Форма тайного политического контроля российских спецслужб на рубеже XIX—XX веков
Среди методов борьбы политической полиции с нарастающим революционным движением в России важное место занимала перлюстрация. Она служила источником информации о деятельности революционных организаций, о настроениях среди населения в различных кругах общества.
Общее руководство перлюстрацией до 80-х годов XIX в. осуществлял почт-директор Санкт-Петербургского почтамта. Но у него было много и других обязанностей. Поэтому с 1886 г. эти обязанности стал выполнять старший цензор санкт-петербургской цензуры иностранных газет и журналов, который формально именовался помощником начальника Главного управления почт и телеграфов и одновременно подчинялся министру внутренних дел. Эту должность в течение 40 лет, с 1886 по 1917 г., занимали три человека: тайные советники К.К. Вейсман, А.Д. Фомин и М.Г. Мардарьев.
Используя опубликованные исторические источники, дадим краткую биографическую справку о каждом из них. Это важно с точки зрения развенчания мифа об исключительно интеллектуальном составе тайных перлюстраторов, хотя, безусловно, исключения имели место и здесь.
Карл Карлович Вейсман представлял целую династию почтовых служащих. Его прадед начал службу в почтовом ведомстве в середине XVIII в., дед и отец были почтмейстерами в г. Перново (Пярну). Карлуша в возрасте 18 лет закончил Перновское высшее уездное училище, а в 20 лет уже состоял чиновником, знающим иностранные языки, в санкт-петербургской цензуре иностранных газет и журналов.
Чиновником он, видимо, был весьма добросовестным и через 17 лет стал старшим цензором. К концу службы грудь его украшало множество орденов (Св. Анны трех степеней. Св. Станислава 2-й и 1-й степени. Св. Владимира 3-й степени, ордена Пруссии и Австрии). Он имел чин тайного советника. По «Табели о рангах» это был чин третьего класса, равнявшийся генерал-лейтенанту. С 1887 г. под его началом служил и единственный из пятерых детей сын Отто. В ноябре 1891 г. К.К. Вейсман подал прошение об увольнении от службы «по расстроенному здоровью». Ему была пожалована пенсия 3310 рублей в год. Умер он в 1912 г., 75 лет от роду.
Александр Дмитриевич Фомин — сын дворянина и генерала, закончил привилегированное Училище правоведения, пришел в цензуру в конце 1884 г. и уже через семь лет возглавил службу перлюстрации. Нес он службу добросовестно. Достаточно сказать, что за первые пятнадцать лет в цензуре иностранных газет и журналов, по 1898 г., он только дважды брал отпуск... Всего на государственной службе он прослужил 50 лет и 16 дней. Второго июня 1914 г. его по болезни уволили в отставку с присвоением чина действительного тайного советника. Это соответствовало званию генерала от инфантерии
Михаил Георгиевич Мардарьев, подобно Вейсману, прошел в службе перлюстрации все ступени служебной лестницы, начав в 23 года, в 1881 г., с чиновника, знающего иностранные языки. По словам самого Михаила Георгиевича, первые три года службы в отделении цензуры иностранных газет и журналов при Санкт-Петербургском почтамте он «ничего не знал» о существовании Секретного отдела, ибо «в эти две комнаты никто из лиц, не посвященных в тайны перлюстрации, не имел доступа».
После отставки Фомина в сентябре 1914 г. министр внутренних дел Н.А. Маклаков направил Мардарьеву распоряжение: «Предлагаю Вам принять управление цензурою иностранных газет и журналов и особой при ней частью в империи». Именно ему пришлось давать показания в июне-августе 1917 года по делам перлюстрации в Чрезвычайной следственной комиссии, созданной Временным правительством1Жандармы в России Политический розыск в России XV—XX вв СПб.: Нева. 2002. С. 347—348 .
Таким образом, служба перлюстрации в России с 1870 г. существовала под официальной «крышей» Цензуры иностранных газет и журналов, а с 1881 г. почтовое ведомство передаются в состав МВД, и до 1917 г. данная эта служба находится там. И это дает основание говорить, что именно с 1881 года перлюстрационная деятельность становится одной из форм политического контроля российских спецслужб. Теперь это было оформлено и организационно.
Особое внимание уделялось двум факторам: знанию иностранных языков и абсолютному молчанию, неразглашению государственной тайны. Отмечалось, что «тайна перлюстрации есть государева тайна». В докладе от 5 июня 1882 г., в частности, говорилось: «Учреждение перлюстрации, или тайного досмотра частной корреспонденции, пересылаемой по почте, имеет целью представления Государю Императору таких сведений о происшествиях, таких заявлений общественного мнения относительно дел в империи и такой оценки действий влиятельных лиц, какие официальным путем не могли бы дойти до его Величества. Достижение этой цели обуславливается полной независимостью перлюстрационной деятельности, от каких бы то ни было властей, кроме императорской, ибо в представлении Государю копий пли выписок из корреспонденции, согласно Высочайшей воле, не стесняются никаким лицом, как бы ни было оно высоко поставлено и как бы оно ни было близко Особе Его Величества».
Секретность этой деятельности обеспечивалась и существованием «трудовых династий» перлюстраторов. Например, О.К. Вейсман, Н.В. Яблочков, Э.К. Зиверт — чиновники «черных кабинетов» были сыновьями уже известного К.К. Вейсмана По «почтовому ведомству» служили и их родственники, кузены, племянники и прочие.
Думается, что это было неспроста, так как учитывалась психология личности человека Связанные на работе и дома, родственники являлись своего рода гарантом того, что государственная тайна не станет достоянием гласности более широкого круга Человеческая слабость «поделиться с кем-либо секретной информацией» останется в рамках семьи, допущенной к государственной тайне.
Кстати, этот психологический прием был взят на вооружение органами МГБ—КГБ СССР. Как показывает анализ источников советского периода, в работе перлюстрационных служб контрразведки также участвовали прежде всего родственники.
На поприще перлюстрационной деятельности в России встречались и настоящие уникумы. Так, младший цензор В.И. Кривош свободно владел 24 языками! Но этот полиглот более известен как изобретатель и рационализатор в своем деле. Он изготовил несколько приспособлений, облегчавших труд его коллег, в частности электрический аппарат, нагревавший пар для вскрытия писем. Сам П.А. Столыпин ходатайствовал о поощрении Кривоша за разработку данного аппарата.
Однако некоторые предложения изобретателя, например пневмопочта для «черного кабинета», натолкнулись на бюрократические преграды. Тогда Кривош установил контакт с Морским министерством, обещая создать сеть пунктов для перлюстрации дипломатической и шпионской корреспонденции. На этом этапе его деятельность была прервана. Кривошу предложили подать в отставку, что он и сделал, как отмечалось в специальной справке Департамента полиции, «после долгих переговоров и грубых выходок», в декабре 1911 г. Старший цензор Фомин предупреждал полицию, что преследовать бывшего сотрудника нецелесообразно и небезопасно: «При представлении Кривоша к ордену святого Владимира 4-й степени в докладе было, между прочим, неосторожно упомянуто о способах вскрытая корреспонденции. Этот доклад на котором государь император изволил начертать собственноручно: "Согласен", Кривош сфотографировал, и снимок хранит у себя».
Интересна и сама техника перлюстрации. Дело в том, что огромное количество корреспонденции, проходящей по почтовому ведомству, вызывает определенное недоумение по поводу возможности всю ее перлюстрировать. Например, за 1903 г. по внутренней почте было переслано: 597,2 млн. писем, 100,3 млн. бандеролей, 7,2 млн. посылок, а по международной почте: 89,7 млн. писем, 30,2 млн. бандеролей, 1.2 млн. посылок2Черняев В.Ю. К изучению эпистолярных источников начала XX в (контроль почтовой переписки) // Проблемы отечественной истории М.; Л., 1976. С. 139.. Такие масштабы наводят на мысль, что перлюстрировалась далеко не вся корреспонденция, а существовала определенная система просмотра писем.
Главными целями просмотра на рубеже XIX—XX вв. были: политический сыск, борьба со шпионажем, получение конфиденциальной информации из сферы высших слоев общества, включая придворную знать, депутатов Государственной Думы, высших сановников. Именно в соответствии с этими целями и отбирались на просмотр письма Безусловно, это была трудная работа, и недаром она очень хорошо оплачивалась из секретных статей бюджета России.
До 1902 г. секретные чиновники сами занимались отбором писем, подлежавших перлюстрации. Но расширение масштабов работы потребовало привлечения новых кадров, с которых бралась подписка о неразглашении государственной тайны.
В связи с усилением контрразведывательных функций полиции нередко и жандармские управления, охранные отделения «грешили» просмотром корреспонденции.
Согласно секретной инструкции, запрещалось вскрывать письма двух человек — министра внутренних дел и Государя Императора. В литературе описаны случаи перлюстрации писем Великого князя Николая Михайловича, а также дяди Николая II Великого князя Николая Николаевича, командовавшего в то время Кавказским фронтом. Имеются сведения, что Государь Император поручал перлюстрировать письма родного брата Михаила, находящегося за границей.
Вся перлюстрация подразделялась на «алфавит» и «служебную выборку». «Алфавит» означал список лиц, чья корреспонденция подлежала обязательному просмотру. «Алфавит» составлялся в основном министром внутренних дел и Особым департаментом полиции. По стране он, в разные годы, насчитывал от 300 до 1000 фамилий.
При случайном отборе обращалось внимание на объем письма, почерк, адрес корреспондента и отправителя.
В рассматриваемый период политический сыск, выходит на первый план, в связи с ростом революционных организаций в России Письма революционеров выявлялись двумя путями: «по наблюдению» и «по подозрению». В первом случае сортировщики руководствовались уже вышеназванными «алфавитами» департамента полиции с именами и адресами. В примечаниях к ним указывалось, что делать с письмами особо строгое наблюдение, точные копии, фотографии, представление в подлиннике и т.д. Письма «по подозрению» отбирались по адресам, подчеркиванием отдельных слов, назначением для передачи по почерку.
Квалификация цензоров была настолько высока, что по почерку они могли определить: пол, социальное положение, возраст и даже с определенной долей вероятности профессию респондента. Возможно. совокупность этих эмпирических знаний и легла в основу будущей науки распознавания по почерку — графологии.
По словам одного из сотрудников «черного кабинета» С. Майского, проработавшего там десять лет, цензоры обладали своеобразным нюхом в определении принадлежности письма по наружному виду и почерку. Они были убеждены, что, несмотря на отпечаток своеобразия личности, в каждом из почерков существует профессиональное сходство: у аристократов почерк нервно крупный, остроконечный, в «готическом» стиле; у бюрократии — круглый, уверенный, резкий; у литераторов — неразборчивый, скорописный; у генералов — бисерный, четкий, у коммерсантов — каллиграфический, вычурный; у банкиров и врачей — небрежный, безалаберный.
Каждый день «в черных кабинетах» вскрывалось от 100 до 500 писем на почтамтах Варшавы, Киева, Москвы, Одессы, Харькова, Тифлиса и от 2000 до 3000 писем — в Петербурге. Поступившую корреспонденцию необходимо было вскрыть, прочитать, при необходимости сделать выписки, сфотографировать, проявить скрытый «химический» текст, затем аккуратно заклеить и вернуть конверт на почтамт.
Конверты вскрывались особыми «косточками», отпаривались паром, отмачивались в ванночках. Дело это было достаточно трудоемкое, поэтому любое рационализаторское предложение получало поддержку. Уже небезызвестный сотрудник «черного кабинета» по фамилии Кривош за свои новации в технике перлюстрирования корреспонденции получил орден святого Владимира 4-й степени «за выдающиеся отличия». Особенностью было и то, что письма нельзя было задерживать в «черных кабинетах» более чем на два часа.
Перлюстрационные пункты работали не только на Департамент полиции, но и на Министерство иностранных дел, Военное и Морское министерства.
Все более нарастающее революционное движение в конце XIX в. потребовало провести реорганизацию ряда центральных отраслевых органов. Реформированию подверглось и МВД. Правительство впервые столкнулось с новым явлением — политическим терроризмом. Именно террор стал орудием борьбы такой организации, как «Народная воля». В этих условиях III Отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии как орган политической полиции оказалось несостоятельным.
В 1878 г. террористами был убит начальник III Отделения Н. В. Мезенцев, а в феврале 1880 г. был организован взрыв в Зимнем дворце. Специально созданная комиссия изучавшая деятельность III Отделения, признала его неэффективность в новых политических условиях, и 6 августа 1880 г. Александр II упраздняет его. Функции последнего были переданы в Департамент полиции исполнительной МВД, впоследствии переименованный в Департамент государственной полиции. Одновременно из МВД был выделен Почтовый департамент, на основе которого было образовано Министерство почт и телеграфов. Но упускать такое важное направление политического контроля за населением, как перлюстрация корреспонденции, было нельзя, поэтому министром был назначен бывший министр внутренних дел Л.С. Маков. Но и этого было недостаточно. Вскоре Министерство почт и телеграфов было ликвидировано, а его функции вновь переданы МВД Новым министром внутренних дел стал М.Т. Лорис-Меликов, который являлся и шефом жандармов.
Факт, подтверждающий тесную связь почтового ведомства, просматривается и из кадровых назначений руководителей. Первым директором Департамента государственной полиции стал барон Иван Осипович Велио, в прошлом руководитель Почтового департамента МВД.
В 1883 г. Департамент государственной полиции был переименован в Департамент полиции, состоящий из пяти делопроизводств. Первое (распорядительное) — ведало вопросами назначения, увольнения, награждения сотрудников полиции. Второе (законодательное) — занималось «организацией полицейских учреждений во всех местностях Империи», а также мерами «по предупреждению и пресечению явного соблазна, разврата в поведении, по прекращению пьянства и нищенства».
Третье собирало негласным путем сведения о людях, изъявивших желание издавать газеты, журналы, открывать частные школы, выехать за границу, а также поступить на государственную службу. Оно вело переписку «по доносам и заявлениям частных лиц, по преступлениям общеуголовного характера и другим предметам», а также контролировало розыск преступников. Четвертое — организовывало работу Особого совещания при министре внутренних дел и контролировало проведение дознания по делам о государственных преступлениях. Пятое делопроизводство наблюдало за исполнением «состоявшихся решений по делам о государственных преступлениях», в котором располагался справочный стол, где имелись списки и фотографии лиц, «обративших на себя внимание правительства». Введение в 1894 г. винной монополии, рост забастовочного движения, распространение и широкое применение не только в технических целях динамита обусловили создание в составе Департамента полиции нового делопроизводства
Оно было образовано в 1894 г. и контролировало производство и хранение взрывчатых веществ, соблюдение винной монополии, законодательства о евреях, а также занималось проблемами взаимоотношений владельцев предприятий и рабочих. В 1898 году был создан Особый отдел Департамента полиции, руководивший заграничной внутренней агентурой, обобщавший результаты перлюстрации писем3Органы и войска МВД России (краткий исторический очерк). Объединенная редакция МВД России М. 1996 С. 30..
Анализу перлюстрированной корреспонденции придается особое значение. С этого момента можно говорить о новом этапе этой деятельности, на основе постоянно перлюстрируемой и цензурируемой корреспонденции составляются политические сводки и меморандумы, которые докладываются правительству. Эта работа носит уже не эпизодический, а регулярный характер Деятельность Особого отдела по перлюстрации корреспонденции носит все более засекреченный характер.
В компетенцию этого Отдела входила также и борьба с антиправительственными изданиями, выходившими как в России, так и за рубежом. В конце XIX — начале XX в. в центральный аппарат Министерства, помимо Департамента полиции, входило еще 20 учреждений. По значимости МВД было центральным министерством среди всей министерской системы России.
Рост революционного движения в России привел и к более активным формам борьбы с ним. С 1880 г. в Москве и Варшаве при канцеляриях обер-полицмейстеров и градоначальников появляются «отделения по охране общественной безопасности и порядка». В Петербурге это отделение появилось еще раньше, в 1866 г. Эти секретно-розыскные отделения, называвшиеся с 1903 г. «охранными отделениями», получили в России широкое распространение.
Вхождение охранных отделений в состав канцелярий обер-полицмейстеров и градоначальников имело конспиративный смысл. Цель заключалась в отвлечении общественности от истинного назначения этих подразделений секретной полиции России. В ведении каждой «охранки» находилась агентура наружного наблюдения (филеры) и негласные агенты, внедренные в партийные и революционные организации Московское охранное отделение претендовало на роль организатора политического сыска на территории всех центральных губерний России
По мнению специалистов, занимающихся историей «охранки», методы подрыва революционного движения в стране были разнообразными, но к основным можно отнести следующие: а) провокация, основанная на внедрении агентов полиции в политические партии; б) наружное наблюдение: в) перлюстрация корреспонденции4Анисимов Н.Н. «Тайная политическая полиция самодержавия и Российская социал-демократия (1903 — февраль 1917 г.). Автореф докт. дис. Екатеринбург, 1992 С. 18..
В условиях кризисных явлений политического строя перлюстрации корреспонденции уделяется особое внимание, поскольку она является важной формой осведомления правительства о состоянии общества.
В конце XIX в. в ведении Министерства внутренних дел находились местные почтовые и телеграфные учреждения — почтово-телеграфные конторы и их отделения, объединенные в 1885 г. в территориально-телеграфные округа. В столицах сохранились почтамты, но создавались управления столичными телеграфами. При ряде почтамтов возникли так называемые «черные кабинеты», где велась активная перлюстрация корреспонденции5Ерошкин Н.П. История государственных учреждений дореволюционной России. М., Высшая школа, 1983 С. 231..
Что касается «охранки», то она внесла большой вклад и в проведение царской внешней политики. Именно здесь впервые в России была создана служба перехвата и дешифровки правительственных сообщений.
Последний начальник «охранки» А.Т. Васильев постоянно пытался убедить всех, что их деятельность была направлена исключительно на борьбу с заговорщиками и преступниками «...у право- мыслящих граждан, безусловно, никогда не было никакого резона опасаться цензуры, поскольку на частные дела, в принципе, не обращается никакого внимания». В действительности же, как и в старорежимные времена, вскрытие писем было источником как слухов, так и разведывательной информации. В результате расшифровки тайной корреспонденции архиепископа Иркутска стало известно, что у него была тайная любовная связь с настоятельницей монастыря6Эндрю К.., Гордиевский О. КГБ. История внешнеполитических операций от Ленина до Горбачева // Nota Bene. 1992. С. 45..
Поскольку подданные России смутно догадывались, что «охранка» перлюстрирует корреспонденцию, они прибегали к эзоповскому языку, а иногда и к зашифровке писем. Следовательно, стояла задача их обратной дешифровки. Главным криптографом «охранки» был Иван Зыбин, который являлся настоящим гением в своем деле. Начальник московского отделения «охранки» П. Заварит рассказывал: «...он был фанатиком, если не сказать маньяком, своей работы. Простые шифры он разгадывал с одного взгляда, а вот запутанные приводили его в состояние, близкое к трансу, из которого он не выходил, не решив задачу». Таким образом, царская «охранка» привлекала для своей перлюстрационной и дешифровальной работы весьма талантливых людей.
Первоначально главной задачей службы дешифровки «охранки» была расшифровка корреспонденции революционеров внутри и за пределами России, но постепенно «охранка» включила в поле своей деятельности и дипломатические телеграммы иностранных посольств, находящихся в Санкт-Петербурге.
Еще начиная с 40-х годов XVIII в., разведывательная служба время от времени пользовалась перехватом дипломатической корреспонденции в качестве источника информации. В 1800 г. член Коллегии Министерства иностранных дел Н.П. Панин писал своему послу в Берлине: «Мы располагаем шифрами переписки короля (Пруссии) с его поверенным в делах здесь. Если Вы заподозрите Хаугвица (министра иностранных дел Пруссии) в вероломстве, найдите предлог для того, чтобы он направил сюда свои сообщения по данному вопросу. Как только сообщение, посланное им или королем, будет расшифровано, я немедленно сообщу Вам о его содержании».
В начале XIX в связи со значительным увеличением использования курьеров для доставки дипломатической почты число расшифрованных сообщений, перехваченных «черными кабинетами», стало постепенно сокращаться. Однако широкое использование телеграфа в конце прошлого века значительно упростило передачу дипломатической информации и ее перехват. Во Франции дипломатическая переписка расшифровывалась в «черных кабинетах» как Министерства иностранных дел, так и службе безопасности «Сюрте».
То же самое происходило и в России, где сотрудники «черных кабинетов» Министерства иностранных дел и «охранки» постоянно обменивались расшифрованной дипломатической перепиской. Под руководством Александра Савинского, начальника «черного кабинета» Министерства иностранных дел с 1901 по 1910 гг., служба перехвата и дешифровки получила новый статус, и ее организация была значительно улучшена.
Следовательно, наряду с «черными кабинетами» «охранки» существовали и «черные кабинеты» Министерства иностранных дел, где перлюстрировалась дипломатическая и иная переписка иностранцев в России и за ее пределами.
Вместе с тем в этой области «охранка» занимала лидирующее положение по отношению к Министерству иностранных дел. Здесь были собраны наиболее квалифицированные специалисты. Раскрытие сложнейших кодов и шифров зависит не только от способностей дешифровальщиков, но и от той помощи, которую ей оказывают разведывательные службы. «Охранка» стала первой современной разведывательной службой, которая ставила перед собой задачу выкрасть иностранные дипломатические коды и шифры, а также оригинальные тексты дипломатических телеграмм, которые можно было впоследствии сравнить с перехваченными шифровками. Так, перлюстрация корреспонденции становится серьезным и важным направлением в работе разведывательной службы России. Опыт «охранки», приемы и методы работы впоследствии были использованы в деятельности КГБ СССР.
Поскольку главное направление работы «охранки» было сосредоточено на борьбе с революционным движением в стране, то соответственно и революционерам приходилось искать новые формы конспирации. Одной из такой форм являлась тайная переписка.
Революционеры догадывались о существовании тайной перлюстрации и поэтому наряду с легальной перепиской велась нелегальная Деловые письма писались с помощью шифра, конспиративных терминов и химических средств, между строк книг или журналов. На паи конспираторов такие письма звались «ласточками». По прочтении они обычно уничтожались. Публикация переписки редакции газеты «Искра» с Россией показывает, сколь сложна и обширна была деловая переписка революционеров. Не прекращалась она и позднее.
«Пользуюсь оказией, чтобы побеседовать откровенно, — писал В.И. Ленин В.А. Карпинскому осенью 1914 г., —...не пишите прямо в письмах ничего. Если надо что-либо сообщить, пишите химией. (Знак химии — подчеркнутая дата в письме). С предельной осторожностью веди конспираторы и легальную переписку, поскольку их личная жизнь и революционная деятельность тесно переплетались. Чтобы не навлечь внимания полиции на друзей и знакомых, они избегали упоминания имен и фамилий, заменяли их намеками и кличками. Открыто упоминали только тех, знакомство с кем было известно полиции или не носило политического характера. В годы мировой войны, по воспоминаниям А.И. Ульяновой-Елизаровой, легальная переписка сильно сократилась, но конспирация продолжалась успешно.
Конспиративность деловой переписки революционеров весьма усложнила работу перлюстраторов и стимулировала развитие дешифровального дела в полиции. Охранникам далеко не всегда удавалось выявить нелегальную переписку, добыть ключи к шифрам через провокаторов. Добрую службу им сослужило изданное «Бундом» руководство по шифровке, ключами которого пользовались некоторые революционеры. Шифрованные и написанные с помощью химических средств письма отсылались к дешифровщикам Департамента полиции.
Упоминаемый уже И.А. Зыбин являлся крупнейшим специалистом по дешифровке и преподавал ее на курсах для офицеров, поступавших в жандармский корпус. Химические письма проявляли. Если охранка была заинтересована в продолжении выявленной конспиративной переписки, по адресу высылалась умело исполненная копия. Виртуозом таких подделок был В. Н. Зверев. Начав карьеру писарем в московской «охранке», он, благодаря покровительству С.В. Зубатова, который заметил его талант, достиг положения помощника И.А. Зыбина
Письма, представлявшие интерес с точки зрения перлюстраторов, обычно копировались полностью либо частично в трех экземплярах: один оставался при цензуре, второй шел к высшему полицейскому должностному лицу отправителя или получателя письма, третий — в Департамент полиции. В столице копии писем ежедневно поступали в запечатанных секретных конвертах полностью министру внутренних дел, а о революционном движении и настроениях в стране — начальнику Департамента полиции.
Министр внутренних дел сам отбирал и вручал перлюстрацию императору Николаю II и императрице, а также знакомил с некоторыми из писем председателя Совета министров и других министров. Исключением был Б. В Штюрмер, который в бытность свою председателем Совета министров добился представления ему всей перлюстрации. Департамент полиции рассылал копии с выявленных писем революционеров в соответствующие местные отделения для расследования и составлял отчеты о перлюстрации «Обзор результатов перлюстрации писем по важнейшим событиям и явлениям государственной и общественной жизни России в 1903 году» состоял, например, из трех разделов.
Первый был посвящен отношению населения к самодержавию и Николаю II. второй — толкам о правительстве и его мероприятиях, третий — революционерам, рабочему, крестьянскому, студенческому и национальному движениям, либеральной оппозиции, буржуазии Отчеты о перлюстрации носили конфиденциально-информационный характер. Как указывалось в отчете 1908 г., цель перлюстрации писем состояла в том, чтобы «по мере сил и возможности извлекать для правительства верные сведения о ходе жизни страны, беспристрастные мнения отдельных лиц о том или другом проводимом правительством законе, сведения о том, как отразилось действие закона на населении и т.п.»7Черняев В.Ю. К изучению эпистолярных источников начала XX в (контроль почтовой переписки). С. 141—141..
Судя по частично опубликованным отчетам о перлюстрации за 1903 и 1908 гг., они давали не приукрашенное отражение настроений в частной переписке.
По данным Департамента полиции, через цензуру проходило ежегодно по всей стране примерно 380 000 писем, из которых делалось от 8000 до 10 000 выписок.
Исследователь З.И. Перегудова попыталась провести более точный подсчет количества перлюстрированных писем за 1907—1914 гг. Согласно этим подсчетам наибольшее количество выписок падает на 1907 г. (11 522). Затем идет спад — до 7935 в 1910 г., а затем поток вновь возрастает — до 8658 в 1911 г. и более 10 тыс. в 1912 г.
Таким образом, общий объем перехваченной переписки к 1912 г. вновь почти достигает уровня 1907 г. Следует отметить, что одновременно возрастает количество шифрованных и химических писем как результат резкого повышения конспиративности партийных организаций, существенно меняется соотношение между простыми письмами, с которых снимается копия, и письмами, которые написаны химическими чернилами и с использованием шифра.
Наглядное представление об этом дает помещаемая ниже таблица8Перегудова З.И. Полтический сыск в России 1880—1917 гг. М. России. 2000 С. 279..
Перлюстрации не только позволяла охранке брать под наблюдение и арестовывать отдельных лиц, но и «давала нити для больших дел». В 1902 г. по перехваченным письмам были «разработаны» и арестованы члены петербургского комитета «Искры». В 1903 г. перлюстрация помогла выявлять вернувшихся в России делегатов II съезда РСДРП В 1902—1903 гг. через Департамент полиции проходила вся переписка эсеров Петербурга, Киева, Харькова и Саратова и заграничного комитета Бунда с Россией. В 1905 г. благодаря переписке, «освещенной» провокатором, была полностью арестована военно-революционная организация в Варшаве.
Трехтомная публикация переписки редакции «Искры» с Россией показывает, что в руки охранников в 1900—1902 гг. попадало, по крайней мере, каждое десятое письмо «искровцев». (Из помещенных в сборнике 629 писем редакции «Искры» в Россию 53 письма опубликовано по перлюстрациям, а из 722 писем из России в редакцию — 87 писем). Следствием перехвата этих писем были аресты видных организаторов и раскрытие секретов конспирации. Так, петербургский «черный кабинет» перехватил конспиративные письма В.П. Ногина от 16, 22. 29 сентября и 14. 15 октября 1901 г. И в тот же день, 15 октября 1901 г. В.П. Ногин был арестован и затем сослан в Сибирь.
Революция 1905 г. на время дезорганизовала работу «черных кабинетов». Как явствует из записки И.А. Зыбина, тифлисский «кабинет» даже приостановил свою деятельность с конца 1905 до начала 1909 г. «вследствие крайне обострившегося революционного брожения на Кавказе». Однако уже после Манифеста 17 октября перлюстрация, по словам М.Е. Бакая, «усилилась в необычайных размерах», а в 1906 г. накопленный ею материал начали использовать для преследования неблагонадежных. Товарищ министра внутренних дел, а с 26 октября 1905 г. дворцовый комендант, предводитель дворцовой камарильи Д.Ф. Трепов собственноручно накладывал на перлюстрациях резолюции: «Автора арестовать и заключить в тюрьму»; «Адресата арестовать и заключить в тюрьму, пока не назовет автора»; «Автора арестовать и выслать в северную губернию» и т.д.
Но даже и тогда, скрывая существование перлюстрации, жандармы не использовали перехваченных писем в качестве доказательств. В отчете о перлюстрации за 1908 г. цензоры писем с удовлетворением отмечали, что «секретной перлюстрационной части удавалось содействовать администрации следить за противоправительственными кружками и союзами», а также что «весь обширный материал, извлекаемый из частной корреспонденции по революционному движению», позволял Департаменту полиции «установить полную картину царившего в течение 1908 г. настроения в революционных кругах».
Известно также, что в апреле 1913 г. перлюстраторы перехватили письмо из Кракова в Петербург на имя Н.И. Подвойского. Это была директива ЦК РСДРП(б), составленная при ближайшем участии В.И. Ленина, о том, как осуществлять решения Пражской конференции партии Департамент полиции использовал это письмо для составления отчета «О современном положении в РСДРП».
Вопрос об отношении к перлюстрации корреспонденции нередко зависел от личных нравственных качеств человека, занимавшего крупный пост в государственном аппарате России. Любопытным, в этом отношении, является мнение бывшего Председателя Совета Министров страны графа С.Ю. Витте. Он пишет: «Что касается вопроса о неприкосновенности личности, то большим злом служит перлюстрация писем. Это было заведено издавна, до 17 октября (1905 г.) в широких размерах, а за время Столыпина машина перлюстрации еще усовершенствована и развита.
Когда я вступил в должность председателя Совета, то ко мне явился от имени министра внутренних дел чиновник, кажется по фамилии Тимофеев, доложить мне, что он прислан министром на случай, если я имею дать какие-либо указания относительно доставления мне перлюстрированных писем, причем объяснил мне всю процедуру этого дела по всей России. Я никакого указания этому тайному советнику не дал и по этому вопросу затем не имел никаких объяснений с Дурново (министр внутренних дел), но он мне аккуратно ежедневно присылал папку с перлюстрированными письмами. Конечно, он для меня выбирал только те, которые хотел. Я их пробегал и за все время моего председательства не наткнулся ни на одно письмо, которое, с точки зрения государственной и полицейской, могло бы быть сколько-нибудь полезным. Очень часто приходилось читать ругательства по моему адресу...
Таким образом, та перлюстрационная переписка, которая мне доставлялась, не приносила никакой государственной пользы, и я имею основания полагать, что она вообще, по крайней мере, в том виде, в каком совершается у нас, скорее вредна, чем полезна. Вредна потому, что вводит администрацию во многие личные неприкосновенные дела, составляющие чисто семейные секреты, и дает министрам внутренних дел орудие для сведения личных счетов. Я, например, знаю, что покойный Столыпин, если бы при узости своего характера и чувств не увлекался изучением перлюстрационной переписки, то поступал бы в отношении многих лиц корректнее, нежели поступал, и не делал бы себе личных врагов.
Характерная черта Столыпина, между прочим, та, что когда в Государственной думе при обсуждении сметы почт и телеграфов заговорили о перлюстрационной организации, то представитель министерства внутренних дел возмущенно ответил, что это вроде бабьих сказок, что ничего подобного не существует.
Между тем, это с особой интенсивностью существовало во все время главенства Столыпина и существует до настоящего времени. Еще недавно я заговорил об этом с Коковцевым, и он мне откровенно сказал, что получает ежедневно пачку перлюстрированных писем для прочтения, и возмущенно добавил, что еще сегодня он в одном письме прочел о неблагоприятном отзыве, данном о нем главноуправляющим земледелием Кривошеиным, и для того чтобы сконфузить Кривошеина, он его вызвал к телефону и дружески посоветовал ему впредь быть более осторожным, на что Кривошеин ему ответил, что автор перлюстрированного письма, очевидно, его не понял, причем, улыбаясь. Коковцев мне прибавил: "Конечно, Кривошеин врет»9Витте С.Ю. Воспоминания Т. 3 (17 октября 1905—1911 гг.). М.: Изд-во соц-эконом. литр-ры. 1960 С. 313—315..
Следовательно, обладание информацией из перлюстрированной корреспонденции при желании могло служить и служило для сведения личных счетов и проведения различного рода интриг в правительстве страны. Поэтому важную роль здесь играла личность и нравственные качества государственного чиновника. Естественно, что любая тенденциозная подборка могла способствовать формированию мнения в необходимом направлении. И поэтому обладание подобного рода информацией представляло большую политическую силу. Понимая и оценивая это, те, кто был допущен к этой кухне, тщательнейшим образом скрывали сам факт перлюстрации корреспонденции.
Однако сколь ни были законспирированы «черные кабинеты», вопрос о них дважды поднимался на заседаниях Государственной думы. Впервые он был поднят в III Думе 3 апреля 1908 г. при обсуждении сметы Главного управления почт и телеграфов. От социал-демократов выступал депутат Иркутской губернии Т.О. Белоусов. Под протестующие выкрики правых он заявил, что над сметой витает дух «черных кабинетов» и правительство руководствуется в своих ассигнованиях «соображениями о том, чтобы уловлять слово гражданина, как устное, так и письменное». Фракция социал-демократов призвала отклонить смету. В предложенной ею резолюции говорилось: «...тайна корреспонденции не соблюдается и почтамтство эксплуатирует почтово-телеграфные учреждения в целях политического сыска и политической борьбы».
О «справедливых нареканиях» по «больному вопросу» говорил в речи и один из лидеров кадетской партии депутат А.Н. Шингарев. Выступление он закончил призывом сказать правительству, что «ведомство почт и телеграфов должно наконец увидеть такой день, когда частная корреспонденции будет строго охраняема законом». Принимавший участие в заседают Думы главный начальник почт и телеграфов М.П. Севастьянов вынужден был отпираться. Он назвал упоминания о «черном кабинете» принадлежащими к области фантазии. Крайне правое крыло Думы сочло это недостаточным.
Противозаконная деятельность правительства в почтовом ведомстве была взята под защиту черносотенцем М.В. Пуришкевичем. Последний оправдывал действия правительства «интересам государства» и в свою очередь обвинил антиправительственно настроенных служащих в нарушении тайны правительственной переписки. Большинство российского парламента отклонило резолюцию социал-демократов.
Вторично вопрос о «черных кабинетах» был поставлен в IV Думе 22 мая 1913 г. и вновь при обсуждении сметы Главного управления почт и телеграфов. Депутат от большевиков М.К. Муранов под шум и выкрики бессарабского помещика П.Н. Крупе некого и других политических представителей дворянства привел факты вмешательства жандармов в почтовое дело. Ни словом не обмолвился в ответ на новые обвинения М.П. Севастьянов.
Как отмечает проф В. С. Измозик, история службы перлюстрации императорской России закончилась в конце февраля 1917 г. Первое время после свержения режима цензоры по привычке приходили на службу, но указаний от нового правительства не было. В провинции новая революционная власть уже в марте начала допросы чиновников, занимавшихся перлюстрацией. Приказом по Министерству почт и телеграфов от 10 июля 1917 г. цензура иностранных газет и журналов была упразднена, а 38 ее служащих 16 марта 1917 года были выведены за «штат».
Новое (Временное) правительство хотело придать перлюстрации исключительно законный характер. Но это стремление оказалось кратковременным. 25 октября 1917 г. к власти пришли большевики.
В заключение можно отметить, что в начале XX в., под натиском революционного движения совершенствуется и полицейский аппарат. Совершенствуются все формы негласной работы спецслужб, в том числе и перлюстрация корреспонденции. В деятельности карательно-розыскных органов наметился курс на централизацию их деятельности.
Розыск становится ведущим направлением деятельности полиции, и все остальные направления работы подчинены целям розыска.