления МГБ по Читинской области имел в своем подчинении три отделения: Военной цензуры № 115, Отделение «ПК» (политический контроль) и международное отделение, занимающееся перлюстрацией международной корреспонденции. Международное отделение находилось в одном помещении с «ПК», но занимало две совершенно изолированные комнаты, где работало 8 сотрудников. Их работа считалась наиболее секретной и ответственной в отделе «В». Все сотрудники международного отделения имели звание оперуполномоченных, офицерский чин и гораздо более высокую зарплату.

Для международных писем не существовало принципа выборности. Все без исключения лица, ведущие переписку с заграницей, были взяты на учет. На каждого было заведено специальное наблюдательное дело. Отдельно велись наблюдательные дела в отношении тех, кто вел переписку с корреспондентами в странах народной демократии (социалистический лагерь), отдельно — в отношении лиц, поддерживающих переписку с гражданами капиталистических стран.

Чтобы не вызвать подозрения, не все письма конфисковывались, но на учет брались все. Существовал обширный перечень требований к корреспонденции, исходящей от граждан Советского Союза. Именно цензор решал, пропустить письмо или нет, именно перед ним открывалось широкое поле деятельности, но и на нем лежала огромная ответственность. Поэтому цензоры, как правило, руководствовались принципом «лучше перестраховаться, чем недоглядеть». Поэтому иногда конфисковывались даже на первый взгляд невинные письма — человек, например, просил выслать ему икону или помочь материально. Изымались письма, содержащие самые обычные фото, причем последние особенно тщательно изучались. По фотографии, по одежде людей, по их облику и даже по выражению лица можно было составить представление о том, как они жили.

Подозревая о том, что вся корреспонденция, идущая за границу, обязательно цензуируется, советские люди шли на различного рода уловки. Одна из них — эзоповский язык, когда за внешне позитивной информацией, скрывался потаенный смысл. Например: «Наше государство очень хорошо заботится о пенсионерах, нам с женой всего хватает, мы получаем пенсию... 160 рублей». Или: «У нас прекрасная комната, 14 квадратных метров, с соседями живем очень хорошо. Все шесть семей, которые проживают с нами в одной квартире на улице Ленина, — очень симпатичные люди».

Но этот язык был понятен не только корреспонденту в другой стране, но и цензору МГБ, которые безжалостно конфисковывали такие письма.

Поражал объем работы тайных цензоров МГБ—КГБ в 1950— 1960-е годы. По воспоминаниям того же Л. Авзегера, ежедневно вскрывалось и читалось до 2500 писем. Нетрудно сделать небольшой арифметический подсчет, чтобы понять, что в целом по СССР перлюстрировались миллионы единиц корреспонденции.

Укреплению авторитарности власти способствовала тотальная слежка за ее гражданами. Всякое инакомыслие сразу же безжалостно подавлялось. Перлюстрации корреспонденции в СССР как форме политического контроля МГБ—КГБ уделялось большое внимание.

«Обработка» корреспонденции ставила целью не просто накопление информации на будущее «на всякий случай», с «документом» работали. Существовало два закодированных варианта «А» — письмо возвращалось на почтамт и шло по своему адресу, и вариант «К» — письмо конфисковывалось. Относительно задержанного письма уже принималось более конкретное решение — например, завести на получателя и отправителя наблюдательное дело (наиболее невинный вариант), сообщить для сведения в 5-й отдел Управления МГБ, занимавшийся внутренними делами, или во 2-й международный отдел. Наконец, в особо важных случаях направлялось спецсообщение в Министерство государственной безопасности.

Однако решение приводилось в действие лишь после того, как его утверждал начальник отдела «В».

Перлюстрации подлежали не только письма и телеграммы, но и иные виды почтовой корреспонденции, поступающие из-за рубежа. Особенно «опасной» корреспонденцией были книги и журналы, пускай даже самого безобидного содержания. Органы государственной безопасности искали во всем тайный, скрытый смысл, будь-то ноты или научная книга по биологии. Все они рассматривались под углом зрения антисоветской литературы.

Вспоминается случай, рассказанный одним коллегой доцентом. Ведя научный обмен и переписку с учеными из Англии, он получил оттуда письмо, в котором говорилось, что на его домашний адрес выслана только что вышедшая книга по теме их общих научных исследований. Естественно, книгу он не получил. Каково же было его удивление, когда через два месяца он заказал эту книгу в спецхране библиотеки им В.И. Ленина и на обложке этой книги обнаружил дарственную надпись со своей фамилией, именем и отчеством. Заместитель директора библиотеки по поводу того, как книга с дарственной надписью оказалась в спецхране, ничего определенного сказать не мог, но порекомендовал никаких расследований не проводить, «шума не поднимать», пригрозив неприятностями на работе. Книга им была тут же изъята из фонда.

Внутренние инструкции органов государственной безопасности нацеливали на проявление еще большей бдительности, постоянно подчеркивая активизацию спецслужб противника. Об этом свидетельствуют такие нормативные акты, как: «О реорганизации оперативного учета антисоветских элементов» (1947 г.); «О состоянии и мерах по улучшению практики ведения дел оперативной разработки и оперативной проверки» (1964 г.) и др.⁸Шумилов А.Ю. Уроки истории нормативного регулирования оперативно-розыскной деятельности отечественных спецслужб // Исторические чтения на Лубянке. ФСБ РФ. М.; В. Новгород, 1997. С.

В практике деятельности отдела «В» это означало усиление политического сыска. Иногда из 2500 тысяч перлюстрированных писем Читинского Управления МГБ до половины конфисковывались и не доходили до адресатов.

Однако конфискация почтовой корреспонденции — это еще только полбеды, куда печальнее и трагичнее выглядела судьба тех людей, письма которых поступали в оперативную разработку. Слепо доверяя ст. 128 Конституции СССР 1936 г., гарантировавшей тайну переписки, человек и не подозревал, что причиной его ареста органами МГБ стало перлюстрированное письмо.

Вместе с тем необходимо отметить, что некоторые люди пытались докопаться до истины.

Примером может служить известный биолог, историк и публицист Ж.А. Медведев, опубликовавший в лондонском издательстве «Macmillan» в 1972 г. книгу с саркастическим названием «Тайна переписки охраняется законом», где он пытался проследить все этапы прохождения и исчезновения почтовой корреспонденции в СССР.

Он пишет «Для научного работника международная переписка — необходимый элемент подготовки исследования, форма связи с мировой наукой. Международную корреспонденцию я начал в 1955 году. Именно в это время Советский Союз кончил свою бесплодную борьбу с так называемым «космополитизмом» в науке и обратил внимание своих ученых на необходимость серьезного изучения достижений науки и техники за рубежом»⁹Медведев Ж. Тайна переписки охраняется законом. London: Macmillan. 1972. С. 367..

Политическая установка партии привела к тому, что с этого периода международная почтовая переписка значительно активизировалась. Вместе с тем это, естественно, увеличило во много раз объем работы тайных цензоров МГБ, но о втором факте мало кто знал, большинство свято верили в ст. 128 Конституции СССР, гарантирующую нам тайну переписки. Ж.А. Медведев отмечает: «Первый загадочный почтовый казус произошел в моей практике после многих лет переписки в 1960 г. Один из моих биохимических корреспондентов прислал из Англии эмоциональное письмо... англичанин возмущался тем, что русские коллеги не приехали на какую-то совместную конференцию в Лондон, всей делегацией. Для них были забронированы за счет Оргкомитета места в гостиницах, доклады включены в программу, их встречали в аэропорту. Но никто не прибыл и даже не предупредил об этом заранее. Последнее обстоятельство более всего возмутило британца — Могли бы хоть телеграмму или письмо прислать».

Вторая загадочная пропажа произошла в 1961 г. С тех пор часть писем с некоторой периодичностью не доходила до адресатов. Это касалось как писем из СССР, так и писем из-за рубежа.

Ж. Медведев тщательно изучил все нормативные акты, касающиеся как внутренней, так и международной почтовой переписки, пропажи писем, завязал служебную переписку с Международным московским почтамтом, неоднократно встречался с его руководителями.

В результате удалось выяснить, что международные заказные письма страхуются государством. Советский Союз входит во Всемирный почтовый союз, и Устав этого Союза был ратифицирован Указом Президиума Верховного Совета СССР 27 февраля 1959 г. Соответственно, и Устав почтовой службы СССР предусматривал высокую компенсацию за утрату международного заказного письма — 7 руб. 35 коп (в ценах до 1961 г.), т.е. почти в 15 раз больше, чем оплачивается утрата по вине почты внутреннего заказного письма. Из этого следовало, что почта должна принимать серьезные страховые обязательства перед отправителем и адресатом.

Но пропажа международной корреспонденции продолжалась и далее.

Ученый поставил задачу проследить все этапы прохождения международной корреспонденции по срокам доставки и выяснил, что на некоторое время она пропадала из поля зрения почтовых работников, что, собственно, подтвердили и сами ответственные служащие Московского международного почтамта.

О том, что проблема перлюстрации корреспонденции в СССР достаточно глубоко была исследована, свидетельствуют названия глав его книги: «Проблема обратного адреса», «Загадочный парадокс Московской международной почты», «Проверка почтовых отправлений с печатными произведениями, структура заградительной сети», «Проблема конфискации и изменений печатных произведений, прибывающих из-за рубежа», «Тайны черного кабинета» и т.п.

Такой, чисто эмпирический, подход без анализа нормативной базы (инструкции имеют совершенно секретный характер до сегодняшнего дня), тем не менее, привел ученого к правильным выводам. Почта тут ни при чем, пропажа корреспонденции — это дело рук спецслужб СССР, которые активно продолжали заниматься политическим сыском нарушая Конституцию СССР.

Их не смущало, что они нарушают закон. Они действовали строго по Инструкции, являвшейся совершенно секретной, ставя ее выше закона. Так формировались двойные стандарты и двойная мораль в жизни советского социалистического государства.

В 1960-х годах произошли некоторые изменения и в структуре органов государственной безопасности СССР, и в том числе в Управлении «В», занижавшемся почтовой военной цензурой и перлюстрацией корреспонденции.

В 1949 г. Совет Министров СССР принял постановление об организации в МГБ СССР (в 1946 г. наркоматы были переименованы в министерства) 7-то Управления (организация и установка наружного наблюдения за лицами, разрабатывающимися органами госбезопасности) о передаче Главного управления пограничных войск и Главного управления милиции из МВД СССР в МГБ СССР; о создании на базе Комитета информации Совета министров СССР 1-го Управления МГБ СССР, преобразованного в 1951 г. в 1-е Главное управление (орган внешнеполитической разведки).

Но не все изменения были оправданны. Один из видных исследователей истории органов государственной безопасности В.В. Коровин отмечает: «Критически рассматривая данные организационно-структурные изменения в МГБ СССР, следует признать, что возложенные на органы госбезопасности не свойственные им функции охраны общественного порядка, борьбы с общеуголовными преступлениями в определенной мере снижали уровень контрразведывательной работы, отвлекали контрразведывательные аппараты от решения главных задач...»¹⁰Коровин В.В. История отечественных органов безопасности М.: Норма-Инфра-М. 1998. С. 58—59..

Невозможно дать правильную историческую оценку деятельности государства без изучения функционирования тех структур государственного аппарата, которые составляли его каркас. Особенности деятельности органов государственной безопасности в 1950-е — первой половине 1960-х годов проявлялись в том, что они выполняли, по сути, две функции, с одной стороны — функции защиты государства и народа, а с другой — являлись инструментом КПСС, «вооруженным отрядом партии», и использовались для поддержания ее власти. И, естественно, для выполнения второй функции — политический сыск и одна из форм его работы перлюстрация корреспонденции — были просто необходимы.

Более того, он начинает приобретать все более гиперболизированные размеры, особенно в связи с появлением так называемого диссидентского движения в СССР.

В силу сложности доступа к архивному материалу этого периода деятельность органов МГБ—КГБ СССР тогда не получила должной оценки на страницах открытой печати.

Однако можно отметить, что этот период характеризуется попытками поиска наиболее оптимальной структуры ведомства.

В связи с обнародованием на XX съезде партии материалов о массовых политических репрессиях Министерство государственной безопасности СССР одним из первых подверглось реорганизации. Была предпринята попытка объединиться с МВД. Поиск оптимальной структуры ведомства проявлялся и в том, что образовывались новые управления, которые периодически сокращались или вовсе упразднялись, происходила «истая смена руководства (с 1953 по 1963 г. сменилось 6 руководителей, а с 1987 по 1997 г. — 8).

В условиях «хрущевской оттепели», некоторых демократических преобразований в системе социалистического государства пересматривались и формы работы, а именно переориентация работы с агентурой, изменения в вербовочной базе; проблемы гласности в работе; преемственность поколений и «чекистских» традиций и многое другое.

Однако четкой программы реформирования не было. Партийное руководство страны, с одной стороны, официально осудило массовые политические репрессии, проводимые органами госбезопасности, но с другой стороны, погашая, что они как силовая структура составляют опору государственной власти и коммунистического режима, достаточно бережно отнеслось к кадровому составу. Достаточно отметить, что штатная численность личного состава ведомства в начале 1950-х годов превосходила довоенную в три раза¹¹Пожаров А.И. Некоторые аспекты деятельности органов госбезопасности СССР в 1950-е - первой половине 1960-х годов // Исторические чтения на Лубянке. ФСБ РФ. М.; В. Новгород. 1999. С. 46..

Имевшие место изменения коснулись прежде всего агентурного аппарата. В январе 1952 г. была ликвидирована система секретных осведомителей и введена новая категория агентуры — спецагенты, планировалось реорганизовать службу наружного наблюдения, было сокращено денежное довольствие за счет упразднения выплаты за воинское звание, отменены и переработаны инструкции и приказы военных лет, наборы в МГБ стали осуществляться по партийным рекомендациям.

В 1954 г. очередная реформа выделила органы госбезопасности из МВД и одновременно понизила их статус до комитета в целях полного подчинения партийному аппарату и лишения самостоятельности. Начались сокращения личного состава. К 1960 г. эти сокращения составляли от 30 до 50%.

Таким образом, процесс деидеологизацнн силовых структур сказался на эффективности работы системы КГБ.

Осознав пагубность политики, направленной на ослабление деятельности силовых структур и учитывая внешнеполитическую ситуацию, начавшуюся «холодную войну», правительство СССР в 1961 г. принимает новое решение об изменении структуры и увеличении штатов органов КГБ.

Постоянные реорганизации органов государственной безопасности не способствовали улучшению качества работы этих органов.

Как отмечает один из исследователей органов государственной безопасности А.И. Пожаров, «существовавшая партийно-государственная система так и не смогла обеспечить кардинальных реформ не только в органах госбезопасности, но и по всей стране в целом. Партийные установки обусловили направленность деятельности ведомства. Например, органам госбезопасности было категорически запрещено контролировать людей из партноменклатуры даже при наличии на то оснований. На заявления о необходимости проверки фактов об антигосударственных связях ряда высокопоставленных партчиновников неизменно накладывалось табу... а именно из высших эшелонов власти западные политики получали самую важную закрытую информацию, приобретая возможность активно влиять на политические процессы в нашей стране».

В 1960-е годы происходит перенаправленность целей работы, ослабляется разведывательная и контрразведывательная работа, зато особое внимание начинает уделяться оперативному контролю за жизнью и политическим настроением практически всех слоев населения и преследованию диссидентов. Тотальный контроль в обществе и политический сыск — это две стороны одной медали.

«...Если говорить о перлюстрации корреспонденции (ПК), то в 1965 году Коллегия КГБ обсудила состояние дел в этой сфере. Был подготовлен единый план службы ПК (операция «Алмаз»), согласно которому основное внимание уделялось потоку исходящей международной корреспонденции. Вступила в силу 28 ноября 1967 г. «Инструкция по негласному контролю почтово-телеграфных отправлений органами Комитета государственной безопасности при Совете Министров СССР»¹²История советских органов госбезопасности М., 1977. С. 561; Чертопруд С. Вожди в законе, Андропов и КГБ. М.: Яуза, Эксмо, 2004. С. 131..

Приказом КГБ при СМ СССР от 12 июля 1977 г. была утверждена «Инструкция по оперативному учету в КГБ при Совете Министров СССР.

Она предусматривала:

• дело оперативной проверки;
• дело оперативной разработки;
• дело оперативного розыска;
• дело оперативного наблюдения;
• дело контрразведывательной операции;
• дело оперативной подборки.

Своя система учета была и у 6-го отдела (перлюстрация корреспонденции) ОТУ (Оперативно-техническое управление) КГБ:

• централизованная картотека инокорреспондентов (иностранных граждан, организаций, осуществляющих почтово-телеграфную переписку);
• картотека подставных адресов спецслужб противника (загранадреса, используемые для связи с разведками и агентурой);
• картотека адресов радиостанций и пропагандистских центров противника;
• централизованная фототека почерков неизвестных отправителей, скрывающих свои адреса при направлении корреспонденции в зарубежные и капиталистические страны;
• учет зарубежных организаций и граждан капиталистических стран, от имени которых систематически направляются враждебным элементам в СССР посылки и материалы;
• учет советских граждан, ведущих переписку с инокорреспондентами.

Не только эпистолярные упражнения советских граждан интересовали органы контрразведки.

Специалисты 6-го отдела Оперативно-технического управления КГБ принимали участие, используя методы почерковедческой экспертизы, и в идентифицировании различного рода прокламаций и листовок. Особенно в период диссидентского движения в СССР. Достаточно сказать, что в 1977 г. было выявлено 16 125 документов антисоветского характера и установлено авторство 2088 человек. Аналогичные показатели за 1985 г. — 9864 и 1376 соответственно.

В зависимости от конкретного года КГБ удавалось выявить от 60 до 90 авторов. Из них от 50 до 60% были подвергнуты профилактике, а с остальными обошлись более жестоко — отправили в лагеря (по ст. 70 «подрыв советского государственного и общественного строя», ст. 190-1 «антисоветская агитация», а также по обвинению в тунеядстве и в хулиганстве) или на принудительное лечение в психбольницы¹³Рэддэвей П. Советология и диссидентство: новые источники протеста Сб. V Международной конференции «КГБ: вчера, сегодня, завтра». М.. 1996. С. 77..

Так, система партийно-государственного руководства сделала органы МГБ-КГБ исполнителями своей воли. С точки зрения правовой особое место отводилось не закону и Конституции СССР, а постановлениям ЦК КПСС, на основании которых разрабатывались ведомственные инструкции, которые противоречили Основному закону государства и поэтому скрывались за грифами «совершенно секретно». Значительная часть из них касалась личной жизни граждан.

В чем-то был прав американский публицист Дж. Барон, утверждая, что «советская система, в значительной мере существующая за счет таинственности и секретности, которыми она себя окружила очень чувствительна к малейшим нарушениям секретности, к проникновению неконтролируемой информации и утечки информации из страны».

Новые политические реалии в стране в 1980 — 1990-е годы привели к переоценке существовавших ранее ценностей. Впервые человек рассматривался не как «винтик в государственной машине», а как личность. К осознанию этого, в конце концов, пришли и лидеры КПСС. Выступая на XIX Всесоюзной конференции. Генеральный секретарь ЦК КПСС М. С. Горбачев отмечал: «Как граждане несут ответственность перед своим общенародным государством, так и государственная власть несет ответственность перед гражданами, т.е. первостепенное значение необходимо было уделять правовой защите личности.

Больше внимания стало уделяться праву на личную жизнь, что означало предоставленную человеку и гарантированную государством возможность контролировать информацию о самом себе, не допускать разглашения сведений личного, интимного характера. Из права на личную жизнь вытекала недопустимость слежки за человеком, прослушивания и записи личных разговоров, ведущихся дома или общественных местах (ресторанах, гостиницах и т.п.), в том числе телефонных переговоров. Право на личную жизнь — это также и возможность беспрепятственного общения с другими людьми через посредство почты и телеграфа. Государство гарантировало тайну почтовой корреспонденции и телеграфных сообщений (ст. 56 Конституции СССР 1977 г.)¹⁴Петрухин И.Л. Личная жизнь: пределы вмешательства М.: Юрид. лит-ра. 1989. С. 9..

В условиях авторитарного режима право на личную жизнь является фикцией. Достаточно вспомнить, на примере Российской империи, начало XVIII в — период установления абсолютизма Полицейский политический режим времени правления Петра I являлся свидетельством того, что понятие «личная жизнь» у подданных Государя императора просто не существовало. Полиция как гласно, так и негласно (фискалы) следила за всеми сторонами бытовой жизни населения, при этом использовались все формы и методы политического сыска. Правительство в различного рода регламентах, уставах, указах, манифестах устанавливало, какой образ жизни должно вести население Российской империи, и за выполнением этих нормативных актов следил широко разветвленный аппарат полиции.

Таким образом, стремление сделать личную жизнь предметом правового регулирования характерно для полицейского государства, которое методом запретов не оставляет простора для индивидуальных проявлений.

В условиях правового, демократического государства понятие «личная жизнь» выступает больше как категория нравственная, хотя и состоит из ряда юридических правомочий. Право лишь в самых общих чертах влияет на характер взаимоотношений государства и гражданина в сфере личной жизни.

Человек как личность свободен в определении своих знакомств, дружеских связей, домашнего уклада, интимных отношений, образа мыслей, увлечений, творчества и т.п.

Государство обязано, через Конституцию, гарантировать гражданам право на личную жизнь.

Понятие это многопланово и многогранно, однако в силу специфики данной работы мы ограничимся лишь таким аспектом личной жизни, как право на тайну переписки. Это право нашло отражение не только в советском законодательстве (Конституция СССР 1936 г.. ст. 128, Конституция СССР 1977 г.. ст. 56), но и в международно-правовых актах. Например, Всеобщая декларация прав человека 1948 г. провозгласила что «никто не может подвергаться произвольным посягательствам на... тайну его корреспонденции» (ст. 12).

Люди, доверяя бумаге свои личные тайны интимного, врачебного, коммерческого, служебного или иного характера должны были быть уверены, что в их переписке отсутствует кто-либо третий, в противном случае ни о каком искреннем общении между людьми речи быть не может. Так нравственная категория перерастает в категорию юридическую.

В соответствии с законом сохранение тайны переписки возложено на почтово-телеграфные учреждения. В Уставе связи СССР, принятом постановлением Совета министров СССР от 27 мая 1971 г., отмечается. «Всякого рода справки о почтовых и телеграфных отправлениях... могут выдаваться предприятиями связи лишь отправителю, адресату... или их законным представителям».

Общее правило о сохранении в тайне почтово-телеграфной корреспонденции допускало ряд исключений, которые были отражены в Уставе связи СССР (ст. 55), а именно: 1) по распоряжению адресата (например, в случае его болезни); 2) по указанию руководителя предприятия связи (при нарушении оболочки, перевязи, печати, недостаче веса, обнаружении подозрительного запаха или течи (кроме писем) при наличии оснований для предположения об утрате или порче содержимого бандеролей, посылок, при длительном невостребовании корреспонденции; 3) с санкции прокурора или по определению (постановлению) суда.

Вместе с тем Устав связи СССР имел значительные пробелы, поскольку далеко не все случаи сохранения переписки в тайне были указаны в этом нормативном акте. В частности, не было упоминания о цензуре корреспонденции в пенитенциарных заведениях (к примеру сказать, ныне действующий Уголовно-исполнительный кодекс Российской Федерации в ст. 91 сообщает, что «получаемая и отправляемая осужденными корреспонденция подвергается цензуре со стороны администрации исправительного учреждения...»)¹⁵Федеральный закон РФ от 4ноября 2004 г. № 129-ФЗ..

Обойден был вопрос об ознакомлении с перепиской (перлюстрация корреспонденции) в ходе оперативной разработки фигуранта спецслужб.

Считалось, что интересы борьбы с преступностью стоят выше, чем тайна переписки Поэтому уголовно-процессуальный закон допускал наложение ареста на почтово-телеграфную корреспонденцию, ее осмотр и выемку (ст. 174 УПК РСФСР). В законе было четко установлено, при наличии каких оснований и в какой процессуальной форме допустимо столь серьезное ограничение одного из самых существенных конституционных прав личности.

В правовой литературе высказывалась даже такая точка зрения, что объектом права на тайну переписки является не только содержание корреспонденции, но и сам факт переписки между определенными лицами.

Поэтому ознакомление с личной перепиской граждан было допустимо только после возбуждения уголовного дела.

В связи с этим напрашивается вопрос о законности негласной оперативной работы по перлюстрации корреспонденции. До издания Федерального закона об оперативно-розыскной деятельности 1992 г. и ныне действующего Федерального закона об ОРД от 12 августа 1995 г. предусматривающего в ст. 6. п. 9, «контроль почтовых отправлений, телеграфных и иных сообщений», эта деятельность, по нашему мнению, была незаконной и антиконституционной. Такой вывод вытекает из анализа ст. 56 Конституции СССР 1977 г. Что касается ведомственных инструкций КГБ, то они не могли отменить вышеприведенную конституционную норму.

Вопрос о том, какие виды почтово-телеграфных отправлений были гарантированы от произвольного вскрытия и ознакомления с их содержанием, тоже является довольно непростым. Дело в отсутствии единого понятия «тайна переписки». В Конституции СССР 1977 г. говорилось лишь об охране тайны переписки и телеграфных сообщений (ст. 56), во Всеобщей декларации прав человека (ст. 12) — об охране тайны корреспонденции (это является уже более широким по объему понятием), в действовавшем в тот период времени Уставе связи СССР — об охране тайны почтовых и телеграфных отправлений.

Такие коллизии в законодательстве привели к тому, что ученые предложили разные способы доктринального толкования понятия «тайна переписки». Например. Л.О. Красавчикова высказала мнение, что «Конституция, а также нормы отраслевого законодательства охраняют именно тайну переписки, а не "секретность" содержимого бандеролей и посылок»¹⁶Красавчикова Л.О. Право гражданина на тайну личной переписки //Социальное управление и право. Вып 61. Свердловск, 1977. С. 32..

Вместе с тем практика шла по другому пути. Устав связи СССР охранял тайну содержимого бандеролей и посылок. На таких же позициях стоял и УПК РСФСР, который допускал арест осмотр и выемку содержимого бандеролей и посылок лишь с санкции прокурора или по определению суда (ст. 147).

Но в юридической печати высказывалась и другая точка зрения, что объекты права на тайну корреспонденции — не только письма и телеграммы, но и посылки и бандероли¹⁷Горшенев Л.П. Личные конституционные права граждан. Автореф дис. канд. юрид наук Саратов. 1972 С. 16..

Поэтому можно согласиться с мнением П.Л. Петрухина, о том, что «закон охраняет тайну любой корреспонденции», между тем статья 56 Конституции СССР 1977 г. в этой части страдала неполнотой.

Таковы теоретические выводы ученых-юристов, занимавшихся проблемами взаимоотношений личной жизни граждан и государства, причем даже в более поздний период 1970 — 1980-х годов, поскольку на вопросы охраны тайны переписки, прослушивание телефонных разговоров, наружного наблюдения и иных оперативных действий съема информации было наложено своеобразное табу и они в 1950 — 1960-е годы в открытой печати не обсуждались. И если даже и шла о них речь, то исключительно применительно к буржуазным, капиталистическим государствам Запада.

Так, в советском обществе, строящем коммунизм, постепенно формировалась «двойная» мораль и «двойное» законодательство, состоящее из официальных актов и совершенно секретных инструкций, прямо противоречащих Конституции.

Категории «мораль» и «нравственность» являются не только общефилософскими, но и общечеловеческими вообще. Они лежат в основе человеческого социума. Поэтому любому государству далеко не безразлично, как формируется мировоззрение индивидов и какие регулятивные принципы лежат в основе поведения людей.

Поэтому, естественно, каждая власть старалась сформировать и приспособить эти категории под себя. Мы можем говорить о морали и нравственности фашистского государства, но с тем же успехом можно говорить о морали и нравственности коммунистического государства, что, кстати, нашло свое воплощение в создании «Морального кодекса строителя коммунизма», принятого на XXП съезде КПСС в 1961 г. Партийный документ предусматривал не только создание новой социальной общности людей — советский народ, но и нового человека, воспитанного на коммунистических принципах морали и нравственности — «homo soveticus» (человек советский).

Надо отдать должное руководителям коммунистической партии советского государства, им удалось это сделать. Большинство советских людей, особенно в довоенный период свято верили в коммунистические идеалы. И путеводной звездой на этом пути была Конституция, по которой и строилась жизнь.

Новое поколение советских людей, выросших в условиях социализма, доверяло Основному закону государства. Ведь он гарантировал свободу слова, печати, собраний и уличных шествий, бесплатное образование и медицинское обслуживание, пенсионное обеспечение в старости, а также многие важные личные права, такие как тайна телефонных разговоров, тайна почтовой переписки.

Советские граждане не подозревали, что их письма не только читаются, но и активно изучаются органами государственной безопасности тоталитарного государства и, более того, часть из них поступает в оперативную разработку.

Вместе с тем Конституция СССР 1936 г. недвусмысленно провозглашала: «...неприкосновенность жилища и тайна переписки охраняется законом» (ст. 128). Это подтвердила и брежневская Конституция СССР 1977 г.: «.. тайна переписки... охраняется законом» (ст. 56). Советские конституции гарантировали нам охрану личных прав. Более того, в соответствующих уголовных кодексах за это противоправное деяние устанавливалась уголовная ответственность, это являлось дополнительной гарантией, а не просто декларацией со стороны советского государства.

К примеру, в действующей Конституции РФ законодатель уже в такой императивной форме не дает гарантии тайны переписки, а говорит лишь о «праве на тайну переписки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных и иных сообщений», указывая что ограничения этого права допускаются на основании лишь судебного решения (ст. 23. п. 2. Конституции РФ 1993 г.).

Это вселяет надежду, что эра тоталитарного шпионажа и мелочной опеки всех сторон личной жизни граждан России закончилась. В правовом, демократическом государстве не может быть места двойной морали, двойным стандартам и двойному законодательству.

Задача юриспруденции — так решить эту проблему, чтобы защитить личную жизнь граждан от произвола властей и в то же время обеспечить возможность раскрытия преступлений. Поэтому эти деликатные вопросы, особенно в условиях обострившегося международного терроризма, должны быть основательно проработаны юристами.

Возвращаясь к формам политического контроля органов МГБ-КГБ СССР в 1950-1960-е годы, в качестве выводов необходимо отметить:

1. в рассматриваемый период органы государственной безопасности были исполнителями воли партийно-государственного аппарата;
2. правовая база регулировала и направляла их деятельность в строгом соответствии с партийными постановлениями, отражавшими устарелые политические установки о классовом подходе и политической целесообразности;
3. роль права, как регулятора отношений в обществе, была принижена, принцип верховенства закона приобрел формальные черты;
4. как следствие вышесказанного, в стране сформировалось «двойное» законодательство (секретные инструкции), явно противоречащее Конституции;
5. нарушались права личности и гражданина, закрепленные в международных конвенциях, подписанных, в том числе, и СССР.

Советская политическая система лишь приспосабливалась к новым историческим условиям и изменяла свою структуру только поверхностно (достаточно вспомнить, сколько реорганизаций в советском государстве имели органы государственной безопасности).

И поэтому смягчение карательных функций институтов власти и либерализация общественной жизни допускались лишь до определенных пределов, не затрагивающих само существо этой системы Антагонистические противоречия, заложенные в геополитической модели двух супердержав в борьбе за мировое господство, определяли государственно-политический режим внутри страны.

Не зря американский исследователь и публицист Дж. Баррон отмечал: «до тех пор, пока в Советском Союзе не произойдут коренные изменения нам никогда не следует забывать слова, неоднократно произносившиеся советскими лидерами и в очередной раз повторенные Андроповым: "ареной исторического противоборства социализма и капитализма является весь мир, это противоборство затрагивает все области общественной жизни, экономики, идеологии, политики". Тот же Андропов подчеркнул, что "чекисты" (читай: КГБ) действуют в такой специфической области, где не бывает и не может быть перемирия и передышек...».

Непоследовательная и недальновидная политика советских руководителей, отрыв от политических реалий мирового цивилизационного процесса сформировали имперское мышление и образовали узлы противоречий, которые проявляются и сейчас в виде различного рода кризисных ситуаций.