Международное публичное право

Международное право в деятельности Конституционного Суда Российской Федерации


Конституционный Суд РФ был образован в 1991 г., незадолго до окончательного распада СССР. Источниками его полномочий была Конституция РСФСР 1978 г., значительно измененная многочисленными поправками, и Закон 1991 г. «О Конституционном Суде РСФСР». В начале 1992 г. Конституционный Суд решил свое первое дело. Политический и конституционный кризис в России, достигший наивысшего накала к осени 1993 г., не обошел и Суд, который оказался вовлечен в столкновения между ветвями власти. В последующие полтора года Конституционный Суд не рассматривал дел. За это время была принята новая Конституция 1993 г. и новый Федеральный конституционный закон (ФКЗ) «О Конституционном Суде Российской Федерации» (далее — «О конституционном Суде РФ») 1994 г. В феврале 1995 г. Конституционный Суд в пополненном составе и с несколько изменившимися функциями возобновил свою деятельность.

Полномочия Конституционного Суда изложены в ст. 125 Конституции и ст. 3 ФКЗ «О Конституционном Суде РФ».

Первая группа дел, разрешаемых Конституционным Судом, — это дела о соответствии Конституции нормативных правовых актов: федеральных законов, актов Президента РФ, конституций и уставов субъектов Федерации, ряда других актов. Субъектами обращений по этим делам, иначе говоря, заявителями могут быть только определенные органы власти - Президент РФ, палаты Федерального Собрания, одна пятая членов Совета Федерации или депутатов Государственной Думы, федеральное Правительство, Верховный и Высший Арбитражный суды, органы законодательной и исполнительной власти субъектов Федерации. Сюда же относятся дела о конституционности не вступивших в силу международных договоров РФ. Особый случай — международный договор о принятии в РФ и образовании все составе нового субъекта, после подписания которого Президент не просто вправе, а обязан обратиться в Конституционный Суд с запросом о его соответствии Конституции. Процедура ратификации такого договора может начаться лишь в случае положительного заключения Конституционного Суда.

Ко второй группе относятся дела, возникающие в результате споров о компетенции между федеральными органами государственной власти, между органами государственной власти Федерации и ее субъектов, между высшими государственными органами субъектов Федерации. Соответственно, субъектами обращения могут быть именно эти органы, а также Президент РФ.

Дела третьей группы возбуждаются как судебными органами, так и гражданами, по мнению которых закон, соответственно подлежащий применению в конкретном деле или примененный в конкретном деле, не соответствует Конституции. Их могут также возбудить Генеральный прокурор РФ и Уполномоченный по правам человека РФ.

Четвертую группу составляют дела о толковании Конституции. Здесь, как и в делах первой группы, заявителями могут быть только органы власти, однако перечень их сокращен. Таковыми могут быть Президент РФ, обе палаты Федерального Собрания (но не пятая часть их состава), Правительство РФ, органы законодательной (но не исполнительной) власти субъектов Федерации. Нет в этом перечне и высших судебных органов.

Наконец, в случае возбуждения процедуры отрешения от должности Президента именно к Конституционному Суду будет обращен запрос Совета Федерации о даче заключения о соблюдении установленного порядка выдвижения обвинения главы государства в государственной измене или совершении иного тяжкого преступления.

Ни Конституция, ни ФКЗ «О Конституционном Суде РФ» не обязывают Суд применять в своей деятельности источники иные, чем Конституция. Иными словами, анализируя поставленные перед ним вопросы права. Суд использует в качестве кодекса и правового эталона букву Конституции и свое понимание этой буквы. Примечательно, что Комитет конституционного надзора СССР, своего рода прообраз судебного органа конституционного надзора, решая вопрос о конституционности нормативного правового акта или его отдельных положений, руководствовался как Конституцией СССР, так и «международными актами, участником которых является СССР».

Итак, наиболее очевидной ситуацией, в которой Конституционный Суд РФ может столкнуться с актами международного права, является рассмотрение дела о конституционности не вступившего в силу международного договора. То, что Суд может изучать на предмет соответствия Конституции договор только до его вступления в силу, является гарантией от потенциально разрушительного вторжения национальных органов власти в действующее международное право.

Понятие «не вступивший в силу международный договор Российской Федерации» предполагает, что это должен быть договор, уже подписанный должным образом уполномоченным лицом, но еще не ратифицированный Государственной Думой и не утвержденный иным федеральным органом государственной власти. Впрочем, в этом понятии можно усмотреть и некоторую неопределенность. Не ясно, понимает ли под ним Конституция вообще не вступивший в силу договор, или же договор, не вступивший в силу только для России. Может ли, к примеру, Конституционный Суд рассматривать запрос о конституционности действующего многостороннего договора, полноправной стороной которого Россия еще не стала?

Устранить такую неопределенность может либо толкование соответствующего положения Конституции, либо практика Конституционного Суда. Что касается практики, то она минимальна. До настоящего времени Суд вынес два решения по делам о конституционности международного договора, причем первое из них было не по существу вопроса.

12 февраля 1999 г. группа депутатов Государственной Думы обратилась в Конституционный Суде запросом о проверке конституционности российско-украинского Договора о дружбе, сотрудничестве и партнерстве 1997 г. К тому моменту Договор уже был ратифицирован украинской стороной. Пока Суд занимался предварительным изучением запроса, процесс ратификации шел полным ходом, и уже 1 апреля 1999 г. Россия и Украина обменялись ратификационными грамотами, после чего Договор вступил в силу. Суду лишь оставалось вынести решение об отказе в рассмотрении запроса по существу, поскольку он не вправе оценивать конституционность уже действующего договора.

20 июня 2012 г. группа депутатов Государственной Думы попыталась оспорить конституционность Протокола о присоединении России к Марракешскому соглашению об учреждении Всемирной торговой организации и добиться отказа введения в действие и применения в РФ как самого Протокола, так и приложений к нему, находящихся в неразрывной связи с Марракешским соглашением и всеми прилагаемыми к нему многосторонними торговыми соглашениями. В частности, заявители ссылались на несоблюдение процедуры ратификации, которая к моменту подачи запроса уже началась, а также требований, вытекающих из закрепленного Конституцией разграничения предметов ведения между органами государственной власти Федерации и субъектов. Они также высказали опасения в том, что обязательная процедура урегулирования споров в ВТО приведет к «обязывающему вмешательству международной организации», чем будет нарушен суверенитет РФ и конституционный принцип разделения властей, создана угроза ее национальной безопасности. Конституционный Суд, тщательно рассмотрев доводы заявителей, не нашел оснований для признания Протокола не соответствующим Конституции.

Нередко заявитель, оспаривающий конституционность нормативного правового акта, привлекает международно-правовые нормы для аргументации своего запроса. При этом следует учитывать, что в соответствии с ФКЗ «О Конституционном Суде РФ» (ч. 3 ст. 74) Суд «при принятии решения не связан основаниями и доводами, изложенными в обращении».

В ноябре 1997 г. Конституционный Суд вынес решение по делу о проверке конституционности поправок и дополнений к Закону РФ «О Государственной границе Российской Федерации», которыми в то время самостоятельной Федеральной пограничной службе, ныне входящей в состав ФСБ, предоставлялось право взимать сбор при пересечении границы РФ. По мнению заявителя, а им был глава администрации Хабаровского края, взимание сбора нарушало, среди прочих статей ч. 2 ст. 27 Конституции, в соответствии с которой каждый может свободно выезжать за пределы РФ, а российский гражданин вправе беспрепятственно возвращаться на Родину. В подкрепление своей позиции заявитель обратился к соответствующим положениям Международного пакта о гражданских и политических правах 1966 г. и Конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 г. Однако Суд в своей аргументации лишь констатировал международно-правовые аргументы заявителя, проигнорировав их по существу, и в итоге решил, что законодатель вправе устанавливать новые налоговые платежи.

Здесь следует пояснить, что Суд не оценивал воздействия пограничного сбора на осуществление права, предусмотренного Конституцией. Такая оценка была бы возможна лишь после того, как сбор стал бы реально взиматься, чего до сих пор не произошло. А вот пример иного рода.

Вынося в июле 1999 г. решение по делу о конституционности отдельных положений Федерального закона «О культурных ценностях, перемешенных в СССР в результате Второй мировой войны и находящихся на территории Российской Федерации», Конституционный Суд не только не ограничился тем, что рассмотрел аргументы заявителя — Президента РФ, основанные на международных актах, как имеющих международно-правовое содержание, так и лишенных его, но и предпринял анализ некоторых международно-правовых источников, неупомянутых в обращении.

Конституция и Федеральный конституционный закон «О Конституционном Суде РФ» допускают ситуацию, когда международно-правовые акты могут фигурировать в передаваемых в Конституционный Суд спорах о компетенции, возникающих на федеральном уровне или на уровне субъектов Федерации или между федеральными органами государственной власти и органами государственной власти субъектов. Например. Государственная Дума может усомниться в праве исполнительной власти заключить некое международное соглашение. Или орган государственной власти субъекта Федерации может оспорить правомерность заключения федеральным органом международного договора, вторгающегося в область совместного ведения Федерации и субъекта, без предварительного согласования с последним. Или же Президент РФ может обратиться в Конституционный Суд с запросом о правомерности возбуждения Государственной Думой процесса денонсации международного договора.

Пока Суду не приходилось сталкиваться с жалобами, в которых бы оспаривалось право тех или иных органов государственной власти заключать или расторгать международный договор (в упомянутом деле, возникшем в связи с Протоколом о присоединении России к Марракешскому соглашению об учреждении ВТО, предметом запроса была процедура заключения международного договора). В возможном споре такого рода предметом является не столько международный акт, сколько акт национального органа, поэтому на первый взгляд международно-правовой элемент здесь менее выражен, чем в деле о конституционности не вступившего в силу международного договора. Однако, как представляется, если подобное дело когда-нибудь возникнет, то, решая его, Конституционному Суду, возможно, придется по-новому обратиться к уже знакомому ему по другим делам основополагающему акту международного права — Венской конвенции о праве международных договоров 1969 г.

В соответствии с ч. 1 ст. 46 Венской конвенции «государство не вправе ссылаться на тот факт, что его согласие на обязательность для него договора было выражено в нарушение его внутреннего закона в отношении компетенции заключать договоры».

Ясно, что Конституция РФ отвечает условию «закона основополагающего значения» и ее нарушение, в случае установления его Конституционным Судом, будет «явным» в силу уже того, что таковым «законом» является Конституция. И если, решая такое гипотетическое дело. Конституционный Суд установит, что орган государственной власти вышел за пределы своей компетенции, то в этом случае, как сказано в ст. 95 ФКЗ «О Конституционном Суде РФ», «акт утрачивает силу со дня, указанного в решении». Таким актом, в зависимости от предмета спора о компетенции, может быть закон о ратификации международного договора или акт иного уполномоченного органа.

Конечно, трудно себе представить, чтобы закон о ратификации международною договора оказался в центре спора между Президентом РФ и Государственной Думой, поскольку ратификация — это совместный акт главы государства и федеральной законодательной власти. Однако ситуация уже не покажется невероятной, если выяснится, что договор, акт о ратификации которого оспаривается, вторгается в область совместного ведения Федерации и ее субъекта или же туда, где субъект обладает всей полнотой государственной власти, но он обоснованно утверждает, что при заключении договора его мнением никто не поинтересовался. Такое утверждение, правда, не со стороны органа государственной власти субъекта Федерации, а со стороны депутатов Государственной Думы прозвучало в запросе о конституционности Протокола о присоединении России к Марракешскому соглашению. Однако Конституционный Суд, толкуя конституционные положения о компетенции субъектов в совокупности с Федеральным законом «О международных договорах Российской Федерации», пришел к выводу о том, что специальному согласованию с субъектами Федерации подлежат те из заключаемых международных договоров, «которые затрагивают функциональными обременениями именно эти субъекты Российской Федерации».

Надо сказать, что ФКЗ «О Конституционном Суде РФ» предъявляет к ходатайствам о разрешении спора о компетенции больше требований, чем к запросам о проверке конституционности не вступившего в силу международного договора. В частности, стороны спора должны исчерпать иные способы его разрешения. Если же Суд все-таки примет к рассмотрению спор о компетенции, предметом которого будет акт ратификации или утверждения международного договора, ему, по всей видимости, придется глубоко исследовать Венскую конвенцию о праве международных договоров.

Чаше всего Конституционный Суд обращается к международным источникам при рассмотрении жалоб граждан или объединений граждан, Уполномоченного по правам человека и запросов судов и Генеральною прокурора РФ, в которых оспаривается конституционность закона, примененного или подлежащего применению в конкретном деле. Суд не обязан этого делать, да и заявители не всегда ссылаются на такие источники. Однако Суд то и дело приводит в своих решениях международные договоры или даже акты международных организаций, вне зависимости от того, рассматривает он обращение по существу или нет, нередко используя такие источники для выявления конституционного смысла положений законов.

Особо следует отметить, что Конституционный Суд начал ссылаться на положения Конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 г. еще до ее ратификации Россией, а на практику Европейского суда по правам человека — до того, как было вынесено первое постановление по жалобе против России. В дальнейшем между Конституционным Судом и Европейским судом по правам человека установился диалог, входе которого первый, применяя правовые позиции и доводы второго в подкрепление выводов, сделанных на основе Конституции, стал проводником этих позиций и доводов в российскую правовую систему и правоприменительную практику.

В январе 2000 г. Конституционный Суд вынес Определение об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданки, утверждавшей, что ее конституционное право на судебную защиту нарушается ст. 79 ФКЗ «О Конституционном Суде РФ», согласно которой решение Суда является окончательным и не подлежащим обжалованию. Жалоба не упоминала каких-либо международных актов, однако Суд счел нужным аргументировать свою позицию ссылкой на Европейскую конвенцию о защите прав человека и основных свобод. И далее Суд высказал некоторые соображения в отношении содержания права на обращение в межгосударственные органы по защите прав и свобод человека, предусмотренного ч. 3 ст. 46 Конституции РФ. Напомним, что условиями осуществления этого права является наличие международного договора, в котором участвует Россия, и исчерпание всех имеющихся внутригосударственных средств правовой защиты.

Следует отметить, что жалобщица настаивала на принятии решения Судом, даже если он откажется рассматривать ее жалобу по существу, сочтя ее обращение не соответствующим требованиям Закона, который предоставляет заявителю право обращаться к Суду с таким требованием. Суду нередко приходилось сталкиваться со случаями, когда жалобы граждан явно не предназначены для их рассмотрения по существу и преследуют цель добиться хоть какого-нибудь решения Конституционного Суда. Рост числа таких жалоб, совпавший по времени с присоединением России к Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, мог создать впечатление, что просвещенные жалобщики рассчитывали таким образом поскорее выполнить условие исчерпания национальных средств правовой защиты, чтобы даже обращаться в Европейский суд по правам человека.

В решении по этой жалобе Суд разъяснил, что конституционное судопроизводство не обязательно является тем самым средством правовой защиты, исчерпание которого создает предпосылку для обращения в межгосударственный орган. Иными словами, такое исчерпание уже могло наступить или же наступит впоследствии вне связи с каким-либо действием Конституционного Суда.

Попутно Суд исправит допущенную им несколькими годами ранее оплошность, но и допустил новую. В одном из своих решений, вынесенных в мае 1996 г., Суд воспроизвел формулировку ч. 3 ст. 46 Конституции, снабдив ее некорректным комментарием: «Каждый вправе обратиться в установленном порядке в межгосударственные органы по защите прав и свобод человека, а значит, и обжаловать в них решение Конституционного Суда» (выделено нами). Решения Конституционного Суда не могут быть обжалованы в межгосударственных органах уже в силу того, что обращение туда возбудит не национальную конституционную, а иную процедуру, и основана она будет не на Конституции РФ и ФКЗ «О Конституционном Суде РФ», а на международном договоре, будь то Международный пакт о гражданских и политических правах или Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод. Да и сама Конституция РФ оперирует термином «обжалование» лишь применительно к национальной, но не к международной процедуре.

В рассматриваемом же решении Суд был более точен в формулировках, записав, что оспариваемое положение Закона «не препятствует обращению в межгосударственные органы но защите прав и свобод человека».

В марте 2000 г. Конституционный Суд огласил постановление по жалобе группы граждан на нарушение их избирательных прав Законом Оренбургской области «О выборах депутатов Законодательного Собрания Оренбургской области». В обоснование своей позиции заявители обратились как к Конституции РФ, так и к Международному пакту о гражданских и политических правах. Суд не ограничился простой констатацией международно-правового аргумента в жалобе, а пошел дальше. Разложив право на свободные выборы, как оно предусмотрено п. «b» ст. 25 Пакта, на составляющие его элементы или принципы, Суд заявил, что «конституционно обоснованным может быть признан только такой механизм организации и проведения выборов, который гарантирует соблюдение указанных демократических принципов». Тем самым с помощью международного договора Суд разъяснил содержание достаточно сжатого текста Конституции.

Особенно примечательна эволюция подхода Конституционного Суда к проблеме смертной казни. Конституция РФ допускает возможность установления федеральным законом такой меры наказания за особо тяжкие преступления против жизни впредь до ее отмены. При этом лицу, обвиняемому в совершении такого преступления, должно предоставляться право на рассмотрение его дела судом с участием присяжных заседателей (ч. 2 ст. 20). Вступая в Совет Европы в 1996 г., Россия обязалась подписать Протокол № 6 об отмене смертной казни к Конвенции о защите прав человека и основных свобод в течение одного года после вступления (что было сделано), а еще через два года его ратифицировать (чего так и не произошло). Кроме того, с момента вступления в Совет Европы Россия обещала Парламентской ассамблее установить мораторий на приведение в исполнение смертных приговоров.

Конституционный Суд своими средствами и без видимой связи с обязательствами России перед Советом Европы установил мораторий уже на само вынесение смертных приговоров. Постановлением, принятым в феврале 1999 г., запрещалось назначение наказания в виде смертной казни впредь до образования на всей территории страны работоспособных коллегий присяжных заседателей. Отпущенный на это законом срок должен был истечь 1 января 2007 г., но законодатель продлил его еще на три года. И если бы до 1 января 2010 г. Россия не ратифицировала Протокол № 6, а коллегии присяжных были образованы во всех субъектах Федерации, суды, строго говоря, были бы вправе вновь выносить смертные приговоры. Во избежание появления противоречивой правоприменительной практики в отношении возможности назначения наказания в виде смертной казни после введения судов с участием присяжных заседателей на всей территории страны Верховный Суд РФ обратился к Конституционному Суду с просьбой разъяснить смысл предписаний его Постановления с учетом новых условий.

В Определении, вынесенном 19 ноября 2009 г., Конституционный Суд констатировал длительное действие в России «комплексного моратория» на применение смертной казни, который включает в себя временный запрет на приведение в исполнение смертных приговоров (он начал действовать с момента принятия России в Совет Европы) и на само их вынесение (со дня подписания Россией Протокола № 6). Второй компонент комплексного моратория был подкреплен внутренним конституционно-правовым актом — Постановлением Конституционного Суда 1999 г., запрещавшим назначение наказания в виде смертной казни впредь до повсеместного образования коллегий присяжных заседателей. Комплексный мораторий также был также подкреплен устойчивой практикой самого Конституционного Суда по жалобам лиц, осужденных к смертной казни, практикой судов общей юрисдикции, а еще до сформирования первого компонента — практикой Президента по осуществлению помилования. Суд также пошел на неоднозначный шаг, признав Протокол № 6 — нератифицированный международный акт - «существенным элементом правового регулирования права на жизнь», тем самым интегрировав его в отечественную правовую систему. Следует исходить из того, что это мнение не создает общего правила для всех договоров, когда-то подписанных Россией, но по разным причинам не ратифицированных. В данной ситуации качество правового регулятора признано за Протоколом № 6 исключительно в силу того, что он оказался составной частью комплекса национальных и международных мер, направленных на осуществление конституционной цели - удаление смертной казни из перечня мер наказания.

Что касается вынесения Конституционным Судом заключения в связи с процедурой отрешения Президента от должности, то если когда-нибудь ему придется решать такую задачу, маловероятно, чтобы он обратился к международному праву, хотя иностранные аналогии могут оказаться полезными.

Остаются дела о толковании Конституции РФ. Здесь вероятна ситуация, когда Суду придется заняться поиском и анализом применимых норм международного права.

Решая редкие дела об абстрактном, т.е. не возникающем в связи с рассмотрением конкретного вопроса права, толковании Конституции, Суд не часто обращается к международно-правовым аргументам. Да и заявителей по таким делам пока мало интересовали те положения Конституции, в которых упоминаются общепризнанные нормы и принципы международного права или международные договоры Российской Федерации.

Одним из исключений стал запрос Думы Чукотского автономного округа о толковании ст. 69 Конституции РФ, которая гласит: «Российская Федерация гарантирует права коренных малочисленных народов в соответствии с общепризнанными принципами и нормами международного права и международными договорами Российской Федерации».

Заявитель просил, среди прочего, разъяснить, каковы права коренных малочисленных народов в соответствии с международным правом: имеют ли общепризнанные принципы и нормы международного права приоритет по отношению к нормативным правовым актам Федерации и ее субъектов; каков порядок применения таких принципов и норм. В кратком решении, вынесенном в декабре 1996 г., Суд отказал заявителю в рассмотрении его запроса, сказав, что, «отвечая на поставленные вопросы. Конституционный Суд Российской Федерации был бы вынужден, по сути, сформулировать конкретные правовые нормы, которые определяли бы правовой статус коренных малочисленных народов, их права и т.д., что явилось бы вторжением в компетенцию законодателя».

В то же время Конституционный Суд, не подменяя собой законодателя, может делать подсказки или даже давать инструкции законодателю, основанные на международном праве.

В Постановлении по делу о конституционности указов Президента в связи с событиями в Чечне, вынесенном в 1995 г., Суд упомянул Дополнительный протокол II к Женевским конвенциям о защите жертв войны 1949 г. Он не анализировал сам документ, однако недвусмысленно указал законодателю, что совершенствование законодательства, регулирующего применение вооруженных сил, должно осуществляться с учетом Протокола. А в Постановлении по жалобе нескольких граждан на нарушение их прав применением одной из статей ГПК РФ Суд обязал законодателя внести изменения в Кодекс для того, «чтобы гарантировать возможность пересмотра вступивших в законную силу судебных постановлений в случаях установления Европейским судом по правам человека нарушения положений Конвенции о защите прав человека и основных свобод при рассмотрении судом общей юрисдикции конкретного дела, в связи с принятием решения по которому заявитель обращался в Европейский суд по правам человека».

Впрочем, можно по-разному оценивать подсказку, данную Конституционным Судом правоприменителю в Определении, вынесенном 28 июня 2012 г. по жалобе гражданина, жаловавшегося на нарушение его прав рядом положений УПК РФ и ссылавшегося на заключение Комитета по правам человека по его же индивидуальной жалобе.

Признав, что соображения Комитета по конкретной жалобе, адресованные России, не равнозначны по своему правовому весу постановлению Европейского суда по правам человека, Конституционный Суд заявил, что «принятие Комитетом по правам человека соображений, содержащих адресованное Российской Федерации предложение о проведении повторного судебного разбирательства, является достаточным поводом для вынесения прокурором постановления о возбуждении производства ввиду новых обстоятельств, если выявленные Комитетом нарушения положений Международного пакта о гражданских и политических правах не могут быть исправлены в другом порядке, а их устранение необходимо для обеспечения правосудности вступившего в законную силу приговора (определения, постановления) суда и восстановления прав и законных интересов граждан и иных лиц». Подсказка или намек законодателю усматриваются в другом пассаже данного решения, которым «не исключается право федерального законодателя иным образом урегулировать механизм правового, в том числе уголовно-процессуального, реагирования на соображения Комитета по правам человека, принятые по индивидуальным сообщениям находящихся под юрисдикцией Российской Федерации лиц и констатирующие нарушение Российской Федерацией какого-либо из прав, закрепленных в Международном пакте о гражданских и политических правах».

Конституционному Суду приходилось уточнять свою трактовку международного права.

Так, в июле 1997 г. он принял решение по запросу судьи одного из областных судов, которая утверждала, что применение ряда положений Уголовно-процессуального кодекса в рассматриваемом ею деле нарушит не только Конституцию, но п. 7 с г. 14 Международного пакта о гражданских и политических правах. В соответствии с этим положением никто не должен быть вторично судим или наказан за преступление, за которое он был уже окончательно осужден или оправдан в соответствии с законом и уголовно-процессуальным правом. Конституционный Суд отказал в принятии запроса к рассмотрению по существу, однако заявил: «Если обнаруживается, что какая-либо норма противоречит общепризнанным принципам и нормам международного права или международным договорам Российской Федерации, при рассмотрении конкретных дел надлежит применять правила соответствующих международных актов».

Напомним, что второе предложение ч. 4 ст. 15 Конституции РФ наделяет приоритетом применения по отношению к внутреннему закону лишь международные договоры. Из приведенной выдержки из решения Суда видно, что он несколько произвольно воспроизвел конституционный текст, однако все-таки подтвердил приоритет не вообще международно-правовых принципов и норм, но именно «международных актов».

Позднее, в феврале 2001 г., Конституционный Суд высказал мнение о том, что «общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации, являясь составной частью ее правовой системы, имеют приоритет перед законом, устанавливающим отличные от них правила, и подлежат непосредственному применению судами общей юрисдикции». Тем самым Суд недвусмысленно распространил приоритет применения на общепризнанные принципы и нормы международного права, явно удалившись от текста Конституции.

Четырьмя годами позже Конституционный Суд указал, что общепризнанные нормы международного права «являются составной частью правовой системы Российской Федерации и подлежат исполнению наряду с федеральными законами», тем самым вернувшись к изначальному и буквальному пониманию первого предложения ч. 4 ст. 15 Конституции РФ.

В целом можно констатировать существование обширной практики Конституционного Суда РФ в отношении международного права. С самого начала своей деятельности Суд регулярно упоминает международные договоры или делает ссылки на общепризнанные нормы и принципы международного права, не всегда уточняя, какие именно нормы и принципы он имеет в виду. Однако, обращаясь к норме международного права, он не часто анализирует ее с той основательностью, с какой он исследует норму Конституции или иного внутреннего нормативного правового акта. Конституционный Суд РФ не всегда придает должное значение иерархии источников, приводя в своих решениях в качестве равнозначных универсальные и региональные договоры или обязательные нормы и рекомендации. Суд упоминал в качестве авторитетных источников международные договоры, в которых Россия не участвовала, или решения международных организаций, в которых Россия не состояла.

Итак, Конституционный Суд не применяет, в строгом смысле, международное право, иными словами, не использует его в качестве средства осуществления своих полномочий, не толкует углубленно его нормы. Кодексом для Конституционного Суда является Конституция РФ.

Судья Конституционного Суда, принимая присягу, клянется исполнять свои обязанности, «подчиняясь при этом только Конституции Российской Федерации, ничему и никому более» (ст. 10 ФКЗ «О Конституционном Суде РФ»). Тем не менее Конституционный Суд регулярно обращается к международно-правовым аргументам. Выводы Суда основаны прежде всего на Конституции, ее букве и духе, именно ее нормы являются применимым правом, а международное право служит дополнительным доводом, которым Суд пользуется для придания дополнительного веса своему решению. Вместе с тем из практики Конституционною Суда следует вывод о том, что он считает международное право необходимым критерием, которому должно соответствовать законодательство и практика судов, и нередко привлекает его при оценке поставленных перед ним вопросов права.

Isfic.Info 2006-2023